Крестоносцы Сенкевич Генрик

— Как же такое получится? — сомневался водитель.

— Так, — отрезал Михальчук. — Ночник одел и гляди в оба. Ясно?

— Ясно. — Тот неуверенно пожал плечами.

По пути из темного переулка раздалась автоматная очередь.

— Стрелять? — спросил Парамон.

— Кого-нибудь видишь?

— Нет.

— Тогда нечего зря палить. Смылись уже, наверное.

Пикап стоял на краю дороги. Без огней, совершенно темный.

— Тормозни-ка, — распорядился Михальчук. — Обследуем.

— Там, кажется, водитель внутри, — подал голос Коновалов.

— Интересно. Документы у него есть? Проверим.

— Мы знаем, как документы выглядят? — спросил Парамонов.

— Как не знаете? — пришел черед удивиться Джин. — Командованию наверняка выдали образцы установленных документов, разрешение на ношение оружия от коалиционных войск, например, полицейские удостоверения. Ориентировки, фотографии разыскиваемых террористов. Разве нет?

— Им-то, может, и выдали. — Михальчук хмыкнул. — Нашим все пофиг. Начальство ничего не показывало. Сами тоже не смотрели, надо думать. Кэп, все тебе покажем, а ты и смотри, раз все видела и знаешь.

— Как тогда патрулировать город? — не понимала Джин.

— Хмелева спроси. У меня и без того от него мигрень. Парамон, куда? — окрикнул он солдата, направившегося к машине. — Тебя не учили, как надо подходить? Аккуратно и осторожно. Он может быть вооружен. Тут оружия у всех до черта.

Водитель пикапа, похоже, не собирался оказывать сопротивление, но и не сильно испугался, увидев рядом с собой вооруженных людей.

— Выходи! Документы! — потребовал Михальчук.

Араб вылез из машины.

— Миха, автомат, — крикнул Парамон, заглянув в пикап.

— Разрешение на ношение оружия есть?

— Не понимаю. — Араб невинно улыбался.

— Как там будет по-арабски, Коновалов, в разговорник загляни. Силях карт аку, кажется. Силях карт аку? — Михальчук настойчиво притянул араба к себе за рукав.

— Аку, аку. — Араб радостно замахал головой, достал из кармана какую-то бумажку и замахал ею перед лицом Сани.

— Дай-ка. — Михальчук деловито взял разрешение. — Парамон, посвети. Кто выписал? Кэп, нормальный документ? — Он повернулся к Джин.

Увидев подошедшую молодую женщину, араб сразу перестал улыбаться, и лицо его сделалось озабоченным. Он понял, что Джин американка. С украинцами дело иметь гораздо проще. Джин взяла бумагу. По первому же взгляду она определила поддельный документ. Бумажка помялась, причем ее явно заполняли от руки, а черно-белую печать явно сняли на ксероксе.

— Какое же это разрешение? — она покачала головой. — Подделка. Разрешение от американской администрации должно быть ламинированное, с фотографией, печатью и голографической защитой. Несерьезные документы вы мне предъявляете.

— Парамон, возьми-ка его на прицел.

Щелкнул затвор автомата, и лицо араба тревожно вытянулось.

— Как прикажете, капитан? — спросил Михальчук. — Арестовывать?

— На основании наличия оружия? Если только автомат, то нет. Больше ничего не нашли? — Джин обернулась к Парамонову.

— Никак нет, мэм.

— Тогда автомат изъять, а его держать под стражей, пока мы осматриваем мельницу. Обычно с автоматами не арестовываем, — объяснила она. — Автоматы тут чуть ли не у каждого имеются. Просто изымаем, и все. Если гранатомет или миномет, то таких сразу в полицейский участок.

— Понятно, учтем на будущее, — кивнул Михальчук. — Карась, возьми под охрану водилу, — приказал парень солдату.

— Есть!

— Что-то тихо. — Он кивнул на мельницу. — Никак смылись.

