Приводя дела в порядок (сборник) Карташов Алексей

© Авторы, тексты, 2015

© Наринэ Абгарян, составление, 2015

© ООО «Издательство АСТ», 2015

* * *

От автора

Несколько лет назад я взялась вывешивать на своей странице в ЖЖ рассказы. Это были смешные истории-воспоминания о моем детстве. Однажды я получила письмо от Ирины Епифановой, ставшей впоследствии моим бессменным редактором. Она писала о том, что ссылку на мою страницу показала ей писатель Лара Галль. Что в издательстве «Астрель-СПб» посоветовались и решили выпустить мои рассказы отдельной книгой. И что если я не против…

Я, конечно же, была не против. И в 39 лет, неожиданно для себя, стала писателем.

В виртуальном пространстве много талантливых людей – художников, музыкантов, писателей. Некоторые из них добиваются известности сами, другие, в силу природной робости или банальной неуверенности в себе, так и остаются запертыми в блоге. Мне кажется, обязанность каждого из нас – сделать всё от себя зависящее, чтобы помочь их творческой реализации.

Я составила три сборника рассказов, куда отбирала произведения авторов, на мой взгляд, талантливых и одарённых. Этим я отдала свой долг, закрыла гештальт. Когда-то мне помогла Лара Галль, теперь я, надеюсь, помогла другим. Если кто-то положил тебе на ладонь кусочек солнца, поделись его теплом с остальными. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на себя.

Перед вами третий, и последний сборник, составленный мною. Это достойная, крепкая и убедительная мужская проза.

Я желаю вам приятного чтения.

И спасибо авторам и читателям за доверие.

Н. Абгарян

Сергей Узун

Приводя дела в порядок

– И несмотря на то, что миру осталось всего два часа, мы всех призываем не скатываться до крайностей и соблюдать… – Диктор не договорил, что именно надо соблюдать, и разрыдался.

Семен выключил телевизор и нажал на кнопку ноутбука. Словно отвечая на прикосновение к кнопке, на улице что-то незамедлительно грохнуло, и электричество исчезло. Судя по всему, выключилось во всем районе, потому что уровень шума с улицы как-то резко понизился. Как будто на мир кто-то набросил толстое одеяло. Были по-прежнему слышны какие-то привычные уже крики и выстрелы, но в общем и целом стало значительно тише.

Тогда Семен попробовал дозвониться до Кузьмича. Связи толком не было последние десять дней, но иногда удавалось пробиться.

– Алло, – неприветливо сказал Кузьмич в трубку.

– Привет. Как дела? – задал идиотский вопрос Семен.

– Прекрасно, – буркнул издевательски Кузьмич. – Говори быстрее. У меня времени не так чтоб много.

– Как у всех, – сказал Семен. – Два часа. Ты, Кузьмич, у нас по кроссвордам мастер. Скажи мне, пожалуйста…

В трубке раздался громкий треск, и связь пропала. Семен, как и полагается в таких случаях, два раза прокричал «Алло!», три раза попытался продуть линию связи и выругался.

Он хотел было выйти на балкон покурить, но вовремя вспомнил о безумном снайпере из дома напротив. Тогда Семен закурил прямо в комнате, подошел к книжной полке и начал гипнотизировать корешки книг.

– Электричество исчезло, – сообщила от дверей комнаты жена Семена.

– Я заметил. И связь, – кивнул, не оборачиваясь, Семен. – Шалят сограждане напоследок. О! «Дом и семья»!

Семен достал из шкафа толстую книгу и присел на диван.

– Оооо, – протянула жена, – вспомнил! И чего ты куришь в комнате? Провоняет же все.

– Не успеет, – ответил Семен. – За два часа не успеет. Мы, помнится, в общаге месяц курили – только потом стало заметно всем.

– Пепельницу тогда возьми, – сказала супруга. – Два часа – не повод оскотиниваться совсем.

– Да, конечно, – пробурчал Семен, не отрываясь от «Дома и семьи». – Я сейчас.

– И я хотела сказать тебе – я ухожу от тебя, – выпалила жена.

– Куда? – нейтральным тоном поинтересовался Семен. – Потерпела бы уж.

– Куда угодно. Хватит с меня.

«Сейчас заплачет», – пронеслось в голове Семена.

– Никакого внимания… Никакого интереса… Хоть два часа… – заплакала жена.

«Это у нее от страха, – подумал Семен. – А может, и нет».

– Это не от страха, чтоб ты знал! Я долго думала… Уйду, и… Хоть два часа…

«Сейчас меня погонит», – подумал Семен.

– А вообще, нет! Какого черта?! – сорвалась на крик супруга. – Ты уходи! Там же опасно! Будь хоть раз мужиком – уйди сам!

«Сейчас вещи побежит собирать», – подумал Семен.

– Я сейчас тебе вещи… А хотя – зачем тебе вещи?!

«Бутерброд», – понял Семен.

– Я тебе бутерброды сделаю и иди! – убежала на кухню жена.

– Нет тут ничего такого… – сказал сам себе Семен и отложил книгу. – Где ж оно было-то…

Он вновь подошел к книжному шкафу и начал перебирать книги.

– С ветчиной и с сыром! – прибежала из кухни супруга со свертком. – Четыре штуки. Иди теперь!

«Сейчас опять заплачет», – подумал Семен, взял сверток и пошел в прихожую обуваться. Под рыдания супруги он присел над парой туфлей и запыхтел. Затем, не поднимая глаз, привычным жестом протянул руку.

– На! – подала обувную ложку жена. – Сколько раз говорить – расшнуровывай! Задников же не напасешься.

– Еще два часа протянут. – Семен наконец обулся и встал. – Ну… Пойду, наверное.

«Сейчас попросит что-то сказать и скотиной бесчувственной назовет».

– Скажи хоть что-нибудь, бесчувственная скотина!

«А вдруг?! – осенило Семена. – Чем черт не шутит…»

– Кстати, да, – кивнул он. – Ты не знаешь, что такое «дебаркадер»?

– Что, прости? – не поняла жена.

– Ну «дебаркадер», – пояснил Семен. – Слово слышал миллион раз, а что означает – понятия не имею. Подумал, вот сейчас, через два часа, все закончится, а я так и не знаю. Думал по Интернету посмотреть, а оно все выключилось.

– То есть, поправь меня, если я ошибаюсь, ты в энциклопедии «Дом и семья» «дебаркадер» искал? – еле заметно усмехнулась супруга.

– Других энциклопедий на полке не нашел, – улыбнулся Семен.

– А толковых словарей? – засмеялась жена.

– Ох, е! – подкинуло Семена. – Можно? Я на секундочку…

– Дебаркадер – плавучая пристань, – сообщила жена. – На понтоне такая. Ну мы летом видели на море, помнишь? Там кафе еще было.

«Ни фига себе!» – подумал Семен.

– Ни фига себе! – сказал он вслух. – Ты, оказывается, знаешь всякие умные слова.

– Это трюизм для всех, кроме тебя, детка, – широко улыбнулась жена. – Я понимаю, что у тебя сейчас когнитивный диссонанс, но это все вызвано только твоей многолетней, перманентной идиосинкразией ко мне как к собеседнику. Ну и, разумеется, твоим эгоцентризмом.

– Охренеть! – подумал и прошептал одновременно Семен.

– К чему эти инвективы, милый? – победоносно поинтересовалась супруга.

– Э-э-э… Прости, пожалуйста, – замялся Семен. – Можно тебя попросить объяснить еще кое-что? У тебя есть время?

– Как у всех, – посмотрела на часы жена. – Час двадцать.

– Ну… – все никак не мог сформулировать Семен и подумал: «Сейчас простит».

– Разувайся, ладно, – смилостивилась жена. – Поговорим часок.

О высоком

– Александр, как вы можете жить в своем обыденном мире? – заломила руки Зинаида. – Неужели вы не понимаете, что в мире есть что-то кроме пива, еды и этого самого…

Александр дожевал обыденность в виде куриной ножки и с интересом взглянул на Зинаиду.

– Нет, я сейчас не про секс вовсе, – помрачнела Зинаида. – Давайте же вырвемся из этого порочного круга.

– Это ж небось и в наглаженное одеваться надо? – недовольно скривился Александр.

– А как же! – воскликнула Зинаида и кинула в Александра выглаженными штанами и безликой опрятной рубашкой.

– А киньте в меня еще и носками, душа моя, – пропыхтел Александр. – Я так понимаю – в шлепках из обыденности мы не вырвемся.

Зинаида кинула носками, бритвой, туалетной водой и еще чем-то.

– Это что за разноцветные бинты, разлюбезная Зинаида? – удивился Александр.

– Это летний шарф-галстук. Сейчас так носят, – сказала Зинаида таким тоном, что Александр сразу понял – шарф-галстук придется надеть.

Через какие-то пятнадцать минут Александр чувствовал себя свежим, красивым, помолодевшим и нелепым ботаником.

– Где же шарф, Александр?! – возмущенно округлила подведенные глаза Зинаида.

– А вот он! – Александр торжествующе достал из кармана шарф-галстук. – Со мной. Сроднились мы с ним уже.

– Ему место на шее! – совершенно справедливо заметила Зинаида. – Не портьте мне вечер, мужлан!

– Выйдем со двора – нацеплю, – твердо сказал Александр. – Потому как я сомневаюсь, что мои приятели со двора в курсе последних модных веяний и смогут удержаться от до крайности обидного для меня определения «петух». Уж и не думаю, что мордобой с моим участием позволит нам достойно вырваться из опостылевшей обыденности. Посему – только в двух кварталах от дома.

– А и шут с вами, – сдалась Зинаида. – Пойдемте срочно в другой мир. В новый и незнакомый. В мир искусства.

– Не в кабак таки, – вздохнул Александр. – Чуяло мое сердце.

Ласковым щебетом и ледяными взглядами Зинаида погнала Александра по городу на встречу с неведомым. Неведомое притаилось в каком-то промышленном здании, исписанном граффити.

– Нам точно сюда? – поинтересовался Александр, полюбовавшись на граффити. – Скажите сразу. Мне знать нужно – перепрятывать деньги в носки или не нужно?

– Это же красиво, Александр! – закатила глаза Зинаида. – Это субкультура.

– Да вы что?! Да неужто? – удивился Александр, декламируя наиболее нецензурные из надписей.

– Ну разумеется. Это же протест! – сказала Зинаида и поволокла ошарашенного Александра ко входу.

– По триста сегодня, – объявил скучающий тип на входе.

– Зинаида, радость моя, – ласково обратился Александр, – скажите мне, пожалуйста, мы вырываемся из круга обыденности или откупаемся от него?

– Перестаньте сквалыжничать, Александр. Соответствуйте шарфу и своей женщине! – зашипела на ухо Зинаида.

– Кутить так кутить, – приуныл Александр и с тоской проследил, как шесть сотен скрываются в кармане билетера.

– Боже, как же тут хорошо! – выдохнула Зинаида уже внутри.

– Этот склад забросили лет пятьсот назад, – заметил Александр. – Нормальный кладовщик не допустил бы такого бардака.

И сплюнул в ближайшую плевательницу, чтоб показать, что манеры какие-никакие, а присутствуют.

– Что вы делаете, вандал?! – заголосил какой-то тщедушный тип в берете и в родном брате шарфа, красующегося на могучей шее Александра. – Вы же испортили всю инсталляцию!

– Чего-чего я испортил? – удивился Александр.

– Жизнь мне испортил! – прошипела Зинаида. – Это ж надо додуматься – в инсталляции плеваться.

– Да это ж плевательница! – сказал Александр. – У нас на работе такие же были. Туда все плевали. Ну не все, конечно. Интеллигентные только…

– Да что вы понимаете! – заплакал тип в берете. – Плевательница… А приглядеться? А подумать? Это же символизирует открытую душу духовности! Каждый может плюнуть в душу духовности, и только здесь она защищена барьером!

Художник указал на картонный заборчик, высотой сантиметра в три, вокруг плевательницы.

– Ну… Я так и понял все, – неуверенно сказал Александр. – Мне подумалось, что пересохший харчок в эмалированном нутре духовности только добавит выразительности этой… как бишь ее…

– Инсталляции!! Инсталляции!! – завизжал художник. – Не добавит! Зачем там второй плевок?! Как я смогу это объяснить? Первый плевок – мой. Он символизировал плевок Бога в духовность, потому что Бог выше! А теперь что? Кому я теперь это продам?! С двумя плевками – это ни в какие ворота! Это вне философского контекста! Кто плюнул в духовность вторым, я вас спрашиваю?!

– Человек! – подсказал Александр. – Человек вполне способен плюнуть на духовность.

– Да не на духовность, а на Духовность! – сказал художник уже без гнева и принялся рассматривать плевок Александра.

– Простите, а как у вас получается говорить и с маленькой, и с большой буквы? – попыталась подольститься к художнику Зинаида.

– Вам не понять, – грустно ответил художник и плюнул с досады.

Затем лицо его озарилось, и он принялся заплевывать пол вокруг инсталляции.

– Але, мужчина! Чего происходит? – встревожился Александр. – Что за вандализм?

– Это все заиграет… Не каждый может попасть в духовность… – забормотал художник, – и только Бог и еще один… А, нет – семеро! По количеству грехов…

– Зинаида, пойдем, – шепнул Александр. – Не станем мешать Мастеру.

– Видели, Александр, какие люди есть? – назидательно спросила Зинаида. – Богом в макушку поцелованные. Талантливые. Из всего творят Прекрасное!

– Ну это вне обыденности, – возразил Александр. – В обыденности это на штраф тянет.

– Вы не понимаете ничего в Искусстве! – поджала губы Зинаида.

– А вы в этом всем понимаете? – восхищенно спросил Александр, указывая на двух голых женщин с транспарантом «Нет сносу нарядам».

– Нет, конечно. Но мне же нетрудно подойти к предмету и восхищенно сказать: «Ца-ца-ца».

Александр чеканным шагом прошел к одной из картин на стене, покачал восхищенно головой и сказал:

– Зиночка, полюбуйтесь-ка вот на это!

Зиночка подошла и неуверенно сказала:

– Боже, какой выразительный образ! На Пугачеву похоже!

– Только лицо! – обиделся художник. – Его я из журнала вырезал. Остальное все от Нади Команечи. Это называется «Прыжки и вой». Неужели непонятно?!

– Ца-ца-ца… – восхищенно процокали Александр с Зинаидой.

Зайка

Ночью перед подъездом на асфальте появилась надпись: «Зайка, я люблю тебя!» Белой эмалевой краской поверх небрежности трудов дворника. Все шестьдесят женщин подъезда зайкового возраста (от десяти до шестидесяти лет) в это утро выглядели загадочнее черных дыр космоса. На лице каждой читалась абсолютная уверенность, что послание адресовано именно ей.

– Как это трогательно, – умилилась одна из женщин. – Настоящий мужчина и романтик растет. Я-то думала, так сейчас не ухаживают.

– И не говорите, – подхватила другая. – И только одна-единственная знает, что это написано только для нее.

– Уж она-то точно знает! – залилась румянцем первая. – Но не расскажет никому.

– Это моей Машке писали, – заметил мельком отец одной из гипотетических заек.

– Ну-ну. Ошибок-то нет! – возразили женщины. – Запятая где положено, и «тебя» через Е, а не через И.

– Ну так и почерк ровный, – возразил глубоко уязвленный отец. – Не слепой человек, видимо, писал. Так что и не вам, вероятно.

Так, слово за слово, разгорелся конфликт полов, поколений и социальных слоев. С мордобоем, матом и разорванными бусиками. Приехавший наряд милиции полюбовался с полчаса на побоище заек подъезда и только потом разнял всех.

С утра надпись изменилась. Кто-то уточнил данные, и теперь надпись была более конкретной «Зай ка с 6го этажа, я люблю тебя». Зайки с остальных этажей почувствовали себя до крайности оскорбленными в лучших чувствах.

– Это ж надо такой сволочью быть, – сообщила экс-зайка лет сорока с пятого этажа. – Разрисовывать-то – оно ума много не надо. Подарил бы цветов, что ли.

– И не говорите, – поддержала еще одна развенчанная, с расцарапанным еще вчера во имя романтики лицом. – Взял бы да разметку нанес вместо этих каракулей. Раз уж краски много.

Зайки с шестого этажа свысока поглядывали на всех и мечтательно смотрели вглубь себя. Эту мечтательную задумчивость не оценил муж одной из заек. Он хотел было попенять супруге на недостойное поведение, но увлекся и попинал бедную женщину, к вящему удовольствию всех остальных заек подъезда.

На следующий день надпись закрасили, и на белом фоне черной краской появилось «Мильпардон, ошибка. С пятого этажа зайка-то! Люблю тебя».

С шести утра начали подтягиваться зрители из соседних подъездов. И не зря. Ровно в семь у подъезда напрасно обиженная женщина с шестого этажа надавала пощечин своему несдержанному мужу за то, что он козел ревнивый. Мужчина виновато пыхтел и с ненавистью поглдывал на буквы на асфальте. Женщине рукоплескали все остальные дамы двора, вкладывая все свои обиды на спутников жизни в овации. Мужчины сочувствовали лицом и жестами, но сказать что-то вслух не осмеливались.

– Ишь как под монастырь подвел всех, – вздохнул какой-то мужчина лет пятидесяти. – Нет чтоб по секрету на ушко сказать зазнобе своей. Так нет – надо народ баламутить.

– А ты своей на ушко каждый день говори – она и не взбаламутится, – парировала соседка.

– А мне, допустим, никто не говорит ничего уже лет двадцать пять – и ничего. Не помер пока, – виновато пробурчал мужик.

– То-то и оно, – покачала головой женщина и вернулась к зрелищу.

– На пятом-то незамужних баб нету! – вдруг выкрикнул один из мужчин.

– А что ж, в замужнюю влюбиться нельзя уж никому? – взъярились женщины пятого этажа. – Рожей не вышли, что ли? Что ты молчишь, а? Твою жену уродиной обзывают, а ты? Так и будешь стоять?

Приехавший наряд полиции вызвал подмогу, и уже тремя экипажами они гоготали и делали ставки. После всего разняли дерущихся и оформили двадцать три административных нарушения за драку.

Утром на асфальте красовалось: «А чего все эти курицы щеки дуют-то? Зайка-то мой – мужчина с пятого этажа. Люблю тебя, зайка!» Управдом прочел это все, ахнул, сразу вызвал полицию и четыре экипажа скорой помощи.

– Зачем вам четыре? – допытывалась диспетчер. – Чего у вас происходит-то там?

– У нас на пятом четыре зайки живут! – неуклюже пояснял управдом. – И все женаты. Так что поторопитесь – пострадавшие вот-вот будут.

– Ах ты кобелина! – завыли на пятом этаже, и раздался шум бытовой ссоры с рукоприкладством и порчей имущества.

– Але! – закричали все жители подъезда со двора. – Нечестно так. Спускайтесь вниз – чтоб все видели.

– Сейчас, – вышла на балкон пятого этажа женщина в бигудях. – Скорой там не загораживайте дорогу.

Санитары пронесли двоих пострадавших. Еще один зайка вышел сам, гордо осмотрел собравшихся, пригладил резко поседевшие волосы, проводил заплывшим глазом обе кареты скорой помощи и сказал:

– Слабаки! Тряпки!

После чего улыбнулся беззубым ртом и упал в обморок.

– Ээээ. Граждане… – заволновалась толпа. – А где четвертый-то? Может, надо ему на помощь идти? Может, дверь выбить и отнять бесчувственное тело у этой фурии?

– Что за собрание тут? – вышел из подъезда последний из заек. – Делать вам всем нечего?

Толпа ахнула – мужчина был чисто выбрит, причесан, одет в свежую рубашку и вообще великолепен, как залежавшийся в ЗАГСе жених. За мужчиной вышла его жена, поправила демонстративно мужу прическу и ослепительно улыбнулась соседям.

– Верк, ты чего? Бесчувственная какая-то? – ахнули женщины.

– Чего это? – удивилась Верка. – Это ж я писала. Своему. Люблю его – вот и, дай, думаю, напишу. А нельзя разве?

– Вот ты скажи – ты нормальная?!! – завизжали соседи.

– Нормальная вроде, – пожала плечами Верка. – А вы?

Серьезные отношения

К одной женщине пришел по объявлению мужчина.

Объявление было вполне обычным. Женщина там написала, чтоб ни-ни там, а только по серьезным намерениям, что одинокая, что денег не надо и жить есть где.

В первый же вечер к ней и пришел мужчина. Внимательно посмотрел на всю женщину, одобрительно так поцокал языком и прошел в прихожую.

– Ну как дела тут вообще? – спросил мужчина.

– Да уже вроде получше, – женщина рассмотрела выбритый подбородок мужчины и принюхалась насчет перегара.

– Хорошо это, – кивнул мужчина и спросил: – А куда тут пройти можно?

– В зал, может? – спросила женщина робко.

Потому что у женщины из всех комнат только зал и соответствовал серьезным намерениям. Кухня у нее была метров шесть от силы, а в спальню сразу звать не дозволяется Кодексом Серьезных Женщин.

– Ну в зал так в зал, – согласился мужчина.

Прошел в зал и на стул сел.

– Вы бы на диван, может? – озаботилась женщина. – А то мне стул дорог, а он уж и без того расшатанный. Бабушкина память, между прочим. Еще при старом режиме расшатали.

– А на диване-то я в серьезных намерениях усомниться не заставлю? – как-то оробел мужчина. – Сяду там, не дай бог ладошкой около себя хлопну, а вы решите, что это я что-то вроде «Садись сюда, крошка» говорю.

– Да бросьте, – отмахнулась женщина. – Я таких тонких намеков и не понимаю вовсе. Хоть ухлопайтесь там весь на диване.

– Ну вот и чудненько, – повеселел как-то мужчина. Поднялся, снял пиджак, ослабил галстук и пересел на диван.

– А чего это вы тут уж раздеваться вздумали? – подозрительно спросила женщина.

– Ну а чего мне? – хмыкнул мужчина. – Тонких намеков вы не понимаете, а у вас тут жарко. Не сидеть же мне в пиджаке, пока вы еду с кухни таскать будете.

– Какую еду? – не поняла женщина.

– Нет еды, что ль, никакой? – встревожился мужчина. – Что ж тогда на серьезные отношения намекать-то?

– Ну как не быть? Есть, – успокоила женщина. – Меня ж просто волнует – может, вам плевать на отношения серьезные? Может, вы только пожрать чтобы пришли?

– Не-а. Что ж мне, пожрать негде, что ли? – оскорбился мужчина. – Вы, между прочим, не единственная тут одинок, состоят, жилплощ обеспеч. Просто, думаю, все равно ж угощать будете, раз уж женщина серьезная.

– А, – перестала волноваться женщина. – Конечно, буду. Не жлобье ж какое.

– Телевизор мне пока включить можно, – сообщил мужчина, – чтоб я не скучал тут.

– Телевизор? – задохнулась возмущением женщина. – Зомбоящик этот?

– Ну а чего? – удивился мужчина. – Книжек у вас тут нет. Картины тоже не висят. А телевизор есть – вона стоит в углу. На что мне смотреть-то?

– Да все равно… – попыталась заплакать женщина. – Это ж низкопробное все.

– Культуру мне включите, – презрительно сказал мужчина.

– Ааа. Что ж вы сразу не сказали, что культуру? – успокоилась в момент женщина и включила телеканал «Культура».

Искала всего-то минут десять этот канал. Громко вступили скрипки.

– Охбл… – сказал мужчина и сразу поправился: – Прелесть-то какая. Знакомое что-то.

И хитро посмотрел на женщину. Женщине мелодия была незнакома.

– Да. Вертится на уме, – кивнула она сконфуженно.

– Шостакович это. Восьмой концерт, – сказал нагло мужчина. – До-мажор-диез для скрипок и виолончелей.

– Да-да. Как я сразу не вспомнила? – захихикала женщина и ушла таскать еду с кухни.

Затем они ели, смотрели друг другу в глаза и тяжело вздыхали от грохота литавров. Им обоим хотелось майонеза. Но разве может серьезный человек хотеть майонеза на первом же свидании?

Затем мужчина поднялся, тоскливо как-то оглянулся и говорит:

– Ну, собственно, и вот. Спасибо за прекрасный вечер. Пойду я, наверное. А завтра позвоню вам, ежели чего.

– А может, того… – замялась женщина. – Сразу к серьезным отношениям? А то ищи вас завтра.

Страницы: 12345678 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Потрясающе талантливый, удивительно глубокий роман, который оставит неизгладимый след в душе! Ричард...
Это практическое руководство, в котором вы найдете описание базовых принципов и четкий пошаговый пла...
Посвящена развитию микрофинансирования в России, проблемам, возникающим в этом секторе, даны рекомен...
«Дознание Феррари» – сборник остросюжетных, детективных произведений, рассказывающих о целеустремлён...
В романе «Океан» автор показывает, как сложно жить людям, скатившимся до примитивного варварства, и ...
Он ушел из нашего времени на полтысячи лет назад – в героическую и кровавую эпоху становления Москов...