Санкция на жизнь Палий Сергей
— Ты псих.
Егор тяжело выдохнул и вернулся к работе.
Кордазян чуть заметно пожал плечами, отвернулся и принялся уверенно ковыряться в магнитной катушке так, что Лабуру осталась видна лишь его спина и движущиеся локти на фоне заиндевевшего обзорного стекла.
После минуты тишины Егор услышал в наушниках тихий голос напарника:
— А теперь на секунду представь, что у Иксов уже есть такое оружие. Я ни в коей мере не утверждаю. Лишь трезво прогнозирую ситуацию.
Лабур промолчал.
— А вообще мне кажется, — после небольшой заминки сказал Кордазян, — мы ведем все эти дурацкие разговоры, вроде как чтобы о предстоящей смерти не думать. Не считаешь?
Лабур вновь не ответил. Он запустил реактор, и стало слышно негромкое воркование в резервуарах охлаждения. Собрался включить общее освещение и приступить к инсталляции программ на бортовой компьютер.
— Погоди, не включай свет, — остановил его Кордазян, прикрывая рукавом зеленоватое сияние, исходившее от светостержня. — Глянь-ка. Когда еще такую красоту увидишь…
Егор обернулся.
Зрелище было и впрямь масштабным, завораживающим. Комета уже приблизилась настолько, что можно было невооруженным глазом разглядеть светло-серое ядро, похожее по форме на гигантскую запятую. Солнечные и космические лучи разогревали его пока не очень сильно, и поэтому хвост только-только появлялся в кильватере несущегося небесного тела. Подсвеченные сбоку частички льда, растянувшиеся на многие тысячи километров, напоминали серебристую змейку.
Вблизи Кила оказалась даже изящнее, чем можно было себе представить. Очутившись здесь, совсем рядом, и созерцая неземное мерцание кометы, невольно замирало сердце, и хотелось думать о тех бесконечных просторах, через которые ей пришлось пролететь. Думать о месте, занимаемом крошечными человеческими цивилизациями в межзвездных безднах.
Что-то шевельнулось в душе Егора. Какое-то странное чувство, всплывшее из прошлого и повисшее незримым пятном в невесомости темной рубки истребителя. Это было что-то из детства или юности. Что-то захватывающее сердце и разум, как призрачный свет Килы.
Ему вспомнилась вдруг первая встреча с Верой. Перрон провинциального вокзала, поезд, прибывающий из столицы, он – в форме курсанта летного училища, и она – в белой блузке и брюках, которые совсем не сочетались со спортивной сумкой.
Ему вспомнились ее глаза в тот момент. Чистые, ждущие какого-то крошечного чуда…
Время стерло все. Они с женой уже очень давно не принадлежали друг другу. Любовь деградировала в ненависть – тихую и размеренную, словно осенний дождь. Капля света, похожего на свет кометы, была миллиарды лет назад раздавлена черной утробой космоса.
А глаза, ждущие чуда, так и стояли перед ним полупрозрачным призраком будущей трагедии…
Лабур резко подтянулся к панели общего управления электроснабжением и включил освещение. Рубка наполнилась бледным сиянием неона, вмиг стершим морок прошлого.
— Работать, — сказал он, ощущая, как в груди исчезает чувство потери. — Нужно работать.
Кордазян с сожалением вздохнул и отпустил ставший бесполезным бледный светостержень. Тот медленно поплыл прочь.
Прошло сорок с лишним минут. Наконец заработала дальняя связь. Лабур перебросился парой слов с экипажами остальных «Хамелеонов», а затем переключился на прием с флагмана «Мао», на котором правил бал командующий операцией Рух.
«Лабур, ты еще жив, сукин сын? Странно, — тепло приветствовал его контр-адмирал. — Видно, вакуум благосклонен к педрилам».
— Все бортовые системы на моем «Хамелеоне» функционируют в штатном режиме, — не обращая внимания на скотство командующего, доложил Егор. — Остальные машины, судя по докладам, тоже в порядке. Через минуту начинаем пространственную коррекцию «сот».
«Отставить, — тяжело вздохнув, скомандовал Рух. Лабур в глубине души был рад, что видеоизображения не было и он не видел дебильную физиономию своего главного ненавистника. — Приказываю перейти на закрытую внутреннюю частоту флота по коду 12-л».
Егор удивленно приподнял брови и покосился на Кордазяна. Тот лишь почесал подбородок и пожал плечами.
Лабур поменял частоту. Тут же щелкнул голограф, и над приборной панелью появилась фигура тучного мужчины с рассыпчатой копной седых волос. Он словно повис на фоне звездного космоса за обзорным стеклом. А комета как раз «пронзала» широкую, увешанную орденами грудь.
— Говорит глава СКВП России Леонид Тишин, — произнес мужчина, заставляя Кордазяна и даже Лабура невольно приосаниться. — Проект «Удар» вступает в завершающую стадию. На достижение нашей общей цели по показательному уничтожению кометы Кила и испытанию сотового гравитонного оружия потрачено много средств, времени и труда. Вы находитесь на самом острие иглы. Вы – преступники, которые выбрали почетную смерть при исполнении последнего долга, а не унизительную порцию снотворного в карательных камерах тюрем. Это делает вам честь, хоть как-то искупает грехи.
Кордазян протянул руку и коснулся плеча Лабура.
— Чего это он нам такую пафосную речь решил впендюрить? — шепнул он.
— Окрыляет на бессмертный подвиг и жаждет потом написать в честь нас оду, — так же тихо огрызнулся Егор.
— Слушай, ну чего ты такой злой, а? Недодрочил в карцере? — окрысился Кордазян.
— Заткнись.
Тишин продолжил.
— Через несколько минут «соты» разрядятся, не в силах сдерживать в своих накопителях такое количество энергии. Это будет самый мощный удар, который нанесет наше человечество. Это будет больше чем поток направленной гравитонной аномалии, это будет удар судьбы, который, возможно, положит начало новой эре в отношениях с Иксами.
Глава СКВП осекся, и даже на голограмме было видно, как сдвинулись его брови. В эфире повисло шипящее молчание. Никто из пилотов «Хамелеонов-12» не понимал, с чего вдруг столь высокой шишке вздумалось высказывать напутствия. Ведь их участь была давно решена, они фактически были уже мертвы.
Леонид Тишин поднял громоздкую голову и посмотрел прямо в глаза всем, кто его слушал. И Егор внезапно для себя отшатнулся от этого взгляда.
Что-то было не так.
Как выражался один его бывший сослуживец: «Кто-то где-то кого-то основательно наиппал».
— Экипажи «Хамелеонов», внимание! — ледяным тоном произнес Тишин. — В данный момент на ваши навигационные модули поступает информация о новых маневрах, воздействующих на пространственную ориентацию «сот». Приказываю подтвердить получение коррекционных данных контр-адмиралу Руху и немедленно приступить к выполнению необходимых отработок жидкостными двигателями. До разрядки осталось десять минут. Поможет нам всем бог.
Изображение исчезло. В голографе щелкнуло, и кулер внутри прибора затих.
По каналу ближней связи донеслась мудреная китайская брань пилота одного из истребителей. Затем кто-то другой озадаченно произнес:
«Чего это им в голову взбрело в последний момент?»
Кордазян как-то по-детски набычился в своем кресле и проворчал:
— Я не понял, мы по комете не будем стрелять, что ли?
Лабур вывел на главный экран полученные только что координаты новой цели. Он обалдело вытаращился на вязь кривых и чисел. Пробежал пальцами по клавиатуре, отсекая лишнюю информацию и оставляя главное: вектор атаки и координаты цели.
Егор уже понимал, что это за «цель»…
Кордазян глянул на упрощенную картинку и замер на несколько секунд.
— Ох ёпть… — Он аж поморгал, когда понял суть предстоящего маневра. А потом на его лице медленно стала проступать хищная улыбка человека, которому совершенно нечего терять. — А что… пожалуй, это они круто придумали. Сориентировались, так сказать, по ситуации.
По дальней связи прорезался Рух.
«Всем экипажам! Подтвердить получение кодированного пакета данных и его корректную дешифровку! Доложить о готовности бортовых систем к проведению предстоящего маневра!»
В эфир посыпались доклады, сопровождаемые крепкими словечками и восторженными ремарками.
— На связи командир экипажа тяжелого истребителя «Хамелеон-12», литера «Е», — бесцветным тоном проговорил Лабур. — Докладываю: трансферинг коррекционных пакетов прошел успешно, полученные данные загружены в центральный компьютер, все просчеты завершены. Мой борт готов приступить к маневрам.
«Включить зажигание, — скомандовал контр-адмирал дрогнувшим голосом. — Это момент истины, ребята. Или – или. Готовность шесть минут… Начать разворот „сот“.
Ресивер дальнего коннекта отрубился. Динамик умолк.
Лабур машинально занес палец над сенсором запуска движков. Судя по показаниям радаров, остальные пятеро истребителей уже начали разгон, медленно вращая исполинские «соты» вокруг нескольких осей и ориентируя их по-новому. Титановые тросы натянулись, выдерживая невероятную тягу.
— Ты чего ждешь, командир?
Егор вздрогнул, и палец невольно нажал на сенсор. Загудели камеры сгорания, воспламенилось топливо, заурчали сопла, выбрасывая в пространство плазму. Автоматически отработала программа выхода на курс.
Кордазян хмыкнул и поглядел за обзорник.
Звезды поплыли по замысловатой траектории, а Кила стала смещаться влево-вниз, если в космосе, конечно, можно было применять столь дилетантские понятия. На самом деле, бесспорно, сама комета с траектории никуда не сместилась; это «Хамелеон» совершил разворот и теперь с натугой волочил по своему вектору трос.
«Соты» совершили пол-оборота со смещением, и истребители стали тормозить комплекс, направив тягу против хода.
Спустя три минуты маневр был завершен.
За это время в эфире не прозвучало ни единого слова. Видимо, абсолютно все наблюдатели восхищались и ужасались зрелищу, которое теперь представляла собой вся система ближайших космических тел и боевых единиц флотов.
Комета неслась по касательной к обездвиженному русско-китайскому флоту Солнечной Y, а огромные «соты», увенчанные ниточками тросов с «Хамелеонами» на концах, направляли свои лиловые фокус-зоны точно на центральную ось пространственного расположения объединенного флота Солнечной X.
— О как! Эндшпиль! — отчаянно почесывая подбородок, провозгласил Кордазян. — Пиндец котенку.
Лабур посмотрел на него как-то рассеянно, с ощущением, что все это происходит не наяву.
На дальнем радаре было видно, как Иксы лихорадочно уводят свои корабли с линии атаки, но до разрядки оставалось всего ничего, поэтому их конвульсии были тщетны.
Егор отключил компенсаторы и почувствовал, как короткая тошнота невесомости подступила к горлу.
— Это еще зачем? — удивился Кордазян.
— За пивом.
— Слушай, командир я…
Лабур резко и сильно ударил напарника в нос кулаком – благо пилотские кресла стояли близко друг к другу. Голова Кордазяна мотнулась, и он отключился.
В космосе продолжала разворачиваться драма двух жестоких цивилизаций, столкнувшихся на территории под названием «жизнь». Неуклюже закладывал вираж какой-то линкор Иксов, в панике мельтешили искорки истребителей, распадались стройные ряды транспортов, корветов, фрегаты выжимали из своих маршевых все соки…
Егор активировал гравитонный двигатель своей машины.
По корпусу корабля прошла дрожь.
Тело мотнуло в кресле от небольшой перегрузки – ведь компенсаторы были отключены, чтобы вся энергия могла в нужный момент поступить на главный движок. Бортовая биометрическая система тут же предупреждающе просигналила о недопустимых действиях, которые могут быть опасны для здоровья и жизни экипажа.
Уверенными движениями пальцев Лабур перевел дальнюю связь на открытую транссолярную частоту и оглянулся на Кордазяна. Тот начал приходить в себя, хлюпая кровавыми соплями и часто моргая. Этого еще не хватало!.. Егор быстро всадил ему инъектор с седативином в запястье и впрыснул сильную дозу.
В рубке прогудел сигнал готовности к скорой разрядке «сот».
Лабур включил дальний коннект и проговорил в эфир на общей, нейтральной частоте Иксов и Игреков:
— Говорит разжалованный капитан второго ранга СКВП России Егор Лабур. — В горле засвербело. Он кашлянул и продолжил: – Я обращаюсь ко всем, кто меня слышит. Ко всем…
Кордазян ошалело смотрел на него неподвижно-голубыми глазами убийцы, продолжая беспомощно хлюпать носом. Конечности его не слушались, в голове взрывались цветные искры: седативин уже действовал.
— Миром правит страх, — сказал Егор, включая гравитонник на малую мощность. Спинка кресла будто ударила сзади от возникшего ускорения. — Всеми нами правит страх. Не любовь, не дружба, не политики и не учителя. Страх. А мы слуги. Клерки. Слуги самой большой системы под ханжеским названием «человечество», которой правит страх. Только посмотрите, какие разные полюсы этого всепоглощающего чувства существуют: страх перед пьяной шпаной в подъезде и страх перед гибелью двух населенных звездных систем. А теперь внимательно послушайте свое сердце, и вы поймете, что он одинаков.
Егор добавил мощности на маршевый, и Кордазян застонал.
«Говорит Леонид Тишин…» – донеслось из динамика.
— Помолчите, — устало сказал Лабур, вырубая прием. — Вы уже сделали свое дело. Позвольте мне сделать свое.
Звякнул сигнал минутной готовности к сотовому удару. Фокусирующие зоны «Надиров-G» уже не просто мерцали лиловым маревом предстоящего пространственного коллапса – они дрожали в дисторционных волнах, выгибающих корпуса «сот», словно пластилиновые фигурки.
По корпусу истребителя пробежала рябь, которую можно было почувствовать каждым нервом. Запахло озоном и плавленой пластмассой.
— И знаете, что пугает лично меня больше всего? — крикнул Лабур в эфир, ощущая, как мерзко покалывает кончики пальцев. — Вы считаете себя хорошими. Способными открещиваться своей якобы хорошей натурой от плохих целей, которыми полнится вся ваша жизнь. А я – просто плохой человек. И не скрываю этого… — Егор еще немного увеличил тягу. В позвоночнике несколько раз хрустнуло. — Я обыкновенный плохой человек, слышите?
Лабур с трудом вздохнул и обессиленно умолк.
На соседнем кресле дернулся Кордазян. Он с трудом разлепил пересохшие губы и прохрипел:
— Зачем?
«Сот» уже не было видно за лиловой завесой.
Истребитель трещал по швам. Воздух в рубке стал настолько озонирован, что дышать приходилось ртом, чтобы не отключиться от тошноты. Казалось, сам вакуум за обшивкой недоумевает: как над ним собираются поглумиться.
— Я хочу хотя бы раз сделать что-то по-настоящему хорошее.
Экраны на приборной панели пошли рябью.
Егор с трудом протянул руку и врубил гравитонник на полную.
В глазах потемнело. Он уже испытывал это чувство, когда завершал нелепую дуэль с Баюсовым.
Но теперь все было чуточку иначе…
«Хамелеон-12» под литерой «Е» рванулся так, что трос едва выдержал. Истребитель на глазах у сотен тысяч наблюдателей выворачивал конструкцию «сот» фронтальной частью в пустое от любых кораблей пространство. В сторону от всех на свете хороших людей.
Тишин безмолвно уронил на грудь голову с копной седых волос.
Рух просто стоял и смотрел, как на радарах меняется вектор атаки.
Кордазян уже умер от чудовищного ускорения…
Двенадцать «Надиров-G» разрядили невероятное количество энергии, накопленной в них для разрушения. Лиловая вспышка ослепила на мгновение всех даже сквозь надежные трехслойные борта кораблей. Космос изогнулся от боли, разрезанный гравитонной волной, словно скальпелем. В радиусе трех световых секунд вышибло всю электронику. Мощнейшую в истории обитаемых миров гравитонную вспышку зафиксировали на всех обсерваториях, а с Марса ее было видно невооруженным глазом…
Волна оказалась даже сильнее, чем ожидалось.
Но она ударила в пустоту.
…А перед Егором вновь пылала комета с бирюзовым веером хвоста, раскинувшимся на просторах всей Вселенной. Что-то ему мерещилось в самом центре безжизненного светло-серого ядра. Кажется, это были глаза человека. Такие красивые и чистые…
Дождавшиеся чуда.
Глава 4
Операция «Санкционер»
Солнечная система Y. Земля. Россия
Современное бомбоубежище – само по себе вовсе не жуткое место, а вполне комфортабельное и уютное. Жутко здесь – другое…
Сидеть на удобных койках, пахнущих свежими простынями, поглядывать на уложенные в аккуратные стопки комплекты «химзы», трескать с разрешения сотрудника службы ГО казенную сгущенку и знать, что в это время на поверхности происходит нечто. Страшное и выходящее за пределы бытовых неурядиц и политических дебатов. Возможно – разрушительный ураган, наводнение, заражение окружающей среды после взрыва реактора АЭС… Или война.
Вот это – жутко.
Гриша положил валета на даму и сказал:
— Бито.
Дима удивленно посмотрел на него.
— Чего разнервничался?
— Я? Ничуть не бывало.
— А нафиг даму валетом кроешь?
Гриша уставился на разбросанные карты, будто впервые их увидал. Нахмурился. Забрал валета и бросил короля.
— Это вторжение, — негромко произнес он, переворачивая «бито» рубашкой вверх.
— Гриш, не суеверничай – ты же человек науки. На кой черт Иксам на нас нападать? Сейчас нужно совместно искать выход, думать, как избежать столкновения систем, а не стрелять друг в дружку. Сам посуди: это не тот случай, когда деньги зарабатывают или ресурсы делят.
— Значит, это не из-за денег. К тому же у Исков такого понятия до недавнего времени вообще не было.
— Войн без выгоды не бывает.
— Может, они решили от нас избавиться…
— И что это даст? Солнечную остановит?
— Тогда зачем нас сюда загнали? Тушенку на халяву пожрать, что ль?
— Тише ты! Предки услышат, опять паниковать начнут. Мне кажется…
Койка слегка толкнула ребят в задницы.
А через мгновение – загудело. Не где-то конкретно, а отовсюду. Словно в стены встроили резонаторы низких частот и включили все разом. Лопнула с противным хлопком и сыпанула стеклянной мелочью одна из ламп дневного света. Гул сделался громче, но в считаные секунды утих.
Некоторое время в бомбоубежище слышалось только неживое дыхание вентиляционной шахты.
А затем загомонили сразу пятьдесят глоток.
— Землетрясение!
— Господи, началось…
— Ничего не началось! Помолчи ты! Народ пугаешь.
— Уважаемый, а здесь стены надежные?
— А знаете что! Это Земля уже долетела до другой Земли, и они столкнулись! Значит, правду мне Тамара Сергеевна говорила! Точно! Мы все летим навстречу той варварской Земле!
— Земля, Земля, вот заладила! Помолчи, старая!
— Сейчас как обвалится все на хрен…
— Именно на твой и обвалится, накаркаешь!
— Японский городовой! Маш, ну-ка, иди сюда. Кому говорю, сюда иди! И не крутись, как юла!
— Спокойно, граждане! Перестаньте шуметь! Вы находитесь в безопасности!
— Ага, как же…
Сотрудник в темно-синей форме с большими желтыми буквами «МЧСГО» на спине призывно подолбил заскорузлой ладонью по столешнице. Дождался, пока люди утихнут, и подошел к стационарному терминалу связи – мобильники здесь не ловили сигнал.
— Дежурный? Это прапорщик Плиев, третья бригада штаба Промышленного района. Наш дом только что…
Прапорщик замолчал. Трубка долго что-то бормотала ему в ухо. Слышно было, как на том конце дежурный то срывался на крик, то переходил на совсем неразличимую бубнятину.
Двое солдат, приписанных к объекту, вытянули шеи, пытаясь уловить хоть что-то. Люди напряженно ждали, шепотом обмениваясь мнениями.
— Есть, — наконец сказал сотрудник МЧСГО. — Все понял. Так точно.
Он вернул трубку на место и еще несколько секунд стоял неподвижно. Затем обернулся, и Гриша обратил внимание, как под смуглой кожей щек играют желваки.
— Граждане! Внимание! — обратился прапорщик Плиев к жителям. — На поверхности не произошло ничего страшного. Министерством обороны совместно с ФСБ проводится антитеррористическая операция по ликвидации боевиков экстремистского бандформирования Ойголь. Нам с вами предписано… в целях безопасности… немедленно облачиться в общевойсковые костюмы химической защиты Л-1. Также каждому необходимо подобрать себе по размеру противогаз и потренироваться его надевать.
Объяснение происходящего звучало фальшиво даже для обыкновенных, насмерть перепуганных городских жителей.
— Война, — негромко сказал кто-то из дальнего конца помещения.
— Война? — тупо переспросила прапорщика мама Гриши.
— Доигрались со своими телескопами, — не к месту ввернул батя, хмуро глядя на сына. — Надо было давно вас выпороть.
— Никакой войны… — начал прапорщик, но в этот момент шарахнуло.
На этот раз дело не ограничилось гудением и лопнувшей лампочкой…
Пол ушел из-под ног людей. Загрохотало так, что, казалось еще немного, и барабанные перепонки можно будет вешать на брелок в качестве сувениров. Стены пошли трещинами и заметно покосились, а с потолка, срывая навесные панели, полетели крупные куски штукатурки. Один из них попал кому-то по голове и разбил в кровь.
Ругань, стоны и крики мгновенно наполнили весь объем бомбоубежища. Люди посыпались со своих коек, переворачивая ящики с провиантом, и бросились к стопкам «химзы». Толкаясь и доказывая право на первоочередность, все принялись расшвыривать упакованные костюмы в поисках своего размера.
— Обалдеть, — держась за поврежденное арматурой плечо, проворчал Плиев, — первый раз вижу, чтобы гражданские без пререканий и вопросов послушались предписания… Вот если б еще при этом не калечили друг друга – я бы поверил в человеческую рассудительность и вызвался добровольцем спасать мир. Солдаты, идите-ка сюда!
Оба пехотинца протиснулись сквозь толпу и козырнули.
— Наверху полный форзац, — сказал прапорщик. И добавил на тон тише: – Иксы совершили массированное нападение на страну, а может быть, и на всю планету. Штаб не исключает возможности десанта. Так что проверьте, надежно ли заперта дверь…
Солдаты встревоженно переглянулись и машинально поправили ремни автоматов на плечах.
— Согласен, — кивнул Плиев на их немой вопрос. — Сумасшествие какое-то. Но у нас есть четкий приказ: обеспечивать безопасность гражданских лиц, находящихся под этой сраной крышей. Которая, кстати, вот-вот рухнет… Ну, чего встали, как истуканы с острова Пасхи? Давайте, дверь на все запоры запирайте, и без моего приказа не открывать никому!
Дима и Гриша довольно шустро влезли в прорезиненные костюмы и подобрали себе противогазы. Затем они помогли разобраться с обмундированием родителям и вернулись на свои койки.
Паника постепенно угасала. Народ разбредался по местам, кое-как втиснувшись в спецкостюмы прямо в зимней одежде. Картина со стороны выглядела смешно и пугающе одновременно: множество пухлых резиновых гуманоидов, по инерции пихаясь и сквернословя, рассаживались на кровати с чистыми простынями и принимались вполголоса обсуждать вероятность немедленного конца света.
— Ну, что я тебе говорил? — торжествующе заявил Гриша, хотя у самого сердце с перепуга готово было вылететь через прямую кишку. — Вторжение!
Дима покусал губы и постучал ногтем по одному из глазных стеклышек противогаза. Ему было очень страшно не столько за себя – в возрасте пятнадцати лет человек еще не до конца адекватно оценивает уровень грозящей ему опасности, — сколько за растяп-родителей и Светку из параллельного класса, которая сейчас томилась в каком-то другом бомбоубежище.
— Гриш, — наконец сказал он, — а вдруг ты прав?
Они уставились друг на друга. В глазах обоих плясали искры страха и абсолютного непонимания, что делать дальше.
Лязгнуло железо. Это солдаты запирали толстую дверь на дополнительный засов.
— Сейчас бы сюда наш ноут с выходом в Инет, — сказал Гриша. Просто так сказал, чтобы не молчать.
— А я сигарету хочу, — отозвался Дима, покосившись на предков. Те были заняты своими разговорами.
— Сигарету?
— Ага. Никогда не курил, а теперь вдруг захотелось.
Снова громыхнуло. Ребята вздрогнули. С потолка упал большой кусок штукатурки прямо на коробку с тушенкой – картон порвался, и банки раскатились в разные стороны.
На этот раз люди не затараторили, а наоборот – притихли. Подняли головы к мерцающим лампам, будто могли услышать, что происходит наверху – возле их родного дома.
— Помнишь, как мы впервые Точки заметили? — спросил Дима шепотом. — Ты их еще хотел «погремушками» назвать из-за пульсации.
— Хотел. И забыл.
— А зря. Вон как затряслись.
Гриша внимательно посмотрел на Диму на предмет обнаружения шокового психоза, но приятель был в порядке. Он напялил противогаз и шумно посмеивался через него.
— Это была шутка, да, Диман?
— Вообще-то – да. Не смешно получилось?
— Нет.
— Ладно, извини. Мне просто до одури жутко, поэтому я и паясничаю.
Ребята помолчали.
— Как думаешь, кто кого? — спросил Гриша.
— Тебе объективно? Или обнадеживающий вариант?
— Объективно.
— Они нас, Гриша. Стопудово. И теперь остается только молиться, чтобы это была лишь социологическая миссия, а не что-то большее. Иначе нам крышка. У них идеология мощней нашего гнилья в десять раз.
— Ты сам-то не суеверничай…
Со стороны двери возник и стал быстро приближаться звук, похожий на частые, но тяжелые удары кувалдой по бетону.
Полсотни ртов замолкли на полуслове. Головы людей синхронно повернулись к обитому дерматином стальному полотну двери, висевшему на трех увесистых петлях и призванному защищать нутро бомбоубежища от негативных внешних воздействий.
Прапорщик Плиев сделал знак солдатам: приготовиться.
Долбление «кувалдой по бетону» прекратилось, и снаружи установилась тишина. Длилась она с полминуты, не больше. В это время никто из присутствующих не посмел проронить ни звука.
Один из солдат осторожно перевел предохранитель в режим одиночного огня. «Очередями можно так нарикошетить в этой консервной банке, что своих же, гражданских, потом придется от стенок отскребать», — резонно решил он.
В дверь мощно постучали.
Плиев вздрогнул и тихонько выругался.
— Может, там свои? — робко предположила мама Димы, сжимая и разжимая в руках варежки.
— Угу, пришли проведать, не скучаем ли, — огрызнулся Плиев и скомандовал одному солдату: – Ну-ка, подойди, послушай, чего там?
Пехотинец нехотя приблизился к двери и приложил ухо. В этот момент вторично постучали, и бедный солдатик с матюгами отлетел от дерматина, словно его утюгом по жбану звезданули.
— Слышно что-нибудь? — поинтересовался прапорщик.