Нежный враг Сноу Хизер
– Нет, то есть не совсем… Я почти уверена, что знаю, где оно.
Джеффри поневоле напрягся. До сих пор сокровище было для него красивой сказкой, бесплотной химерой, и только сейчас он понял, что ради него погибли по меньшей мере три человека, учитывая Джосса.
– Думаю, оно в старом колодце, что за домиком у озера.
– В колодце? – удивился Джеффри. – В том, который закрыли по распоряжению отца?
– Да. Твой дядя как раз упомянул о каком-то ученом, который сказал, что там плохая вода.
Джеффри порылся в памяти. Что говорила Лилиан в то утро у шахты? «Мой отец всю жизнь изучал влияние загрязненного воздуха и воды на человеческий организм». И сразу все стало на свои места. Это Чарлз Клэрмонт посоветовал отцу закрыть колодец.
– Даже не знаю, почему я не подумала об этом раньше, – вздохнула Лилиан. – Вся переписка между нашими отцами была зашифрована, кроме последней записки, подделанной твоим дядей. У отца должны были возникнуть подозрения: иначе и быть не могло, – возможно поэтому он и спрятал сокровище.
– Ты полагаешь, что он привез сокровище сюда и опустил в старый колодец, на закрытии которого сам же настоял двумя годами ранее?
– Да. Если бы встреча состоялась, он сказал бы твоему отцу, где оно находится, а если нет – сокровище осталось бы в безопасности.
– Сокровище пролежало там много лет. Подумать только: прямо под носом у дядюшки!
Если Лилиан права, сокровище было здесь еще до смерти отца, за которое его убили. Какая бессмысленная смерть.
Его размышления прервал негромкий стук в дверь. На пороге показался Барнс.
– Прошу меня простить, милорд, но лорды Ливерпул, Веллингтон и Эйвлин ждут вас у входа.
– Да, конечно, спасибо. – Джеффри предложил Лилиан руку. – Пойдем, любовь моя, и давай поскорее покончим со всем этим. Мы должны оставить прошлое в прошлом, чтобы с уверенностью смотреть в будущее. В наше будущее.
Двадцатью минутами позже Лилиан спешилась и привязала Амиру к столбу за домом у озера, с болью в сердце наблюдая за Джеффри – невероятно красивым в мягком свете заходящего солнца, – который раскладывал привезенный с собой инвентарь: веревки, лопаты, куски ткани, старую подзорную трубу.
«В наше будущее».
Что он имел в виду? Настоящий момент и был их будущим. Когда он завершится, все кончится. Она будет вечно благодарна Джеффри за то, что он вернул ее сердце к жизни, но не собиралась обрекать их на брак без любви с обеих сторон.
Ливерпул и Веллигтон держали фонари. Хоть солнце еще и не село, но неизвестно, сколько времени им понадобится. А уж в колодце и вовсе темно.
Лилиан повела мужчин к заросшей тропинке, по которой уже проходила этим утром.
– Это недалеко, дюжина ярдов или около того.
Через несколько шагов юбка зацепилась за колючий куст, и она наклонилась, чтобы ее отцепить, но в тот же миг Джеффри опустился рядом с ней на колени.
– Позволь, я помогу.
– Нет, спасибо. – Лилиан дернула юбку, и ветка с колючками отломилась, больно хлестнув по обожженной ноге. Девушка поморщилась.
– Тебе больно? – встревожился Джеффри.
Лилиан подняла на него взгляд, желая заверить, что все в полном порядке, и утонула в невероятных кобальтовых глазах. Как было бы здорово остаться здесь навсегда, только вдвоем, он и она… Наваждение какое-то! Тревога, забота – это не любовь, напомнила она себе. Им обоим сегодня досталось, вот Джеффри в силу своей порядочности и беспокоится о ее самочувствии. Точно так же он отнесся бы к любому. Кроме того, нельзя забывать, что он явился в дом у озера только потому, что считал ее предательницей. Пройдет какое-то время, беспокойство уляжется, и вернется холодная подозрительность. Да, сейчас ей очень хотелось бы найти приют в его объятиях, но все равно она не сможет выйти за него замуж: это было бы несправедливо по отношению к ним обоим.
– Нет, все в порядке.
Джеффри подал ей руку, и они продолжили путь.
Очень скоро впереди показался колодец. Старые камни не тронуло время – лишь строительный раствор немного раскрошился. Толстые доски, сбитые гвоздями, тоже сохранились, хотя и потемнели.
Лилиан подошла к колодцу и провела по доскам рукой. Нагретое солнцем дерево было шершавым, и железные шляпки гвоздей показались на его фоне удивительно холодными.
– Попрошу вас отойти, мисс Клэрмонт, – сказал Эйвлин.
Несколько сильных ударов – и доски полетели в разные стороны. Топорами работали Эйвлин и Джеффри, а Веллингтон и Ливерпул держали фонари.
Из образовавшегося провала густо потянуло гнилью и затхлостью.
Когда последняя доска была отбита, Джеффри провел рукой по внутреннему краю колодца.
– Здесь ничего нет. Если здесь что-то подвесили, то на чем?
Лилиан заглянула внутрь, но ничего, кроме черноты, не увидела. Тогда она подняла маленький камушек и бросила в колодец. Долгожданный всплеск раздался очень не скоро – значит, глубоко. Сегодня они уж точно не смогут его обследовать – поздно. И все-таки ей не верилось, что отец просто мог бросить бесценное сокровище в колодец. Конечно, если оно было привязано на веревке, за четырнадцать лет в такой сырости она могла сгнить, но хотелось думать, что нет.
– Давайте все-таки посмотрим, – предложила она мужчинам. – Привяжите веревку к фонарю.
Джеффри согласился, и вот уже круг света начал опускаться в черную дыру. Лилиан едва не пританцовывала от нетерпения, только сейчас осознав, как отчаянно хочет, чтобы сокровище обнаружили. Джеффри прав в одном: ей необходимо наконец перестать жить прошлым. Она должна смотреть в будущее, свое будущее. Думая так, она не забывала следить взглядом за попадавшими в поле света участками и вдруг заметила грубо обработанный шип, торчащий из стены, на который была намотана веревка.
– Вот! Подзорную трубу!
Почувствовав в руке прохладную тяжесть, она поднесла трубу к глазу, закрыла второй, чтобы сфокусировать зрение, и скомандовала:
– Опускайте ниже!
Лилиан внимательно следила, как пятно света опускается вдоль веревки все ниже и ниже… И вот он, сверток, перевязанный прямым узлом, – такие любил вязать отец. Но возникла проблема: до конца веревки было невозможно дотянуться.
Лилиан отошла от колодца, положила на траву подзорную трубу и принялась обвязывать веревку вокруг талии.
– Что ты задумала? – спросил Джеффри и, передав веревку с фонарем Эйвлину, направился к ней.
– Хочу, чтобы вы опустили меня в колодец.
Мужчины хором запротестовали, а Джеффри заявил:
– В колодец полезу я! – Взявшись за веревку, он принялся развязывать аккуратный узел, который она только что завязала.
Проклятье! Стоило ему приблизиться, и у нее опять стали путаться мысли.
Встряхнувшись, Лилиан запротестовала:
– Но это же глупо. Во-первых, я самая легкая, а во-вторых – не так важна для общества, как каждый из вас, пэров королевства. К тому же сокровище сюда поместил мой отец, так что у меня больше прав его оттуда достать.
Не обращая внимания на ее слова, Джеффри развязал веревку и, наклонившись к уху, прошептал:
– Никого более ценного, во всяком случае для меня, здесь нет.
После этого, обвязавшись, он бросил другой конец веревки Веллингтону, и тот закрепил ее на дереве.
Эйвлин передал фонарь Ливерпулу, а сам приготовился помогать Джеффри.
«Никого более ценного, во всяком случае для меня, здесь нет». У Лилиан не было времени подумать над этими странными словами. Бросившись к колодцу, куда уже начал осторожно спускаться Джеффри, она с замиранием сердца принялась наблюдать за его движениями. Веллингтон и Эйвлин старались что есть сил, но было видно, что им очень тяжело.
– Дайте мне! Никого более ценного для меня здесь нет, – не слишком вежливо заявила Лилиан и едва ли не вырвала веревку с фонарем из рук Ливерпула.
Тот понимающе кивнул и присоединился к остальным.
Прошло несколько бесконечных минут, и наконец из колодца раздался голос Джеффри:
– Есть!
Глава 30
Барнс вышел из библиотеки, доставив туда по требованию Джеффри горячую воду и полотенца, и занял пост перед дверью, выполняя приказ никого не пускать. Надо отдать должное дворецкому: хоть он и слегка покраснел, бросив косой взгляд на Лилиан, вероятно смущенный тем, что не смог остановить ее раньше, но и глазом не моргнул, увидев своего хозяина с ног до головы в грязи, а остальных гостей, включая премьер-министра, весьма возбужденными и тоже не слишком чистыми.
Лилиан чуть в стороне все еще прижимала к груди сверток, извлеченный из колодца, но уже не напоминала раненого затравленного зверька. Джеффри чувствовал себя примерно так же, когда коснулся проклятого сокровища, за которое их отцы поплатились жизнью. Однако плечи ее оставались поникшими, а глаза смотрели в пол. И Джеффри ощутил смутное беспокойство. Да, она, несомненно, устала и скорее всего еще не отошла от потрясения, напрямую столкнувшись с последним деянием своего отца, но было что-то еще, в этом он не сомневался.
Лилиан старалась не встречаться с ним взглядом, а если случайно это происходило, сразу же отводила глаза. Даже когда он передал ей сверток, она не только не взглянула, но и сделала все возможное, чтобы их руки не соприкоснулись.
Беспокойство росло. Джеффри не мог понять, как сопоставить ее поведение несколькими часами раньше – похожей на влюбленную женщины – с церемонной холодностью статуи сейчас.
Что, если сегодняшних открытий оказалось для нее слишком много? Она теперь точно знала, что Джосс, член его семьи, – убийца ее отца, и доказательство этого у нее в руках. Или, может, все гораздо хуже? Джеффри знал, что внешне очень похож на дядю. Что, если Лилиан не в силах смотреть на него из-за этого? В точности так же он и сам чувствовал себя неуютно наедине с Джоссом, который был копией его отца. Что, если она не сможет с этим смириться? Что, если он потерял ее?
– Давайте посмотрим, – вернул его к действительности голос Ливерпула.
Джеффри, конечно, хотелось увидеть, что в свертке, но еще больше хотелось поскорее покончить с этим, остаться с Лилиан наедине и узнать наконец, что ее беспокоит.
Лилиан подошла к столику, который Эйвлин и Джеффри поставили у камина, и положила сверток на середину. И только когда все собрались вокруг, она подняла на него глаза, и Джеффри кивнул.
Ее ловкие пальчики немного дрожали, но она уверенно разрезала веревку и развернула ткань. Оказалось, что сокровище завернуто еще и в кусок плотной кожи, но и от нее Лилиан тоже избавилась без труда.
Джеффри, затаив дыхание, подался вперед.
Лилиан подняла и медленно развернула… что? Слово «корсет» было слишком простым для такой красоты и великолепия. Может быть, облачение?
– Боже правый! – потрясенно выдохнул Веллингтон, явно ошеломленный, хотя повидал на своем веку немало диковин.
У остальных присутствующих, включая Джеффри, пропал дар речи. Все молча взирали на изумительное творение. Золотая цепь соединяла дюжину квадратных изумрудов, образуя ворот. Камни таинственно мерцали в свете камина. Целая россыпь мелких зеленых камней была соединена в широкий кушак, который опоясывал талию и соединялся с воротником золотой кольчугой. На груди и спине были закреплены самые крупные квадратные изумруды, которые только можно себе представить.
– Это могло принадлежать только царице, – пробормотал Ливерпул.
– Помню, отец рассказывал, что Клеопатра ценила изумруды больше всех других драгоценных камней. Она и положила начало моде на них во всем мире, – сказал Джеффри. – Наверное, эта вещь действительно принадлежала ей.
– Даже предположить не берусь, сколько это все стоит, – проговорил Эйвлин.
Джеффри тоже не мог представить стоимость такого великолепия, но зато теперь понимал, почему дядя так хотел его получить. Даже если не трогать крупные камни, после продажи остальных можно было безбедно жить до конца дней.
