Антикиллер-2 Корецкий Данил

Глава пятая.

КОМБИНАЦИИ ЛИСА

«...Гораздо вернее внушить страх, чем быть любимым: люди меньше боятся обидеть человека, который внушал любовь, чем того, кто действовал страхом. Ведь любовь держится узами благодарности, но так как люди дурны, то эти узы рвутся при всяком выгодном для них случае. Страх же основан на боязни, которая не покидает тебя никогда».

Hикколо Макиавелли. Государь.

Лис принял звонок Мальвины уже за полночь. Он думал, что это сообщение поставит точку в оперативной работе по РД «Обочина», но за последние сутки поступила информация, которая окончательно запутывала, казалось бы, раскрытое дело.

Еще днем в кабинет вошел несколько обескураженный Гусар, выезжавший на обыск в квартиру Фитиля.

– Ничего не нашли, – сообщил он, однако только эта неудача не могла вызвать у него такой озабоченности: преступники умеют прятать опасные улики, и вовсе не каждый обыск дает результат.

– Что-то у нас не стыкуется, – продолжил Гусар. – Проверили его по датам нападений – в трех случаях у него железное алиби! Последний раз он вообще с утра напился и попал в вытрезвитель!

– Вот так штука! – изумился Лис.

Но на этом сюрпризы не кончились. Через несколько часов аналогичное сообщение привез Волошин, отрабатывавший Самсонова. На квартире ничего не обнаружено, в дни нападений Самсон, как обычно, выполнял обязанности телохранителя у одного из тиходонских коммерсантов, сопровождал шефа в деловых поездках, и это видели многие не связанные между собой люди.

Четвертого названного Печенковым соучастника – некоего Григорьева – вообще установить не удалось. То, что сведений о нем не оказалось в адресном бюро – понять можно: живет без прописки. То, что его нет в городе

– тоже легко объяснить: испугался и скрылся. Но то, что его никто никогда не видел: ни знакомые и соседи самого Печенкова, ни окружение Фитиля и Самсона, объяснить нельзя никак. Человек не может быть невидимкой. Если он не выдуман для отвода глаз.

– Ну что ж... Пойдем доложим начальству, – совсем поскучнел Лис. В этой ситуации он выглядел полным идиотом. А может, кое-кем и похуже...

– Значит, расклад такой, – подвел итог Колорадский Жук, когда ему представили собранные материалы. – Печенков дает показания на Королева и Самсонова. Но они ничем к делу не привязываются, больше того – имеют алиби. Скорей всего это оговор. Если предположить, что Печенков осведомлен о смерти Королева и Самсонова, то все ясно: валить на мертвых – излюбленный прием этой братии. Но как он в камере мог получить эту информацию?

Нырков развалился в кресле и пристально смотрел на Лиса. Тот молчал. А что тут скажешь? Жук вполне мог знать, что Лис выводил задержанного на место убийства. А если еще не знает, то наверняка узнает в ближайшее время. И его умозаключения получат вполне логичное объяснение: непрофессиональные действия начальника оперативного отдела подсказали подозреваемому линию поведения и завели следствие в тупик. А то и еще хуже: Коренев расколол задержанного на чернуху, чтобы показать результативность своей работы. Что возразить? Так и выходит!

Колорадский Жук гипнотизировал Коренева взглядом, будто ожидая, чем тот сумеет оправдаться. И у Лиса было железное оправдание: про Фитиля Печенков сказал Лешему в камере, когда еще не знал, что тот убит! Но он не мог «светить» Лешего! Его надо вообще выводить из дела, потому что это он. Лис, послал его туда, где его хотели убить! И убили бы, не позаботься он сам о себе!

Пауза затянулась, Нырков понял, что оправданий не последует.

– И это двойное убийство в непосредственной близости от ИВС... – задумчиво продолжил генерал. – Совпадение? Странное совпадение...

Вернувшись к себе, Лис нарисовал простенькую схему: кружок с фамилией «Печенков», от него две пунктирные стрелочки, упирающиеся в кружки «Фитиль» и «Вовчик-массажист». Последний фигурант уже установлен – Рогалев Владимир Иванович, тридцать девять лет, судим в семьдесят шестом за пособничество бандитской группе «Призраков», получил восемь лет, отбыл семь с половиной. После освобождения ни в каких криминальных делах замешан не был. Теперь следовало выяснить, связан ли он с Фитилем и Самсоном. Если он их не знает, значит, Печенков действительно называл всех, кто пришел на ум... Тогда убийство именно этих двоих действительно редчайшее совпадение!

«Стоп! – оборвал Лис сам себя. – Какое, на хер, совпадение, если эти „быки“ назвали Лешего по псевдониму? Да и вообще, таких совпадений не бывает!»

Он все же встретился с Мальвиной и дал ей задание. Подробно проинструктировал, даже сказал, во сколько по местному телевидению передадут информацию о происшествии. И вот результат: Рогалев знает убитых. Значит, Печенков связал их не случайно... Вновь зазвонил телефон.

