Цезарь и Клеопатра Шоу Бернард

Клеопатра (нахмурясь). Смеетесь? Смотрите, как бы вам не расхотелось смеяться. Когда-нибудь я заставлю вас служить мне так же, как служат Цезарю!

Хармиада. Этому горбоносому старикашке? (Смеются.)

Клеопатра (возмущенно). Помолчи, Хармиада. Не будь ты египетской дурочкой. Знаешь, почему я позволяю вам нахально болтать, а не обращаюсь с вами так, как обращалась бы Фтататита, будь она царицей?

Хармиада. Потому что ты во всем пытаешься подражать Цезарю, а он позволяет всем говорить, что им хочется.

Клеопатра. Я как-то раз спросила у Цезаря, почему он разрешает болтать при нем всякие глупости, и он ответил: пусть болтают, ты от них можешь узнать, что они такое. Если бы вы видели его глаза, вы бы все в комочки сжались, жалкие ничтожества! (Девушки смеются.) Ты над кем смеешься? Надо мной, над Цезарем?

Ирада. Над Цезарем.

Клеопатра. Не будь ты дурой, ты смеялась бы надо мной, а не будь ты еще и трусихой, ты бы сказала мне об этом. (Возвращается Фтататита.) Фтататита! Говорят, Потин предлагал тебе взятку, чтобы ты его ко мне пустила?

Фтататита. Клянусь предками моего отца…

Клеопатра (обрывает ее). Сколько раз я тебе говорила: не отпирайся. Ты готова целый день призывать предков в свидетели твоей честности. Возьми его деньги и пусть войдет. (Фтататита хочет возразить.) Ни слова. Иди.

Фтататита выходит. Клеопатра встает и в задумчивости расхаживает – от кресла до двери и обратно. Все поднимаются и стоят.

Ирада (неохотно поднявшись). Ох, поскорей бы этот Цезарь убрался отсюда.

Клеопатра (угрожающе). День, когда он уедет, будет черным днем для вас. Если бы я не стыдилась показать ему, что в душе я жестока не меньше, чем мой отец, ты бы пожалела о своих словах. Почему ты хочешь, чтобы он уехал?

Хармиада. Потому что он сделал тебя такой скучной, важной, философствующей. В нашем возрасте это хуже, чем удариться в религию. (Все смеются.)

Клеопатра. Прекратите ваше кудахтанье, слышите!

Хармиада (с наигранным смирением). Хорошо, мы постараемся быть достойными Цезаря!

Дамы опять смеются. Клеопатра, кипя, продолжает расхаживать. Возвращается Фтататита с Потином, который останавливается на пороге.

Фтататита (в дверях). Потин жаждет быть тобой услышанным.

Клеопатра. Довольно. Хватит. Пусть войдет. (Возвращается в кресло. Все тоже садятся, кроме Потина, – он выходит на середину комнаты. Фтататита занимает прежнее место.) Ну, Потин, что нового у твоих друзей-мятежников?

Потин. Я не сторонник мятежа, и пленникам не сообщают новостей.

Клеопатра. Ты пленник не больше, чем я и Цезарь. Вот уже шесть месяцев, как дворец осажден моими подданными. Ты гуляешь по набережной среди солдат. А у меня и у Цезаря разве больше простора?

Потин. Ты еще дитя, Клеопатра, и ничего в этих делах не смыслишь.

Дамы смеются. Клеопатра смотрит на него непроницаемым взглядом.

Хармиада. Я вижу, что ты не знаешь последних новостей, Потин. Клеопатра больше не дитя. Знаешь, как постареть и очень, очень поумнеть?

Потин. Предпочитаю поумнеть, не старея.

Хармиада. Поднимись на маяк и попроси, чтобы кто-нибудь столкнул тебя в море. (Дамы смеются.)

Клеопатра. Она права, Потин. Пока ты доплывешь до берега, с тебя смоет все твое самомнение! (Дамы смеются. Клеопатра раздраженно встает.) Уходите все! Я хочу поговорить с Потином с глазу на глаз. Выгони их, Фтататита! (Дамы со смехом выбегают. Фтататита закрывает за ними дверь.) А ты сама чего ждешь?

Фтататита. Не подобает египетской царице находиться наедине с…

Клеопатра (перебивает). Нет, я принесу тебя в жертву предкам твоего отца. Чтобы ты, наконец, поняла, кто из нас царица.

Фтататита (возмущенно). И ты туда же. Хочешь стать той, кого эти римляне зовут современной женщиной. (Выходит, хлопнув дверью.)

Клеопатра (сев). Ну, Потин, зачем подкупал Фтататиту? Что тебе от меня нужно?

Потин (внимательно к ней приглядываясь). Клеопатра, они говорят правду – ты в самом деле очень изменилась.

Клеопатра. Попробуй каждый день разговаривать с Цезарем целых полгода – и ты изменишься.

Потин. Все говорят, что ты без ума от этого старика.

Клеопатра. Без ума? Что это значит? Потеряла голову? О, нет, к сожалению, нет.

Потин. Почему к сожалению?

Клеопатра. Когда я была дурочкой, я делала все, что хотела. Теперь, когда Цезарь сделал меня мудрой, я делаю не то, что мне нравится, а то, что нужно. Счастья в этом нет, но в этом – величие. Теперь, если Цезарь отсюда уйдет, я сумею править Египтом. Ведь я для наших глупцов – то же, что для меня Цезарь.

Потин. А это не детская самоуверенность?

Клеопатра. Нет, нет, ничуть. Дело ведь не в том, умна ли я, а в том, что все другие еще глупее меня.

Потин (задумчиво). Да, в этом великий секрет государственной власти.

Клеопатра. Ну, так что ты хотел мне сказать?

Потин (смущенно). Я? Ничего.

Клеопатра. Ничего?

Потин. Попросить, чтобы меня отпустили – и только.

Клеопатра. Для этого тебе надо умолять Цезаря. Нет, ты пришел с каким-то планом, в расчете, что Клеопатра – все еще несмышленый котенок. А Клеопатра теперь царица, и твой план лопнул.

Потин (покорно кланяясь). Это верно.

Клеопатра (ликующе). Ага!

Потин (с пристальным взглядом). Скажи, Клеопатра, ты и в самом деле царица и уже не пленница Цезаря и не его раба?

Клеопатра. Все мы здесь его рабы, хотим мы этого или нет. А та, у которой хватает ума это понять, будет царствовать, когда Цезарь отсюда уедет.

Потин. Тебя не оставляет мысль о том, что он уедет.

Клеопатра. Ну и что же?

Потин. Разве он тебя не любит?

Клеопатра. Меня? Он никого не любит. Кого мы любим? Только тех, к кому не питаем ненависти: все люди либо чужие нам, либо враги – кроме тех, кого мы любим. Но Цезарь не такой. Он не знает ненависти. Он готов дружить с любым, как дружит с собаками и детьми. Ты не представляешь, как он ко мне добр: ни отец, ни мать, ни даже кормилица никогда обо мне так не заботились. Никогда так щедро не делились со мной мыслями.

Потин. А разве это не любовь?

Клеопатра. Но он даст всё это любой девчонке, которую встретит по дороге в Рим. Спроси у его раба Британна: к нему он так же добр. Да спроси у его коня! Он добр ко мне не потому, что я – это я; просто это в его характере.

Потин. Но почему ты думаешь, что он не любит тебя как мужчина женщину?

Клеопатра. Потому что я не могу заставить его ревновать. А я старалась.

Потин. Гм… Ну, а позволено будет спросить… ты сама любишь его?

Клеопатра. Разве можно любить бога? Кроме того, я люблю другого римлянина: я увидела его задолго до Цезаря. Он не бог, а человек, он умеет любить и ненавидеть, я могу причинить ему страдания. И он может причинить страдания мне.

Потин. А Цезарь это знает?

Клеопатра. Да.

Потин. И не сердится.

Клеопатра. Он обещал мне прислать моего любимого в Египет.

Потин. Не понимаю я этого человека.

Клеопатра (с величественным презрением). Тебе понять Цезаря? Да где тебе! (Гордо.) Я его понимаю – сердцем.

Потин (ненадолго задумавшись, почтительно). Царица соблаговолила сегодня принять меня. Что желала мне сказать царица?

Клеопатра. Вот что. Ты думаешь, что, посадив моего несмышленыша-брата на престол, ты будешь править Египтом?

Потин. Так изволила сказать царица.

Клеопатра. Царица изволит сказать еще нечто. Цезарь съест и тебя, и Ахиллу, и моего братца, как кот мышей, и набросит на себя Египет, как пастух набрасывает плащ. А после этого он вернется в Рим и оставит меня правительницей.

Потин (с яростью). Никогда! У нас тысяча солдат на каждые его десять. Мы столкнем его жалкие легионы в море.

Клеопатра. Ты мелешь вздор, как последний невежа. Беги, торопись, зови свои тысячи. Митридат, царь Пергамский, подходит с подкреплениями для Цезаря. Если вы ничего не смогли с ним сделать, когда у него было два легиона, что же будет с вами, когда их будет двадцать?

Потин. Клеопатра…

Клеопатра. Довольно, довольно. О, Цезарь меня испортил! Если бы не он, стала бы я разговаривать с таким ничтожеством. (Выходит. Потин с гневным жестом идет за ней, но появляется Фтататита и преграждает ему дорогу.)

Потин. Дай мне уйти из этого ненавистного места.

Фтататита. Чем ты рассержен?

Потин. Да падет на нее проклятье всех богов Египта! Продала страну римлянину, а теперь хочет выкупить ее своими поцелуями.

Фтататита. Глупец – разве она не сказала тебе, что ждет отъезда Цезаря?

Потин. Ты подслушивала?

Фтататита. Честная женщина должна быть под рукой у царицы, когда с ней ты.

Потин. Клянусь богами Египта…

Фтататита. Довольно богов Египта – боги Цезаря могущественнее. Чего ты добился от Клеопатры, египтянин? Она не слушает никого из своего народа: она считает нас детьми…

Потин. Пусть за это погибнет.

Фтататита. Да отсохнет язык твой за эти слова. Иди! Вызови сюда Люция Септимия, убийцу Помпея. Он римлянин, может быть, его она послушает. Иди отсюда.

Потин (загадочно). Я знаю, к кому мне пойти.

Фтататита (подозрительно). К кому же это?

Потин. К человеку поважнее Люция. И вот что, почтенная. Ты думала до приезда Цезаря, что ты со своей кликой будешь править Египтом именем Клеопатры. Я этого не…

Фтататита (с ожесточением). А ты и твоя клика – именем Помпея?

Потин. Лучше я и даже ты, чем женщина с римским сердцем. А именно такой стала Клеопатра. Пока я жив, она править Египтом не будет. Так что… так что подумай, с кем ты. (Уходит.)

Время приближается к ужину. На крыше дворца накрыт стол. Туда поднимается Руфий в сопровождении величественного придворного с жезлом. За ними идет раб и несет инкрустированный табурет. Преодолев множество ступеней, они, наконец, выходят на крышу с массивной колоннадой. Чтобы смягчить резкий свет и жар заходящего солнца, с северной и восточной сторон между колоннами натянуты легкие занавеси. Придворный заводит Руфия в одно из этих затененных мест. Между колоннами висит шнур, с помощью которого раздвигаются занавеси.

Придворный (с поклоном). Прошу римского военачальника подождать Цезаря здесь.

Раб ставит табурет у самой южной колонны и исчезает за занавеской. Руфий садится.

Руфий (отдуваясь). Ну и подъем! Интересно, какая тут высота?

Придворный. Мы на крыше дворца, о, любимец славы!

Руфий. Хорошо, что любимцу славы не надо подниматься еще выше.

С противоположной стороны, пятясь, появляется 2й придворный.

2й придворный. Дорогу Цезарю!

Входит Цезарь – только что из бани, в новой тунике пурпурного шелка, улыбающийся и праздничный. За ним два раба несут легкую кушетку, скорее даже – резную скамью. Ставят ее у самой северной из колонн с занавесями. После этого скрываются за занавесом, а за ними, с официальным поклоном, – оба придворных. Руфий встает навстречу Цезарю.

Цезарь. Руфий! (С восхищением разглядывает его наряд.) Новая золотая перевязь! Новая рукоятка у меча! И волосы подстрижены. Борода… не может быть! (Нюхает бороду Руфия.) Надушена, клянусь Юпитером Олимпийским.

Руфий (ворчливо). Думаешь, я это все для своего удовольствия?

Цезарь (любовно). Нет, сын мой, для моего, в честь моего дня рождения.

Руфий (презрительно). Твоего дня рождения! У тебя всегда день рождения, когда надо умаслить смазливую девчонку или задобрить посла! В прошлом году мы праздновали его семь раз.

Цезарь (виновато). Что правда, то правда. Никак не отучусь от мелкого вранья.

Руфий. Кто обедает с нами – кроме Клеопатры?

Цезарь. Сицилиец Аполлодор.

Руфий. Этот хлыщ!

Цезарь. Полно тебе. Этот хлыщ – забавный малый: историю расскажет, песенку споет, избавит нас от труда льстить царице. Что ему старые политики, казарменные бирюки вроде нас. Нет, Аполлодор хорош в компании, хорош.

Руфий. Ну да, немножко плавает, немножко фехтует, мог быть и хуже. Еще бы болтал поменьше.

Цезарь. Упаси его боги от этого! Ох, уж эта наша военная жизнь! Нудная, грубая жизнь, посвященная действию! Это самое плохое в нас, римлянах: вечно в трудах, в унылой работе – рой пчел, превратившихся в людей. Дай мне хорошего болтуна – остроумного, с воображением, чтобы умел жить, не заполняя всю свою жизнь работой!

Руфий. То-то ты будешь рад такому болтуну, когда кончится ужин. Ты заметил, что я пришел раньше срока?

Цезарь. Ага! Я подумал: это неспроста. В чем дело?

Руфий. Нас тут никто не услышит?

Цезарь. Если будем прятаться, нас захотят подслушивать. (Дважды хлопает в ладоши. Занавеси раздвигаются; за ними сад на крыше, с праздничным столом посередине, накрытом на четыре персоны: два прибора с торцов и два рядом. Со стороны Руфия и Цезаря стол уставлен золотыми сосудами для вина и чашами. Разодетый дворецкий руководит рабами, расставляющими еду. С обеих сторон сад окружен колоннадой; в глубине она образует просвет наподобие высоких ворот, за которыми открывается вид на западную часть неба. Посреди него на пьедестале высится статуя сидящего Ра с головой сокола, увенчанной солнечным диском и змеей. Алтарь у него в ногах – простой елый камень.) А теперь нас все видят, и подслушивать неинтересно. (Садится на скамью, принесенную двумя рабами.)

Руфий (сев на табурет). Потин хочет с тобой поговорить, советую его принять – тут среди женщин что-то затевается.

Цезарь. А кто такой Потин?

Руфий. Опекун царенка, рыжий евнух, которого ты держишь в плену.

Цезарь (недовольно). Как, он еще не сбежал?

Руфий. Нет.

Цезарь. Почему? (Величественно поднимаясь.) Вместо того, чтобы наблюдать за врагами, ты кого-то сторожишь. Сколько раз я говорил тебе: пленные пусть убегают! Если нет особого распоряжения. И без него слишком много ртов.

Руфий. А ты бы дал мне возможность его прикончить, и нам бы остался его паек. Он не желает бежать. Часовые трижды говорили ему, что насадят его на копье, если еще раз увидят. Что им еще остается? Но он предпочитает торчать здесь и шпионить за нами. Да и я поступил бы так же, столкнись я с полководцем, подверженным припадкам милосердия.

Цезарь (ему нечем возразить). Хм… А теперь он хочет видеть меня?

Руфий. Да.

Цезарь. И ты хочешь, чтобы я его принял?

Руфий. Я ничего не хочу. Не сваливай на меня. Поступай, как знаешь.

Цезарь (с таким видом, будто делает это только ради Руфия). Ну что ж, ладно, зови его.

Руфий. Эй! Пропустите! … Иди сюда!

Входит Потин и недоверчиво останавливается между ними, переводя взгляд с одного на другого.

Цезарь. А, Потин! Милости просим! Что у тебя новенького?

Потин. Цезарь, я пришел предупредить тебя об опасности и кое-что предложить.

Цезарь. Какая там опасность! Давай предложение.

Руфий. Какое там предложение? Давай про опасность!

Потин. Цезарь, ты думаешь, что Клеопатра тебе предана?

Цезарь (серьезно). Друг мой, я сам знаю, что я думаю. Ну, предлагай.

Потин. Я буду краток. Не знаю, какие неведомые боги помогают тебе. Ты удерживаешь дворец и полоску берега против целой армии и всего народа. С тех пор, как мы отрезали тебя от озера, и ты вырыл колодцы в солончаках и стал доставать из них пресную воду, мы поняли, что боги твои непобедимы, и сам ты – великий кудесник. Я тебе больше не угрожаю.

Руфий. До чего благородно с твоей стороны!

Потин. Хорошо. Как скажешь. Наши боги послали северо-западный ветер, чтобы ты остался у нас в руках, но ты оказался сильнее их.

Цезарь (мягко побуждая его перейти к делу). Да, да, мой друг. Но что же дальше?

Руфий. Выкладывай. Зачем пришел?

Потин. У тебя в лагере измена. Клеопатра…

Дворецкий (объявляет). Царица! (Цезарь и Руфий встают.)

Руфий (Потину, вполголоса). Болван! Быстрее надо излагать!

В пролете между колоннами появляется пышно наряженная Клеопатра. Она проходит мимо статуи Ра, мимо стола и останавливается перед Цезарем. За ней идут придворные дамы во главе с Фтататитой. Цезарь предлагает Клеопатре место, и она садится.

Клеопатра (заметив Потина, живо). Что он тут делает?

Цезарь (усевшись рядом с ней, в наилучшем расположении духа). Он как раз собирается мне что-то о тебе рассказать. Сейчас услышишь. Продолжай, Потин.

Потин (в замешательстве). Цезарь… (Умолкает.)

Цезарь. Ну, договаривай.

Потин. То, что я хотел сказать, предназначено для твоих ушей, а не для ушей царицы.

Клеопатра (со сдержанным бешенством). У нас есть способ заставить тебя говорить. Берегись!

Потин (с вызовом). Цезарь не применяет таких способов!

Цезарь. Друг мой, когда человеку нужно что-то сказать, трудность не в том, чтобы заставить его говорить, а в том, чтобы помешать ему говорить это слишком часто. Я отмечу мой день рождения тем, что отпущу тебя на свободу. Прощай. Думаю, что мы больше не увидимся.

Клеопатра (сердито). Цезарь, это милосердие нелепо.

Потин. Позволь поговорить с тобой наедине. От этого может зависеть твоя жизнь. (Цезарь величаво поднимается.)

Руфий (Потину, вполголоса). Осел! Теперь начнет витийствовать.

Цезарь (тоном оратора). Потин…

Руфий (перебивает его). Цезарь, обед простынет, если опять заведешь любимую проповедь о жизни и смерти.

Клеопатра (чинно). Руфий, помолчи. Я желаю слушать Цезаря.

Руфий (бесцеремонно). Царица – ты это уже слышала. И на прошлой неделе повторила Аполлодору, и он подумал, что это твои мысли. (Отбросив всю свою величавость, Цезарь садится и, явно забавляясь, лукаво поглядывает на разъяренную Клеопатру. Руфий кричит.) Стража! Выпустить пленного! Он свободен. (Потину.) Проваливай. Ты упустил свой шанс.

Потин (вспылив и забыв об осторожности). Я всё скажу!

Цезарь (Клеопатре). Видишь? Никакие пытки не выжали бы из него ни слова.

Потин. Цезарь, ты научил Клеопатру искусству римлян править миром.

Цезарь. Увы! Они не умеют управлять даже собой.

Потин. Неужели она тебя так опутала, что ты не видишь, как она ждет не дождется твоего отъезда, чтобы самой править Египтом!

Клеопатра (вставая). Лжешь!

Цезарь (с возмущением). Как? Ты позволяешь себе оправдываться?

Клеопатра (сдерживая ярость). Нет, я не стану оправдываться. Пусть говорит. (Снова садится.)

Потин. Клянусь! Это я слышал из ее собственных уст. Ты для нее всего лишь орудие. Ты должен сорвать венец с головы ее брата и надеть на ее голову. Отдать нас всех в ее руки – да и себя заодно. А затем Цезарь может отбыть в Рим. Или во врата смерти – оно и вернее, и ближе.

Цезарь (спокойно). Что ж, друг мой, разве это не в природе человеческой?

Потин (с удивлением). Как, ты оправдываешь измену?

Цезарь. Оправдываю? Ах ты, глупый египтянин, что тут можно осуждать? Разве я осуждаю ветер, когда он пронизывает меня до костей, или ночь, когда я спотыкаюсь во тьме? Разве можно осуждать молодость, которой мешают старики, или честолюбие, которому не дают дорогу? Ты бы еще мне донес, что завтра с утра встанет солнце!

Клеопатра (не в силах сдержать свой гнев). Но это – ложь, ложь, клянусь!

Цезарь. Это правда, сколько бы ты ни клялась. Даже если ты веришь своим клятвам. (Клеопатра горячится и чуть не плачет от обиды. Цезарь не хочет, чтобы другие видели ее смятение. Он встает и подводит Потина к Руфию.) Пойдем, Руфий, проводим Потина, мне надо ему что-то сказать. (Вполголоса.) Дадим царице время взять себя в руки. (Вслух.) Пойдемте. (Уводит Потина и Руфия, разговаривая с ними на ходу.) Потин! Скажи твоим друзьям, что я сторонник мирного урегулирования спорных вопросов… (Уходят, конца разговора не слышно.)

Клеопатра (шепотом). Фтататита, Фтататита!

Фтататита (быстро идет к ней от стола, поглаживает ее). Тише, дитя, успокойся.

Клеопатра. Нас могут услышать?

Фтататита. Нет, сердце мое, нет!

Клеопатра. Слушай меня. Если он выйдет из дворца живым, не видать тебе больше лица моего.

Фтататита. Он?.. Пот…

Клеопатра (зажимает ей рот). Задуши его так же, как я задушила его имя на твоих губах! Сбрось его со стены! Расшиби его о камни! Убей, убей, убей его!

Фтататита (оскалив зубы). Собаке собачья смерть.

Клеопатра. Не исполнишь – никогда больше не допущу к себе.

Фтататита. Да будет так! Не увидишь меня, пока глаза его не покроет смертный мрак.

Возвращается Цезарь с Руфием и изысканно одетым Аполлодором).

Клеопатра (Фтататите). Возвращайся скорее. (Фтататита, многозначительно взглянув на госпожу, выходит мимо Ра. Клеопатра, как козочка, подбегает к Цезарю.) Цезарь! Наконец-то ты вернулся. (Ласкаясь.) Я думала, ты на меня сердит. Здравствуй, Аполлодор. (Протягивает ему руку для поцелуя, не отпуская Цезаря.)

Аполлодор. Клеопатра с каждым днем становится все прекраснее и женственнее.

Клеопатра. Правда, Аполлодор?

Аполлодор. Даже не четверть правды. Наш друг Руфий бросил в море раковину. Цезарь нашел в ней жемчужину.

Цезарь. Цезарь нашел там ревматизм. К столу! К столу!

Клеопатра (подпрыгивая, как маленькая серна). К столу, к столу! Какой ужин я тебе заказала, Цезарь!

Цезарь. Ну? А что мы будем есть?

Клеопатра. Павлиньи мозги.

Цезарь (облизываясь). Павлиньи мозги! Слышишь, Аполлодор?

Аполлодор. Я предпочитаю соловьиные языки. (Подходит к одному из приборов, поставленных рядом.)

Клеопатра. Руфий – жареный кабан!

Руфий (с жадностью). Отлично! (Подходит к своему месту – оно рядом с Аполлодором, слева.)

Цезарь (глядя на свое место у конца стола, по левую руку от Ра). Где моя кожаная подушка?

Клеопатра (с противоположного конца). Я приготовила тебе новые.

Дворецкий. Эти подушки, Цезарь, из мальтийской кисеи, набиты листьями роз.

Цезарь. Листьями! Я что – гусеница? (Сбрасывает подушки и садится на кожаный матрасик, который был под ними.)

Клеопатра. Как не стыдно! Мои новые подушки!

Дворецкий (рядом с Цезарем). Чем нам возбудить аппетит Цезаря?

Цезарь. А что у тебя есть?

Дворецкий. Морские ежи, черные и белые морские желуди, морская крапива, садовая славка, багрянки…