– Какова бы ни была цена, – тихо проговорила Лилиан, – эта вещь не стоит трех человеческих жизней.
Джеффри убрал сокровище в сейф: пусть дожидается там, пока Лилиан не решит, что с ним сделать. Девушка молча ходила взад-вперед по комнате. Остальные давно уехали, сославшись на неотложные дела, и Джеффри был этому только рад. Теперь же, оставшись с ней наедине, не знал, о чем говорить, что спросить, боялся лезть в душу.
Когда молчание стало невыносимым, он все же решился на логичный в данной ситуации и безопасный вопрос:
– Ты уже решила, как поступишь с корсетом?
Лилиан резко остановилась: похоже, звук его голоса испугал ее – и хмуро покосилась на сейф. У Джеффри появилось ощущение, что судьба сокровища – последнее, о чем она думает, а значит, ее состояние связано с ним. У него сжалось сердце.
– Я не могу его оставить.
Несмотря на протесты Лилиан, мужчины решили, что сокровище должно принадлежать ей. По сообщению Эйвлина, у Триста не имелось наследников, и Ливерпул предложил отдать корсет Лилиан, раз уж он был передан ее отцу, и только попросил девушку проявлять осмотрительность, если возникнут вопросы.
Джеффри попытался уговорить ее отправиться спать: утро вечера мудренее, – но знал, что это не в ее характере. Кроме того, понял, что от перспективы провести ночь, не ведая, что задумала Лилиан, его бросает в дрожь. Ведь он вполне может, проснувшись, обнаружить, что она снова исчезла.
– Думаю, ты можешь его продать. Уверен, твой отец был бы счастлив знать, что с помощью богатства обеспечил тебе уверенность и безопасность. – Джеффри отлично понимал, что говорит не то. Пора перестать бояться и обсудить наконец единственный вопрос, который был для него жизненно важным. – Хотя, конечно, у тебя не будет необходимости думать о собственной безопасности, когда станешь моей женой.
Лилиан опустила глаза, словно стыдилась чего-то, и у Джеффри упало сердце.
– Я не стану твоей женой.
И хотя Джеффри внутренне опасался, что услышит именно это, слова прозвучали как гром среди ясного неба.
– Понимаю: сегодняшние разоблачения стали для тебя шоком. – Он чувствовал, что всем его существом овладевает отчаяние: когда она едва не погибла у него на глазах, он понял, что не может без нее жить. – Но, Лилиан, я надеюсь, что пройдет время, и ты сможешь простить меня за горе, что причинил тебе мой родственник.
– При чем тут это? – поморщилась Лилиан. – Неужели ты думаешь, что я способна возложить на тебя вину твоего дяди?
К отчаянию добавилась паника: если причина не в этом…
– Тогда в чем дело?
Лицо Лилиан исказилось, и она отвернулась.
– Знаешь, почему твой дядя согласился отвезти меня в домик у озера?
Джеффри молча покачал головой, не в силах вымолвить ни звука.
– Я убедила его, что согласилась на брак из корыстных побуждений, потому что знала: это мой единственный шанс на спасение, – и понимала: узнав о моем отъезде, ты сразу предположишь очередное предательство с моей стороны и бросишься проверить, взяла ли я письма. Я только молилась, чтобы ты застал нас там.
Джеффри от стыда закрыл глаза.
– Любви без доверия быть не может, а ты мне не доверяешь. – Ее голос сорвался. – А значит, никогда не полюбишь меня.
Он услышал шорох ткани, потом почувствовал прикосновение тонких пальцев к своей руке и открыл глаза, чтобы заглянуть в бездонные фиалковые озера.
– Жизнь слишком коротка, чтобы жить без любви. – Лилиан вздохнула и слабо улыбнулась. – Сказать по правде, до встречи с тобой я и не подозревала, что, оказывается, хочу любить и быть любимой, поэтому безмерно благодарна тебе за то, что открыл мне глаза. Поверь, я очень сожалею, что лгала тебе и причиняла боль.
Лилиан отпустила его руку и, направившись к двери, сказала:
– Надеюсь, однажды ты встретишь женщину, которая сумеет завоевать твое доверие и твою любовь.
Джеффри не мог перевести дух, как не мог и вынести мысли, что она сейчас уйдет, поэтому упал на колени и успел поймать ее за руку.
Лилиан остановилась и оглянулась. На ее лице он увидел сомнение и надежду.
И эта надежда вернула его к жизни. Господь милосердный! Она любит его: в этом не могло быть никаких сомнений, – но уверена, что не любит он. Только вот простых уверений в любви будет недостаточно после всего, что он наговорил. Что сказать, чтобы она поверила? И недолго думая он выпалил:
– Я тоже тебе лгал!
Ее губы дрогнули.
– Когда сказал, что любовь не имеет значения, я лгал. – Джеффри знал, что если сейчас не заставит ее поверить в его любовь, то потеряет навсегда, поэтому подавил бурлящие эмоции, стараясь говорить коротко и по существу. – Когда сказал, что никогда тебя не полюблю, я лгал. И когда сказал, что не люблю тебя, лгал тоже. Я не хотел любить тебя, это правда, но ничего не смог с собой поделать.
Лилиан не двигалась, только молча смотрела на него блестящими от слез глазами.
– Я говорил себе, что ты эгоистичная интриганка и любишь манипулировать людьми, как моя мать, но физически чувствовал сострадание, которое исходило от тебя, как аромат яблок и лимона, меня покоривший. Моя мать никогда в жизни никого не пожалела, и я был идиотом, думая, что ты похожа на нее. – Джеффри сделал паузу, чтобы перевести дух. – Можно уметь хорошо притворяться, но невозможно подделать сердцевину человека, его душу, его сущность. А твой ум, сила духа, забота о благосостоянии других людей – все это я любил в тебе и не сомневался, что эти черты – настоящие, но, охваченный злостью и обидой, не желал видеть очевидного.
Джеффри взял ее руки в свои. Она не сопротивлялась, и в его душе вспыхнула надежда. Быть может, если он сумеет убедить ее в искренности своих чувств, она не уйдет.
– Как-то раз, тогда я был уже взрослым, отец признался, что с самого начала знал, что представляет собой моя мать, но любил и надеялся, что любовь сможет ее изменить. А вот я не хотел бы в тебе ничего менять. Если честно, хотел бы только изменить обстоятельства, которые нас свели. Я бы очень хотел, чтобы у тебя не было необходимости лгать, но понимаю, почему ты это сделала, и прощаю.
Лилиан задрожала, и по ее лицу одна за другой покатились слезинки.
– Ты говоришь, что любишь меня, но твои поступки свидетельствуют о другом. Ты же немедленно понесся в дом у озера, узнав о моем отъезде. Значит, не доверял мне. А без доверия…
– Доверие? – Джеффри шумно выдохнул, понимая, что оказался в опасных водах. – Не стану лгать: пришла мне такая мысль в голову. За последние несколько дней слишком много всего произошло. Вся моя жизнь оказалась перевернутой вверх тормашками. Но мне кажется, ты уже начала все возвращать на свои места. С любовью появится и доверие. Вырастет. Процесс уже начался.
Лилиан молчала, и Джеффри, почувствовав головокружение: неужели опоздал с изъявлением чувств? Неужели все кончено? – поднес ее руки к губам.
– О господи, Лилиан, я так тебя люблю.
И ему было наплевать, что, открывая свое сердце, он становится уязвимым, дает ей полную власть. Главное – убедить, что он доверяет ей свою любовь, с которой она вольна поступать как захочет.
– Да, я люблю. И мне очень жаль, что все так получилось. Пожалуйста, прости меня и стань моей женой. Люби меня и позволь любить тебя.
Джеффри легонько потянул ее к себе, предоставляя возможность самой сделать выбор, и – о чудо! – она опустилась на колени с ним рядом.
– Я тоже люблю тебя, Джеффри.
Он со стоном привлек ее к себе, а она изо всех сил обхватила его за шею, прижавшись к груди.
Он бормотал ее имя, отстраняя, чтобы видеть глаза, но желание целовать ее, гладить волосы, плечи, спину оказалось сильнее.
От нее пахло яблоками и лимоном, кожа была чуть солоноватой от слез, и Джеффри буквально задыхался от счастья, надежд и любви. Ее язык раздвинул его губы, и ко всем прочим ощущением добавилось желание, но он постарался с ним справиться. После сегодняшних событий Лилиан измучена, а у них впереди еще целая жизнь.
– Дорогая, тебе нужен отдых.
Но его маленькая смелая экспериментаторша не дала ему развить мысль, закрыв рот поцелуем. Ее руки творили с ним чудеса.
– Это сейчас нужно мне намного больше, чем отдых, – сказала она, на секунду оторвавшись от его губ. – Я хочу заняться с тобой любовью, зная, что между нами больше нет лжи, тайн и недомолвок, – только желание.
– Только желание, – повторил Джеффри. Боже, вот о чем он мечтал.
И наконец дал себе волю.
– Интересно, – задыхаясь, сказал он, сражаясь с одеждой, – мы когда-нибудь займемся любовью в постели?
Ее хриплый смешок вызвал теплую волну, пробежавшую по телу, а прикосновение к фаллосу – целую череду волн, прилив, в котором можно было утонуть.
– Мне кажется, что кровать слишком традиционный предмет для твоей жены, любительницы экспериментов.
Ответом ей стал громкий стон Джеффри – в этот момент он скользнул в ее влажное тепло и стал двигаться, постепенно ускоряя темп.
Через некоторое время, когда к ним вернулась способность дышать и говорить, Джеффри заметил:
– Моя склонная к экспериментам жена еще не знает, сколько открытий ее ждет.
Лилиан наполнила его жизнь экспериментами, о которых можно только мечтать, а он сделает все возможное, чтобы наполнить ее жизнь любовью.
Эпилог
16 июня 1817 года
– Прекрасный день, не правда ли, дорогая? – Джеффри обнял жену за талию и принялся осторожно поглаживать живот, уже начавший едва заметно полнеть. Так он ласкал новую жизнь, растущую внутри.
Лилиан шутливо оттолкнула его и прошептала:
– Не надо, здесь слишком много народу.
Джеффри увидел, что она покраснела до самых корней своих роскошных темно-каштановых волос, которые в последнее время приобрели удивительный лучистый блеск – вероятно, из-за приближающегося желанного материнства. Или от счастья. Ему нравились оба варианта.
Он усмехнулся и убрал руку, чтобы не выдать их тайну: Лилиан собиралась объявить о своем интересном положении через несколько недель, после венчания Пенелопы.
Этим утром был наконец принят акт о занятости бедных – приобрел силу закона – и создана комиссия, члены которой имели право выдавать займы на три года тем, кто намерен создавать новые рабочие места.
А теперь они находились в окружении семьи. Лилиан и ее тетя принесли друг другу извинения и помирились. Что касается его матери, она присутствовала на свадьбе и, к его немалому удивлению, сегодня явилась их поздравить. Хоть он и не ожидал установления теплых отношений между ними, возможно, надежда на мир есть.
– Жаль, что их нет сейчас с нами, а то тоже порадовались бы, – вздохнула Лилиан, и Джеффри знал, что она говорит про их отцов.
Он оглядел собравшихся: студенты, ученые, филантропы и просто любопытные пришли взглянуть на корсет Клеопатры, о котором говорил весь город, после того как Лилиан надела его на свадьбу, а потом супруги Стратфорд подарили этот артефакт Британскому музею.
Пока директор музея произносил хвалебную речь, наполненную полуправдой об истории обнаружения артефакта, и благодарил за находку лорда Эдмунда Уэнтуорта и сэра Чарлза Клэрмонта, Джеффри искоса наблюдал за женой.
Он тоже мысленно благодарил их отцов. Если бы те когда-то не встретились, он бы не узнал Лилиан. Джеффри любовно чмокнул жену в макушку, прижал к себе и сказал:
– Отец гордился бы тобой.
– Твой бы тоже радовался, увидев, каким замечательным ты стал.
Джеффри улыбнулся, очень довольный жизнью и собой. Да, его отец был бы счастлив: сын наконец-то узнал, что такое любить и быть любимым.
Читать бесплатно другие книги:
