Хьюстон, у нас проблема Грохоля Катажина
Я вхожу в бар. Мне даже не надо оглядываться по сторонам – Маврикий с симпатичной блондинкой сидит прямо у входа. Он радостно и возбужденно машет мне.
– Иеремиаш!
Я подхожу, Маврикий встает:
– Сколько лет! – Он толкает меня в плечо, что я ненавижу, но притворяюсь, что мне это нравится.
– Маврикий! Вот так встреча!
– Ты с кем-то встречаешься здесь? – подмигивает Маврикий.
Идиот.
– Нет, совсем нет, – отвечаю я, хотя в плане этого не было. – Я зашел кофе выпить, а то холодно на улице.
Идиот. Я идиот.
– Познакомьтесь, детки. – Маврикий показывает на Эву: – Это моя коллега, Эва, садись с нами, Нор… Иеремиаш.
Эва двигается немного к окну, я сажусь к ним. Молчу.
– Ну, рассказывай, что у тебя новенького…
Я решаю прекратить изображать из себя молчаливое изваяние. Ну и что, что Маврикий прекрасно знает, что у меня новенького? Она-то не знает. Поэтому я начинаю говорить. Правду.
– Да ничего особенного. Как-то все никак не приду в себя.
– А что случилось? – у Эвы хорошая реакция, и, как все женщины, она полна сочувствия и сострадания.
– Да та-а-а-а-ак, – говорю я, не вдаваясь в подробности. Так лучше – больше интереса с ее стороны.
Появляется официант, я беру инициативу в свои руки.
– Что ж, я угощаю – ведь благодаря вам мне не придется пить кофе в одиночестве.
– Кофе? В такое время? – шепчет Эва, и я понимаю, что не сильно ей понравился.
Она симпатичная, ухоженные руки – я всегда обращаю внимание на руки у женщин, они многое могут рассказать. Длинные волосы. Мне нравятся длинные волосы. Блондинка, крашеная, натуральные гораздо темнее. Но цвет приятный.
– Будем что-нибудь есть? Пить? – это официант.
– Ну, не знаю, – я испытующе смотрю на Маврикия.
– Хороший коктейль еще никому никогда не мешал, – заявляет он. – Закажем что-нибудь?
Если мы закажем еду – нам по-любому придется посидеть здесь. Неглупо.
– Не знаю, – мнется Эва. – А как я буду возвращаться? Маврикий, ты же хотел поговорить о…
– Я на машине, могу вас потом отвезти, – перебиваю я и заказываю три салата с курицей, хотя вовсе не голоден, чай, черный «Эрл Грей», для себя, Маврикий пьет пиво, Эва дает себя уговорить на коктейль.
Некоторое время мы общаемся втроем, на столе появляются салаты, Эва складывает оливки на край тарелки, а Марта любила оливки, обожала просто, но Эва, к счастью, – не Марта.
Маврикий сжирает свой салат, залпом выпивает пиво и подносит телефон к уху.
– Звонок выключен, – зачем-то объясняет он и отходит на пару шагов в сторону.
Эва смотрит на него напряженно. А он говорит быстро и громко:
– Нет, я сейчас не могу, мама, я занят. Что, на самом деле так нужно? Ну хорошо, я приеду через пятнадцать минут.
Он посылает Эве извиняющуюся улыбку:
– Норрис, составь ей, пожалуйста, компанию до моего прихода, а мне надо съездить к матери, она плохо себя чувствует.
– Но ты же выпил! – Эва демонстрирует впечатляющую трезвость мысли, несмотря на коктейль.
– А я без машины. Возьму такси и вернусь через час. Вы меня подождите, пожалуйста, ладно? – он уже не садится обратно, и мы видим его удаляющуюся спину.
Через минуту он возвращается, чтобы забрать у Эвы номерок, снова возвращается, уже в куртке, чтобы отдать ей номерок обратно, бросает мне понимающий взгляд, но все-таки ведет он себя слегка неадекватно. У меня развязаны руки, а вот девушка выглядит разочарованной.
– А почему он называет тебя Норрисом? – спрашивает она.
Норрисом я стал еще на первом курсе, сейчас меня редко кто так называет. Просто фамилия моя Чакевич. У нас у каждого была какая-нибудь кличка, вот Маврикий и заявил тогда: Чакевич – значит, Чак, а Чак – значит, Норрис, хотя я вообще не похож!
Я в очередной раз пытаюсь объясниться по поводу этого Норриса, как будто мне мало Иеремиаша.
– Иеремиаш – красивое имя, – говорит Эва коротко и так, будто ко мне это не имеет никакого отношения.
Следующие двадцать минут мы проводим за взаимными исследованиями. Ну, то есть она меня изучает, я же знаю все эти вопросы с подковыркой, которые призваны выявить мои слабости и определить, на что я гожусь, в общих чертах. А на что не гожусь.
А откуда ты знаешь Маврикия?
А как долго вы знакомы?
А хорошо ли знакомы?
А каким он был во время учебы?
А какое он кино снимал?
А какой он сейчас?
Понятно, что мы беседуем о Маврикии. Но я не дам себя провести, о нет. Все эти вопросы должны заставить меня расслабиться, сказать лишнее, показать свое настоящее лицо. А я сдерживаюсь.
А она все время достает телефон и смотрит на время.
Я же потрясающе вежлив и предупредителен.
Я так счастлив, что встретил кого-то из знакомых. Мне так одиноко. А почему? Ну, потому что я в печали – меня бросили. Но я не хочу об этом говорить – это слишком болезненная тема. Теперь она начнет выпытывать подробности, я же знаю женщин, а я могу торжествовать победу.
Она смотрит на меня с сочувствием.
Если она догадается, что я не прочь поразвлечься, у меня будут проблемы.
– Наверно, это очень тяжело для тебя, – говорит она. И все! – У меня больше нет времени его ждать.
– Давай я ему позвоню, – предлагаю я, чтобы продемонстрировать, какой я заботливый.
– Нет, не звони, – просит она, и я вижу вдруг, что ей грустно.
Повисает неловкое молчание.
– Выпьешь еще что-нибудь?
– Уже поздно, – говорит она, но я вижу, что выпьет.
– Да ты не волнуйся, я тебя довезу до дома. Друзья наших друзей – это наши друзья! – уверяю я, хотя и не слишком верю в эту азиатскую чушь. – Он наверняка сейчас приедет, – вру я.
Эва выпивает практически одним глотком второй коктейль и заказывает третий. А потом вдруг наклоняется ко мне и глубоко вздыхает. Кладет руку на мою ладонь. И я понимаю, что она хочет сказать что-то важное. Ну, например, что она тоже чувствует себя очень одинокой.
Я не ошибся.
– Я тебя очень понимаю, – говорит она. – И очень рада, что ты сидишь тут со мной, хотя и уверена, что он это сделал нарочно.
– Что? – от удивления я чуть чаем не подавился.
Я так и знал!
– Ну понимаешь, он тебя использовал, чтобы сбежать. А я-то так радовалась, что он меня пригласил… Но это ничего не значило. А звонок матери – не верю я в него! – голос у нее прерывается. – Потому что он мне нравится. И теперь я как никогда понимаю, что ничего у нас не будет.
Вот хрень.
Только этого мне не хватало.
Не-на-ви-жу отношения!
– Ты делаешь неправильные выводы, – возражаю я. – Ты не знаешь мужчин. А Маврикий ведь мой друг, он бы так никогда не поступил. Говорю тебе – он вернется. Ты с ним работаешь вместе, да? Он о тебе рассказывал.
Она смотрит на меня, и в глазах у нее стоят слезы. И на хрена мне это надо?!!
– Я пойду… прическу поправлю, – говорю я и направляюсь в мужской туалет. Чтобы позвонить Маврикию, разумеется.
– Приезжай немедленно! – ору я в трубку. – Она в тебя влюблена как кошка! И теперь вот сидит и плачет, что ты с ней так поступил.
– Я?! – такого удивленного голоса у Маврикия я никогда еще не слышал. – Я ей нравлюсь?!! Да не болтай! А как же вы?
– Никак! Бери быстро такси и дуй сюда! Может, еще успеешь. А девчонка, кстати, классная – я бы ни за что такую не упустил.
– Но… я думал, что она меня не захочет, – Маврикий слегка ошарашен. – И что мне теперь делать-то?!!
– У тебя двадцать минут, а потом все, ничего не получится.
– Старик, я еду! Только задержи ее… Любым способом! – кричит Маврикий, и я иду ее задерживать.
Когда я возвращаюсь за столик, она сидит повесив голову – у меня аж сердце сжимается.
– Я посижу тут с тобой, пока он не вернется, – говорю я убежденно.
– Он не вернется. Женщины всегда чувствуют такие вещи. Что-то с самого начала пошло не так. Он все время крутился, как будто был недоволен, что мы сюда пришли, и еще под таким глупым предлогом…
– Ты ошибаешься, – я говорю это так уверенно, что она поднимает голову и смотрит мне прямо в глаза. Красивые у нее глаза, зеленые. Маврикий был прав. – Спорим?
– Нет, – улыбается она. – Но я бы выпила еще один коктейль. Знаешь, в случае чего… если он вернется – я уже буду пьяная и можно будет все списать на это. И если не вернется – то мне тем более лучше напиться…
Вот она, женская логика.
Я заказываю ей еще один коктейль, а сам пью минералку – чего не сделаешь ради друга, который вот-вот должен появиться. Красивая девушка, Маврикий правду говорил.
Когда он вырастает в дверях, я вижу, как изменяется выражение ее лица. Она смотрит на меня сияющими глазами – и правильно, хотя она и понятия не имеет, как велика во всей этой истории моя заслуга. А Маврикий словно мешком стукнутый. Подходит в куртке и начинает блеять, вот же придурок!
– Сорри, что так долго, но мама еще не была готова, и мне пришлось с ней подниматься наверх, ну, то есть ее сумку, с покупками которая, – вот ведь идиот, ну не станет пожилая женщина ходить за покупками в девять часов вечера! – Не сердись, – это он Эве, – глупо вышло! – а это то ли мне, то ли ей, непонятно.
Я встаю.
– Ладно, мне пора, спасибо за компанию, вручаю тебе эту женщину слегка навеселе, но в сознании!
На нашем столике, словно по мановению волшебной палочки, появляются новые бокалы со спиртным.
Эва привстает и целует меня в щеку.
– Было очень приятно поболтать с тобой, спасибо!
Маврикий стискивает мне руку:
– Спасибо, старик, спасибо!
И я понимаю, что на этот раз он абсолютно искренен.
Завтра я ему позвоню, и мало ему не покажется…
Я возвращаюсь домой по почти пустым улицам. Идет дождь, свет фонарей отражается в мокрых тротуарах. Голые ветки в холодном свете фонарей и ночь – неплохой кадр.
Начало фильма об одиноком неудачнике.
Или конец.
Я вхожу в пустую квартиру – и как-то это все мне перестает нравиться.
Человека должен кто-то ждать.
Я даже телевизор не включаю, сразу иду спать.
Я должен найти себе девушку.
Сама она ко мне не придет, а рассчитывать на друзей не приходится.
Снять телочку
– Не знаю, готов ли я к свиданиям, даже с такой исключительной девушкой, как ты, – говорю я. – Я еще не совсем оправился после расставания… Не знаю даже, могу ли я тебе предложить что-то… – Я вешаю голову, но краем глаза вижу, что лицо Мальвины яснеет, хотя до этого момента она в интернете проявляла недюжинную осторожность и подозрительность.
Она моя.
Да, я не ошибся.
Для женщины ничего не может быть желаннее, чем убедить какого-нибудь парня, что не все они одинаковые!
А еще мне кажется, что ход их мыслей довольно прост: раз он так переживает – значит, он неплохой парень, порядочный. А я и правда порядочный и неплохой. Так что нытье в некотором смысле очень даже полезная штука, и незачем из этого делать проблему.
Я сидел в кафе с девушкой, с которой недавно познакомился. Вернее, познакомился я с ней еще раньше, на сайте знакомств, но я сознательно стараюсь сводить виртуальное общение к минимуму и сразу договариваться о личной встрече. Конечно, мы немного попереписывались через интернет, но осторожно, без номеров телефонов, адресов и так далее. И уже через две недели взаимных вопросов типа «а что тебе нравится?» и «какую музыку ты слушаешь?» я пригласил ее на свидание.
Она немножко сомневалась, говорила, что я тороплюсь, что она еще не совсем готова к свиданиям со мной в реале, что она никогда раньше не соглашалась, что это вообще ее подруга на этом сайте зарегистрировала… Но я ей написал, что реальность всегда гораздо ценнее, чем любая иллюзия, и что мы ведь могли познакомиться и где-нибудь в реале, но только коварная судьба не дала нам такого шанса.
Ну и всякие там бла-бла-бла, которые женщины, как известно, обожают.
– Время лечит, – говорит тихо Мальвина и гладит меня по руке.
Я молчу и не отвечаю на ее прикосновение. Терпение, терпение… терпение будет вознаграждено.
– Сомневаюсь…
– Ах, Иеремиаш, – вздыхает Мальвина, и у нее это здорово получается – грудь слегка приподнимается… – не думай так, мысли позитивно. Мне ведь в жизни тоже пришлось…
Первый закон обольщения: надо выглядеть так, чтобы было похоже, что тебе интересно. Я решаю делать то же самое, что делаю с матерью: киваю головой и просто разглядываю девушку. Хорошие зубы, соблазнительные губы. Она забавно морщит бровки и склоняет головку набок, рука ее все это время находится на моей руке, ногти накрашены розовым лаком, руки ухоженные…
Марта тоже любила розовый лак, только более приглушенный оттенок. У этой девушки руки безукоризненные, а вот у Марты был шрам, небольшой, идущий от мизинца вглубь ладони. Мы тогда в поход пошли на байдарках, на озеро около Венгожева, так офигительно красиво. И еще там птицы.
Какие хочешь.
Цапли, стоящие в воде на одной ноге… большой баклан, сушащий одно распростертое крыло на дереве… орланы-белохвосты и орланы-рыболовы и вообще все ныряюще-плавающие особи…
Но мы-то приехали главным образом из-за журавлей.
У нас с Мартой был договор: я еду с ней в Италию, только с гидом, а как же, или там на какой-нибудь Кипр или Канарские острова, «все включено», куда она захочет – а она за это со мной едет на байдарках и с палаткой.
Это было классно.
И вот именно там она покалечила руку – открывала банку тушенки. Выглядело это ужасно, кровь хлестала, а больницы рядом не было.
Я палатку поставил в самой глуши, там, где было нельзя, – где можно было, нам было не интересно. И Марта готовила ужин. Разделение ролей было простым и очевидным: когда вы живете в палатке – вы становитесь партнерами, не спорите, каждый делает свое дело, а иначе все только разругаются. Я понятия не имею, как это произошло. Когда она меня позвала и я к ней повернулся – я чуть в обморок не грохнулся.
Она смотрела на меня своими глазами серны и держала руку кверху, все предплечье и кофточка у нее были залиты кровью: потому что ей кто-то когда-то сказал, что надо держать порезанную конечность выше уровня сердца, и тогда кровь перестанет течь. Такую чушь могут придумать только женщины: мужик, получив удар в морду, в районе брови, а это точно выше сердца, знает, что кровь все равно будет течь, – и никто ему никогда в голову подобную хрень не вложит.
Наверно, я никогда не был так близок к панике, как тогда. А она даже не ойкнула, только побледнела. Выглядела как героиня «Ведьмы из Блэр». И она рассчитывала на меня – я ведь не мог оказаться слабаком. Я промыл ей рану спиртом, притворяясь, что на меня все это никакого особенного впечатления не производит, хотя колени у меня тряслись. Перевязал ей крепко руку. На мой взгляд, рана выглядела так, что ее надо было бы зашить, но я был в шоке. Кровь я вообще-то не люблю.
На следующий день мы поплыли в Венгожево, нашли врача, он ввел ей сыворотку противостолбнячную, чтобы она какое-нибудь свинство не схлопотала. И грести она, конечно, не могла, так что мышцы у меня в то лето были как у знатного политика Шварценеггера.
А у нее остался шрам – на память о тех журавлях, которых мы однажды все-таки высмотрели: они так гоготали, что их было слышно везде. И мы присутствовали на их брачных танцах. Это потрясающая картина! Как они прекрасно двигаются, как подпрыгивают, как вытягивают и прячут шеи, какие звуки издают!
Журавли вообще удивительные создания, очень интересные: самочка откладывает довольно быстро два яичка, и яйцами занимаются оба родителя – и журавлиха, и журавль.
В конце концов из одного яйца вылупляется малюсенький птенчик, а вот на втором еще надо бы посидеть. И знаете, что тогда происходит в маленькой журавлиной семье? Родители делят детей между собой. Каждый берет одного и выращивает его самостоятельно. Они расходятся в разные стороны: мать со своим птенцом идет в одну сторону, отец со своим – в другую. И они могут никогда в жизни больше не встретиться. Они задницами в одном гнезде не толкаются и могут посвятить все свое время воспитанию детей. Вот так у них все устроено.
Журавль – самая большая птица в Польше, хотя и весит на целый килограмм меньше лебедя (!!!), а лебеди могут до двадцати килограммов весить.
Журавли высокие, стройные, красивые. Сейчас их больше стало, а ведь были на грани исчезновения.
– О чем ты думаешь?
– Прости, я не слышал последнее предложение, просто любовался твоими ноготками.
С матерью работает – и с ней может сработать.
Конечно.
Она улыбается, поднимает руку и игриво машет своими пальчиками.
Прошлое ведь не вернешь. Я могу встречаться с другими женщинами, раз меня бросили! Что же мне теперь, до конца жизни соблюдать целибат?
– Ты меня слушаешь?
Как звучало ее последнее предложение? «Я думала, что ничего хорошего меня впереди уже не ждет…»
– Нельзя думать, что ничего не ждет, у тебя вся жизнь впереди, – говорю я и убираю свою руку из-под ее ладони – потому что не очень-то представляю, что с ней делать. Тянусь за бокалом, делаю глоток.
Да, эти годы совместного проживания с Мартой вывели меня в тираж.
– С тобой так здорово разговаривать.
О, это точно. Достаточно просто не перебивать и не отвечать – и прослывешь гениальным собеседником.
– Что ж, мне, наверно, надо идти… – Мальвина смотрит на часы, а мне по какой-то непонятной причине уже тоже не хочется продолжать это свидание.
Милая девушка, и время еще детское. Но что-то неуловимо изменилось – и я не очень понимаю, что именно.
Целый вечер коту под хвост.
– Конечно. Дай мне свой телефон. – Я вынимаю мобильник и записываю номер, который она мне диктует.
Обязательно позвоню.
Обязательно.
К черту такие вечера. Лучше бы футбол посмотрел.
– Позвоню на неделе, – обещаю я, машу официанту, плачу, ведь в баре всегда платит мужчина, а если у него денег не хватает – так пусть он тогда идет с девушкой в парк кормить уток. Хорошо, что у меня есть деньги.
Мальвина улыбается, мы встаем, целуем друга друга в щечки.
– До свидания!
– До свидания! – говорю я совершенно не своим, слишком бархатным голосом разочарованного в жизни брутала.
А на самом деле я вовсе не разочарован – просто она мне не слишком понравилась. Пятьдесят злотых на ветер.
Разумеется, я ей не позвонил.
Ты же знаешь, я никогда…
Меня будит звонок телефона. Уже тринадцать двадцать. Вот черт! Звонит мать, чтобы я наконец все-таки приехал на обед. Она уверена, что теперь, когда я один, я умираю от недоедания.
На обеде будет ее подруга с мужем и пан Страшевский – ее партнеры по еженедельному бриджу. Все это она говорит в одно предложение.
А я не хочу.
– Мама… – начинаю я решительно, но она с укором спрашивает:
– Ты что, спал, милый?!
– Да ты что! – вру я ей прямо в глаза, то есть в телефонную трубку.
– Боже, значит, ты опять простудился! У тебя такой голос! Ты вообще такой странный, милый, такой слабенький – прямо как твой отец. И вообще о себе не заботишься, совсем, мальчик мой. Абсолютно! Ты же знаешь, я никогда не настаиваю, но сегодня…
– Мама, я не могу, – вставляю я наконец слово.
– Ты же знаешь, я никогда не настаиваю, но сегодня я не принимаю отказа. В пятнадцать часов, и не опаздывай, потому что это неприлично. Пока, милый!
Я сползаю с постели, как побитый пес. Что толку от свободы, если человек не может провести в постели полдня, никому ничего не объясняя!
Голова у меня болит как холера. Это всегда так бывает, когда я слишком долго сплю.
А все из-за этой чертовой Марты!
Я принимаю аспирин, который разъедает мне желудок, но ничего другого в доме нет. Заставить себя позавтракать не могу. Отскребаю ванну (непонятно, как она могла так зарасти грязью?!) и наливаю воду до самого верха. То, что надо.
На краю ванны стоит ее масло. Ему уже три месяца. Ну, раз ей на пользу было – мне тоже не повредит, хотя эта гадость вроде тоже имеет какие-то сроки годности. А с другой стороны – не буду же я его есть. Ничего, сойдет. Я сыплю в воду какие-то соли, которые открыл на прошлой неделе, и выливаю это масло. Вода становится розовой – хорошо, что никто этого не видит.
Ну и конечно – телефон.
Алина.
– Что поделываешь, Иерема?
Не скажешь ведь ей, что я лежу в ванне в остатках Мартиного масла в час дня в воскресенье.
– Читаю, – вру я.
– А не хочешь поехать со мной в Виланов? Такая уже весна настоящая, красиво. Хотя у тебя, наверно, уже какая-нибудь бабенка завелась…
Завелись у меня разве что только тараканы, но этого я ей не скажу.
– Меня матушка на бридж пригласила, – отвечаю я чистую правду, хотя поездка в Виланов была бы, конечно, более приятной альтернативой. – И ты единственная женщина в моей жизни, – добавляю с чувством.
В трубке тишина.
Либо я зашел слишком далеко, либо она не поняла.
– Алина?
– Я здесь.
– Ты же понимаешь, что я имею в виду.
– Понимаю.
Тишина.
– Может быть, сходим куда-нибудь на следующей неделе? – нарушаю я молчание. – Матушка считает, что я на пороге самоубийства, и решила заняться мною всерьез.
– А ты и правда на пороге?
– Шутишь?
– Ты все еще о ней думаешь, Иеремиаш!
Я начинаю злиться.
– Милая моя, вчера вечером у меня было свидание, и весьма удачное. Марта в прошлом!
– А расскажешь мне, что случилось? Почему вы расстались?
– Я тебе уже говорил. Просто так вышло. Что-то выгорело. Я думал, что она другая. И оргазма с ней я не испытывал. Нужное подчеркнуть.
– Иер, ты все время о ней говоришь, ты вообще отдаешь себе в этом отчет?
– Потому что ты спрашиваешь.
– Я хочу тебе помочь!
Читать бесплатно другие книги:
