День рождения мертвецов Макбрайд Стюарт
Я покрутил список контактов.
Не попросить ли Хитрюгу Дейва нанести ему визит сломом подмышкой?.. Нет. Такое удовольствие только я могу себе позволить. Пролистнул еще несколько номеров и нашел того, кто мне нужен.
Гудки шли, шли и шли, и наконец записанный голос на другом конце линии произнес:
— Хай, это Тона. Оставьте сообщение. — Пиииии.
— Рона, это Эш. Слушай, ты не можешь оказать мне…
— Алло? — Какое-то шуршание и пощелкивание. — Алло? Шеф? — Голос слегка невнятный.
— Итан Бакстер. Не знаю, где он живет сейчас, но раньше он жил в доме по Лохвью-роуд. Преследует Мишель и Кети.
— Да, вот черт возьми, о'кей… Хотите, чтобы его задержали? Я возьму Норма, и мы устроим ему обзорный тур по лестницам участка.
Она это точно организует.
— Просто сделай так, чтобы кто-нибудь приглядывал за Мишель, изредка проезжал мимо дома, чтобы убедиться, что Бакстер хорошо себя ведет. Я разберусь с ним, когда вернусь из Шетлэнда.
— Круто. Я пойду с вами и…
— Не думаю, что это самая замечательная мысль, но…
— Шеф, нужно, чтобы кто-то прикрывал вам спину. Чтобы вы были в безопасности на тот случай, если какой-нибудь мелкий засранец захочет на вас нажаловаться или если расследование возбудят… Что-то типа этого.
Мимо, яростно работая дворниками ветрового стекла, прокатил «ренджровер». От света фар на фоне темноты снежинки становились ослепительно-белыми.
— Со мной все будет в порядке. Самое главное — пусть те, кто будет наблюдать за домом, дали знать Мишель, что они там Хорошо?
— Шеф, можете положиться на меня. Она будет знать, что вы, за ней присматриваете.
— А если этот ублюдок станет к ним приставать, возьмите его и суньте куда-нибудь до моего возвращения.
— Куда-нибудь в тихое неприметное место. И без свидетелей. Понятно.
— Спасибо, Рона.
Мы потратили еще несколько минут, обсуждая шансы «Абердинского футбольного клуба» против «Вориэрз» в субботу, и каким идиотом был сержант Смит, и прогноз погоды на неделю. Затем она перевела разговор на застрявшее расследование по Кэмерон-парк, без особого толку изводившее кучу бумаги, на которую, наверно, пошел приличный кусок тропического леса.
Группа грянула последние аккорды «Smells Like Teen Spirit»[75] в интерпретации Джимми Шэйда,[76] потом дверь открылась и в вихре снежных пушинок раздался голос Генри:
— Искал, куда ты подевался.
Я закончил разговор и сунул телефон в карман:
— Проверял, как там дела в участке. — Надо было хоть что-то ответить.
Генри поднял воротник и, прищурившись, взглянул на медленное вращение снежинок. Выглядел он не очень — даже для того, кто медленно погружался в забвение. Впалые щеки, запавшие глаза, пергаментного цвета кожа. Переступил с ноги на ногу. Воздел руки и завыл замогильным монотонным голосом:
- И зимы ледяные лапы, вонзаясь в сердца людей,
- влекут за собой длинные темные ночи,
- а бледно-костлявое прикосновение смерти снова…
— Поэзия? Ну ты совсем уже…
Пожал плечами:
— Мой клоунский костюм в стирке с тех пор, как ушла Элли. — Провел пальцем под носом, стирая каплю. — Знаешь, что было забавно на похоронах Алберта Пирсона? Единственный человек, которого я знал, был мертв. А в чем суть? Мы все сейчас мертвы, даже я. Я просто еще не перестал двигаться.
Четверг, 17 ноября
22
Кухонные часы негромко тикали на стене. Шеба стонала и дергалась на волосатом кресле-мешке из шотландки, а из хозяйской и гостевой комнат доносилось приглушенное похрапывание. Я сидел в гостиной, смотрел на сад за окном. Острые грани исчезли, приглушенные восьмидюймовым слоем снега, который все падал и падал с бледного неба. Нахохлившаяся малиновка, усевшись на бельевую веревку, покрывала проклятиями всех, кто мог ее услышать, — защищала свою территорию.
Ни Генри, ни доктор Макдональд не появлялись, и я решил устроиться на кухне. Сидел, листал папки с делами, размышлял о Мишель, Кети и Ребекке, слушал, как часы нарезают день на тонкие острые кусочки.
И мой кофе был холодным.
Что делать с Итаном Бакстером? Ничто не учило этого мелкого злобного ублюдка… Ну так завтра утром он получит урок, который никогда не забудет.
Наверное, пришло время, чтобы с Итаном произошел несчастный случай. Затащить его в безлюдное место да и пустить пулю между глаз. И покончить с этим дерьмом раз и навсегда…
Кажется, об этом стоило подумать.
А как только разберусь с Итаном Бакстером, нужно будет разобраться с миссис Керриган. Четыре штуки сегодня к середине дня… Даже если бы я имел четыре штуки — а у меня их не было, — каким бы образом я передал их отсюда? Не говоря уже об оставшихся пятнадцати.
Откуда, черт возьми, мне взять девятнадцать тысяч фунтов?
Это, словно груз, давило мне на грудную клетку, прижимая спиной к спинке стула.
Давай-ка сконцентрируемся для начала на тех вещах, которые можно выполнить, а потом начнем беспокоиться об остальном.
Отдать четыре штуки сегодня было невозможно — паром приходит в Абердин завтра в семь часов утра. Я, конечно, могу замутить что-нибудь в аэропорту Самбург,[77] потрясти удостоверением и заявить, что должен улететь по срочной служебной необходимости. Но какой в этом смысл? Нестись домой, успеть и — здравствуйте-пожалуйста, мы вам сейчас ноги ломать будем. Да пошли они…
Дом в развалинах, машина не стоит клейкой ленты, которая держит задний бампер, и ничего не осталось из вещей, которые можно было бы продать. Ничего — все сгинуло. Конечно, если взять кое-кого из извращенцев и дилеров за лодыжки и хорошенько потрясти, то, может быть, и удастся вытрясти пару штук. Но как, черт возьми, я найду все девятнадцать тысяч фунтов?
И тут мои губы растянула улыбка. Ведь явно Итан Бакстер не жил за уровнем бедности, а? Совсем нет. Итан Бакстер водил «мерседес». Итан жил в прекрасном большом доме в Каслвью. Итан конечно же заслужил хорошую взбучку, но почему бы вместе с угрозами не выжать из него немного деньжат?
Ублюдок явно этого заслуживал. И я очень даже уверен, что, будь перед ним выбор — безымянная могилка или пожертвование, — он просто ухватится за шанс помочь старому другу.
Да я просто услугу ему окажу.
Столь замечательное рационализаторское предложение требовало свежей чашки кофе.
Едва я успел залить в чайник воды, как в дверь кто-то забарабанил.
— О’кей, о’кей, иду.
Барабанить не прекращали.
Я распахнул дверь.
Зима заявила свои права на Сколлоуэй. Крыши были покрыты толстой белой коркой, а сады почти похоронены под снегом. В проходе стоял Арнольд Берджес в потертых желтых веллингтонах,[78] увязших по щиколотку в снегу, в поношенном оранжевом комбинезоне, стеганой куртке и вязаной шапке на голове. Глаза прищурены, борода торчит в разные стороны.
Я загородил вход:
— Арнольд.
Он, закусив верхнюю губу, сжал руки в кулаки:
— Она была жива. — Дыхание вырывалось у него изо рта и облаком стояло над головой. Воняло перегаром.
— Вы приехали сюда на машине? Это ведь…
— Она была наша малышка, и мы любили ее.
— Мистер Берджес, я понимаю, что это очень трудно…
— Лорен уже никогда не будет сама по себе, правда? Теперь она все время будет «Лорен Берджес, третья жертва Мальчика-день-рождения». Как будто не было ее детства, всего того времени, что мы жили вместе. Мы просто время убивали до тех пор, когда ублюдок похитил ее.
Берджес сунул руку в куртку и вытащил дешевый таблоид.
На первой странице фотография Лорен — весело улыбающейся, с карнавальной шляпкой на голове, волосы торчком. Под фотографией подпись: «ТЕЛО ЖЕРТВЫ МАЛЬЧИКА-ДЕНЬ-РОЖДЕНИЯ ВЫКОПАНО В ОЛДКАСЛЕ».
Чертовы придурки из криминального отдела Олдкасла не смогли бы держать рот закрытым, даже если бы в канализационный септик танк попал.
— Простите. Мне правда очень жаль.
Берджес посмотрел в сторону, моргнул, затем снова полез в куртку и вытащил пухлый фолдер. Протянул его мне. На синюю поверхность упало несколько снежинок. Я взял его, сунул под мышку.
— Прочитайте. — Он выпрямился и вздернул подбородок. — Прочитайте это, и вы поймете, кем наша Лорен на самом деле была. Она не была просто какой-то жалкой жертвой.
— Вы должны позволить полиции заниматься своим делом, мистер Берджес. Мы его найдем и остановим. И он заплатит за все, что сделал с Лорен и… — И со всеми остальными. — И что бы ни случилось, он живым предстанет перед судом. Ублюдка протащат перед всеми, он будет признан виновным и получит пожизненное. А потом, я уверен, не пройдет и шести месяцев, как в тюремной прачечной кто-нибудь вырежет ему глаза и отрежет яйца. И тогда мы устроим гигантскую вечеринку.
Берджес пристально посмотрел на меня, затем, кивнув, сделал шаг назад:
— Когда я был вчера на работе, они послали кого-то к нам домой, сунули камеру в лицо Даниэль и поинтересовались, как она себя чувствует, узнав, что где-то выкопали ее дочь…
Еще до того, как кто-либо из официальных лиц побеспокоила: сообщить Берджесу и его жене, что мы нашли останки Лорен.
— Мне очень жаль.
— Да, вам должно быть очень жаль. — Берджес повернулся и пошел по дорожке, разгребая снег резиновыми сапогами.
У обочины стоял потрепанный фургон с логотипом «РЫБОВОДНОЕ ХОЗЯЙСТВО КОЛДЕРС ЛИ» на боку. С водительского сиденья мне помахал Бенни.
Я подождал, когда Берджес подойдет к воротам:
— Я вчера правду говорил — Генри Форрестер сделал все, что мог. Это не его вина.
Здоровяк на мгновение помедлил, затем, не проронив ни слова, залез в фургон. Скользнув колесами по асфальту, автомобиль исчез в снежной пелене.
Я придвинул стул к открытой дверце печи. Не самый экологически правильный путь обогрева комнаты, но, по крайней мере, кухня теперь была достаточно теплой, чтобы в ней можно было сидеть, не околевая от холода.
Шеба, скрипя костями, встала со своего логова в углу и, плюхнувшись на пол рядом с моим стулом, перевернулась на бок и подставила живот под тепло.
— Господи Боже, когда Генри мыл тебя в последний раз?
Псина вздохнула.
Я раскрыл папку, которую дал мне Берджес. Она была забита отчетами частных детективов, расшифровками интервью, запросами о доступе к информации, заявлениями от друзей Лорен и членов ее семьи, пытавшихся установить время, когда они видели ее в последний раз. Здесь были фотографии Лорен — на пляже, на вечеринках, играющей в саду. Вырисовывалась совсем другая картина, отличная от официального дела. В официальном деле были факты и свидетельские показания, а в этой папке была Лорен Берджес.
Она во многом напоминала Ребекку — хорошая девочка из хорошего дома, которую похитили из семьи и запытали до смерти.
— Бррр… — Голос от дверей.
Я обернулся. Это была доктор Макдональд — еле живая, глаза опухшие, грязные вытянутые кудри висят вдоль бледного лица.
— Выглядите ужасно.
Она моргнула, приложила палец к губам:
— Шшшш…
— Похмелье?
— Если будете шуметь, то разбудите его, и мне снова придется пить, мы что, не можем посидеть тихонько… мне немного полегчает, и больше не будет хотеться броситься под автобус, или чего-нибудь такого… — Она опустилась на один из стульев рядом со столом и стала наклоняться вперед, пока не опустилась головой на столешницу. — Бррр…
— Есть хотите?
— Бррр…
— Слушайте, поверьте мне на слово — вам нужно что-нибудь немедленно забросить в желудок, пока Генри не проснулся и не открыл литровую бутылку «Беллз».
— Правда нужно? — Подняла на меня глаза, не отрывая головы от крышки стола. — О’кей. Тогда я буду яичницу, тост, бекон, сосиски с помидорами, и еще с грибами, и с чипсами, и черный пудинг, и…
— Тогда вам следовало бы остаться вчера в гостинице, а не тащиться сюда за Генри, чтобы заполировать бутылочку «Isle of Jura». — Я встал и вытащил из хлебницы промасленный бумажный пакет. — Вот, купил вам тут утром несколько пирожков. Подогреть их в микроволновке или разжарить?
— Я хочу домой. — Из ее джинсов заорала музыка. — Нееет…
Она достала из кармана смартфон, врезала пальцем по дисплею. Он продолжал завывать. Пам, пам, пам. Доктор Макдональд бросила штуковину на стол и закрыла руками голову:
— Сделайте что-нибудь, чтобы он замолк…
Я поднял его. На экране вспыхнула фотография детектива-старшего суперинтенданта Дики.
Я почти нажал на зеленую кнопку, как музыка внезапно прекратилась. Соединение было сброшено.
Потом зазвонил мой телефон: ДССИ Дики. Я ответил:
— Что, я вам внезапно понадобился?
— Алло? Алло, я тебя почти не слышу… — Где-то на заднем плане выла сирена, заглушая почти все слова Дики, хотя он едва не кричал. — Слушай, я не могу дозвониться до доктора Макдональд, передай ей, что Сабир нашел зашифрованный файл на компьютере Хелен Макмиллан. Это дневник. Теперь мы знаем, откуда взялись первые подписанные экземпляры книг.
— Откуда?
— Алло? Эш? Мы отследили концы до Данди — это фирменный книжный магазин на Форрест-парк-роуд, рядом с университетом… Алло?.. Алло?.. Ни хрена не слышно.
Опять разъединилось.
Я достал пирожки из пакета, положил на тарелку, сунул в микроволновку и поставил на пару минут на полную. Затем стал обдумывать сообщение Дики, пока эта штуковина гремела и завывала.
Дзинь.
Поставил тарелку перед доктором Макдональд:
— Ешьте.
Она оторвала голову от крышки стола:
— Может быть, у Генри найдется немного коричневого соуса?
— Как вы думаете, продавец книг может быть нашим Мальчиком-день-рождения? — Я подвинул ей тарелку. — Ешьте, а то пироги превратятся в линолеум.
— Мне кажется, что управление книжным магазином не может быть самым главным занятием у нашего Мальчика. Потому что пока нам не очень понятно, как он умудряется отслеживать семьи, чтобы каждый год вручать им поздравительные открытки? — Она откусила кусок пирога, затем, широко раскрыв рот, задышала и запыхтела: — О-о, горячо, горячо, горячо.
— Сабир говорит, что он мог воспользоваться Интернетом, чтобы найти их. Или, может быть, все они покупали у него книги?
Еще раз откусила. На этот раз обошлось без пыхтения.
— Ханна Келли собирала первые издания с автографами?
— Нет. — И Ребекка тоже не собирала.
— Вот именно. — Откусила, жует, чавкает.
Я опять включил чайник, сморщившись от боли, когда суставы пальцев потерлись друг о друга. К перемене погоды всегда становилось хуже. Ссадины вокруг костяшек стали сходить, и кожа покрылась желтизной и зеленью. Вымыл для нее кружку.
— Вы сказали, что по моему лицу и рукам можете определить, что я не вегетарианец — когда мы были на пароме, вы заказали мне стейк. И ягненка вчера вечером.
— Мальчик-день-рождения не торгует книгами, поймите меня правильно. Я была знакома с несколькими людьми, работавшими в книжных магазинах, и они на самом деле могли быть весьма странными, но не до такой степени, чтобы им вздумалось начать кого-то пытать, а это именно то, чем он занимается. Но только не для собственного наслаждения — он делает это для кого-то другого.
— Так что не так с моими руками и лицом?
— Мне кажется, что он делает это для их родителей. Именно из-за этого он не выносит крика этих девчонок, выбрасывает их тела, как мусор, и именно из-за этого ему целых три дня приходится собираться с духом, чтобы начать пытать свои жертвы. На самом деле он интересуется не ими, ему интересны их мамы с папами.
Я разлил по чашкам горячую воду:
— Кого он на самом деле пытает?
— Точно. — Она с хрустом вонзила зубы в другой пирог. — Я знаю, что вы не вегетарианец, потому что у вас ссадины на кулаках и на лице, потом, то, как вы говорите с людьми, — этакий напыщенный вид альфа-самца. Я, конечно, отношусь к вам с глубочайшим уважением как к офицеру полиции, пожалуйста, не поймите это неправильно, но вы — жестокий человек, это просто… сочится из ваших пор. И совсем необязательно, что соотносится с вегетарианством.
— Я напыщенный? — Рассмеялся. — Когда-нибудь видели выступления против встреч «Большой двадцатки»? Половина этих митингующих придурков убежденные вегетарианцы. Откуда они только энергию берут?
Она откашлялась:
— Да, знаете… иногда мужчинам бывает нужна только ненависть.
В двадцать минут одиннадцатого Генри еще не нарисовался, но доктор Макдональд выяснила, как обращаться с центральным отоплением, и сейчас на кухне было весьма комфортно. Она и сама слегка приободрилась — три кружки кофе, два пирога, и окружающий мир уже выглядел несколько по-другому.
Доктор Макдональд склонилась над ноутбуком, который достала из своей сумки:
— Кто-то входит…
В динамиках что-то звякнуло, потом зашипело и щелкнуло, и громадное серое лицо Сабира заполнило собой весь экран. Он прищурился и наклонился вперед:
— Всем привет и доброе утро. Вот черт, хреново выглядите, док.
Я встал за спиной у доктора Макдональд, чтобы меня было видно в маленьком окошке, и спросил:
— Есть новости по продавцу книг?
— Аа, затащили его в комнату для допросов, весь из себя негодует, ну, типа, я никогда ничего никому не делал… Все как обычно.
Я наклонился ближе к экрану:
— А что по расследованиям для меня?
— Да, конечно… — Скривился. — Я вроде как должен перед тобой извиниться. Сделал тут исследование по двенадцати семьям. Четыре точно невозможно найти, никаких зацепок по недавнему прошлому. — Сабир пощелкал по клавишам. — Вот, например, отец и мать Ханны Келли — ни фига нет. Поэтому я поколдовал с главным полицейским компьютером и предложил ему сделать список лиц, которые делали запросы по критериям, относящимся к семьям жертв Мальчика-день-рождения. За последние четыре года.
На экране компьютера доктора Макдональд всплыло диалоговое окно: «Sabir4TehPool. Хочет Отправить Файл. Принять — Отклонить».
Доктор Макдональд кликнула на «принять», и в следующем окне открылась электронная таблица. Длинный список имен и дат.
— Я распределил их по семьям, годам, по тому, кто делал запрос и откуда этот запрос делался.
Я хмуро взглянул на имена:
— И?
— Если вы думаете, что эти запросы делал кто-то один, то вы ошибаетесь. У нас получилось около шестидесяти двух запросов, распределенных по почти сорока лицам, причем никто не делал запроса по всем двенадцати семьям. Кроме меня, конечно, когда я занимался этим.
— Значит, тут нет Мальчика-день-рождения.
— Нет, разве что он един в десяти лицах.
Я попросил доктора Макдональд прокрутить список. Большинство было из Олдкасла, там были имена Роны, Вебера, Хитрюги Дейва — в общем, почти всего криминального отдела. Из всех больше всего запросов сделала Рона: целых три. Вот черт.
— Извини, Сабир. Похоже, зря потратили твое время.
— Ничего, не беспокойся. Мы то же самое делали лет пять назад, когда предположили, что наш Мальчишка может быть полицейским. Один раз даже подумали, что нашли его — это был один сержант из Инвернесса, — но оказалось, что он был просто грязным педофилом. Мы его потом проверили.
По дверной раме постучал Генри:
— Ах, Элис, вы уже встали. Хорошо.
Он снял с себя похоронный костюм и облачился во фланелевую пижаму с кардиганом, с протертыми локтями. Поставил на стол литровую бутылку «Беллз»:
— Вы готовы вернуться к нашим делам?
Доктор Макдональд судорожно глотнула. Натужно улыбнулась:
— Супер…
— Сабир? — Я повернул ноутбук так, чтобы экран смотрел на Генри. — Помнишь доктора Форрестера?
Лицо Сабира на экране расплылось в улыбке.
— Как поживаете, док? Что-то вы не очень хорошо…
Генри протянул руку и захлопнул крышку ноутбука, отключив его.
— Я тебе сказал, что не хочу быть вовлеченным в процесс расследования. — Генри похоже рассердился не на шутку. — Я просто помогаю тебе и Элис. Сделаешь это еще раз, и я перестану иметь с вами дело.
— Ладно… Просто подумал, что тебе захочется его поприветствовать.
— Кхмм. — Он открыл виски и взял с сушилки пару стаканов. Поставил один перед доктором Макдональд и щедро в него плеснул. — А сейчас, с вашего позволения, нам действительно нужно вернуться к работе.
23
Кухню наполнял запах жареного чеснока, пар от кипящих макарон делал окно матовым, чему упорно сопротивлялась вытяжка.
Генри, держа обеими руками литровую бутылку «Беллз», плюхнулся на стул рядом со столом:
— Знаешь, а мне Элис нравится — она настоящий боец.
— Все еще блюет?
Я выложил в сковороду хвосты лангустинов и куски копченой пикши, хорошенько перемешал. В кармане завибрировал мобильный телефон — не звонок, а текстовое сообщение. Кухонные часы показывали без десяти два. Это, скорее всего, миссис Керриган. Наверное, хочет узнать, где ее деньги и какую из коленных чашечек мне раздробить первой.
Да пошла она. Оставил сообщение непрочитанным.
Генри произвел едва слышный фыркающий звук:
— Ты извини меня… Ну, за это… За то, что случилось. — Вздохнул. — Возможно, моя очаровательная дочь права, и я всего лишь озлобленный эгоистичный старик. — Пожал плечами. — Скажи Сабиру, чтобы не обижался на меня, но я больше не хочу иметь с этим никаких дел.
Я нарезал немного свежей петрушки и зеленого лука, бросил в сковородку, потом добавил туда немного густых сливок.
— Тебе известно, что в ящиках у тебя на кухне ничего нет, за исключением виски, пустых бутылок и пакета лежалых овсяных хлопьев?
— Что, у меня овсяные хлопья есть? — удивился Генри.
— В магазин пришлось идти.
Как будто мне больше нечего было делать, пока эта парочка разглагольствовала о стрессогенных событиях и психологических триггерных точках.
Генри отвинтил крышку и плеснул себе приличную порцию:
— Не знал, что ты фея домашнего очага.
— Всегда готовил, когда сидел с Ребеккой и Кети. Никогда не приходило в голову тусоваться где-то одному. — Я попробовал спагетти. Сыроваты еще. — Так что это был за полицейский, на которого вы наткнулись?
— Вместо Мальчика-день-рождения? Фффффф… Ты еще спрашиваешь. — Поднес стакан к губам. — Глен Синклер, кажется. Или Страхан? Стратерс? Что-то вроде этого. Он был сержантом в северном полицейском участке, все время делал запросы по семьям в центральной компьютерной системе полиции. Ну, мы его дернули и допросили. Взяли пару кайфоломов, чтобы те последили, куда он ходит да с кем встречается. А два дня спустя он спрыгнул с моста в Кессоке. — Отхлебнул. — Долго летел.
— Значит, это был не он.
— Еще один мой выдающийся провал. — Генри сгорбился. — Я составил уточненный психологический портрет, и он идеально совпал, вплоть до желания работать с детьми.
— Скауты?
— Младшая футбольная лига. После его смерти мы вскрыли его компьютер — он был под завязку забит голыми мальчиками. Совсем не наш Мальчик-день-рождения.
Я слил воду от спагетти в раковину, отчего по кухне заклубилось громадное облако пара.
— Только у тебя «поймать педофила» звучит как нечто нехорошее.
— Мы ведь не поймали его, да? Мы думали, что он был кем-то другим, а он убил себя до того, как мы узнали о его коллекции фотографий. Возможно, он был частью цепочки, а мы упустили шанс сделать что-нибудь.
— Иди-ка покричи доктору Макдональд. Если она закончила блевать, то у нас время ланча.
Генри уставился на свои руки:
— Эш, надо рассказать ей о Ребекке. Я серьезно говорю.
Я опрокинул спагетти в сковородку, покрутил их в соусе:
— Нет.
— Нельзя ждать от нее точного психологического портрета, когда она не обладает всей информацией, и ты это знаешь. Она делает предположения на основании того, что у нее имеется, и это не будет…
— Тогда направь ее в нужном направлении. Толкай ее. Веди ее. Заставь ее сделать все так, как надо. — Кастрюля со стуком отправилась обратно на плиту. — Если я скажу ей, она скажет Дики, и меня пинком под зад выкинут из расследования. Отпуск по семейным обстоятельствам и работа с психоаналитиком Буду вынужден сидеть дома и наблюдать, как они терпят неудачу за неудачей, а Мальчик-день-рождения продолжает заниматься своими делами.
— Возможно, поработать с психоаналитиком было бы не так уж и…
— Я ей не скажу, Генри, и ты ей не скажешь. Понятно? — Выключил газ. — А теперь иди забери ее, пока она все там не разрушила.
Перед гостиничным окном мягко падал снег и ярко сверкал, пролетая мимо уличных фонарей. Покрытая вмятинами «вольво-истейт» Генри стояла у обочины. На боку большими буквами выцарапано слово «ДЕБИЛ», двигатель работает, газ из выхлопной трубы почти не виден в темноте. Я завернул сигарную коробку Ребекки в две футболки и в тот уродливый свитер, который подарила мне теща, и обложил ее носками, трусами и джинсами. Чтобы с ней ничего не случилось. Потом прошел в ванную — собрать туалетные принадлежности.
Зазвонил мобильник. Его звук эхом отозвался в холодных кафельных плитках. Снова Дики.
Я зажал телефон между ухом и плечом: