Великолепный джентльмен Джонсон Алисса
Немного удивившись, Анна тут же поняла, что Макс дает ей время и возможность познакомиться с ее новой семьей.
Она была признательна Максимилиану за проявление такта. Но от этого досада на то, что они стали встречаться реже, нисколько не уменьшилась. Кроме того, ей действительно нужно было время, чтобы найти общий язык с семейством Хаверстонов.
Это был почти подвиг – за столь короткий период суметь познакомиться со сводным братом и двумя невестками. Но это оказалось вполне выполнимо, более того, достаточно занимательно. Анна с радостью обнаружила, что при всем различии в происхождении у непредвзятых представителей любого общества всегда найдутся темы для разговора. При условии, что у них есть желание их искать. Легче всего этот процесс происходил с леди Уинифред, с которой они еще в первый же день почти подружились. Смелая, хотя порой и недалекая, Анна для себя решила, что эту женщину почти невозможно удивить.
Но леди Эспли оказалась натурой более тонкой, впрочем, она была искренне заинтересована в установлении добрых отношений с сестрой мужа. После недолгого знакомства женщины выяснили, что вышивка и Шекспир являются их общей страстью.
Объявив эти темы самыми скучными на свете, леди Уинифред улыбнулась хитрой и двусмысленной улыбкой, за которой читалось не только дружеское, но и родственное поддразнивание. Боже, как же Анна была рада этому!
Однако самым замечательным в этом вечере было то, как быстро у нее наладилось взаимопонимание с лордом Гидеоном – ее новообретенным братом.
Хотя очень сложно было представить, как могут развиться теплые отношения с человеком, подобным лорду Гидеону Хаверстону. Он был дружелюбен, щедр на улыбку и доброе слово и, возможно, был одним из самых интересных людей из тех, кого она когда-либо встречала. Конечно, еще не так давно круг ее общения был весьма ограничен, но Гидеон Хаверстон, кроме всего прочего, обладал настоящими актерскими способностями, и этого нельзя было не признать.
Он проявил эти способности однажды вечером, когда проводил для Анны экскурсию по холлу, увешанному фамильными портретами. На этот раз экскурсия была подробной и сопровождалась занимательными и порой совершенно неправдоподобными историями о каждой картине.
– Все эти истории вы сочиняете буквально на ходу, – заявила Анна своему брату после того, как Гидеон поведал ей очередную сказку о том, как их двоюродная прабабушка сбежала на Дальний Восток с одноруким торговцем.
– Не все. Двоюродный дедушка Харолд настоял на том, чтобы для его портретов позировал другой человек. Он был буквально помешан на том, каким его запомнят, и хотел, чтобы его запомнили высоким и светловолосым. Вместо этого мы помним его как дедушку без портрета. – Он критическим взглядом окинул портреты, висящие перед ним. – Откровенно говоря, я понятия не имею, кто изображен на большинстве этих картин.
– Разве вас, как Люсьена, не заставляли изучать историю семейства и зазубривать имена предков? – спросила она со смешком.
– К счастью, нет. Но мне нравилось ненастными днями сидеть здесь и представлять, какими они были. Конечно, когда я был молод, все они превращались в странствующих рыцарей и прекрасных дам. Любому мальчишке нравится представлять, что он потомок героев. Со временем мои фантазии становились более разнообразными. Например, некоторое время у джентльмена в ореховой раме, что у вас за спиной, было одиннадцать пальцев на ногах. Прапрабабушка Элайзабет на самом деле была дочерью кузнеца, которую подменили при рождении.
Анна представила себе мальчика, сидящего перед картинами и затерявшегося в мире грез.
– Я бы с удовольствием помогла вам сочинять такие истории.
– А я бы с радостью принял вас в свою компанию.
В его голосе звучала искренность и нотка грусти, которая удивила Анну.
– У вас были Люсьен и лорд Дейн.
– Мне хотелось, чтобы и вы были рядом, – ответил он. – Мой брат и Макс в детстве вовсе не были фантазерами. Забавно, что они обрели эту способность с возрастом.
– Может быть, они чувствовали, что не могут быть такими.
– Именно так, – согласился он и с любопытством посмотрел на нее. – А вы? Вы были серьезным ребенком или фантазеркой?
– Я была серьезным ребенком, – призналась Анна. – Очень усердно занималась.
– Вы были счастливы? – мягко спросил он.
Она перевела взгляд с портрета молодого полного мужчины со спаниелем на руках на открытое лицо Гидеона. Ей очень нравилось, что они оба склонны к милым глупостям, хотя он предпочитал называть это изысканным вкусом к абсурдному, и ее удивило, что разговор неожиданно повернул в такое русло.
– Прошу прощения?
– Ребенком в Андовер-Хаусе? – пояснил он. – Вы были счастливы? Вряд ли я мог бы чем-нибудь помочь, сам будучи ребенком. Но… знать, что у меня есть сестра, которая нуждается в помощи…
– Моя жизнь была более комфортной, чем у многих других детей, – быстро успокоила его Анна.
– Но не такой комфортной, как могла бы быть, – поправил он, кивнув. – Я прошу прощения от имени нашего отца.
– Это лишнее, но извинения приняты, если для вас это важно.
Он нахмурился в задумчивости.
– Не важно, честно говоря. Мне не слишком нравится, что грехи нашего отца прощаются так легко.
– Может, в таком случае мне стоит сердиться на него чуть дольше? – Она вообще на него не сердилась. Трудно думать, что тебя предали, если ты никогда не встречала этого человека. Но Гидеону, похоже, эта мысль понравилась.
– Сочту это за личное одолжение.
– Которое я смогу припомнить вам в будущем? – поддразнила она и с удивлением подумала о том, что, оказывается, тоже способна на шутливое поддразнивание. Ей постоянно напоминали, как многое изменилось в ее жизни за столь короткий срок.
– Ты можешь разоблачить характер нашего следующего предка, – предложил Гидеон. – Как ты на это смотришь?
– Ты имеешь в виду сочинить историю? Не думаю, что у меня хорошо получится.
– Чтобы узнать, нужно попробовать. Давай.
Идея Анне понравилась, и она откликнулась на предложение. Оказалось, что она не очень талантливая рассказчица, но недостаток умения компенсировался энтузиазмом.
Они по очереди с Гидеоном сочиняли истории, двигаясь по холлу и начисто разоряя фамильное древо. Анна готова была продолжить это состязание фантазеров, но появилась раскрасневшаяся горничная с письмом в руке.
– Прошу меня извинить, мисс Райз, но пока вы беседовали с леди Уинифред, вам доставили письмо, а я совершенно забыла о нем. – Взгляд широко раскрытых голубых глаз метнулся от Анны к Гидеону и обратно. – Мне ужасно жаль.
– Ничего страшного. – Анна с нескрываемым нетерпением взяла письмо. – Вы не возражаете, если я прочитаю его прямо сейчас? – застенчиво спросила она Гидеона. – Мне не терпится узнать, что пишет миссис Кулпеппер.
– Ни в коей мере, – заверил он Анну. – К тому же мне уже пора идти. Я слишком надолго оставил мою прелестную жену.
Она благодарно улыбнулась, торопливо сломала печать и открыла письмо, отметив, что шаги Гидеона раздавались уже из коридора. Первая же строка письма заставила ее охнуть.
Письмо писала не миссис Кулпеппер.
Это было послание от ее матери, и послано оно было не из Лондона. Оно было отправлено из «Медвежьей берлоги» – единственного постоялого двора в Колриджтоне.
«Нет, нет, нет».
– Все в порядке, мисс?
– Да. Да, вполне. Просто небольшой сюрприз. Спасибо, Мэри.
Анна даже не заметила, как горничная, быстро присев в реверансе, исчезла за дверью. Анна впилась взглядом в ровные строчки и тут же решила написать ответную записку с резким отказом. Впрочем, уже через минуту Анна поняла, что это не подействует. Мадам проделала достаточно долгий путь в Колриджтон, чтобы поговорить с дочерью, и, конечно, никакое письмо ее не удовлетворит. Наверное, она уже проявляет недовольство столь долгим молчанием дочери, ведь Анна с леди Уинифред ходили на прогулку несколько часов назад. Удивительно, что мадам еще не оборвала звонок парадного входа. Представив такую картину, Анна почувствовала, как по спине побежали мурашки: этого нельзя допустить.
Испытывая в равной степени решимость и страх, Анна скомкала письмо и отправилась в свою комнату за шляпкой и перчатками.
Глава 20
«Медвежья берлога» представляла собой оживленное, ухоженное заведение, получившее сомнительную известность из-за того, что в течение двухсот лет четырежды сгорало дотла и вновь восстанавливалось на том же самом месте. Последнее восстановление произошло менее десятка лет назад, но Анна не обратила внимания ни на строгие линии абриса дома, ни на неожиданно гладкие деревянные полы.
Войдя в таверну и попросив проводить ее в комнату миссис Рейберн, она увидела, но не подала виду, что заметила любопытные взгляды посетителей таверны.
Анна дождалась, пока служанка, проводившая ее наверх, уйдет, и только тогда постучала в дверь, которая тотчас открылась, и у Анны создалось впечатление, что матушка заранее была осведомлена о ее приезде.
– Моя дорогая.
Миссис Рейберн, грациозно прихрамывая, вышла из комнаты – вихрь бронзового шелка и сверкающих драгоценностей. Дама широко раскинула руки, словно собираясь обнять Анну, но, конечно, она не собиралась этого делать, это было бы слишком нарочито, вместо этого она положила руки на плечи Анны и жеманно чмокнула воздух возле щеки дочери.
– Я уже начала сомневаться, что ты вообще когда-нибудь появишься. Входи, дорогая. Входи.
Анна позволила матери втянуть ее в комнату, но заговорила, не дождавшись, когда хозяйка закроет дверь:
– Что вы здесь делаете, мадам?
Миссис Рейберн притворила дверь унизанной драгоценностями рукой и, словно не замечая холодности дочери, произнесла:
– В данный момент наслаждаюсь комфортом этого заведения, теперь гораздо более современного и удобного, чем можно было ожидать за границами Лондона.
– Да, заведение прекрасное. Но все-таки что вам угодно?
По лицу миссис Рейберн пробежала тень раздражения. Она никогда не отличалась сдержанностью, похоже, у мадам никогда не было такой наставницы, как миссис Кулпеппер.
– Может, обойдемся без обмена любезностями? Я хочу, чтобы ты немедленно вернулась домой.
– В Андовер-Хаус? Это исключено.
– Разумеется, в Андовер-Хаус. Это ведь твой дом. А это твое маленькое, – она пренебрежительно махнула рукой, – приключение и так уже доставило нам обеим массу неудобств.
Анна вздернула подбородок.
– Я не испытываю никаких неудобств и не вижу ничего плохого в том, что я делаю. В Колдуэлл-Мэнор меня пригласил сам маркиз.
– Пригласил? Маркиз Эспли? Маленькая лгунья. Такие люди, как правило, стараются не иметь ничего общего с людьми нашего сорта.
«Я не отношусь к людям вашего сорта. И будь у меня даже тысяча любовников, меня никто бы не причислил к людям вашего сорта».
– Ты полагаешь, что я появилась на пороге его дома незваной?
– Да. И есть что-то, что заставляет его терпеть тебя. Что именно?
Мгновение Анна вглядывалась в лицо матери, пытаясь определить, принимала ли она опиумную настойку.
– Ты прекрасно понимаешь, почему меня принял лорд Эспли. У нас общий отец…
– И кого, черт побери, это волнует? У титулованных особ полно незаконнорожденных детей, но это ничего и ни для кого не значит.
– Это имеет значение для Гидеона и для семьи Хаверстонов.
– Вряд ли ты приехала, рассчитывая на это, даже ты могла бы сообразить, что подобный визит мог обернуться грандиозным скандалом.
Надеясь в будущем избежать неприятных моментов, Анна не упомянула в письме, оставленном в Андовер-Хаусе, о том, как она узнала о своем родстве с Хаверстонами. Но пришло время прояснить ситуацию.
– Мой отец обещал поддержать ребенка, родившегося в результате вашей связи. Нынешний маркиз, мой брат, считает делом чести вернуть этот долг.
– Что за ерунда?
– Я нашла письма и…
– Письма… Нашу с Эспли переписку? – Миссис Рейберн охнула и театрально приложила руку к груди. – Ты что, рылась в моей гостиной?
Анна едва не закатила глаза. Ее мать любила лицедействовать, но ей это плохо удавалось.
– Вы об этом знаете.
– Конечно, нет, – слабо возразила миссис Рейберн. – Но как ты посмела рыться в моих вещах?
Неожиданно Анна вспомнила, как матушка, пребывая в опиумном дурмане, призналась: «Я лгу по самым разным причинам. В основном для собственного развлечения».
Бесполезно спорить с человеком, имеющим подобный склад ума.
– Я также нашла ваш контракт с маркизом.
– Контракт?…О, ради бога! Так вот чем ты взяла маркиза? Старым контрактом? Глупый ребенок. Долг был выплачен.
– Не был. Я видела письма.
Анна не упомянула о дневнике. Если ее матушке угодно изображать негодование по этому поводу, ей придется признать, что она знает о его исчезновении.
– Вот что получается, когда ты без разрешения роешься в моих вещах, – закатив глаза, произнесла мадам. – Мы договорились на иных условиях, вместо постоянного содержания маркиз предложил мне в качестве отступного восемьсот фунтов, и я согласилась. – Она пригладила рукав платья с самодовольной улыбкой. – Платеж был осуществлен полностью.
– Нет… – Анна глубоко вздохнула, чтобы хоть немного успокоиться. Она не имеет права терять самообладание. – Я видела письма и помню ваши слова, вы сами говорили, что толку от контракта не было.
– Он не помог мне удержать маркиза. Я хотела получить не восемьсот фунтов, мне нужен был твой отец, я должна была заполучить этого бессердечного невежу. Он оставил меня, как только узнал о моем положении, поистине жестокосердный человек.
– Вы составляли прекрасную пару, – уколола ее Анна. – Я хочу видеть этот новый контракт.
– Это была неофициальная договоренность.
– Вы проделали весь этот путь, чтобы рассказать мне очередную сказку?
– Я приехала, чтобы увезти тебя домой.
– Нет. Не имеет значения, что здесь правда, а что ложь, в Лондон я не вернусь в любом случае.
Теперь, когда Анна побывала на свободе и пожила за пределами Андовер-Хауса, она ни за что не вернулась бы обратно.
– Но… Не будь глупой, дитя, куда же ты намереваешься отправиться?
– Теперь у меня есть друзья, семья, которая…
– Я твоя семья! – выпалила мать. – Ты принадлежишь мне.
И в этом, осознала Анна, суть дела. Миссис Рейберн не собиралась отказываться от своей собственности.
– Я не ваш ридикюль, мадам, не ожерелье и, конечно же, не ваша комнатная собачка.
– Ради бога, никто и не утверждает обратного. Это все какая-то нелепость. Поедем сейчас же к Эспли, он сможет рассудить нас.
«О боже!» Даже мысль о визите миссис Рейберн в Колдуэлл-Мэнор повергла Анну в ужас.
– Нет, даже ради десяти тысяч фунтов.
Мадам приподняла бровь.
– Теперь я недостаточно хороша для тебя, дружок?
Анна в который уже раз глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и подавила желание продолжить спор, пререкания ничего не дадут – ни компромисса, ни понимания, ни примирения.
Возможно, открытое противостояние на какое-то время принесет ей удовлетворение, она сможет указать матери на ложь, выявить ее эгоистичное стремление манипулировать людьми, но все это не стоит неизбежного последующего разочарования, ведь мать попросту отринет все обвинения.
Она никогда не извинится за то, что четыре года назад отказала Максу в приеме. Скорее всего она даже не признается в этом. Так какой смысл пытаться что-то доказать ей?
Взвесив все за и против, Анна надела на лицо маску холодного спокойствия, которую примеряла уже далеко не в первый раз.
– Вы вольны думать обо мне все, что вам угодно, более того, вы можете увезти ваши соображения обратно в Лондон, причем сейчас же. Что я должна сделать, чтобы вы уехали?
– Ты равнодушная, Анна Райз. Такая же равнодушная и бессердечная, как твой отец…
– Да что вы говорите? Итак, что я должна сделать, чтобы вы уехали?
Миссис Рейберн фыркнула, ее ноздри раздулись.
– В отличие от тебя я не пытаюсь настаивать на родстве ради денег, поэтому либо ты возвращаешься в Лондон, либо я остаюсь в Колриджтоне. Думаю, маркиз Эспли менее благосклонно станет принимать твое общество, если его бесценной супруге все же придется принять меня в своей гостиной.
– Смею заметить, маркиз мог бы выслать вас в Австралию, если бы это было угодно ему или его жене.
Мадам небрежно отмахнулась от этой реплики.
– Слишком хлопотно. Проще отправить тебя собирать вещи, что он и сделает, как только ему станет известно истинное положение дел.
– Как только он услышит вашу ложь, вы хотите сказать?
– Я предполагала, что дело может дойти до доказательств. Что ж, вот они…
Мадам умолкла и, театрально прихрамывая, подошла к кровати, чтобы достать стопку писем из небольшой кожаной сумочки. С самодовольной улыбкой она протянула их Анне.
– Вот, пожалуйста. Все доказательства, которые могут потребоваться тебе или Хаверстонам. Эта наша с маркизом переписка, в которой мы, обсудив условия договора, приходим к соглашению.
Анна выхватила письма из рук матери и развернула первый попавшийся лист. Едва взглянув на бумагу, она убедилась, что это письмо мадам покойному маркизу.
– Как вам удалось их заполучить?
– Предыдущая леди Эспли с радостью вернула их мне за чисто символическую плату, – объяснила мадам, небрежно передернув плечом. – Моя любовная связь с маркизом закончилась задолго до их свадьбы, а у нее были большие долги, дама слишком любила опий. Что ж… – Она забрала письма и положила их в сумочку, которую передала Анне. – У тебя есть вечер, чтобы объясниться с маркизом. Я хочу выехать в Лондон утром. Надень что-нибудь поприличнее, нельзя, чтобы меня увидели рядом с дочерью, одетой в лохмотья.
Анна лишь покачала головой, испытывая одновременно изумление, негодование и отвращение.
– Но ведь это вы дали мне это платье.
– Не для того, чтобы ты появлялась в нем на людях. Некоторые вещи не предназначаются для посторонних глаз. Ты ведь ни разу не видела меня расхаживающей при гостях в ночной рубашке, не так ли?
В ночной рубашке? И что можно ответить на такой вопрос? Похоже, старательно отдаляясь от мадам в Андовер-Хаусе, Анна не заметила проявлений некоторого безумия в голове матери.
Анна отступила к двери. Ее матушка всегда была достаточно странной и беспринципной. Но это уже выходило за рамки приличий.
– Я ухожу.
– Конечно. Я же сказала, что ты можешь идти.
Анна остановилась, уперевшись спиной в дверь. Сжимая в руках сумочку, она развернулась и вышла настолько быстро, как только могла. Уже закрывая дверь, она услышала прощальные слова матери:
– Я рассчитываю, что ты вернешь мне эти письма, Анна. Я рассчитываю, что ты вернешь все.
Глава 21
Что-то случилось – Макс это понял, как только Анна вошла в библиотеку. Она не пряталась и не суетилась, как было в день приезда Хаверстонов; глаза ее не были печальны, как в день отъезда миссис Кулпеппер. Она была натянута как струна и бледна как смерть.
Сердце Макса болезненно сжалось. Тремя широкими шагами он преодолел разделяющее их расстояние и взял ее за руки.
– Что произошло, Анна?
Он окинул взглядом ее фигуру.
– Вы заболели? Вам плохо?
Анна напряженно покачала головой:
– Нет. Дело в моей матери. Она в Колриджтоне.
– Ваша мать, – повторил Макс и облегченно вздохнул. Новость была безрадостной, но она и сравниться не могла с теми опасениями, которые пронеслись у него в голове. – Вы получили известие от нее?
– Я с ней разговаривала.
– Вы ездили с ней повидаться? В Колриджтон? – Он чертыхнулся, когда Анна утвердительно кивнула. – Но где было ваше здравомыслие, и потом, как вы туда добрались?
– Я взяла один из экипажей, конечно, я должна была спросить разрешения, но… мне не хотелось говорить, куда я отправляюсь. К тому же ни Люсьена, ни Лилли не было дома, они, по всей вероятности, уехали куда-то по делам.
– Они в гостях у соседей, милая. Нет ничего плохого в том, что ты взяла экипаж, и разрешения не нужно было спрашивать, просто не следовало ехать одной.
– Мне не стоило оставлять эту проклятую записку – вот чего мне не следовало делать, – пробормотала Анна. – И не следовало брать экипаж мадам. Нужно было воспользоваться почтовой каретой. Тогда она не смогла бы так быстро найти меня.
– Зачем она приехала? Полагаю, не для того, чтобы справиться о твоем здоровье?
– Нет.
Анна покусывала нижнюю губу, не зная, рассказывать ли ему больше.
Макс погладил ее руку.
– В чем дело, Анна?
Она пытливо посмотрела на него серыми глазами.
– Могу я доверить вам секрет?
«Ты можешь доверить мне все!» – эти слова Макс едва не произнес. Это было простое и легкое обещание, обещание, которое ему очень хотелось дать.
Но тут он вспомнил о Беатрис, стоящей на пороге его дома, и это напомнило ему о том, что он может подвести самых дорогих ему людей.
И после секундной паузы Макс лишь коротко ответил:
– Да.
По крайней мере сохранить секрет в тайне он был в состоянии.
К счастью, это было единственное, что требовалось Анне.
– Мадам… мадам сказала, что семейство Эспли мне ничего не должно. – Анна покачала головой. – Ничего. Она дала мне это. – Дрожащей рукой девушка достала из кожаной сумочки, висевшей на плече, связку писем. – Это письма матери покойному маркизу. Вторая жена маркиза продала их ей. Мадам говорит, что доказательство в этих письмах.
– Хорошо, – осторожно произнес Макс и бережно взял у нее письма. Какая-то новая нотка в ее голосе вызывала его беспокойство. – Мы можем просмотреть их вместе, если хотите.
– Она бы не отдала мне эти письма, если бы то, что в них содержится, не было бы правдой. – Анна невидящим взглядом смотрела на письма, глаза ее начали блестеть. – Мой отец рассчитался с моей матерью. Я всех ввела в заблуждение и теперь…
– Нет. Вы приехали сюда, располагая информацией, которую вы считали абсолютно достоверной. Это большая разница.
– Недостаточно серьезная. Когда Люсьен узнает правду, он…
Анна открыла рот, но так и не произнесла ни слова.
– И что он? – спросил Макс.
– Я не знаю. Я не знаю, как он отреагирует.
– Очевидно, ты полагаешь, что он отреагирует плохо, иначе ты бы так не беспокоилась. Следует научиться больше доверять брату.
Анна раздраженно поморщилась.
– Это смешно. Как можно научиться доверять? Это противоречие…
– Доверяй Люсьену, – исправился Макс.
Господи, ну почему она вечно спорит, даже когда расстроена.
– Я доверяю, – ответила Анна, и вздохнула, поняв, что ее слова звучат не убедительно. – Правда. Но только не в данной ситуации. Он имеет все основания обвинить меня во лжи, мне нужно было более тщательно разобраться в этом деле.
Макс старательно обдумывал свой ответ. Анна так упорствовала в своей неверной оценке ситуации и так тревожилась по этому поводу, что переубедить ее почти невозможно. Если она считает, что дневник, письма и подписанный контракт – это недостаточно подробная информация, то никто не в силах убедить ее в обратном.
Здесь явно нужен был новый подход.
– В таком случае не говорите им.
– Прошу прощения?
– Если это вас беспокоит, оставьте эту информацию при себе.
Она пришла в ужас от этого совета.
– Я ни за что не смогу так поступить.
– Отчего же? Ведь получается ваше слово против слов вашей матушки, не так ли? С ее стороны довольно опрометчиво передавать вам единственное доказательство…
– Я уверена, что она сохранила по крайней мере одно письмо, в котором говорится об улаживании дела. – Анна отняла руку. – Я не могу лгать Люсьену.
– Конечно, можешь. Я это делаю постоянно.
Он не стал вдаваться в подробности, но для того, чтобы убедить Анну, он и сейчас готов был немного солгать.
– Постоянно? Он ваш самый близкий друг. Разве честность ничего не значит?..
– Я ценю правду, – перебил ее Макс. Был предел тому, как далеко он мог зайти.
– Но вы готовы так легко ее отбросить.
– Нет, просто я готов критически относиться к ее применению.
И это было правдой.
– Это игра словами.
– Здравый смысл. Время от времени все лгут. Каждый… – подчеркнул он, когда она открыла рот, чтобы возразить. – Вы ведь не станете оскорблять подругу, заявив, что ее новое платье ей не идет или плохо скроено, не так ли?
– У миссис Кулпеппер нет плохих платьев. У нее утонченный вкус.
Столь буквальное толкование его слов означало лишь, что миссис Кулпеппер была ее единственной подругой.
– Ты же понимаешь, о чем я говорю, – спокойно произнес Макс.
– Понимаю, – призналась она с явной неохотой. – Но это разные вещи. Я буду лгать Люсьену, чтобы пощадить не его чувства, а мои собственные. И получится, что тысячу фунтов я получу обманным путем.
Читать бесплатно другие книги:
