Невский романс Свириденкова Ольга
— Ах, Жорж, сделай одолжение, перестань нести вздор! — раздраженно перебила княгиня. — Да что вы, мужчины, можете в этом понимать? По мне, так Поленька выглядит настоящей гранд-дамой. И не только я, но и Ленора так считает: она видела, во что Поленька собирается одеться, и полностью одобрила.
— Подумаешь, Ленора! — обиженно проворчал Юрий Петрович. — Тоже мне законодательница мод нашлась. И вообще, любезная женушка, к твоему сведению, понятие «гранд-дама» нельзя применять к семнадцатилетней девушке! Так можно говорить только о замужних, да-с! А впрочем, я с вами не спорю, — примирительно закончил он.
Замечания отца обеспокоили Полину. Но приехавшая вскоре Элеонора наделала ей таких комплиментов, что сомнения девушки рассеялись. Почувствовав себя окрыленной, Полина торопливо простилась с родителями и отправилась с графиней Лисовской в долматовский особняк.
Владимир с Александром приехали на вечер чуть раньше.
— Знаешь что, Саша, — говорил Владимир Зоричу, оправляя перед зеркалом свой вишневый фрак, — я, кажется, окончательно решился ехать с тобой за границу. Да и, в самом деле, чего ждать? В отставку я вышел, дороги подмерзли, позавчера управляющий отчитался по имениям и привез деньги. Самое время отправиться, не так ли?
— Верно, — согласился Зорич. — Если без промедления махнем в Париж, то как раз поспеем к началу сезона. Нет, mon cher, ты только подумай! — внезапно воскликнул он с прорвавшимся чувством. — Снова увидеть Париж, с его дворцами, оперой, Булонским лесом… И женщинами! Такими, каких нет больше нигде, ни в одной европейской столице. Черт, мне даже не верится, что когда-то мы провели там целых три года.
— Да, это были незабываемые деньки. Но ведь и мы тогда были другими! А самое главное, молодыми. Страшно подумать, что в восемьсот четырнадцатом году мне было всего семнадцать!
— Да, семнадцать… Прямо как Полине и Наденьке.
Владимир досадливо поморщился.
— Ради бога, Саша… Не напоминай ты мне об этой несносной девчонке. Хотя бы сегодня, когда ее, по счастливой случайности, здесь нет.
— Ха! Как бы не так! — весело воскликнул Зорич. — Да вот же она, смотри! Легка на помине. Да еще с кем? С неподражаемой графиней Лисовской! Нечего сказать, подходящая компания для девушки из приличной семьи!
И в самом деле, в бело-золотую гостиную входили Полина и Элеонора. Обе — в пышных белоснежных тюрбанах с развевающимися перьями, только графиня была по-прежнему в черном, якобы траурном, платье. Перешептываясь и стреляя глазами по сторонам, женщины подошли к хозяйке и о чем-то заговорили с ней.
— Держатся, словно заправские заговорщики, — с усмешкой заметил Зорич. — И разодеты, как на парад.
— Мадемуазель Вельская начала впадать в дурной вкус, — язвительно произнес Владимир. — Ее сегодняшнее платье напоминает одежду немецких кукол, что продаются в магазине на Невском. А головной убор так и вовсе не выдерживает критики. Нелепое нагромождение с грудой дурацких перьев!
— Это «нагромождение», к твоему сведению, называется тюрбаном.
— Тюрбаном? — переспросил Владимир с притворным непониманием. — Помилуй, мы ведь, кажется, не в Стамбуле! Вот и еще две особы в тюрбанах, — он указал глазами в дальний конец залы. — А, я, кажется, понял, в чем дело! В Петербург приехал турецкий паша и притащил за собой свой сераль.
Зорич рассмеялся, а Владимир скрестил руки на груди и с иронией оглядел гостиную. Однако веселиться ему довелось недолго. В следующий момент проходившая мимо Полина широко взмахнула веером и как бы невзначай щелкнула его по носу.
Отпрянув от неожиданности назад, Владимир потер ушибленный кончик носа и оторопело посмотрел на девушку. По лицу Полины скользнула озорная улыбка. Но она тут же приняла смущенный вид и с притворным сожалением пробормотала:
— Ах, господин Нелидов, ради Бога, извините меня! Я вас не заметила.
— Извинения приняты, мадемуазель, — сдержанно ответил Владимир, желая предотвратить назревающую перепалку.
— Благодарю вас, — с милой улыбкой промолвила Полина. — Вы, как всегда, великодушны. Но я все-гаки беспокоюсь: вы не сильно пострадали… в результате моего неосторожного движения?
Владимир уже собрался отчитать Полину за беспардонное поведение, но, заметив усмешку Элеоноры, передумал.
— Уверяю вас, мадемуазель, я нисколько не пострадал, — все тем же нейтральным тоном ответил он.
— Что ж, я рада, — с притворно кроткой улыбкой промолвила Полина. И чуть помедлив, продолжала: — Но как это я умудрилась вас не заметить? Вы и ростом вышли, и одеты весьма приметно. — Она окинула его с головы до ног издевательским взглядом. — Знаете, вишневый цвет вам очень к лицу. Вот только я не знала, что мужчинам дозволяется носить бархат. До сегодняшнего вечера я считала, что бархат носят только женщины. Но вот смотрю сейчас на вас и вижу, что и на мужчинах эта ткань тоже неплохо смотрится. И даже очень… романтично. В этом наряде вы похожи на средневекового рыцаря. Благородный рыцарь Айвенго! Или лучше, Тогенбург Жуковского.
На какое-то время Владимир лишился дара речи. Поведение Полины было откровенно неприличным и полностью подходило под понятие «дурной тон». Но то ли Полина была так глупа, что не понимала этого, то ли, напротив, очень смекалиста. И хорошо запомнила его вчерашнюю фразу, что его деликатность не позволит ему обойтись с ней, как она того заслуживает — то есть ответить оскорблением на оскорбление. «Нет уж, дудки, милочка, на сей раз я тебе не спущу», — мстительно подумал Владимир, оглядывая залу, чтобы убедиться, что остальные гости не смотрят в их сторону.
— Благодарю вас, мадемуазель, — проговорил он с любезной улыбкой. — И спешу ответить. Вы тоже прекрасно выглядите. Но особенно восхищает меня ваш головной убор. Этот чурбан… ах, простите, тюрбан! И перышки… ну, просто чудо. Да-да, мадемуазель Вельская, вы — настоящее чудо! Чудо с перьями… Или… чудо в перьях, так будет точнее. Настоящее чудо в перьях…
От негодования Полина побледнела.
— Нет, господин Нелидов, вы не рыцарь, — сказала она с нервным смешком. — Вы грубиян.
— Да, мадемуазель, — с той же любезной улыбкой парировал Владимир. — Вы точно подметили: я грубиян. И именно поэтому я неподходящая компания для благопристойной юной девицы. Сделайте надлежащие выводы и… — он окинул ее предостерегающим взглядом, — оставьте меня, наконец, в покое! Если, конечно, — прибавил он с презрительной улыбкой, — вы не из тех женщин, которым нравится бесцеремонное мужское обращение.
Полина была так поражена последней фразой Владимира, что не смогла ничего ответить и только судорожно вздохнула. Затем взмахнула юбками и, подхватив Элеонору под руку, умчалась в другой конец залы.
— А ловко ты ее отбрил, — восхищенно заметил Зорич. — Ничего, ей будет наука не связываться с умудренными жизнью людьми.
— Надеюсь, она отвяжется, — устало вздохнул Владимир. И, гневно сверкнув глазами, прибавил: — А эту стерву графиню Лисовскую убить мало. Ну, хочешь ты мне мстить, так мсти сама, что же ты девчонку подсылаешь?
— Слушай, а тебе не кажется, что нашу милую Полину слишком часто кто-то подсылает? Сначала братец, теперь Элеонора. Что же она так легко поддается чужому влиянию? Это, знаешь ли, добром не кончится.
— Думаешь? — с беспокойством переспросил Владимир. — А впрочем, это ее забота, а не наша.
Увы, надежда Владимира, что Полина оставит его в покое, не оправдалась. Новое столкновение произошло гораздо скорее, чем он ожидал. И началось весьма неожиданно. Хозяйка дома, напоив гостей чаем, завела разговор о модной романтической поэзии. Гости увлеченно включились в беседу, однако на просьбу продекламировать из раннего Пушкина никто не отозвался. Мужчины опасались проявить излишнюю чувствительность, а дамы — ее недостаток.
Заметив, что хозяйка огорчена, Полина попросила Элеонору подыграть ей на рояле, чтобы создать нужное настроение, и прочла «Черную шаль». Она так хорошо читала, что Владимир невольно залюбовался. Он был удивлен, восхищен… и захлопал едва ли не раньше, чем Полина произнесла последнюю фразу: «Гляжу, как безумный, на черную шаль, и хладную душу терзает печаль».
— Моя дорогая, — сказала Элеонора, когда одобрительный шепот утих, — вы так превосходно читали, что затронули даже самых неромантичных мужчин. — Она коварно прищурилась и бросила на Владимира вызывающий взгляд. — Господа, посмотрите на мсье Нелидова! Какое у него одухотворенное лицо!
Все взоры обратились на Владимира, а Элеонора рассмеялась, довольная, что ей удалось так ловко досадить недругу. И в самом деле, Владимир чувствовал досаду на это непрошеное внимание к себе. Однако заставил себя улыбнуться и со сдержанной учтивостью произнес:
— Да, господа, я действительно тронут прекрасным чтением мадемуазель Вельской.
Он торопливо поднялся со стула, намереваясь перейти в другой уголок гостиной, но не успел сделать и шагу, как в атаку устремилась Полина.
— А мне показалось, дело вовсе не в том, как я читала, а в содержании стихотворения, — громко проговорила она. — Герой узнал, что возлюбленная изменила ему, и убил ее, несмотря на то, что безумно ее любил. И, заметьте, продолжает любить! Так вот мне показалось, — Полина с притворным смущеньем опустила глаза, — что эти строчки вызвали у вас воспоминания…
Владимир едва не заскрипел зубами, увидев, что взоры женщин с интересом впились в его лицо. «Пустоголовые дуры, — с закипающей злостью подумал он. — Все ищут страстей».
— И что же это, по-вашему, за воспоминания? — переспросил он, снисходительно улыбнувшись и пожимая плечами.
— Вероятно, о прошлой любви, — не моргнув глазом, ответила Полина. — Какой-нибудь сильной романтической страсти… С накалом чувств, с ревностью, с клятвами…
— Ну, вы еще скажите, что считаете меня способным убить неверную возлюбленную, — усмехнулся Владимир. — Извините, мадемуазель, но придется вас разочаровать. Никакой «романтической страсти» в моей жизни не было.
— Неужели? — с коварной улыбкой спросила Элеонора. — Вы хотите сказать, что никогда не были страстно влюблены?
Владимир уже хотел невежливо повернуться к ней спиной, но тут опять вмешалась Полина:
— Нет, мы не верим: этого не может быть. Вы любили и давали клятвы верности. Иначе отчего до сих пор не женаты? Ведь вы уже не так и молоды…
«Ну вот, и до оскорблений дошло! — почти весело подумал Владимир. — Однако какую же мне принять роль: романтичного болвана или занудного циника? Пожалуй, буду лучше циником».
— Я не женат потому, что не хочу жениться, — сдержанно ответил он. — И не стоит искать иных причин.
— Но позвольте, месье Нелидов! Неужели вы так и не встретили девушку, достойную стать вашей супругой? Или ваш идеал так высок, что никто из земных женщин ему не соответствует?
Владимир нетерпеливо передернул плечами:
— Я не ищу идеала. Просто пока не хочу жениться.
— А ведь, кажется, уже и пора бы, — заметила Полина под одобрительные кивки пожилых матрон. Впрочем, одобрение последних было Владимиру понятно: все они жаждали пристроить своих дочек, и их глубоко возмущало, что один из богатых женихов не хочет жениться. — Что ж вы, до старости собираетесь оставаться холостяком?
— Ну, положим, до старости мне еще далеко, — сухо промолвил Владимир. — А ежели и так, то кого это волнует? Не беспокойтесь, мадемуазель Вельская, на ваш век и без меня женихов хватит.
— Да я и не беспокоюсь, с чего вы взяли? — со смехом возразила Полина. Однако от Владимира не укрылось, что его последняя фраза задела ее, и он втайне порадовался. — Ладно, господин Нелидов, — внезапно сказала Полина миролюбиво, — не будем вас больше терзать… — Она слегка прищурилась и бросила на него озорной взгляд, по которому Владимир понял, что она замыслила новый подвох. — Вот только… позвольте мне прочитать для вас одно небольшое стихотворение нашего любимого Пушкина.
Владимир хотел вежливо отказаться, но куда там! Все дамы в один голос поддержали Полину. Несколько человек даже принялись высказывать предположения — одно глупее другого. Подождав, пока шум утихнет, Полина встала в центре кружка и начала с выражением читать: «Я пережил свои желанья, я разлюбил свои мечты; остались мне одни страданья, плоды сердечной пустоты…»
И снова, как и во время их первой стычки, Владимир оторопел: Полина читала его самое любимое пушкинское стихотворение. Как она могла догадаться, неужели она так хорошо поняла суть его натуры? Но ведь между ними такая пропасть! Между ним, мудрым язвительным скептиком, и легкомысленной юной барышней…
— Ну, господин Нелидов, признавайтесь: я вам польстила или досадила? — с задорным вызовом поинтересовалась Полина.
Владимир почувствовал, как его губы непроизвольно растягиваются в улыбке. В эту минуту Полина Вельская казалась ему бесконечно очаровательной… даже несмотря на ее безвкусный наряд.
— Я сражен наповал, — честно ответил он.
После этого он склонился к ее руке и поспешил отойти в другой конец залы. Краем глаза он заметил недовольную физиономию графини Лисовской: она ожидала совсем другой развязки и теперь едва скрывала досаду.
— Ну, дружище, ты еще жив? — шутливо поинтересовался Зорич, протягивая Владимиру бокал вина. — На-ка, промочи горло. Я вижу, это «воздушное создание» совсем тебя допекло.
— Что ж делать? — вздохнул Владимир. — Разве ж мне угнаться за молоденькой барышней? Нет, брат, бежать надо отсюда, в Париж! И не откладывая в долгий ящик, а в два дня уложить вещи и на третий выехать.
— Не возражаю. — Зорич немного помолчал. — А все-таки, Владимир, признай, что эта мадемуазель Вельская не так уж и глупа, как мы думали вначале. Как верно она подметила, что ты ненавидишь наигранную чувствительность! Но главное — когда успела? Ты ведь за все время и разговаривал-то с ней всего пару раз.
— Ты прав, — Владимир потягивал вино, рассеянно наблюдая за Полиной. Сейчас она прогуливалась под руку с хозяйкой и оживленно беседовала с ней, вероятно, все о той же поэзии. — Эта девушка, действительно, умнее, чем кажется на первый взгляд. Что, однако, не извиняет ее безобразного поведения и излишней раскованности.
— Да брось! Просто в ней слишком много жизни.
— И безрассудства.
Александр пристально посмотрел на друга.
— Женись на ней, — неожиданно предложил он. — В ней есть то, чего не хватает тебе, а в тебе то, чего не хватает ей. Из вас выйдет прекрасная пара.
Владимир немного помолчал, затем нахмурился и отрицательно покачал головой:
— Никогда. И даже не заговаривай больше об этом.
— Ты так уверен, что не влюбишься?
— Нет, почему же? Я вполне это допускаю. Но это ничего не изменит.
— Посмотри влево! — внезапно забеспокоился Зорич. — Даю голову на отсечение: графиня Лисовская с Полиной готовят новый заговор.
— Да, они, кажется, снова направляются к нам. — Владимир возвел глаза к потолку. — Нет, они меня уже допекли. Давай-ка сбежим, а?
— Давай, — с готовностью согласился Зорич.
Но сбежать они не успели, потому что в этот самый момент в комнату торопливой походкой вошел муж княгини Долматовой.
— Господа, — взволнованно проговорил он, останавливаясь посередине гостиной и обводя всех каким-то странным, блуждающим взором, — я только что из дворца, где узнал ужасную новость. — Он помолчал, не в силах собраться с духом. — Государь Александр Павлович несколько дней тому назад скончался в Таганроге. Наследник престола — великий князь Константин Павлович — еще в Варшаве. Скоро… он… мы… — не договорив, старик упал в кресло и разрыдался.
По залу пробежал взволнованный ропот. Несмотря на то, что о тяжелой болезни покойного императора было всем известно, новость явилась неожиданностью и повергла всех в смятение. Некоторые дамы принялись плакать, кое-кому стало дурно. Мужчины засуетились и начали поглядывать на двери.
— И нам пора, — шепнул Владимир Зоричу. — Едем ко мне, нужно поскорее сообщить тетушке и отправить ее в Павловск, к матери-императрице. Господи, ну и дела у нас начнутся!
— Так, стало быть, это правда? Что наследник — не Константин, а Николай?
— Еще какая правда! Тетушка уже давно мне об этом рассказала. А ей — Мария Федоровна, к которой она до их пор ездит по старой памяти.
И друзья быстро направилась к лестнице.
Недолго после них оставалась и Полина. Впрочем, если она чуть и задержалась, то лишь потому, что неудобно было сразу оставить хозяйку. Ей не терпелось оказаться дома, рассказать обо всем родителям, а главное — брату, для которого эта новость должна была иметь особое значение. В чем оно заключалось, Полина, правда, не знала, но Жан постоянно говорил об этом.
11
Следующие две недели Полина провела дома. Выезжать было некуда: балов и премьер не давали, только скучные вечера, где все спорили о том, кто будет наследовать престол: великий князь Константин Павлович или его младший брат Николай. Да и самой Полине сейчас было не до развлечений. Она жила в постоянной тревоге за брата, поведение которого с каждым днем все сильнее смущало и настораживало ее.
И действительно, Иван Вельский начал вести себя как заправский заговорщик. Службу почти забросил. От завтрака до обеда расхаживал по гостиной с загадочным и глубокомысленным видом. А поздно вечером, сменив гусарский мундир на подобие маскарадного костюма итальянского разбойника, куда-то исчезал. Причем перед этим всегда долго и тщательно проверял пистолеты. А однажды Полина заметила у него под плащом черкесский кинжал в серебряных ножнах.
Но больше всего Полину огорчало, что родители ничего этого не видят. Им было совсем не до детей. Отец, как всегда, пропадал в английском клубе, а маменька пуще прежнего носилась по модным лавкам: ведь предстояли грандиозные придворные торжества по случаю вступления на престол нового императора, и нужно было не ударить в грязь лицом.
Родительская беспечность раздражала Полину. Впервые после выхода из пансиона она задумалась о том, что же представляют собой ее самые близкие люди. И пришла к невеселому заключению, что обожаемый папенька — очень добрый, но довольно легкомысленный человек, а нежно любимая маменька недостаточно чутка и умна. Последнее открытие показалось Полине настолько ужасным, что она не рассказала о нем даже Вере. Да и как можно было говорить такое про родителей? Думать — и то недопустимо!
Зато про Ивана они с Верой разговаривали часами напролет. Та сразу заметила перемену в поведении молодого барина и первой поделилась опасениями с Полиной:
— Нет, барышня, как хотите, а мне все это очень не нравится. Все эти таинственные разговоры, загадочные намеки, ночные прогулки… Иван Юрьевич еще слишком молод, горяч. Не ровен час, втянут его в темное дело.
— Да ведь у него, Верочка, своя голова на плечах имеется, — не слишком уверенно возразила Полина.
— Голова-то имеется, да что толку, ежели в ней ветер один? — резонно заметила Вера. — Ну скажите мне еще, что я не права! Да если бы у него хоть вот столечко ума было, не связался бы он с такими людьми.
— С какими «такими»?
— Да с теми, что зачастили к нам в последние дни. Вы что, ни разу не прислушивались к их разговорам?
— Почему же? Прислушивалась.
— Плохо прислушивались, раз не заметили ничего странного. А я вот обратила внимание, что в их рассуждениях никакого порядка нет. Только какую умную мысль выскажут, как тут же себе возражают. Будто и сами не знают, чего хотят.
— Почему же не знают? Знают. Царя отстранить от власти, республику установить.
— И вы так спокойно об этом говорите? Да мыслимое ли это дело — поднять руку на помазанника?! Ну и к чему все это приведет?
— К новому, более гуманному устройству государства, к конституции.
— К новой смуте это приведет, вот к чему! Помните, как мы с вами учили в пансионе про смутное время — сколько крови русской тогда пролилось, подумать страшно. И теперь такое случится.
— Да нет же, Вера, ты все не так понимаешь! Никакой крови не будет. Просто наше тайное общество…
— Наше?!
— Вера, я к слову сказала, а ты сбиваешь! Послушай: тайное общество предложит будущему царю отречься от престола. И установится у нас такой же государственный строй, как в Англии. Страной будет управлять парламент, а царь… царь останется для сохранения традиции. Или же царя вообще не будет, а будет республика, как в Америке. Крепостное право отменят, крестьяне станут свободными, и все граждане будут равны перед законом.
— Ну, не знаю, не знаю, — с сомнением проговорила Вера. — Если то, о чем вы говорите, так хорошо, то зачем тогда заговор? Разве все дворяне не хотят, чтобы было лучше? А если не хотят, то разве позволят установить новые порядки? Конечно, нет, это и младенцу ясно! Стало быть, без крови и смуты все не обойтись.
— Ах, Вера, ради Бога, перестань меня пугать! — сердито воскликнула Полина. — Я и так… извелась уже вся от беспокойства…
Отложив рукоделье, Полина встала и прошлась по комнате. За окном стоял один из чудесных морозных дней, когда перестаешь жалеть об ушедшем лете. По прочному льду Невы скользили разукрашенные дворянские сани и неспешно тащились простенькие возки с провиантом. Под самым окном, по набережной, прогуливались нарядные женщины, офицеры и щеголи в цилиндрах, с покрасневшими от холода ушами. Тонкий шпиль Петропавловской крепости золотился на фоне бездонного, пронзительно-синего неба с редкими белыми облачками.
— Странно, — промолвила Полина, с улыбкой обернувшись к Вере, — вот смотрю я сейчас на улицу, и все эти разговоры о заговорщиках, о восстании кажутся такими несуразными… Даже думать об этом тошно. Хочется, чтобы поскорее приехал Жан и мы отправились кататься.
— Да и то верно, барышня, засиделись вы уже в четырех стенах, — согласилась Вера. — И потом, что за нужда спорить из-за этих заговорщиков? Может, никакого восстания и не будет. Пошумят, пошумят, да и успокоятся.
— Хорошо бы! — искренне пожелала Полина.
— А знаете, какую презабавную картину я вчера во дворе наблюдала? Подходит Аркадий Свистунов к нашему дворнику Еремею и давай толковать про конституцию. А тот слушает его, слушает… Потом Свистунов закончил и спрашивает: «Ну, дурак, говори: понял ли что?» Еремей и отвечает: «Как не понять, ваше благородие, понял! Конституция — это супруга наследника престола российского, Константина Павловича. И вы, стало быть, ратуете за то, чтобы ее на престол возвести, в обход, значится, мужа. Потому как он, сердешный, умом и здоровьем слаб и в правители российские не годится».
— Супруга великого князя? — со смехом переспросила Полина. — Уж ответил наш Еремушка так ответил! Нужно будет рассказать Жану этот анекдот.
И, весело переглянувшись, девушки расхохотались.
В комнату буквально влетел Иван и начал торопить Полину.
— Едем, Полетт! Пожалуйста, одевайся скорее! Сейчас все наши соберутся на Невском, чтобы посмотреть, что делается в народе. Посмотреть, послушать и тогда уже точно все решить.
— Да помилуйте, Иван Юрьевич, какой же на Невском народ? — не без ехидства осведомилась Вера. — Народ на Сенной собирается, а не на Невском!
— Ой, Верка, много ты понимаешь! — обиженно фыркнул Иван. — Занялся бы я твоим образованием, да некогда сейчас: поважнее дела ждут.
— Спасибо, Иван Юрьевич, — насмешливо ответила Вера, — да только напрасно обо мне беспокоитесь. Грамоте я уже обучилась, пока с барышней в пансионе жила, а большего мне не надобно.
— Так что же насчет наследника, Жан? — спросила Полина, надевая перед зеркалом берет. — Кто же станет императором? Константин или Николай?
— Теперь уже точно известно, что Николай. Великий князь Константин Павлович подтвердил свое отречение.
— Вот это новость! А как же присяга? Ведь, по слухам, Москва уже присягнула Константину, да и у нас собираются.
— Вот именно, что собираются, — многозначительно ответил Иван. — А впрочем, я не имею права тебе всего рассказывать. Поторопись, ты меня задерживаешь.
— Да я и так тороплюсь изо всех сил! Разве я виновата, что ты сам задержался?
В колоннаде Казанского собора прогуливались офицеры. Полина сразу узнала «рей» заговорщиков, которых называл ей ранее брат: поручика князя Оболенского, Александра Бестужева, своего соседа Трубецкого. Среди них носился и Аркадий Свистунов, дальний родственник которого тоже числился среди руководителей тайного общества. Выпрыгнув из фаэтона, Иван помог спуститься Полине, а затем повел «к своим». Не к Трубецкому, правда, а каким-то менее известным заговорщикам.
Офицеры любезно раскланялись с Полиной, и она ответила им улыбкой. Потом они с Иваном принялась прохаживаться по колоннаде. Какое-то время Полина пыталась вслушиваться в разговоры брата с товарищами, но они изъяснялись такими туманными намеками, что ей это быстро наскучило.
К тому же на площади хватало более интересных предметов для наблюдения. Например, «живые вывески» магазина портного Руча. Их представляли два молодых брата-близнеца. Один из них, задрапированный в модный черный плащ на синей бархатной подкладке, с важным, несколько напыщенным видом ехал на лошади. Второй семенил рядом, щегольской и немного смешной, подпрыгивающей походкой. Он был в модном английском сюртуке каррике горохового цвета, с маленькой пелеринкой. Спустя полчаса братья снова продефилировали мимо собора, но теперь уже тот, что был в каррике, ехал на лошади, а тот, что в плаще, степенно выступал по тротуару.
Не отставали и владелицы шляпных лавок. Их «живые вывески» — стройные миловидные барышни — прогуливались возле собора в новомодных зимних капорах причудливых фасонов. У одной капор был таким огромным, что она казалась в нем бесформенной карлицей. У другой головной убор смахивал на гусарский кивер. На шляпке третьей размещалось такое количество пышных страусовых перьев, что из-за них не было видно самой этой шляпки. Пытаясь рассмотреть, что же такое все-таки на голове этой барышни, Полина отдалилась от брата и оказалась у самого края колоннады.
— Осторожней, мадемуазель, смотрите под ноги, — раздался позади нее встревоженный и одновременно ироничный мужской голос. — А то, не ровен час, упадете, что-нибудь сломаете и не сможете выезжать на балы. Общество не перенесет такой потери.
— Ну, конечно же, это вы, месье Нелидов! — язвительно бросила Полина, не поворачивая головы. — Кто еще способен проявить заботу о ближнем в таком оскорбительном тоне?
— Вы абсолютно правы, мадемуазель: никто.
Отступив от края площадки на безопасное расстояние, Полина повернулась к Нелидову. Он стоял перед ней, в просторном черном плаще и черном цилиндре, скрестив руки на груди, и бесцеремонно рассматривал ее. Почему-то в этот момент он снова напомнил Полине протестантского пастора, которого мадам де Самбрей поспешила удалить от своих избалованных воспитанниц.
— Любезный граф, ответьте, пожалуйста, на один вопрос, — Полина, подошла к нему почти вплотную. — Почему вы всегда так странно на меня смотрите? Будто вас что-то во мне раздражает… Или вы меня за что-то осуждаете? В самом деле, объясните! Моего скромного ума не хватает, чтобы разгадать столь сложную загадку.
По губам Владимира скользнула едва уловимая усмешка.
— Да, — ответил он после небольшой паузы, — вы очень верно подметили, княжна. Меня действительно кое-что раздражает в вас. Ваша манерность, ваша экзальтированность, ваша неистребимая тяга к дешевым эффектам. Но в то же время я понимаю, что вы в этом не виноваты. Видимо, так вас воспитали во французском пансионе. Ведь вы воспитывались во французском пансионе, а не в русском, не так ли?
— Вы угадали.
— Я не угадал. Я пришел к такому выводу, немного понаблюдав за вами.
— Вот как? Значит, вы за мной наблюдали, — не без самодовольства повторила Полина. — Но отчего же вы уверены, что во французских пансионах девушкам дают плохое воспитание?
— Я не имел в виду плохое, просто хуже, чем в русских. Кстати, почему вас отдали именно во французский?
— Потому что в русских много излишних строгостей и ограничений. А вот в пансионе мадам де Самбрей мне жилось очень привольно. Если я не хотела вставать в семь утра, никто не будил меня. Если какой-то предмет казался мне скучным, то учить его не заставляли. Разумеется, за исключением светского этикета и танцев.
— О да, разумеется! — усмехнулся Владимир. — Проще говоря, вам потакали во всех капризах. Что ж, в таком случае я беру свои слова назад.
Полина возмущенно фыркнула:
— Нет, это невозможно! Месье Нелидов, неужели вы не понимаете, что ваше поведение переходит границы приличий? Как вы можете говорить мне в лицо обидные вещи? Да это вы — невоспитанный тип, а не я! По крайней мере, я ни разу не позволила себе вас оскорбить.
— Вы забыли нашу первую встречу.
— В Летнем саду и кофейне Марсиаля? Но вы уже запамятовали, что перед этим оскорбили моего брата!
— И чем же я его оскорбил?
— Вы помешали его свиданию с мадемуазель Фонтанж.
— Свиданию? Где? В гримерной?!
— Простите, но я не хочу об этом говорить.
— И не нужно, — неожиданно согласился Нелидов. — У меня имеется к вам более серьезный разговор.
И к изумлению Полины, он схватил ее за руку и торопливо завел за колонну, где они оказались скрытыми от остальных гуляющих.
— Боже мой, что вы делаете? — в растерянности пробормотала девушка. — Куда вы меня тащите? Зачем?!
— Послушайте, княжна, — торопливо сказал Владимир, придерживая ее за локоть и с непонятным волнением глядя ей в глаза, — давайте оставим бесполезную перебранку. Скажите лучше вот что… — Он быстро огляделся по сторонам. — Вы имеете хоть какое-то влияние на своего сумасбродного братца?
— Я не понимаю…
— Да все вы прекрасно понимаете! Ваш брат связался с заговорщиками, они собираются устроить выступление против нового царя. Выступление, которое, поверьте, полностью обречено на провал. Но, видимо, господин Вельский…
— Постойте, постойте! — торопливо перебила его Полина. — Откуда вы взяли, что Жан входит в тайное общество? Кто вам сказал… такую ерунду?
Владимир нетерпеливо передернул плечами.
— Да никто мне об этом не рассказывал, успокойтесь! Откровенно говоря, до сегодняшнего дня мне это и в голову не приходило. Жан Вельский — и тайное общество. Вот уж поистине несовместные вещи…
— Месье Нелидов, мой брат не глупее вас!
— Хорошо, пусть будет умнее. Но выслушайте меня! Ваш брат связан с заговорщиками, я понял это, посмотрев на него сейчас. Я же вижу, с кем он тут прогуливается и с кем говорит. И мне это совсем не нравится.
— Да вам-то какое дело? — Полина немного отступила назад. — Вы же не агент тайной полиции?
— Разумеется, нет. Просто мне жаль вашего несмышленого брата. Он рискует испортить себе не только карьеру, но и всю жизнь.
— Неужели? Что-то не припомню, чтобы у кого-то из членов тайного общества пострадала карьера! Но, может быть, вы не знаете, кто туда входит?
— Знаю. Через одного — полковник или генерал. И все об этом знают, включая упомянутую вами полицию. Но пока деятельность заговорщиков ограничивалась только словами, их не трогали. Однако все может измениться. И тогда…
— И тогда мой брат поднимется на такую высоту, которая вам, любезный мсье Нелидов, не снилась, — высокомерно закончила за него Полина.
Владимир посмотрел на нее с глубоким сожалением.
— Так вот что привлекает в тайном обществе господина Вельского — возможность быстрой карьеры! — сказал он хмуро. — Что ж, этого следовало ожидать. Молодой, неопытный, порывистый…
— Пусть так, — с вызовом сказала Полина. — Зато у него, в отличие от вас, болит душа за будущее России, за народ!
— За народ? В таком случае, мадемуазель, ответьте мне на вопрос: ваши крестьяне уже переведены на оброк? И каков размер этого оброка?
— Что? — Полина вскинула на него растерянный взгляд. — Простите, но я не совсем понимаю, о чем вы говорите.
— Я имею в виду оброк. Вы что, никогда не слышали этого слова?
— Нет. А что это такое?
— Это форма взимания податей с крепостных. Более гуманная, чем барщина.
— Извините, но такого слова я тоже не слышала.
— Еще бы, — усмехнулся Владимир, — его ведь нет во французском языке. Проще говоря, ни вы, ни ваш брат, ни ваши родители никогда не интересовались, каким способом ваши управляющие обирают крепостных. А туда же — рассуждать о благе народа!
— А по-моему, господин Нелидов, вы смешиваете разные понятия, как Божий дар с яичницей.
— Тут еще разобраться нужно, что яичница, а что — Божий дар.
— Так, значит, вы считаете, что революция России не нужна? Хотя бы даже без крови?
— Без крови революции не бывает, и вы должны бы об этом знать из вашей любимой французской истории.
— Есть еще и английская история — вспомните «славную революцию» 1688 года!
Владимир посмотрел на Полину с легким изумлением:
— Так вы, оказывается, не только одному кокетству учились в своем пансионе? Приятная неожиданность. Но в таком случае вы должны помнить, что в Англии сначала было тираническое правление Кромвеля, казнь короля, гонения на дворянство и прочие ужасы. И потом, ведь это же было в Англии, а мы с вами живем в России. С нашим народом революция невозможна и даже крайне опасна. Нам остается либо хороший, понимающий царь, либо кулуарный заговор, переворот.
— Ага, значит, вы все же признаете, что переворот необходим и члены тайного общества — хорошие, достойные люди?
Владимир немного помолчал:
— Откровенно говоря, мадемуазель, мне их жалко. Зря себя погубят. Могли бы еще послужить России.
— Но, позвольте, почему же непременно погубят?
— Потому что… потому что это не те люди, которые способны реально что-то сделать.
— А вы, надо полагать, способны? Так что же вы не в их числе?
— В их числе?! Нет, пожалуй, мы не поймем друг друга. Я монархист, и мои убеждения не позволяют мне поднять руку на царя.
— Но ведь и мы тоже… монархисты. И мы тоже не… — Полина окончательно смешалась. — Вы меня совсем запутали! Да как вам только могло прийти в голову, что мой брат, — она понизила голос до шепота, — способен поднять руку на царя?
Владимир наклонился к ней:
— Посоветуйте брату немедленно прекратить сношения с заговорщиками. И уехать… сегодня же! Куда угодно: в деревню, за границу… Да, за границу даже лучше.
— Что? Уехать?! — возмущенно вскричала Полина. — В такое время?! Ну уж нет, господин Нелидов, этого вы не дождетесь! И вообще, я вас любезно попрошу: оставьте нас в покос! Ни в чьих советах мы, слава Богу, не нуждаемся.
— Полетт! Полетт, где ты? — раздался в нескольких шагах от них голос Ивана. — Господи, да куда же она подевалась!
— Это Жан, он меня ищет. Все, прощайте.
И прежде чем Владимир успел ей что-нибудь сказать, Полина побежала к брату. Дождавшись, пока они уйдут, Владимир направился к своему экипажу. Его встретил разгневанный долгим ожиданием Зорич:
— Ну, знаешь ли, приятель, у меня уже даже в карете ноги заледенели. Нет, в самом деле, о чем можно так долго беседовать с Полиной? Вы что, разбирали положения программы тайного общества?
— Почти что, — с кривой улыбкой отозвался Владимир. — Однако толку от нашего разговора ни на грош. Она не согласна с тем, что ее брат должен уехать. И не станет его переубеждать.
— И что с того?
— А то, что он, считай, погиб.
Читать бесплатно другие книги:
