Нежный враг Сноу Хизер
– Почему?
– Это самое плохое место, которое только можно было найти.
– Не согласен! Управляющий, которого я недавно нанял, имеет очень большой опыт. Он утверждает, что все рудники располагаются примерно так же.
Лилиан убрала руку и твердо взглянула ему в глаза.
– Возможно. Но если вам небезразлично здоровье людей, вы найдете другое место.
Джеффри скрестил руки на груди. И что теперь прикажете делать? Никто и никогда не осмеливался ему противоречить. Тем не менее, зная, как умна Лилиан, он решил выслушать ее доводы.
– Почему я должен принимать во внимание ваш совет, если человек, имеющий огромный опыт практической работы, утверждает обратное?
Лилиан вздернула подбородок, в ее глазах вспыхнул открытый вызов.
– Мой отец всю жизнь изучал влияние загрязненного воздуха и воды на человеческий организм. Я продолжаю его работу, хотя и в несколько ином аспекте. И могу утверждать с полной ответственностью, что если деревня будет построена в этом месте, то ее жителей ждет медленная, но верная гибель.
Джеффри непроизвольно разинул рот: такая страсть и убежденность звучала в ее голосе. Этого он не мог не оценить, но все же пока не был готов отказаться от долгой и кропотливой работы по планированию без каких-либо доказательств.
– Чепуха. Мы вместе с управляющим выбрали это место как раз потому, что оно далеко от цеха. Не вижу, что еще может стать проблемой, если не будет дыма.
Лилиан фыркнула:
– Это значит, что ни вы, ни ваш управляющий не знаете химии.
Понимая, что не убедила его, она сделала то, чего никак от себя не ожидала: схватила Джеффри за руку и потащила за собой к видневшемуся неподалеку выходу породы, а приблизившись, провела по прожилкам пальцем и сказала:
– Вот здесь заключена проблема, в этих следах минералов, которые делают район богатейшим вместилищем свинцовой руды. Свинец, как и некоторые другие металлы, например медь, залегает в земле в виде сульфидных руд. Ваши люди будут добывать эту руду и доставлять на поверхность, так?
– Конечно.
– Вы знаете, что происходит с сульфидами под воздействием кислорода и воды?
– Не знаю.
– Они превращаются в серную кислоту. А это значит, что вода в ручье, которым жители деревни будут пользоваться для бытовых нужд, станет ядовитой. Она будет просачиваться и в землю, на которой они вырастят зерно и овощи…
Джеффри уставился на совершенно невинный с виду камень, который, оказывается, вовсе не был таковым.
– Вы уверены? И можете это доказать?
– Я могу получить из этого камня серную кислоту прямо на ваших глазах, – подтвердила Лилиан, глубоко вздохнув. – Но, к сожалению, не могу так же легко доказать ее вредное воздействие на человеческий организм. Если речь идет о концентрированной серной кислоте, это просто, но дождевая вода будет ее разбавлять, ослабляя свойства. Так что потребуется время, чтобы проявился кумулятивный эффект и негативное влияние стало заметным.
Честность Лилиан произвела впечатление. Он знал, что она нисколько не сомневалась в своих словах, но тем не менее осветила все стороны проблемы и сама указала на слабые места в своей аргументации. Это еще больше увеличило его уважение к ней.
– Могу лишь сказать, что при нормальной концентрации серная кислота обжигает кожу и ткани, а при проглатывании может вызвать прободение пищевода и желудочно-кишечного тракта. При вдыхании ее паров повреждаются дыхательные пути. Разумно предположить, что ее поступление в организм даже в небольших количествах в течение длительного времени пользы здоровью не принесет.
Лилиан порывисто схватила собеседника за руку.
– Я знаю, что моя гипотеза верна. Возможно, потребуется несколько лет, чтобы собрать доказательную базу, но я готова. – Неожиданно она осознала, что держит его руку, и, покраснев, отступила: – Простите. Я перешла все допустимые границы.
– Говорите, кислород и вода?
Лилиан кивнула.
– Любопытно. Может быть, поэтому отец за несколько лет до смерти приказал закрыть старый колодец? Жители деревни жаловались, но он сказал, что в нем вода мертвая, – задумчиво проговорил Джеффри.
– Вполне возможно, – согласилась Лилиан. – Если к колодцу где-нибудь близко подходила свинцовая жила.
Джеффри окинул взглядом долину, где в его мечтах счастливо жили бывшие вояки, создавали семьи, растили детей… Он не желал вредить тем, кому стремился помочь, а если существует хоть малейшая вероятность…
– Я найду для деревни другое место.
Лилиан резко обернулась, изумленно глядя на него.
– Вы действительно это сделаете?
Джеффри кивнул, потому что чувствовал: это правильное решение.
– Это не так уж сложно: нужно всего лишь расчистить участок. Возможно, на этом месте я поставлю плавильный цех. – Он уже мысленно прикидывал, во что все это обойдется в трудозатратах и фунтах стерлингов. – Вероятно, производство станет чуть дороже, но я не хочу, чтобы дети дышали загрязненным воздухом и пили плохую воду.
Широко улыбнувшись, Лилиан прошептала:
– Оказывается, вы хороший человек.
И тут в нем что-то сломалось. Он поддался желанию, которое зрело уже много дней, и поцеловал ее.
Это не был легкий поцелуй трепетного поклонника – медленный, нежный, обещающий. Нет, это был жадный, голодный поцелуй истосковавшегося мужчины. Джеффри и сам еще не успел сообразить, что делает, а уже сжал ее в крепких объятиях и впился губами в ее рот.
Лилиан застонала. Бархатный звук проник в самую глубину его естества, и тлевшая искра вспыхнула жарким пламенем. Джеффри ожидал, что девушка испугается, возмущенно отпрянет, оттолкнет его, но вместо этого она приподнялась на цыпочки и крепче к нему прижалась. Она не сопротивлялась, когда он раздвинул языком ее губы, и открылась для него. Глубины ее рта оказались мягкими и бархатистыми. Джеффри почувствовал, как Лилиан задрожала в его объятиях, и сам ощутил волну сладкой дрожи. Проклятье, она так чувствительна! Надо только…
С трудом оторвавшись от нее, он судорожно вздохнул и прошептал:
– Простите. Я не должен был использовать ситуацию в своих интересах.
Взяв за плечи, он нежно, но твердо отстранил Лилиан, понимая, что иначе не сможет сдержаться. Еще мгновение, и уже ничто его не остановит. И тогда ей будет причинен вред, который ничем невозможно компенсировать.
Ей тоже оказалось непросто взять себя в руки – по крайней мере, насколько можно было судить по ее частому и тяжелому дыханию и пульсации тонкой синей жилки на шее. Джеффри убрал руки и отступил.
Ее потрясающие глаза были широко открыты, но потемнели от страсти и теперь мерцали словно аметисты, а в их глубине плясали искорки ее невероятного, неистребимого любопытства. Джеффри знал, что это качество сделает ее потрясающей любовницей. И это знание заставило его глухо застонать. Подобные мысли никак не способствуют сохранению имиджа джентльмена.
– Простите, – повторил он и отступил еще на шаг.
Лилиан осталась на месте. Постепенно ее дыхание стало спокойнее, и она облизнула нижнюю губу, вероятно, чтобы умерить неприятные ощущения: его поцелуй не был нежным. Только почему-то Джеффри ни о чем не сожалел, хотя знал, что следовало бы.
– Я не прощу вас.
Джеффри поморщился, но все же расправил плечи и приготовился выслушать заслуженные упреки.
– Я сделал вам больно?
Джеффри заглянул ей в лицо. Ее губы хоть немного и припухли от грубого поцелуя, но улыбались.
– Я должна вам кое-что сказать. – Ее голос не дрожал, но по предательскому румянцу Джеффри понял: то, что у нее на уме, высказать не так уж легко. – Буду говорить прямо, если даже вы подумаете, что леди это не пристало.
Джеффри замер в ожидании.
– Я вам говорила, что выходить замуж не намерена, правда, но это вовсе не означает, что мне не хочется…
Джеффри понял, что ему не хватает воздуха.
– Я думала об этом с нашей первой встречи, там, в библиотеке. – Лилиан покачала головой и замолчала, и было заметно, что у нее дрожит подбородок. Справившись с волнением, она продолжила: – Мне двадцать четыре года, с детства я занимаюсь наукой, так что мне известно… как происходит воспроизводство вида.
Она сделала маленький шажок ему навстречу, и Джеффри потребовалось все его самообладание, чтобы не наброситься на нее.
– Но я только теперь… впервые почувствовала желание. – Лилиан нервно облизнула губы, а ему показалось, что ее язычок коснулся его губ. – Мне впервые захотелось сделать это самой.
– Лилиан… – Неожиданно у него пересохло горло, и он едва не лишился способности говорить. Она же ожидала его ответа храбро, как молодой солдат, и только губы у нее едва заметно дрожали, что тронуло его до глубины души. – Вы должны понимать, что я хочу вас. Мужчина не целует женщину с такой… страстью, если не хочет большего.
Несмотря на смущение, на ее лице появилась робкая, но сияющая улыбка, и в какой-то момент Джеффри подумал, что не сможет сохранить решимость остаться джентльменом. У него в уме начал складываться план, но граф не желал действовать, не обдумав все как следует, что в данный момент было невозможно, поскольку всеми его мыслями владела животная похоть.
И все же он нашел в себе силы произнести:
– Но это невозможно. Я вас слишком уважаю, чтобы принять в дар вашу девственность, которая по праву должна принадлежать лишь супругу.
Лилиан нахмурилась и опустила глаза.
– Но я ведь уже сказала, что…
Жестом он остановил ее.
– Знаю, но вы всегда можете передумать… – Джеффри заставил себя замолчать и облечь в слова вдруг пришедшую в голову мысль: «Я очень надеюсь, что вы передумаете». Приблизившись к ней, он запустил обе пятерни в пышную копну шелковистых волос. – Я не могу сделать то, что лишит вас этого шанса. На такой поступок способны лишь те, у кого нет ни чести, ни совести.
Лилиан опустила голову, а он принялся ласкать подушечкой большого пальца ее щеки, коснулся губ и шепнул:
– Но и не дать нам обоим того, что мы так страстно хотим, я тоже не могу.
Лилиан взглянула на него, и он увидев в ее глазах не только смущение и стыд, но и что-то подозрительно напоминающее надежду.
– Я покажу вам кое-что, – пообещал Джеффри, хотя и знал, что не должен, но был не в силах удержаться. – Но лишь немногое. Мы не должны совершать непоправимое. – Прежде чем эти слова слетели с его губ, у Джеффри появились опасения, что они уже все совершили. – Мы не будем торопиться.
В ответ Лилиан скосила глаза на его большой палец, все еще нежно ласкавший ее лицо, и легко поцеловала его. Это было настолько эротично, что Джеффри вздрогнул.
– Так вы согласны?
– Да, – просто ответила Лилиан, как завороженная глядя на него.
– Вот и хорошо, – деловито заключил Джеффри. – Потому что теперь я намерен целовать вас правильно, как и следовало с самого начала.
Он нежно привлек девушку к себе, а когда почувствовал, что она проявляет инициативу и сама тянется к нему, едва не лишился присутствия духа. Первое прикосновение ее губ исторгло из его горла хриплый стон и живительным бальзамом пролилось на истерзанную душу. На сердце стало легко. Джеффри почувствовал ее дыхание, ее запах.
Губы Лилиан были теплыми и робкими. Создавалось впечатление, что она не проявляет свою страсть, потому что боится, как бы Джеффри не прекратил их восхитительный опыт. Он прижал ее к себе теснее, поглаживая спину, касаясь губами щек, подбородка, губ. Он словно знакомил ее со своими прикосновениями, показывал, что может быть нежным. Он чувствовал на своем лице ее дыхание, которое становилось все чаще. Что ж, она по крайней мере может дышать.
Решив, что больше не выдержит, Джеффри завладел ее ртом. Легонько нажав пальцем на подбородок, он заставил ее раскрыть губы, и его язык скользнул в теплую влажность.
Лилиан застонала, но Джеффри ощущал, что она сдерживается. И это было хорошо. По крайней мере, в данный момент. Он не был уверен, что сможет справиться, если она даст себе волю. Он хотел, чтобы его поцелуй был легким, старался держать свою страсть в узде. Его язык скользил по ее языку, небу, зубам. Он познавал женщину, испытывал, пробовал на вкус, наслаждался ею. Он ожидал, что ее вкус будет таким же, как запах: лимон и яблоки, – но на деле это оказались яблоки с медом. И сама женщина, и ее вкус были сотканы из противоречий: терпкость и сладость.
Когда же Лилиан неуверенно коснулась его языка своим, с уздой, сдерживавшей его страсть, начались очевидные проблемы. Джеффри обхватил ее крепче, и они вместе опустились на колени на мягкую траву. Не прерывая поцелуя, Джеффри сел и, усадив ее к себе на колени, принялся целовать с новой страстью.
Ему очень хотелось усадить ее на себя верхом – хотелось с тех самых пор, как он впервые увидел ее на лошади в мужском седле. Ее мужская одежда станет барьером, пусть и не очень надежным, между их телами, хотя желание почувствовать ее груди прижатыми к его груди становилось невыносимым. Но Джеффри понимал, что не должен нарушать правила, которые сам установил.
К тому же всегда есть «потом».
Когда Лилиан коснулась языком его языка, Джеффри отчетливо понял, что у него обязательно будет «потом» с этой женщиной. С ней он стал живым, обрел способность чувствовать. Его охваченный страстью мозг не утратил способности соображать, просто смирился с неизбежным. Он должен получить эту женщину.
Джеффри прервал поцелуй, чтобы отдышаться. Лилиан тоже подняла голову, жадно хватая ртом воздух. Он сразу заметил бьющуюся на ее шее голубую жилку и приник к ней губами, тронул языком, а рукой накрыл грудь Лилиан.
Ее низкий чувственный стон заставил Джеффри возобновить поцелуй, который действовал на него словно наркотик. Он легонько сжал ее грудь, нащупал пальцем сосок и почувствовал, как этот маленький бугорок плоти стал твердым от его прикосновения.
Лилиан не могла сидеть спокойно у него на коленях, ее маленькие упругие ягодицы активно терлись о его мужское естество, и это сводило с ума. Он понял, что теряет над собой контроль, и с большим трудом прервал поцелуй. Он не возьмет ее здесь, на траве, тем более после того, как торжественно заявил, что не обесчестит ее. Ему необходимо подумать, представить перспективу.
Джеффри уткнулся лицом ей в шею, пытаясь отдышаться, а его рука все еще сжимала ее грудь, так что он чувствовал, как твердый сосок упирается в ладонь. Он медленно убрал руку. Ему требовались огромные усилия, чтобы оставаться без движения, не трогать ее, дать ей время прийти в себя.
Лилиан подняла голову и, взглянув ему прямо в глаза, спросила:
– Это всегда так? Такая сильная и в то же время приятная ноющая боль внутри вот здесь… – Она прижала руку к нижней части живота.
Джеффри покачал головой: ничего подобного с ним раньше не было, никогда, – и прошептал:
– Нет. Это что-то особенное.
Она кивнула; при этом ее милое личико сохраняло полную серьезность.
Лилиан действительно особенная. Она и чувствовать заставляла его нечто особенное, то, чего никогда раньше не чувствовал, а теперь, как он начинал подозревать, не захочет без этого жить.
Джеффри еще немного подержал ее на коленях, потом неохотно отпустил. Они встали, привели в порядок одежду и пошли к лошадям. Мысли Джеффри беспорядочно метались, но в одном у него теперь не было сомнений. Он привык доверять своим инстинктам, а все они твердили одно: Лилиан должна стать его женой.
Честная, прямая, любопытная, необычная, страстная, великолепная Лилиан.
Вот только она этого не хочет. То есть в мужья не хочет, а хочет всего лишь получить новый опыт.
Он заставит ее передумать, тем более что она сама показала, как это можно сделать. Если эксперимент – путь к сердцу ученого, да будет так. И шаг за шагом он привяжет ее к себе неразрывными узами.
Джеффри мысленно усмехнулся, а потом почувствовал, как на его физиономии расползается довольная счастливая улыбка. Лилиан станет для него отличной женой. Она сдержанна и непохожа на девицу, легко поддающуюся эмоциям. Даже если постепенно мысль, что, вступая в брак, необходимо открыть сердце своей избраннице, перестает шокировать, он все-таки пока еще опасался полюбить жену больше, чем она его, поскольку это даст ей преимущество в браке, которое она может использовать против него, как, например, его мать – против отца.
Но ведь Лилиан абсолютно непохожа на его мать. В этих двух женщинах нет ни единой общей черты. Она никогда не лгала, не пыталась им манипулировать, а это самое главное.
Ирония судьбы! Он теперь ничем не отличается от гостей Сомертон-Парка, поскольку планирует заманить партнершу в брачную ловушку.
Глава 18
Как только они выехали из конюшни, Лилиан поняла: этим утром что-то изменилось. После их потрясающих поцелуев на месте будущего рудника прошло два дня, и каждый начинался с восхитительной скачки в какой-нибудь дальний уголок поместья для очередного опыта по обольщению. Но когда она вошла в стойло Амиры несколько мгновений назад, едва не подпрыгивая от нетерпения, Джеффри, судя по его внешнему виду, никуда не спешил.
Нет, он двигался медленно, и на его красивом лице, когда он считал, что Лилиан его не видит, появлялось странное выражение – то ли намек на улыбку, то ли надменная ухмылка.
Что он задумал?
Лилиан чувствовала, что внутри у нее все трепещет.
Что бы он ни задумал, она была уверена, что ей это понравится.
Она украдкой покосилась на Джеффри, который неторопливо ехал рядом. Как он может выглядеть таким расслабленным, когда она буквально переполнена желанием и предвкушением? Этим утром он походил на искателя приключений или пирата, только с двумя глазами: черная прядь упала на лоб, расстегнутый ворот простой белой рубашки обнажил шею и верхнюю часть груди. Последние дни Джеффри одевался на утреннюю верховую прогулку очень просто – чтобы тем самым облегчить условия для их опытов, как он сказал, задорно подмигнув. И действительно: накануне он позволил ей снять с него рубашку и как следует рассмотреть его широкую грудь, плоский живот, спину и плечи. Когда же оказывалось, что у него больше не хватает сил выносить эти исследования, Джеффри притягивал ее к себе и страстно целовал.
Сила собственного желания застала Лилиан врасплох. Может, все дело в том, что она никогда не позволяла себе думать об этом, анализировать свои ощущения. Ее грызло чувство вины, но она отбросила его. Ей не хотелось размышлять о том, что она после вылазки в деревню практически прекратила поиски, ради которых появилась в этом доме. Она больше не допускала мысли, что может использовать связь с Джеффри для достижения своей цели, не желала лишать притягательности то, что происходило между ними. В глубине души Лилиан знал, что Джеффри не имеет никакого отношения к тому, что случилось с ее отцом: он уже показал, что честен и глубоко порядочен, – однако его отец и даже мать могли быть как-то с этим связаны. Лилиан клятвенно обещала себе, что, как только любовное наваждение пройдет, вернется к поискам.
Но не сейчас.
Сейчас она слишком увлечена. Впервые в жизни Лилиан ощутила себя женщиной – не диковиной, не сиротой, не вероломным нарушителем, а женщиной, которая познает саму себя.
Первым откровением стало ее собственное распутство, хотя она подозревала, что может вести себя так только с Джеффри. Другим – что ей начинает нравиться фривольное общество, но только в небольшом количестве и когда Джеффри рядом. Они стали подходящими партнерами в висте, а еще она легко разгадывала шарады, хотя была вынуждена с досадой признать, что воспринимает все слишком буквально. Чтобы овладеть мастерством по-настоящему, ей следует научиться расслабляться.
Но мастерство, которым ей хотелось овладеть этим утром, не имело ничего общего с салонными играми и касалось только мужчины, который ехал рядом, только почему-то слишком медленно.
Лилиан послала лошадь вперед, вынуждая Джеффри тоже пришпорить коня: он же должен показывать дорогу, только ему известно, куда они направляются.
Всадники проехали вдоль восточной стороны парка, и вскоре впереди показалось самое большое из трех озер, расположенных в поместье. Джеффри придержал коня. Лилиан последовала его примеру и удивленно оглянулась.
На дальнем берегу озера стояло заброшенное строение, почти скрытое деревьями. Когда они приблизились к нему, Лилиан залюбовалась оригинальной круглой постройкой с колоннами и потемневшими от времени и мха камнями фундамента.
– Как красиво!
Строение удивительно гармонично вписывалось в окружающий пейзаж. Восходящее солнце отражалось в озере и отбрасывало розовые и оранжевые тени на старые каменные ступеньки перед входом.
– Да, – не стал спорить Джеффри, хотя не смотрел ни на что, кроме нее.
Желание, которое чувствовала Лилиан, становилось все сильнее.
– Проект был создан под влиянием восстановленного греческого храма, – сказал Джеффри и наконец отвел глаза. – Мой прадедушка Уильям Уэнтуорт заказал его в конце семнадцатого века. Насколько я понял, на него произвели незабываемое впечатление какие-то древние руины, которые он посетил во время путешествия по континенту.
Он указал на мраморный блок, к которому можно было привязать лошадей, и когда они поднялись по лестнице, Лилиан спросила:
– Но он обладал еще и изрядной фантазией, не правда ли?
Она указала на несколько поблекший расписной потолок с выполненными в виде карикатур сценами из греческой мифологии, и Джеффри рассмеялся.
– Нет, вряд ли. Может быть, Уильям действительно был своеобразный человек, по крайней мере если верить историям, которые я о нем слышал. Дерзкий авантюрист, удивительно удачливый в любви, но вечный неудачник за карточным столом. А нелепый потолок – это работа моего отца.
Лилиан обернулась, услышав что-то странное в голосе Джеффри. В его движениях появилась какая-то скованность, но улыбка казалась беззаботной. И все же что-то было не так, и это огорчило Лилиан. Она остро чувствовала настроение, даже когда он старался казаться веселым. Ясно, что Джеффри любил своего отца, так же как и она любила своего.
– Это было наше место, – сказал Джеффри. – Наш домик у озера. Мой отец… – Он кашлянул. – Мой отец нарисовал все это сам как-то летом. А потом мы нередко приходили сюда и сидели или лежали на полу, смотрели на карикатуры и придумывали смешные истории.
Лилиан подняла голову. Многие изображения на потолке поблекли, но некоторые сохранили яркость красок. Неужели Джеффри занимался реставрацией?
Джеффри распахнул деревянную дверь, которая, к немалому удивлению Лилиан, открылась совершенно бесшумно. Войдя внутрь, она убедилась, что место вовсе не заброшено, и хотя мебели было мало: два мягких стула, кушетка, письменный стол и еще один маленький столик, – выглядела она удобной и красивой.
– Теперь это мое место, когда я здесь, – сказал Джеффри. – Мое личное пространство.
– Поэтому вы начали реставрировать потолок? Чтобы сохранить память об отце? – Лилиан и тут его поняла. С ней было то же самое. Только чтобы сохранить память об отце, она так стремилась изучать химию.
Неожиданно она ощутила нервозность. Джеффри никогда не приводил ее в такое уединенное место. А значит, есть вероятность, что их близость перейдет на новый уровень. Она почувствовала, что груди стали тяжелыми, а соски – очень чувствительными.
– Ваше личное пространство? – повторила Лилиан, искренне сожалея о внезапно исчезнувшей легкости, сменившейся странным томлением, в последние дни ставшим ее частым спутником, и засмеялась: – Жаль. А я-то думала, что строение заброшено, и хотела устроить здесь небольшую лабораторию. Вы не возражаете?
Джеффри медленно подошел к ней и тихо сказал:
– Вовсе нет. Я мог бы еще многим поделиться с вами, Лилиан. Например, этим…
Он потянулся к ее губам. Поцелуй был знакомым и в то же время волнующе другим. В нем появилось нечто такое, чего не было в прошлых. Ее тело моментально отреагировало на призыв, она обхватила его рукой за шею и прижалась к нему, а другой рукой начала расстегивать пуговицы на его рубашке. Больше всего на свете ей хотелось ощутить теплую мягкость его кожи.
– Ай-ай-ай! – Джеффри прервал поцелуй и прижал ее руку к груди. – Не сегодня, мой маленький экспериментатор. Сегодня вы… ты будешь не экспериментатором, а… скажем так, объектом эксперимента.
Лилиан нервно хихикнула.
– Я не могу быть объектом.
– Разве? – Джеффри лениво улыбнулся и снова потянулся к ней. – Все равно будешь.
Когда он вновь завладел ее губами, языки их соприкоснулись, и Лилиан сквозь чувственный дурман ощутила, что вроде бы перемещается назад, а спустя мгновение оказалась на кушетке.
Он устроил ее в самой середине, так и не прервав поцелуя, и его сильные, но удивительно нежные руки ласкали ее лицо, груди, колени… Лилиан ощутила, что ее наполняет жар, такой сильный, что, казалось, еще немного, и одежда начнет дымиться. И словно решив спасти ее гардероб, Джеффри расстегнул пуговицы на ее рубашке, обеспечив прохладному воздуху доступ к разгоряченной коже.
– Сегодня я покажу, на что способно твое тело, дорогая.
– Понимаю… – Лилиан только ахнула, когда рука Джеффри скользнула к ней под рубашку и палец потеребил сосок, отчего тот сразу стал твердым и болезненно чувствительным. – …понимаю, на что способно женское тело.
В ответ она услышала лишь короткий смешок. Джеффри накрыл ладонью ее грудь и, легонько сжав, поправил:
– Ты можешь обладать знаниями, на что способно женское тело, но пока не прочувствуешь все сама, понять не сможешь.
Лилиан кивнула и закрыла глаза, готовая согласиться с любым его заявлением, лишь бы продолжал делать то, что делает.
– К примеру, – снова заговорил Джеффри, – знаешь ли ты, зачем женщине груди?
– Конечно. – Лилиан густо покраснела, но все-таки ответила: – Грудные железы вырабатывают молоко, чтобы кормить младенцев.
– Правильно, дорогая, – серьезно кивнул Джеффри и снова потер подушечкой большого пальца сосок, на что тот отозвался резкой, но очень приятной болью, на которую отреагировал низ живота. Джеффри расстегнул еще одну – последнюю – пуговицу и распахнул ее рубашку, совсем обнажив груди. – Но знаешь ли ты, что не только для этого и сосать женскую грудь может и мужчина?
Она едва не задохнулась, когда Джеффри наклонился к ее груди и пробормотал:
– Позволь я покажу.
Он взял сосок в рот, и Лилиан застонала, не в силах оторвать взгляд от его темной головы у своей груди. Он резко всосал маленькую вершину, ставшую средоточием непередаваемых ощущений, и она закрыла глаза, не выдержав остроты эмоций.
«У меня ведь есть еще одна грудь», – неожиданно подумала Лилиан, и Джеффри, казалось, прочитал ее мысли. Совершенно незаметно она оказалась без рубашки и, схватив его руку, положила себе на вторую грудь, а спустя мгновение почувствовала, как он сосет одну грудь и теребит сосок другой.
О, призрак сэра Исаака! Лилиан понимала, что не сможет выносить эту муку долго, и все же, корчась в сладких муках, мечтала, чтобы они продолжались вечно. Кто знал, что такое возможно? Об этом не упоминалось ни в одной из прочитанных ею книг.
Джеффри оторвался от сосков и окинул ее внимательным взглядом. Его пронзительные глаза потемнели, превратившись в бездонные синие озера.
– Теперь ты понимаешь, какие ощущения могут дарить твои груди, Лилиан?
Его низкий чувственный голос вызвал волну дрожи, и она лишь молча кивнула, не в силах что-либо ответить.
А он тем временем накрыл обе груди ладонями и принялся осторожно мять.
– Лаская груди, я подготавливаю тебя к другому. – С этими словами он неожиданно резко сжал соски пальцами, так что Лилиан ахнула.
– Что ты чувствуешь?
– Я… – Слова давались ей с большим трудом. – Это как… будто невидимые струны протянулись от груди сюда… к матке. Что это? – Лилиан залилась краской, но любопытство все-таки победило смущение, как всегда.
Джеффри удовлетворенно кивнул.
– Сейчас все поймешь. Если продолжить ласки, эти струны становятся все туже.
Он снова опустил голову к ее груди, и Лилиан сжала кулаки, всецело отдавшись изумительным ощущениям. Она чувствовала не только натяжение струн, но и что-то новое, неизведанное, невыразимо сладостное. Оно разрасталось, заполняя ее целиком, пока, в конце концов, ей не показалось, что струны вот-вот лопнут. Она не представляла, что за этим последует, но всем своим существом стремилась узнать, хотя и боялась…
Наконец, прекратив эту сладкую пытку, Джеффри поднял голову. Его горячее дыхание буквально обожгло ее, и Лилиан с удивлением осознала, что он возбужден не менее, чем она. Как интересно!
– Теперь ты чувствуешь?
– Что… чувствую? – Она много чего чувствовала, но главным образом хотела большего.
– Жар между бедрами? И влагу?
Потрясенная его словами, Лилиан все же для чистоты эксперимента кивнула, а потом почему-то почувствовала острую необходимость как можно крепче сжать бедра, что и сделала. Ее буквально пронзило новыми острыми ощущениями, вызвав мучительный стон.
– Восхитительно. Ты практически готова для меня. – Джеффри говорил так, словно ему было трудно дышать. – Для того чтобы подготовить тебя, можно ласкать не только груди. На твоем теле множество местечек, прикосновение к которым особенно приятно, да и сама кожа великолепный проводник чувственной энергии. Будь у нас больше времени, я бы продолжил наш урок.
– Правда? – обрадовалась Лилиан, хотя и понимала, что не должна столь явно выражать свои эмоции. – Значит, эксперимент будет продолжен?
Джеффри засмеялся и положил ладонь ей на живот.
– Да, но на сегодня достаточно: ты уже вполне готова для следующего этапа.
В этот момент она снова почувствовала влагу между бедрами и инстинктивно сжалась.
Джеффри ухмыльнулся и, взявшись за завязку ее панталон, помедлил, будто спрашивая: «Можно?» Лилиан посмотрела ему в глаза и поняла: он предоставляет право выбора ей, – а еще поняла, что хочет узнать все, что он готов ей показать.
– Да…
Из его груди вырвался звук, тихий и низкий: неужели стон? – и от него по всему телу разлилось тепло.
– Ты даже не представляешь, на что способно твое тело.
Лилиан вздохнула с таким облегчением, что даже сама этого устыдилась: наконец-то они займутся любовью!
Джеффри потянул панталоны вниз, и Лилиан подергала ногами, помогая ему, причем почему-то не чувствовала смущения.
– Терпение, дорогая, – усмехнулся Джеффри и накрыл рукой ее пушистый холмик, причем основанием ладони прижался именно к тому чувствительному местечку, откуда исходили невидимые струны.
О боже! Кажется, абсолютно все нервы ее тела сосредоточились именно там. Но разве это возможно? Определенно…
Пальцы Джеффри пришли в движение, и как-то незаметно один оказался там, внутри… Лилиан не смогла сдержаться и, упершись пятками в кушетку, подалась ему навстречу…
– Расслабься, – прошептал Джеффри. – Позволь мне сделать это самому: я знаю, что тебе нужно.
Лилиан застонала, но подчинилась, полностью доверившись этому мужчине. Вот он только…
Палец скользнул глубже, и Лилиан, ощутив, как инстинктивно сжались мышцы, потеряла мысль. Джеффри глухо застонал, и это удивило: разве может он получать удовольствие, если это он ее трогает, а не наоборот? Потом она вспомнила, как сама испытывала удовлетворение накануне, касаясь его тела, и пришла к выводу, что тут требуются дальнейшие исследования. Не сейчас, конечно: почему-то она быстро теряет способность к логическому мышлению.
Вероятно, решив перейти к следующему этапу, Джеффри принялся скользким от ее влаги пальцем описывать круги у самой чувствительной точки, крохотного бугорка, и Лилиан, судорожно втянув воздух, едва не свалилась с кушетки.
Что-то должно произойти – она это чувствовала, – поэтому бормотала:
– Что? Что?…
Джеффри не останавливался, и она ощутила, как в ней что-то накапливается, какая-то новая неизвестная энергия, которая вот-вот вырвется наружу. Понимая, что, похоже, утратила контроль над своим телом, Лилиан выкрикнула:
– Джеффри! Что со мной?…
– Все хорошо. Это совершенно естественно. Не сопротивляйся, и пусть это произойдет.
– Но…
Он накрыл ее рот своим, и этот поцелуй показался ей якорем, который должен был удержать на земле, но не удержал: в следующий миг она воспарила ввысь и исчезла, растворившись в мерцающем слепящем вихре.
Ее тело напряглось и забилось в мучительно прекрасных судорогах страсти. Она закричала, но Джеффри вобрал в себя ее крик. Сквозь звон в ушах она слышала чьи-то стоны, и не сразу поняла, что сама же их издает.
– Все в порядке, дорогая, расслабься.
Волны удовольствия накатывали одна за другой… Наконец она ощутила необыкновенную легкость, будто плыла по спокойному теплому морю. И хоть веки оказались до странности тяжелыми, Лилиан открыла глаза и взглянула на Джеффри, сидевшего на краю кушетки. На лице его застыла самодовольная ухмылка.
– Что это было?
– Такое удовольствие испытывает женщина при совокуплении, – ответил Джеффри спокойно.
Лилиан растерялась. Пусть она и невинна, но ведь не настолько дремуча, чтобы не понять: они не совокуплялись, она даже не дотронулась до его…