Земляничный год Михаляк Катажина
– И кто же твой счастливый избранник? – спросил Даниэль, нахмурившись.
– Избранница. Ее зовут «Импрессия». А если совсем точно, то их даже две: «Импрессия» и фонд «Каролина».
– Фух, тогда камень с сердца. С этими двумя я спокойно могу конкурировать.
– А ты хочешь с ними конкурировать? – Эва внезапно посерьезнела. – Почему?
Она ожидала длинного рассказа о том, какая она необыкновенная, умная, красивая, привлекательная и так далее, – на это она только небрежно пожала бы плечами в ответ.
Но Даниэль неожиданно наклонился к ней и шепнул:
– Потому что у меня конкуренция в крови.
В капитана де Веера невозможно было не влюбиться…
Итак, что у меня есть против капитана де В.
Да все!
Какая же ты глупая, Эва Злотовская! Надо серьезнее!
Он слишком красивый. И слишком милый.
Он ухаживает за мной (а это странно и невозможно!).
Он использовал пьяную до беспамятства женщину и вступил с ней в сексуальную связь (то есть со мной).
Он сделал ей ребенка (ага, ага, а ты, типа, к этому никакого отношения не имеешь? Чего ты вообще поперлась на вечеринку для одиноких и напилась вусмерть?! Он тебя не спаивал – это ты сама, значит, ты и виновата во всем!).
Он чего-то хочет от меня, но я пока не знаю, чего именно.
(Знаю! Он хочет прибрать к рукам твой двухкомнатный Земляничный дом! Или нет – ему нужна шкурка Тоси, вдруг у него почки больные… теоретически он может хотеть жениться на одной из твоих собак, а так как они обе несовершеннолетние, то ему нужно твое разрешение на это! У тебя ведь на самом деле ничего нет, кроме кучи кредитов и долгов… только вот он об этом не знает.)
И на этом, моя дорогая Кроха, страдания на тему твоего настоящего папочки заканчиваются. Я не знаю, хочу ли я, чтобы он остался в моей жизни навсегда.
Но я разберусь во всем.
Сначала надо как следует присмотреться к этому прекрасному капитану, узнать о нем побольше. И попытаться выяснить мотивы, которыми он руководствуется.
Потому что я совсем не верю, что он вдруг воспылал ко мне высокой и чистой любовью.
Не с его внешностью. И не с его замашками плейбоя…
Февраль
У нас оттепель!
Температура с минус двадцати повысилась аж до десяти градусов мороза! Да это просто жара – как летом!
Вчера я на радостях решила пойти в магазин в симпатичной экологичной курточке из искусственного меха, которую повесила в шкаф, когда началась настоящая зима. Но по пути к магазину я замерзла до такой степени, что аж звенела, поэтому поспешила вернуться домой и извиниться перед своим бараньим полушубком.
Вот уж эти мне экология и защита природы! Может быть, это все и хорошо и правильно где-нибудь во Флориде, в которой элегантные дамы могут позволить себе фланировать в норковых манто, небрежно наброшенных прямо на бикини, а я вот мерзлячка, и мне нужно иметь теплую одежду, особенно когда на улице такой мороз, что ресницы инеем покрываются. И мозг вымораживается. Поэтому я купила на «Аллегро» слегка поеденный молью бараний полушубок и с удовольствием хожу в нем всю эту холодную зиму. До сегодняшнего дня. Ну, и с сегодняшнего дня – снова. Потому что минус десять – это, оказывается, все-таки холодно. Даже очень холодно.
Но я не о том хотела.
До магазина – полкилометра по засыпанной снегом дороге.
А до электрички – пять минут через лес по утоптанной тропинке.
И вместо того, чтобы продираться сквозь сугробы, я все время ездила за покупками на электричке. Да, это абсурд – но так было. У меня проездной на месяц, поэтому поездки эти обходились мне бесплатно. А сегодня – внимание! внимание! – по этой нашей засыпанной снегом дороге проехал наконец трактор. Вся деревня вышла на это посмотреть. Вся спавшая два месяца деревня.
И теперь у меня перед воротами не метровой высоты сугроб, а два сугроба, потому что трактор раскидал снег по обе стороны. Когда почтальон заявил, что не сможет добраться до моего почтового ящика, я решила прокопать в них узкий туннель. И прокопала. Он, правда, настолько узкий, что я еле в него пролезаю, и то боком, но почтальон худее меня. И еще я теперь могу путешествовать в центр Урли-Сити, где имеются аж два мини-маркета.
По дороге, на которой снег превратился в мокрое месиво, я встретила… чудо.
Тут нужно пояснение: в моей деревне много дач. Поэтому местные жители привыкли к экстравагантным дачникам. Но дачники, понятное дело, явление сезонное и встречаются в основном летом.
А это… чудо – было местное (о чем мне не преминула тут же сообщить продавщица).
Это была женщина лет сорока. Высокая и худая крашеная блондинка в полной боевой раскраске. В общем, она была довольно привлекательная. Она вылезла из джипа в сапогах на десятисантиметровой шпильке (а грязи-то по колено!), в коротком полушубке из чернобурки, распахнутом спереди (оттепель как-никак). Под этим полушубком у нее виднелся топик на тонких бретельках (оттепель!), черные кожаные штаны в обтяжку низко сидели на бедрах. Но это еще не все, хотя и этого уже хватило бы, чтобы привлечь внимание абсолютно всех посетителей мини-маркета.
Это чудо держало под мышками двух йорков в одежках, имитирующих мех чернобурки. Только макияжа, сапог и обтягивающих кожаных штанов не хватало. Зато у них были кепочки! На головах. И для этих йорков чудо купило две охотничьи колбаски. И упаковку паштета.
Попрощалось и вышло.
И удивительнее всего было даже не само это чудо, а абсолютное отсутствие каких-либо комментариев со стороны жителей Урли.
И мне это очень понравилось.
Потому что меня и саму порой тянет на что-то экстравагантное. Например, «дикая слива» на волосах…
Ливец скован льдом. Когда рыбаки проделывают во льду полыньи – бедные задыхающиеся рыбы собираются около этих прорубей такими толпами, что их можно руками ловить. Это легкая добыча. Мне рыб жалко. И косуль, зайцев, лисиц, птиц… Человек всегда как-то сам о себе позаботиться может, всегда как-нибудь спасется, а животные – нет. Конечно, их подкармливают, чтобы потом было на кого охотиться – удивительная логика, а уж какой альтруизм! Но не всех. Вот лисы, например, – они ведь тоже хотят жить. И им надо что-то есть. А мыши-то все попрятались. И с ястребами та же история: им не добыть пропитания из-под метровых сугробов. Я прочитала недавно, что надо насыпать куда-нибудь зерна, чтобы туда приходили грызуны, и вбить там в землю колышек, чтобы хищникам было куда присесть во время охоты, – но куда я сейчас вобью этот колышек?! Земля-то ведь мерзлая и твердая как камень, я скорее сломаю лопату, чем смогу выкопать хотя бы маленькую ямку. Да и потом… как-то мне не по душе убивать одно животное, чтобы накормить другое.
Так что буду заниматься своими косулями и синичками.
А лес сейчас необыкновенно красивый. Он стоит белый-белый и тихий-тихий, сияя в лучах зимнего солнца. И ни один порыв ветерка не тревожит снежные шапки на деревьях.
И ночи тоже сейчас невероятно красивые.
Я тебе по секрету расскажу о своем вчерашнем сумасшествии, но у меня есть надежда, что никто больше об этом не прочитает, потому что действительно – сумасшествие…
Где-то около часа ночи я стояла на крыльце, глядя на усыпанное звездами небо. Оно было так близко, что я руками могла собирать с него звезды. Полная луна величественно и царственно серебрилась на темном бархате небосвода, ее блеск и белизна снега делали ночной лес светлым.
И вдруг у меня в голове возник очень странный образ: я в длинном, колышущемся у ног платье и две собаки. Ночью. В заснеженном лесу.
И я это сделала!
Я нацепила темно-зеленую длинную бархатную юбку, которую купила для выпускного бала (оказалось, что точно такие же платья еще у нескольких девочек из нашего класса – всем хотелось побыть немножко средневековыми принцессами!). Надела ботинки на шнуровке. Облачилась в широкий черный осенний плащ и… свистнула собакам.
И все втроем мы, восхищенные и взволнованные, отправились в ночь.
Это была просто фантастика!
Я пробиралась через пушистые, холодные сугробы, не чувствуя холода. Проваливаясь по пояс в снег, высвобождалась из снежного плена и шла дальше, вперед, вперед! Мы помогали друг другу по очереди: то я вытаскивала из сугроба своих мохнатых бандитов, то они тащили из сугроба меня. Платье прилипало к ногам. Собаки то и дело наступали на полы длинного плаща, от чего я постоянно спотыкалась и чуть не падала. Снег был у меня везде. Даже в трусах. Собаки, заиндевевшие и счастливые, скакали вокруг, словно кролики. А я, такая же заиндевевшая и такая же счастливая, шла все глубже в лес.
Но потом все же пришлось возвращаться…
Обратная дорога по собственным следам была уже легкой. Дом манил светом фонарика над крыльцом. И это было чудесно. Может быть, как-нибудь я повторю эту прогулку еще раз. И на этот раз мы пойдем по льду замерзшей реки. Только после полуночи. Чтобы соседи нас не видели. Потому что если к чуду в мехах и с йорками они уже привыкли, то вид странной дамы в зеленом платье, которая прогуливается по Ливцу с двумя дворнягами, боюсь, они уже не смогут вынести с таким спокойствием.
И наконец вот что: поймала себя на том, что уже не думаю о пане К. Аллилуйя! Я начала освобождаться от него! Нет, правда, – я даже не помню, когда писала о нем в последний раз. То есть вот сейчас, конечно, я о нем пишу и сейчас вот думаю, что я о нем не думаю. Эх… запуталась совсем. Пойду лучше сделаю себе чашку чая и пару бутербродов, потому что я слишком худая, а ведь мне, как порядочной будущей польской маме, положено не терять, а набирать вес. Надо же – именно сейчас, когда я могу наконец есть сколько угодно и не думать о весе, я потеряла аппетит! Неужели тебе, Кроха моя, не хочется рульки и бигоса? Нет, Крохе точно ничего этого не хочется. Только чай и бутерброды.
То, что Кроха – это Кроха, а не Крох, я узнала вчера. УЗИ четко продемонстрировало отсутствие атрибутов мужественности, из чего был сделан вывод, что в животе у меня девочка. С ума сойти – размером она всего сантиметров двадцать, а ведь уже совсем настоящий человечек, с ручками-ножками, пальчиками, глазками, ушками… Удивительно! Маленький настоящий человечек. А какая шустрая! Я все время прислушиваюсь к своему животу, чтобы уловить движения моей Юленьки, и иногда мне это удается. Она сильная, моя девочка. Надеюсь, что через четыре месяца мы с ней встретимся…
– Привет.
– О, Витек, привет, – Анджей оторвал взгляд от экрана компьютера и потер покрасневшие веки. – Какими судьбами? Эва в больнице.
– В больнице?! Что с ней случилось?! – Витольд уже готов был немедленно нестись в больницу.
– Да успокойся, ничего с ней не случилось. Сегодня просто очередная пересадка «ее» пациента, и она захотела присутствовать. Как на всех предыдущих.
– Ну, наша робкая сиротка превращается в звезду массмедиа, – Витольд не хотел, но прозвучало это довольно язвительно.
Анджей бросил на него строгий взгляд.
– Она не делает это напоказ. Газетчики ничего об этом не знают. Просто Эвку все это действительно очень радует. И меня это в общем-то не удивляет… – Он снова повернулся к компьютеру.
– А что это так пусто здесь сегодня? – Витольд осмотрел пустой офис, в котором, кроме Анджея, не было ни души.
– Я всех отпустил. Пользуюсь отсутствием Эвки, чтобы наконец спокойно поработать – без табунов посетителей, любопытствующих и журналистов. Видишь ли, кому-то ведь надо и на все Эвкины фантазии зарабатывать деньги, а сейчас, во время кризиса, это не так-то легко.
– В условиях обвала биржи разве можно заработать?
– Можно, если знать как. А я знаю. Но говорю же – это не так легко, как еще год назад. Так, подожди, тут очень интересные акции… ты говори, а я буду их отслеживать.
– А что должен говорить? – Витольд подошел к подоконнику и взял в руку золотую статуэтку орла – какой-то трофей Анджея.
– То, с чем ты пришел. Ведь тебя обычно даже на чашку кофе не зазовешь, а тут – сам явился.
– Может, я Эву искал?
– Обычно ты прекрасно знаешь, где ее найти. Так что давай выкладывай.
Витольд помолчал еще немного, собираясь с духом, потом наконец заговорил:
– Ты знаешь Эву хорошо, а может быть, даже лучше всех…
– Насколько женщину вообще можно знать.
– Если бы ты был на ее месте, чего бы ты хотел: чтобы твой любимый ухлестывал за любой юбкой, которая попалась ему на пути, или чтобы он охотился за твоими деньгами?
Анджей медленно развернулся к нему вместе с креслом и очень внимательно посмотрел на своего гостя.
– Если бы я был на ее месте, – отозвался он через мгновение, – я бы хотел, чтобы всякие завистливые неудачники держались от меня подальше. Да-да, это я о тебе.
Витольд сжал челюсти.
– Ты хочешь поиграть в собаку на сене? Сам не гам и другим не дам? – спросил Анджей резко.
– Я думал, тебе на нее не наплевать.
– Не наплевать. Но я верю в ее ум. А если вдруг она сглупила или гормоны шалят – верю в ее интуицию. Эвка не идиотка. Я понимаю, что этот прекрасный Даниэль не влюблен в нее, но… – Он прервался, чувствуя, что может сказать лишнее. Потом вдруг спросил: – А откуда эта информация о юбках, за которыми он бегает, и о деньгах, за которыми он охотится? У нее-то ведь за душой пока только долги.
– Но скоро все изменится. Впрочем… ладно, забудь. Я ничего не говорил.
– Ни хрена себе! – Анджей в сердцах с силой хлопнул ладонью по столу. – Приходишь тут, хотя у меня вообще-то выходной, говоришь всякие гадости, а когда я спрашиваю о доказательствах – так сразу: «Я ничего не говорил!» Но либо мы говорим серьезно о нашей общей знакомой, либо ты дальше строишь из себя прима-балерину. Но это уже без меня. За дверью.
– Ты прав. Прости. Я проследил связи капитана де Веера по Интернету. У него всегда либо блондинки-красотки, которых он катает на яхте, либо богатые разведенные дамы не первой свежести. Ведь яхту содержать – дело затратное…
– Да уж, это я знаю, – буркнул Анджей. – И вот с этим ты хочешь к Эве явиться? Заявить ей, что раз она не блондинка-красотка, то значит, дойная корова? Витек, опомнись!
– А ты что – позволишь своей подруге попасть в эту ловушку?!
Анджей откинулся в кресле, сплетя руки на затылке. И долго смотрел своему приятелю прямо в глаза.
Вообще-то Витольд был прав.
Если позволить Эве очароваться этим подонком, она снова будет страдать. А она заслужила все-таки нечто большее, чем сладкий обман и горькие слезы, которыми все должно было кончиться.
– А какие у тебя идеи?
– Есть идея, – ответил Витольд. – Если кто-то из нас откроет ей глаза, она возненавидит либо тебя, либо меня. А вот если лажанется сам принц…
– И как ты его заставишь? Свяжешь и пытками вытянешь из него признание? Эва послушает, теряя сознание от его криков и стонов, но только минутку, а потом оттолкнет тебя, упадет в объятия несчастного мученика, и будут они жить долго и счастливо…
– Перестань. Нужно узнать, с кем, где и когда встречается Даниэль, и – совершенно случайно, разумеется! – привести туда в это время Эву.
– И в чем трудность? Найми детектива и назначь Эве свидание в нужном месте в нужное время.
– Нет, это вызовет у нее подозрения. Ты должен ее туда привести.
– Я?! – Анджей аж подскочил на месте. – Почему я-то?!
– Потому что ты сможешь ее утешить после всего, – Витольд смотрел на него взглядом спаниеля. – Потому что тебе ведь на нее не наплевать.
– Не меньше, чем тебе, – буркнул Анджей.
Конечно, лучше, если это не будет свиданием, а вроде как совсем случайно все произойдет. Тут Витольд прав.
– У тебя есть на примете какой-нибудь детектив?
Витольд вздохнул и протянул приятелю листок бумаги, слегка смутившись.
– Вообще-то… признаюсь, я уже кое-что разузнал. Прекрасный Даниэль договорился сегодня о свидании с некоей Илоной Рыбник. В замечательном маленьком кафе на Старе Място, которое называется «Розмарин». В восемнадцать.
Анджей с обреченным видом взял листок, прочитал и сунул в карман рубашки.
– Ты чем-то недоволен?
– А чему мне радоваться-то?! – не выдержал Анджей. – Не страдай, друг мой, мне приходилось делать и более странные вещи, чем разоблачение неверных любовников подруг. Но вот о тебе я бы никогда такого не подумал! В тихом омуте… Такой правильный и благородный Витольд Язельский! Который следит за посторонним мужиком и устраивает очную ставку для влюбленной в этого мерзавца женщины! Ну-ну…
– Устал что-то, – тяжело вздохнул Анджей.
Эва взглянула на него без всякого сочувствия во взгляде.
– От чего же? От зарабатывания денег? Ты же целый день сидел перед компьютером!
– Я работал! Головой! А это, между прочим, куда тяжелее, чем физический труд!
– Ну так смени профессию, – пожала плечами она.
Вот так, обмениваясь язвительными репликами, они ехали по заснеженному городу.
С недавнего времени повелось, что кто-то из фирмы – чаще всего сам Анджей – подвозил Эву до вокзала, чтобы ей не надо было тащиться через пол-Варшавы ненадежным общественным транспортом, хотя Эва довольно долго сопротивлялась этому.
– И еще я голодный. Невозможно есть хочу. Эвусь, давай перекусим где-нибудь, а? В каком-нибудь кафе. И поедешь следующей электричкой.
– Слушай, обжора, для меня «следующая электричка» означает еще некоторое время вдали от моего дома. От моего любимого, теплого домика, где ждут меня два замерзших мохнатых бандита и тоскующая Тося. Это тебя никто не ждет, когда ты задерживаешься.
– Ну ладно, – вздохнул он снова. – Я хочу с тобой поговорить. О Каролине.
– А что случилось? – забеспокоилась Эва. – Что с ней? Или с вами?
– Эвка, давай я тебе все расскажу в тихом кафе, за тарелкой, полной вкусных спагетти, окей?
– Окей, – сдалась она, все еще беспокоясь. – «Розмарин», – прочитала она чуть позже вывеску над дверью ресторанчика на Старе Място.
– Тут прекрасно готовят, средиземноморская кухня. Не хочешь морепродуктов?
Они вошли внутрь.
– А ты не хочешь пойти в задницу?
Она усилием воли подавила рвотный позыв – в последнее время одно упоминание о рыбе и других морских обитателях вызывало у нее тошноту, а уж если до нее доносился рыбный запах – оставалось только два выхода: либо терять сознание, либо бежать немедленно в туалет…
К счастью, в «Розмарине» пахло розмарином. И пиццей.
Анджей быстрым взглядом окинул кафешку: Даниэля с его подругой еще не было. Он проводил Эву к столику в углу и посадил спиной к двери, а сам занялся изучением меню. Он был здесь впервые и не знал, есть ли у них спагетти, не говоря уже о дарах моря. Но, к счастью, теперь в Варшаве все рестораны в меню имеют спагетти с томатным соусом – с этой точки зрения столица уже стала похожа на Венецию. К счастью, только с этой точки зрения – хотя весной, когда начинает сходить снег, и в этом Варшава вполне могла бы дать Венеции фору.
Позиция у них была очень удачная – с этого места было прекрасно видно, как открылась входная дверь и внутрь вошла парочка влюбленных, держащихся за руки. Дабы ни у кого не оставалось сомнений относительно их отношений, мужчина прямо у дверей запечатлел на устах своей блондинки долгий страстный поцелуй – пожалуй, даже слишком страстный.
Анджей слегка поморщился: такая демонстративность была типичной для ловеласов, подобных Даниэлю де Вееру.
Теперь надо было подождать, пока парочка усядется в другом углу, что-нибудь закажет и расслабится.
Ждать пришлось недолго: как только официантка забрала у них меню, Даниэль обнял свою даму за плечи и начал проверять языком состояние ее миндалин.
Анджей покачал головой с деланым осуждением.
Эва обернулась, желая посмотреть, что его так возмутило, и…
– Ой, я не могу, Даниэль! – прошептала она и спряталась за Анджея. – Ой-ой-ой! И он целуется с какой-то красоткой! И мне почему-то кажется, что эта красотка – отнюдь не его сестра!
Анджей слушал ее слова со все возрастающим недоумением.
Где же крик раненой лани?! Где звон разбивающегося сердца?!
Эва выглядела удивленной, это да. Но при этом она казалась еще и довольной!
– Даниэль? – спросил он.
– Ага. Отец моего ребенка, – она понизила голос до конспиративного шепота: – Он об этом не знает. Он пристал ко мне пару недель назад, и я уже не знала, как от него отделаться. Ты позволишь мне устроить маленькое представление?
– Н-н-не возражаю, – нерешительно шепнул он в ответ.
Эва встала так резко, что аж стул к стене отлетел. Все посетители повернулись в ее сторону. И Даниэль тоже. И внезапно миндалины прекрасной блондинки перестали его интересовать.
Эва направилась к ним, пылая праведным гневом: глаза ее метали молнии, пальцы шевелились в воздухе, словно искали, в чье бы горло вцепиться. И можно было поклясться, что она скрежещет зубами, а может быть, даже искала в кармане пистолет.
– Эва! Эвушка! – Он тоже поднялся ей навстречу с несколько неуверенной улыбкой на лице. – Что ты тут?.. Очень рад тебя видеть! Познакомься, пожалуйста, с моей… – Думай, парень, думай! С кем можно целоваться невинно и безнаказанно? – С моим терапевтом.
Эва остановилась как вкопанная в двух шагах от него.
– Терапевтом?! – выкрикнула она с надрывом и… вдруг расхохоталась. Искренне, от всего сердца. – Даниэль, ты просто неподражаем! Даже я со своей бурной фантазией не могла бы такого придумать! Терапевт! Она берет у тебя анализ флоры гортани или проверяет состояние твоих зубов и десен?! Ой, не могу… – Она хохотала, вытирая слезы, выступившие на глазах от смеха.
– О чем это тут идет речь?! – вмешалась «терапевт». – Еще вчера, значит, я была твоей девушкой и ты сходил по мне с ума, а сегодня, значит, я твой доктор?!
– Терапевт, – поправила ее радостно Эва.
– Да какая разница! Что происходит, Дэнни?
– Дэнни? – Эва была вынуждена прислониться к стене, иначе упала бы от смеха. Она не очень понимала, что именно так сильно смешило ее в этой ситуации, но не могла перестать хохотать.
Анджей решил вмешаться, пока все окончательно не вышло из-под контроля и кто-нибудь кому-нибудь не двинул в морду. В том, что мордобоя не избежать, он не сомневался.
Он потащил несопротивляющуюся Эву к столику, набросил на плечи ее полушубок из облезлого барана, заплатил и быстренько выволок ее на свежий воздух.
– Ты ненормальная! – шепнул он, запихивая Эву в машину. – Любая другая на твоем месте набила бы мерзавцу морду, а ты ржешь как идиотка!
– Смех – это здоровье! – возразила она весело. – А морду пусть ему бьет его терапевт. Я беременная.
– И при чем тут это?
– Мне нельзя напрягаться, надо избегать чрезмерных физических нагрузок, – объяснила она с готовностью. И снова начала хохотать. Сквозь шум мотора он слышал, как она повторяла: – Терапевт! Почему вы все – я говорю сейчас о самцах – так катастрофически глупеете, когда вас ловят с поличным?! – спросила она вдруг с любопытством.
Анджей послал ей убийственный взгляд.
Когда Иола устраивала ему сцены, он действительно тупил. И когда Ганка, и еще раньше Моника – тоже вел себя глупо. Он каждый раз вел себя глупо и придумывал такие же нелепые и идиотские отмазки, вместо того чтобы твердо и уверенно ответить: да, я тебе изменил и очень жалею об этом. Или не жалею.
– А вы, самочки, вы что, ведете себя умнее?
– Я никогда не была в такой ситуации, но думаю, что да – я вела бы себя умнее. И вежливее. Сначала я сказала бы тому, с кем пришла, что мне нужно отойти, а потом уже начала бы играть в доктора с другим.
– А если бы ты не могла выбрать? Если бы запуталась, сошла с ума, влюбилась бы в кого-то, но при этом не хотела бы порывать отношения, которые у тебя уже есть?
– Это как? То есть у меня было бы сразу двое?
– Иногда так бывает.
Эва снова начала смеяться.
– Анджейка, – она похлопала его по руке. – Если бы я хотела заиметь дополнительные неприятности и проблемы, я бы купила себе страуса. Потому что, можешь мне поверить, страус – это очень вредное животное. Почти такое же вредное, как мужчина.
Анджей снова метнул в нее убийственный взгляд.
– Завтра куплю тебе страусиное яйцо. Можешь его любить, обнимать и называть Джорджем. И тогда ты уже никогда не будешь одинока.
Эва шла по лесу, освещая себе путь фонарем. Сегодня луна скрылась за густыми облаками, и в лесу было так темно, что не видно было собственной руки, даже если поднести ее к самым глазам.
С одной стороны, ночью в лесу было немного страшно, а с другой – Эва чувствовала себя в абсолютной безопасности. Если погасить фонарь, – в этой кромешной темноте никто ни за что ее не найдет, никакой маньяк. Она словно мантию-невидимку на себе набрасывала.
А маньяк убился бы, споткнувшись о первый попавшийся пень, если бы решил подкрасться к Эве незаметно. Да. Лес в безлунную ночь был самым безопасным местом во всем… Урли. Хотя нет, Эва знала еще одно, еще более безопасное местечко: ее собственный домик, который призывно манил ее светом фонаря над крылечком – желтый теплый лучик подмигивал ей между стволами деревьев.
Она прибавила шагу, но почти сразу пошла медленнее, а потом остановилась совсем.
В доме кто-то был! Свет горел не только над крыльцом – он горел еще и в большой комнате!
Эва почувствовала, как сердце заколотилось в груди, а желудок ухнул вниз, как на американских горках.
Что делать?! Звонить в полицию? А если взломщик взял в заложники Тосю и собак?! Оружие! Ей нужно найти какое-нибудь оружие, попытаться освободить животных, потом обезвредить взломщика – и только потом звонить в полицию.
Эва включила фонарь, потому что без него сама бы убилась о ближайшее дерево раньше, чем дошла бы до дома – свет из окон дома не доходил до леса, – закрыла его ладонью и, с душой, уходящей в пятки, стала красться к летней кухне, в которой хранила топор, заступ и грабли. Грабли, правда, ей вряд ли могут сейчас пригодиться, разве что в качестве приманки, а вот топор…
Она злорадно и с угрозой улыбнулась, хотя злодей и не мог этого видеть.
Бесшумно отворив дверь в кухню, она скользнула внутрь, нашла топор, схватила его и так же тихо, как индийский воин, стала подкрадываться к врагу. Но поскользнулась на собачьей миске.
Грохот был такой, что и мертвый бы проснулся в своем гробу, не то что взломщик.
Но… ничего не произошло.
Свет в комнате продолжал спокойно гореть, собаки молчали – наверняка, их связали и кляпы им в рот вставили! А вор…
Вор как раз открыл входную дверь, вынес на крыльцо коврик и начал его энергично вытряхивать.
У Эвы все выпало из ослабевших рук – и фонарь, и топор.
– Бабушка! – крикнула она с облегчением и со злостью одновременно. – Что ты тут делаешь?!
Старушка улыбнулась при виде своей встрепанной внучки.
– Порядок навожу, – ответила она, как будто все это было самым нормальным и естественным на свете.
Впрочем, так оно и было.
– Ты меня напугала! Я думала, что кто-то вломился в мой дом, поймал собак и…
– Я хотела предупредить, но у тебя телефон выключен. Давай заходи в дом. Я чай поставила. И булочек с изюмом напекла. Тебе порезать парочку и намазать маслицем, как ты любишь?
Вот так как-то, легко и совершенно естественным образом, баба Зося появилась в Земляничном доме.
Впервые со времен детства в доме бабушки Эва почувствовала себя в безопасности. И, ощущая невыразимую любовь и теплую заботу кого-то, кого любила сильнее всех на свете, она медленно-медленно начала оттаивать и расцветать, хотя до весны было еще очень далеко.
Она начала есть. Цвет лица ее изменился и стал свежим и нежным, а глаза заблестели. Волосы, ломкие и тусклые, больше не нуждались в каких-то дорогущих чудо-средствах, шампунях «сто-двадцать-восемь-в-одном», состоящих из кучи непонятных полимеров и витаминов, – теперь, как в старые времена, им хватало для блеска и силы того, что Эва, не торопясь, съедала в обществе бабушки, не на бегу: обед из двух блюд плюс салат из сырых овощей и компот из сухофруктов, который Эва очень любила, а еще стакан молока с медом и маслом на ночь – этот запах всегда возвращал ее во времена безоблачного детства на улице Кошиковой.
Она начала хорошо спать. В мягкой и приятно пахнущей постели, потому что бабуля не признавала никаких там новомодных добавок и прочей «блажи», которые хоть и удобны, но делают белье жестким и неприятным для прикосновений, а какая же постель без картофельного крахмала и чтобы потом обязательно как следует отгладить утюгом… Поэтому Эвино белье с добавлением синтетики безжалостно было отправлено на чердак радовать моль, когда та очнется от зимней спячки, а этажом ниже Эва засыпала на белоснежной, мягонькой, обшитой кружевом подушке, под таким же одеялком, которые бабуля привезла из дома.
Эва начала гулять. Если раньше она проводила все выходные и свободные от работы дни, закутавшись в плед и то и дело засыпая над книжкой, – теперь они с бабушкой и мохнатыми бандитами ходили по заснеженному лесу. Сначала за компанию, потому что старушка одна боялась, а потом – из удовольствия. Собаки, которые сразу полюбили новую жительницу Земляничного дома, были теперь в два раза счастливее.
– Ты не спрашиваешь, чего это я тут у тебя вообще делаю, – заметила баба Зося во время одной из таких прогулок.
– Я спросила! И ты ответила, что наводишь порядок – и это было совершенно логично и к тому же правда.
– Ну да… – засмеялась старушка, но тут же посерьезнела: – Ромуальд, – она имела в виду отчима Эвы, – все твердил, что ему надоело кормить дармоедку, то есть меня…
– Он так говорил?! – Эва остановилась посреди тропинки, прижав руки к груди.
– Именно так.
– Ах мерзавец! Ведь ты же отдавала ему всю свою пенсию!
– Отдавала. Просто понимаешь… я тут захворала немножко – сердце прихватило, и на лекарства уходили почти все мои скромные доходы, поэтому Ромуальду-то уже ничего почти и не перепадало от меня…
– Но он обязан тебя содержать!
– Нет, не обязан, Эвушка, и ты прекрасно об этом знаешь. Это чужой человек…
– Но это муж твоей дочери! Твой зять!