Разведчик, штрафник, смертник. Солдат Великой Отечественной Филичкин Александр

Глава 11. Спарринг-партнер для немецких служащих

Однако эрудированный парень очень сильно ошибся, эсэсовский комендант говорил вовсе не об обычных парашютистах и диверсантах. Так что все было значительно хуже, чем они предполагали. Реальная действительность оказалась намного ужасней, чем они могли себе представить даже в самых страшных своих кошмарах.

Насколько знал Григорий, весь лагерь был разбит на две почти равные зоны, разделенные высокой стеной из колючей проволоки. В одной части размещался обширный плац и кирпичный барак для пленных. В другой находились жилые помещения охраны. Кроме того, там имелись склады и еще какие-то странные приземистые сооружения.

Увидев впервые такое великое множество зарешеченных дверей, Григорий сильно удивился. Все входы были расположены в длинной стене одного из зданий непонятного предназначения. «Что это такое? – размышлял озадаченный боец: – То ли небольшие птичники, то ли отдельные хлева для мелкого рогатого скота? Интересно, зачем они здесь?»

Вдобавок ко всем несуразицам лагеря, на плацу стояли дощатые щиты и деревянные брусья. Все это сильно походило на полосу препятствий в солдатской учебке. В начале своей службы Григорий, как и каждый боец тогдашней Красной армии, тоже прошел курс подготовки в подобном заведении. Но там все было понятно, а зачем они здесь, в польском лесу? Естественно, что эти вопросы остались без ответов, и парень решил, что со временем все разъяснится само собой. Так оно и вышло, и намного скорее, чем он ожидал.

На следующий день, ближе к полудню, Григорий вышел из барака и прошелся вдоль забора. Как всегда, там уже слонялись без дела несколько парней из его команды. Обещанные комендантом таинственные тренировки пока не начались, и заключенные были предоставлены сами себе. Отсыпались, латали старое обмундирование и бесцельно бродили по плацу. Как ни странно, но администрация лагеря этому совершенно не препятствовала.

В это время наружные ворота открылись, и на территорию вертухаев медленно вползли несколько крытых военных грузовиков. Григорий повернулся и увидел, как брезентовые тенты над задними бортами быстро откинулись. Потом из кузовов на землю стали спрыгивать молодые ловкие немцы. Прибывшие гитлеровцы сильно отличались от подразделения охраны, которое в основном состояло из сильно разъевшихся пожилых увальней. Все повадки фашистов говорили о том, что это сильные и прекрасно тренированные солдаты.

«Ну, вот и спарринг-партнеры пожаловали по нашу душу, – подумал парень, и неприятный холодок сжал его сердце. – Не убьют кулаком, так финкой зарежут. Как пить дать».

Некоторое время диверсанты энергично двигались и делали какие-то спортивные упражнения. Похоже, что фашисты приехали из достаточно удаленных мест. Поэтому теперь старались поскорее размять руки и ноги, затекшие от долгого сидения на неудобных лавках. Затем солдаты дружно принялись вытаскивать из машин продолговатые проволочные клетки.

Когда Григорий осознал, что в переносных вольерах находятся огромные немецкие овчарки, он буквально остолбенел от страха. Сильный, по-настоящему животный ужас заполнил все его существо. Драться с людьми ему доводилось довольно-таки часто, поэтому он хорошо умел постоять за себя, а вот сражаться с такими крупными зверюгами еще не приходилось.

Фрицы аккуратно ставили тяжелые контейнеры на землю и осторожно открывали проволочные дверцы. Поспешно брали бойцовых собак на короткий поводок и выводили наружу. Едва удерживая беснующихся зверей возле себя, инструкторы с огромным трудом вели их в сторону приземистых бараков.

Матерые псы так и норовили сорваться с привязи и сцепиться друг с другом. Поднялся оглушительный, злобный собачий лай. Проводники всеми силами успокаивали своих разъяренных подопечных. Подводили к низким дверям. Открывали створки и силком вталкивали питомцев внутрь тесных помещений. Спущенные с поводка овчарки остервенело бросались на зарешеченные стенки своих вольеров.

Остальные красноармейцы тоже услышали невообразимый шум, поднявшийся на территории охраны. Они высыпали из барака и подбежали к забору, отделяющему плац от питомника. Бойцы увидели, кого привезли автомобили, и в страхе застыли возле колючей проволоки. Всех заключенных охватила сильная, неудержимая паника. Округлившимися от ужаса глазами они смотрели на своих будущих спарринг-партнеров и не знали, что сказать. Вдобавок ко всему, собаки почуяли несвежий запах узников и разъярились еще больше. Овчарки всеми силами пытались вырваться из своих клеток и броситься на пленных красноармейцев.

– Ну, вот и пожаловали немецкие служащие, которых мы будем тренировать! – удрученно вымолвил кто-то. В ответ никто не смог выдавить ни единого слова.

На следующее утро комендант лагеря вновь появился на половине заключенных. Неторопливо прошелся перед строем и совершенно спокойным голосом сообщил:

– Наш учебный лагерь находится в самой сердцевине огромного польского леса. Кроме дороги, по которой вы пришли, отсюда ведут еще три неширокие просеки. Итого четыре пути на все четыре стороны света.

Ближайшее жилье находится возле железнодорожной станции, на которой вас выгрузили из вагонов. Вы сами убедились, что до этого места несколько часов пешего ходу. Остальные поселки расположены еще дальше. Да никто и не поможет вам ни одеждой, ни едой. Приют вам тоже никто не даст. Так что бежать я вам не советую. Некуда.

С сегодняшнего утра мы начинаем ежедневные тренировки. Каждого из вас будут по одному выпускать из лагеря и направлять на какую-нибудь из дорог. Вы можете двигаться куда захотите. Можете бежать по дороге или ломиться прямо через густой лес. Через тридцать минут по вашему следу будет пущена овчарка. Когда собака вас догонит, она на вас нападет!

Комендант сделал короткую паузу. Немного подождал, чтобы до всех дошло только что им сказанное, и заговорил дальше:

– Того, кто залезет на дерево, ждет немедленный расстрел на месте! Того, кто ударит собаку кулаком, ногой, палкой или камнем – ждет немедленный расстрел на месте! Того, кто что-то сломает собаке, лапу, челюсть или ребро – ждет немедленный расстрел на месте! – офицер опять замолчал.

Эсэсовец достал из нагрудного кармана френча золотой портсигар. Щелкнул отполированной до зеркального блеска крышкой. Достал сигарету и сунул ее в свои узкие, кривящиеся губы. Никуда не торопясь, выудил из черных галифе изящную зажигалку. Зажег длинный огонек и с удовольствием прикурил. Сильно, со вкусом, затянулся и замер, наслаждаясь ароматом душистого табака.

Выпустил дым из тонких, четко очерченных ноздрей и равнодушно добавил:

– Пока к собаке не подойдет инструктор, вы можете ее удерживать. Если сможете. Когда проводник возьмет ее на поводок, вы должны вернуться в лагерь вместе с ним. Того, кто не выполнит приказ инструктора, – ждет немедленный расстрел на месте! Того, кто нападет на проводника, – ждет немедленный расстрел на месте!

Комендант вновь прервал свою длинную речь. Немного помолчал для того, чтобы его слова в полной мере могли осознать все пленные, и равнодушно закончил:

– Номера, с первого по двадцатый включительно, два шага вперед! Шагом марш!

Первая группа заключенных неохотно выполнила команду. К ним подошли немецкие солдаты и увели их с собой. Остальных узников накормили скудным завтраком и предоставили самим себе. Как и многие другие, Григорий не находил себе места от волнения. Бродил по плацу и не мог думать ни о чем другом, кроме как о том времени, когда придет его очередь бежать через незнакомый лес.

Через пару часов в барак вернулся один из красноармейцев, входивших в первую двадцатку. Он шумно ввалился в казарму и подскочил к баку, стоящему возле дверей умывальной. Зачерпнул полную кружку воды и жадно напился. Все пленные сгрудились вокруг запыхавшегося бойца и молча ждали его рассказа. Парень сел на нары, перевел дух и с трудом начал говорить:

– Меня вывели за ворота и указали на просеку. Толкнули карабином в спину и приказали: «Форвард! Шнель! Шнель!»

Сначала я помчался прямо по дороге, потом немного подумал и свернул в лес. Топаю на север и через какое-то время слышу – за спиной раздался громкий лай. Я прекрасно знаю, что собака бегает гораздо быстрее человека, так что от нее не убежишь. Я и не стал стараться. Зачем без толку силы тратить? Остановился на небольшой полянке и принялся ждать. Овчарка выскочила из леса и бросилась ко мне. Я слегка пригнулся и жду, что будет дальше?

Когда до меня осталось около трех метров, она оттолкнулась от земли и прыгнула. Причем старалась вцепиться прямо в горло – тварь! Сам не знаю, как, но я умудрился перехватить ее на лету. Вцепился двумя руками в ошейник. А она тяжелая, сука, хорошо откормленная! Врезалась в меня со всего маху. Сбила с ног, и мы кубарем покатились по земле. Но ошейник я так и не выпустил. Сжал его как можно крепче, она и захрипела. Тогда я чуть-чуть отпустил, чтобы не задохнулась. Так и держал, пока немец с поляками не прискакали.

Кто-то из слушателей недоверчиво хмыкнул:

– Тебе удалось удержать такую огромную зверюгу?

– Да я в своей деревне кузнецом был! – шумно возмутился рассказчик. – Как-то по пьяни я поспорил, что свалю с ног трехлетнего быка. И свалил! Врезал кулаком ему в лоб. Он и упал. Поэтому, если бы было можно, я бы эту собаку двумя пальцами задушил. А так, пришлось ее держать очень бережно, можно сказать, нежно. Да только эта неблагодарная тварь не поняла своего счастья. Она махала своими лапами во все стороны и порвала мне гимнастерку и штаны. – Он указал на большие прорехи в одежде. Сквозь них хорошо просматривались глубокие царапины от толстых собачьих когтей.

Несмотря на все расспросы, ничего нового к своему рассказу кузнец добавить уже не смог. Он устало рухнул на нары и прикрыл рукой глаза. Заключенные не стали его больше беспокоить и молча разбрелись в разные стороны. Григорий вышел на плац и увидел двух беседующих инструкторов. Один из них вдруг громко рассмеялся и ответил другому:

– Да мой Рекс загрыз зайца за пять секунд. Похоронная команда уже тащит труп сюда. А как твой Марс?

– Никак! Мой русак сразу залез на дерево! Так что пришлось пристрелить этого труса! Ну и живучий же он оказался, просто ужас. Только третьей пулей мне удалось снять его с ветки.

Ошеломленный услышанными словами, Григорий вернулся в барак и передал подслушанный разговор соседям по нарам. Через минуту весь барак уже знал о судьбе своих товарищей по несчастью. Немного спустя к забору подошли около десятка солдат без оружия и одетых в кители, совсем не похожие на немецкие. Они подтащили к воротам что-то тяжелое.

Кто-то из пленных тихо сказал:

– Поляки! Их форма!

Немцы открыли одну створку. Похоронщики приволокли свою нелегкую ношу на плац. Брезгливо бросили ее на землю и поторопились уйти. С надрывным скрипом ворота захлопнулись за их спинами. Не сговариваясь, все узники бросились к проволочному забору. Вместе со всеми помчался и Григорий. Он подбежал поближе и увидел на земле своих соседей по бараку.

Одного взгляда Григорию оказалось достаточно, чтобы понять – обоих парней сильно покусали немецкие овчарки. Практически вся одежда на пленных оказалась изорвана в мелкие клочья. Во многих местах ткань насквозь пропиталась густой свернувшейся кровью. На оголенной бледной коже виднелись глубокие следы от огромных собачьих зубов. Ребята слабо шевелились и тихо стонали. У одного, видимо, было сломано предплечье. Несчастных бойцов тотчас подняли с плаца и быстро перенесли в барак.

– Он стоял и смотрел, как собака меня рвет! – едва смог прошептать парень со сломанной рукой. – А потом я потерял сознание…

К полудню в лагерь вернулись остальные красноармейцы, ушедшие в первой группе. Из двадцати человек в живых осталось только восемнадцать. Некоторые из них были искусаны так сильно, что не могли идти самостоятельно. Их притащила похоронная команда, состоящая из поляков. У многих парней оказались страшные рваные раны от острых клыков.

Как и следовало ожидать, немцы не стали оказывать помощь раненым людям. Поэтому пленные сами, как могли, ухаживали друг за другом. Некипяченой водой из-под крана они промыли страшные раны покалеченных арестантов. Порвали старое обмундирование на ленты и использовали их в качестве бинтов. Не имея под рукой никаких медикаментов, они наложили на укусы обычные сухие повязки. Затем стали отстирывать кровь с одежды и штопать порванное обмундирование.

После полудня в лес ушла вторая двадцатка. К вечеру в барак вернулось лишь семнадцать человек. К ужасу окружающих, их рассказы ничем не отличались от того, что поведала первая группа.

Все это время Григорий старательно вспоминал, чему его обучали в тренировочном лагере армейской разведки, расположенном под Севастополем. К огромному сожалению, ему так и не удалось пройти весь курс до конца. Началась война с Германией, и всех солдат срочно отправили на армейский аэродром, где они служили в охране.

К тому же курсантам давались в основном теоретические знания приемов борьбы с собаками. Два практических занятия, на которых курсанты встречались с живыми овчарками, можно не принимать в расчет. Парней надежно упаковали в стеганые бушлаты и брюки из толстого многослойного брезента. Тогда их специально так одели, чтобы не пострадали ни люди, ни, тем более, ценные, хорошо тренированные животные.

Кроме того, короткая ознакомительная программа совершенно не предусматривала бережного отношения к нападающим псам. Советские инструкторы-пластуны преподавали лишь навыки быстрого и эффективного уничтожения собак всеми доступными способами. Здесь же ему придется осторожно удерживать овчарку, не давая ей искалечить ни тебя, ни себя!

Уже на следующее утро настала очередь двадцатки Григория. Вооруженные карабинами охранники вывели парня за ворота лагеря третьим по счету. Его тщательно обыскали и повели направо, вдоль высокого забора из колючей проволоки. Втроем они обошли лагерь и оказались у начала просеки, подходившей к зоне с задней стороны.

Там их терпеливо ждал тот самый инструктор, который хвастался своим псом перед приятелем. На поясе у поджарого немца висела кобура с пистолетом. Возле его левой ноги сидела огромная псина и злобно рычала на пленного. За спиной фашиста стояли четыре поляка из похоронной команды. Григория подвели к Рексу, и инструктор дал команду собаке:

– Schnuppern! – овчарка послушно обнюхала ноги арестанта и отступила назад. Немец приказал парню: – Вперед! Быстро! Быстро!

Красноармеец развернулся. Рванулся с места и промчался по дороге, уходящей в глубь соснового бора. Пробежал в таком темпе около ста метров и свернул в лес. Спрятался за ствол самого толстого дерева, которое ему попалось на пути. Остановился и сел на землю. Быстро стянул оба сапога и снял с ног почти новые портянки, недавно полученные от немцев. Под ними оказались другие, старые – выданные родной Красной армией еще два месяца назад. Второй запасной комплект он предусмотрительно намотал на ступни перед самым выходом из барака.

Григорий тщательно обулся, встал и не спеша потрусил дальше. На бегу парень аккуратно намотал два куска ткани на левую руку и тщательно уложил плотную повязку прямо поверх рукава гимнастерки. Она закрыла все предплечье и надежно защитила от локтя до ладони. Свободный конец обеих тряпок боец крепко зажал в кулаке. Не успел он закончить приготовления, как за спиной послышался злобный собачий лай.

«Как скоро! – удрученно подумал парень. – А фашист говорил, что собаку пустят через полчаса. Видимо, хотят побыстрее закончить сегодняшние тренировки. – Григорий быстро осмотрелся по сторонам. Только сейчас он заметил, что лес словно вымели какие-то чересчур усердные и добросовестные дворники. Нигде не было видно ни подлеска, ни даже опавших сучьев. – Это чтобы мы не прятались в непролазных кустах и не отмахивались от собак толстыми ветками», – понял боец и продолжил вертеть головой.

Чуть левее он заметил толстую сосну, одиноко стоящую посреди небольшой поляны. Боец кинулся к дереву и встал лицом к приближающейся погоне. Прислонился спиной к шершавому стволу и постарался немного успокоиться. Сорванное бегом дыхание уже почти полностью восстановилось, но сердце никак не хотело умерить свое чрезмерно суматошное биение. Пульс частил с такой скоростью, словно парень только что вырвался из крепкой сумбурной драки.

И тут из леса живой стрелой выскочил матерый пес. Сильно разгоряченный азартной погоней, Рекс поднял голову от цепочки следов своей жертвы. Увидел Григория и огромными скачками бросился к безоружному человеку. Зверь вихрем проскочил разделявшее их расстояние. Оттолкнулся от земли и прыгнул на парня, целясь зубами в его голый кадык.

Неожиданно с Григорием произошло что-то совершенно невероятное. Такое, что никогда с ним раньше не случалось. Вернее, не с ним, а с его индивидуальным восприятием окружающей действительности. Течение времени вдруг сильно замедлилось. Оно стало двигаться подобно тягучей, густой патоке, плавно льющейся из перевернутой банки.

Огромное тело немецкой овчарки вытянулось в струнку и словно бы повисло в загустевшем воздухе. Парень выставил вперед левый локоть и закрыл им свое незащищенное горло. Распахнутые собачьи челюсти неторопливо приблизились вплотную к нему. Боец затаил дыхание и собрал все свое мужество в кулак.

Затем он протянул левое предплечье навстречу и сунул в широко открытую пасть. Наполненные огромными острыми зубами, мощные челюсти сжались с невероятной силой. В следующий миг Григорий почувствовал себя так, будто на его руке захлопнулся тугой волчий капкан. Сильная, нестерпимая боль пронзила мышцы от кисти до самого плеча.

Несмотря на все усилия, прилагаемые разъяренным псом, он так и не смог прокусить две достаточно толстые портянки. Однако злобная тварь всей своей массой продолжала лететь прямо на грудь Григория и даже не замедлила скорости своего движения. В самый последний момент парень начал смещаться вправо и почти успел вывернуться из-под тяжелого тела огромного Рекса.

Полсотни килограмм тренированных, сильных звериных мышц со всего маху врезались в худую, истощенную фигуру человека. Несмотря на то что основной удар пришелся вскользь, боец почувствовал, как затрещали его ребра. К счастью, основную часть энергии принял на себя толстый ствол сосны, на которую арестант опирался спиной.

Не ослабляя хватку, собака упала на землю и своим весом увлекла красноармейца за собой. Резкое столкновение с деревом все же слегка оглушило овчарку. На один миг Рекс потерял ориентацию и не успел вовремя вскочить на ноги. По какому-то наитию Григорий запустил правую кисть в мягкое подбрюшье пса. Схватил за причинное место и крепко сжал пальцы. Зверь резко дернулся и замер, но руку человека так и не отпустил.

Через несколько минут на поляне появился сильно запыхавшийся инструктор. Следом за ним тяжело топали два охранника и похоронная команда, состоящая из четырех поляков. Немец увидел Григория, прижимавшего собаку к земле, и несказанно удивился такому непривычному положению дел. Поводырь замер на месте и потянулся к кобуре. Быстро вытащил пистолет и лишь после этого вновь побежал к парню. Потрясенные охранники тоже схватились за оружие. Скинули карабины с плеч и взяли их на изготовку.

Почуяв запах хозяина, Рекс тихо и жалобно заскулил. Ошеломленный увиденной картиной, фашист подскочил к заключенному и приставил пистолет к его голове. Левой рукой он привычно защелкнул карабин леера на ошейнике и дал своему псу строгую команду:

– Фу! – зверь послушно разжал крепко стиснутые челюсти.

Немец сильно ткнул стволом пистолета в голову Григория и жестко приказал:

– Отойди от собаки!

Красноармеец осторожно разжал пальцы правой руки и отпустил причинное место пса. В ту же секунду Рекс оказался на ногах. Длинным прыжком отскочил в сторону и принялся яростно лаять. Натянув поводок, овчарка стояла позади хозяина и прямо-таки захлебывалась от бешеной, бессильной злобы. Однако напасть на бойца, лежавшего на земле, так и не решилась. Григорий прижал левую руку к животу и прикрыл ее правой.

Инструктор не обратил на это никакого внимания. Он прекрасно знал, что такие тренировки не обходятся без тяжелых травм. Поэтому решил, что Рекс больно укусил пленного, прежде чем тот смог ухватить пса за самый уязвимый мужской орган. Немец отошел в сторону и ласково потрепал своего питомца по мощному загривку. Пес перестал дрожать от злости, но все еще продолжал рычать и лаять на заключенного. Фашист повернулся к арестанту. Спрятал пистолет в кобуру и приказал:

– Встать! Марш в лагерь!

Не делая резких движений, Григорий медленно поднялся с земли и пошел назад. Левую руку он по-прежнему старательно прятал от инструктора. Немец с Рексом, два охранника и похоронная команда неспешно двигались сзади. Униженный человеком пес никак не мог успокоиться и продолжал безостановочно лаять, но кинуться на бойца почему-то не спешил.

По дороге в лагерь парень как можно незаметней размотал ткань. Аккуратно сложил портянки, сунул их за пояс и тщательно прикрыл подолом гимнастерки. Затем завернул рукав и внимательно осмотрел левое предплечье. Измятые зубами овчарки мышцы сильно болели. Кожа была в ссадинах и кровоподтеках, но, судя по всему, кости оказались целыми.

Вернувшись в барак, Григорий первым делом рассказал, как прошла его «тренировка» с немецким спарринг-партнером. Но к тому времени у сорока процентов заключенных был уже свой собственный и часто весьма печальный опыт. К тому же его история ничем не отличалась от всех прочих, не раз услышанных обитателями зоны. Вдобавок ко всему, мало было знать, что необходимо предпринять в таких страшных обстоятельствах. Нужно еще умудриться все это проделать без сучка без задоринки. Иначе не избежать тяжелых травм и глубоких укусов.

В тот день из леса не вернулось еще трое заключенных.

Поздней ночью у парня со сломанной рукой резко поднялась температура и началась сильная лихорадка. К утру ему стало совсем плохо, и раненый так и не смог самостоятельно встать с постели. Тогда к бойцу пришли на помощь соседи по нарам. Однако, едва больного подняли на ноги, как он обмяк и потерял сознание. Пришлось уложить его обратно и оставить на месте. Вот так и получилось, что красноармеец не вышел на утреннюю перекличку.

Когда очередь дошла до его фамилии, естественно, что никто не отозвался. Этого просто не позволял номер, нашитый у каждого на груди. Комендант отдал короткий приказ, и охранники бросились в барак. Спустя минуту немцы за ноги вытащили больного на середину плаца и бросили перед строем.

Медленно прохаживаясь перед шеренгой военнопленных, комендант спокойным голосом объявил:

– Согласно правилам внутреннего распорядка нашего лагеря, за невыход или опоздание на перекличку полагается наказание – расстрел на месте! – Он повернулся к солдатам и приказал: – Огонь!

Один из охранников передернул затвор. Вскинул карабин и выстрелил в голову парню, беспомощно лежащему на земле. Через минуту появилась похоронная команда из четырех человек. Поляки подхватили убитого за руки, за ноги и быстро унесли мертвое тело с плаца. Как ни в чем не бывало, немцы продолжили привычную утреннюю перекличку.

Второй выход в лес едва не закончился для Григория самым печальным образом. Видимо, в тот несчастливый день судьба решила сыграть с заключенным очень злую шутку. К ужасу парня, его спарринг-партнером оказался не обычный пес, а сильная матерая сука! Собака врезалась в грудь бойца и легко сбила его с ног. Они вместе рухнули на землю и, сплетясь в огромный клубок, покатились по жухлой, опавшей хвое.

Все было точно так же, как и с Рексом, вот только ухватить овчарку оказалось не за что. Придя в полное отчаяние, узник сжал в кулаке шкуру на животе злобной твари. Это не произвело на нее никакого впечатления. Яростно рыча, овчарка вскочила на лапы. Вырвалась из захвата и принялась яростно мотать головой из стороны в сторону. В то же время она изо всех сил пыталась перекусить руку пленного, обмотанную вонючими портянками.

Стоя перед ней на коленях, Григорий ухватился правой кистью за ошейник и пытался удержать мощные рывки зверя. Боль становилась все сильней, и казалось, что уже не было больше сил терпеть эту страшную муку. Потеряв самообладание, парень рассвирепел. Отпустил ошейник и кулаком ударил собаку в голову. В самый последний момент он все-таки сообразил, что за нанесенную зверю травму его расстреляют на месте. Он не смог остановить руку, летящую вперед. Однако успел разжать пальцы и уже открытой ладонью врезал псине в ее черный, блестящий нос.

Внезапно сука обмякла. Глаза у нее затуманились, и она безвольно разжала огромные челюсти. Григорий поспешил воспользоваться ее оглушенным состоянием. Пока овчарка пребывала в легком нокдауне, парень схватил ошейник обеими руками и вскочил собаке на спину. Он буквально оседлал злобную тварь. Сильно сжал коленями ее тело и всей своей массой придавил к земле.

Быстро просунул левую кисть под широкий ремень. Плотно сжал его в кулаке и потянул на себя. Широкое кольцо из толстой кожи пережало овчарке глотку, и она сдавленно захрипела. Затем Григорий схватил правой рукой за шкуру на загривке собаки и пригнул ее шею к земле. Когда псина немного пришла в себя, она уже не могла даже пошевелиться. Любое неосторожное движение грозило ей опасностью свернуть себе шею. Овчарка замерла и без движения лежала на животе до тех пор, пока не появился озадаченный инструктор.

Смертельно опасные занятия с немецкими спарринг-партнерами продолжались каждый день, без единого перерыва. Вследствие чего в бараке оставалось все меньше и меньше людей. Самые «счастливые» умирали на своих грубых нарах, забывшись в беспокойном горячечном сне, вызванном заражением крови.

Всех остальных парней – едва живых, сильно ослабевших от рваных ран и глубоких укусов, по-прежнему каждое утро гнали на «тренировки». В лесу их быстро настигали злобные сторожевые овчарки. Валили на землю и загрызали насмерть. Тех, кто не мог встать с нар и в очередной раз сыграть роль дичи для собак, безжалостно расстреливала немецкая охрана.

Глава 12. Прощальный банкет коменданта

Следующим хмурым и безрадостным утром очередная двадцатка ушла в лес. Часа через полтора Григорий услышал, как из лагерных репродукторов раздался раздраженный крик коменданта:

– Всем свободным от вахты инструкторам с собаками и солдатам охраны срочно собраться у въездных ворот.

Едва стих голос эсэсовца, как началась немыслимая суматоха. Из обрывков немецких разговоров Григорий кое-как сумел понять, в чем дело. Оказалось, что участвовавший в утренних занятиях проводник позвонил с резервного пункта на восточной дороге. Он сообщил, мол, кто-то из пленных попытался бежать. Комендант взбеленился и немедленно объявил общую тревогу. Вертухаи и тренеры со своими подопечными быстро погрузились в кузова грузовых автомобилей и куда-то уехали.

Только после полудня все машины вернулись в лагерь. Охранники быстро откинули брезентовый тент первого грузовика. Затем с жутким грохотом открыли задний борт и безжалостными пинками выбросили наружу сильно избитого красноармейца. Он молча упал на землю и остался неподвижно лежать на спине. Подбежала польская похоронная команда и сноровисто оттащила его в сторону. Потом из автомобилей выбрались усталые фашисты и овчарки.

В следующий миг раздался душераздирающий вой сирены. Находившиеся в лагере пленные торопливо выскочили из барака и выстроились на плацу. Ведущие на половину охраны ворота открылись, и на плацу появился разъяренный комендант. За ним шли хмурые немецкие солдаты с карабинами на изготовку. Поляки притащили пойманного беглеца и бросили его между строем заключенных и шеренгой охраны.

Парень слабо зашевелился. Перевернулся на бок и с трудом сел. Чтобы не упасть на спину, он прочно оперся руками о землю позади себя. Григорий всмотрелся в бойца и едва узнал в нем всегда веселого, добродушного кузнеца. Теперь все лицо красноармейца представляло собой огромный бурый кровоподтек. Обе ноги пленного не шевелились и, судя по всему, были прострелены.

Стараясь успокоиться, комендант немного помолчал. Набрал в легкие побольше воздуха и крикнул возмущенным до предела голосом:

– Эта русская свинья убила одну из лучших сторожевых собак этого курса. Затем он попытался бежать. Согласно правилам внутреннего распорядка нашего лагеря он приговаривается к немедленному расстрелу! – Не поворачиваясь к охранникам, комендант бросил через плечо, но уже по-немецки: – Курт! Отомсти за своего верного друга! Пристрели эту славянскую тварь!

Из строя фашистов вышел инструктор – проводник Рекса. На его потемневшем от злобы лице расплывался огромный фиолетовый синяк. Кузнец попытался сесть чуть поровнее и с трудом прохрипел:

– Дерьмо был ваш Рекс, а не собака! Хотя я и не собирался его убивать. Чуток задел кулаком, а он и подох. А вот тебя, Курт, я точно хотел грохнуть! Жаль, что не достал как следует!

Трясясь от едва сдерживаемого бешенства, инструктор подошел к сидящему на земле беспомощному пленному. Выхватил пистолет из кобуры и, почти не целясь, выстрелил в упор. Пуля попала кузнецу точно в переносицу. Руки у парня подломились, и он мешком рухнул навзничь. Вытянулся во весь богатырский рост. Содрогнулся своим огромным телом и затих.

Натаскивание немецких служащих продолжилось, словно ничего и не произошло. Оставшихся в живых людей было так мало, что теперь им приходилось играть роль дичи по два раза в день – утром и после полудня. К тому времени Григорий уже успел хорошо «познакомиться» со всеми собаками, участвовавшими в «тренировках». После первой, весьма неприятной встречи с ним собаки начинали себя вести совершенно по-другому.

Во время занятий спарринг-партнеры с легкостью догоняли парня. Однако, увидев, что он стоит, прижавшись спиной к дереву, звери больше не нападали на пленного. Каждой псине вполне хватало одного раза, чтобы понять – это не простой заяц, которого можно легко загрызть насмерть. С этим русаком лучше не связываться. Себе дороже выйдет.

На этом смертельно опасные столкновения с овчарками закончились. Григория по-прежнему гоняли на «тренировки». Он бегал по лесу до седьмого пота, но этим все и ограничивалось. Собаки кружили вокруг него на безопасном расстоянии. Рычали и захлебывались от лая до тех пор, пока не подходил инструктор. Потом делали вид, что честно выполнили свою работу, и затихали.

Инструкторы заметили эту странную особенность, но ничего предпринимать не стали. Их псы и так прекрасно выполняли свою роль. Находили по следу беглеца. Облаивали его и удерживали на месте до прибытия охраны. Что еще нужно от хороших сторожевых собак? А то, что они не рвут на куски этого заключенного, так это ничего не значит. Мало ли что у них в голове. С остальными зайцами они по-прежнему не церемонятся.

Через двадцать девять дней после начала «тренировок» из двадцати собак в живых осталось восемнадцать, а из ста семи пленных красноармейцев – всего шесть человек! В этот вечер все выжившие бойцы, не сговариваясь, покинули свои привычные места и собрались в дальнем углу барака. Находиться в пустой казарме вдалеке друг от друга у них уже не было никаких сил.

Парни хмуро посмотрели друг на друга, и Григорий неожиданно понял, что даже не знает, как кого зовут. Так уж случилось, что судьба разбросала их по разным группам. Поэтому, несмотря на то что все жили в одном бараке, они практически не пересекались. Пока одни отбивались от собак, другие ухаживали за своими менее удачливыми товарищами. Заодно стирали и чинили порванное обмундирование.

К тому же мало кто хотел знакомиться с другими пленными, находясь в такой жуткой обстановке. Зачем это делать, если каждый из твоих новых приятелей в любой день может не вернуться с очередной «тренировки»? К чему забивать память лишними именами и рвать себе душу по поводу гибели недавно обретенного друга?

Однако сейчас Григорий решил, что настала пора представиться. Не так уж много их осталось. Даже если и захочешь, то не перепутаешь. Он внимательно осмотрел своих товарищей по несчастью. Все молча сидели на деревянных нарах, и каждый думал о том, что им принесет завтрашний день. Чтобы прервать тягостную тишину, парень назвался:

– Меня зовут Григорий.

– Алексей, – неохотно откликнулся сосед справа. Слегка помедлив, следом назвались остальные: – Михаил, Александр, Иван и Петр, – на этом разговор сам собой увял. Никто не знал, о чем можно поговорить в такой безумной ситуации. Рассказывать о себе? Вспоминать довоенную жизнь? Кому это интересно сейчас, когда все находятся, как говорится, на краю могилы?

Иван вдруг спросил:

– Григорий, а что ты делал, чтобы справиться с собаками?

Ничего не тая, парень откровенно рассказал, как действовал в лесу.

– Я делал то же самое, только потом брал их за глотку! – ответил красноармеец. – Схвачу правой рукой за кадык, чуть-чуть придушу, они и перестают дергаться.

Оказалось, что Михаил и Алексей действовали таким же образом. Оставшаяся пара пленных почему-то не вступила в разговор и по-прежнему скромно молчала. Любопытный Иван обратился к Сане, тщедушному белобрысому пареньку:

– А ты что молчишь?

– Меня с детства все собаки очень любили, – потупившись, сообщил он. – Даже самые злые псы всегда ко мне ластились, словно к любимому хозяину. А эти спарринг-партнеры, – он кивнул в сторону питомника, – тоже хотели, чтобы я их погладил, но для них служба превыше всего. Поэтому они лаять лаяли, но кусать не кусали. – Он повернулся к последнему бойцу и как будто передал ему эстафету.

Хмурый, темноволосый Петр пожал плечами и, словно через силу, очень неохотно выдавил:

– Мой дед был потомственным знахарем. Так он своим взглядом разъяренного быка с ног валил. Взбесившиеся кони тоже становились как шелковые, едва он на них зыркнет. А про всякую мелкоту и говорить нечего. Кошки там, крысы или домашняя птица, так те могли даже замертво свалиться, если он на них случайно посмотрит. – Он немного помолчал и закончил: – Я-то намного жиже его буду. Хотя могу, конечно, волка или собаку к себе не подпустить. Будет вокруг скакать и рычать, но напасть на меня все равно не посмеет.

Подошел конец бесконечно долгого, месячного срока пребывания в зоне. Этот день преподнес заключенным очередной сюрприз. К всеобщему удивлению, в то утро традиционная утренняя сирена почему-то не включилась. Несмотря на отсутствие сигнала побудки, один из выживших пленных проснулся в положенный час. Он, как всегда, открыл глаза точно в срок, назначенный внутренним распорядком лагеря.

Измученные невыносимыми условиями, остальные парни спали, как говорится, без задних ног. Так что боец тихо встал, увидел сонное царство и в растерянности немного побродил по бараку. Затем все-таки разбудил пятерых «счастливчиков» и первым делом объяснил, мол, он сам очень хорошо чувствует время. После чего смущенно добавил, что сейчас уже пора идти на утреннюю перекличку. Бойцы спорить не стали. Быстро поднялись, вышли на плац и выстроились в куцую шеренгу.

Григорий со своими товарищами стоял в коротеньком строю и напряженно ждал неизвестно чего. Вот только на половину заключенных никто так и не пришел. Ни охранники, ни даже вездесущие подручные фашистов – поляки. Передвижная солдатская кухня тоже почему-то не дымила, как обычно, а стояла совершенно холодная. Кормить их сегодня, видимо, никто не собирался. Время выхода на «тренировку» тоже уже прошло.

Ближе к полудню поляки стали выносить из здания казармы столы и стулья. Прямо под открытым небом, на половине охраны, они соорудили длинный стол и накрыли его белой скатертью. Расставили многочисленные бутылки и тарелки с закусками. Вокруг разместили разномастные стулья и табуреты. Потом появился, как всегда, подтянутый комендант, немецкие солдаты и проводники собак. Все дружно расселись вокруг стола, и начался пир горой. Тосты раздавались один за другим. За гениального фюрера, за скорую победу, за великий рейх.

Пленные переглянулись между собой и благоразумно решили, что не стоит мозолить глаза пьяным фашистам. Они медленно отступили назад и, от греха подальше, укрылись в пустом бараке. Едва парни расположились на своих нарах, как прибежали поляки из похоронной команды. Они пинками подняли красноармейцев и приказали немедленно выйти на плац. К всеобщему удивлению, узников привели на половину охраны и поставили перед богато накрытым столом.

Будучи сильно на взводе, комендант взглянул на истощенных арестантов. Усмехнулся и весело крикнул:

– Принести лопаты.

Стоявший возле стола поляк опрометью бросился к казарме. Притащил шесть заступов и вручил их пленным.

– Ройте себе могилы! – смеясь, приказал эсэсовец. – Вон там, у стены! – и он указал на кирпичный интендантский склад, находящийся позади заключенных.

Понурив голову, Григорий повернулся вместе с остальными парнями и медленно побрел к низкому зданию. Конечно, можно было гордо вскинуть голову и презрительно плюнуть врагам в лицо, как это показывали в фильмах о пламенных революционерах. Однако, в отличие от довоенных кинокартин, за это его вряд ли бы убили сразу, а, скорее всего, избили до полусмерти и бросили на растерзание собакам. Так что уж лучше не злить палачей и в назначенное судьбой время умереть быстро и почти безболезненно. Во всяком случае, так говорят про расстрел. Но сначала нужно устроить себе нормальную могилу. По крайней мере, потом труп туда сбросят и закопают, а не оставят гнить в лесу.

Каждый из пленных отмерил себе участок в три аршина в длину и один в ширину. Затем все дружно принялись копать. Земля в этом месте сама по себе оказалась очень сухой и неподатливой. К тому же за долгие годы тысячи ног утоптали ее почти до предела. Так что теперь она достигла плотности настоящего монолитного бетона. Ни лома, ни кирки заключенным не дали, поэтому приходилось обходиться обычной штыковой лопатой. Вдобавок ко всему обе руки у парня нестерпимо болели, причем левая мучила особенно сильно. Избитые за время «тренировок» мышцы постоянно ныли. Да и жрать хотелось невероятно. Стараясь не смотреть на заставленный едой стол, он повернулся лицом к стене. Так же поступили и все его товарищи по несчастью.

Меж тем прямо за спиной заключенных продолжал шуметь веселый гомон пьяной немецкой компании. Несмотря на это, Григорий постепенно втянулся в монотонную работу. Сами собой включились навыки, приобретенные за долгие годы жизни в деревне. Плотный слой утрамбованной земли скоро закончился, и копать стало немного легче. Когда могила стала глубиной до шеи, парень решил, что для него уже хватит. Прекратил рыть и выбросил лопату наверх. С трудом вылез из ямы и встал перед ней.

– О! – восхитился охмелевший комендант. – Уже закончил работу? Молодец! Тогда помоги своему товарищу справа! Что-то он долго копается! – Все немцы громко заржали над незамысловатой шуткой начальника.

Красноармеец подошел к участку соседа и заглянул вниз. На дне ямы он увидел массивный камень, превышающий своим размером огромное ведро. Парень окопал его со всех сторон, но вытащить наверх один не смог, и теперь валун ему здорово мешал рыть дальше. Григорий спрыгнул в могилу, и они вдвоем едва выволокли тяжеленный обломок известняка.

Кто-то из немцев радостно воскликнул:

– Ну, вот, теперь у них даже надгробная плита имеется, – этот экспромт тоже жутко развеселил пьяную компанию.

Постоянно сменяя друг друга, парни закончили работать вместе с остальными пленными. Сначала Григорий вылез сам, затем подал руку измученному товарищу. Помог ему выбраться наружу и отправился на свое место. Подошел к куче рыхлой земли и воткнул в нее уже ненужную лопату. Встал в ногах могилы и повернулся лицом к веселящимся немцам. Все бойцы сделали то же самое.

– Очень хорошо, – сказал комендант и, широко ухмыльнувшись, приказал: – Фриц, Ганс, принесите сюда свою машинку!

Два немца вскочили с табуретов и, слегка покачиваясь, побежали выполнять команду начальника. Через минуту они притащили ручной пулемет «MG-34» с откидными сошками. Установили его посреди стола и направили вороненый ствол в сторону пленных. Несмотря на сильный хмель, один из немцев четкими движениями открыл жестяную коробку с патронами. Вставил ленту в затвор и передернул рычаг.

– Встаньте так, чтобы после выстрела вы свалились в яму и нам не пришлось марать о вас руки, – развязно скомандовал комендант.

Григорий повернулся и взглянул на свежую могилу. Прикинул траекторию падения своего к тому времени уже мертвого тела и решил, что ни в коем случае не промажет. Точнехонько войдет в яму, словно патрон в обойму. Неожиданно он подумал, что нужно бы повернуться грудью к немцам. Русскому солдату просто необходимо встречать свою смерть достойно – лицом к лицу.

Однако встать, как подобает свободному, гордому человеку, он, как ни старался, заставить себя не смог. У парня так и не хватило сил посмотреть в черный зрачок пулемета и спокойно подождать, пока из него вылетит его скорая смерть. Придя в отчаяние от своей трусости, он скосил глаза вправо и влево. Все стояли так же, как и он! Лицом к могиле!

«Значит, не один я такой!» – облегченно подумал Григорий.

– Огонь! – раздалось сзади.

Несущее неминуемую гибель автоматическое оружие оглушительно загрохотало за спиной пленных. Длинная очередь ударила слева направо. Многочисленные пули впивались в стену сарая прямо над головами красноармейцев. Острая кирпичная крошка мелкой шрапнелью полетела во все стороны. Колени у Григория предательски подогнулись. Он инстинктивно пригнулся, втянул голову в плечи и прижал грязные ладони к лицу.

Сзади раздался гомерический хохот. Парень удивился, что до сих пор еще может думать. Не веря себе, он медленно приоткрыл глаза и сквозь неплотно сжатые пальцы посмотрел по сторонам. Все его товарищи стояли так же, как и он. Все чуть пригнулись и закрыли голову руками. Однако все были живы и никто из шестерых даже не упал на колени!

Отсмеявшись, комендант приказал:

– Подойдите сюда! – пленные медленно развернулись и на негнущихся ногах направились к накрытому столу.

– Наш лагерь существует почти три года! – задумчиво сообщил офицер. – За это время мы воспитали огромное количество собак для концентрационных лагерей, разбросанных по всей Европе. Часть из них попали даже в Африку. В этом лесу, – он повел руками, указывая на сосновый бор: – побывало несколько тысяч пленных из разных стран. И никогда! Никто! Не доживал до окончания полного курса тренировок!

Он на секунду запнулся, шумно сглотнул и возмущенно продолжил:

– А тут осталось сразу шестеро недочеловеков, шестеро русских. И что прикажете мне теперь с вами делать? В инструкции о тренировочном лагере ничего не сказано на этот счет. Никто даже предположить не мог, что такое вообще возможно. Оставить вас на следующий курс я не могу. Наш лагерь переводится ближе к Восточному фронту, и тащить вас за собой я не вижу смысла.

Расстрелять вас, как отработанный материал, мне кажется не совсем справедливым. Вы ни разу не нарушили устав нашего лагеря. Не пытались бежать. Ни одна собака от вас не пострадала. Вы все храбрые и дисциплинированные солдаты! Очень жаль, что вы не согласились вступить в РОА. Такие стойкие воины очень бы пригодились великой Германии.

Мне почему-то кажется, что со временем вы передумаете и все-таки пойдете служить под командование генерала Власова. Поэтому я предоставлю вам еще один шанс. Дам немного дополнительного времени на размышление. Я подумал и решил отправить всех вас в фатерлянд. Там очень много трудовых лагерей, и сильные, здоровые рабочие еще пригодятся тысячелетнему рейху.

Ефрейтор Фридрих Баер будет вас конвоировать до места. Он родом из Гамбурга. Мой земляк. Хороший солдат и уже давно заслужил очередной отпуск для поездки домой. – Эти слова офицер повторил и по-немецки. Все фашисты одобрительно зашумели.

– Завтра утром вы получите документы и отправитесь в Германию! – он вновь перешел на русский язык. – Фридриху я дал письменный приказ – за малейшее неподчинение – расстрел на месте! За побег одного – расстрел на месте ВСЕХ БЕЗ ИСКЛЮЧЕНИЯ! – он жестко выделил голосом окончание фразы.

Офицер повернулся к столу и приказал солдатам по-немецки: