Мадам Гали – 4. Операция «Сусанин» Барышев Юрий

Глава 5

Анатолию Ивановичу определенно везло на хороших людей. В конце 60-х годов, когда он начинал службу, в Московском управлении работали еще люди, прошедшие жестокое испытание войной. Это были, как правило, скромные, мужественные, честные, доказавшие на деле свою любовь к Родине чекисты. У них не было институтских дипломов, они не знали иностранных языков. Но их знания жизни и огромного агентурно-оперативного опыта с лихвой хватало для успешной работы. Они были беспредельно преданы своему делу, и именно об этом поколении чекистов можно было сказать, что их жизнь без остатка отдана борьбе со спецслужбами США и стран НАТО. Слово «карьера» в те годы было бранным словом.

Многие из фронтовиков из-за отсутствия высшего образования не могли подняться выше капитанских должностей. В редких случаях за особые заслуги им присваивали перед уходом на пенсию звание майора. Они не скулили, не любили прогибаться перед начальством, не имели ни дач, ни машин, жили на зарплату. Их любили женщины. Анатолий Иванович тянулся к ним, впитывал, как губка, их рассказы о боевых делах.

Особенно Анатолий Иванович любил ночные дежурства в приемной начальника Управления. Постоянными дежурными по Управлению, как правило, назначались опытные сотрудники, хорошо знавшие структуру подразделений Управления и Главков, а главное, кому звонить и кого поднимать ночью в случае чрезвычайных происшествий. За ночь раздавалось 5–6 звонков, не более. В то время Москва жила спокойной, размеренной жизнью.

Больше всего Анатолий Иванович радовался, когда попадал помощником к Хромову Петру Николаевичу. Руководство разъезжалось по домам после 21.00. Бывший дивизионный разведчик, награжденный двумя орденами Славы, Петр Николаевич заваривал крепкий чай, наливал его в граненые стаканы, доставал вкусные домашние соленые сухарики и начинал сказ. Он был прекрасным рассказчиком, делал это с удовольствием и не торопясь.

«Однажды, когда мы уже погнали фрица со Смоленщины, наша дивизия готовилась к наступлению. Было холодно. Мороз, снег по пояс. Окопы фрицев в четырехстах метрах от наших. Получаем приказ: достать «языка». Нейтральная полоса простреливается и с нашей, и с их стороны. Немчура каждые 2–3 минуты пуляет осветительные ракеты в небо. Начальник разведки назначает меня старшим группы из трех человек. Одеваем белые маскхалаты, сидим в блиндаже, пока саперы делают проход в минном поле. По опыту знаем, лучшее время для ходки «в гости» — 4–5 утра. К этому времени даже у самых бдительных фрицев начинают слипаться глаза. Ракеты взлетают все реже и реже. Пора. Еще вчера днем в бинокль заприметили на их левом фланге двух Гансов с пулеметом. Решили попытать счастья у них. 400 метров преодолеваем спокойно. Вот и окоп. Видим уже их каски, сидят к нам спиной. Ветер дует с нашей стороны, вот они и не хотят подставлять свои рыла под ветер. Слева, справа никого. Повезло. Действуем одновременно по заранее отрепетированному варианту. Я тихо, ужом сползаю к спящим немцам в окоп и выбираю, кого из них потащим к своим. Останавливаюсь на том, кто меньше ростом — тащить будет легче. Слышу их дыхание, каски полностью закрывают лица, носы уткнули в шарфы, сидят на корточках в обнимку со шмайсерами…»

В это время на столе оперативного дежурного зазвонил телефон. Анатолий Иванович, поглощенный рассказом, даже вздрогнул от неожиданности. Петр Николаевич перевел взгляд на каминные часы: 22.30.

— Подними трубку, послушай, — разрешает он.

Звонит дежурный Октябрьского райотдела Управления, докладывает, что у них во дворе дома, примыкающего к Первой Градской больнице, обнаружена черная «Волга» с дипломатическими номерами посольства США. Пассажиров в машине нет. Какие будут указания?

Хромов сообщает о машине дежурному 1 отдела Второго Управления, который занимается американским посольством.

— Спасибо, наша «наружка» ее потеряла. Час назад янки оторвались от наблюдения. С нас бутылка! Привет.

— Петр Николаевич, а что было дальше? Давай рассказывай.

— Что дальше? Правой рукой достаю саперную лопатку с заточенным лезвием, левой рукой осторожно беру фрица за подбородок и резко откидываю его голову назад. Бью лезвием в шею. Опускаю его мертвую голову вниз, чтобы не забрызгаться пульсирующей из раны, дымящейся кровью. Все. В это время мои ребята пеленают второго, которому, может быть, повезло больше. На дорогу назад уходит больше часа. На этот раз обошлось без выстрелов и шума… Пойду покурю в коридоре. Если зазвонит прямой телефон Председателя КГБ, вот этот, видишь, с золотым гербом, трубку не поднимай, крикни меня.

— Хорошо.

Анатолий Иванович сидел за столом дежурного, но мыслями и чувствами был там, на заснеженном поле. Его воображение рисовало картины, одну ярче другой. Интересно, а он смог бы вот так, как Хромов. «А вообще, если подумать, как сложится моя жизнь? Какие испытания мне предстоят? Смогу ли я оправдать доверие партии и правительства? А вдруг я трус? И в самый ответственный момент дрогнет рука? И из-за меня погибнут мои друзья, и меня с позором выгонят на гражданку? И все меня будут презирать?»

Вернулся Хромов. От него пахло крепким табаком. Анатолий Иванович посмотрел на его руки: широкая ладонь, короткие крепкие пальцы, грубая кожа, никогда не знавшая лосьонов.

— Петр Николаевич, а скольких Вы вот так, как этого немца?

— Да всех не упомнишь, но с десяток наберется, это точно. Должен сказать тебе, Толя, занятие это не из приятных. И каждый раз, когда это приходилось делать, хотя я и не верующий, шептал про себя: «Прости меня, Господи». Убивать, даже ненавистного тебе фашиста, пришедшего на нашу землю, удовольствия мало.

Эти ночные беседы за чаем были вторым университетом для Анатолия Ивановича, и он запомнил их на всю жизнь.

Среди друзей Анатолия Ивановича был еще один замечательный человек — Олег Соболев. Воспитанный в семье московских интеллигентов, окончивший музыкальную школу по классу фортепиано, он отличался изысканным вкусом в одежде и хорошими манерами. Олег следил за модой. Костюмы, которые он носил, всегда были подогнаны по фигуре. Каждый день он менял галстуки, которые украшали заколки. В его присутствии даже закоренелые матерщинники старались подбирать более благопристойные выражения. Олег работал в отделе на канале выезда советских граждан за границу из Москвы и Московской области. Информация от агентуры и доверенных лиц после их возвращения в Москву из загранпоездок проходила через руки Олега. Он внимательно прочитывал сотни, а может быть, тысячи бумаг, а потом готовил на их основе аналитические документы для руководства Управления и Главка. В первоисточниках попадались иногда такие перлы, что, как говорится, хоть стой, хоть падай. Со временем Олег стал собирать эти «изюминки», которые можно было бы озаглавить «нарочно не придумаешь».

У Олега было еще одно достоинство — он не курил, поэтому в его кабинете всегда был чистый воздух. Анатолий Иванович, тоже некурящий, иногда заходил к нему подышать чистым воздухом. В кабинете, где работал Анатолий Иванович, сидело еще трое заядлых курильщиков, каждый из них выкуривал по пачке сигарет в день. Дым стоял коромыслом. Анатолий Иванович тогда еще не знал, что по медицинской терминологии он является пассивным курильщиком.

В тот день Анатолий Иванович встретился с Олегом утром в лифте.

— Заходи ко мне через полчаса, покажу кое-что.

Анатолий Иванович, предвкушая удовольствие, не вытерпел и пришел на 10 минут раньше.

«Слушай. — Олег начал читать выписанные в тетрадь «шедевры». — «Рид» владеет пошивочной мастерской, а также английским, французским, арабским и западно-армянским диалектом». Здорово, да? «Изменений во внешнем виде и здоровье «Флюгера» не произошло, за исключением ампутации левой ноги». «В целом «Мэри» в моральном отношении устойчива, не считая факта ее отчисления с курсов стенографии за многократные связи с мужчинами, помимо мужа». Ну, как?

Анатолий Иванович хохотал так, что заслезились глаза.

— «Жена «Билла» до замужества работала в школе для девочек, а после замужества перешла на мальчиков».

Каково? «Проверочный контейнер «Тор», очевидно, хранил в курятнике, поскольку, кроме петушиного пения, ничего, заслуживающего оперативного внимания, при прослушивании контрольной записи не обнаружено».

Да, все это было забавно читать и слушать. Но после таких встреч с Олегом Анатолий Иванович стал по-другому относиться к подготовке своих оперативных документов. На составление справок, отчетов, докладных записок, оформление агентурных сообщений уходила уйма времени. О компьютерах тогда никто и не слышал. Кто умел печатать на машинках, стучали пальцами по клавишам, остальные писали от руки и отдавали материалы машинисткам. Через два-три дня оперработник получал отпечатанный на машинке документ и докладывал, если было что-то важное, начальнику отделения. Так они и жили.

И как ни крути, работа всегда оставалась для них главным в жизни.

По кабинету Анатолия Ивановича разлился аромат свежесваренного, крепчайшего кофе «Арабика». Кофе он всегда старался готовить себе сам, сам обжаривал зерна, сам молол их на ручной кофемолке, сам следил за туркой на плите. Одно неудобство — приходилось спускаться на кухню в столовую.

В отделе его считали безусловным и непререкаемым авторитетом по части этого напитка.

В окно кабинета глядели сизые, осенние московские сумерки. Анатолий Иванович зажег настольную лампу.

Полковника Кострова он помянул только что недаром. Уж если Нифантий Иванович вызывает тебя лично, торопит с проведением операции, вникает во все подробности, значит, дело крупное, серьезное. Нифантий мужик знающий, по мелочи разбрасываться не любит.

Что же, приятно, что ответственность за проведение операции «Сусанин» возложено именно на него, Анатолия Ивановича. Впрочем, это и понятно. Ведь основная ставка делается на «Гвоздику».

Анатолий Иванович вспомнил, как несколько дней назад встретился с мадам Гали Легаре в ресторане ее гостиницы. Она остановилась в «России». Конечно же, богатая интуристка, привычек своих не меняет. Ну, да это ее дело.

Анатолий Иванович вздохнул, снова вспоминая эту встречу. Вот женщина! И ведь совершенно не меняется, чертовка. Поневоле поверишь, что продала душу дьяволу за вечную молодость. Даже, пожалуй, краше становится с каждым годом. Вот и в этот раз Анатолию Ивановичу показалось, что появилось в Гали что-то новое. Вероятнее всего — в глазах. Да, пожалуй. Теперь у нее в глазах светится какое-то знание, которое могут дать только долгие годы жизни. А на вид и не определишь, сколько ей лет. Ладно, кроме красоты у «Гвоздики» еще масса полезных для дела достоинств. О том, что на нее вышли израильские спецслужбы, она рассказала кратко и внятно, по сути. В рапорте Анатолий Иванович изложил ее слова практически буквально, и вот результат: рапорт немедленно обратил на себя внимание Кострова.

Дальнейшее пока было делом техники.

Анатолий наморщил лоб, пытаясь кратко сформулировать легенду, которая в рамках операции «Сусанин» была придумана для Когана.

«Произраильски настроенный человек, по понятным причинам скрывающий свои настроения от окружающих. По характеру трусливый, жадноватый. Коллекционирует редкие марки, на которые уходят все его свободные деньги».

«Пожалуй, подходит. Ничего, не подведет Яков Соломонович, уж за этим-то мы проследим», — Анатолий машинально налил себе еще чашку кофе и сделал большой глоток.

Для Гали была разработана легенда, согласно которой она сообщает израильтянам, что давно дружит с Розой, отец которой — Коган Яков Соломонович — работает в Объединенном Институте Ядреных Исследований в г. Дубна в лаборатории, возглавляемой Бруно Пантекорво. Роза часто жаловалась Гали, что ее отец регулярно уезжает в какие-то закрытые города в Сибири, где делают атомные бомбы. После возвращения в Москву он часто болеет, жалуется на головные боли, шутит, что скоро будет светиться в темноте. Яков Соломонович много раз говорил, что мечтает побывать в Израиле, в Иерусалиме, поклониться священной земле. Но этому не бывать никогда. Вот, может быть, Роза еще доживет до того счастливого времени, когда можно будет свободно ездить по всему миру. Яков Соломоновичем ненавидит арабов и всей душой поддерживает Израиль. Об этих настроениях Когана знают только его жена и дочь. Роза, как бы опомнившись, просила Гали разговор об отце сохранить в тайне.

«Моссад» мечтает через мадам поближе сойтись с кем-нибудь из советских физиков-атомщиков еврейского происхождения? Будьте любезны. КГБ никогда не проходит мимо возможности войти в прямое соприкосновение с противником.

Именно сегодня, с санкции руководства, Анатолий Иванович провел взаимную расшифровку агентов КГБ, участвующих в операции. А проще говоря, познакомил мадам Легаре с Коганом.

Для подтверждения легенды о знакомстве Гали с Розой и Яковом Соломоновичем Анатолий Иванович организовал для Гали приглашение — посетить дом ученого-атомщика и познакомиться с домочадцами. Удобный случай — 7 ноября. Страна отмечала 65-ю годовщину Октябрьской революции. Просторная квартира Когана на Ленинском проспекте постепенно заполнялась гостями. Здесь были и старые друзья, и аспиранты, исследованиями которых руководил Яков Соломонович, и соседи по подъезду, запросто заходившие на чашку чая. Затеряться в этом хороводе было несложно.

Когда первые бокалы вина были выпиты и курильщики потянулись из гостиной в коридор, Яков Соломонович, Гали и Анатолий Иванович уединились ненадолго в рабочем кабинете. Гали взглядом сфотографировала все, что может ей пригодиться для подтверждения давнего знакомства с Коганами. За праздничным столом, сервированным столовым серебром и мейсенским фарфором, Гали устроилась рядом с Розой. Через некоторое время непосвященному могло показаться, что он присутствует на встрече двух давно не видевших друг друга подруг.

Нужно было видеть, как примерный семьянин Яков Соломонович Коган пялился на мадам Легаре! Как говориться, ничто человеческое не чуждо даже тому, кто всю жизнь проторчал у синхрофазотрона. Хотя вообще-то он рохля: «У меня семья. Я больной человек. Войдите в мое положение». Но физик неплохой.

Да, каша заварилась. Теперь нужно только пожелать мадам Легаре счастливой и приятной поездки из любимого ею Парижа в Иерусалим, на Святую землю, родину ее предков.

Глава 6

— Как вам, может быть, известно, — профессионально поставленным голосом по-английски вещал экскурсовод, — Храм Гроба Господня был построен императором Константином по желанию его матери Елены между 326 и 335 годами над местом, где был похоронен Христос и где Он воскрес.

— Простите, могу я задать вопрос? — живо обернулся к нему коротышка в шортах и цветастой футболке. Голова коротышки была покрыта ранними залысинами, на груди его висел внушительных размеров фотоаппарат. Типичный американец, не перепутаешь.

— Да, разумеется, — широко улыбнулся экскурсовод, всем своим видом выражая готовность удовлетворить любопытство и духовную жажду представителя великой державы. Американец достал блокнот:

— Между 326 и 335 годами до нашей эры или после?

Стоявшая рядом в толпе туристов, Гали не смогла подавить хохота и сделала вид, что закашлялась. Но экскурсовод ничуть не изумился дикости вопроса и почтительно пояснил:

— Я не уточнил? Прошу прощения. Нашей эры. После, — он позволил себе сделать лишь чуть заметное ударение на этом «после», — Рождества Христова.

Экскурсовод был вышколен безупречно. Американец важно кивнул, давая понять, что принял к сведению это ценное уточнение.

Пасха отшумела уже несколько дней назад, и мадам Легаре, наконец-то, решилась совершить эту экскурсию в Старый Иерусалим. Само собой разумеется, нечего было и думать пробиться, например, к Храму Гроба Господня во время самого праздника: давка была ужасная и неизбежная.

— Храм многократно был разрушен, — продолжал экскурсовод. — В 614 году… э… нашей эры — персами. В 1009 году нашей эры — халифом Хакимом. В 1808 году нашей эры его разрушил пожар. Разумеется, здание неоднократно реконструировалось. Самая значительная реконструкция относится к 1149 году, тогда ее произвели крестоносцы.

Экскурсовод украдкой покосился на въедливого американца, явно опасаясь, что тот потребует объяснить, кто такие крестоносцы и как называлась их строительная компания, заполучившая столь выгодный подряд. Но американец, к счастью, был занят тем, что рассказывал какой-то анекдот стоявшей рядом с ним англичанке. Та изумленно и хлопала глазами, а ее новый знакомец, в очевидном восторге от своего остроумия, визгливо смеялся после каждой собственной фразы.

Облегченно вздохнув, экскурсовод продолжал:

— В результате всех этих событий Храм полностью утратил первоначальный вид. Кроме того, вековое соперничество за владение этим Храмом между западной и восточной церквями привела, как видите, к эклектичному смешению всевозможных стилей. Все здание — сплошное нагромождение часовен, колонн, мозаик, скульптур.

Сегодня владельцами этих помещений являются шесть христианских конфессий: католики, армяне, греческие ортодоксы, православные сирийцы, копты и эфиопы. Эфиопам, например, принадлежит маленький монастырь, расположенный прямо на крыше Храма. В 1852 году нашей эры все шесть конфессий поделили между собой здание, по приказу турецкого султана подписав договор, и с тех пор соблюдают статус-кво. Израильское государство, — экскурсовод тонко улыбнулся, словно говорил об играх малых детей, — в их дела не вмешивается.

Фотоаппарат любознательного американца щелкал и щелкал без остановки. Еще бы! Кругом была экзотика, как на съемках голливудского фильма или на сафари в Африке.

— Ротонда с Гробом Господним, — продолжал экскурсовод, — тоже находится в общем владении. Посреди ротонды стоит небольшая гробница длиной около двух метров, покрытая огромной мраморной плитой. Это и есть место захоронения Христа.

— Шит! И мы его увидим?! — крайне заинтересовался американец.

— Сожалею, сэр, но в праздничные дни, а Пасха кончилась совсем недавно, это необыкновенно сложно. В ротонде помещается всего несколько человек. А желающих — тысячи, если не десятки тысяч. Но вы можете попытаться.

— Шит! — не унимался американец. — Как же все эти тысячи придурков не подавят друг друга в таком маленьком помещении?!

— У входа в ротонду стоит и следит за порядком специальный служитель церкви.

— Католик, — презрительно хмыкнул американец, почему-то не сомневаясь в своей правоте.

— Нет, представитель одной из шести названных концессий. У них составлено что-то вроде графика дежурств.

— Вау…

Назойливость и вопиющая безграмотность американца уже стали раздражать Гали. Конечно, этот бедняга ни в чем не виноват, даже забавен, но, повстречавшись с таким представителем великой державы, поневоле задумаешься, есть ли у США достаточно веские доводы в пользу того, чтобы править миром. Правитель должен, по крайней мере, уметь читать и при этом заглядывать не только в ресторанные меню.

Сама мадам Легаре не узнала из текста экскурсии ничего для себя нового. Все это ей было известно много лет, еще со времен занятий историей культуры в Москве. Единственным, кто ее сегодня действительно заинтересовал, был случайно встреченный возле Храма эфиопский священник: любопытно видеть чернокожего, облаченного золотые ризы.

В целом же, экскурсия ее утомила. Стараясь не привлекать к себе внимания, Гали задержалась возле какой-то мозаики и, отстав, направилась прочь из исторической части города. Сегодня хотелось пораньше вернуться в гостиницу и отдохнуть. Долгие праздники утомляют.

Нет, Гали ни на минуту не забывала о цели своего приезда в Израиль. Но она прекрасно знала, что в играх спецслужб проигрывает тот, у кого первого сдают нервы и не хватает терпения ждать. Иногда счет идет на секунды. Гали решила не звонить по телефону на карточке Моше до последней минуты своего пребывания в Израиле. Посмотрим, кто кого.

Вернувшись к себе, в номер гостиницы «Хилтон», мадам Легаре подошла к бару, налила себе рюмку сухого Мартини и удобно расположилась в уютном кресле. День клонился к вечеру, дел на сегодня больше не предвиделось, и тело ее одолевала приятная истома.

До сих пор Гали не особенно часто появлялась в своем номере, праздничная суета не оставляла для этого времени. По существу, в гостиницу она приходила только ночевать.

Но и в недолгие минуты, когда перед сном она приводила себя в порядок, или, уже забравшись в постель и укрывшись одеялом, открывала книгу, ее не покидало ощущение, что за ней все время кто-то наблюдает.

Сейчас это чувство усилилось. Что же, чутье никогда не подводило агента «Гвоздику», и теперешнее ее ощущение могло означать только одно — за ней действительно наблюдают. Ну, разумеется, странно было бы предположить, что израильские спецслужбы не окажутся на высоте в такой элементарной мелочи.

Мадам Легаре прекрасно помнила непреложное правило профи: никогда не начинай искать технику подслушивания и подсматривания в доме, где ты обитаешь. Не важно, твой ли это дом, номер ли гостиницы, или ты просто приехал в гости к давнишнему, верному, своему в доску приятелю. Поисками ты выдаешь себя с головой. Такие экзерсисы мог позволить себе только Джеймс Бонд, да и то только потому, что по воле автора и к вящему удовольствию телезрителей, всемирно известный шпион просто обязан из всевозможных переделок выходить целым и невредимым, без единой царапины. Иначе — тиражи падают и телевизионные рейтинги стремятся к нулю.

Существует и второе правило профи: если не можешь избавиться от чего-то неприятного, попробуй получить от этого удовольствие. Мало на свете нашлось бы людей, которые могли бы соперничать с Гали по части получения наслаждений. Мадам Легаре плотоядно усмехнулась, поставила пустую рюмку на журнальный столик и, поднявшись из кресла, подошла к стереосистеме, установленной в ее номере.

В последнее время она постоянно возила с собой кассету с записями аргентинских танго. Через секунду в номере Гали зазвучала музыка.

На техническом этаже отеля «Хилтон», в неприметном помещении под ничего не значащим номером на входной двери, за которой скрывалась дверь бронированная, укрылся стационарный пункт аудиального и визуального контроля контрразведки Израиля за иностранцами.

Этим вечером Моше явился сюда по долгу службы, хотя и не надеялся особенно услышать или увидеть что-то новое, изо дня в день мадам Гали, за которой велось пристальное наблюдение, приходила в номер только затем, чтобы уснуть, а с утра проснуться и снова направиться в город. Гостей она не принимала, привычки разговаривать сама с собой, естественно, не имела. Никуда не звонила.

Самое обидное, что и наружное наблюдение, установленное за объектом в городе, не давало никаких серьезных результатов: ну, ходит по магазинам и ресторанам, ну, осматривает достопримечательности.

А, впрочем, чего же еще ждать? Все идет так, как должно идти.

Моше, как инициатор задания по контролю, имел право лично участвовать в мероприятии, и постоянно дежуривший в комнате с аппаратурой оператор усадил его в удобное, мягкое кресло, дал стереонаушники и включил телевизионный экран.

— Как обычно? — на всякий случай поинтересовался Моше, хотя все было ясно и так.

— Без изменений, — кивнул оператор и отошел в дальний конец комнаты. В просторном помещении располагалось еще четыре рабочих места, отгороженных друг от друга тяжелыми шторами. Шла обычная, рутинная работа стражей государственных устоев.

Честно говоря, последние несколько дней Моше стал тяготиться ходом проведения операции. И сегодня явился в гостиницу в такой ранний час не без задней мысли. Ему важно было обозначить свое присутствие в пункте наблюдения, он знал, что обычно Гали возвращается в номер гораздо позднее. Теперь нужно было посидеть здесь минут двадцать и, попрощавшись с оператором, отправиться восвояси.

Когда Гали вошла в номер и бросила сумочку на постель, Моше вздрогнул от неожиданности, а потом приник к телевизионному экрану.

Женщина сначала подошла к бару и налила себе выпить, потом уютно устроилась в кресле. Несколько минут спустя Моше расслабился, сообразив, что ничего экстраординарного не случилось, просто пришел человек раньше обычного в свой гостиничный номер.

Моше уже собирался встать и произнести дежурные инструкции в адрес оператора, как вдруг Гали на экране поднялась и направилась к стереосистеме. В наушниках зазвучало танго.

Моше опустился в свое кресло. Картинка на мониторе, конечно, была похуже, чем на телевизионных каналах. Да это и понятно, ведь наблюдение велось через отверстие в 1 мм. Но Моше и оператор прильнули к экранам, затаив дыхание. Беззвучно крутились бобины аудио— и видеомагнитофонов. Моше вдруг стало жарко, и он, сбросив пиджак, расстегнул ворот рубашки. Ему захотелось закурить.

— Хороша чертовка, — послышался сдавленный шепот оператора, — а ведь ей уже за сорок…

Направляясь под звуки музыки в ванную комнату, Гали с ехидцей подумала: «Пусть ребята получат удовольствие, чего уж там. Работа у них скучная, отчего бы и не порадовать израильских коллег».

Одновременно с этой мыслью, Гали почувствовала, что музыка начинает действовать на нее все более возбуждающе. У нее уже несколько дней не было мужчины. А танго всегда казалось ей самым сексуальным танцем на свете.

Медленно, в такт звучащей музыке, Гали сначала скинула с себя блузку. Блузка упала на кафельный пол ванной. Подумав, женщина повернула оба крана, и ванна стала наполняться голубоватой водой. Звук льющейся воды тоже действовал на нее возбуждающе. Он не мешал слушать музыку. Наоборот, сливаясь с танго, создавал впечатление, что Гали находится где-то возле фонтана или водопада, там, где она в безопасности, и может делать все, что взбредет в ее очаровательную головку.

Бог ты мой, как же приятно хоть чувствовать себя женщиной — и только, обладательницей роскошного, вызывающего всеобщее восхищение тела, без особенных мыслей в голове. Впрочем, одна мысль все-таки была…

Гали обнажалась естественно, как это делает любая женщина наедине с собой, никто не смог бы упрекнуть ее сейчас в том, что она просто играет. Нет! Просто во всем ее теле была такая неуловимая грация и сексуальность, что все ее движения казались слаженным, великолепным танцем.

Отбросив в сторону юбку, Гали медленно сняла чулки, оставшись в крошечных, белоснежных и полупрозрачных трусиках. Потом принялась грациозно расстегивать пуговки на блузке.

Шелковый бюстгальтер отнюдь не поддерживал ее роскошную грудь, грудь была идеально упруга и высока и не нуждалась ни в какой поддержке.

Гали присела на край ванны и взглянула на себя в огромное, занимавшее полстены ванной комнаты зеркало. В зеркале отражалась греческая богиня, упивающаяся своей красотой и безнаказанностью.

Женщина чуть усмехнулась, представив себя в этой завидной роли. Да, пожалуй, сейчас греческой богине не помешали бы греческие ласки. Все-таки жаль, что люди, для которых она решила устроить это представление, не могут сейчас оказаться рядом.

Гали ни секунды не сомневалась, что в этот момент ее соглядатаи мечтают о том же и была уверена, что эти неизвестные парни не отказали бы ей в любезности слегка.

Ванна уже наполнилась теплой водой, и Гали бросила в нее пригоршню ароматической соли, которой всегда так славился Израиль. Войдя в теплую воду, сев, а после улегшись в ванне, Гали сознательно все еще продолжала свое представление, хотя и была уверена, что ее соглядатаям хватит уже увиденного, чтобы долго вспоминать об этом.

Завершив омовение, Гали насухо вытерлась пушистым махровым полотенцем и, накинув шелковый халат, вернулась из ванной в комнаты.

Прежде всего, она настежь отворила двери балкона, и ее тела коснулся ласковый весенний ветерок. Потом она снова налила себе Мартини, расположилась в кресле, и придвинула к себе телефонный аппарат.

Хватит расслабляться, парни! Пора и поработать. Пишите, пишите.

Мадам Легаре сделала несколько звонков парижским знакомым и приятелям, потом, набрав московский номер, долго говорила с мамой. Потом, словно решив уж заодно подержать линию Израиль — СССР, позвонила Когану. Этот звонок был самым важным, Анатолий Иванович просил сделать его непременно, для поддержания легенды. Яков Соломонович волновался, выслушивая и обещая обязательно передать многочисленные приветы, поцелуи и поклоны. Но волнение это выглядело вполне естественным, ведь Гали не преминула сообщить ему, что говорит из самого Иерусалима, и только сегодня днем видела, например, Стену Плача.

После этого Гали еще долго беседовала с Парижем, не жалея пленки, на которую записывались все эти, никому не нужные разговоры. Уснула она в этот день очень поздно, довольная собой.

На следующий день, пройдясь с утра по магазинам и побродив по улицам, Гали вернулась в гостиницу и, потребовав приготовить счет, заказала на вечер авиабилет до Парижа.

Ей даже самой показалось забавным, насколько верен оказался ее расчет.

Через час, спустившись пообедать в ресторан отеля, она заметила там своего давнего знакомого Моше, склонившегося над чашкой кофе возле барной стойки. Заметив Гали, Моше довольно натурально изобразил изумление от неожиданной встречи. Конечно же, заказ билета он воспринял, как желание мадам Легаре поскорее уехать, и поторопился сделать первый шаг сам. 1:0 в пользу Гали.

Но по тому, как блестели глаза Моше, когда он предлагал пообедать вместе и тем отметить встречу, женщина поняла гораздо более важную вещь.

Вчера она старалась не зря! Он ее видел! Он, кому поручено, судя по всему проведение операции с ней! Он хотел ее. Скрыть такое невозможно, тем более от такой проницательной искусительницы, как мадам Легаре. А может даже, он был не один, а в компании со своим начальником? Было бы не плохо. Теперь Гали знала, что в ее руках появился крючок, на который она подцепила Моше.

— Пообедать? Пожалуй, — улыбнулась Гали. — Но боюсь, что не смогу уделить вам слишком много времени. Сегодня вечером я улетаю в Париж.

— И вам, конечно, еще нужно собраться?

— Нет, вещи уже уложены, да я, правду сказать, и путешествую обычно без особенного багажа.

— Чудесно. Тогда, если хотите, я сам доставлю вас в аэропорт из гостиницы на своей машине.

— Что же, буду вам благодарна.

Во время обеда говорили о том о сем, и Гали, как бы между прочим упомянула среди своих знакомых Когана.

Услышав эту фамилию, Моше заметно оживился.

По дороге в аэропорт он попросил мадам Легаре, если это возможно, осторожно выяснить у Когана, не согласится ли он передавать через Гали в Израиль материалы своих последних, неопубликованных исследований. Конечно, помощь Якова Соломоновича Израилю будет соответствующим образом вознаграждаться.

Гали презрительно прищурилась:

— А как я буду перевозить эти бумаги через границу? Или вы думаете, мне станет помогать КГБ? Нет, меня это никак не устраивает. Осторожно поговорить с Коганом я могу, но вот быть курьером… Увольте. Здесь вы что-то не продумали. Из Москвы я обычно возвращаюсь домой в Париж. Что же, я буду возить с собой эти ядерные документы через всю Европу?

Смешавшись под этим натиском, Моше торопливо забормотал:

— Хорошо, хорошо. У нас еще будет время обсудить детали. Пока просто передайте Когану, что… Что его Родина ждет от него помощи в борьбе с беспощадными арабами.

Услышав эту высокопарную реплику, Гали спрятала улыбку.

Машина уже подъезжала к аэропорту.

Багаж у Гали отсутствовал, и Моше был лишен повода помочь ей добраться до зала ожидания. Прощаясь, он дольше, чем следовало бы, задержал руку мадам Легаре в своей. Да, он видел ее вчерашний спектакль, никаких сомнений!

По крайней мере, 2:0 в ее пользу. Очень и очень неплохо.

Легкой походкой, направившись ко входу в здание аэропорта.

Глава 7

— Авиакомпания, — доносился голос из динамиков самолета, — благодарит вас за пользование нашими услугами и приветствует вас на территории Израиля.

«Как к себе домой! За последние два месяца я снова лечу в Израиль, — с легким раздражением подумала Гали, спускаясь по трапу. — Может быть, действительно переселиться на землю предков. Попросить Моше словечко замолвить, дело быстро сладится».

Но мадам Легаре немедленно выбросила из головы всю эту чепуху. А внезапное раздражение вызвано тем, что ей почему-то очень не хотелось на этот раз покидать Париж. Да, она всегда любила этот город, но не до такой же степени, чтобы не покинуть его на некоторое время, сменить обстановку. А сейчас ее с неодолимой силой тянуло обратно, чтобы вновь и вновь гулять по набережным, Латинскому кварталу. С чего бы вдруг?

Гали тряхнула головой. Все ерунда. Она должна быть в Иерусалиме, и она в Иерусалиме. Тогда что? Дурные предчувствия? Пожалуй. Но ведь для них нет никаких оснований, не правда ли? Моше и его начальство просто обязаны обрадоваться тем новостям, которые она привезла. Все будет в порядке.

И Гали, кажется впервые в жизни, отмахнулась от своих дурных предчувствий.

Выйдя из здания аэропорта, она села в такси, не преминув отметить, что, как только такси тронулось с места, за ним на некотором расстоянии пристроилось серое «Вольво». Да, так и должно быть.

Моше действительно очень обрадовался, когда Гали при встрече сообщила ему, что Яков Соломонович Коган готов предоставить израильским ученым результаты своих последних исследований. Главный аргумент Когана — американские ученые во время Второй мировой войны делились секретами с Россией. Теперь Россия помогает Израилю.

Что для Моше значило это известие? Превыше всего удовлетворение, что он не зря служил своей стране. Родные могут им гордиться.

В тот же вечер Моше пригласил Гали на ужин, чтобы, по его словам, отметить удачное начало их совместной работы и уточнить некоторые детали операции.

К предстоящему ужину Гали готовилась со всей ответственностью: посетила парикмахерскую, массажный кабинет, выбрала и надела ярко-красное платье, которое необыкновенно шло к ее лицу и новой прическе…

Моше тоже, как оказалось, постарался не ударить в грязь лицом. Одет он был просто в приличную темно-коричневую пару, зато ужин заказал под стать хорошему дипломатическому приему.

Помимо традиционных для начала застолья устриц и шампанского, в меню входили и рыба Святого Петра (куда же без нее в израильском ресторане) и множество горячих и холодных закусок, и телятина и. Всего, право, и не перечислишь. Но этого мало. Очевидно памятуя о том, что его гостья родом из России, Моше постарался и нашел отличный не кошерный ресторан, что, вероятно, стоило в Иерусалиме изрядных усилий. Зато посреди стола красовался жареный молочный поросенок с гречневой кашей.

В другое время Гали не преминула бы особо отметить это обстоятельство и в шутку пожурить Моше за вопиющее нарушение предписаний Торы, но сейчас ее внимание было отвлечено другим, гораздо более важным обстоятельством.

На ужин Моше явился не один, его сопровождал красивый, седеющий пятидесятилетний мужчина в синем в полоску костюме. Правда, еще не известно, кто кого сопровождал. Пожалуй, неискушенному глазу и не удалось бы заметить ничего необычного в отношениях этих двух людей друг с другом, но Гали готова была поставить сто против одного, что третий их сотрапезник — начальник Моше.

— Зви Амит, — представился мужчина, когда поднялся со своего места, чтобы поцеловать руку мадам Легаре.

«В конце концов, присутствие высшего руководства просто показывает, насколько важным для себя считает Израиль вот эти переговоры с гражданкой Франции, когда-то эмигрировавшей в эту страну из Советского Союза», — подумала Гали.

Впрочем, атмосфера за столом сразу стала непринужденной, словно за столом собрались старые и добрые приятели. Зви Амит, которого Гали про себя сразу окрестила Седым, отнюдь не бездарно играл роль этакого почтенного дядюшки, приглашенного на ужин. Он с удовольствием поедал устриц, маленькими глотками пил шампанское и с молчаливой улыбкой наблюдал за оживленной беседой.

Моше, разгоряченный вином и присутствием Гали, много и удачно шутил. Мадам Легаре, на этот раз решив не отказывать себе в удовольствии хорошо поесть, вторила ему.

Кстати сказать, жареный поросенок действительно послужил поводом многочисленных острот, как со стороны Моше, так и со стороны Гали. Самое любопытное, к нему так никто и не притронулся. Возможно, эта совершенно законная гордость русской кухни и появилась на столе в качестве повода для шуток.

В течение полутора часов все трое не сказали ни слова о Когане, КГБ, Советском Союзе или борьбе Израиля с жестокими арабами.

Когда ужин подходил к концу, Моше, извинившись, вышел из-за стола и направился в туалет.

И вот тут-то Седой вдруг обратился к Гали мягким, проникновенным голосом, в котором, не смотря на это, чувствовалась мощь и сила:

— Скажите, дорогая мадам Легаре, понимаете ли вы всю ответственность, которую на себя берете?

— Простите?

Вопрос был задан тоном, в котором следовало бы продолжать светскую болтовню. И, хотя смысл вопроса был ясен вполне, трудно было поверить, что на этом кончаются шутки, и начинается разговор о деле. Гали даже немного растерялась.

— Простите? — повторила она.

— Ну, вы же прекрасно понимаете, что сегодня вечером мы собрались не только для того, чтобы весело провести время. Поверьте, Моше не такой юнец, чтобы без важнейших причин прийти на свидание с очаровательной женщиной в сопровождении старого маразматика, — Седой проницательно улыбнулся. Потом добавил. — Кстати, ужин действительно удался, я давно не проводил время столь чудесно. Вы очаровательны.

— Спасибо, — Гали уже вполне овладела собой, — но я, хотя бы для того, чтобы соблюсти истину должна вернуть вам комплимент: вы совсем не производите впечатления старого маразматика. Отнюдь.

— Вы серьезно? — улыбнулся Зви Амит.

— Недостаточно, чтобы не заинтересовать женщину, как мужчина.

Лесть была грубой, но в устах Гали она прозвучала райской музыкой. Это был один из ее излюбленных приемов: говорить напрямик, без намеков и недомолвок. Чаще всего мужчины терялись, когда она начинала себя так вести. Но Седой, похоже, оказался крепким орешком. Не обратив, по крайней мере внешне, внимания на ее слова, он посерьезнел:

— Ведь речь идет о вашем участии в операции израильской разведки. Операции, как вы, вероятно, понимаете, очень опасной и связной с риском для Вашей жизни.

Гали улыбнулась, но глаза при этом оставались серьезными:

— Я, помнится, однажды уже говорила вашему подчиненному, что очень люблю жизнь, и не намерена скоро с ней расстаться. Возможно, мои слова прозвучали иначе, но, уверяю вас, смысл был именно такой.

Зви Амит кивнул, словно бы ожидал такого ее ответа, и этот ответ его ничуть не удивляет. Гали продолжала:

— Но Моше заверил меня в том, что риск для моей особы будет сведен к минимуму.

Новый кивок Седого. Потом возникла пауза. Да, этот Зви Амит настоящий профи, его на психологических ловушках не поймаешь. Собеседник Гали явно не собирался вставлять в беседу хоть слово, пока мадам Легаре не выскажется до конца. Пришлось продолжать самой:

— Мы условились о том, что я только помогу организовать связь с… — подумав секунду, Гали решила все же начать игру в открытую, — с Коганом. Но после выхожу из игры.

Седой снова рассеянно кивнул:

— Да, это так. Но, согласитесь, мы должны быть уверены, что сможем на вас положиться. Ведь вы сами рассказывали нам, что имели контакты с Лубянкой. А вдруг вы продолжаете сотрудничать с ними и действуете сейчас под их контролем?

Седой резко повернул голову и вместе с последней своей фразой, посмотрел Гали прямо в глаза. Только выучка и многолетний опыт позволили мадам Легаре выдержать этот взгляд.

— Зачем вы мне все это говорите? — спокойно спросила она. — Оставьте ваши сомнения при себе или для обсуждения в своем рабочем кабинете. Я, признаться, не собираюсь ничего доказывать. В конце концов, кому все это нужно, вам или мне?

— Это взаимовыгодное сотрудничество, — не смутился Зви Амит.

Мадам Легаре пожала плечами:

— Я, как мне казалось, не без оснований, считала, что ваша служба — одна из самых сильных в мире. Так неужели вы не сможете сами решить такую простую задачу: верить мне, или нет.

— Ну, почему же, мы располагаем всем необходимым, чтобы обезопасить себя от агентов КГБ.

Внутренне Гали вся напряглась. Она чувствовала, что именно сейчас наступает самый главный момент в их психологическом поединке. Зви Амит относился к мужчинам совсем иной породы, нежели Моше. За весь вечер он не позволил себе ни одного оценивающего взгляда, ни малейшего намека, ни самого слабого сигнала на частоте мужчина — женщина. С ним можно было бороться только на уровне интеллекта. Но какой же туз в рукаве приготовил он для этого момента их беседы?

Зви Амит достал из кармана пачку сигарет:

— Вы разрешите?

— Конечно.

Он чиркнул спичкой и затянулся облачком ароматного дыма. Гали ждала, вертя в руках наполовину пустой бокал с шампанским.

— Вы согласны пройти испытание на полиграфе? — неожиданно спросил Зви Амит.

— Простите, какое испытание?

— На детекторе лжи, — пояснил Седой, и выпустил из ноздрей две струйки дыма. Струйки казались похожими на два клыка.

Зви Амит теперь смотрел на Гали в упор, стремясь по выражению ее лица, по ее жестам, дыханию найти признаки малейшей растерянности, смятения, страха, уловить любые сигналы тела, выдающие ее растерянность.

Правду сказать, Гали действительно немного растерялась. О возможности проверки на детекторе лжи она ни разу даже не подумала. Но более того, об этом, оказывается, не подумали и в Москве. Гали охватило глухое раздражение. Неужели Анатолий Иванович и все его высоколобое начальство не могли предвидеть такой простой возможности?! Но что же теперь делать?

Все эти мысли пронеслись в голове Гали стремительно, за какие-то доли секунды. Но Зви Амит ждал ответа, и не ответить ему быстро, значило проиграть.

Чтобы выиграть немного времени, Гали сделала большой глоток из бокала и самым естественным образом поинтересовалась:

— А это не больно?

Зви Амит улыбнулся:

— Даю вам слово, что нет. Что вы еще хотите знать об этой процедуре?

— Если результат будет отрицательным, что это значит для меня?

Ее собеседник пожал плечами:

— Это будет значить, что ваше дальнейшее пребывание в моей стране станет нежелательным. И мы постараемся аннулировать вашу визу. Если же вы пройдете испытание, мы с удовольствием начнем серьезно с вами работать.

— А бывают ли ошибки в заключениях ваших специалистов?

— Бывают. От ошибок не застрахован никто. Мы это учитываем.