Нежный враг Сноу Хизер

Heather Snow

Sweet enemy: A Veiled seduction novel

© Heather Snow, 2012

© Издание на русском языке AST Publishers, 2015

Пролог

Челмсфорд, февраль 1817 года

Отвергнута! Снова! Проклятые мужчины, они не видят дальше своего носа! Похоже, они так и не поняли, что она им предлагает!

Лилиан Клэрмонт вошла в дом через заднюю дверь и постаралась как можно тише закрыть ее. Она не хотела разбудить Карсона, своего дворецкого, в настоящий момент выполняющего обязанности и всей остальной прислуги. На сегодня она отпустила слуг, потому что не собиралась возвращаться, но после того как Лондонское королевское общество с презрением отвергло ее работу о химических веществах в жизни растений, решила не оставаться в Лондоне ни одной лишней минуты.

Раздраженно передернув плечами, Лилиан сбросила плащ. Она бы проглотила обиду и осталась в городе, если бы ей разрешили посетить предстоящую лекцию. Но единственной женщиной, которой удалось переступить порог Лондонского королевского общества, была герцогиня Ньюкаслская, да и то лишь однажды. Лилиан возмущенно фыркнула. Она, конечно, не герцогиня, но надеялась, что, будучи дочерью известного химика, может рассчитывать на допуск в святая святых хотя бы в роли молчаливой гостьи. Тем более что она заручилась поддержкой одного из коллег отца, который занимался ее образованием после его смерти. Увы, нет. Как же она сможет стать первой женщиной – членом Лондонского королевского общества, если ее даже на порог не пускают!

Ее внимание привлек глухой стук.

Лилиан сморщила лоб. Что может Карсон делать в такое время? Ведь уже далеко за полночь!

Раздался громкий треск, за которым последовала целая серия ударов. Как будто на пол сыпались книги.

Девушка быстро пошла вперед по темному коридору. Из открытой двери библиотеки падал свет. Глупый старик! Карсону уже шестьдесят пять лет! Он не должен двигать мебель в такое время, тем более когда некому помочь. А вдруг с ним что-то случится – упадет, например, поранится?

Лилиан вбежала в библиотеку и огляделась в поисках старого слуги.

– Что ты делаешь? Не… – Слова замерили у нее на губах, а глаза изумленно округлились. Она была так потрясена, что застыла на месте, не в силах пошевелиться. В комнате царил разгром. Выброшенные из шкафов книги валялись везде словно перья от ощипанной курицы. Ящики были вырваны из стола и валялись на книгах и каменных плитках пола. Обивка дивана, кресел и стульев вспорота, вазы разбиты, даже растения оказались выдернутыми из горшков, поэтому повсюду была рассыпана земля…

Чья-то ладонь крепко зажала Лилиан рот, и она оказалась прижатой к широкой твердой груди. Жилистая рука перехватила ее поперек туловища. Девушка от страха онемела. Кто? В чем дело? Попытавшись успокоиться, она втянула носом воздух и принялась отчаянно вырываться. Мозолистые пальцы зажали ей нос, и дышать стало нечем.

– Веди себя тихо, – проговорил грубый незнакомый голос.

Лилиан немедленно подчинилась. Ей было отлично известно, что станет с ее телом, если она не получит возможность дышать. И немедленно. Легкие жгло, кровь стучала в висках. Все ее существо жаждало воздуха.

И лишь когда у нее перед глазами замелькали черные точки и сознание стало мутиться, мужчина чуть сдвинул руку и позволил ей дышать носом. Спасибо и на этом.

– Где твоя хозяйка прячет цацки? – требовательно вопросил голос.

Хозяйка? У Лилиан закружилась голова. А, понятно, этот человек принял ее за горничную. Волосы не уложены, простая одежда – Лилиан всегда так одевалась для путешествия. А учитывая, что ее вообще не должно быть в Челмсфорде, это вполне логичное предположение.

Мужчина еще немного сдвинул руку, дав ей возможность прохрипеть:

– Цацки?

– Ну да: брюлики и все такое.

Лилиан лихорадочно искала ответ, но ничего не могла придумать. У нее попросту не было того, за чем явился вор. Что он с ней сделает, когда поймет, что в доме нечем поживиться? Уже и так ясно, что он вандал и готов причинить ей вред. Интересно, что он сделал с беднягой Карсоном? В любом случае старик ей не поможет. Надо что-то придумать. И она пробормотала:

– Не знаю, сэр. Я тут недавно, с Рождества.

Мужчина что-то недовольно буркнул и сделал несколько шагов назад, потащив ее за собой. Лилиан едва успевала переставлять ноги. Она изо всех сил старалась сохранять спокойствие, хотя никак не могла отдышаться, а отчаянно бьющееся сердце, казалось, увеличилось в размерах и теперь занимало все пространство в груди. Мужчина продолжал прижимать ее к себе, однако кисти у нее были свободны, так что, соблюдая максимальную осторожность, Лилиан засунула руку в карман и нащупала маленькую декоративную коробочку, которую всегда носила с собой. В ней она хранила свое огниво – экспериментальную смесь собственного изобретения, с помощью которой можно было зажечь свечу, лампу или газовую горелку в лаборатории. Смесь не могла причинить вреда при попадании на кожу, но если сыпануть ее в глаза, то ощущения будут не из приятных. Девушка осторожно открыла коробочку и захватила щепотку порошка. Быть может, если все получится, мужчина ее отпустит. Лилиан еще никогда не приходилось причинять вред кому бы то ни было, но сейчас обстоятельства были особыми. Она должна сделать все возможное, чтобы освободиться и позвать на помощь.

Хватка грабителя слегка ослабла, когда он попытался вывести ее за порог. Сейчас или никогда. Лилиан ткнула острым локтем его в бок, развернулась, поднесла другую руку к губам и сильно дунула, засыпав грабителю глаза и лицо порошком.

– О боже! – воскликнул мужчина, инстинктивно закрыв руками лицо.

Лилиан не упустила свой шанс: выскочила из комнаты, пробежала по темному коридору, потом через кухню на улицу и остановилась лишь через четверть мили, когда достигла соседнего поместья.

Спустя три дня в доме Лилиан все опять вошло в свою колею. К тому времени как она вернулась с помощью, грабитель уже скрылся. Карсона они нашли без сознания и с большой шишкой на голове. Впрочем, он быстро пришел в себя от микстуры, которую она приготовила специально для него в лаборатории отца, теперь ставшей ее рабочим кабинетом.

Лилиан любовно погладила толстый том по эвдиометрии[1] и аккуратно поставила на полку. Поскольку большинство книг было в беспорядке сброшено на пол во время ограбления, она решила заново составить каталог своей богатой библиотеки. Но происшествие продолжало ее беспокоить. Она, разумеется, слышала, что после окончания войны количество преступлений в Англии значительно возросло, но одно дело слышать, а другое – пережить. Местный магистрат пришел к выводу, что ее дом был выбран грабителем потому, что она уехала на несколько недель из города, и отдал должное мужеству Лилиан, сумевшей обратить бандита в бегство.

Она спустилась по стремянке, взяла другую книгу – эта была посвящена атомной теории Джона Дальтона, – вытерла с нее пыль и поставила на полку. Книга слегка перекосилась – что-то на полке ей мешало. Лилиан опять ее достала, присмотрелась, но ничего не увидела и, пожав плечами, вернула на полку, а чтобы стояла ровно, с силой на нее нажала. И услышала щелчок.

Странно. Она сняла книгу и увидела в стене за полкой трещину. Нет, не трещину, а щель. Дверца? Лилиан решила, что, должно быть, ненароком нашла какой-то тайник. Любопытная, как все женщины, она стала аккуратно сдвигать книги в сторону и в конце концов сумела открыть дверцу. Это действительно был тайник, и в нем что-то лежало.

Она протянула руку, достала из тайника небольшой сверток и в задумчивости уставилась на него. Что это может быть? Он довольно легкий, как тонкая книжка. Может быть, какие-то бумаги?

Лилиан спрыгнула на пол. Любопытство взыграло настолько, что она позабыла обо всех своих прежних тревогах. Клэрмонт-коттедж находился в собственности ее семьи на протяжении восьми поколений, так что в тайнике могло быть все, что угодно. А вдруг здесь какие-то бумаги ее отца? Одна только мысль об этом заставила ее сердце затрепетать. У нее почти ничего от него не осталось – только несколько научных статей и листки с закодированными посланиями, которые она должна была расшифровать (такая игра у них была в последние месяцы его жизни). Он ушел из жизни неожиданно, совсем молодым – пал жертвой разбойного нападения. Человек в самом расцвете сил редко задумывается о том, что он оставит детям.

Она протерла стол, села и положила перед собой сверток. Ткань, в которую он был завернут, слегка пожелтела от времени, но не выглядела очень уж старой, так что спрятать его в тайник вполне мог отец. Лилиан потребовалось все ее самообладание, чтобы медленно и аккуратно развернуть ткань, а не сорвать одним рывком. Под тканью оказалось две стопки писем, перевязанных красными ленточками. Любовные письма? Быть может, это переписка между мамой и папой? Это было бы чудесно! Ведь она совсем не помнила свою мать.

Лилиан взяла одну из стопок и развязала ленту. Узел поддался легко, и она развернула первый лист:

«26 мая 1803 года. Весна в этом году волшебная. От мрачного зимнего уныния не осталось и следа. Нам повезло продать на ярмарке в Шропшире больше овец, чем когда-либо раньше».

Проклятье! Она с шумом выдохнула и откинулась на спинку кресла. Это вовсе не любовные письма. По крайней мере, не письма ее родителей. Ее мать к тому времени уже семь лет была на том свете – умерла, когда Лилиан было три года.

Она заглянула на последнюю страницу письма и обнаружила, что оно не подписано. Девушка быстро просмотрела остальные. Все они были написаны одним почерком в период с мая по декабрь 1803 года, но в них не было и намека на автора. Письма оказались совершенно неинтересными. В них шла речь о погоде, сельском хозяйстве и прочих скучных вещах. Какое разочарование!

Лилиан взяла вторую стопку и развязала ленточку. Эти письма были написаны по-французски размашистым мужским почерком. Нахмурившись, девушка пробежала глазами страницу, потом просмотрела еще несколько. В этих письмах было не больше смысла, чем в их английских аналогах. Зачем хранить такую чепуху? И с какой стати прятать в тайнике?

Встряхнув ткань, она обнаружила в складках еще один листок с остатками сломанной красной сургучной печати и развернула, ожидая найти еще что-нибудь интересное – ну, скажем, соображения о применении конского навоза в качестве органического удобрения.

«19 декабря 1803 года. Мы в опасности! Встретимся через два дня в то же время, в том же месте».

Лилиан тихонько ахнула: 19 декабря? За два дня до убийства ее отца?

«Встретимся через два дня».

Отец встречался с кем-то в ночь, когда на него напали.

На Лилиан нахлынули воспоминания…

Папе обязательно понравится ее рождественский подарок. Возможно, он даже не станет ее ругать за то, что играла в лаборатории. Все-таки непонятно, почему ей не позволено заходить туда в его отсутствие, ведь ей уже десять лет. Не маленькая.

Лилиан взяла пипетку, чтобы добавить несколько капель хлорида кобальта в приготовленную смесь химикатов. Подумать только – ее собственные невидимые чернила! Она не знала, что тревожило отца в последнее время, но определенно не лабораторные опыты. Он все время куда-то уходил, напряженно о чем-то думал, но всегда находил время поиграть с ней. В последнее время его излюбленной игрой стали закодированные сообщения, которые ей приходилось разгадывать. Именно поэтому она решила изобрести невидимые чернила, чтобы перевести их игру на другой уровень. Теперь она сможет оставлять отцу невидимые сообщения, а ему придется определить, какое химическое вещество сделает их видимыми. Лилиан очень хотелось как можно скорее испробовать свое изобретение.

Над головой раздались тяжелые шаги. Лилиан подняла глаза на потолок. Послышался громкий голос, но слов она не разобрала – пол верхнего этажа, сделанный из прочного дерева и камня, покрывал толстый ковер. Быстренько убрав с глаз долой химикаты, она отправилась наверх.

Завернув за угол, она застыла, а сердце почему-то забилось в горле. Папа вернулся? Да… Но почему он лежит на полу? И почему Карсон, склонившись над ним, кричит, чтобы позвали доктора? Она спросила, почему папе нужен доктор, но на нее никто не обратил внимания. Лилиан подошла ближе, и от увиденного упала на колени, у нее перехватило дыхание. Лицо и шея папы представляли собой кровавое месиво, из носа, рта и ушей тоже текла кровь.

– Что случилось, сэр? Это грабители? – выкрикнул Карсон.

Голова раненого дернулась.

– Пре… – Он судорожно вздохнул, из груди его вырвался странный клокочущий звук, заставивший Лилиан похолодеть, и прохрипел: – …дали.

Она понятия не имела, что сказать, что сделать, как помочь, и только рыдала:

– Папа! Папа!..

Отец нашарил ее руку и так сильно стиснул запястье, что Лилиан застонала. По ее щеке текли обжигающе горячие слезы. Отец устремил на нее пристальный взгляд одного глаза, который еще мог открыть.

– Найди их… У лета.

Лето? Испуганная и сбитая с толку девочка ничего не понимала.

– Что?

– У лета… – Его рука ослабела и бессильно соскользнула на пол. Отец провалился в беспамятство и в себя так больше и не пришел.

– Пре, – пробормотала Лилиан. – …дали. – В то время все это не имело никакого смысла. Но теперь… Она опустил глаза на письмо, которое держала в руке. «Мы в опасности! Встретимся через два дня в то же время, в том же месте». – Пре…дали. – Она почувствовала, как к глазам подступили слезы. Смерть ее отца не была случайностью. Его заманили в ловушку. Этой самой запиской.

Она еще несколько секунд смотрела на записку, потом схватила английское письмо и положила рядом. Почерк явно один и тот же. Письма не подписаны, но на последней записке сохранилась часть печати. Писал аристократ.

Лилиан бросилась к книжным полкам и стала жадно всматриваться в корешки. Где же? Где? Наконец-то! Вот он! Генеалогический справочник английской аристократии нашелся в дальнем углу. В этом доме он не пользовался популярностью. Судя по покрывавшему его толстому слою пыли, справочник никто не брал в руки уже лет пятнадцать. Но информация из него никуда не делась! Лилиан положила толстый том на стол и принялась быстро листать, сравнивая изображенные там печати аристократических родов с той, что имелась у нее в руке.

Сегодня она узнает, кто предал ее отца. И позаботится, чтобы предатель получил по заслугам.

Глава 1

Шропшир, апрель 1817 года

Джеффри Уэнтуорт никогда не хотел быть графом, но, став таковым, твердо усвоил одно: граф может выйти сухим из воды практически в любом случае, – и теперь искренне надеялся, что в случае убийства собственной матери – тоже.

– Я, наверное, чего-то не понимаю, мама, – из последних сил сдерживаясь, чтобы не стряхнуть дорожную грязь с одежды прямо на девственно-чистый пол гостиной, едва не прорычал Джеффри. – Ты вызвала меня с заседания парламента под предлогом срочной необходимости. – Пытаясь сдержать гнев, он замолчал и судорожно сглотнул, чувствуя, что еще немного, и он перейдет на крик. Видит Бог, он едва не загнал коня, стараясь добраться сюда как можно быстрее, и разбередил старую рану, которая теперь болела нещадно. – И все потому, что тебе захотелось пригласить на несколько дней гостей?

Женевьева Уэнтуорт, графиня Стратфорд, спокойно сидела у камина на низком диванчике, обитом яркой тканью с цветочным рисунком, словно перед ней был заглянувший на чай гость, а не сын, проделавший долгий путь верхом, повинуясь ее срочному вызову. Джеффри подозрительно разглядывал мать. Да, она всегда славилась невозмутимостью, но ведь и он уже давно не мальчик. Всем известно, что он мог одним взглядом заставить нервничать и суетиться даже самых опытных, прошедших огонь и воду солдат. Но мать, столкнувшись с его гневом, даже бровью не повела. Странно, но, похоже… она выглядит довольной, даже торжествующей. У Джеффри внутри что-то екнуло. Она явно задумала какую-то гадость, а это значит, что всем мужчинам из ее окружения следует быть начеку.

– Джеффри, дорогой, сядь, пожалуйста. У меня уже шея устала. Тяжело все время смотреть на тебя снизу вверх. – Она изящным жестом указала на кресло напротив.

– Свернуть бы ее тебе, – пробормотал он себе под нос, проигнорировав ее предложение, несмотря на боль в спине. Покосившись на пожилого мужчину, стоявшего рядом с креслом матери, он неприязненно буркнул: – И ты, Брут?

Его дядя Джосс, слабохарактерный и легкоуправляемый, никогда не смел перечить его матери. Вот и сейчас, хоть и старался сохранить некое подобие достоинства, произнес:

– Знаешь, мой мальчик, я полностью согласен с твоей мамой. Тебе давно пора выполнить свои обязанности перед семьей и дать ей наследника.

Дьявол! Вот, значит, в чем дело. Но ничего у них не выйдет. Он поест, выспится и уже завтра утром будет на пути в Лондон. Новый закон о бедных не напишется сам собой, а его необходимо закончить к середине следующего месяца. Более того, накануне Джеффри получил крайне неприятное письмо, с которым нужно срочно разобраться. Надо вернуться в город и выяснить, насколько обоснованны претензии шантажиста. В письме содержался намек на то, что его покойный брат платил негодяю, чтобы защитить семью, но только Джеффри никак не мог поверить, что Уэнтуорт мог совершить предательство. В любом случае угроза должны быть нейтрализована.

– Устраивай свои балы, приемы и вечеринки когда хочется, мама. Я никогда не ограничивал тебя в средствах. – Джеффри развернулся и направился к двери, дабы избежать дальнейших разговоров о долге. Теперь боль в спине усилилась настолько, что отдавала в ногу, и он слегка прихрамывал. Проклятье! Он выполнил свой долг и едва не поплатился за это жизнью, но матери это не дано понять. Для нее понятие «долг» включает в себя лишь одно – произвести на свет наследников титула. – В обозримом будущем у меня очень много дел в парламенте, так что, прошу тебя, не создавай мне лишних неудобств в виде бесконечных приглашений.

Он уже переступил было порог – пыльный сапог выглядел особенно непрезентабельно на полу из розового мрамора, – когда слова матери заставили его похолодеть:

– Не я, дорогой мой, принимаю гостей, а ты.

«Я?» Джеффри замер на пороге. Прошло несколько долгих мгновений, прежде чем он осознал, что мать имеет в виду.

Внутренности в животе сжались в кулак. Бешеная скачка в Сомертон-Парк вконец расшатала нервы и притупила внимание. Он-то посчитал, что всему виной весенние дожди, но… Не может быть! Хотя… только великое множество экипажей могло оставить такие глубокие колеи на подъездной дороге. Он хмуро огляделся по сторонам.

Где, черт возьми, слуги? Он не видел еще никого, даже Барнс его не встретил. Конечно, Джеффри не стал ждать и пошел прямо к матери, но еще не бывало такого, чтобы ни в холле, ни на лестнице ему не встретилось ни одной горничной.

Если только все они не заняты устройством гостей.

Он медленно обернулся и злобно воззрился на членов своей семьи. Приветливая улыбка моментально слетела с физиономии дяди Джосса: можно предположить, что ему не понравилось выражение лица Джеффри, – но леди Уэнтуорт продолжала улыбаться, только в глазах ее появился тот самый блеск, что вселял ужас во всех титулованных холостяков христианского мира.

Несмотря на усилившуюся хромоту, Джеффри подошел ближе к ее креслу и мысленно вознес молитву Всевышнему, обещая исполнить любой обет, если его подозрения окажутся ложными.

– Что ты задумал на сей раз?

– Взяла дело в свои руки, дорогой. – Не переставая улыбаться, она встала, подошла, громко шурша юбками, к своему секретеру и достала из ящика лист бумаги. – Я уже некоторое время наблюдаю за молодыми леди соответствующего возраста, положения и характера – начала еще до твоего возвращения с фронта. Война дает прекрасную возможность оценить человеческое достоинство не только на поле боя, но и дома, в тылу. Будущая графиня Стратфорд должна быть совершенной во всем.

Вероятно ожидая, что сын по обыкновению начнет возражать, как всегда поступал его старший брат, когда был жив, леди Уэнтуорт сделала паузу, а не дождавшись, удивленно хмыкнула. Но это был тот редкий случай, когда Джеффри был полностью с ней согласен, поэтому промолчал, хотя и знал, что совершенных людей в природе не существует.

– К сожалению, нескольких весьма перспективных кандидаток мы упустили – они недавно вышли замуж, – но в моем списке еще остались прекрасные экземпляры, из которых есть что выбрать, – удовлетворенно сказала графиня, глядя на листок, который держала изящными пальчиками с безукоризненным маникюром.

– Совершенно верно, – оживился дядя Джосс. – Я даже сам добавил туда несколько имен. И все девицы здесь как на выставке. К твоим услугам.

Заметив, что дядюшка ему подмигнул, Джеффри удивился: похоже, они не сомневаются, что он подчинится и немедленно приступит к реализации их плана. Судя по всему, они хотят, чтобы он провел ускоренный раунд ухаживаний за какой-нибудь девицей, пока гости будут жить в его доме, и к концу недели сделал предложение.

Не дождутся.

Джеффри расправил плечи, вздернул подбородок и принял воинственную позу, которая стала для него естественной во время службы.

– Надеюсь, для своих гостей, помимо занимательной игры «Кто поймает графа», вы запланировали и другие развлечения, иначе они будут сильно разочарованы.

И он, стараясь не хромать, направился к двери, искренне сожалея лишь об одном: не видать ему горячей еды и полноценного ночного отдыха, – и размышляя, выдержит ли его лошадь двухчасовую поездку до ближайшего постоялого двора. Но в любом случае подобный диктат терпеть нельзя. В конце концов, у мужчины должны быть принципы. Он не позволит, чтобы ему навязали невесту. Да, графский титул – это серьезно, и спасти семью от разорения, на грань которого ее поставила беспечность отца, – его долг. Но невеста?…

Никогда. Он женится только по собственному выбору. И у него есть особые соображения относительно будущей жены, которые его мать наверняка не поймет.

– Прежде чем ты уйдешь, – вслед ему проговорила графиня, как и прежде, совершенно спокойным голосом, – должна сообщить, что, когда рассылала приглашения – разумеется, используя твою печать, – я включила в число гостей графов Нортумберленда и Манчестера. Ну и виконта Холбрука, конечно. Кажется, еще лорда Годдарда. И все они с благодарностью приняли приглашение.

Джеффри замер, так и не переступив порог. Она разослала приглашения от его имени, используя его печать! Видит Бог, любого другого он бы отправил за это в Ньюгейт. Дьявол! Мысль показалась ему невероятно, просто-таки до неприличия, привлекательной. Интересно, как она добралась до печати, если та хранится в его кабинете под замком? Придется забрать ее отсюда. Но теперь у него появилась другая проблема. Она пригласила весьма влиятельных людей, его потенциальных политических союзников, которых он не мог позволить себе оскорбить. Откуда ей известно, что он уже некоторое время ищет возможность заручиться их поддержкой?

Эта женщина знает все.

Джеффри закрыл глаза. Приходилось признать, что его переиграли. Мать сумела организовать весь этот фарс, и до него не дошло никаких слухов. Абсолютно никаких. Если бы он так же недооценивал французов, ему бы не удалось пережить двенадцать долгих лет войны.

В очередной раз обернувшись, Джеффри взглянул на мать с невольным уважением. Она так же спокойно улыбалась, но пальцы, сжимавшие пресловутый листок, побелели. Значит, она не была так уж уверена в его капитуляции. Это не могло не радовать, хотя, конечно, и не особо утешало.

Она не оставила ему выбора.

– Что ж, мама, этот раунд за тобой, – признал Джеффри, коротко кивнул и наконец-то вышел из комнаты.

От досады он шлепнул перчатками, которые сжимал в руке, по ноющему бедру и, хромая, стал подниматься по лестнице в свои комнаты, думая только об одном: «Это сражение она выиграла. Но я выиграю войну».

Мисс Лилиан Клэрмонт растянула губы в вежливой улыбке – по крайней мере, надеялась, что ее лицо ничего не выражает, кроме вежливого любопытства, – и принялась рассматривать Сомертон-Парк. Загородный дом графа Стратфорда оказался довольно привлекательным для логова льва, но и Колизей, говорят, тоже впечатляет.

Пока ее тетя и кузина выбирались из экипажа, Лилиан внимательно разглядывала внушительное сооружение из красного кирпича. Фасад украшал высокий портик с массивными колоннами. Здесь каждый камень, каждая черепица говорили о богатстве и власти семейства Уэнтуорт.

Лилиан сглотнула, машинально продолжая улыбаться. Хорошо ли она продумала свое поведение? По силам ли ей то, во что она собирается ввязаться?

– Поспешите, девочки! – прервал размышления Лилиан встревоженный голос тети Элизы. – Мы приехали слишком поздно. И все из-за этого ужасного экипажа. Нам повезет, если удастся придать вам приличный вид до ужина. – Она осмотрела с ног до головы Лилиан и свою дочь Пенелопу. – Борьба за Стратфорда будет нешуточной. Юным леди нечасто удается пообщаться с ним на каком-нибудь социальном мероприятии, так что уж к этому все они подготовились со всей возможной тщательностью и наверняка уже начали демонстрировать ему свои достоинства – для этого у них было как минимум полдня. А мы в это время были вынуждены ждать, пока в нашем экипаже починят колесо. – Она огорченно пощелкала языком, напомнив Лилиан хлопотливую курицу. – Надо же, как все неудачно начинается. Первое впечатление – самое важное. Нередко именно от него зависит, кем станет девушка: леди или обычной миссис.

Пенелопа с видом заговорщицы подмигнула Лилиан, а та почувствовала острую неловкость. Вопреки тому, в чем убедила тетю, она вовсе не думала заманивать Стратфорда в брачные сети. У нее была только одна цель: раскрыть убийство своего отца.

Лилиан сунула руку в карман и нащупала сургучную печать, которая и привела ее в этот дом. По спине пробежали холодные мурашки, и девушка, нахмурившись, внимательно осмотрела окна фасада. У нее появилось странное ощущение: неожиданно показалось, что дом знает, зачем она сюда явилась, и следит за ней. Лилиан тряхнула головой, постаравшись избавиться от нелепой мысли.

Она почти не обратила внимания на элегантный холл с римскими колоннами и изящными лепными украшениями. Да и роскошная лестница, по которой она поднималась вслед за тетей и кузиной, не привлекла ее внимания. Возбужденный разговор родственниц – их голоса звенели, отражаясь от мраморных стен и пола, – она едва слышала. Лилиан старалась заставить себя успокоиться и глубоко дышать, но это было чрезвычайно затруднительно, поскольку обруч, стиснувший грудь, все время сжимался. Наконец она оказалась в львином логове.

Ее переполняли решимость и волнение. Теперь-то она все узнает. Здесь она раскроет тайну смерти отца. Лилиан почти сразу догадалась, что найденные ею письма зашифрованы, но ни одно из них не было написано рукой отца. Она могла только предположить, что его письма спрятаны где-то в другом месте.

Она снова ощутила уже знакомую боль. Как же ей не хватает отца! Боль разрывала сердце, а воспоминания о том страшном дне совсем не потускнели, словно все произошло только вчера. Она помнила мягкую улыбку папы, бесконечное терпение, с которым он отвечал на сотни ее вопросов о работе, о мире… о маме. Как она любила слушать его негромкий голос!

«Найди их у лета». Его последние невнятные слова часто приходили ей на ум. Но только когда обнаружила, что печать принадлежит дому Стратфордов, Лилиан поняла, что имел в виду отец. «Найди их у лета». Он сказал не «лето», как ей казалось раньше, а «в Сомер…»[2]. Да, письма, которые ей необходимы для расшифровки, находятся здесь, в Сомертон-Парке, и у нее есть только две недели, чтобы их найти.

Горничные суетились в просторной комнате, которую Лилиан предстояло разделить с сестрой. Пенелопа, не дождавшись, пока разберут их багаж, начала работать над своей частью плана – выбирать наряды.

Совершенно бесполезная в вопросах моды, Лилиан нашла блокнот и карандаши, намереваясь прежде всего составить план дома, чтобы, как только приличия позволят ускользнуть, начать поиски.

– Было совсем не просто собрать для тебя приличный гардероб за столь короткое время. Мадам Тромпо пришлось работать день и ночь. – Пенелопа вздохнула. – Мама так разволновалась, узнав, что ты задумалась о замужестве, что даже не обратила внимания на существенное увеличение цены за срочность. Ты не должна была вселять в нее такие большие надежды.

Лилиан скользнула взглядом по роскошным тканям и сверкающим драгоценностям.

– Я думала, она знает меня лучше. Тетя годами упорно пыталась представлять мне кавалеров, от знакомства с которыми я отказывалась с ничуть не меньшим упорством. Мне действительно жаль, что из-за меня ей пришлось потратиться, но я намерена вернуть ей деньги.

Как-нибудь. Наследства, оставленного Лилиан отцом, хватало, чтобы вести независимую жизнь, но без каких-либо излишеств.

Пенелопа, увлеченно рывшаяся в сундуке в поиске туфелек и перчаток, выпрямилась и оглянулась.

– Перестань. Мы достаточно богаты. Удовольствие, которое получит мама, пытаясь тебя сосватать, будет ей достойным вознаграждением. Скажу честно, я никогда не забуду восторга на ее лице, когда ты попросила достать для тебя приглашение в Сомертон-Парк. Она считает, что получила последний шанс увидеть тебя устроенной, и намерена максимально использовать его. Знаешь, ее ужасно раздражает, что в завещании твоего отца нет ни слова о замужестве. Так что, полагаю, ты еще не осознаешь, что тебя ждет.

Лилиан застонала.

Пен приложила к ней платье и задумчиво прищурилась.

– Пастельные тона тебе не подходят. Темно-синий или красновато-лиловый цвет смотрится на тебе значительно лучше. – Пенелопа тряхнула головой, и ее тугие локоны весело запрыгали по плечам и спине. – Но поскольку в этом сезоне в моде нежные оттенки, остановимся на цвете лаванды. Он подчеркнет необычный лиловый оттенок твоих глаз.

Лилиан дождалась, когда горничные окажутся от них подальше, и сказала:

– Меня это абсолютно не интересует. Просто все должно выглядеть так, будто я сюда явилась, как и другие девицы, чтобы заполучить графа. Рассчитываю, что здесь будет достаточно много женщин, чтобы отвлечь внимание Стратфорда от моей скромной персоны. Тогда я буду свободна и смогу заняться расследованием.

Пенелопа разложила выбранную ею одежду на кровати и повернулась к Лилиан.

– Я сыграю свою роль, как и обещала, хотя не думаю, что Уэнтуорты как-то замешаны в смерти дяди Чарлза.

– Не вижу другого объяснения, Пен. Папа получил письмо от кого-то из этой семьи и отправился навстречу своей гибели. Его предал один из Уэнтуортов.

Упорство Пенелопы в отстаивании своей точки зрения раздражало, но Лилиан постаралась это скрыть. Она не могла ее винить за сомнения, потому что не смогла заставить себя рассказать ей обо всех своих подозрениях.

Когда Лилиан поняла, что письма зашифрованы, у нее сформировалась некая версия. В то время ей было всего десять лет, но она хорошо помнила, что в последние недели перед гибелью отец вел себя странно: все время куда-то спешил, казался задумчивым, отстраненным, скрытным. Да и время было смутное. К моменту написания первого письма Амьенский мир был уже нарушен, противостояние между Англией и Францией в мае возобновилось. Зачем отцу шифровать письма на французском языке и от покойного графа Стратфорда уже после объявления войны? Учитывая слова папы о предательстве и обстоятельства его насильственной смерти, можно предположить, что он вместе с одним из Уэнтуортов был вовлечен в какие-то шпионские игры, но что-то пошло не так.

Лилиан понимала, что обвинение достаточно серьезное и, чтобы решиться его озвучить, нужны доказательства. Именно их она и намеревалась обнаружить в Сомертон-Парке.

– Если все так и есть, – тревожно проговорила Пенелопа, – Уэнтуорты определенно не захотят, чтобы об их участии стало известно. Поэтому будь осторожна.

Девушка резко отвернулась и занялась выбором платья для себя, а Лилиан судорожно прижала к груди блокнот, до глубины души тронутая заботой кузины.

– Вот вы где! – В комнату вплыла тетя Элиза, одетая в вечернее платье из бирюзовой органзы, с бирюзовым же тюрбаном на голове, закрывающим волосы. На ее лице была написана решимость немедленно доставить своих подопечных в гостиную – к обществу. – Чем это ты занимаешься? – углядев в руках у Лилиан блокнот, в недоумении воскликнула тетушка, совершенно не понимая, как можно уделять внимание всякой ерунде в данной ситуации. Она никогда не понимала племянницу и, наверное, уже не поймет. Крепко взяв Лилиан за локоть, она повела ее к ширме. – Вы обе должны немедленно умыться и одеться.

Горничная принесла лавандовое платье, которое Пен выбрала для нее, и Лилиан начала поспешно умываться, напряженно размышляя о предстоящей встрече.

У Лилиан были причины для волнения. Теперешний граф – соратник Веллингтона и к тому же достаточно влиятельная политическая фигура. Вряд ли ему понравится, если участие кого-то из членов его семьи в убийстве ее отца будет предано гласности. Ей придется тщательно следить за собой, чтобы ничем не выдать истинной причины появления на этой ярмарке невест. Если граф заподозрит, зачем она явилась в его дом, ее в момент вышвырнут на улицу.

Это в лучшем случае, но не следует забывать, что может произойти и что-нибудь похуже. Ни на одно мгновение.

– Как я и опасалась, самое начало мы пропустили, – проворчала тетя Элиза, когда они вошли в заполненный гостями салон. Роскошно одетые люди прогуливались по просторному залу, собирались группами, беседовали. Женщин было больше, чем мужчин, и всех их отличало воодушевление от важности стоящей перед ними задачи. Повсюду, на сколько хватало глаз, виднелись заинтересованные сияющие лица. Блеск драгоценностей буквально ослеплял. И в этом не было ничего удивительного: один из самых завидных женихов Лондона намерен выбрать себе невесту.

Тетя возвысила голос, чтобы перекричать шум:

– Вниманием графа вполне уже могла завладеть одна из этих девиц. – Она вытянула шею и оглядела салон поверх голов. – Я не вижу Стратфорда, но, судя по количеству женщин, собравшихся в дальнем углу, он где-то там. – Тетя кивком указала направление и скомандовала: – Пошли.

Лилиан послушно побрела за тетей и кузиной, лавируя среди шуршащих юбок из тафты и шелка, едва не задыхаясь от навязчивых приторных запахов, немыслимого смешения ароматов цветов апельсина и туберозы, жасмина и плюмерии – и это только те, которые она сумела распознать. Оказывается, смешение разных запахов способно вызвать тошноту, даже если каждый из них сам по себе приятен. У Лилиан в животе что-то противно свернулось в комок, и она ускорила шаги, чтобы, упаси бог, не опозориться при первом же знакомстве с семейством Уэнтуорт.

Она была довольно высокой для женщины, но тем не менее почти ничего не видела за высокими прическами и украшенными перьями головными уборами. Медленное движение по залу напомнило ей о детских опытах. Когда ей было семь, Лилиан решила выяснить скорость передвижения улиток и довольно долго наблюдала и записывала данные о расстоянии, которое преодолели шесть экземпляров разного размера, и времени, которое они на это потратили. В среднем они преодолевали четыре дюйма каждые семь минут. Лилиан тряхнула головой, избавляясь от непрошеных воспоминаний. Улиткам удалось бы добраться до графа Стратфорда быстрее, чем ей.

Она вгляделась в людское море, стараясь угадать, кто из присутствующих этот самый граф.

– Он красивее своего брата, правда? – сказала немолодая матрона своей дочери.

Лилиан повернула голову. Ей нужны были любые крохи информации о своем потенциальном противнике.

– Веллингтон сказал, что Стратфорд являет собой образец настоящей английской отваги…

– Он едва не погиб, спасая жизнь солдату.

– Настоящий герой! – воскликнула какая-то дама с драматическим вздохом.

Герой. Лилиан нахмурилась. Это противоречило ее представлениям о графе, хотя она, конечно, слышала рассказы о его храбрости на войне.

– Понятно, что он погладил кое-кого против шерсти с этим законом о бедных, но у всех великих людей есть свои крестовые походы. Ну ничего, остепенится и образумится. Главное, чтобы он оказался в правильных руках.

Если верить собравшимся, граф прямо-таки образец совершенства.

Лилиан стиснула зубы. Возможно. Но герой он, святой или крестоносец, не имеет значения. Она выяснит, что случилось с ее отцом, даже если навсегда погубит репутацию Стратфорда.

– Наконец-то, – проворчала тетя Элиза, добравшись до плотной толпы, окружившей хозяев, и, без стеснения работая локтями, пробилась вперед.

Лилиан и Пенелопа последовали за ней, и Лилиан сделала глубокий вдох и приготовилась встретиться лицом к лицу с врагом.

– Леди Беллшем, вы наконец прибыли. – Элегантная дама, предположительно графиня, сделала шаг вперед, приветствуя их.

Рядом с ней стояли двое мужчин, и один был значительно старше. Лилиан пришла к выводу, что это дядя графа, а второй и есть сам граф, великолепный и несравненный Стратфорд.

Она, не в силах справиться с собой, в упор уставилась на него. Он стоял в футе от нее – высокий, суровый и странно отрешенный, словно мыслями был где-то далеко. Черные волосы, черные брови, нос с горбинкой, чувственные губы, которые наводили на грешные мысли.

Сказать, что Стратфорд произвел на нее сильное впечатление, значит, не сказать ничего. Стратфорд ее поразил, ее, никогда не обращавшую особого внимания на физическую привлекательность мужчин. Осознание этого потрясло Лилиан. Она вздохнула и постаралась избавиться от непривычного напряжения. Тщетно.

Благо она догадалась опустить ресницы. Нельзя, чтобы кто-нибудь заметил, как она таращится на хозяина дома, хотя желание получше рассмотреть Уэнтуорта было непреодолимым. Но что она хотела увидеть – чувство вины, раскаяние? А если и да, то что? Мало ли кто и в чем может быть виноват.

Лилиан так и стояла, уставившись в пол, пока тетя Элиза рассказывала о сломавшемся по дороге колесе. Ей лишь с большим трудом удавалось держать себя в руках. Дыхание помимо воли участилось, в ушах звенело, руки покрылись гусиной кожей. Желание сбежать было настолько непреодолимым, что пришлось поджать пальцы на ногах, чтобы удержаться.

Подняв глаза, она увидела, что внимание Стратфорда обращено на Пенелопу, которую ему как раз представляют. Лилиан собралась. Она не могла сказать, чего ожидала от встречи с графом, но определенно не такого смятения чувств. Глубоко вздохнув, чтобы унять дрожь, она сказала себе: надо всего лишь пережить этот неловкий момент, и все будет нормально.

– Позвольте вам представить мою племянницу мисс Клэрмонт, – проговорила тетя Элиза, коснувшись руки Лилиан.

Взгляд Стратфорда переместился на нее и замер. Проклятье, ему еще не приходилось видеть таких глаз – умных, проницательных и пронзительно-синих. Прищурившись, он взглянул на девушку внимательнее.

Сердце Лилиан сначала отчаянно заколотилось, потом замерло, пропустив один удар. Клэрмонт – распространенная фамилия. Так почему же он так напряженно смотрит на нее? Возможно, ее прибытие встревожило графа, поскольку он все же знал, чья она дочь, и понял, зачем явилась? Странно.

Она сделала реверанс – этого требовал высокий титул хозяина, но, опустив глаза, заметила печатку на мизинце Стратфорда, и ее минутное смятение исчезло, осталась только железная решимость. Печать, из-за которой Лилиан явилась в этот дом, совсем рядом. Скоро она узнает правду. Девушка выпрямилась и уже спокойно взглянула на графа.

На его лице застыло странное выражение, которое ей трудно было объяснить.

– Мисс Клэрмонт, – проговорил он и поклонился. Его голос звучал намного тише, чем когда он беседовал с тетей и Пенелопой, и в нем появилась странная хрипотца.

Губы леди Уэнтворт недовольно поджались, а в глазах дяди графа, как ей показалось, промелькнуло удивление – или беспокойство. Да, именно так!

Лилиан бросило в жар. Стратфорд и его семейство отреагировали на ее имя! Она в этом уверена!

Прозвучал сигнал к ужину. Громкий раскатистый звон испугал Лилиан, и она машинально взглянула в том направлении, откуда он раздался, а когда снова повернула голову, на лицах всех Уэнтуортов сияли одинаковые приветливые улыбки. А потом все направились в столовую.

Лилиан застыла на месте, охваченная неуверенностью, что было совершенно на нее непохоже. Быть может, ей показалось и никакой реакции не было? Просто она очень ожидала что-то увидеть?

Она взглянула вслед удаляющимся хозяевам дома. Леди Уэнтворт что-то быстро говорила сыну на ухо. Лилиан заметила, что он нахмурился, и ее подозрения вспыхнули с новой силой.

Нет, если Уэнтвортам нечего скрывать, значит, она ничего не найдет, но если на них лежит вина за смерть отца, она должна узнать правду. Это ее долг перед его памятью.

Вопрос лишь в том, как далеко способен пойти могущественный граф Стратфорд, чтобы заткнуть ей рот, если, конечно, что-то заподозрит.

Глава 2

– Ты уверена, что это хорошая идея, мама? – тихо спросил в темноте женский голос, который Лилиан не узнала.

Пятно света от зажженной свечи приближалось к ней по коридору, и она прижалась к стене, втиснувшись между резным чиппендейловским стулом и массивным застекленным шкафом, битком набитым какими-то статуэтками и декоративными вазами. Оставалось только вознести молитву Всевышнему, чтобы платье для прогулок, которое она надела, оказалось достаточно темным и ее не заметили. Лилиан закрыла глаза и затаила дыхание.

– Конечно, девочка моя, – ответил другой женский голос, на этот раз намного ближе. – Ты должна притвориться, что заблудилась. Граф – настоящий джентльмен и не сможет отказать тебе в помощи.

Голоса стихли – женщины завернули за угол. Лилиан облегченно вздохнула. Надо же, ее едва не обнаружили. Она не ожидала, что будет не единственной гостьей, разгуливающей по Сомертон-Парку среди ночи. Девушка тряхнула головой. За кем – или за чем – охотятся другие люди, не ее дело, у нее своя цель…

Перед ее мысленным взором уже в который раз предстал мужской образ – черные волосы, завораживающие кобальтовые глаза… Она вспомнила свое первое впечатление от Стратфорда: в толпе гостей он явно выделялся – на голову выше остальных мужчин в зале, и под черным вечерним костюмом угадывались сильные мускулы. Лилиан не могла не признать, что граф чрезвычайно привлекателен, за таким можно и поохотиться.

Если, конечно, он не окажется предателем. После того как узнала, чья печать была на том злополучном письме, Лилиан проделала большую исследовательскую работу и теперь довольно хорошо знала эту семью. В 1803 году графом был отец Стратфорда, так что письмо, вероятнее всего, было от него. Но если они с ее отцом передавали или получали какую-то важную информацию, то кто имел больше возможностей доставить ее по назначению, чем теперешний граф, который, будучи военным, мог перемещаться по Европе со своим полком?

Удостоверившись, что женщины, с которыми она едва не столкнулась, далеко, Лилиан медленно направилась в темноте к центральной лестнице. Ей надо было попасть в библиотеку. Слава богу, она догадалась не надевать туфли. Даже ступая в тонких чулках, она, казалось, слышала звук своих шагов по мраморному полу. Сердце билось гулко и часто.

Проведя полчаса в бесплодных блужданиях по дому, Лилиан наконец подошла к распахнутым настежь двойным дверям. В комнате были видны книжные полки, в глубине угадывалась еще какая-то мебель. Хорошо, что никто из охотниц за мужьями не догадался устроить засаду в библиотеке. Она не могла представить себе дам, которых видела накануне вечером, читающими что-то, кроме колонки светских сплетен.

Лилиан проскользнула в комнату и закрыла за собой двери. Когда глаза привыкли к темноте, она разглядела очертания камина, холодного и темного. Проклятье! Могли бы и не гасить его на ночь – было бы хоть немного света.

Впрочем, не важно. Она засунула руку в карман темно-синего платья – и ткань, и фасон для него она выбирала сама. В Лондоне ей приходилось выбирать только модные пастельные оттенки, хотя темные цвета были куда практичнее, особенно для работы в лаборатории и сбора образцов растений, из которых она надеялась выделить вещества для создания эффективных лекарств. В большие карманы помещалось множество самых разных нужных предметов, да и пятна на темной ткани были меньше заметны. То, что эта одежда делала ее незаметной в процессе ночных блужданий по чужому дому, было еще одним неоспоримым преимуществом, которое она раньше не имела возможности оценить.

Лилиан достала свое самодельное огниво, небольшую конусовидную свечу и держатель. Подойдя к каминной полке и обнаружив корзину с щепками для растопки, она поставила свечу, выдвинула крошечный ящичек, достала немного угольной ткани и резко задвинула его. Кремень высек искру, и ткань сразу начала тлеть. С первой попытки! Как тут не возгордиться. А увидев крохотный язычок пламени, Лилиан довольно улыбнулась. Ее экспериментальный интенсификатор горения не подвел.

Она зажгла сначала щепку, потом свечу и огляделась по сторонам. Первым делом пришлось признать, что света явно недостаточно. Маленькая свечка освещала пространство вокруг себя не больше чем на фут. Высокий потолок тонул в темноте, углы комнаты тоже скрывал непроглядный мрак. Придется рискнуть. Так она ничего не увидит. Лилиан подошла к наружной стене, где окна были закрыты глухими ставнями, и потянула щеколду, искренне надеясь, что дерево не заскрипит.

В комнату проник лунный свет и стали видны книжные полки и канделябры на стенах.

Лилиан немного растерялась. Библиотека оказалась прямо-таки огромной, во много раз больше ее собственного кабинета-библиотеки-лаборатории. Пожалуй, здесь такого размера была ниша у камина. Она сосчитала полки и поняла, что может провести в этой комнате недели две, но осмотреть ее всю так и не успеет. Ей никогда не найти в этом огромном помещении писем ее отца и тем более других свидетельств связи Чарлза Клэрмонта с Уэнтуортами.

Ее охватило нетерпение. Она понимала, что не сможет спокойно жить, не разобравшись, что случилось с отцом и по какой причине. Это было ее главным достоинством (или недостатком, как посмотреть) – стремление докопаться до сути, ответить на все «как» и «почему». Поэтому она упрямо продолжала заниматься наукой, хотя тетя регулярно старалась отбить у нее охоту к этому занятию, а научный мир, состоящий, как известно, из мужчин, отвергал ее. Лилиан знала, что ее никто не остановит: она обязательно узнает правду.

Она взяла свечу и начала осматривать помещение, аккуратно обходя диваны, стулья и кресла. По ее мнению, логичнее всего для начала заглянуть в ящики стола, но через несколько минут она убедилась, что в библиотеке имеется лишь изящный столик розового дерева, в котором ничего, кроме письменных принадлежностей, нет: в отличие от Клэрмонт-коттеджа в Сомертон-Парке, судя по всему, у хозяина есть отдельный кабинет.

Лилиан заметила между книжными полками две двери и обоснованно предположила, что они ведут именно в кабинет, но на них, к сожалению, не было ни ручек, ни задвижек – ничего, что можно было бы повернуть или потянуть. Она провела кончиками пальцев по дверным украшениям, попробовала повернуть канделябры, ощупала стены в поисках секретного замка – ничего. Через некоторое время она сдалась: вероятно, в кабинет Стратфорда есть другой вход.

Уходить с пустыми руками не хотелось, и Лилиан снова принялась осматривать библиотеку в надежде отыскать тайник, как в ее доме.

Она подошла к первому ряду книжных полок и зажгла свечи в канделябре. Книг было великое множество, но Лилиан не стала читать названия на разноцветных кожаных корешках, а вместо этого принялась методично осматривать каждую полку – так высоко, как могла дотянуться, – протискивая руку за книги в поисках чего-то необычного: выступа, неровности, измененной текстуры. Ничего в результате не обнаружив, она направилась к камину, возле которого стояла стремянка, подвинула ее к шкафу и стала подниматься, остро чувствуя твердость круглых перекладин ступнями в чулках.

На третьей ступеньке мышцы ног свело судорогой, а левая рука, которой Лилиан вцепилась в лестницу, предательски заныла.

На четвертой ступеньке на лбу выступили капельки пота. Умом она понимала, что надо сдаться и начать все заново на следующий день, но что-то мешало ей поступить разумно.

Потом кое-что привлекло ее внимание, и сразу усталость как рукой сняло, взыграла кровь. На самой верхней полке в правом углу стоял том в черном кожаном переплете – словно черный ворон среди разноцветных певчих птичек. На корешке не было никаких надписей. Конечно, все это могло ничего не значить, но уж больно книга походила на журнал или гроссбух, – в любом случае можно взглянуть на почерк, чтобы сравнить с другим почерком.

Лилиан почувствовала, как по спине побежали мурашки, и, забыв о страхе, буквально взлетела по стремянке до самого верха. Но дотянуться до черного тома оказалось невозможно. Как она ни старалась, он оставался за пределами досягаемости. Тогда она ухватилась двумя руками за книжную полку и попыталась чуть-чуть подвинуть лестницу, энергично двигая бедрами – очень неприлично, – но стремянка не сдвинулась с места.