Мадам Гали – 4. Операция «Сусанин» Барышев Юрий

Глава 16

Гали давно взяла себе за правило хотя бы раз в два месяца посещать выставки художников, которые обычно размещались в малом дворце.

Большой и малый дворцы были построены в Париже для Всемирной выставки 1900 года. В залах дворца обычно царила обстановка спокойствия и отрешенности от всего земного. Даже стремительный, безумный бег времени здесь, за стенами музея, замедлял свой ход, а может даже откатывался назад, вопреки всем законам природы. Две великие тайны жизни Пространство и Время как в начале, так и в конце второго тысячелетия, остались не доступные человеку.

Гали к этой проблеме подходила практически и чисто по-женски: как остановить время — это как сохранить красоту глаз, молодость кожи, шелковый блеск волос, а главное — не проходящее со временем неиссякаемое желание любить.

«Время, все сокрушающее и превращающее в пыль и тлен, — иногда думала Гали, — издевается над нами наивными простаками. Чего только не изобрели мужчины, чтобы женщины выглядели моложе своих лет. Но только древние знали, что только Дух, пребывающий в человеке, дает неиссякаемые силы бренному телу».

Гали вспомнила время, проведенное в ашраме Ошо Раджниша. Особенно, когда медитации проводил Ошо, а не его ученики. Пространство, время, тело, космос — все куда-то исчезало, оставался только дух, властвующий на всем живым. Это были незабываемые часы. Сотни людей, в каком-то общем порыве единения уносились в межзвездное пространство, освобожденные от своих тел. Ошо умел это делать. Как искусный дирижер, он только задавал темп и ритм, а дальше все эти чудесные путешествия совершались как бы сами собой. В ашраме мужчины и женщины после «полетов в космос» через какое-то время возвращались в свои тела счастливые, помолодевшие, готовые отдать все богатства мира за эти часы полета.

Вот и сейчас Гали решила посмотреть выставку американских кинетистов. На этот раз были выставлены работы Флетчера, Брентона, Гарри Крамера, Роберта Бриира, остальных Гали не запомнила. Желающих посмотреть работы этих чудаков было немного. В основном туристы: немцы, англичане, японцы.

Парижане редко сами ходят по музеям, впрочем, как и москвичи в Москве, считая, что всегда успеется.

Устроители выставки предусмотрели для посетителей возможность рассмотреть композиции со всех сторон. Больше всего Гали понравился фонтан Гарри Кремера. Автору удалось металлом передать воздушность и легкость падающих струй воды. Гали отдыхала. Она ценила эти минуты, свободные от ежедневных привычных забот.

В какое-то мгновение она почувствовала кожей спины, что кто-то наблюдает за ней. Этому искусству в те далекие времена в Москве ее обучил Анатолий Иванович. Не подавая виду, она перехватила сигнал. Гали, продолжая осматривать работы, решила узнать, кто ею так заинтересовался. Сотрудники спецслужб, особенно опытные, редко выдают себя взглядом. Они обучены видеть объект наблюдения, причем затылком, локтем, а если надо, то и пяткой.

Сейчас ее почти открыто рассматривал молодой парень, на вид 20–25 лет. Его попытки спрятаться за спинами туристов выглядели смешно и непрофессионально. На всякий случай Гали решила оценить обстановку, уж не работает ли за ней бригада наружно наблюдения. Нет, все спокойно. Гали вдруг захотелось поиграть, как опытной кошке с маленьким мышонком, перед тем, как его слопать.

Одного случайно брошенного взгляда было достаточно, чтобы сфотографировать Лорана (так она его назвала для себя) и составить о нем первое впечатление. Скорее всего, британец, выпускник престижного университета. Одет со свойственной выпускникам хай скул строгостью и одновременно небрежностью. Обувь очень дорогая, даже для начинающего бизнесмена, дорогая профессиональная фотокамера. Для начала этого уже достаточно.

Гали, почувствовав добычу, продолжила сканировать студента. Парень пытался оказаться за спиной Гали, наивно полагая, что так он останется незамеченным. «Похоже, я еще могу кого-то подвигнуть на подвиги, — подумала Гали. — Опасности от него нет, пора переходить в атаку».

Гали, фланируя от инсталляции к инсталляции, незаметно для преследователя увела его в угол зала, где ловушка и должна была захлопнуться. Почувствовав, что он стоит у нее за спиной, она резко повернулась и спросила:

— Хочешь снять меня голой?

От неожиданности парень хотел что-то сказать и прохрипел:

— Извините меня, но Вы так похожи на мою родственницу. Даже не то, чтобы внешне похожи, а Вы пахнете, как в детстве, когда мы жили все вместе. Простите меня, я не хотел Вас…

Гали взяла оробевшего парня за руку:

— Если у Вас есть время, пойдемте выпьем по чашке кофе и мне расскажете, как пахла Ваша родственница.

— О, я так Вам благодарен. Я так боялся подойти к Вам. И мне хочется побыть с Вами хотя бы несколько минут.

— Как Вас зовут, — спросила Гали.

— Этьен. Я фотокорреспондент — стажер газеты «Санди Таймс».

— А Вы?

— Я родилась в России, но уже много лет живу во Франции.

Гали не упускала случая, когда можно что-то узнать о жизни человека, не важно, мужчины или женщины. В жизни нет ничего случайного. Она вспомнила старинную китайскую мудрость: «Каждый человек, встречающийся на твоем пути, или твой ученик или твой учитель».

В Этьене было что-то наивно детское, которое пряталось в теле атлетически сложенного, хорошо скроенного молодого человека. Крепкое, натренированное тело говорило о десятках часов, проведенных в спортивных залах и стадионах. Выдавали глаза: ни густые брови, ни длинные ресницы не могли скрыть волн света, обожания и восхищения, волн, обрушивавшихся на Гали.

— Так чем же я так похожа на Вашу родственницу? Что же Вас так привлекло ко мне?

Удобно устроившись за столиком на двоих, Гали вся превратилась в слух.

— Мой отец овдовел, а я лишился матери. Она утонула, когда мне было 3 года. Врачи поставили диагноз: внезапная остановка сердца. Я, играя со сверстниками, и не заметил, что мамы нет на берегу.

В нашем доме стала жить дальняя родственница мамы, которая заботилась обо мне. Поначалу я ее терпеть не мог, так как она совсем не была похожа на маму. У нее были другие глаза, другие волосы, другие руки. Она по-другому пахла.

Должен сказать, что я с детства очень остро чувствовал запахи людей, животных, деревьев и цветов. Сначала я думал, что так чувствуют все люди, и только потом узнал, что я, говоря языком ученых, кинестетик. То есть воспринимаю окружающий меня мир через кожу и нос. И эта способность чувствовать запахи у меня очень сильно развита, даже сейчас. Я, наверное, говорю не о том, что Вас интересует.

— Нет, нет говорите. Я никуда не тороплюсь.

— Ночами, — продолжил Этьен, — когда мне бывало страшно, я забирался под одеяло к маме, когда она была жива. Я прижимался к ее теплой груди и животу и мгновенно засыпал. Когда мамы не стало, мне было трудно самому справиться со страхом темноты. Я не высыпался, капризничал, ругался за завтраком с отцом и Стелой (ее так звали). Через некоторое время я привык к Стелле. Она меня никогда не ругала и всегда старалась угодить. Отец по делам фирмы часто бывал в разъездах, и со временем она заменила мне мать.

Когда отца не было дома, Стелла ложилась рядом со мной, и я быстро засыпал, прижавшись к ней. Когда пришло время, отец устроил меня в хорошую частную школу, где я стал познавать разные науки.

Учился хорошо и мне все давалось легко. В это время во мне стали просыпаться какие-то непонятные мне чувства и влечения. Я засматривался на девчонок, которых знал по школе.

Самое интересное, я теперь с нетерпением ждал ночи, и хотя я перестал бояться темноты, я шмыгал к Стелле под одеяло, чувствовал тепло ее рук и запах ее тела, который возбуждал меня. Кончилось это тем, что однажды Стелла взяла мои руки, положила на голую грудь и стала меня обучать, что девочкам может понравиться. Так что в 13 лет я не только знал, но кое-что и умел. Стелла шептала мне, что она научит меня всему, что должен знать молодой человек. И чем раньше я это узнаю, тем мне будет лучше. Правда, она взяла с меня слово, что я не буду говорить отцу, чем мы с ней занимаемся. Стелле, видимо, самой очень нравилось баловаться со мной. Через год отец женился второй раз, и Стелле пришлось вернуться домой, так как мачеха решила взять управление делами и домом в свои руки.

Этьен на минуту задумался, погруженный в нахлынувшие воспоминания, которые очень взволновали его. Гали решила не нарушать тишину. Она ждала продолжения исповеди. Слушать другого человека большое искусство, и не каждый им владеет. Скорее всего, таких умельцев единицы. Этьен встрепенулся и посмотрел на Гали.

— Странно, я Вас впервые увидел сегодня несколько минут тому назад, а у меня такое ощущение, что я Вас знаю несколько лет. Я Вам не надоел еще?

— Продолжайте, пожалуйста. Мне интересно.

— Когда Вы вошли в зал музея. Я уже был там. Первое, что я почувствовал, сильный поток теплой, чистой, обволакивающей меня энергии, окатившей с головы до ног. Это было так неожиданно. Я почувствовал себя, как какой-то приемник, настроенный на одну волну с передатчиком. Какая-то сила инстинктивно тянула меня к Вам. В природе есть какие-то неведомые нам силы притяжения, когда не имеет значения ни цвет кожи, ни возраст, ни раса. Но, если два человека настроены на одну волну, они готовы отдать друг другу все, чем они владеют. Не правда ли?

Гали не ответила.

— А что со Стеллой? Как сложилась ее судьба?

— С тех пор я ее не видел. Отец изредка получал от нее письма. Она вышла замуж. Родила двух мальчиков и девочку. Как говорит отец, у нее все в порядке. С моих первых «занятий» со Стеллой прошло двенадцать лет. Первые опыты общения со студентками, когда я учился в универе, кроме разочарования ничего мне не дали. Те, которые мне нравились и возбуждали, почему-то не обращали на меня внимания, а мои поклонницы (я играл за сборную баскетбола) готовы были переспать со мной сразу после игры хоть в раздевалке. Но им нужно было только одно — рассказать подружкам, что спит со мной. Они, как я потом узнал, устраивали между собой соревнование, кто больше и с кем переспит. Мне было противно. Я искал ту, которая полюбит меня. От тоски я с головой ушел в учебу и спорт. Видимо, мои подростковые чувства к Стелле так глубоко закрепились во мне, что я не хотел ничего другого.

Гали пересела к Этьену и молча обняла его. Ее порыв прижать этого мальчика к себе и приласкать был таким естественным, что она почти угадала его желание.

— Отец предлагал мне продолжить его дело. Солидная юридическая фирма с отличной репутацией, с постоянными клиентами, приносила существенный доход. Но это все не для меня. Изо дня в день заниматься одним и тем же? Нет, это точно не для меня. А сейчас я работаю фотокорреспондентом газеты «Санди Таймс». Пока я на подхвате у матерых журналистов, но через год, другой стану работать уже самостоятельно. Сейчас живу один. Хочу крепко стать на ноги, а потом уже заводить семью. Я Вас, наверное, утомил своими откровениями? Но, спасибо, что выслушали меня. Я могу надеяться, что увижу Вас. Мне так хорошо рядом с Вами.

— Конечно. Вот моя визитка. Можете позвонить мне. По четвергам у меня собирается небольшой круг друзей. Но я думаю, нам хорошо было бы встретиться не в шумной компании, а вдвоем.

— О! Это было бы великолепно! Мне нужно возвращаться в редакцию. Я могу Вас подвести?

— Нет, я на машине. Рада была с Вами познакомиться.

У Гали от этой встречи осталось ощущение какого-то проникновения в глубины человеческой души, которое Великий Творец Событий — Случай, изредка дарит нам.

Прокручивая назад кинопленку этой встречи, Гали почти автоматически отметила для себя, что этот откровенный парень может быть неплохим источником информации.

Этьен звонил каждый день, умоляя о встрече. Гали тянула время. Наконец, когда в ней проснулось желание и это чувство достигло своего пика, она встретилась с ним. «Ему 27 лет, — размышляла Гали, — 17 лет разницы. Я еще нравлюсь молодым мужикам. Неплохо, старая кобыла. Интересно, какой он на ристалище? При случае, я его кое-чему могу научить».

Этьен вызывал в ней знакомое желание — вобрать в себя его энергию и, многократно усиленную, отдать свою. Она удивлялась, возраст, казалось бы, должен уже сказываться на этом Божьем даре. Но нет, острота ощущений не то, что не пропадает, а даже увеличивается. Чудо, Господи, просто чудо!

У Гали было два адреса, которые она периодически использовала для встречи с людьми, связь с которыми, она не хотела афишировать. Через несколько дней Гали назвала адрес квартиры, где они должны были встретиться.

Этьен приехал на полчаса раньше назначенного времени. Огромный букет цветов заполнил ароматом комнату. Этьен еле сдерживал себя от желания, тут же обнять Гали. Гали читала его, как открытую книгу. Она подошла к нему и нежно поцеловала его в шею.

— Где расположимся? — спросила она. — Мы можем расположиться на коврах по-восточному или в гостиной.

— На коврах по-восточному — это как? — спросил Этьен.

Гали взяла его за руку и повела в дальнюю комнату. Запах экзотических масел одурманивал своим ароматом. Где-то тихо раздавалась восточная музыка. Гали усадила Этьена на полу, на ковре около больших подушек и предложила покурить кальян. Этьен согласился.

Гали села на ковер рядом с Этьеном. Неожиданно даже для себя он обнял ноги Гали и замер. Было необыкновенно тихо, и в этой тишине слышалось прерывистое дыхание Этьена…

Утром следующего дня Этьен попросил пощады.

— Давай немного отдохнем, — предложил Этьен. — Мне сегодня обязательно надо появиться на работе и сдать горящий материал. Тем более, когда он мне самому жжет руки.

Он замолчал и задумался.

— Тебя что-то беспокоит? — спросила Гали.

— Нет, нет, все в порядке. Просто я хочу тебе кое-что рассказать, но это связано с колоссальной сенсацией недалекого будущего, которая взорвет весь газетный, информационный мир. И к ней я, волею судьбы, имею прямое отношение.

— Что? Прилетели марсиане и ты с ними общаешься?

— Нет. Я серьезно. Это почище любых марсиан. Может быть, это тот случай, когда моя фамилия, как участника этих событий, прогремит на весь мир. Представляешь!

И Этьен по-детски, мечтательно закатил глаза.

— Мои фото появятся во всех мировых таблоидах. И у меня будут брать интервью ведущие журналисты мира.

У Гали проснулась интуиция. Инстинкт охотника за информацией срабатывает быстрее, чем суперкомпьютер. Он действительно знает что-то ценное, если черт не шутит, а Бог занят.

Однажды она подарила Анатолию Ивановичу майку, купленную по случаю. На майке рисунок и надпись. Черт спрашивает: «Господь сейчас занят. Не могу ли я помочь Вам?»

— Ты знаешь, — деланно безразлично сказала Гали. — Я очень дозирую информацию, которую загружаю в свой мозг. Я давно не читаю газет и не смотрю ТВ. Зачем мне истории и эмоции других людей? Я хочу жить своей жизнью, а не питаться переваренной в чужих мозгах пищей.

— Тебе на самом деле интересно, чем я занят?

— Нет, это другое дело. Мне даже очень интересно, чем ты зарабатываешь себе на жизнь. Но только я не хочу узнавать, не дай Бог, чужие секреты, тайны, сенсации. Все эти сенсации живут от силы день-два, а потом об этом узнает весь мир. И люди, примитивные в своем большинстве, ждут очередных сенсаций, как голодные стервятники ждут очередной охоты. Ты, конечно, лучше меня знаешь, что газеты и журналы часто сами придумывают сенсации, чтобы поднять тиражи издания. И если кто-то придумал эликсир омоложения, я, женщина, готова купить его за любые деньги. А остальное — это мужские игры. Одни делают секреты, другие их воруют, потом публикуют, и так до бесконечности.

— У тебя есть что-нибудь выпить? — спросил Этьен.

— Слева от тебя бар, выбери, что тебе хочется. Давно хочу тебя спросить, а что ты делаешь в Париже? Ты здесь работаешь?

— Я второй, нет уже третий месяц в командировке. Выполняю задание редакции. С нетерпением ждал возвращения домой, но теперь отъезд меня расстраивает. Скажу больше, убивает сама мысль, что ты через какое-то время забудешь о моем существовании.

— Но зачем так мрачно. Давай думать о хорошем.

— Если ты серьезно, я добьюсь моего перевода из центральной штаб-квартиры в Парижский корпункт. Я, конечно, потеряю в деньгах, но ведь не все измеряется деньгами. А сейчас я готов все отдать, чтобы видеть тебя хотя бы изредка.

— А тебя не смущает, что я тебе в мамы гожусь. Посмотри, сколько молодых, красивых девушек снуют взад и вперед по бульварам. Ты еще найдешь, я уверена, свою пару.

Этьен закрыл рот Гали поцелуем.

— Ты моя пара, только ты.

Помолчав, он продолжил.

— Ты знаешь, все-таки я хочу кое-что тебе рассказать, даже не беря с тебя слово, сохранить эту в тайне. Я тебе очень доверяю, хотя, может быть, для журналиста это очень легкомысленно. И так слушай. Нашей газете очень повезло. Мы получили десятки фотографий подземного завода по производству атомных бомб в Израиле. И мы встречаемся с человеком, израильтянином, готовым продать эти фотографии. Представляешь?

— Ну и что тут такого, — наивно тянула Гали. — Подумаешь сенсация!

— Да как ты не понимаешь, — закипал Этьен. — Я в команде, которая занимается этим делом. Через год я стану богатым и независимым от отца. У меня будет свой дом в пригороде Лондона. Куплю дорогую машину, посмотрю мир. Брошу все к твоим ногам. Разве это не здорово?

— Я рада за тебя, милый. Но ты мне нравишься и без всего этого барахла. Лучше иди ко мне…

Мозг Гали лихорадочно набирал обороты, как двигатель гоночной машины. Похоже, если Лубянка поторопится, если поезд еще не ушел, она может перехватить горячий уголек с одной руки на другую. Да, давно я не баловала ребят с Лубянки такими подарками. Даже то, что рассказал этот парень, уже тянет на холодный душ для клуба держателей атомного оружия.

Проводив Этьена, Гали тут же позвонила своему куратору Олегу Федоровичу.

На срочной встрече Гали коротко рассказала куратору об Этьене и фотографиях израильского завода, которые вскоре могут появиться в газетах.

Олег Федорович попросил вытащить всю возможную информацию об израильтянине.

— Ну ты знаешь все сама, не мне тебя учить.

Гали очень нравилось, когда опытные оперы, отдавая должное ее опыту и женскому чутью, отпускали ее на свободный выпас.

Как назло Этьен куда-то пропал. Два дня и ни одного звонка, хотя его визитка лежала на столе. Гали мысленно вызывала его на контакт. Наконец, он позвонил.

— С тобой что-то случилось? Ты здоров? Я уже начала беспокоиться.

— Я могу к тебе приехать. Сейчас.

— Но уже поздно. Я не готова…

— Я тебя очень прошу. Где тебе будет удобно. Мне нужен твой совет.

— Хорошо. Через два часа я буду ждать тебя. И все-таки коротко. С тобой все в порядке?

Вопрос повис в воздухе. Этьен уже положил трубку. Час от часу не легче, как говорят русские. А, может, это и есть тот самый случай, когда информация идет к тебе сама.

Через два часа они встретились на квартире. Когда Гали открыла дверь, она увидела Этьена осунувшимся, с потухшими глазами. Он даже как будто постарел.

— Иди сначала прими душ, а потом давай выпьем чего-нибудь покрепче. И я тебя выслушаю.

Этьен молча завернувшись в халат, устало плюхнулся в кресло. Гали держала паузу. Вопросы все уже были заданы в телефонном разговоре.

— Ты знаешь, этот сумасшедший мир, в котором мы живем, наконец, кажется приговорен небесами к смерти.

— И ради этой новости ты поднял меня с постели? — удивленно сказала Гали. — Пойдем лучше спать. Утром мир не будет тебе казаться таким безнадежным. Земля также спокойно будет вращаться по своей орбите вокруг Солнца.

— Они меня предали! Те, кто называл меня членом команды, которые говорили, что теперь все делаем вместе. Как только, может быть сдуру, я завел разговор о деньгах за почти уже сделанную работу, я оказался крайним, и не только я один.

— Ты мне все-таки скажи: какая команда? Какие деньги? Похоже, ты вслух разговариваешь сам с собой.

— Еврей Вануну решил продать фотографии секретного завода в Израиле. Я тебе уже говорил. «Санди Таймс» отдала фото экспертам, чтобы убедиться, что они подлинные. Пришел ответ сразу от двух независимых экспертов: да, они настоящие. Значит, люди, которые с ним работали, получат большие деньги, громадные деньги. Теперь уже точно. Два дня назад мой шеф говорит мне, что я получу премию, но не больше. Последние дни ты где-то стал пропадать, тебя подменяли, ты нам создал проблемы, мы за тебя работали. А ты хочешь получить долю на равных? Нет, так не пойдет. Я хлопнул дверью. И последние двое суток я вообще не ходил в офис. Все мои мечты коту под хвост. Если они накапают главному боссу, я вообще останусь без работы. Вот такие дела. Что скажешь?

— Может быть, и я виновата в том, что ты попал в такую ситуацию? Но я только сейчас узнала об этом. А как ты думаешь, сколько этому, Вануну, осталось жить, если «Массад» возьмется за него? Завтра, допустим, газеты публикуют фото, в том числе и в Израиле. Через три дня судьба Вануну будет решена. Скажи спасибо, что ты здоров, руки, ноги и все остальное цело. Жизнь продолжается, а у Вануну включился счетчик, отсчитывающий сколько дней ему осталось жить на этом свете. Я была в Израиле. Там живут отчаянные люди.

Может быть, ты на самом деле еще не заслужил тех благ, о которых так красиво размечтался? Мечтать нужно обязательно, но знай меру. Разве твой шеф обещал тебе большие деньги. Вместо того, чтобы сутками вкалывать, ты два дня безвылазно провел со мной. А теперь еще хочешь и денежки получить? Не много ли все сразу?

Этьен молчал, глубоко задумавшись.

— Похоже, ты права, — сказал он, наконец. — Что же мне теперь делать?

— Давай подумаем вместе, — сказала Гали. — Утро вечера мудренее, как говорят русские. Давай ложиться спать. Уже третий час ночи. А завтра на свежую голову что-нибудь придумаем.

Глава 17

Мордехай Вануну встал и прошелся по камере. Как он мог так глупо попасться! Синди, его добрая, прекрасная, самая лучшая на свете Синди, почему она так поступила с ним?! Ведь он верил ей, верил до последнего, хотя этот журналист и предупреждал его, что она может оказаться агентом «Моссада».

Вечно ему не везет с женщинами. Впрочем, не только с женщинами. Ему вообще не везет по жизни. Его постоянно обманывают люди, которым он доверяется. Господи, ну почему так?

А ведь Синди даже не считает себя предательницей. Их «случайное» знакомство было тщательно спланировано спецслужбами Израиля и, встречаясь с ним, она лишь выполняла задание. О каком же предательстве может идти речь?

Нет, предатель — это он. Он продал информацию о ядерном оружии Израиля английским газетам, а она лишь помогла поймать государственного преступника и, наверное, гордится успешно выполненной миссией.

Но она не права. Он — не предатель. Он просто запутался. Если бы люди были добрее к нему, хотя бы близкие люди!

Он тяжело вздохнул. Столько всего с ним произошло! Но для многих его судьба — лишь несколько кратких строк на половинке листа формата А-4, вклеенного в личное дело. То, самое, существование которого не признавалось израильскими спецслужбами больше месяца:

История Мордехая Вануну:

Дата и место рождения: 13 октября 1954 года, Марокко.

1963 г.: семья эмигрирует в Израиль. 1971–1974: служба в армии. 1976–1985: работа лаборантом в ядерном центре в Димоне.

До поездки в Лондон и общения с журналистами Sunday Times Вануну побывал на Дальнем Востоке. Сентябрь 1986: Вануну исчезает. Октябрь 1986: Sunday Times публикует его историю. Ноябрь 1986: Израиль объявляет о его аресте.

Но на самом деле за этими строками — целая жизнь. Вануну родился в 1954 году в городе Марракеш, Марокко, в большой и глубоко религиозной семье, которая эмигрировала в Израиль в 1963 году.

Молодой человек был очень несчастен. Он потерял работу, у него не было ни жены, ни детей. Он последовательно разочаровывался во всем, во что верил. Он был и сионистом, и пытался поверить в коммунизм, но эти идеи ему разонравились. Он влюблялся несколько раз, но безответно. Его постоянно преследовала мысль о том, что ему ничего не удалось достичь в жизни, поскольку он выходец из Марокко.

Мордехай хотел стать летчиком, но не сдал экзамен. Он провел три года на Голанских высотах в саперных войсках. Стать офицером не смог — еще одно разочарование. После армии поступил в университет в Тель-Авиве, куда охотно принимали демобилизованных солдат. Собирался стать физиком, но не сдал экзамены после первого курса, и из университета ему пришлось уйти.

Он вернулся домой и увидел объявление, что центру ядерных исследований в Димоне требуются квалифицированные технические работники. Мордехай Вануну подал заявление в отдел кадров. Поскольку исследовательский центр принадлежал комиссии по атомным делам, Вануну пригласили на собеседование в службу безопасности. Это была рутинная проверка. Его спросили, не совершал ли он уголовных преступлений, не употреблял ли наркотики и не пьет ли. Еще поинтересовались его политическими убеждениями, которых у него в тот момент просто не было.

Он приступил к исполнению обязанностей контролера и проработал на секретном ядерном объекте «Махон-2» в пустыне Негев девять лет. Сначала работа его устраивала. Но она оказалась слишком монотонной. Год за годом одно и то же. Никакой перспективы — как был контролером, так им и остался.

В 1979 году Мордехай поступил на вечернее отделение Университета имени Бен-Гуриона в Беэр-Шеве — начал изучать экономику и философию, заинтересовался марксизмом и неожиданно для всех своих знакомых сблизился со студентами-арабами.

Он также стал поклонником своего педагога профессора Эфрона Поллакова, радикала, который отказался проходить службу в рядах израильской армии на территории Ливана, за что отсидел в тюрьме.

Мордехай вздохнул. Если бы его семья не отвернулась от него в тот момент! Если бы поняла его духовные искания! Может, тогда все пошло бы по-другому. А так он начал испытывать чувства, которые впоследствии назовет кризисом совести.

Мордехай начал фотографировать завод, однако не знал, что делать с фотографиями. Позже он так объяснит свой поступок: «Я думал о своем будущем и планировал увидеть мир».

Служба безопасности взяла на заметку склонность Вануну к радикализму, он открыто заявлял о своей симпатии к палестинцам и имел связи с организацией «Движение за продвижение мира». Когда администрация в Димоне объявила, что предстоят сокращения — по финансовым соображениям нужно уволить сто восемьдесят человек — Вануну увидел свою фамилию в списке тех, с кем контракт не продлен. Он пришел к выводу, что стал жертвой дискриминации. Тогда Вануну пронес на тщательно охраняемый объект фотокамеру и за две ночи отснял пятьдесят семь кадров в самых секретных отсеках Димоны.

Вануну получил солидное выходное пособие и, продав свою квартиру в Беэр-Шеве, уехал за границу. Сначала в Таиланд, потом в Бирму, оттуда в Непал. Стал ходить в буддийские монастыри, познакомился с монахами и принял буддизм. Но тяжелый труд в монастыре оказался не для него. Он улетел в Австралию. В Сиднее снял комнату и нашел работу — мыл посуду в греческом ресторане.

Однажды вечером, прогуливаясь по Кросс-стрит, улице развлечений, Вануну увидел кафе при англиканской церкви. Он подошел к священнику Джону Макнайту и рассказал, что он из Израиля и интересуется христианством. Макнайт предложил Вануну присесть и поговорить. Вануну был с ним необычайно откровенен. Он даже признался, что все еще девственник.

Через два месяца он попросил его крестить. Здесь, в кафе, Вануну поведал новым друзьям о том, что участвовал в создании ядерного оружия. В его церковной группе оказался ушлый колумбийский журналист Оскар Эдмондо Гуэро, который сразу оценил историю Вануну и почувствовал запах денег.

Мордехай вспомнил свои долгие разговоры с Эдмондо, как тот убеждал его поведать свои секреты миру. Ведь ядерное оружие представляет опасность для всего человечества! Соглашаясь дать интервью, Мордехай думал лишь о том, чтобы выполнить свой долг перед людьми, которые должны знать правду. И что плохого в том, что при этом ему предоставлялась возможность хорошо заработать?

Гуэро обращался во многие издания, прежде чем его рассказом заинтересовалась солидная британская газета «Санди Таймс». Когда Вануну выложил на стол цветные фотографии, тайно сделанные в Димоне, в «Санди Таймс» сообразили, что речь идет о грандиозной сенсации.

Вануну привезли в Лондон. Две недели с ним работала группа ученых-ядерщиков. С Мордехаем беседовал известный физик Фрэнк Барнэби, который участвовал в британском атомном проекте. Ему помогали еще трое экспертов. Они пришли к выводу, что все, что говорит Вануну, звучит более чем убедительно, и что в Димоне, похоже, действительно создается ядерное оружие.

Основой израильской ядерной программы, как считали специалисты, стали французские разработки, неизвестным путем попавшие в еврейское государство в пятидесятые-шестидесятые годы.

Рассказ Вануну записывали на магнитофон и передавали текст на консультацию новым экспертам. Американский ядерный физик Теодор Тэйлор долго изучал показания Вануну. Из рассказа Мордехая Вануну следовало, что Израиль располагает значительно большим количеством ядерного оружия, чем предполагалось. Если Вануну прав и Израиль производит сорок килограммов оружейного плутония в год, и это продолжается десять или двадцать лет, а на одну боеголовку идет четыре килограмма, то в стране должно было накопиться около двухсот единиц ядерного оружия. Правда, сам Вануну никогда не видел готовой бомбы. Он утверждал, что полуфабрикаты вывозили на охраняемых грузовиках куда-то в Хайфу. Видимо, часть арсенала находится в разобранном состоянии и для его боевого использования требуется определенная подготовка.

Правда, не все эксперты были единодушны. Возникло сомнение: неужели Израиль, если он действительно создал ядерное оружие, сумел обойтись без испытаний?

Незаметно провести испытание ядерного оружия — немыслимо, испытание засекается сейсмическими станциями по всему миру. Так удалось засечь первое испытание ядерного устройства в Индии в мае 1974 года. Испытание в воздухе засечь труднее, но тоже можно. Вероятно, израильские ученые решили, что они не нуждаются в полномасштабных испытаниях. Боевые качества бомбы в принципе можно описать благодаря компьютерам с достаточной точностью и без настоящего взрыва.

Активность «Санди Таймс» и Вануну мгновенно насторожило «Моссад».

Вслед за Вануну в Лондон прилетела бригада «Моссада». Израильская команда изображала из себя телевизионщиков. В Лондоне за Вануну только следили. Оперативники не могли позволить себе ничего, что разозлило бы англичан. Работа над его историей затянулась, и Вануну отчаянно скучал. Он жаждал женского общества. В «Санди Таймс» даже обсуждали вопрос, не нанять ли ему за редакционный счет проститутку, но редактор отдела расследований раздраженно заметил, что сутенером он работать не станет.

По тем мерам предосторожности, которые заставляли его предпринимать журналисты, Мордехай понял, что ему угрожает опасность. Когда его убеждали поведать свои секреты, его об этом как-то не предупредили. Теперь Мордехай вынужден был почти безвылазно сидеть в отеле.

А потом была «случайная» встреча с Синди. Это произошло в тот момент, когда где-то после полудня он оказался в районе модных магазинов на Риджент-стрит. Он что-то разглядывал в витрине, когда рядом, недалеко от скульптуры Чарли Чаплина, что в лондонском Лестер-сквер, остановилась одинокая привлекательная блондинка. Высокая, стройная, с пухлыми чувственными губами, в коричневом твидовом костюме и шляпке, она была именно из тех, кто особенно привлекает мужчин восточного происхождения. Вануну мечтал с кем-то познакомиться. Но он был слишком нерешителен, чтобы сделать первый шаг. А эта блондинка посмотрела на него… и улыбнулась. Контакт был установлен.

На самом деле, молодая девушка, которая работала на «Моссад», ходила за Вануну несколько дней, но он ее почему-то не замечал. И вдруг, собрав все свое мужество, Вануну подошел к блондинке и, смущаясь, заговорил. Она охотно ответила и после недолгого разговора согласилась выпить с ним кофе.

Черил Бен-Тов сказала Вануну, что она студентка из Америки, зарабатывает деньги на учебу тем, что работает гримером. Она назвала себя Синди.

Вануну боялся «Моссада», но ему и в голову не могло прийти, что разведка приблизится к нему в образе милой блондинки, с которой ему было так легко и просто. До встречи с Синди он чувствовал себя в Лондоне одиноко и неуверенно. Теперь его жизнь переменилась. На протяжении последующих нескольких дней они постоянно встречались, ходили в картинную галерею и в кино, вместе обедали и по английскому обычаю в пять вечера пили чай в кондитерской.

Они ни разу не поцеловались, хотя ожидание интимных отношений незримо присутствовало в их разговорах. Вануну попытался пригласить ее к себе в номер, она вежливо отказалась, многообещающе добавив: «Может быть, в другой раз…»

Синди была очень внимательна к Вануну, сочувствовала ему, утешала его, как могла. И неожиданно сказала, что завтра должна лететь в Рим. Вануну огорчился: первый в его жизни настоящий роман продвигался так успешно, казалось, все на мази, и вдруг она уезжает. Расстроенный Вануну спросил:

— А я не могу поехать с тобой?

— Конечно, — легко согласилась Синди. — Сестра в отъезде, и мы можем остановиться в ее квартире.

Вануну ухватился за это предложение. Если они с Синди будут жить в одной квартире, решил он, то там она уже не сумеет его отвергнуть. Вануну расстраивался из-за того, что публикация статьи в «Санди Таймс» все откладывалась. Он предъявил редакции «Санди Таймс» ультиматум: «Раз вы не печатаете мой материал, то я исчезаю. И я не хочу, чтобы кто-нибудь знал, где я».

Синди сама сходила в туристическое агентство на Беркли-стрит за авиабилетом для Вануну. Билет туда и обратно в бизнес-классе стоил немало — четыреста двадцать шесть фунтов стерлингов. «Вернешь мне деньги потом, — великодушно сказала Синди, — когда мы вернемся в Лондон и ты получишь обещанный тебе гонорар».

Самолет приземлился в аэропорту Леонардо да Винчи возле Рима около семи вечера. Вануну и Синди прошли таможню, и Синди взяла такси — небольшую машину красного цвета. Вернее, Вануну думал, что это такси. Они выехали на автостраду, ведущую в Рим, и тогда Вануну впервые почувствовал себя как-то неуютно. Синди изменилась, она нервничала. Атмосфера в машине была какой-то странной, натянутой. Он не мог понять, в чем дело. То ли водитель ему не понравился, то ли что-то другое. На секунду у Вануну даже мелькнула странная мысль: а не выпрыгнуть ли ему из машины на ходу? Но он тут же выбросил эту мысль из головы. Глупости, да и только. Что это на него нашло? Через полчаса они подъехали к дешевому многоквартирному дому и поднялись на второй этаж. Синди открыла дверь своим ключом и пропустила Вануну вперед.

Как только он вошел, двое оперативников сбили его с ног и положили на пол. В руках одного из сотрудников «Моссада» появился шприц.

Когда Вануну пришел в себя после инъекции сильного наркотического препарата, то обнаружил, что его руки скованы наручниками. Его качало, и он не сразу сообразил, что находится не на суше, а в море в каюте без иллюминатора в трюме какого-то судна. Возле него неотступно находились два человека — его тюремщики.

— Вы из «Моссада»? — спросил он.

— Да, — ответил один из оперативников. — И мы возвращаемся домой.

Когда судно с Вануну на рассвете вошло в израильский порт Ашдод, на борт поднялись полицейские в форме и предъявили ему оформленный по всей форме ордер на арест.

Мордехай Вануну не знал, что его судьба решалась в кабинете премьер-министра Израиля Шимона Переса. Ходили слухи, что на заседании директор «Моссада» предложил заставить Вануну замолчать. Но Шимон Перес сразу же ответил: «Мы не убиваем евреев».

На первом же допросе следователь показал Вануну номер газеты «Санди Таймс» с его рассказом о ядерной программе Израиля и зло сказал: «Смотри, что ты наделал». Так Вануну узнал, что его история все же напечатана. Больше ему ничего не было известно. Он сидел в тюрьме, а за ее стенами бушевала буря.

Когда он исчез, в «Санди Таймс» первоначально сомневались, стоит ли им печатать подготовленный материал. Может, Вануну — агент «Моссада» и вся его история — это ловкая операция израильской разведки? Но перевесило другое соображение: подготовленный ими материал — это бомба. И действительно, статья обсуждалась во всех столицах мира.

Когда о деле Вануну стали писать газеты, многие были удивлены: каким образом простому технику удалось разрушить покров секретности, который столько лет успешно укрывал Димону от чужих глаз? Ходили слухи, что оперативная группа «Моссада» могла действовать быстрее. Но тот же Перес будто бы не спешил: пусть рассказ Вануну попадет в печать и арабские страны лишний раз услышат, что у Израиля есть ядерное оружие. Это заставит их быть осмотрительнее. Но что именно говорилось в кабинете премьер-министра, неизвестно. Протоколы таких заседаний не ведутся, его участники хранят молчание.

Нашлись люди, которые полагали, что вся история с Вануну вообще была придумана лишь для того, чтобы весь мир узнал, что у Израиля есть ядерное оружие.

Многие газеты придерживались версии, что в работе израильских спецслужб просто произошел элементарный прокол. Если бы наивный Мордехай Вануну не обратился к газетчикам, а просто продал свои секреты какой-то иностранной разведке, никто бы ничего и не узнал.

Официальное заявление премьер-министра Переса для прессы было таково: «Мы привыкли к таким сенсационным публикациям. Мы никогда их не комментируем. Единственное, что я могу сказать, это то, что позиция нашего государства не изменилась. Израиль никогда не использует ядерное оружие первым».

Мордехая Вануну поместили в тюрьму «Шикма» в Ашкелоне, наиболее тщательно охраняемую тюрьму в Израиле, в сорока километрах к югу от Тель-Авива.

И вот он сидел здесь, в ожидании своей участи, сам не понимая, кто он — предатель или герой, борющийся за мир во всем мире. Он не знал, что с ним будет дальше и готовился к самому худшему.

Но он никак не мог предполагать, что его история, как ее называли, «история фотомодели и фоторобота» растянется еще почти на двадцать лет, и о ней будут писать газеты всего мира аж в 2004 году — году, когда его выпустят на свободу. Суд над ним начался за закрытыми дверями 30 августа 1987 года. 24 марта 1988 года Мордехай Вануну был признан виновным в предательстве, шпионаже и передаче государственных секретов. Обвинитель потребовал для Вануну пожизненного заключения.

Вануну приговорили к восемнадцати годам тюремного заключения. Суд учел, что подсудимый сотрудничал со следствием и «проявил признаки раскаяния». Впоследствии этот приговор был подтвержден Верховным судом Израиля по двум апелляциям (в мае 1990 и декабре 1991).

Дальше история продолжалась.

Первые 11 с половиной лет он провел в одиночной камере. Его психологическое состояние заметно ухудшилось и стало вызывать опасения. Первую половину заключения свет в его камере не выключался.