Хьюстон, у нас проблема Грохоля Катажина
Мы проехали очередные двадцать метров. Что там вообще происходит, черт возьми? Я включаю аварийный сигнал и выхожу из машины посмотреть. В отдалении мигают голубые всполохи и слышится вой сирен. Значит, авария.
Значит, стоять будем еще минимум полчаса. И не убежать, и не повернуть назад. Выхода нет, сколько ни злись.
Я возвращаюсь в машину и опускаю стекло. Сегодня мороз несильный, а на завтра обещают оттепель. Вот будет весело, когда весь снег начнет таять, – его за зиму выпало прилично.
Я скучаю по лету.
Хотя каждый оператор знает, что именно весна и осень лучшее время для съемок – свет самый красивый. Но я люблю лето.
Не в той стране я родился.
Как-то раз после очередного Альмодовара вместе с Адамом, Вешеком, их соседом, и Марком мы включили телевизор, потому что по «Евроспорту» показывали Кубок УЕФА. А наши женщины вчетвером уложили спать двоих детей и пошли на террасу поболтать.
Смеху там было – немерено, и шепот, какое-то приглушенное хихикание без конца. Три бутылки вина они уговорили, развлекались без нас замечательно – ну, или притворялись хорошо.
Адам заговорщицки кивнул нам, когда в матче был перерыв, и провел нас на второй этаж, на балкон, в укромный уголок, оттуда мы могли прекрасно видеть девчонок и слышать их разговоры. Они сидели за круглым столиком, на котором стояли свечки, вокруг темнота, звезды на небе горели… хороший кадр, если бы только мусор убрать, и косилка была лишняя, потому что ее детали из темноты торчали и кадр портили, ну и на столе бардак: и еда, и питье, и чипсики какие-то…
И вот стоим мы вчетвером на том балконе и подслушиваем, чего я обычно не делаю, но за компанию можно.
А о чем разговаривают женщины, все знают. О мужчинах, конечно. Ведь не о физике же квантовой им разговаривать! Мы и ждем – а вдруг услышим что-нибудь интересное. Что-то такое, чего они нам в глаза никогда не скажут.
Я, правда, не раз участвовал в мужских разговорах по душам и знаю, что иногда действительно важная тема может как бы… соскользнуть на какую-то совсем не важную. Но это случается очень редко. Мужчины обычно обмениваются информацией или мнениями, а бабы – бабы да, отклоняются от темы.
Она начинает с того, куда ты положил спички, чтобы зажечь газ, а заканчивает тем, что ты обещал ей три года тому назад.
– …как сейчас помню это было девятого июня дождик шел и выяснилось что ты зонтик вынул из багажника а я об этом не знала и вымокла вся и выглядела при встрече с Крысей как идиотка а она смотрела на меня свысока потому что у нее муж который когда-то был в Штатах а Штаты это великолепно хотя и совсем иначе чем Маврикий и мы должны обязательно туда поехать хотя что там загадывать у нас же все всегда решается в последнюю минуту а вот Божена как-то раз поехала и не могла вернуться правда она в Египет поехала и тогда как раз было извержение этого вулкана исландского у которого название еще такое что не выговоришь но ей-то все издержки оплатило туристическое бюро оно им оплатило номер в отеле и они на целую неделю там дольше пробыли а представляешь если начнется извержение вулкана под Йеллоустоуном то это будет конец света два года без солнца я тут кстати прочитала на одном портале не помню как называется портал Крыся мне посоветовала почитать а ты знаешь кстати что Крыся беременна но не от Мацека а она случайно там встретилась с одним мужчиной и сразу залетела но гены ведь сами себе выбирают самое подходящее гнездо и дети редко когда запланированные бывают а чаще от незапланированного и спонтанного… ну ты понимаешь от секса так что это такой естественный отбор в чистом виде а у Гелы есть календарь китайский по которому можно вычислить родится у тебя мальчик или девочка можно его найти в интернете нужно только знать дату рождения матери и дату когда секс произошел а об отце ничего не надо знать ха-ха-ха и этому календарю уже три тысячи лет представляешь и ты можешь себе запрограммировать пол ребенка но все-таки получится или нет не факт потому что все-таки дети чаще незапланированные рождаются раньше было по-другому люди просто занимались любовью и беременели а теперь вот мы все хотим заранее подсчитать и вычислить тебе не кажется китайцы удивительные им вообще не нужно даже войну объявлять чтобы мир завоевать ты знаешь что в Нью-Йорке шестьдесят три процента зданий принадлежит китайским корпорациям и государственный долг Америки находится в их руках вот куда ты их положил а я тебя спрашиваю где эти спички а ты почему ничего не отвечаешь почему ты никогда со мной не разговариваешь?!!
Вот примерно так выглядят поиски спичек для того, чтобы зажечь плиту.
И ты, дурила, чувствуешь себя как идиот. Потому что не помнишь, что там было на прошлой неделе, а уж тем более понятия не имеешь о том, что ты там кому обещал три года назад, а обещанное отдалилось еще на много лет, потому что китайцы оказались ей на этот раз важнее.
Так разговаривают женщины.
А вот подобный мужской разговор мне только раз довелось услышать. Насколько я помню, сначала Толстый говорил о своей машине и убеждал нас, что американские машины лучше, так как у них совсем другая система обеспечения безопасности, и с этим все согласились, а Маврикий сказал, что безопасность, может, и лучше, но вот дорогие они, мать их, беспредельно и антикоррозийка у них никуда не годится, тормоза фиговые и сервис отстой – с этим мы тоже все согласились, ведь чего спорить – просто две разных точки зрения, которые друг другу не противоречат, а потом Яхо спросил, как мы думаем, есть ли дно у задницы.
И наступила тишина.
Женщины таких вопросов не задают. Яхо – это тоже наш приятель, актер, сидящий, разумеется, без работы. Ему тогда удалось нас застать врасплох.
Но я знаю, о чем говорят женщины, когда нас нет. О нас, о наших птицах, о сексе, о бывших своих, будущих, о том, что мы им сделали, а чего не сделали, на что они рассчитывали, а что получили и так далее. Плачут или смеются – и все из-за нас.
Это все, что они могут.
И тогда, на том балконе, той чудной ночью всем было ужасно интересно, что же они о нас будут говорить, что обсуждать, думая, что мы сидим, уткнувшись в телевизор, как настоящие мужики, и ничто другое нас уже не может интересовать сейчас.
Мы были тихи как ночь, даже лед не гремел в бокалах, навострили уши, как кролики, и смотрели на наших любимых сверху, причем в буквальном смысле.
Жена Адама спустила лямочки топика, Марта задрала юбку, опираясь ногами на соседний стул, а ее соседка обмахивалась листом лопуха.
– И ты правда никогда этого не делала?
– Ну нет, – ответила Марта, и я почувствовал, что она краснеет.
Такой компромат. Да еще и вранье.
Они же говорят о сексе, ясно как день!
– А ты?
– Не на людях, – отвечает соседка, а сосед пихает меня в плечо.
Понятно, что не на людях.
– И ты попробуй, обязательно, потому что это приятно. Совсем другой вкус.
Вот я неудачник. Прямо засада. Жалею, что пришел.
– Честное слово!
– Попробуй, – поддакивает жена Адама.
Бежать-бежать-бежать!
– Неприлично, – говорит кто-то из них.
– Ой-ой-ой, да понятно, что неприлично! Но каждая из нас это делала когда-нибудь, хотя бы в детстве.
В детстве?!!
С кем мы вообще имеем дело?
Нет, это подслушивание явно было плохой идеей – иногда лучше не знать некоторых вещей.
– Ладно, давайте сделаем это все вместе, ок, на раз-два-три? И увидишь, какое это классное ощущение!
Я каменею.
Они ЭТО сейчас собираются делать сообща?!!
– Но они…
– Они не должны ничего об этом знать. Они не понимают таких вещей.
Вот это точно. Не понимаем.
– Давайте. Закрываем глаза – так лучше чувствуется вкус.
Теперь уже Адам вздрагивает, как будто его толкнули. Сосед – тот вообще уже в дверях застрял от возбуждения. Мы все чуть не попадали с этого балкона.
А они…
Они вытянули руки и сунули их в салатник. Кусочки курицы, тушенной в сметанном соусе, с паприкой и овощами, которые мы должны были есть после матча, – теперь в этом блюде есть еще ингредиент: четыре женские ладони. Они вытаскивают руками кусочки мяса и слизывают соус с пальцев, глаза у них закрыты и вид такой, какой был у меня, когда я курил с Толстым марихуану. Я тогда на многое рассчитывал, но особого кайфа не испытал. В отличие от них – этих женщин.
– М-м-м-м-м…
– О-о-о-о-о…
– Да!
– А-а-а-а-а…
Это восклицают наши женщины, которые руками жрут нашу общую еду и слизывают с пальцев сметанный соус с наслаждением, близким к оргазму.
Отвратительно!
Но в то же время – облегчение.
– Я же вам говорила, когда ешь руками – вкус действительно меняется… – жена Адама горда собой, как будто она только что изобрела порох.
– Хорошо, – подтверждает ее соседка и сует вторую руку в миску.
Я точно к этому уже не притронусь!
– Но только знаете что? Вот Ядвига, например, – вдруг вступает в разговор соседка Адама. Мы не знаем Ядвигу, но это ведь начало другого, может быть, более нормального разговора, поэтому мы остаемся на своем балконе. – Она выяснила все только на четвертом месяце.
– Шутишь? – смеются они.
Раз говорят о беременности – может, одна из них беременна?
У нас наверху растет напряжение.
– Точно говорю. Она думала, что толстеет потому, что перестала бегать. А бегать она перестала потому, что все время хотела спать. А спать она хотела все время потому, что залетела.
– Да уж. Лучше уж она бы ела масло – тогда лучше бы себя чувствовала.
– Но я же тебе объясняю – она беременна была!
– Да понятное дело, я уж знаю: я с Казиком тоже все время спала, – отвечает жена Адама. – А вот с Хеленой, наоборот, у меня столько энергии было, что я чуть на работе не родила! И еще мне все время хотелось заниматься любовью!
– Да уж, это точно, – шепчет Адам.
– Тихо, – шепчем мы.
– Мальчики обычно расхолаживают, и становишься ленивой…
– Масло полезно, потому что без масла организм не усваивает ни калий, ни магний, я всегда сливочное масло покупаю у одного производителя и ем, прямо кусками… хотите телефон этого фермера?
– Я пила алоэ – и тоже что-то не похудела.
– А алоэ не для похудения, только для здоровья.
– А давайте за здоровье выпьем!
Хихиканье и звон бокалов.
– А моя коллега Вики еще позже.
Что позже ее коллега?! Мы что-то упустили?!
Мы смотрим друг на друга, и ни один из нас не понимает, о чем идет речь, а вот эти, внизу, понимают, потому что вопросов, о чем речь, никто не задает.
– Поняла, когда родила?
– Она думала… честно, даже не верится, а учитывая, что Вики все-таки институт закончила, изучала экономику и право…
– Право? Это та, у которой книжный магазин? – это моя Марта вступает. – Я знаю, у нее на Мокотове такая лавочка с чаем и печеньем, а на самом деле книжный магазин!
– Да! Потому что она предпочитает делать то, что любит. А когда ты у нее была? Потому что я ведь тоже там бываю. Ты знаешь, она мне достала первое издание…
– Вики тебе достанет все, что захочешь. Это просто счастье, что у нее такой муж замечательный и она может себе позволить эту лавочку. Он же все содержит.
– Так ведь у нее всегда полно посетителей!
– А ты представляешь себе, сколько стоит аренда в таком месте?
– Ну вот, она до шестого месяца думала, что у нее глисты. И ходила сдавала анализы каждые три недели, потому что у нее в животе что-то бурчало!
Они взрываются смехом.
А мы переглядываемся с неудовольствием.
Бабы все-таки дуры.
– А знаете что, девочки? – Сусанна берет бокал в руку. – Я хочу поднять этот бокал за нас, потому что мы…
– Необыкновенные!
– Да просто о-фи-генные!
Вот я неудачник.
Мы уходим с этого балкона молча.
А не надо подслушивать бабские разговоры!
Офигенные?
Офигенно ненормальные – это да.
Но офигенные?
Мы садимся обратно перед телевизором.
– Как ты думаешь, она и правда считала, что у нее глисты? – прерывает молчание Адам. – Я знаю Вики. И теперь каждый раз, когда ее увижу…
– Отстань, – я машу рукой, вздрагивая от одной мысли об этом. Я тоже там иногда бываю. И эта Вики классная. Была. Потому что отныне она у меня всегда будет ассоциироваться с глистами.
С ними нужно держать ухо востро – вот что надо помнить всегда.
Вот такими были наши вечера в Подкове.
Сомневаюсь, что еще когда-нибудь встречусь с ними. Я звонил после расставания с Мартой, но Сусанна не захотела со мной разговаривать, я только успел представиться и сразу услышал:
– Адам, Адам, это Иеремиаш тебя, – и в глубине кашель попугая.
Адам был довольно холоден, когда я сказал, что мы не приедем, так как больше не вместе, ответил, что не знает, звонила ли Марта, и что если быть откровенным, то он не хочет, чтобы я им звонил, потому что такого они от меня не ожидали.
В жизни никогда ни один мужик так не скажет, если его не накрутили и не запрограммировали.
Если им не манипулирует женщина.
Не знаю даже, зачем я об этом думаю. Было и прошло – что уж теперь.
Мимо меня проезжает «Скорая помощь» с мигалкой. Интересно, зачем они едут в сторону Прушкува, если до Варшавы ближе? Гигантская пробка моментально рассасывается, а мне нужно позвонить клиенту и отменить вызов на Мокотов, потому что уже четыре часа, он явно не будет в восторге.
В задницу Подкову и все остальные ближайшие пригороды.
Вместе с их обитателями.
Встреча с Маврикием
Прошла очередная неделя. Одиночество просто невыносимо – даже запястья болят.
И выводят из себя ежедневные звонки от матушки, которая вдруг начала проявлять обо мне какую-то прямо-таки нездоровую заботу.
А ведь у нас уже все так хорошо складывалось!
Но с того момента, как она узнала, что я один, – ее материнский инстинкт вдруг снова поднял голову. Она меня не оставляет в покое – она же должна меня защищать. Так пусть бы и защищала – и лучше всего от себя самой! Но это ей в голову не приходит.
Отношения с матерью у меня странные. Если я не приезжаю к ней – она предъявляет претензии, что не приезжаю. А когда где-то с год тому назад я начал приезжать к ней без предупреждения, просто так, по случаю, – категорически заявила, что я должен ее предупреждать, потому что она-де тоже может быть занята, ее может не быть дома и так далее. А когда я предложил ей дать мне запасной ключ, чтобы я мог ее подождать, если вдруг дома не застану, – ответила, что я этот ключ обязательно потеряю. И что культурные люди во времена мобильных телефонов предупреждают о своих визитах.
Визитах! К матери-то!
Век живи – век учись.
Я решил не копаться больше в прошлом.
Нужно резко, одним махом отрубить все, что было, – и начать нормально жить.
Тем более что позвонил Маврикий и сказал, что ему в голову пришла великолепная мысль: есть, мол, у него одна знакомая девушка на работе, одинокая, которая совершенно точно хочет с кем-то познакомиться, только с ней надо деликатно. И что он все устроит, потому что девица и правда что надо, а красивые одинокие девушки на дороге не валяются. У нее красивые глаза, и она робкая. Но только чтобы я правильно все понял и отнесся к ней соответственно, потому что она «не такая»… И чтобы я ждал вечером около телефона, а он позвонит мне и скажет, что, куда и как. Потому что надо же, братец, друг другу помогать. И как, мол, я на это смотрю.
А я на это смотрел положительно.
Я вернулся домой после шести.
Включил музыку – Серая Кошмарина тут же застучала шваброй в свой потолок, который по совместительству является моим полом, и я почувствовал себя дома. Поставил на огонь фляки, которые купил по дороге, и начал размышлять, как бы изменить свое одинокое существование и превратить его в жизнь нормального мужчины, которого разрывают на части женщины.
А вдруг эта Эвка Маврикия окажется выстрелом в яблочко? Я не хотел сейчас обязательств, но мне не хватало женщины. Клин клином. Я уже был сыт по горло своими воспоминаниями о Марте – она просто этого не стоила!
Так может быть, сегодня все сложится удачно?
И тут что-то заскреблось в дверь.
Я открыл.
За дверью стояла Аня, дочь соседей.
Хьюстон, у нас проблема.
Впустить или не впустить? Я не очень-то похож на наперсника одиннадцатилетних девочек-подростков. Я вообще мало похож на наперсника кого бы то ни было. Я сам себе не доверяю и самого себя слушать не люблю, что уж там говорить о малолетках.
– Можно войти? А то родителей нет дома.
Вот черт.
Впустишь ее – посадят за педофилию, а не впустишь – будешь просто свиньей.
– Входи, но только не надолго – я ухожу скоро.
– У тебя что-то стухло – воняет, – заявила девица, потому что у них это, видимо, в крови – по крайней мере она точно унаследовала это от папочки.
И вовсе фляки не стухли, а просто уже приятно благоухали по всему дому.
– Ты обедала? – спросил я, потому что не знал, о чем еще можно разговаривать с несовершеннолетними.
– Обедала в школе.
– Но ты голодная?
– А что у тебя?
Человек либо голоден, либо нет, правда ведь?
Но только не женщина.
Женщина хочет есть что-то особенное – а вовсе не то, что у тебя сейчас имеется в наличии. Если она хочет дыню – то она даже не прикоснется к твоим флякам, если она хочет салат из помидоров – то даже не предлагай ей капустный салат, это же ясно. Я это уже давно знаю.
– Фляки, – ответил я и добавил: – Только фляки.
– А это что?
– Это такие… – Я запнулся.
Ну как тут объяснишь, в самом-то деле?! Не скажешь же девочке-подростку, что это внутренности, засунутые в желудок и сдобренные специями… еще в обморок упадет.
Марта от одного только названия уже вздрагивала. И рульку она не ела, а я ничего лучше правильно приготовленной рульки не пробовал – «потому что у рульки есть шерсть»! Я вот курицу не люблю – потому что у нее перья. А Марта говорила: «Перья можно ощипать и опалить над огнем (как будто мне делать больше нечего, кроме как опалять перья птиц!), а вот что ты сделаешь с шерстью?!! Она омерзительна!»
А на самом деле шерсть можно спокойненько себе пальцами повытягивать, потому что у правильно приготовленной рульки щетина легко снимается, волосы выходят мягенько, да не столько их там, чтобы так уже прямо человеку было омерзительно.
– Фляки – это такое блюдо, с острыми приправами, такое, знаешь… мясное блюдо для мужчин, – закончил я легко, а Мелкая уставилась на меня с удивлением.
– Ты мизогинист? Мама так папу называет.
Я забыл, что означает это слово, но на всякий случай покивал головой, что при определенном желании можно было принять как за согласие, так и за отрицание. Надо будет посмотреть это слово в словаре. Человек ведь учится всю жизнь, так что нечего всяким сопливым девчонкам передо мной нос задирать.
– Ну, я могу попробовать, – заявила она, и мы направились на кухню.
Я достал две тарелки и положил фляков в обе. Она возила ложкой по тарелке, не решаясь поднести еду ко рту.
– Если ты не ешь, то я съем, – сказал я.
– Выглядит как… какие-то фляки, – выдохнула она с облегчением. – Я вообще-то пришла, потому что уроки уже сделала и мне скучно.
Вот же я неудачник, только этого мне не хватало – быть спасательным кругом для скучающего недоразвитого создания женского пола!
– А где Марта?
Я удивился. То есть эта Мелкая водила дружбу с моей девушкой?! А я и не знал ничего.
С бывшей девушкой.
– Ну, твоя девушка, – уточнило это чудное дитя.
Вот здорово, что она мне напомнила. А то я ведь не в курсе, кто такая Марта.
– Она… ушла.
– А что ты ей сделал?
Я чуть фляками не подавился.
Что я ей сделал?!! То есть в голову не приходит, что это ОНА могла мне что-то сделать! И ведь маленькая такая, от горшка два вершка, а уже задает идиотские вопросы!
– Ничего, – процедил я коротко.
– Вы поссорились?
– Можно и так сказать. – Я медленно жевал фляки, потому что не представлял, что дальше делать с этим дитятком.
– А где мой слоник? – вдруг заинтересовалась Аня.
Ну, теперь-то будет полегче.
Будильник надо поставить на видное место – ибо патриотизм и матушка.
Ринграфик тоже держать на виду, чтобы хранил, – ибо опять же матушка.
А слоник – слоника тоже на виду, ибо на счастье же Мелкая подарила.
– Он у меня в спальне, – ответил я, не уточняя, что валяется на дне ящика.
– Ага. Как-то у тебя стало тут странно. По-другому.
Я оглядел кухню. Кухня как кухня. Ничего не было по-другому – все так же, как и раньше. Хотя Мелкая была права – кое-чего не хватало. Я вдруг вспомнил, что на протяжении четырех лет на столе всегда стояли цветы. Всегда. Каждый день. Независимо от времени года. Какая-нибудь роза. Или три тюльпана. Или вифлеемская звезда. Сирень. Ландыши.
Марта постоянно покупала цветы, я редко, когда вдруг вспоминал, что она их любит. Вот звезду я купил, а она потом засохла и отправилась в помойку, как и те две из спальни.
– По-другому все теперь, после того как ты остался один, – настаивала моя гостья. – А что это у тебя так стучит?
Стучала Кошмарина, уже довольно долго.
– Это соседка, она не любит музыку.
– Мама бы велела сделать потише. Тебе везет, что ты не с мамой живешь.
Музыка и правда играла довольно громко, а ребенок-то оказался не такой глупый.
– Мне надо переодеться, уходить скоро, – сказал я, приглушив звук.
– Ладно, ухожу. Было классно с тобой поболтать, – сообщила Мелкая и ушла. А я вздохнул с облегчением.
Из душа меня вытащил звонок Маврикия.
– Я с ней договорился на половину восьмого, как будто мне что-то по работе надо выяснить, и она вроде даже обрадовалась, так ты давай как будто случайно в этот бар заруливай, ну тот, где мы были в последний раз, на углу, не помню, как называется. Я быстренько смоюсь под благовидным предлогом и оставлю вас наедине. Только чтобы это не выглядело так, будто мы договорились, ладно? Ты уж смотри, не выкини там какой-нибудь номер, ладно? – Вообще Маврикий не всегда заканчивал любое предложение словом «ладно?» – только когда был взволнован. – Сможешь?
Смогу.
Хотя женщины каким-то пятнадцатым чувством всегда знают, когда их обманывают. Она может думать что угодно – но, в конце концов, почему не попробовать?
Тоже мне, великое дело. Конечно, смогу.
Голубая рубашка не высохла, на зеленом свитере пятна от сока, на слаксах дырка от зубов Геракла. Поэтому я надеваю джинсы и белый свитер, который не выношу. Я в нем выгляжу как педик. Хотя и довольно красивый, надо признать.
Я беру машину – ведь возможно, я привезу на ней девушку. Навожу на скорую руку порядок в спальне, ставлю кастрюлю от фляков под раковину, тарелки мою, протираю стол. В ванной мусор снова размножился. Мою зеркало, потому что если все пойдет по плану – ванная будет первым помещением, которое она захочет посетить. Грязные вещи я прячу в сумку, а сумку прячу под столом в кухне.
И еду.
В воздухе уже чувствуется весна, хотя еще совсем только начало: снег сошел, но воздух холодный, градуса два всего, а пару дней назад вообще еще мороз стоял. Газоны выглядят отвратительно: засранные, серо-буро-коричневые… Да уж, в Евросоюз мы вошли во всеоружии.