Приводя дела в порядок (сборник) Карташов Алексей
«…Все твои юли, вики и насти!!! И еще светланы!!! А ты…», а затем: «…чтобы мои бесконечные мучения!..» и дальше: «…зачем только я тебя, балбеса и бабника, так…».
Особенно понравилось слово в конце: «обожаю!». Я это слово читал отдельно от других и в сочетании: «…так обожаю!».
Потом я послушал Paul Mauriat, прозрачную его, малоизвестную вещь Eva. И еще раз перечитал последнюю строчку. И подпись перечитал: «Илона». И PostScript: «Прилетай!!!»
Дождь шел весь день…
Весь день я правил сценарий Илоны по моему рассказу «Страна теплых морей» и, дойдя до слов: «…у меня там замечательный треугольник, из которого легко можно сделать полоску, ты что предпочитаешь?..» – задумался, вспоминая. Убрать или оставить?
Решил оставить. Пусть нас федеральные редакторы режут, у них и ножи острее наточены, и деньги им за это платят.
Я не заметил, как в замирающем дожде наступил вечер.
Тишина стояла звенящая, и вдруг березка за моим окном зашелестела…
И я представил себе эту картину: прозрачный вечер, двор, березка моя, макушка до седьмого этажа достает, и ангел летит бесшумно с мертвым белым лицом, с живой улыбкой, задевая крылом своим мою березку…
Хорошо как, подумалось…
Ночь все не наступала, так что я лег в постель вечером, загадав, чтобы мне приснилась Дашка, и открыл эту книгу бессмысленную. Все утро, весь этот дождливый день и весь вечер я о ней думал и вот открыл «Льет дождь».
«…шел черный дождь».
Зурико приехал!..
30 мая – какие-то числа июня, 2013 год
Это случается раз в год. И обязательно летом, чтобы жарить во дворе шашлыки.
– Генацвале, – закричал он мне в трубку сквозь вой сирен, – я уже в машине! И угадай с трех раз, к тебе ли я еду? Или все-таки к тебе? А может быть, к тебе? На ответ тебе, кацо, дается сорок четыре с половиной минуты! Время, между прочим, уже идет, бежит уже вприпрыжку!
Я испугался.
И понял, что пропал! (Я знал, что говорю.) Зурико приехал, а это означало, что я выпадал из жизни на три дня. И это хорошо еще, если на три. Когда Зурико Думбадзе заглянул ко мне в гости «буквально на двадцать минут» в прошлый раз, я очнулся только к одному из четвергов августа. И до утра субботы вспоминал – мне помогала Настя – про то, как меня зовут, что происходит и, главное, что уже произошло? И это притом, что я, строго говоря, непьющий человек.
Надо, подумал я, быстро все свои дела привести в порядок. Сейчас, подумал, начнется! Столы, заваленные едой, он во двор вынесет – и мой кухонный, и соседский, конечно. Шашлыки эти бесконечные. Полицейские патрули, которые будут пить из литровых рогов, отделанных серебром, молодое – вах! – вино. Потом они будут обниматься, плакать, целовать друг друга и петь в ночи хором «Сулико» и «Подмосковные вечера».
Потом появятся эти его «подруги московские». Якобы для того, чтобы приготовить нам «настоящее сациви». Знаю я этих его подруг московских! А между тем у меня Настя. И еще Илона. И еще… Хотя я, строго говоря, не женат…
В общем, я успел всем своим сообщить про то, что уезжаю в командировку. На три дня.
– Или, – добавил я на всякий случай, – на пять.
Съемки, мол, в Саратове.
Но кое-кто из своих понял меня совершенно неправильно. Это я уже потом осознал…
И вот он приехал. На трех джипах. Но без вертолета. Вертолета в небе не было, точно. Было только три джипа. Прогресс – в прошлый раз было всего два авто. В следующий раз, подумал я, будет грузовик… И все это мы начали вытаскивать из багажников и салонов его машин и тащить ко мне, на шестой этаж. «Помощники-референты» его помогали, эти одинаковые молодые люди в лаковых туфлях, черных «концертных» костюмах, в белых рубашках и при черных галстуках. С кобурами под пиджаками…
Случившиеся по дороге соседи тоже нам с удовольствием помогли.
И опять все это:
– Вах! Кацо! Батоно! Генацвале!
И поцелуи, и объятия, и похлопывания по спине и по плечам на весь подъезд. Соседи уже давно знали Зурико, а потому действовали слаженно и энергично.
– Брось, – сказал он мне после того, как мы с ним обнялись и поцеловались, – всего-то!
В общем, он привез мне «пустяки какие-то».
– Трех барашков, немного кур…
Живых, ужаснулся я.
– Сыра чуть-чуть…
Сыра было пятнадцать головок…
– Пару охапок кинзы и укропа и…
– Что?!!
– От папы немного вина молодого!..
Литров было… не просто много, а очень много… Очень-очень много. И привет, конечно, от Луарсаба Давидовича. И от Натэллы Георгиевны.
– Пить будем, гулять будем!
– Зурико…
– Ты, – перебил меня Зурико, – еще, вах, не женился?
– Черт!!!
– Все понял, батоно, не продолжай! Тинатин, она, знаешь, – сказал мне Зурико, – тоже привет тебе передает, когда ты был у нас в Тбилиси в прошлый раз, то ты и она… она и ты… и…
Началось, подумал я.
И оно началось…
К концу первого дня я еще что-то понимал. И даже кого-то узнавал. Кажется, я узнал Сашку Наказыкина. Я, кажется, даже представил его Зурико. Но Зурико мне сказал, что он знает Наказыкина «уже буквально как родного».
– Ты, – сказал Зурико, – представлял мне его уже раз пятнадцать. И это только, заметь, в прошлый мой приезд!
Наказыкин, обгладывая куриную ногу – это была именно нога, не ножка – и обнимая за талию одну из «московских подруг» Думбадзе, подтвердил мне тот факт, что да, мол, все верно. Он, Наказыкин, очень хорошо знаком с Зурабом, мол, Луарсабо-ви-чем, о-чем… просто очем и очем хорошим человеком!
А ночью, когда Зурико наливал мне надцатый стакан «молодого папиного вина», я стал вспоминать, какую именно ночь… день?.. проводит у меня в гостях Зурико.
С ужасом мне думалось, что заканчиваются только первые его сутки. И я прямо спросил об этом самого Думбадзе, но он – одетый почему-то в полицейскую форму генерала – не смог мне точно ответить, он сказал только вот это:
– Пятое июня.
При чем тут пятое июня, я не понял. Да и некогда уже было…
Мы уже находились с ним на Красной площади. И это была уже следующая ночь… или нет? И, кажется, опять жарились шашлыки! Думбадзе вместе с Андрюшей Измайловым стреляли в ночное майское небо… или это был уже июнь?.. какими-то петардами, «в ознаменование нерушимой дружбы двух народов: русских и грузин». Потом Зурико налил из огромной бутыли… откуда бутыль?.. каким-то генералам вина.
Откуда генералы, думаю, да еще при лампасах и в шашлыках… или наоборот?
Но времени подумать про шашлыки и лампасы опять не хватило, все эти генералы и мы с Зурико и Андрюшей пели хором «Подмосковные вечера» и «Сулико». Все плакали и обнимались. И пили вино, конечно.
Ну а потом, что же, он решил поехать в Лаврушинский. По-княжески поехали (ехали к Багратиону, князю), на трех такси. Еще были джипы – три?!! – с бесшумными проблесковыми маяками и с надписями на борту: FBI. И, кажется, над нами барражировал огромный транспортный вертолет с этими вот буквами: U.S.Air.Force.
Америка, подумалось, господи, он и с ними дружит? А зачем мы в Америку-то приехали? Я же на съемках вроде, в Муроме… Или это я в Саратове?!
– Нет, – сказал мне энергично Зурико, – это Москва, Лаврушинский, как ты (я?!!) и хотел! Ты хотел посмотреть на князя Багратиона.
В Третьяковке… дело было почему-то опять ночью… нас встречали как родных и почему-то (почему?!!) при свечах. И Думбадзе, держа в одной руке канделябр с оплавленными свечами, а в другой рог с вином, плакал рядом с портретом князя.
Затем мы выпили за Багратиона в частности и за победу тысяча восемьсот двенадцатого года в общем. Потом с офицерами FBI, которые переворачивали на мангале шашлыки – откуда в Третьяковке мангал?!! – мы выпили за мир во всем мире.
«Токио». После этого Зурико закончил разговор по спецсвязи с Белым домом. Я разобрал только непонятное, какое-то загадочное слово: «Токио». И мы поехали домой.
Мучительно думал-вспоминал я всю дорогу, что-то знакомое…
А дома я увидел Настю. И я сразу же… кажется… пришел в себя.
– Я помню, – азартно закричал Думбазде, – это твоя Илона! Выпьем за Илону, самую красивую из всех девушек моего московского друга!
Я испугался. Это, в общем, была катастрофа. Настя била тарелки, бросая их отчего-то в потолок. И потолки были высокие («Кремль»? – подумал я).
Настя побелела лицом.
– Зурико! – закричал я.
Но было уже поздно. Часов двенадцать ночи. Опять ночь, подумал я с тоской, что же это делается?! И есть ли он вообще, день?!
– Есть, – сказал мне энергично Зурико, – есть еще день, и есть еще вино в пороховницах!
Потом он мне радостно сказал – по секрету, – что мы не выпили и трети!
– Ты только представь, сколько счастья впереди!
И тут мне сделалось плохо.
– Зурико, – простонал я, хватаясь за голову, – я столько не проживу. Вернее, не выживу. Короче, не переживу.
– Ничего, брат, – сказал он мне, – большую часть я возьму на себя! Да и твой подъезд немного помог! Не говоря уже про Арбатско-Покровские участки полиции номер шестьдесят девять и девяносто шесть. Эти еще на ногах, – уточнил Зурико.
Когда я очнулся в очередной раз, я увидел Илону. Вернее, сначала я увидел роскошное ее декольте, и только потом я увидел прекрасное лицо моей Илоны.
Я спросил только одно, жизненно важное:
– Зурико, – спросил я, – уехал?
Я ждал ответа Илоны, как приговора. Но она сказала мне нежно:
– Да!..
И поцеловала меня своими вишневыми губами.
Когда, подумал я, когда я успел сделать ей предложение? И согласилась ли она? И что означает это ее трепетное «да»? И главное, где Зурико?
– Он в Токио, – сказала мне Илона, – там, в Желтом море, Седьмой флот ВМС США, операция «Вальтасар», совместные учения. Поспи немного, ангел мой, мой самый лучший…
Именно в сознании того, что я «самый лучший» из ангелов, я и уснул. Во сне я думал, господи, ну для чего и при каких обстоятельствах Зурико сдался этот Седьмой флот ВМС США? Такая обуза…
Мне снились мои дорогие: улыбающиеся Луарсаб Давидович и Натэлла Георгиевна. И выглядывающий из-за плеча Натэллы Георгиевны хитрый Зурико. В руках у Зурико была огромная полная бутыль, которую он призывно приподнимал. Это было не вино. Это была чача. Я понял это мгновенно и решил не рисковать…
Я проснулся.
Вселенная Васька
В общем, привезли мне сокровище. И Васька, эта гражданка четырех лет, тут же меня за руку схватила своей маленькой подвижной ладошкой. И два хвостика-фонтанчика на голове, и голубые глазищи огромные, Викины. Копия, подумалось.
В руке какая-то палочка с огоньком – волшебная, не иначе.
И тут Сашка из машины огромный рюкзак выволакивает.
– Чего, – проговорил я, – у тебя там, Всемирная библиотека? Все двести томов?
– И ничего не библиотека, – авторитетно заявила Васька, – там мое хозяйство!
– Хозяйство там ее, – подтвердил Сашка, – iPad на 32 гига, представляешь? Мультики и кино про космос смотреть. Грудка куриная, вареная. Рис вареный. Бульон.
– Это еда моя, – сказала мне Васька, поморщилась и добавила страшным шепотом: – Невкусная…
– Вода. Сок. Карандаши. Раскраски. Белье. Вдруг авария…
– И ничего не авария, – встряла Васька, – в прошлый раз не считается!
– Приспособление для… когда приспичит…
– Я понял, – сказал я.
– В общем, вот, – сказал мне Сашка, – Вика в больнице, дела женские… Все имеющиеся в наличии бабушки и дедушки вдруг занялись устройством личной жизни. Няня у нас выходная, а мне срочно надо в Останкино. Выстоишь до вечера?
– Постараюсь, – ответил я.
И Сашка уехал. А мы с Васькой пошли ко мне. В лифте меня превратили в принца, потом в жабу, затем в ангела…
– С волшебной-то палочкой, знаешь, непросто, – таинственно сообщила Васька, – тренировка нужна!
– Конечно, – сказал я, – а как же!
Напоследок меня превратили в короля, хомячкового правда…
– Давай, – предложил я, – мыть руки и пошли на кухню, закусим.
– Ага, – согласилась Васька.
Помыли руки, пошли на кухню, я все это стал доставать-разогревать, эту гору еды, что осталась после нашествия Зурико и его «московских подруг». Сациви. Лобио. Шашлыки в фольге. Жареные куры. Сыры. Салаты. Фрукты. Ну и суп, конечно, харчо.
И тут Васька говорит:
– Я писать хочу.
– Ладно, сама справишься?
– Да, – отозвалась она, – это когда я какаю, мне потом помочь надо, а писать да, сама.
Я пристроил в туалете приспособление это…
– Приятно время провести!
– Угу, – сказала Васька, – ушла по делам.
Ушла по делам.
Я все расставил на столе, заглянул в туалет. Опять помыли руки. Пошли «хомячить».
– Ой, – сказала Васька, – я, кажется, какать хочу.
Только сели, подумал я и спросил:
– Ты одновременно-то не можешь?
– Нет, я же ребенок, – пояснила Васька, – принеси мой айпадик, я там не досмотрела.
– Ок!
Принес. Васька сидит, «делает дела» свои и… смотрит фильм про космос.
Да, подумал я.
Тут Настя позвонила:
– Что делаешь?
– Да, – ответил я, – занят.
– С кем это ты там занят? – Настя всегда суть ухватывает, прямо на лету подозревает.
– Сейчас ребенка буду кормить.
– Какого?!! – Настя замерла. – Какого ребенка?!!
– Да Ваську, – сказал я.
– Я – Василиса, – заорали из туалета на весь дом, – и я какаю уже!!!
– Вика с Сашкой подкинули мне сокровище. До вечера. Сейчас мы какаем.
– И вообще, – уточнили энергично из туалета, – я – Василиса Прекрасная!
– Ясно, – сказала Настя и заулыбалась в трубку, – я просто хотела, чтобы ты заявку на сериал сделал. До вечера. А вечером я бы заехала и…
– Ой, – опять закричали из туалета, – а тут какой-то тетинский лифчик!
Черт, подумал я!!!
Настя, помолчав, грохнула трубку телефона.
Я содрогнулся.
Вот, подумал я, откуда она там это нашла?!! Сидя на горшке?!! И главное, кто ее этому слову научил?!! В четыре года?!!
Заглянул в туалет. Васька сидела «на троне», держа на коленках айпадик с фильмом про космос. В руках – откуда?!! – точно, розовый лифчик. Судя по размеру, Илонин.
– Мой, – сказала Васька, – размерчик! – Я замер. – Мне нравится, когда большой размер! Вселенная здоровенная по размеру, почти бесконечная, знаешь?
– Догадывался, – отозвался я. – Как процесс идет, ты еще долго?
– Все, – ответила она, – давай помогай. А водичку я уже сама смываю, смотри!
Забрал у нее бюстгальтер, взял туалетную бумагу, помог. Посмотрели, как течет водичка, опять вымыли руки.
– Эта повязка, как у мамы, – уточнила Васька, – бюстыйгалтер называется, знаешь?
– Теперь знаю, – сказал я, – бюстыйгалтер, яснее ясного! Зачем на весь дом орать-то надо было? Объясни мне!
– Как зачем, – Васька удивилась, – вдруг ты потерял. А я нашла!
– Молодец, – ответил я, – идем уже! Слегка закусим!
В общем, закусили мы слегка. По тарелке харчо закусили. По шашлыку закусили. Потом мы закусили курицей. Курицу мы закусили хачапури. На десерт Васька мороженым закусила, после Насти каким-то чудом осталось. Потом персиками закусили. Потом сок еще. Во время обеда Васька сообщила мне все новости: мама в больнице, еще день и еще чуть-чуть. Папа на работе. Бабушка и дедушка куда-то расходятся… в разные стороны.
После нашей легкой закуски Васька с кряхтеньем слезла со стула.
– Ты, – сказал я, – Васька, не Черкасова, твоя фамилия Пузикова-Попикова, ты, вообще, в курсе?
– Я – Черкасова! Идем, – потянула меня за руку Васька, – кино вэ-вэ-эс посмотрим! Про космос!
Что это за вэ-вэ-эс, подумал я. Потом сообразил – би-би-си. Стали смотреть кино, что-то про черные дыры. Тут она у меня спросила:
– У тебя, вообще-то, телескоп-то хоть есть?
– Вот незадача, нет, – ответил я, – а нужен?
– Вообще-то нужен, – строго сказала Васька, – ну ладно, попробуем так посмотреть!
Она поставила кино на паузу и выскочила на балкон. Я за ней. Интересно же.
– И где?.. – Васька задрала голову.
– Смотря что, – сказал я.
– Как что?! Черные дырки!
– Ничего себе!..
А что я еще мог сказать?
– Они же черные, – сказала Васька, – днем должны быть виднее. Но что-то, кажется, не видно. Жаль, у тебя телескопа нет, так бы еще не виднее было бы.
– Васька, – возразил я, – мне кажется, тут дело не в телескопе.
– Конечно, не в телескопе, его же нет! Ладно, сейчас будем зайца рисовать. Специального.
Тут позвонила Вика:
– Как там сокровище мое?
– Все отлично, – сообщил я, – только что смотрели на черные дырки. С балкона.
– Это да, – сказала Вика, – это наше последнее увлечение! Поели?
– А как же!
– Чего?
– Да грудку эту вашу омерзительную, – солгал я, – грустно гнусную. Постную. Ну и рис этот ваш. Переваренный…
– У нее диета, ты там ей мороженое не давай. И главное, эту еду грузинскую, что тебе Зурико притащил, ей не скармливай, а то знаю я вас… И не ставь ты ей этот свой Led Zeppelin мерзкий!
– Не буду, – продолжил я лгать.
– Отлично…
– Вик, что с тобой? Чего ты в больнице-то делаешь?
– Да пустяки, женские дела. Выпускают послезавтра. Не вздыхай!
– Очень хорошо! Вздыхать не буду… И отчего такие дивные женщины достаются всяким Сашкам Наказыкиным?
– Кто бы говорил, – Вика вздохнула.
– Слава Богу, Васька, – заявил я, – красавица, на тебя похожа. Не на этого…
– У Васьки ничего не может быть от Наказыкина, – сказала Вика, – ты знаешь, ты вообще природный просто какой-то идиот…
– За-и-ц, – закричала Васька на весь дом, – specia-а-al!!!
– Догадываюсь, – проговорил я, – ладно, нам с сокровищем зайца надо рисовать. Специального какого-то.
– Да, – сказала Вика, – слышу, – и опять вздохнула, – иди уже…
Заяц у нас получился ровного черного цвета. Совершенно просто special.
– А чего, – спросил я, – он такой загорелый?
Васька вздохнула – точно как Вика – и сказала:
– Он же африканский, чего непонятного-то? Из Африки же он! Негр!..
– Ясно, – заверил я, – заяц-негр.
– Поэтому, – подтвердила Васька, – он весь такой и специальный!
Да, думаю, действительно.
Потом мы поспали. Потом пописали. Потом еще раз покакали. Потом еще слегка закусили.
А к вечеру забрали у меня мое нечаянное сокровище. Напоследок Васька меня поцелуйчиками поцеловала. Двенадцать раз. Десять и еще два. Ну и, конечно, зайца подарила. Специального. И «в самый-самый последний разочек» превратили меня в принца – все-таки!
Через пару дней мне позвонила Вика:
– У Васьки рот не закрывается, только о тебе и болтает, умеешь ты женщин обаять!
– Да уж, – ответил я, глядя на Васькиного зайца-негра.
А грудку переваренную и рис этот омерзительный мы выбросили, но это было уже совсем поздно вечером, когда Настя приехала…
Как разводилась Светлана Преображенская
Приехала ко мне Светлана в роскошном красном платье. И губы полные, алые, под цвет платья. Глаза – дикие, бесшабашные. Но нет, смотрю, не пьяная, просто на сильном «взводе».
– Чего ты, – спросил я, – с Пирожковым-то разводишься?