33 счастья Хмельницкая Ольга

– Подумайте о Маше, оставшейся в общежитии, – строго сказал он, – ведь вполне может статься, что она передумает уходить к Пете и вернется к вам. Особенно если все узнают о том, что именно вы сделали крупное научное открытие.

– Какое открытие? – не понял аспирант.

– Ну, я не знаю пока, какое, – пожал плечами Игорь Георгиевич, – какое-нибудь! Это от вас зависит! Правда, если вы будете продолжать думать о девушках, а не о науке, то, конечно, никакого открытия вам не видать, как своих ушей.

Сам Слюнько в глубине души мечтал получить Нобелевскую премию.

– К сожалению, ни о каком открытии пока речи идти не может, – язвительно напомнил Защокин, – яйцо украдено.

Все дружно насупились.

– Надо ехать и искать его, – пожала плечами Филимонова, – какой смысл сейчас ссориться? Прежде надо найти яйцо.

– Если бы яйцо было хоть чуть-чуть радиоактивным, мы могли бы найти его по следу, – вздохнул молоденький парень с усиками. Он глядел на Защокина с восхищением.

– А вы думаете, что оно таки радиоактивное? – переспросила молодого человека Марьяна.

Разговор незаметно для участников беседы входил в мирное конструктивное русло.

– Нет, – покачал головой парень и разгладил усы, – мы, разумеется, не верим во всю эту чушь о внеземном происхождении яйца. Без сомнения, это наш простой российский динозавр, вполне аутентичный. Но тот факт, что он много миллионов лет пролежал в леднике, мог изменить его радиоактивность.

– Каким это образом? – не понял Слюнько. – Камни вот лежат миллионы лет, и никакой особенной радиоактивности в них нет.

И он показал на щебень, насыпанный вдоль обочины.

– Мы не думаем, что яйцо – радиоактивное, – пояснил Защокин, причем на этот раз он не кричал, а говорил вполне спокойно, – просто мы на это надеемся. Это помогло бы нам легко установить, куда его унесли.

– Да, отследить радиоактивный след легче легкого, – кивнул профессор, – но я бы на это не надеялся. Думаю, что ничего подобного там нет.

– Если честно, я тоже так считаю, – пояснил Александр Павлович. – Но это легко выяснить. Как только мы приедем на биостанцию, то решим этот вопрос. Правда, там, как я понял, кроме похищения яйца, возникли еще кое-какие проблемы.

– Какие? – спросили Слюнько и Марьяна, поочередно вылезая из кузова грузовика.

– На биостанции совершено убийство, – ответил Защокин.

Его голос прозвучал зловеще.

– Ах! – воскликнула Филимонова.

– Какой кошмар! – проговорил Слюнько, сильно побледнев.

– И мы туда едем? – с ужасом проговорил было Бубнов, но наткнулся на взгляд Алены и тут же постарался придать своему лицу мужественное и решительное выражение.

– Погиб орнитолог, – продолжил академик, – когда мы погрузим все наши вещи, я позвоню своим знакомым в ФСБ и узнаю подробности этого происшествия, – сказал он.

Дождь лил не переставая. За горизонтом продолжало громыхать.

Непосредственный начальник Владимира Евгеньевича Рязанцева сидел перед президентом Российской Федерации, уткнувшись глазами в стол.

– И как это называется? – строго спросил президент. – Все новостные каналы заполнены информацией о том, что яйцо пропало. А ведь я просил вас, лично вас, направить на биостанцию людей для охраны раритета!

Начальник опустил голову еще ниже.

– Я сделал все возможное, – сказал он. – На объект были направлены двое лучших наших сотрудников. Если они не смогли сохранить яйцо в целости и сохранности, то никто бы не смог.

– Ваши люди сейчас на станции? Они выходят на связь? – спросил президент, уперев взгляд в собеседника. – Мне только что звонил министр внутренних дел. Там убили человека, после чего связь с биостанцией прервалась. Никто не знает, что там происходит в настоящий момент. Поэтому я и спрашиваю, где ваши люди?

Шеф Рязанцева покраснел до корней волос.

– Видимо, – ответил он, – они еще не добрались до цели. Я ожидаю, что они объявятся в самое ближайшее время. Дело в том, что после обвала на дороге биостанция оказалась отрезанной от внешнего мира. Добраться до нее можно только пешком. А в этом регионе бушует страшная буря.

Он опустил голову еще ниже.

– Ладно, будем ждать, – сухо сказал президент, – но имейте в виду, что если яйцо не найдется, вы напишете заявление об отставке.

Начальник Владимира Евгеньевича уныло кивнул, попрощался и вышел. Чувствовал он себя неважно.

Второй коридор, не отмеченный штрихом, был сырым. На стенах рос мох. Виднелись влажные потеки. Возле стенки пробежал большой паук. Виктория вздрогнула.

– Будь осторожна. Скорее всего, он ядовит, – сказал Юрий, – хоть я и ботаник, но мне это насекомое не нравится.

– Тут бы Курочкин мог что-то подсказать, – вздохнула Сушко, – но, к сожалению, неизвестно, где он сейчас находится.

– Может, это он кричал? – предположил Бадмаев. – Может, он вообще – не жертва преступления. Возможно, наш энтомолог погнался за какой-нибудь особо интересной шести– или восьминогой тварью, потерял ориентировку и заблудился. И все это произошло вполне добровольно.

– И как нам теперь его искать? – спросила Сушко. – Тоже покричать?

– Опасно, – отрицательно покачал головой Бадмаев, – нас может услышать убийца. А он где-то здесь. Он даже провод сюда, вниз, протянул. Где-то неподалеку его логово. Комфортное, со светом и электричеством. В логове – инкубатор. А в инкубаторе – яйцо.

Юрий замолчал, повернулся и пошел дальше. Девушка последовала за ним. Она внимательно смотрела по сторонам, но паука нигде не было видно.

«Большой, черный, мохнатый, омерзительный, – думала Виктория, – что он здесь ест? Вернее, кого? Мух что-то не видно».

На секунду Сушко стало жаль, что она специализировалась на изучении млекопитающих, а не насекомых. Тогда бы она знала о пауках все. Бадмаев подошел к стене и посветил на известняк. Здесь он был не привычного светло-бежевого цвета: потемнел и был весь в грязных разводах. Кое-где рос лишайник.

– Это вид Lichenes, отряд Collema, – сказал Юрий. – Они любят влагу и темноту.

Они прошли еще несколько десятков метров. Коридор петлял, то забираясь вверх, то опускаясь вниз, и становился все уже. С потолка свисала какая-то темная бахрома, похожая на обрывки ткани.

– Какие интересные экземпляры, – сказал Бадмаев, – это так называемые «кустистые» лишайники, но они, насколько мне известно, являются светолюбивыми. Видимо, это какой-то особый подвид.

Юрий поднял фонарик и посветил на потолок. Среди темной, осклизлой и похожей на извлеченные из аквариума водоросли растительности красовался мохнатый паук.

– Ого! – сказал Бадмаев. – Да они, оказывается, сидят на потолке. Надо быть аккуратными, а то, возможно, эти твари именно так и атакуют свою добычу, прыгая сверху.

Сушко испуганно втянула голову в плечи.

– А почему в других туннелях такого нет? – спросила она. – Там пусто!

– Сочетание факторов, – ответил Бадмаев, – судя по всему, этот коридор выходит на поверхность возле ручья. Тут постоянно сыро. Насекомые и животные легко проникали в туннель, где со временем сложилась уникальная биосистема. Жаль, что я не знал об этом месте раньше. Тут невероятные лишайники!

Через несколько минут молодые люди вышли из туннеля под дождь. У их ног тек ручей, превратившийся из-за ливня в полноводную реку.

Крик затих. Короткие волосы Евы, несколько секунд стоявшие дыбом, опали. Девушка вскочила. Она тяжело дышала. Все органы чувств у нее были предельно напряжены.

– Что это? – одними губами проговорила Ершова. – Кто это кричал? И совсем близко!

Забыв об усталости, девушка принялась отшвыривать прочь камни и откатывать в сторону валуны.

– Если бы дело происходило далеко, я бы не услышала крика, – приговаривала Ева, напряженно работая, – скалы замечательно поглощают звуки.

Тряпки, которыми она обмотала руки, пропитались кровью. Каждый раз, когда Ершова касалась ладонями камней, на них оставался алый след. Луч от шахтерского фонарика ярко освещал известняковые стены туннеля. Еве попался особо крупный валун, перегородивший коридор. Девушка убрала все мелкие камни, потом откатила крупные. Валун стоял посреди туннеля, уперевшись в пол, стены и потолок.

«Ну и что же мне теперь делать?» – растерянно подумала Ева.

Она поковыряла справа от камня. Между стеной и застрявшим валуном образовалась щель. Она пробила завал насквозь, но у девушки не было возможности убрать со своего пути последний камень. За этой преградой царила темнота. Ершова прижалась лицом к щели и заглянула в проем. Ей показалось, что в глубине пещеры она видит что-то багрово-красное.

«У меня галлюцинации», – подумала Ева, тряхнув головой.

Она выключила шахтерский фонарик. Наступила тьма. Потом девушка еще раз приникла лицом к щели. В круглой пещере, отгороженной от Евы валуном, стоял стол, а на нем – две тусклые красные лампы. Они бросали кровавый отблеск на какой-то круглый гладкий предмет, который, казалось, был сделан из мрамора.

– Яйцо, – тихо прошептала Ершова. – Это яйцо!

У нее перехватило дыхание. Яйцо было огромным.

– Барионикс, – сказала Ева, – я случайно наткнулась на него! Кто-то украл яйцо и спрятал его в пещере.

Где-то вдали послышался шелест шагов. В каменную комнату, где лежало яйцо, вошла какая-то тень, но света, который давали инфракрасные лампы, не хватало для того, чтобы полностью осветить человека.

«Вот он, похититель, – подумала Ершова. – А теперь мне надо подождать, пока он выйдет, прорваться в комнату и устроить там засаду».

Девушка затаилась, стараясь не дышать. Темная тень протянула руку и погладила матовую поверхность яйца.

Грузовик выехал из Краснодара около трех часов ночи. Шел дождь. Ученые кутались в полиэтилен. Ящики с оборудованием грохотали, когда машина подскакивала на ухабах. Марьяна незаметно проверила, на месте ли алмазный резак и компактная лазерная установка. Все было в полном порядке. Слюнько и Защокин беседовали, привалившись к борту грузовика. Разговор их протекал вполне мирно. Алена сидела рядом с отцом и смотрела на Бубнова, бросавшего на девушку страстные взгляды, но не смевшего пересесть поближе. Подчиненные академика дремали, убаюканные дорожной тряской.

– Там ужас что происходит, – говорил Защокин, – сначала, оказывается, директор биостанции, некая Анастасия Геннадиевна Колбасова, позвонила в УВД города Туапсе и сообщила о том, что у них произошло убийство, а яйцо похищено, а потом связь и вовсе прервалась. Сколько на станцию ни звонят, там никто не отвечает.

– А как к ним можно позвонить? По спутниковой связи? – спросил Слюнько.

– Да, у них телефон системы «Иридиум», он работает повсюду в мире, – пояснил академик. – Мы можем хоть сейчас туда позвонить.

Трясясь на ухабах и не попадая пальцами в клавиши, академик набрал номер. Трубку никто не снял.

– Не отвечают, – вздохнул Защокин, – это кошмар, что творится! Такое впечатление, что там все умерли. Кстати, вы, наверное, знаете, что дорогу на биостанцию несколько дней назад завалило и что нам придется идти пешком и тащить на себе все оборудование?

– Нет, я этого не знал, – ответил профессор, – но теперь в курсе. Ничего, дойдем. Мы можем взять часть вашего оборудования, наши чемоданы почти все пропали.

Бывшие непримиримые оппоненты повернулись друг к другу и крепко пожали руки.

– Я думал, что надо бы переждать непогоду, – сказал Александр Павлович после паузы, – но на биостанцию надо попасть как можно скорее. Конечно, яйцо украдено, но мы хотя бы сможем собрать мельчайшие частички скорлупы, оставшиеся на том месте, где оно лежало. У нас в составе команды есть физик, который может провести исследования. Кроме того, мы взяли с собой генетика. Если мы обнаружим хоть мельчайшую частичку скорлупы, он сможет выделить и проанализировать ДНК барионикса.

Слюнько пристыженно молчал. Он, конечно, тоже вез кое-какое оборудование, но экипировка криомедиков была на порядок серьезнее.

– Кстати, – спросил Защокин, – вы уверены, что это именно барионикс? Вся мировая пресса цитирует в этом вопросе вас. Но я, если честно, не уверен, что тип динозавра был определен правильно.

Слюнько слегка покраснел. Его брови воинственно наморщились, но почти сразу же вновь расслабились.

– Нет, – признался наконец профессор, – конечно, я не уверен. Да и откуда мне знать наверняка, что там внутри? Может, там детеныш атлантов? Может, там вообще нет ничего живого, а лежит бомба с часовым механизмом на десять миллионов лет! А может, там внутри зародыш ма-а-а-ахонького цыпленка, и яйцо просто разбухло до невероятных размеров из-за постоянного пребывания в сырости.

Защокин захохотал. Слюнько тоже затрясся от смеха. В этот момент машина резко дернулась вправо, ее тормоза завизжали, грузовик запрыгал по ухабам, а потом клюнул кабиной вниз и остановился. Все кинулись к бортам. Машина стояла, упершись радиатором в кювет. Из-под капота валил пар. Вокруг, громко чавкая сапогами, ходил водитель.

– Наверное, патрубок лопнул! – прокричал он. – Сейчас изолентой замотаю.

Водитель распахнул капот. Оттуда вырвалось большое облако пара. С неба лил дождь. Шофер испуганно посмотрел вверх и захлопнул капот.

– Нужно подержать полиэтилен, – крикнул он, – пока я починю агрегат. А то сейчас тут все водой зальет, и аут. Копец!

Алена, Бубнов, молоденький парень с усиками и молчаливый бородач, оказавшийся физиком, растянули над капотом кусок полиэтилена. Их ноги почти мгновенно ушли в грязь по колено. Вся четверка подняла руки вверх и замерла, напоминая то ли атлантов, то ли кариатид. Вода лилась по их рукам, затекала в рукава, неприятно холодила поясницу и стекала в обувь. Впрочем, обувь и так была утоплена в грязи.

– А долго стоять? – робко спросила Алена.

– Я замотаю изолентой патрубок, и все, – хмуро сказал шофер. – Сразу же поедем.

– А как же мы отсюда выедем, – прогудел бородатый физик, – если даже колес не видно, так глубоко они ушли в грязь.

– Будем толкать, – грустно сказала Алена, – а что еще нам остается?

– Толкать? – испуганно воскликнул Бубнов. – Насколько я помню, «ЗИЛ-310» весит несколько тонн.

Алена бросила на него удивленный взгляд. Дима тут же изобразил на лице крутость настоящего мачо.

– Ну что нам несколько тонн, – пожал он плечом, – вытолкаем, конечно.

Бородач посмотрел на Диму внимательнее. Его умные глаза сузились.

– Меня зовут Миша, – сказал он, – Миша Манусевич. Я физик из Обнинска. Меня привлекли к проекту исследования яйца динозавра в последнюю минуту.

– Очень приятно. Дима! – сказал Бубнов. – Я аспирант профессора Слюнько.

Водитель ковырялся в капоте. Оттуда все еще шел пар. У четверки, державшей полиэтилен в вытянутых вертикально вверх руках, постепенно затекли все мышцы.

– Еще чуть-чуть, и я уроню свой край, – сказала Алена. – Я уже рук не чувствую.

– Держись, – сказал Манусевич, – в кузове остались только женщина и двое пожилых мужчин. То есть кадровый запас весьма ограничен. Предлагаю еще немного потерпеть.

Его худенький коллега с усиками громко скрипел зубами. Это был высокий и тощий молодой человек, который в школе на физкультуре отличался тем, что не мог не только ни разу подтянуться, но и даже просто висеть на турнике. Впрочем, хилый юноша был круглым отличником, и ему многое прощалось. Сейчас, стоя с полиэтиленом в руках, он скрипел зубами и жалел, что не делал зарядку.

«Я не уроню, я не уроню, – думал он. – А то ведь вся вода выльется на двигатель, карбюратор, свечи и провода. И все! Больше мы уже точно никуда не поедем».

Он скосил глаза на Манусевича, но физик стоял спокойно, не дрожал, не бледнел, и дышал, как обычно. Молодой человек с усиками уже еле держался.

«Ну как же я могу отпустить сейчас пленку или позвать на помощь, если даже Алена держится», – думал талантливый хлюпик, чувствуя, что у него немеет правая рука.

Дождь все продолжался. В центре полиэтилена, который держала четверка, собралась большая лужа. Водитель что-то ожесточенно ремонтировал.

– Тяжело? – сочувственно спросила Алена Бубнова.

Ее светлый хвостик намок и теперь висел сосулькой.

– Нормально, – ответил Дима, испытывая сильное желание бросить проклятый полиэтилен, развернуться и уехать прочь.

Трудности всегда вызывали в нем раздражение. Он чурался какой-либо работы, предпочитая ее имитировать. Обычно Бубнов говорил то, что от него хотели слышать другие, а если его просили помочь, он не отказывался, а просто находил причину, по которой не мог это сделать. Например, говорил, что у него болит голова. Если надо было напрячься, у Бубнова сразу же находилось множество разных дел – все срочные. В Академии наук, где вполне можно было существовать, годами ничего не делая, он чувствовал себя неплохо. Но сейчас, с полиэтиленом в руках, он понял, что научная работа – это иногда совсем не то, что он себе представлял. Аспирант поглядел на Алену, мужественно державшую пленку в трясущихся от напряжения руках, на Манусевича, явно работавшего за двоих, так как бледный усатый юноша не столько поднимал полиэтилен, сколько держался за него, и начал прорабатывать пути отхода.

Как ни нравилась ему Алена, самого себя Бубнов любил гораздо больше. Его стихией были эмоции, страдания, томные взгляды, но не реальные действия. С полиэтиленом в руках, под холодным дождем и с ногами, по колено ушедшими в грязь, вся любовь к Алене в нем испарилась без следа точно так же, как и интерес к таинственному кольцу, охватывающему кость ископаемой лапы барионикса. Бубнова ничего больше не интересовало. Ему хотелось покоя и комфорта. Напрягаться он не мог, не умел и не желал.

– А-а-а-а-а! Ой! – взвыл Дима, бросая полиэтилен и сгибаясь в три погибели.

Алена ринулась к повисшему в воздухе краю и успела перехватить его. Теперь она стояла, держа пленку двумя разведенными в стороны руками, и покачивалась от напряжения.

– Что такое? Что? Тебе плохо? – взволнованно спросила девушка аспиранта, пытаясь одновременно смотреть на Диму и держать пленку.

– Аппендицит, – простонал тот притворно. – Надо срочно в больницу!

Он добрался до дороги и, картинно воя и корчась, упал у колеса «ЗИЛа». Бубнов вполне мог упасть и прямо в грязь, но ему стало жаль одежду. Увидев, что над ним склонилось испуганное лицо Марьяны Филимоновой, он страдальчески закрыл глаза, имитируя обморок.

– Ну, пойдем назад, – сказал Юрий, увлекая Викторию от ручья обратно в поросший лишайником туннель.

Девушка последний раз глубоко вдохнула горный воздух, так контрастировавший с затхлой атмосферой подземелий, и нырнула в коридор вслед за Бадмаевым.

– Давай руку, – сказал молодой человек.

Сушко вложила пальчики в его широкую ладонь. Длинные и влажные отростки лишайника, свисающие с потолка, коснулись уха девушки. Ощущение было омерзительным. Виктория наклонилась.

– Сейчас пойдем исследовать третий туннель, – сказал Юрий, уходя все дальше и дальше от входа. – Может, там нам повезет.

В этот момент на шею Сушко что-то прыгнуло. Острые лапки крепко вцепились в волосы и кожу Виктории. Девушка попыталась вздохнуть, но горло ее перехватило паникой.

– Что случилось? – спросил ботаник, останавливаясь. – Что с тобой?

Он направил желтый луч фонарика на девушку.

– Паук! – воскликнул ботаник. – Не двигайся.

Прямо на шее Сушко, шевеля отвратительными черными конечностями, сидел паук. Виктория сжалась, пытаясь исчезнуть, спрятаться, раствориться в камнях, сделать все, что угодно, но только избавиться от ощущения смертоносного комка на шее. Казалось, паук, шевеливший всеми своими восемью ногами, наслаждался ужасом своей жертвы.

– Не дергайся, – попросил девушку Юрий еще раз, – может быть, он уйдет.

Но паук не уходил. Он слегка переместился и, расположив брюшко со смертоносным жалом прямо над пульсирующей на шее веной, казалось, ждал. Бадмаев сжал кулак.

– Это рискованно, – сказал он подруге, – но другого выхода нет. Сейчас я попытаюсь сбить его на землю. Постарайся не двигаться!

Юрий коротко размахнулся, но за мгновение до того, как рука Бадмаева смела паука на пол коридора, насекомое вонзило острое ядовитое жало глубоко в кожу Виктории.

Ева, не отрываясь, смотрела на тень, которая, погладив яйцо, выскользнула из каменного мешка. В комнате стояли стол и стул. В углу расположился ящик и на нем – электрический чайник. Вился черный провод.

«Мне надо попасть туда. И как можно быстрее! Нужно забрать яйцо, выбраться на поверхность и вызвать подмогу, которая вытащила бы Володю из ловушки», – думала Ершова, ощупывая края щели. Она вернулась к рюкзаку погибшего туриста. Там, в специальном кармашке, лежали альпеншток и набор альпинистских крючьев. Ева взяла один крюк, повесила на плечо альпеншток и, не зажигая света, подобралась к валуну, перегородившему туннель. Там она поставила стальной крючок под углом к булыжнику и принялась бить по нему тупым концом альпенштока, используя его в качестве молотка. Почти сразу же от известняка откололся довольно приличный кусок.

«Надо работать быстрее, – думала девушка, – ведь он может вернуться в любой момент. Преступник сразу увидит, что в стене появилось отверстие».

Ева совершенно не представляла, что и как произошло на биостанции. Существовала вероятность, что никакого похищения и не было, а яйцо перенесли сюда сами сотрудники станции, чтобы защитить его от неблагоприятных внешних воздействий. Впрочем, Ершова считала эту версию маловероятной.

«Это логово похитителя, – рассуждала она, – и редкостная удача, что я случайно наткнулась на него. Все-таки защита яйца – это наша с Володей главная задача на сегодняшний день».

При мысли о раненом женихе, которого она оставила в бедственном положении, сердце Евы заныло. Девушка приставила к камню стальной крюк и снова негромко застучала по нему молотком. Отвалился еще один кусок камня неправильной формы. К счастью, известняк довольно легко крошился. Ева долбила и долбила камень, время от времени останавливая работу и чутко прислушиваясь, но похититель не возвращался. Огромное яйцо тускло светилось в темноте. Оно было частично розовым, частично красным, а внизу, у самого ложа, и вовсе багрово-черным. Ершова долбила и долбила камень, откалывая от него куски, пока отверстие не стало достаточным для того, чтобы в него протиснуться.

– Еще не хватало застрять, – пробормотала Ева, пролезая в нишу.

Бесшумно, как большая кошка, она прошлась по пещере. Кроме инкубатора, в логове были стул, стол, электрический чайник, чашка со щербатым краем, пачка заварки, сахар в пакете, несколько пакетов быстрорастворимой овсянки. Желудок девушки тут же свело от голода, но она понимала, что медлить нельзя. Прислушиваясь, Ершова взяла яйцо в руки и чуть не упала.

Оно весило килограммов восемь.

«Хорошо хоть, что я не уронила его», – подумала Ева, вытирая со лба пот и прижимая огромное яйцо к животу. Внутри явственно ощущалась жизнь. Что-то пульсировало, двигалось, дышало внутри.

Ершова залюбовалась яйцом и не сразу услышала шаги. Похититель яйца возвращался в самый неподходящий момент.

Охнув, Виктория упала на известковый пол. Мохнатый паук соскочил с ее шеи и откатился было в сторону, но тут его раздавила нога Бадмаева. К сожалению, помочь Сушко это уже ничем не могло. Сознание девушки почти мгновенно затуманилось: жало паука попало ей в вену.

– Я умираю, – тихо сказала Виктория, глядя на зоолога широко раскрытыми глазами. – Я умираю, Юра.

Бадмаев наклонился к подруге и принялся высасывать яд из места укуса, но отраву уже вовсю разносила кровь, циркулирующая по организму. Руки девушки похолодели, в конечностях начались мелкие судороги, а кожа побледнела. Юрий смотрел на нее в полном отчаянии.

– Я сейчас, – сказал он, повернулся и побежал по туннелю.

В аптечке, хранившейся на биостанции, был антидот. Бадмаев мчался по туннелю, зная, что опаздывает, и понимая, что других шансов выжить у Виктории все равно нет. Он летел вперед, касаясь рукой стены коридора, выбежал в круглую галерею, откуда щупальцами спрута расходились туннели, и помчался вверх по узким, неровным и щербатым ступенькам.

– Только бы она не умерла, пока я не вернусь, – бормотал Юрий.

Одним махом распахнув тяжелую дверцу, отделявшую подвал от здания биостанции, ботаник выбежал в холл, мельком взглянул на тело Шварца, все еще лежавшее у стены и завернутое в оранжевый плащ, и ринулся на второй этаж, где хранилась аптечка. Он сорвал со стены шкафчик, на котором был нарисован красный крест, и распахнул его. Юрий помнил, как выглядели ампулы антидота и где они лежали.

Но сейчас их на месте не было.

В отчаянии Бадмаев вытряс все из шкафчика и, усилием воли уняв дрожь в руках, перебрал одно за другим лежавшие в нем лекарства. Но он не ошибся. Противоядия не было!

– Спасите! Помогите! – выл Бубнов, хватаясь за правую сторону живота. – У меня аппендицит!

Алена, хилый молодой человек с усиками и Манусевич продолжали держать полиэтилен в дрожавших от напряжения руках.

– Сейчас, сейчас! – приговаривал водитель. – Я уже почти замотал патрубок! Сейчас мы машину вытолкаем и молодого человека отвезем в больницу!

Такой вариант Диму вполне устраивал.

«Вот и хорошо, – подумал он, – я пока полежу в больничке, а вы займетесь поисками яйца. А потом, когда вы все сделаете, я выпишусь и тоже примажусь к когорте победителей».

И Бубнов принялся стонать и кататься по асфальту с удвоенной силой, с затаенной гордостью думая о том, что он таки великий артист.

– Какой ужас! – причитала Филимонова, глядя на аспиранта испуганными глазами. – Приступ аппендицита, это же кошмар! Надо срочно в клинику!

Белый как мел Слюнько взял Бубнова за руку и измерил ему пульс.

– Тахикардия, – проговорил Игорь Георгиевич.

Дима изобразил, что он задыхается и вот-вот потеряет сознание. В результате он добился того, что Филимонова, Слюнько и Защокин чуть не скончались от ужаса, глядя на его, Бубнова, мучения.

– Сейчас, сейчас! – бормотал водитель, понимая, что дело плохо.

Они уже находились на том участке дороги, который вел к биостанции и был отрезан камнепадом. До кучи булыжников, где ранее повредил ногу Рязанцев, оставалось не более семи-восьми километров.

– Мы не можем поймать машину, тут никто не ездит, – сказала Марьяна. – Варианта всего два. Либо наш грузовик все-таки ремонтируется и мы везем на нем Дмитрия в клинику, либо несем его туда на носилках.

В этот самый момент шофер закончил обматывать патрубок и опустил капот. Худощавый молодой человек с усиками, Миша Манусевич и Алена опустили вниз полиэтилен, который ранее держали в дрожавших от напряжения руках, и окружили страдающего Бубнова.

У Алены на глазах выступили слезы. Она опустилась перед аспирантом на колени и взяла в свои руки его ладонь.

– Он очень горячий, – сказала Защокина, – прямо-таки весь горит.

«Это я просто вспотел, пока держал полиэтилен», – подумал Дима.

За их спинами «ЗИЛ» взревел двигателем, но не двинулся с места. Колеса грузовика бешено вращались, расплескивая грязь, но он не только не продвигался вперед, но и, казалось, отъезжал назад.

– Он закапывается все глубже, – сказал Манусевич.

– Грузовик надо толкать, – добавил парень с усиками и замахал своими руками-палочками. – И подкладывать под колеса ветки, кирпичи и доски. Правда, – признался он, слегка сконфузившись, – в этом вопросе я глубокий теоретик.

В этот момент из кабины высунулась голова водителя.

– Молодежь, подтолкните! – закричала голова.

Бубнов с интересом наблюдал за этой картиной, не забывая время от времени закатывать глаза и стонать.

Алена, Леша и Миша кинулись толкать грузовик, по колено увязая в грязи. Упереться им было совершенно не во что, поэтому молодые люди скользили и падали в черно-рыжее месиво, а потом вновь поднимались и принимались подталкивать «ЗИЛ» вперед.

Машина при этом не продвигалась ни на сантиметр.

– Ну давайте, давайте! – подбадривал молодых людей шофер.

Вдруг из-под капота вновь вырвалась струя пара.

– Ах, чтоб ему, – выругался водитель, заглядывая под капот, – опять патрубок лопнул, не выдержал нагрузки. Но ничего, сейчас я его замотаю еще крепче.

– Нет, так не пойдет, – сказала Марьяна, глядя на аспиранта, – неизвестно, сколько времени займет повторный ремонт патрубка, а также непонятно, удастся ли вытолкнуть отсюда грузовик. А в случае аппендицита дорога каждая минута, у Димы может развиться перитонит. Поэтому, думаю, его надо нести. На носилках. До Краснодара.

Профессор Слюнько выступил вперед.

– Я готов, – сказал он.

– А как же барионикс? – спросила его Филимонова.

– Барионикс бариониксом, – сказал Игорь Георгиевич, – но тут на кону стоит человеческая жизнь. Поэтому ты иди с Защокиным и его сотрудниками, а я доставлю в больницу Бубнова. Это мой долг. Я несу за него ответственность.

Бубнов, притворно корчившийся на мокром асфальте, от удивления вытаращил глаза. Он никак не ожидал от своего научного руководителя такого благородства.

– Я тоже буду его нести, – сказала Алена, – мы подружились и даже поцеловались. Я теперь как бы его девушка. Поэтому я тоже не могу оставить его в беде.

– Вы вдвоем Диму не донесете, – произнес Манусевич. – Поэтому я тоже пойду с вами. Будем сменяться.

– И я тоже, – сказал Алексей, потирая свои длинные, худые и совершенно не тренированные руки, болевшие от напряжения. – Мы образуем две пары и будем нести носилки по очереди. Только так мы сможем доставить заболевшего Диму до больницы быстро. Наука наукой, но коллегу я в беде бросить не могу.

Миша вынул нож, вырезал две крепкие палки, привязал поперечины, обмотал их бесхозной мешковиной, найденной в кузове «ЗИЛа», и положил сделанные таким образом носилки на дорогу рядом с Димой.

Алена, Слюнько, Алексей и Миша подняли Бубнова и кое-как уложили его на получившееся средство транспортировки.

Александр Павлович вышел вперед.

– Я не буду вас задерживать, – сказал он Алене, Алексею и Мише, – вы совершаете благородный поступок. На вашем месте я поступил бы точно так же. Я горжусь вашим решением. Но больше всего, – сказал он, – я горжусь вами, Игорь Георгиевич. Все знают, что вы много лет пытались найти хорошо сохранившийся скелет барионикса. А сейчас, когда ответы на все вопросы близки, вы бросаете мечту всей своей жизни ради заболевшего аспиранта. И это правильно! Это благородно! И очень по-человечески.

Слюнько коротко кивнул и пожал Защокину руку.

– Жизнь человека важнее, чем вся наука мира, вместе взятая, – сказал он, стараясь, чтобы это прозвучало не слишком пафосно.

Тут только Дима понял, что он наделал. Фактически его нежелание держать, наравне со всеми, полиэтиленовую пленку над капотом привело экспедицию к срыву. Но признаться во лжи Бубнов уже никак не мог.

Шаги приближались. Ева замерла. Потом заметалась. С одной стороны, самым легким вариантом было – положить яйцо на место и спрятаться под стол. С другой – отверстие в стене неизбежно привлекло бы внимание похитителя, он бы принялся обыскивать комнату и нашел безоружную Еву. Еще немного подумав, Ершова приняла соломоново решение, положила тяжеленное яйцо обратно, нырнула под стол и затаилась в надежде, что в темной комнате дырка в стене не привлечет к себе внимания.

«Надеюсь, он также не заметит, что яйцо трогали», – подумала девушка, стараясь не дышать.

Человек вошел в комнату. Он не спешил. Ева увидела ноги похитителя, приближавшиеся к столу, и замерла. Человек наклонился на яйцом и что-то поправил. Ершова боялась вздохнуть. В носу у нее зачесалось.

«Ну как всегда», – с неудовольствием подумала девушка, активно дергая носом и стараясь не чихнуть.

Ноги похитителя были у самого лица Евы. Ершова принюхалась, но запаха табака не уловила. Видимо, человек не курил.

– Моя прелесть, – прошелестел голос сверху.

«Чокнутый, – подумала девушка, – он просто маньяк! Похитил яйцо, чтобы им любоваться. Если бы его интересовали деньги, то он бы шептал что-то о выгоде».

В носу у Евы чесалось все сильнее. Столик был маленький, и Ершова едва-едва под ним помещалась. Она очень боялась, что у нее вылезет либо нога, либо рука, либо попа, и поэтому сжималась в комок. На ее счастье, похититель был полностью поглощен яйцом и не смотрел на стены.

– А-а-а, – бесшумно открыла рот Ева, намереваясь чихнуть, но тут же крепко прижала руку к губам.