— Я думаю, да, — согласилась Джин. — Иначе уже сто лет могли палить. Они, видимо, спрятали крайне важные вещи. Например, взрывчатку.

— Миха, гляди, белый порошок рассыпан. — Коновалов показывал на край дороги.

— В машине порошка не видели? Парамон?

— Никак нет.

— Значит, тут у них рассыпалось. Думаешь, гексоген? — Михальчук присел рядом с дорожкой порошка.

— Похоже, да. — Джин тоже опустилась на корточки. — Не трогай! — ударила она по руке Парамонова, который хотел попробовать порошок пальцем. — Сильный яд, разъедающий кожу. Можно прикасаться только в специальных перчатках. Водителя поставить под арест, — распорядилась молодая женщина, распрямившись. — К мельнице не приближаться. Возможно, там заложена взрывчатка. Сейчас вызовем взрывотехников. Осматривать объекты с малейшим подозрением на взрывчатку без саперов запрещено.

Джин вернулась к БТРу.

— Герцог-6, я — Амари-3. Около мельницы обнаружены следы белого порошка, предположительно гексогена. Вызываю срочно группу подрывников.

— Вас понял, Амари-3, — ответил Майк. — Они выезжают. Ждите.

Взрывотехники появились спустя десять минут. Старший подрывник, сержант Кент Армстронг, надев специальный костюм, поднялся на мельницу. Джин слышала по рации, как он ахнул, зайдя внутрь.

— Амари-3, я — Подрывник-1. Сообщите Герцогу, тут порошка просто завались и взрывное устройство заготовлено. Скорее всего, на утро нам подготовили, когда с базы выезжать будем. Украинцы их углядели, а так разнесло бы в щепки патруль, и базе досталось. Волна могла пойти немаленькая.

— Что там? — взволнованно спросил Михальчук.

— Как мы и предполагали, Саня, гексоген, причем много.

Джин передала Майку сведения подрывника.

— Ваши действия, Подрывник-1? Будете взрывать?

— Нет, это невозможно. Пострадает база и окрестные дома. Постараюсь обезвредить, поэтому обеспечьте прикрытие.

— Подрывник-1, Герцог спрашивает, не лучше ли использовать робот?

— Проблематично. Работа очень тонкая. Обеспечьте прикрытие. Начинаю!

— Саня, обеспечить прикрытие.

— Парамон, Петренко, взять под контроль все окрестные дома. Огонь без нужды не открывать. На мельнице много гексогена. Одна искра — и все взлетим на воздух. Вам понятно?

— Так точно, командир. Это прямо как тогда в Москве?

— Чего?

— Гексоген в подвалы домов заложили.

— Да. — Михальчук пожал плечами. — Если б только в Москве. Куда его только не закладывали, гексоген чертов! Вот и нам сюрприз приготовили.

— Мэм, лейтенант Хатиб. Помните меня? — К Джин подбежал иракский полицейский.

— Да, Омар. Как ваша жена? С ней все в порядке?

— Все хорошо. И она, и дочки приходят в себя. Благодарят вас и вот их. — Он показал на украинцев. — Мы прибыли, мэм, забрать арестованного.

— Да, да, берите его. — Джин кивнула на водителя пикапа. — Допросите его как следует. На мельнице много гексогена. Готовили большой взрыв. Скорее всего, привезли на его машине. Впрочем, кто же привез? Где взяли взрывчатку? Он единственный, кого удалось задержать на месте. Хотя в машине следов гексогена не обнаружено, но сержант заметил с базы, как несколько вооруженных людей вышли из его машины и вошли на мельницу. Сейчас они сбежали. Гексогена незнакомцы с собой не несли, и никаких мешков или ящиков у них не было. Видимо, его доставили раньше, а они установили механизм.

— По гексогену нам предписано немедленно докладывать уполномоченному сотруднику ЦРУ. — Хатиб выглядел озадаченным.

— Действуйте по инструкции, Омар, — кивнула Джин. — Конечно, надо доложить ЦРУ. Гексоген — не гранатомет, а куда серьезнее. Необходимо выяснить, как он сюда попал, кто его доставил на мельницу. Саня, — она подозвала Михальчука, — вот наш знакомый лейтенант. Передайте ему арестованного и заодно машину. Ее должны еще раз хорошенько обыскать на предмет наличия следов гексогена.

— Слушаюсь. Карась, передай пленного. Как лейтенант, дела? — Михальчук хлопнул иракца по плечу. — Живы будем, не помрем!

— О'кей, — ответил тот, — причем благодаря вам.

— Приятно.

— Полицейской науки и криминалистики у них нет, — проговорила Джин, наблюдая, как иракцы увозят арестованного и эвакуируют машину. — Пока за них все наши делают, но гексоген — особый материал. Не зря им интересуется ЦРУ.

— Вообрази, оно легко могло грохнуть, — сказал Михальчук. — Мало б точно не показалось.

— Амари-3, я — Подрывник-1, — услышала Джин в наушниках. — Доложите, что разминирование закончил. Гексоген заберем с собой. Сдадим куда положено.

— Вас поняли, Подрывник-1. Кажется, все закончилось, Саня, — она вздохнула с облегчением. — Герцог-б, я — Амари-3. Разминирование благополучно завершено.

— Вас понял, Амари-3, — ответил капитан Фостер. — Возвращайтесь на базу. Поработали неплохо.

— Чего говорит американский командир? — поинтересовался Михальчук.

— Говорит, неплохо поработали, — сообщила Джин, поднимаясь на БТР. — Насколько я его знаю, он доволен.

— Еще бы. Такую штуковину обезвредили. — Саня довольно хмыкнул. — Не зря хлеб коалиции едим. Хоть что-то сделали. Виталька, давай разворачивайся, — приказал парень водителю. — Вряд ли поспим, но хоть часок отдохнем. Петренко, ты там как? — поинтересовался Михальчук по радио. — Рулим на базу. Ты в курсе? Закончили на сегодня, то есть еще на вчера. Давай за мной!

Едва заехали на базу, как Джин увидела высокого украинского капитана, явно их поджидавшего. Как только машины затормозили, он подскочил к Михальчуку:

— Миха, поди сюда. Слазь!

— Че? — Михальчук недовольно поморщился.

— Кто это? — спросила Джин. — Ваш комбат Хмелев?

— Не, замполит Островский, — вяло ответил Саня. — Сейчас привяжется с какой-нибудь политинформацией. Ну! — Он спрыгнул вниз.

— Слушай, Миха, — прыщавый капитан подтянул Михальчука к себе за рукав. — Ты, говорят, возишь американшу.

— И? — удивился вопросу Саня.

— Офицершу американскую, врачиху их из госпиталя. Она же переводит…

— Вожу и?.. — Михальчук уставился на него.

— Слушай, спроси ее, ей шапка не нужна? — Островский говорил в полный голос, нисколько не смущаясь Джин.

— Какая еще шапка?

— Да советская, краснозвездная. Говорят, они сами не свои до шапок этих, тупицы, да и вообще до всего советского охочие. Вроде они значки октябрят с портретом Ленина и зимние солдатские шапки, даже если их моль съела, берут влет. Можно на боевые ножи «Кабар» или на очки солнцезащитные поменять, а нож этот или очки толкнуть потом дома за сто баксов. Ты менял у нее что-нибудь? У меня, кроме шапки, значки тоже есть. Так и скажи ей. — Островский горячо облизнул губы. — Неплохо бы на рюкзак амерский тактический махнуться. Его дома за всю тысячу баксов можно спихнуть.

Джин заметила, что, пока Островский говорил, лицо Михальчука все больше напрягалось. Скулы нервно заходили. Видно, внутри у него явно все кипело от злости. Не выдержав, Саня схватил замполита за воротник.

— Ты оборзел?! — Он в бешенстве притянул Островского к себе. — Тактический рюкзак хочешь за значок, падла? «Хаммер» или танк «Абрамс» ты за значок не хочешь? У нее мать вообще-то русская княгиня, переводчицей в войну у генерала Шумилова работала. Она твоих Лениных насмотрелась дальше некуда, и сбежала от них в Америку, а ты тут к ней с ними опять пристаешь. Шапку такую сама поносила. Уверен, с ужасом вспоминает по сей день. Вали, пока не дал в лоб. Я серьезно говорю.

— Так она наша? — На лице Островского отразилось разочарование. — Так сразу бы и говорил. Чего я время зря трачу. Ты руки не распускай, не распускай! На губу живо пойдешь у меня, — пригрозил он. — Под арест!

— Не ты тут главный по арестам, запомни, — рявкнул на него Михальчук, — и по губе не ты, а амер. Это тебе не дома в Балашихе над людьми измываться. Я в городе нужен, понял? Ты вообще нигде не нужен. Вот и вали отсюда, — и дальше, оттолкнув замполита, Саня добавил крепкого русского мата.

— Да пошел ты! Совсем офонарел? — Махнув на него рукой, Островский поспешно удалился.

— Достал, черт. — Михальчук повернулся к Джин, смахнув ладонью испарину со лба. — Будут все совать свои ржавые бляхи со звездой и шапки, молью проеденные.

Джин сидела на БТРе, спокойно наблюдая за происходящим.

— Вот я смотрю, никто этим не занимается — ни поляки, ни чехи, ни англичане. Только наши. Когда мы научимся себя уважать? — Он пожал плечами. — Ладно, там, дома, — тащи все, что плохо лежит. Деньги — копейки платят, так что украл, то все твое, в одном дерьме. Ты у них украл, они у тебя украли. Все довольны. Здесь-то приехал на настоящее дело, тебя одели, обули по-человечески, когда у нас такая обувь была, — он показал на ботинки, — сколько отходил, а ноги и не болят даже. Никогда в жизни! Кормят до отвала, денег аж тысяча баксов. Целое состояние! Работай в удовольствие, не позорься перед другими. Нет, глаза горят, давай меняться! Как будто не понимают всю похабность своего положения. Как мелюзга арабская бегает за нашими машинами. Mister, give me pepsy, give me cola! Клянчат… Коновалов, так? — Он повернулся к своим.

— Ладно, Саня, успокойся. — Тот поморщился. — Ты же знаешь и Островского, и Хмелева. Команду дать — их нет, вести бой — обосрутся в кустах, зато как чего стырить и толкнуть — они первые. Совдепия, одним словом. Разве так только в армии? У меня вот сын больной, — он повернулся к Джин, — инвалид от рождения. В Киеве сразу отрубили. Сказали, помочь не можем, мест нет. На пять лет вперед мест нет. Представляешь? Все квоты по своим блатным распределили или за взятки. В Москву поезжайте. Маринка, жена моя, ночей не спит, плачет. В Москву бросились, но на хрен мы там никому не нужны. Тоже все места проданы давно. Чтобы в очередь встать, такую сумму запросили… У меня глаза на лоб вылезли. Мы в жизни таких денег не видали. Говорят, все бесплатно, государство обеспечивает и на Украине, и в Москве. Как врали беспощадно, так и врут по сей день. Как раньше все было по партийной линии, так теперь и осталось, только за деньги и по блату. Если ты свой, тебе все будет, а если просто с улицы зашел — пошел вон… Прошу прощения, мэм.

— У мальчика какой диагноз? — спросила Джин.

— Что?

Углубившись в свои мысли, он сначала не расслышал молодую женщину.

— Какой диагноз у сына? — повторила она.

— У Ваньки-то… — Коновалов растерялся. — Врожденный порок сердца, дефект межпредсердной перегородки. Это Маринка все знает, ведь у нее документы.

— Ты жене позвони и скажи, пусть все документы отсканирует и пришлет мне по электронке. Вот адрес, — Джин протянула ему карточку, — я посмотрю сама и посоветуюсь с мамой. Возможно, мы сможем взять мальчика в Чикаго, в клинику.

— Ты с ума сошла? — Коновалов уставился на нее. — Я в Москве-то за него платить не могу. Такие суммы выкатывают… Даже квартиру снять нам не по карману, разве только угол с таджиками в комнате. Ты говоришь, в Чикаго. Мы там и на один день пребывания не наскребем, даже если продадим все имеющееся.

— Об этом не надо волноваться. — Джин ласково прикоснулась к его руке. — У нас клиника благотворительная. Она основана моей бабушкой, герцогиней фон Кобург-Заальфельд и леди Клементиной Черчилль как раз для того, чтобы помогать тем, кто сам не может справиться со своими проблемами. Лечение и проживание за счет благотворительного фонда моей бабушки, проезд тоже. Все совершенно несущественно, так как относится к решаемым вопросам. Меня интересует точный диагноз, стадия болезни. Кстати, несмотря на благотворительность, в клинике самые передовые методики. Позвони Марине сегодня же. Пусть сегодня шлет, а я вечером посмотрю и свяжусь с мамой. Главное — определиться по медицинской части. Все остальное — ерунда. Возможно, придется проводить обследование заново. Ваша диагностика, как правило, часто оказывается ошибочной.

— Так я не понял, — Коновалов смотрел на Джин широко раскрытыми глазами. Казалось, он не верил в свое счастье, — моего Ванечку в Америке бесплатно лечить будут?

— Да. На самом деле — за счет благотворителей, то есть за счет людей, которые, имея достаточно высокий доход, готовы поделиться им в помощь нуждающимся.

— В Америке есть такие люди? — Парамонов, молчавший до сих пор, подал голос. — Да у нас за копейку удавятся. Огородятся высоченным забором, охранников понатыкают, и ты к ним не подойдешь никогда в жизни. Если ты слаб и не можешь за себя постоять, так у тебя последнее отнимут, соседи из квартиры выкинут, а милиция сделает вид, что вообще ничего не видит. Плевать ей на тебя. Ты заплатить не можешь, значит, они задницы от стульев не оторвут и к тебе на выезд не приедут.

— Да, если такое, — кивнула Джин, заметив, как на глазах Алексея выступили слезы.

— Я готов на Америку горбатиться, где скажут. Даже задницы богатым американцам, которые лечение Ваньки оплатят, подтирать. Мне, где сыну помогут, там и Родина. У меня ребенок один. Других детей уж и иметь боимся. Содержать не на что, да и лечить надо. Все по копейке собираем. — Голос у него задрожал.

Михальчук опустил голову. Его скулы ходили ходуном.

— Москали поганые… Да и наши не лучше, ворье, — процедил он. — Только издеваются над людьми.

— Успокойся, успокойся. — Джин улыбнулась и положила руку Лехе на плечо. — Ни на кого горбатиться не надо. Ты и так очень нужное дело делаешь. Помогаешь иракцам, которым тоже живется несладко. Мы же товарищи по оружию. Знаешь, — она улыбнулась, — мой любимый писатель — Толкин.

— «Властелин колец»? — Михальчук вскинул голову. — Смотрел. Хорошее кино. Умное.

— Книга еще лучше, еще умнее. Меня приучила к Толкину моя тетя Джилл. Она может цитировать Толкина бесконечно. Ей все там нравится, и мне тоже. Помните, в книге есть такие слова:

«Возможно, придет такое время, когда род людей ослабнет, щиты треснут и люди предадут друг друга и свои идеалы, но только не сегодня. Сегодня мы сразимся за все, что вы любите на этой земле!» Еще не пришло время треснувших щитов и предательств. Мы сражаемся вместе за наши идеалы, и будем действовать так, как поступали наши предки — поможем, чем сможем, и даже больше, вплоть до самопожертвования. Именно так взаимодействовали Гондор с Роханом.

— Так, Леха, — Михальчук рассмеялся, — люди — там, куда мы с тобой теперь попали, а там у нас, откуда мы приехали, явные орки. Они же жили на востоке. Точно! Там страна зла.

— Вспомни и другое, — поправила его Джин. — Орки не всегда были орками. Изначально они — эльфы, то есть даже выше, чем люди, но зло захватило их и изуродовало души.

— Партия большевиков, — подсказал Михальчук.

— Возможно. Толкин говорит, что ничто не препятствует оркам снова превратиться в эльфов, если только власть зла рассеется.

— Когда только дождешься этого?

— Дожидаться не надо. Надо ее крушить. Вот какой в романе «Властелин колец» единственный совет.

— Я вижу, у вас пошел философский разговор. — К машине подошел Майк, протянул руку, здороваясь с Михальчуком и другими солдатами.

— Он понимает по-русски? — Саня удивился.

— Немного понимает. Я учу его. — Джин улыбнулась.

— Толкина понимает даже последний идиот. Гондор, Рохан, орки, эльфы — интернациональный лексикон.

— Еще бы, этим Гондором я протрещала ему все уши. У нас с Майком соревнование. Он день и ночь смотрит «Апокалипсис», а я — «Властелина колец».

— У нас есть час до следующей операции. Вы завтракали? — спросил Майк украинцев. — Мы с ребятами решили пригласить вас за наш стол. Вы здорово себя показали, и все теперь хотят познакомиться. Вы не против?

— Мы? — Михальчук даже покраснел от удовольствия. — Мы… Как, ребята? — Он повернулся к своим.

Те явно выглядели смущенными:

— Да мы…

Парамон пожал плечами, а Коновалов и вовсе смотрел себе под ноги.

— Они, конечно, согласны, — понимая стеснение украинцев, ответила Джин. — Хотя мне придется наверняка остаться без завтрака, но я готова усердно поработать для всеобщего знакомства. Тогда и завтрак пройдет весело. Слезайте. — Она спрыгнула с БТРа и потянула за собой Михальчука. — Идемте. Проголодались, наверное? Я голодная, просто сил нет. — Джин рассмеялась.

— Да, есть хочется, — согласился Михальчук, направляясь за ней. — Ничего себе, Парамон, — он подтолкнул в бок товарища, — амеры нас зауважали. Даже не верится!

— Кстати, сейчас и расспросишь Майка о нашей службе. Он расскажет, — напомнила ему Джин. — А ты, — она повернулась к Коновалову, — время не тяни. Давай звони Марине. Сколько у вас времени?

— Да она не спит. Они с матерью ее по очереди около Ваньки дежурят. То одно надо, то другое…

— Тем более. Пока она все документы соберет, отсканирует, надо время, а оно всегда дорого…

— Если честно, — признался Коновалов вполголоса, — нам сказали срочно делать операцию, иначе он до весны не доживет. — Голос его дрогнул. — Я здесь надеялся заработать хоть что-то…

— Звони! — Джин ободряюще сжала его руку. — Положение серьезное, и медлить нельзя. Постараемся помочь. Не грусти!

— Мэм, — к ней подбежал американский солдат, — вам передали. — Он протянул свернутый листок бумаги.

— Кто? — Джин остановилась.

— На блокпост подошла женщина, вся в черном. Сказала на английском, хорошем: «Передайте мисс Роджерс. Она знает». Что-то не так, мэм? — Солдат встревожился.

— Нет, все в порядке, — кивнула Джин. — Это от Михраб.

Развернув бумагу, она сразу узнала почерк медсестры из городской больницы Эль-Кута.

— Что там? — спросил, подойдя к Джин, Майк.

— «Госпожа, — прочитала молодая женщина вполголоса. — В соседском доме напротив ночью бандиты убили двух подростков. Они хотят всех заставить поверить в виновность коалиции и уже распространяют об этом слухи. Хотят вызвать возмущение людей. Убитых подростков никто не видел. Их не похоронили до рассвета, как положено, и, скорее всего, подкинут к базе. Будьте осторожны».

— Они готовят восстание. — Джин взглянула на Майка.

— Я понимаю, — кивнул он. — Хорошо, обсудим это позже. Я доложу!