– Номер не определен, – сообщила система АОН. Не удивляясь, Лис взял трубку. Ему могли звонить в любое время. И с любого телефона.

– Добрый вечер, Филипп Михайлович! Не разбудил? – мужской голос был ему совершенно незнаком. – У меня к вам маленький совет. Не лезьте в эту историю с «Золотым кругом». Дело нехорошее, вспомните «Тихпромбанк». Хондачев и себе проблемы создал, и вас втягивает. За три тысячи так рисковать не стоит. Лучше держитесь в стороне.

Незнакомец говорил очень спокойно. Чувствовалось, что он очень уверен в себе.

– Кто говорит? – по инерции задал Лис глупый вопрос.

– До свидания, Филипп Михайлович.

На другом конце линии положили трубку.

В крайнем возбуждении Лис заходил по квартире. Ему было тридцать восемь лет, из них шестнадцать – оперативного стажа, конечно, ему приходилось выслушивать угрозы – и лично, и по телефону, и вычитывать в малограмотных писульках... Но все это было давно, когда он еще не стал Лисом, когда ореол авторитета еще не отбивал у любого желающего охоту припугнуть крутого мента...

В последние годы такого не случалось, да и случиться не могло: после убийства родственника Шамана, которое в общественном мнении криминального Тиходонска напрямую связывалось именно с ним, после того как неизвестные жестоко расправились с группой «отморозков», убивших его друга, после внезапной кончины самого Шамана, происшедшей как раз тогда, когда тот стал на его пути, в городе не нашлось бы самого отпетого и конченого наркомана, который вздумал бы испытать судьбу. Но поздний звонок показал, что сейчас такие люди появились...

Лис подошел к окну, прижался лбом к стеклу. Он жил на восьмом этаже шестнадцатиэтажной «свечки» на Большом проспекте, и внизу расстилался центральный район города, который так и назывался Центральным. Вдоль Большого тянулась редкая цепочка работающих фонарей, ярко освещенные витрины дорогих магазинов, баров и казино создавали ощущение праздника. Прилегающие к проспекту улицы тонули в темноте, там царили будни, бесцельно шлялись ватаги пьяных или обкуренных малолеток, которые, как хорошо известно профессионалам, опасны своей непредсказуемостью и немотивированной жестокостью, искали своих жертв грабители и насильники, компенсировали собственную ущербность подогретые водкой хулиганы, спешили домой припозднившиеся граждане, надеющиеся разминуться с опасностями ночи.

В километре от «свечки» располагался Центральный райотдел и городской ИВС, неподалеку находился двор, в котором Колеров завалил напавших на него бандитов, где-то в ночи скрывался сам Леший, которому он запретил возвращаться домой, где-то в ночи спокойно храпел, жрал или спаривался выдавший его иуда, где-то в ночи сидели, выпивали, закусывали и обсуждали ситуацию люди, от которых только что поступило предупреждение.

Это были, несомненно, очень осведомленные люди, они знали, сколько ему платит Хондачев, хотя деньги передаются наедине, из рук в руки и никакими расписками, естественно, не оформляются. И действуют серьезно: не стали привязывать к дверной ручке гранату, стрелять в окно или прибегать к другим столь же дешевым, сколь и привлекающим внимание методам устрашения, но нет никакого сомнения в том, что они без колебаний прибегнут к ним, когда сочтут нужным убрать его с дороги... Сам факт звонка говорит о многом. Они знают оперативные возможности Лиса и наверняка допускают, что он может их вычислить, но не боятся его, не боятся всей стоящей за ним милицейской системы...

Потому что речь идет об одном миллионе долларов, а когда в ходу такие суммы, люди не боятся ничего. Кроме выстрела в лоб или очереди поперек живота. Но, даже боясь непосредственной физической расправы, они забывают о ней, когда думают о больших деньгах. И сейчас, выпивая, закусывая и обсуждая, как подействовал на мента ночной телефонный звонок, они не представляют себе, что надежная входная дверь может в клубах дыма с силой влететь в квартиру, а в проеме появятся две-три фигуры в масках, с готовыми к бою автоматами.

Лис почувствовал, что стоящие на узорчатом дубовом паркете босые ноги замерзли, и перешел из кабинета в зал с лежащим на полу пушистым, приятно пружинящим ковром, открыл бар, перебрал бутылки, выбрал затянутый в мягкий бархатный мешочек овал «Королевской короны», налил в высокий, чуть расширяющийся кверху стакан, бросил пять кубиков льда, несколько ломтиков лимона и сел в удобное мягкое кресло, потряхивая кистью и слушая легкое звяканье о стекло и глухое постукивание кубиков друг о друга.

В последнее время, вопреки распространенному мнению, что «это тот же самогон», виски вошло в моду, и Лис, пробуя различные сорта, приучил себя к нему. Оказалось, что если пить правильно, то это интересный и приятный напиток. Лис сделал ряд открытий: например, что наиболее известный «Джонни Уокер» имеет целых четыре сорта: от самого демократичного, выдержкой до семи лет «красной марки», до аристократической двадцатипятилетней «голубой марки», ценой по миллиону двести за бутылку. Но по вкусу ему пришлись не отличающиеся сногсшибательной ценой, но гораздо более мягкие «Джек Колсон», «Чивас Ригал» и «Королевская корона».

