Крестоносцы Сенкевич Генрик

— Как ты справляешься с ним?

— Все хорошо, госпожа. Раны заживают благополучно, у него хороший аппетит. Я думаю, скоро Удей начнет вставать.

— Я рада. Конечно, иди. — Джин слегка прикоснулась рукой к его плечу. — Тебе надо делать перевязку Удею и как можно скорее написать письмо Энн. Она обрадуется и ответит тебе. Скажи Ахмету, чтобы он шел в машину, — попросила она. — Нам еще надо вернуться в госпиталь.

— Я никогда вас не забуду. — Темные глаза Селима блестели, напоминая звезды на небе. — Никогда.

— Мы не прощаемся вовсе. Я всегда буду рада видеть тебя и Энн. — Джин наклонилась и поцеловала его в висок. — Иди. Тебе надо торопиться. Не нужно сердить аятоллу, когда он только-только почувствовал к тебе симпатию. Удачи.

Несколько мгновений Селим еще смотрел на нее блестящими глазами, сжимая в руке бумажку с электронным адресом Энн. Затем он распахнул дверцу машины и вышел. Подошел к Ахмету, что-то быстро сказал ему. Джин неотрывно следила за Селимом. Он несколько раз обернулся, и она подняла руку, прощаясь. Селим тоже махнул ей и исчез в темноте.

— Что-то я замерз. — Ахмет поежился, садясь в машину. — Ночи становятся все холоднее. Куда мы поедем, мэм? — Он повернулся к ней.

— В госпиталь, — негромко ответила Джин, все еще глядя на то место, где несколько минут стоял Селим. — В госпиталь, Ахмет. У меня сегодня еще две полостные операции по поводу проникающих ранений и радикальная коррекция врожденного дефекта аорты.

— Как только вы со всем справляетесь, мэм? — Ахмет покачал головой, заводя машину.

— Что делать, — вздохнула Джин. — Люди болеют, страдают. Надо работать. Если можешь помочь, помоги и не думай, сколько это стоит. Так всегда говорила моя бабушка. Она помогла очень многим, поэтому люди вспоминают ее добрым словом. Я стараюсь брать пример с бабушки. Хочу стать на нее похожей. Жить так, как жила она — практически не помня о себе.

* * *

Расплывчатый белый лучик солнца, пробившись из-за сизых облаков, скользнул в комнату и осветил фотографию в золоченой рамке, стоящую на столе перед компьютером. Джин открыла глаза. Несмотря на близость Майка и на то, что они долго не имели возможности побыть вместе, она заснула всего на час и проснулась сразу, в одно мгновение, словно и не спала.

Повернув голову, Джин взглянула на фото на столе. Убрав руку Майка со своего плеча, она отбросила край простыни, накрывавшей их обоих, осторожно встала, сдернула со спинки кресла красный клетчатый плед и, накинув его на плечи, подошла к столу. Джин опустилась на стул. Луч солнца скользил по фотографии перед ней, и Маренн в строгом черном платье от Шанель, с тонкой ниткой жемчуга вокруг шеи, с небрежно собранными в узел на затылке волосами, казалось, улыбалась ей с фото. Улыбалась одними только глазами, зелеными, как два куска отполированной яшмы, и блики солнца играли в тонких морщинках, окружающих их.

Ветер, струящийся в окно, шевелил лиловые бусинки тамарисков в вазе, их удлиненные головки свисали над плечом Маренн, слегка прикасаясь к стеклу, покрывавшему фото.

Джин закрыла глаза. На мгновение она перенеслась в свое детство, на тридцать лет назад. Словно наяву услышала шуршание волн о белую гальку на пляже перед старинным замком, шелест пальм, перекрикивание чаек и альбатросов, проносящихся над волнами, стрекотание цикад в аллеях, ощутила сладковатый запах фиолетовых глициний, цветущих вокруг открытой террасы. Маленькой девочкой в светлом коротком платьице она прыгает с камня на камень, а немецкая овчарка Вольф-Айстофель с заливистым лаем вертится вокруг, стараясь не отстать от нее.

— Джин, осторожно, не поскользнись. — Маренн вышла на террасу и, прикрывая рукой глаза от солнца, с улыбкой смотрит на нее. — Звонила мама. Они с тетей Джилл приедут сегодня из Парижа к ужину. Они купили тебе подарки.

Ветер шевелит ее распущенные каштановые волосы. Джин отбрасывает их назад и привычным движением скручивает в узел на затылке.

— Ты уже покормила зверушек Клауса?

— Нет еще, ба! — кричит она.

— Тогда поторопись. Они же хотят кушать и ждут тебя. Ты не должна забывать о своих обязанностях.

— Я иду, иду, ба!

Маленькая Джин бежит по пляжу. Овчарка мчится за ней. Они прыгают, падают, снова встают и бегут, Джин смеется, а Айстофель лает.

— Джин, ты разобьешь коленки, осторожно! — предупреждает Маренн.

Смахнув со щеки слезу, Джин Роджерс спустя тридцать с лишним лет, далеко от прованского замка де Монморанси, на базе армии США в иракской пустыне, собрала волосы на затылке и замотала их в узел, как делала бабушка, как делает ее мама, как все они привыкли делать, глядя на Маренн и повторяя за ней. Сидя здесь, за столом, перед портретом Маренн, Джин могла сказать точно, что в это утро в Чикаго еще две женщины — ее мать Натали и тетя Джилл — тоже проснулись очень рано, а может быть, и не спали вовсе. Они тоже плачут, ведь смириться невозможно. Не только они, но и другие люди сегодня обязательно вспомнят о ней.

— Ты уже проснулась? — Майк приподнялся на локте, потирая глаза. — Сколько времени? До подъема еще час.

— Да, как-то не спится. — Джин даже не повернулась. Голос ее звучал глухо.

— Что-то случилось?

Майк сел на постели.

— Нет, ничего, — как-то неловко пожала она плечами. — Если и случилось, то давно, шесть лет назад. Сегодня годовщина смерти моей бабушки.

Джин помолчала.

Майк встал, подошел к ней и положил руки на плечи молодой женщины. Она прижалась щекой к его руке.

— Она умерла молча, — произнесла Джин чуть слышно. — Бабушка всегда страдала молча, никогда никому не жаловалась, не звала на помощь и со всем справлялась сама. На этот раз не справилась. Она просто смотрела перед собой, а потом закрыла глаза и перестала дышать. Мы все были рядом, но она ничего не сказала нам. Даже не напутствовала нас, да в этом и не было необходимости, так как многое сказала и сделала при жизни. Она знала, что все ее наработки остаются в надежных руках и этим рукам можно доверять. Бабушка не просила нас не плакать, хотя все понимала. Она встретила свой последний час мужественно, без стона, вообще без звука. Так она принимала все удары судьбы. Бабушка не покорилась смерти и не испугалась ее. Не позвала священника, уйдя без церковного слова, ведь давно уже не верила в церковные слова. Ей не нужна была ничья поддержка, и она, как всегда, нашла в себе силы вести со смертью свой последний диалог без посредников.

Джин снова замолчала. Майк поцеловал ее в макушку, прижав к себе.

— Бабушка не захотела лежать в родовых усыпальницах, — продолжила Джин через мгновение. — Хотя могла бы успокоиться в усыпальнице Габсбургов в Вене или в могиле Сен-Дени, где лежат ее французские предки — рыцари и коннетабли, сподвижники великих королей. Нет! Она заранее сказала маме и Джилл, что хочет упокоиться рядом с тем английским лейтенантом, которого любила в юности и помнила всю жизнь. Он изменил ее судьбу. Речь шла о неизвестной могиле на старинном парижском кладбище. Ее посещала только бабушка. Скромная мраморная плита с именем лейтенанта и датами жизни. Он был известным художником, а картины возлюбленного бабушки и сейчас стоят миллионы. Будь он похоронен в Англии, возможно, он мог удостоиться больших почестей, но во Франции лейтенанта никто особо не вспоминал. Зато теперь они лежат под одной плитой, и над ними обелиск, на котором золотом высечены их имена. Легендарная Марианна и ее непобедимый лейтенант снова вместе. Теперь к ним приходят президенты, главы правительств, известные люди и целые делегации. Они удивляются, узнавая, что, оказывается, этот Генри Мэгон был первым мужем мадам Маренн и отцом ее первого сына. Это для них открытие. Он ждал ее почти восемьдесят лет. — Джин вздохнула. — У бабушки были все основания не избирать такое место для своего упокоения, ведь после смерти лейтенанта она переживала трудности. Таким решением бабушка продемонстрировала благодарность ему за то, что жизнь ее сложилась именно так. Если б они не встретились и она стала, к примеру, королевой Англии, а не любовницей английского лейтенанта, мама не приехала бы во Францию, не познакомилась позднее во время Вьетнамской войны с папой, и меня не было бы на свете. Мы с тобой тоже могли не встретиться. — Джин подняла голову и взглянула на Майка. Глаза ее были полны слез.

— Маршал тоже недалеко от них, — добавила молодая женщина, снова переведя взгляд на портрет. — От могилы хорошо виден купол Дома инвалидов, где он похоронен рядом с Бонапартом. Они снова вместе и, видимо, примирились после смерти, пройдя очень тяжелый путь. Старые каштаны все те же. Они росли, еще когда бабушка одна хоронила своего возлюбленного в восемнадцатом году, шумят листвой над обелиском. Никакая посмертная слава не заменит жизни. — Джин всхлипнула и закрыла лицо руками. — Я так хочу, чтобы она все еще оставалась живой.

— Это невозможно, Джин. — Майк ласково погладил ее по волосам. — Я понимаю тебя. Моя тетя была не таким выдающимся человеком, как твоя бабушка, но я тоже ее любил, и мне ее не хватает. Не хватает звонка и ободряюще-ласкового слова. Вечная жизнь ждет нас только за гробом, ты же прекрасно знаешь. Когда-нибудь мы все снова окажемся вместе, но все-таки не надо торопиться. Надо выполнить свой долг, как выполнили его те, кто ушел. Конечно, каждый по-своему…

— Мама говорила, они боялись, что она уйдет гораздо раньше, — проговорила Джин, по-детски шмыгнув носом. — В 1976 году, когда коммунисты убили Йохана Пайпера. Они убили его ночью, в собственном доме, а дом сожгли. Он отстреливался, сколько мог, из охотничьего ружья, но потом патроны кончились. Тело невозможно было узнать, так как оно сильно обгорело. Они расправились с нацистским преступником и осуществили возмездие. Более того, все походило на ритуальное убийство. Они совершили его ночью, причем накануне национального праздника Франции, Дня взятия Бастилии. Мама с Джилл не знали, как сказать о случившемся бабушке. Я тогда была совсем маленькая, но я почти ничего не помню. Мама запомнила страшные дни на всю жизнь. Конечно, бабушка узнала все сама, и она сносила муки не только потому, что она потеряла человека, которого любила, возможно, больше всех в своей жизни, отца ее второго сына. Убийство совершили французы, накануне национального праздника Франции. Конечно, ее сердце не выдержало такого удара. Она тяжело заболела и почти три месяца находилась между жизнью и смертью. Мама все сделала, чтобы она поправилась, да и бабушка сама не хотела уходить. Ей надо было жить — ради Штефана, сына Йохана, нас и своего дела. Бабушка встала и снова вернулась к работе, но ее отношения с Францией, и прежде напряженные, стали вовсе ледяными. Она никогда больше не появилась ни на одном торжественном мероприятии, и хотя ради нас не отказывалась снова от французского гражданства, не уехала из Парижа, но считала себя опять только австриячкой. Франция, не обращая внимания на связи и влияние бабушки, так и не удосужилась найти преступников. Никто не захотел ей помочь в этом. Коммунистическую версию предоставили позднее американцы, все выяснившие по своим каналам. Бабушку фактически вынудили вновь обратиться к Америке. Франция отказала ей в этом, не захотев судить виновных. Произошел окончательный моральный разрыв бабушки с ее некогда горячо любимой родиной. Она правильно сделала, уехав в восемнадцатом году. Франция не изменилась с тех пор, убив Генри Мэгона, и не моргнув глазом точно также сделала с Йоханом Пайпером. Может, поэтому она пожелала упокоиться рядом с Генри. Не там, где лежат заслуженные деятели Франции, которых она признавала, а рядом с тем, кого она отвергла и уничтожила. Таков был ее последний и окончательный выбор. Французской республике не очень-то уютно наблюдать, как множество иностранных гостей идет теперь к этой могиле. К могиле того, о ком сама Франция хотела бы поскорее забыть.

— Скоро подъем. — Майк посмотрел на часы. — Ты сегодня снова отправишься в больницу?

— Да, меня там ждут. Знаешь, — Джин повернулась к нему, — этот юноша, Селим, который рассказал аятолле ас-Садру об аль-Бандаре… Он ведь сам подготовил Магеллану засаду, преследовал его и убил. Ас-Садр поручил ему это как испытание, и он справился, несмотря на робость, на привычку оставаться за чужими спинами, не высовываться, как и поступает каждый бедняк. Он сделал это ради любви и жизни рядом с Энн.

— Ты достойно продолжаешь дело твоей бабушки. — Майк поцеловал ее в лоб.

— Он обещал, что назовет свою дочь в мою честь. Не моим именем, конечно, а тем, под которым я оперирую в больнице — Аматула. Мама говорила, такое случалось только у бабушки. В честь ее называли своих дочерей и американский солдат, спасенный под Арденнами, и русская медсестра, которую она вылечила на Балатоне. Ким Лэрри, наш главный хирург в Чикаго теперь. Дочь того самого Вирджила Лэрри, которого бабушка спасла в Арденнах. Я никогда не думала, что со мной случится что-то подобное.

— Твоя мама говорит, ты похожа на бабушку больше, чем даже ее родной сын, и тем более они, ее приемные дочери. Наверное, сходство не столько внешнее, сколько в трезвости мыслей и твердом духе.

— О нет. — Джин покачала головой. — Мне не сравниться с ней даже в малости. Если какая-то крупица и досталась мне — уже великий дар. Хотя я не могу сказать, что она много со мной занималась. Бабушка круглыми сутками занималась работой. В детстве же я была буквально заворожена ей и всеми ее поступками. Я старалась подражать бабушке во всем, и это, наверное, сыграло свою роль.

— Как бы там ни было, но все идеи, проекты и подвиги бабушки не погибли, а перешли в твои руки. Она смотрит с небес, и она довольна.

Майк тоже взглянул на фотографию, а потом помолчал.

— Мне жаль, что я не успел познакомиться с ней, — вздохнул он. — Джин, пора. — Майк снова взглянул на часы. — Мне пора.

Он начал быстро одеваться. За окном послышался протяжный призыв муэдзина на минарете.

— Представь себе, Дэвид накопал у нас в Эль-Куте каких-то четырех старых евреев, которые еще не уехали. Всем им по восемьдесят, а то и больше лет. Они настоящие ортодоксы, без семей, и всем, естественно, грозит расправа со стороны Аль-Каиды. Сразу после завтрака надо ехать на их поиски и срочно отправлять в Багдад, чтобы оттуда их переправили в Израиль.

— Я тоже сейчас иду.

Джин встала. Закутавшись в плед, она смотрела в лицо Маренн. Зеленые глаза сияли, а солнечный луч никак не хотел покидать портрет, и лицо казалось почти живым.

— Я тоже иду сейчас, — повторила Джин. Потом, взяв фотографию в руки, молодая женщина прижала ее к груди. Несколько мгновений она держала ее так, закрыв глаза, затем поставила фото на место и тоже взялась за одежду. Солнце скрылось в облаке. Стало мрачно. Лицо Маренн померкло. За окном, нарушая тишину, послышались голоса торопящихся на построение военных.

— Пока ты лечила этого племянника Муктады по заданию Дэвида, — сообщил Майк из ванной, — у нас тоже было весело. Попались еще два Хусейна.

— Как это? — Джин подошла к зеркалу, расчесывая волосы. — Откуда?

— Вот представь. Во время патрулирования получаем сообщение — трое каких-то граждан задержали в старом городе Саддама, звонят в полицию. Полицейские одни ехать испугались и позвали нас. Боятся, дескать, провокации. Мы приехали туда вместе с ними. Оказывается, какой-то местный житель, который до того момента, побаиваясь оккупационных войск, все больше сидел у себя дома во дворе, теперь осмелел и решил выпить кофе в уличном кафе. Трое очень бдительных граждан, из того же кафе, которые оказывается, не слышали, что Саддам давно арестован и над ним готовится суд, его заметили и решили арестовать Саддама, сидящего и спокойно распивающего кофе. Даже без охраны. Короче говоря, отдыхает. Они, особенно не размышляя, схватили этого бедолагу, — он и правда очень уж похож на Хусейна, мы даже потом удивились, — избили его и затащили в автофургон. Он, конечно, сопротивлялся. Когда мы прибыли, они мужчину уже хорошенько отделали, ничего не скажешь. — Майк рассмеялся. — Мы отвезли его в больницу, как раз в твою, к доктору Фараду. Ничего серьезного нет, так, синяки и ссадины, поэтому иракский коллега и без тебя справится. Когда мы допрашивали его обидчиков, знаешь, что выяснилось? Они не только по внешности определили врага.

Майк появился на пороге ванной. Его сопровождал приятный аромат лосьона «Гуччи» — смола и терпкий запах растертых листьев табака.

— И?.. — Джин быстро взглянула на него, застегивая пуговицы на куртке.

— Он приставал к какой-то женщине. По ходу дела, так сказать. Хотел совместить приятное с полезным, а всем известно, что Саддам был большим любителем женщин, если не бабником. Дэвид говорил, в Багдаде ЦРУ обнаружило у него во дворце целую коллекцию видео сексуального характера, с реальным компроматом на него самого, где он сам запечатлен с дамами во время утех. На полном серьезе! Приказывал себя снимать, чтоб смаковать потом, пересматривая. Не зря в 1991 году одна наша американская порнодива предлагала Саддаму секс в обмен на мир. Правда, он не согласился.

— Я помню. — Джин повернулась. — Что с похитителями этого мнимого Хусейна? Их отпустили?

— Да. Кому они нужны. — Майк пожал плечами. — Отделались штрафом. Надо следить за новостями, так им сказали в полиции. Правда, за бдительность похвалили. Бдительные граждане нам нужны. Смотрите и дальше внимательно, но не деритесь.

— Второй Хусейн… Где же его нашли?

— Он сам нашелся, но это случай посерьезней. Позвонил в полицию, представился Хусейном и сказал, что через два часа взорвет весь Старый город, все кровью зальет, как он выразился. Все ринулись искать звонившего, а он сам пришел, да еще в слезах.

— В слезах? — поразилась Джин.

— Да, оказалось, журналист местной газеты. Его похитили по дороге в офис, обвязали поясом шахида и приказали идти в Старый город. Жену и детей взяли в заложники. Вот тут пришлось напрячься. Парню этому механизм включили, как стопроцентному смертнику. Если механизм вовремя не разминировать, где бы он ни взорвался, ущерб нанесет немалый. Когда он пришел, оставалось минуты три, не больше. Армстронг едва успел все заряды обезвредить, с него аж сто потов сошло. На последних секундах последний запал выдернул. Александр же со своим экипажем в это время его родственниками занимался. Выяснилось, они их в соседнем доме в амбаре держат. Постреляли там, но, слава богу, всех живыми вызволили. Журналист этот сейчас в нашем госпитале. Его в иракскую больницу не отправили. Мэгги посчитала, что ему уход получше нужен, чем там предоставят. У журналиста сильнейший психологический шок. Здесь одними лекарствами не поможешь. Надо психиатрам работать. Кстати, Мэгги хотела, чтобы ты посмотрела его сегодня, — вспомнил Майк. — У него на нервной почве старая полостная рана воспалилась. Он в ирано-иракской войне участвовал, там и получил ее. Вроде зажила, но, видимо, не долечили до конца.

— Она мне ничего не говорила. — Джин пожала плечам. — Правда, я вернулась вчера поздно, а ей теперь по вечерам очень даже не до меня. — Она улыбнулась.

— Да, я заметил, она все время в сторону Алекса поглядывает. Про того и говорить нечего — его теперь на патрулировании не узнать. Всех готов порвать зараз, а своего комбата и раньше не слушал, так теперь просто посылает его… по-английски, представляешь? Как будто это не он, а американцы комбатом недовольны. Мэгги, наверное, научила. Комбат быстро отстает и в спор вступить еще ни разу не отважился. Трусоват!

— Я представляю.

— Остальные у них теперь тоже неплохо держатся. Привыкли. Тебя наградят, точно говорю. — Майк подошел к Джин и с нежностью обнял за талию. — Дэвид вчера сказал вечером. Командование утвердило его представление. Они очень довольны тем, что Магеллана разоблачили и обезвредили, а заодно и налаживанию контакта с Муктадой, благодаря участию Селима и доктора Джавада. Муктада этот, конечно, не сахар, но если с ним найти общий интерес, то союзник нынешнему иракскому руководству серьезный. Лучше не пожелаешь. Интерес ему подберут, можно не сомневаться. Вооружение, деньги — ему все надо, не напрямую, конечно, через посредников. Через того же доктора Джавада, например. Быть тебе с Серебряной звездой, в точности как твоя мама. Я очень рад.

Майк наклонился и поцеловал ее в губы.

— Я волновался, как все там закончится, — признался он негромко, глядя в глаза молодой женщины. — Муктада, конечно, не Аль-Каида, но коалицию не любит. Это было очень опасно.

— Спасибо, Майк. — Джин обняла его за плечи. — Хорошая новость. Обязательно похвастаюсь маме и, конечно, тете Джилл. Тетя Джилл точно не поверит. — Она засмеялась. — Если говорить серьезно, смерть Магеллана для меня уже награда. Думаю, не только для меня. Если я и приняла в этом участие, а мои усилия заметили, то я только исполнила свой долг. Кто клялся на Библии, не жался себя, спасать людей от страшных болезней и облегчать их страдания и у кого такие вот магелланы отняли родных и любимых, убив их… — Джин помолчала мгновение, опустив голову. — Впрочем, кто и не клялся — тоже должны бороться за правду, — добавила она поспешно. — Как говорила моя бабушка, все, что мы можем сделать против зла, — бороться с ним, побеждать. Ничего другого не дано. Ничто другое не поможет.

Страницы: «« ... 7891011121314

Читать бесплатно другие книги:

Еще совсем недавно Зоя Свиридова была счастлива и довольна своей жизнью, а теперь в одночасье оказал...
Предлагаем вашему вниманию статью из журнала «Россия и мусульманский мир № 4 / 2010»В журнале публик...
Содержание издания определяют разнообразные материалы по культурологии....
Содержание издания определяют разнообразные материалы по культурологии....
Содержание издания определяют разнообразные материалы по культурологии....
Предлагаем вашему вниманию статью из журнала http://www.litres.ru/valentina-schensnovich/rossiya-i-m...