— Тех, кто не резидент, их-то куда сначала отправляют? — спрашивал Михальчук Майка за столом.

Украинцы расселись между американцами. Встретили их тепло, кто-то даже аплодировал, и Джин заметила — вся разница между национальностями быстро исчезла, как только разговор пошел об обычных вещах и повседневных армейских делах. Ей сперва и правда кусок в рот положить было некогда — то там переводи, то здесь, но потом украинцы осмелели, стали вспоминать английские слова, — язык-то изучали в школе, — на полурепликах и жестах разговор пошел без помощи Джин. Они прекрасно понимали друг друга, а молодая женщина только мешала. Оказалось, кое-кто даже специально подучил язык перед отправкой, вот только говорить стеснялись.

— Привет, — к ней подсела Мэгги, — я вижу, у вас весело. Эти украинцы — симпатичные ребята.

— Некоторые — да, — согласилась Джин. — Есть и не очень, но по большей части я не люблю офицеров. Как там Потапов? — Она вспомнила о тяжелораненом.

— Давление в норме, — Мэгги отпила сок. — Все показатели по приборам — тоже. Я думаю, вытянет. Того как зовут? — Она показала на Михальчука. — Ты с ним ездишь?

— Да, с ним. Александр.

— Вполне себе.

— Нравится? Познакомить? Он разведенный. Как раз к нам в Америку хочет, вон Майка пытает. — Джин рассмеялась. — Парень на самом деле классный. Я его в деле видела.

— Так познакомь, — Мэгги пожала плечами. — Почему бы и нет? Я сейчас одна. Билл к своей бывшей в Оклахому свалил, все никак развестись не могут, имущество делят. Я так думаю, если его жадность задушит, он и вовсе с ней останется, а мне это даром не нужно. Я, считай, на нем крест поставила.

— Я тебе давно говорила, — согласилась Джин. — Чего толку с него, как говорят на родине моей мамы, и этого парня, кстати, тоже, — она показала на Михальчука, — как с козла молока!

— Как-как? Как с ко-з-ла мо-ло-ка? — Мэгги повторила немного коряво по-русски и звонко засмеялась. — Надо будет выучить.

Михальчук взглянул на нее.

— Познакомься, Саня. — Джин наклонилась вперед. — Моя коллега, капитан Долански. Это она лечила ваших Потапова и Бондаренко. Говорит, с ними обоими все совершенно в норме.

— Можно просто Мэгги. — Она протянула ему руку.

— Александр. — Парень слегка ее пожал, и несколько мгновений они неотрывно смотрели друг на друга. Было заметно, что пышные медовые волосы Мэгги и чуть раскосые янтарные глаза произвели на Михальчука впечатление.

— Мне надо срочно учить русский, — шепнула Мэгги Джин, уткнувшись в тарелку.

— Не волнуйся. Нужное он тебе скажет и по-английски, кое-как ведь учил. I love you, например. Тебе что еще надо? Все остальное можно и без слов.

— Не издевайся, — Мэгги ущипнула ее.

— Язык, конечно, лучше выучить заранее, — рассказывал Майк Михальчуку и Коновалову. — В учебке это ляжет дополнительной нагрузкой, а там и так по физике большой напряг. Месяц упражнений на выживание, прохождение полос препятствий, строгость, я бы сказал, жестко все.

— В Америке разве не демократия? — пошутил Парамон.

— Какая в армии демократия? — одернул его Михальчук. — Не понимаешь? Это же армия.

— Правильно, — подтвердил Майк довод Сани. — Конечно, меня ты можешь называть по имени, не обязательно по званию, и даже в бою, но на этом демократия здесь исчерпывается. В остальном — дисциплина и профессионализм.

— У нас ты можешь назвать Хмелева Борей? — Коновалов улыбнулся. — Он тебя таким матом пошлет, что ты вообще забудешь, как тебя самого зовут.

— Позвонил? — спросила мужчину Джин.

— Позвонил, — кивнул он. — Не поверила, но сказала, все пришлет. Заплакала даже.

— Хорошо, а плакать пока не надо. Так и передай.

— Она все время плачет. Тяжело ей очень. — Мужчина вздохнул. — Одна с таким больным ребенком.

— Я понимаю, но отчаиваться не надо.

— После учебки сразу на капрала можно рассчитывать. Курс составляет три с половиной месяца, если с языком. Без языка получается меньше.

— Что за это время надо изучить?

— Тактика боя. — Майк загнул палец на руке. — Закрепленную за солдатом винтовку М-40А1 и ее модификацию М-82А1, причем в совершенстве, — он подчеркнул и загнул второй палец, — прицел «Унертл», и как устранить на нем явление параллакса, — третий палец. — Установка мин М18А1 с электрическим управлением в случае длительной засады, а также как пользоваться при этом AN/PRC-77, станциями закрытой связи, — четвертый палец. — Устройство блиндажей, маскировочных укрытий в пустыне и в горах, — пятый. — Потом тест. Кто сдает, тот идет дальше. Высадка с берега, с воды, с вертолета. Пулемет М249 SAW также надо знать в совершенстве. Приемы ведения боя, много чего. — Майк улыбнулся, загнув все пальцы на одной руке. — Это далеко не конец.

— Никто не сомневается в сложности предстоящего пути. — Михальчук согласился. — Хотя бы ради «гринкарты» и будущей нормальной жизни это того стоит. Даже не для себя, а для ребенка, для внуков. На что нам еще рассчитывать?

— Сэр, прошу прощения, — подошел к Майку дежурный по базе. — Сообщили с блокпоста новую информацию. Местные выставили колья, на них между отрезанными головами двух женщин, видимо, встречавшихся с нашими солдатами, видна голова водителя, возившего нам техническую воду для душа и кухни. Он обычно приезжает по утрам, а сегодня не видели. Внизу плакат: «Смотрите, свиноеды, что мы с вами сделаем».

— Чего там случилось? — Джин повернулась к Майку.

— Выставили колья с отрезанными головами двух женщин и мужчины, Мехмета, который нам воду возил. Угрожают по полной программе.

— С головами женщин?

Джин сразу подумала о Михраб. Ее могли выследить.

— Я должна взглянуть.

Она встала из-за стола.

— Хорошо, пойдем вместе, — тоже поднялся с места Майк.

— Александр, — сказал он Михальчуку, — убили водителя, возившего нам техническую воду. Возможно, сегодня за водой придется отправиться самим. Заканчивайте и готовьтесь. Поедете с Томом. — Майк кивнул на Старка. — Опасная миссия вам предстоит.

— Я понял. Может, я сейчас с вами? Надо сориентироваться, ведь мало ли что.

— Ладно, давай. — Майк кивнул.

Михальчук встал.

— Капитан, — произнес смущенно, не глядя на Мэгги. — Sorry, в общем, извините.

— Ничего, я понимаю, — ответила она по-английски и ободряюще улыбнулась. — Удачи.

— Коновалов, Парамон, хватит тут лопать. Давай к машинам, — распорядился он, глядя перед собой в пол.

Они вышли из здания столовой. Дул сухой, пронзительный ветер, гнавший с пустыни каменную пыль, попадая в глаза, которые она разъедала до слез.

Молча поднялись на вышку. Мысль о Михраб не покидала Джин. Едва только взошли наверх, она сразу взяла у часового бинокль. Три шеста со страшным грузом возвели над мельницей — багровые, в кровоподтеках, искаженные предсмертной мукой лица, слипшиеся от крови волосы, шевелившиеся на ветру, вывалившиеся лиловые языки. Зрелище было жутким, причем никто не мог различить, какие головы женские, а какая — мужская, если только по длине волос. Внизу прикрепили простыню, на которой на английском с несколькими ошибками коряво написали… кровью: «Вот что мы с вами сделаем, свиноеды».

— Вроде не она, — прошептала Джин с облегчением.