Увлечение виски не характерно для обычного сотрудника милиции, зарплата которого позволяет пить только отечественную водку, да и трехкомнатная, хорошо отремонтированная и со вкусом обставленная квартира у одинокого подполковника встречается нечасто. И сейчас, потягивая охладившуюся, мягко обжигающую язык янтарную жидкость, Лис внезапно прислушался к себе: а кем, собственно говоря, он себя ощущает?

Только что поступившая угроза не связана с его милицейской деятельностью: достаточно сделать шаг в сторону, и серьезные люди про него больше никогда не вспомнят. Укрывательство агента, совершившего двойное убийство, тоже совершается вопреки закону и требованиям служебных инструкций. Когда Леший с перекошенным лицом рассказал ему о происшедшем, он был обязан без лишних сантиментов задержать его и доставить в Центральный райотдел. Вот желание установить преступников по РД «Обочина» выдает в нем старого мента... Но если бы он легко отказывался от, своих обязательств и предавал людей, которых сам же втянул в скверную историю, то и желания разбираться с дорожными разбойниками у него бы точно не было...

«В первую очередь найти иуду, продавшего Лешего, – размышлял Лис, мелкими глотками смакуя виски. – Одновременно хорошенько просветить этого Рогалева по кличке Кривуля... И, конечно, вычислить авторов предупреждающего звонка...»

Он хотел вернуться в кабинет и дочертить начатую схему, но поленился. К тому же он знал, с чего начинать. Про «Золотой круг» он разговаривал только с одним человеком – сотрудником ОБЭП, изъявшим у Хондачева документы.

«Надо поинтересоваться в Центральном, как вдет работа по Фитилю и Самсону», – подумал Лис, допивая виски. Часы показывали четверть четвертого. На сон и личную жизнь оставалось три часа. Во взбудораженном мозгу не было и признаков усталости.

Стараясь не производить шума, он открыл дверь спальни и чуть задержался на пороге. Из Темноты веяло покоем и уютом. Ни спальный гарнитур, ни мягкий ковролин, ни другие неодушевленные атрибуты комфорта не способны сами по себе создать такую атмосферу. Только живое тепло, чуть слышное ровное дыхание, почти неуловимый аромат тонких духов...

Лис сбросил халат и, прекрасно ориентируясь в темноте, скользнул под легкое одеяло. В эпицентре покоя и уюта находилось юное горячее тело, лежащее на боку, как всегда, на его половине. Еще не зная, что будет в следующий момент, он без определенной цели провел ладонью сверху вниз, остро ощущая хрупкое плечо, тонкую руку, волнистый рельеф ребер, сужение талии, расширяющуюся линию бедер...

Этого хватило, чтобы появилось предчувствие того, что произойдет в ближайшие минуты. Его действия приняли целенаправленный характер. Ладонь исследовала гладкие ягодицы, потом медленно перевалила через выступающую косточку таза и нащупала мохнатый треугольник с остро подбритым нижним углом, чтобы не вытарчивал при демонстрации купальников. Предчувствие, переросло в уверенность. Но пока это была уверенность одного человека, второй спал и никак не проявлял своих намерений. Надо было или разбудить его и спросить, или, взяв в подельники Морфея, попытаться вообще обойти его волю. На языке Уголовного кодекса это называлось изнасилованием с использованием беспомощного состояния потерпевшей.

Будто устраиваясь поудобней. Лис обнял Ребенка и перевернул на спину. Девушка что-то пробормотала, но дыхание оставалось по-прежнему ровным и спокойным. Тогда он медленно снял одеяло. В лунном свете матово белели вольготно раскинутые длинные, тонкие ноги. Левая вытянута, правая отброшена в сторону и согнута, так что ступня упирается в левую коленку. Как шлагбаум. Очень осторожный Лис нырнул вниз и, затаив дыхание, принялся выпрямлять ее, будто просто так, без специального умысла. Проснется или нет?

Многие женщины не любят, когда их будят. Успел прорваться – твое счастье, хотя потом и придется выслушать кучу упреков, но это потом, когда дело сделано. Не успел – только настроение испортишь да обломаешь настрой, что, по словам докторов, ведет к импотенции; Как относится к внезапным побудкам Ребенок, Лис еще не имел возможности выяснить. Это первая попытка. Хотя ясно, что отказа не будет, девочка любит это дело.

И все же сердце колотилось. Они занимались любовью весь вечер, после последнего раза у нее даже не было сил пойти помыться, но сейчас, когда воля девушки скована сном и ответного волеизъявления не происходит, в сексе появился элемент новизны, обостряющий чувства и усиливающий возбуждение. «Беспомощное состояние»... Один из элементов изнасилования... И как ни странно, он стимулирует желание! Сейчас все понарошке, никакого изнасилования здесь нет, это игра, но отчего она такая увлекательная, когда в обоюдном акте за двоих действует только один человек?

Неужели в каждом мужчине сидит насильник? Лису часто говорили это схваченные «на горячем» любители «клубнички». Они вроде бы хотели преуменьшить свою вину: если такова природа, то против нее не попрешь, с каждым может случиться... А он всегда поступал с ними одним и тем же образом, без всякого понимания, сочувствия и снисхождения, Даже тогда, когда объективной необходимости; буцкать их и не было: это уже выходило за пределы раскрытия, просто шло переубеждение, воспитательный процесс, хотя и не входящий в функции уголовного розыска. Но опера ведь тоже люди...

Однажды то же самое сказал врач-психиатр, емуто не было необходимости в чем-то оправдываться, он ссылался на Фрейда, приводил многочисленные примеры из жизни исторических фигур и был довольно убедителен, но, когда он ушел, Лис переглянулся с капитаном Макаровым, и они одновременно покачали головами.

– Фигня все это...

Оказывается, не такая уж и фигня... Он наконец сделал то, что хотел – шлагбаум больше не мешал, оставалось подобраться вплотную и пристроиться, вроде как всегда, но на самом деле по-другому: без спросу. Лис поймал себя на том, что ему интересно обойтись без второй воли и одному распорядиться за двоих, цель уже близка, хотя тут каждый сантиметр являлся существенным препятствием, а каждое движение могло спугнуть, разбудить... Сейчас он этого не хотел.

Ритм дыхания Ребенка изменился. Лис замер, как Киршев, выслеживающий женщин в черных колготках. Его феномен толковали по-разному: мол, черные чулки стройнят ноги и делают их привлекательней, тот же психиатр малопонятно объяснял, что актуализируется установка, заложенная в раннем детстве и связанная с обтянутыми черным женскими ногами. Выдвигалась и самая простая версия: черные колготки были в моде, и в них ходили почти все, причем неоднократные обращения к модницам по радио и телевидению успехом не увенчались: носить опасную деталь туалета не перестали. Впрочем, несколько раз Киршев нападал и на женщин в прозрачных чулках, хотя журналисты умалчивали об этом факте, разрушающем целостность образа маньяка, защитившегося исключительно на черных колготках.

А маньяк, возбуждающийся беспомощным положением потерпевшей? Ты не на правильном пути, Коренев!

Когда изменить было уже ничего нельзя, девочка проснулась. Но она и не собиралась ничего менять.

– Филя, ты зверь, пятый раз! – прошептала она, привычно обнимая его руками и ногами.

Раскрытием двойного убийства занимался опер Центрального РОВД Саша Названкин. Происшествие случилось на его территории, оно было не рядовым и скорее относилось к компетенции городского угрозыска или РУОПа, но те не торопились вешать нераскрытое дело на себя. Вот если замаячит перспектива, его мгновенно заберут и отчитаются в очередной победе, тогда зонального опера никто не вспомнит. Если поступит команда и придется забирать нераскрытое, то на лейтенанта Названкина повалятся все шишки за действительные и мнимые ошибки, из-за которых опытные сыщики не могут поднять испорченное дело.

Названкин работал в розыске всего два года, но чувствовал, что преступление не «глухое» и он имеет неплохие перспективы. Здорово повезло со свидетельницами: Трынкина и Ковалева застали убийцу почти «на горячем» и хорошо рассмотрели. Ковалева работала в следственном изоляторе и не только толково изложила приметы, но и сделала ряд интересных выводов.

– Он наш, «хозяйский», – убежденно говорила женщина. – По всему видно, по одежде, походке, манерам... Увидел, что я смотрю – и морду отвернул, как мурый зечара... И лотом, они перед нами шли, все втроем, те двое его вроде под руки вели... Только зашли в подворотню, а он уже обратно выходит, и на земле два трупа! Быстро и насмерть... Тут надо опыт иметь, просто так не выйдет...

– Верно, – согласился Названкин и почесал в затылке.

По показаниям каждой свидетельницы составили синтетические портреты, потом их сравнили между собой, оказалось очень похоже, что свидетельствовало о высокой достоверности каждого. Приметы включили в ориентировку личного состава, портреты размножили и раздали оперативникам, участковым, постовым, сотрудникам ГАИ и вневедомственной охраны.

Оставалось уповать на случай и везение, но и то и другое встречается достаточно редко, если не готовить почву для того, чтобы случайность стала счастливой. Названкин стал работать с вещдоками.

Орудием преступления оказался новенький кухонный нож с клинком лазерной заточки. Следуя азбуке сыска, опер решил обойти близлежащие магазины, где мог продаваться такой товар. Долго искать не пришлось: в универсаме по соседству именно такие ножи имелись. Показав композиционный портрет предполагаемого убийцы молоденькой продавщице, Названкин узнал, что именно этот человек купил такой нож за несколько минут до преступления.

Шнурок на ручке тоже был новым, и продавщица отдела ширпотреба также опознала недавнего покупателя. Назначение шнурка молодому лейтенанту было непонятно, но начальник УР майор Рожков рассеял его сомнения.

– Чтобы во время резни из руки не выскочил, – пояснил он. – Значит, опытный. И хладнокровный. Кстати, с одного удара человека убить трудно. А тут два удара – два трупа. Имей в виду...

– Верно, – вторично согласился опер, но на этот раз чесать в затылке не стал, а сел за стол, положил перед собой карту района и обратился к почерпнутому из книг дедуктивному методу Шерлока Холмса и изученной в высшей милицейской школе логике выдвижения розыскных версий.

Шнурки и нож куплены одновременно, тут же соединены вместе и использованы для убийства, которое совершено в нескольких десятках метров от магазина. Есть достаточно веские основания подозревать, что преступник имеет криминальный опыт и не раз бывал в местах лишения свободы. Рядом находится изолятор временного содержания, где как раз и концентрируется подобного рода публика. Сами собой вырисовываются две версии: либо неизвестный освобожден из ИВС, либо приходил к ИВС по каким-либо своим делам. Версии были настолько очевидны, что карта и чистая бумага даже не понадобились.

Названкин отправился в ИВС и показал портрет разыскиваемого дежурной смене.

– Был у нас такой, – всмотревшись, сказал усталый помдеж. – Его вчера освободили.

– Вот и отлично, – обрадовался Саша. – Дайтека мне его натуральную фотку и пальчики...

Дело было сделано. Главная задача розыска выполнена: личность преступника установлена. Оставалось его задержать. Но возникли совершенно непредвиденные осложнения.

Помдеж долго рылся в документах, заглядывал то в стол, то в сейф и в конце концов развел руками.

– Ни фотографии, ни дактилокарты... Вот только протокол задержания: Колеров Василий Петрович, тридцать девятого года, подозрение в грабеже... И постановление об освобождении: за недоказанностью... И то и другое подписал подполковник Коренев из РУОПа. С ним и разговаривайте. А что в документах непорядок, так это не в нашей смене... Петров и Тимшин сегодня утром сменились, может, они вам что расскажут...

Названов «пробил» Колерова по адресному бюро, но оказалось, что такой гражданин на территории области не проживает. Поскольку дело принимало непривычный оборот и было связано с подполковником из РУОПа, опер принес полученные сведения Рожкову. Тот крепко задумался. В отличие от зеленого Названкина, майор достаточно долго варился в котле оперативной работы, для того чтобы понять, что все это означает.

– Отрабатывай пока другие линии, – наконец сказал он. – А я разберусь, что здесь к чему...

Собственно, разбираться можно было только двумя путями. Позвонить самому Кореневу или пойти на доклад к начальству. Картина вырисовывалась совершенно ясная: двойное убийство совершил агент Лиса. Звонок подполковнику, по сути, будет предупреждением... Если бы этот Колеров разбил кому-нибудь голову или что-то украл, предупредить и «отмазать» коллегу явилось бы святым долгом. Но при двух трупах никого «отмазать» нельзя: Колерова надо сажать, а Коренева выгонять из милиции.

Рожков все прекрасно понимал, но они с Лисом знали друг друга много лет, и если покопаться в памяти, то майор мог вспомнить один-два случая, когда тот крепко прикрыл его задницу... Поэтому он выбрал первый путь и набрал номер, который помнил наизусть.

– Ты знаешь, кто такой Колеров? – не здороваясь, спросил он.

– Колеров? – переспросил Лис самым незаинтересованным тоном. – Да, был такой подозреваемый. Проходил по соучастию в грабеже. Но я заинтересовался им как связью Хромого... Пустой номер и там и там, пришлось выпустить... А что?

– Да ничего особенного. Похоже, это он завалил двоих неподалеку от ИВС.

– Ты посмотри какой мерзавец! – возмутился Лис. – Я думал, он «в завязке».

– В его деле нет ни дактилокарты, ни фотографии.

– Все было. Наверное, ивээсники куда-то засунули. Знаешь ведь, какие они долдоны.

– Знаю.

Они помолчали. Тишину нарушал только шорох в телефонных проводах.

– Ну ладно, до связи.

– До связи.

Оба положили трубки и некоторое время сидели у своих аппаратов неподвижно.

Рожков понял, что, если Лис не встревожился и не высказал желания немедленно подъехать для переговоров, значит, он уже подготовил запасные позиции. А Лис понял и оценил предупреждение коллеги.

Потом Рожков вызвал Названкина и вернул ему материал.

– Похоже, ты на правильном пути, продолжай раскрутку. Сделай поквартирный обход во дворе по месту убийства, может, найдутся еще свидетели. Да изучи уголовное дело, по которому проходил этот тип, отработай его связи... Потом снова потряси ивээсников, скорей всего они просто потеряли фотографию и дактокарту. Поговори с Кореневым, он наверняка что-то подскажет...

Рожков дал подчиненному совершенно правильные советы. Только поквартирный обход, теоретически необходимый на данной стадии розыска, ничего добавить не мог. Майор просто создавал своему коллеге резерв времени.

Но Лис всегда полагался только на себя и не ждал подарков. Поэтому он с раннего утра зачищал все нестыковки и шероховатости этой истории, побывал в нескольких местах и сделал то, что считал необходимым.

Следователь Нахичеванского РОВД Апресян легко согласился выполнить просьбу, которая ему ничего не стоила: переписал протокол допроса обвиняемого в грабеже Громова, добавив всего две фразы: «Предложил мне отобрать деньги случайный собутыльник, который назвался Василием Колеровым. Со слов, он ранее судим и состоит в близких отношениях с вором по прозвищу Хромой». Сам Громов отныне признает эти фразы своими, потому что это ему не только ничего не стоит, но и дает большое преимущество: изъятая при задержании анаша превращается в безвредный порошок и отпадает противная «наркошная» статья с возможностью принудительного лечения от наркомании.

Кроме того, Апресян задним числом написал на имя Коренева отдельное поручение: «Прошу принять меры к розыску и задержанию подозреваемого в соучастии в грабеже Василия Колерова, который предположительно является близкой связью преступного авторитета Хромого». Никаких вопросов у следака не возникло: оперативный интерес подполковника Коренева выглядел вполне оправданным.

Теперь непреложный факт водворения Лисом Колерова в камеру получал официальное объяснение. Документы о том, что он многократно проделывал это и ранее, не сохранялись, поэтому оставалась только одна неувязка: неполно оформленное личное дело задержанного. Если Колеров попал в ИВС на общих основаниях, в деле обязательно должна быть дактилокарта и фотография.

Через несколько минут Лис мчался в пригородный поселок Грушевка, где проживал старшина Тимшин. Тот возился в огороде у небольшого, но крепенького домишки и, увидев подполковника выронил из рук лопату.

– Как жизнь, дружок? – Лис приветливо помахал рукой. – Иди сюда, раз в дом не приглашаешь!

Старшина на негнущихся ногах двинулся к нему. Так кролик против своей воли ползет к разинувшему пасть удаву.

– Садись в машину, разговор есть, – Лис гостеприимно распахнул дверцу. Если бы кто-то наблюдал эту сцену со стороны, то решил бы, что к Пахому Тимшину прибыл закадычный друг или скорее родственник, потому что откуда у деревенского мужика такие солидные и красиво одетые друзья?

– Ну что, иуда, – совсем другим тоном заговорил Лис, когда предатель захлопнул за собой дверь. – «Наседок» сдаешь? А про подписку забыл? И присягу не помнишь? Это лет на шесть-семь потянет...

Тимшин икнул. Он понимал, что просто так сделанное им не обойдется, и даже хотел скрыться, но никакой другой жизни, кроме как в своем домике с живностью иогородом, он не представлял, а потому приготовился покорно встретить любой поворот судьбы.

– Если бы двух трупов не было, – продолжил Лис. – А так соучастие в убийстве корячится – лет на пятнадцать...

Он «брал на понт», но старшина не разбирался в юридических тонкостях, зато отлично знал, что такое тюрьма...

– А может, и по-другому закончиться, – обнадеживающе улыбнулся Лис. – Вдруг Колеров дознается, кто его сдал? Дело-то нехитрое! Или дружки убитых к тебе придут за товарищей спросить? И домик твой сгорит синим пламенем, и скотина... Да и тебя, я думаю, спалят! Как считаешь, спалят тебя бандюки или оправдаешься?

По морщинистому лицу старшины покатились крупные слезы. Он влип в скверную историю, теперь приходилось держать ответ. Он не мог рассчитывать на могучих покровителей и высокооплачиваемых адвокатов, да вообще ни на кого. Никому на этом свете он не был нужен, кроме своего кабанчика, который регулярно получал пищу из его натруженных рук.

– Я расскажу... Все расскажу...

– А чего ты такого нового расскажешь? – хмыкнул Лис. – Все и так ясно. Вот только как ты их нашел, мне пока непонятно...

– Они сами... Я бы никогда сам не стал... Что я, не знаю как записки носить...

Не перебивая. Лис выслушал покаянную историю, каковых за годы службы переслушал столько, что уже перестал чему-нибудь удивляться.

– Передал записку-то?

– Не... Разорвал и кусочки пожег...

– Прочел вначале?

– Прочел...

– Ну? Только не вздумай фуфло прогнать, – угрожающе придвинулся Лис и вонзил в мутные и мокрые глаза предателя обжигающий взгляд.

– «Колдун сказал – бери все на себя, вытащим», – процитировал Тимшин.

– Подписи не было.

– Колдун? – переспросил Лис и задумался. – Ладно. Сейчас поедем в город, зайдешь в ИВС и скажешь, что забыл положить документы в личное дело Колерова. Они вроде в столе остались или еще где-то...

– В шкафчике могли... Там не смотрят...

– Вот и вытащишь их, вроде как из шкафчика, – Лис показал дактилокарту и фотографию.

Карточка была не очень качественной, и в принципе мутноватое изображение бывалого зека неопределенного возраста чем-то походило на композиционный портрет Колерова.

– Это раз, – деловито подытожил Лис. – Ты Колерова никогда раньше не видел и ни с кем о нем не разговаривал, это два! И тех двоих ты никогда не видел, это три!

– Значит... Тимшин облегченно вздохнул и вытер мокрое лицо.

– Спасибо... Большое спасибо... В его глазах вспыхнули огоньки искренней благодарности.

Четвертым условием Лис хотел поставить немедленную подачу рапорта на увольнение, но внезапно передумал. Это не хищник, просто попавший в оборот забитый мужик, обреченный на то, чтобы при любом раскладе стать жертвой... А в дальнейшем его можно использовать в своих целях – раскаявшийся грешник подходит для этого гораздо лучше, чем откровенный злодей или непорочный праведник.

– Я все сделаю! Только его ведь могут найти по фотке и отпечаткам... Лис едва заметно усмехнулся. Прощенный грешник уже пытается принести

пользу... На фотографии был изображен разбойник, разыскиваемый в советские годы угрозыском Грузии. А отпечатки на дактилокарте принадлежали трупу неизвестного, личность которого установить так и не удалось.

– Это, дружок, не твоя забота. Но котелок у тебя варит, молодец! Доброе слово и кошке приятно. Лицо старшины разгладилось. Сейчас он

испытывал к Лису самые добрые и признательные чувства. С этого и надо начинать доверительные отношения.

Задержанный в подъезде Литвинова чеченец никаких показаний не давал, даже имя свое назвать отказался. Сигарет он не брал, в контакт не вступал, смотрел волком, наручников с него на всякий случай не снимали. Лис пришел к выводу, что и допрос третьей степени не даст результатов. Литвинов придерживался другого мнения, но в конце концов согласился.

– Если бы мы за него не отвечали... Взяли в поле, там же и оставили... А так... Все же кое-что решили попробовать.

– Значит, замаскировался? – доброжелательно спросил Лис. – Ни имени, ни фамилии не говоришь, думаешь, мы так и не узнаем, что ты Руслан Шерипов?

Губы задержанного чуть заметно дрогнули.

– Слушай, волчара, не будь дураком, – тихим голосом увещевал Литвинов. – Сейчас тебя повезут на тюрьму. Там есть разные камеры, в одной сидят военные, которых трибунал судит. Контрактники, сверхсрочники, прапора... Полно таких, которые у вас воевали. Хочешь к ним попасть? Нам это очень просто устроить. Не хочешь – скажи, где твои дружки прячутся...

– Мне все равно, где сидеть, – надменно ответил террорист. – Все равно недолго. Наши заложников возьмут и меня обменяют.

– Вот так ты решил, да? – вроде бы удивился Лис. Они стояли по разные стороны от задержанного, чтобы тот постоянно вертел головой – это создает чувство неловкости и неудобства. Но тому было плевать на тактику допроса, и он вообще не поворачивал головы, уставясь в пространство прямо перед собой.

– Тебя вряд ли станут менять. И потом – помнишь, что вы с нашими ребятами делали? Если ты к военным попадешь, то уже через час станешь камерным петухом... Террорист рванулся так, что, казалось, затрещали наручники.

– Ты будешь петухом, и ты тоже! А я нет! Загрызу каждого, кто подойдет! Всех загрызу! А не получится – пусть убивают! Мне умирать не страшно, у меня три брата, дяди... Есть кому мстить! Это Ужаху умирать нельзя, он последний мужчина рода...

Он прикусил язык, поняв, что сболтнул лишнее и назвал имя командира. Но Лис тут же воспользовался этой оплошностью.

– Исмаилов последний? Так сидел бы дома. Чего он сюда приехал? Здесь его обязательно пристрелят!

– Вы бы лучше сидели дома! Это вы пришли на нашу землю, разоряли города и убивали невинных людей! Вы заставили нас приехать сюда! У Ужаха есть давняя, личная месть, но он отложил ее, чтобы рассчитаться с вами!

– А что за личная месть? – вроде бы заинтересовался Литвинов.

– У него дагестанцы старшего брата убили. За паршивых овец! Мальчишка, Джафар Арцатов застрелил... Уже лет двенадцать месть тянется: то наши ихнего убьют, то они нашего... Ужах должен дело до конца довести, но вы перепутали все наши планы...

– Это в Анди было? – быстро спросил Лис. – Там мальчишка его родственника убил?

– Откуда знаешь? – впервые террорист вскинул голову и прожег подполковника ненавидящим взглядом.

– Все знают. Джафар всему Тиходонецку об этом рассказал. Он любит хвастать...

– Джафар здесь?!

– Давно, – кивнул Лис. – Собрал земляков, погоду в городе делал... Сейчас местные их побили, но он живой остался...

Террорист закрыл глазами принялся методично раскачиваться вправо-влево, будто что-то бормоча про себя.

«Что это он?» – взглядом спросил Лис у Литвинова. Тот поднял палец, предостерегая от излишнего шума и предлагая ждать. Через несколько минут чеченец вышел из транса и открыл глаза. С ним произошла перемена: вместо затравленного и приготовившегося к смерти волка перед офицерами милиции сидел собранный для серьезного разговора, волевой и целеустремленный человек.

– У нашего народа обычай мести свят, – четко произнес он, переводя взгляд с Литвинова на Лиса и обратно. – Маленькую нацию уничтожить просто, спасти ее может только то, что она никому не прощает обид. Потому мы приехали сюда, рассчитаться за войну. Вчера у нас ничего не вышло, мой друг и брат погибли, я сижу в наручниках, но это ничего не значит: пока хоть один из наших жив, будет литься кровь тех, кто воевал на нашей земле.

Террорист откашлялся, было видно, что он не привык к столь длинным речам.

– Но это не личная месть: чеченцы мстят русским, исполняют вековой обычай, не больше. Личная месть – совсем другое – У моего друга и брата Ужаха есть личная месть к этому подлому Джафару. И он, последний мужчина рода, если он не исполнит свой долг, то покроет себя позором навеки! Мы обязаны во всем помогать ему. Сейчас я узнал очень важную вещь и должен сообщить ее Ужаху. Если вы отпустите меня, я поклянусь на Коране, что мы снимем месть с СОБРа. Мы поможем Ужаху выполнить личную месть и уедем из города.

Чеченец замолчал. Он сказал все, что хотел. Теперь он мог только ждать ответа.

– На Коране? – переспросил Литвинов. Он воевал в Афганистане и хорошо знал, что это означает.

Террорист кивнул.

– А ты решаешь такие вопросы? – вмешался Лис. – Кто поручил тебе снимать месть?

– Если я скажу, что поклялся на Коране, братья поймут меня и выполнят мое обещание. Если нет – я пущу себе пулю в висок.

Лис сделал знак Литвинову, и они вышли в коридор.

– Что скажешь? – спросил Коренев.

– Это был бы выход... Иначе они доберутся до моих ребят... Или начнут убивать всех милиционеров подряд, кто под руку попадется... Идешь в форме – бах!

– Чего стоит его клятва?

– Если правильно провести процедуру, то это очень серьезно. Хотя...

– Понятно...

– Но здесь к клятве добавится месть. Они переключатся на Джафара – это сто процентов. А мы выгадаем время. Мы ведь клятв никаких не даем...

– Верно... Но как это сделать? Не побег же ему устраивать!

Литвинов, кивнул. Ясное дело! Только в кино сотрудников", упустивших; преступника, по-отечески журят и им же поручают исправить свою ошибку и изловить беглеца. В реальной жизни вышибут без пенсии, как пить дать!

Оперативники задумались, но ненадолго.

– Подожди! – Лис хлопнул товарища по плечу. – У него же есть адвокат! Господин Чекулдаев звонил с утра, объявил, что родственники поручили ему осуществлять защиту! Это же он его имя назвал!

– Быстро! И знали, кого взять! – Литвинов выругался.

Чекулдаев был бандитским адвокатом. Его услуги дорого оплачивались, но окупали себя: он ломал самые «железные» дела, добивался освобождения из-под стражи самых отпетых негодяев без единого светлого пятна в биографии. Особо высокой юридической квалификацией он похвастать не мог, но почему-то его аргументы безотказно действовали на прокуроров и судей.

– Если Котов «забудет», что пистолет выскочил именно у Шерипова, то на нем ничего и не остается. Да если и не забудет... Ствол там так залапали, только наши пальцы и найдут. А он от всего откажется. Ну был в подъезде, ну бежал. И что? Стрелял второй, которого убили. И оба пистолета его. Наш того, второго, может, и не знает!

Литвинов кивнул:

– Да, Чекулдаев вытащит его без всякого побега... Тогда давай приведем Нашего друга к присяге... Но это требует подготовки. И надо дать задание, чтобы ему сели на хвост... Короче, часа два нам понадобится.

Они вернулись в кабинет.

– Значит, так, – объявил задержанному Литвинов. – Сейчас я привезу Коран, ты поклянешься, что ваша группа разделается с Джафаром и тут Же уберется из города, не причинив никому зла. Потом мы позволяем адвокату вытащить тебя под подписку. Согласен?

– Слово мужчины, – важно ответил тот.

Лису показалось, что на каменном лице мелькнуло выражение превосходства. Возможно, он ошибся. Но Шерипов заметно расслабился и даже попросил закурить. Дружба дошла до того, что Лис снял с него наручники. Точнее, наполовину снял. Вначале своими «браслетами» приковал одну руку к батарее, а потом расстегнул литвиновскую пару.

– Боишься? – усмехнулся чеченец, разминая освободившуюся руку и закуривая.

– Чего мне бояться... На окне решетка, внизу пост, без пропуска никого не выпускают.

– Зачем же так сделал? – продолжал улыбаться Шерипов.