Земляничный год Михаляк Катажина
– Он мою дочь женой не признает, а уж что касается меня – так тем более я ему никто.
– И отлично!
– Что отлично? – забеспокоилась баба Зося. – Отлично, что зависим мы от его милостыни?
– Нет! – Эва засмеялась, хотя ей было не до смеха. – Отлично, что он так сказал, негодяй такой, потому что из-за этого ты приехала ко мне сюда и тут уже и останешься, правда ведь, бабуля? – Девушка умоляюще смотрела в голубые глаза бабушки, от волнения полные слез.
– Да останусь, внученька, останусь, потому что куда уж я денусь? На Кошикову я не вернусь, потому что содержать шестьдесят метров жилплощади никак не смогу. А началось-то ведь все с того, что я не захотела отписать квартиру его сыну. А я, если бы у меня были хоть какие-то средства на ремонт, уж скорее собственной дочке ее отписала, чтобы ей не приходилось приживалкой-то у собственного мужа ходить.
У Эвы в голове забрезжила идея.
У нее были деньги Анджея за книгу, отложенные на черный день…
– Маме тоже не по карману содержать ту квартиру, – осторожно начала она.
– Э, ты недооцениваешь собственную мать! – баба Зося погрозила ей пальцем. – У твоей мамы никогда в жизни не было ничего своего. Если бы она получила Кошикову, которую любит так же, как ты, – уж она бы смогла привести эти руины в порядок. Там сейчас в общем-то почти можно жить, нужно только потолок отремонтировать, убрать грибок в комнатах и кухне, сменить внутри все, отреставрировать паркет, ванну заменить – и дом был бы таким же красивым, как раньше.
Эва с ностальгией вспомнила трехкомнатную квартиру на Кошиковой, в которой проживало несколько поколений ее предков. После войны дом был национализирован, туда поселили жильцов, которые мало заботились о дубовом паркете или о резной мебели.
Баба Зося и мама с маленькой Эвой занимали комнату с южной стороны. Небольшую, но очень солнечную. Светло, тепло, запахи с общей кухни и птичий гвалт за окном – таким было короткое, но очень счастливое детство Эвы.
А потом настало время Ромуальда Л. Мрачное время для маленькой девочки и ее матери. А когда пришла свобода и жильцов выселили, старушка была уже не в состоянии содержать квартиру на свою скромную пенсию учительницы, поэтому в конце концов с болью в сердце закрыла Кошикову на четыре оборота ключа, чтобы стать приживалкой у зятя. И тогда для нее тоже наступило темное время, которое продолжалось бы до конца ее жизни, если бы не… маленький беленький домик. Земляничный домик. И любимая внучка.
– Слушай, бабуля, а если бы квартира стала пригодна для жилья… если бы ты ее переписала на маму… как бы она жила? Ведь до сих пор ее содержал Ромуальд. Или мама могла бы сама работать?
– Внучка, да ты что! – загремела пани Зося. – Да твоя мама великолепная переводчица! Может быть, ей бы пришлось немного потрудиться, подшлифовать язык, потому что за тридцать-то лет все изменилось, и язык в том числе, но я уверена, что она вполне нашла бы себе работу!
То, что мама с отличием окончила английское отделение филфака, Эва, конечно, знала – ведь в кого-то она имела способности к языкам. Но этот факт как-то стерся в ее памяти – ведь с момента свадьбы матери с Ромуальдом она видела ее только за уборкой, стиркой или штопкой простыней, а вовсе не с книгой в руках. Она и не заметила, как молодая, красивая, утонченная Анна Левинская превратилась в измученную жизнью домработницу. В подстилку для мужа, который не чурался пьянства и рукоприкладства.
– И могла бы заработать и на квартплату, и на житье? – Эва должна была уточнить этот вопрос. Мама всегда казалась ей такой нерешительной и безвольной. «Спроси у отца», «отец решил», «отец то, отец се…» – эти слова рефреном звучали у них в доме с утра до вечера…
– Заработала бы, – твердо ответила баба Зося. – А я бы ей помогла. Я еще иногда беру корректуру – зрение-то у меня в полном порядке, слава богу.
– Уф, тогда все просто, – Эва глубоко вздохнула. Судьба матери, которую она всей душой любила несмотря на то, что та обрекла дочь на жизнь в ужасных условиях бесконечного унижения и лишений, очень волновала ее. Она мечтала, чтобы у матери был спокойный дом, любящая семья, чтобы она могла проводить многие часы за чтением обожаемых книжек, а не за штопкой рваных простыней… мечтала для нее о такой жизни, какая как раз начиналась у нее самой.
– Что просто? – спросила баба Зося, хотя глаза ее уже светились улыбкой.
– Мы обустроим маме квартиру. При условии, что она в нее переедет и будет зарабатывать на ее содержание.
– И перепишем ее на маму – при условии, что она разведется с этим мерзавцем, – добавила пани Зося.
– Прекрасная мысль! Но вот только вдруг мама…
– Мы объявим ей наши условия и дадим время на размышления. Скажем, два дня и две ночи. И все, не больше. А то получится, что ты дашь деньги на ремонт, я квартиру отдам и обе будем жить долго и счастливо – а Анна снова останется на бобах. Договорились? – бабушка протянула Эве руку.
– А может, неделю? Два дня это… как-то маловато, чтобы принять такое важное и серьезное решение… – засомневалась Эва.
– За неделю она чего только не напридумывает себе и сто раз переменит решение, а в результате мы получим все то же: «Нет, я, пожалуй, все-таки останусь с Ромиком…» Так что два дня. Договор?
– Договор, – Эва без дальнейших колебаний пожала протянутую бабушкину руку, а потом они толкали друг друга в плечо, подпрыгивали, визжали, смеялись и плакали, как маленькие девочки, которым пообещали подарки на Рождество.
Они договорились, что уже в следующие выходные поедут в Варшаву, прижмут Анну к стене и вытянут из нее два обещания: что она уйдет от Ромуальда и вернется к переводам, чтобы зарабатывать на собственное жилье.
Но человек предполагает, а Бог располагает. И судьба любит преподносить разнообразные неожиданные сюрпризы.
В субботу утром, когда Эва «досыпала» в своей постели из сосны, укутанная в пахнущее свежестью одеялко, в дверь Земляничного дома постучал гость.
– Бабуля, откроешь? – мяукнула Эва просяще, потому что ей ужасно не хотелось вылезать из своего теплого гнездышка, но в субботу пани Зося тоже была выходная и позволяла себе поспать подольше.
Эва со вздохом отбросила одеяло, запахнулась в халат, вышла в коридор, отворила дверь и…
– Мама! Вот так сюрприз! А мы как раз собирались тебя сегодня навестить! Проходи, проходи, холодно же! Мамуля, но что ты тут делаешь?
Эва задала этот вопрос, но тут же прикусила язык: дорожная сумка, стоящая у ног мамы, не оставляла никаких сомнений о цели ее визита. С точно такой же сумкой неделей раньше появилась в Земляничном доме баба Зося…
– Понимаешь, доченька… – неуверенно начала пани Анна, входя в большую комнату. – Мне уже перед праздниками стало там, в том доме… душно.
Эва покачала головой. Мама всегда умудрялась выбирать самые неподходящие эвфемизмы. Душно?!
– Мне стало нужно… ну, как бы свежий взгляд на мир, на жизнь. А вчера ночью… – Анна запнулась. Ей очень не хотелось вдаваться в подробности, особенно рассказывать обо всем любимой дочери, которой она во всем доверяла. Если бы только Эва узнала, что ночью попытался сделать с ее матерью Ромуальд… – Вчера ночью я приняла решение. И вот я здесь.
Мать постаралась улыбнуться, чтобы скрыть под этой улыбкой свой стыд за себя, за него и за всю свою супружескую жизнь, но вдруг подбородок у нее задрожал, а из глаз хлынули слезы.
Эва бросилась обнимать маму, она гладила ее по спине, по плечам, по лицу, сама заливаясь слезами. От того же самого стыда. И еще потому, что ведь она могла помочь маме раньше, но даже не попробовала сделать этого.
– Что это тут за потоп? – послышался голос бабы Зоси.
Анна недоверчиво подняла глаза и посмотрела через плечо дочери.
– Мама, а ты что тут делаешь?!
– Это у вас, видать, семейное, – констатировала пани Зося. – При виде гостя только и можете, что вопрошать обескураженно: «Что это ты тут делаешь?!» Живу я тут! Вот что! А теперь и ты.
Она взяла дорожную сумку дочери и понесла в свою комнату, которую с этой минуты собиралась с ней делить.
– Надеюсь, мы сможем тут все разместиться, пока я не отремонтирую третью комнату, – Эва вытерла глаза и… улыбнулась, потому что вдруг поняла, что их секретный план – план большого возвращения на Кошикову и освобождения благодаря этому мамы из плена кошмарного супружества – осуществляется сам по себе, как и положено очень хорошему плану.
– Ну вот, Анна, – говорила баба Зося, когда они, как в старые добрые времена, сидели все втроем за завтраком, – мы перепишем на тебя Кошикову, Эвуля даст денег на ремонт, небольшой, только чтобы дожить до лучших времен, которые – и я в это верю! – наступят очень скоро. И когда Кроха родится, – она нежно погладила круглый животик внучки, – я перееду к тебе.
– Бабуля! Как это – ты переедешь? А я как же?! – Эва аж подскочила на месте от возмущения.
– Ты справишься сама. Ты сама всегда справлялась, справляешься и справишься. Сама. Ну, с дитенком. А там нужны двое, как в танго. Откроем с Анной бюро переводов, я буду редактировать и корректировать тексты…
– Постой, постой… – Эва подняла руку, чтобы слегка укротить фантазию этой престарелой бизнесвумен. – Ты в семьдесят восемь лет, значит, собралась фирму открывать?!
– А почему нет? – удивилась пани Зося. – Я разве при смерти? Мне что, гроб пора покупать? Не хочу я гроб – хочу красивый жакет. И юбочку выше колен!
– Бабуля! – обе – и Анна, и Эва – чуть не подавились, но в душе каждая вынуждена была признать, что в свои семьдесят восемь лет бабушка легко могла дать фору молодым своей жизненной энергией и здравостью рассудка. Конечно, волосы у нее поседели и поредели и плечи слегка ссутулились, но зато зрение было острое, как у ястреба, а ум быстрый, как и раньше.
– Бабуля, бабуля… – передразнила она, поморщившись. – Ну, может быть, насчет юбки выше колена я, пожалуй, переборщила, потому что нет более отвратительного зрелища, чем старуха, которая одета как молодая. Но вот собственное дело я давно хочу, только меня Ромуальд всегда давил.
– Меня тоже, – шепнула с грустью Анна.
– Ну, значит, теперь, когда вы вырвались из этой клетки, наступил ваш час. А мне вот еще что в голову пришло… – Эва уселась поудобнее, взяла в руку чашку с горячим молоком, подслащенным медом, в котором плавали золотистые кружочки масла, как она любила. – Вот вы говорите – бюро переводов, редактура и корректура… а ведь так выходит, что у меня есть издательство! До этого я занималась исключительно книгой Каролины, но, может быть, пришло время поискать что-то новое? Ведь не могу же я быть издателем одной книги, потому что это шаг назад. А раз мне нужно развиваться, то мне понадобятся и переводчик, и желательно такой, который умеет выискивать по-настоящему хорошие книги, – и ты, мамочка, с этим вполне справишься, и редактор с соответствующим образованием и опытом. Зачем мне нанимать чужих людей, если у меня под рукой есть мама и бабушка?! Давайте организуем семейное дело! Часть денег от «Ягодки» я пущу на покупку новых книг, мы подадим заявку на дотацию, Анджей поможет с раскруткой новых бестселлеров – и все снова будет как в октябре: плакаты, билборды, интервью, самолеты, Дворец культуры, метро, флажки, футболки… – Эва все сильнее загоралась этим новым проектом, не обращая внимания на удивленные лица родственниц, которые были незнакомы с этой стороной ее натуры. – Как я это люблю! – мечтательно вздохнула она, откидываясь на спинку стула. Только сейчас она заметила, как смотрят на нее мать и бабушка. – Да, я знаю. Все всегда вот так столбенеют, когда меня слушают. Не обращайте внимания. Это всего-навсего мечты и фантазии восторженной бабы. Еще и беременной к тому же.
Но, едва оставшись в одиночестве, она тут же схватилась за мобильник и набрала номер Анджея.
– Слушай, Анджей, – начала она конспиративным шепотом, то и дело оглядываясь через плечо. – А ты не возражаешь против двух или трех новых бестселлеров? Нет, не в субботу на рассвете, и вообще уже никакой не рассвет, а вовсе даже больше девяти, ой, да, я понимаю, что ты имеешь право выспаться хотя бы один день в неделю… Я говорю вообще, не возражаешь ли ты… или с тебя достаточно? Ну не знаю. Столько же, сколько с «Ягодкой», только раза в два или три больше. Ох, Анджей, не выедай мне мозг, а просто скажи – будем мы издавать что-нибудь новое или… Я знала, что ты замечательный! Работать с тобой одно удовольствие. Да, да, я понимаю – это для меня удовольствие, а для тебя сплошное мучение. Так ты спи дальше, а я сяду за компьютер и поищу что-нибудь стоящее. Люблю тебя. Пока!
Март
Весна, весна, весна пришла!
Экхм…
То есть я неправильно выразилась: весна приползла.
Уже казалось, что идет настоящая оттепель, что столбик термометра наконец-то преодолеет заколдованное деление на уровне нуля, – и тут снова с милой улыбкой вернулась зима с морозами и снегопадом.
А вместе со снегом и у меня все упало – потому что ну сколько можно?!
Я люблю зиму в Земляничном доме, честно, но это постоянное волнение по поводу угрозы выключения электричества доводило меня до отчаяния. Я, конечно, соорудила себе альтернативный источник тепла в виде печки, только вот купить для нее дрова во время этой бесконечной зимы мне было уже негде.
Поэтому я и сейчас дрожу от ужаса при мысли о том, что электричество могут вырубить.
Да, чтобы не забыть: у мамы циклюют паркет! Вчера закончили красить стены – не знаю, как они теперь выглядят, мне не хотелось осматривать руины, а сегодня рабочие должны были взяться за паркет. Хотя это та же бригада, что работала у меня, но, к счастью, мне не надо с ними там жить и красть у них собственный чайник…
Возвращаюсь к уже сказанному: пришла весна. Вчера.
Началось все довольно невинно. Позавчера ночью, во время последней прогулки с собаками, я как будто почувствовала порыв теплого южного ветра (ну, может быть и не южного, тут я могу соврать, потому что, как расположены стороны света относительно Земляничного дома, я не имею ни малейшего понятия… надо посмотреть, с какой стороны деревьев растет мох, хотя проще, наверное, обратиться в Гугле к карте Урли, потому что это на самом деле глупо – не знать, стоит мой дом передом к северу или к югу, а вообще я думаю, что вероятнее всего – к востоку).
Так вот – я почувствовала дуновение теплого ветра. Но не дала себя обмануть, о нет – потому что прогноз погоды обещал минус два. Ну, то, что польские синоптики в своих прогнозах ошибаются примерно в пятидесяти процентах случаев, – это всем известно… Утром, впервые с начала этой необыкновенной зимы, градусник за окном показал мне ноль. С крыши и наличников начали капать первые капли. Снег, до этого момента скрипевший под ногами, вдруг изменил свою консистенцию, и я смогла продемонстрировать собакам, кто здесь главный: в игре в снежки победила я! Правда, когда мы вернулись домой и я целый день вынуждена была убирать следы мокрых лап и шерсть, однозначно победили они.
А сегодня проснулись птицы! Сначала они щебетали неуверенно, потом – все радостней и громче, а после обеда – изо всех сил. И это было так прекрасно… Сосны начали сбрасывать снеговые шапки, которые носили много месяцев (одна из них не нашла ничего лучшего, как сбросить свою шапку прямо мне на голову, когда я чистила дорожку от снега). В лесу – я видела собственными глазами! – появились первые подснежники, а на полянке показались крокусы. Воздух пахнет мокрой, разогретой солнцем землей, смолой, влажным южным ветром.
Как же я соскучилась по теплу и зелени!
Хотя, конечно, хвойный лес зеленый весь год.
На Ливце трескается лед!
Мы сегодня все вместе – мама, бабуля, я и собаки – вышли на высокий берег реки и увидели, что она освобождается из ледяного плена. Бабуля показала на полоски темной воды и на трещины во льду. Ей это не понравилось – так она и сказала:
– Если весна будет слишком быстрой и стремительной (слишком быстрой?! да я ее уже которую неделю жду!), как обещают долгосрочные прогнозы, то будет паводок. И не просто паводок – наводнение, какие бывают раз в миллион лет. Под стать этой зиме.
Ну ничего. Поживем – увидим.
Моя Кроха уже шестимесячный… ну, кто-то шестимесячный, потому что ребенком ведь ее пока не назовешь. Она «без трех месяцев ребенок» – вот так будет лучше. Я не выношу слова «плод».
Она крутится и толкается в животе – как и я. Я точно так же «давала маме дрозда», неожиданно и очень сильно пиная ее то под ребра, то в желудок, а то и в пах. Я была совершенно безжалостна – и мама теперь злорадно улыбается, когда я жалуюсь ей на пинки Крохи, и говорит, что внуки мстят детям за бабушек. Ну и ладно. Зато у меня есть своя бабушка, которая всегда на моей стороне и скачет вокруг меня и квохчет, как наседка над цыплятами, – так заботится, что иногда аж слезы наворачиваются. Да и мама на самом деле от нее не отстает.
Не меньше, чем меня, опекают и Витольда. Сначала он был слегка обескуражен появлением в доме сразу двух новых жильцов, потом подвергся испытанию с их стороны – и какому! клюквенная настойка – серьезное испытание! – с честью его выдержал и получил полное одобрение со стороны как мамы, так и бабули, и теперь, как единственный мужчина в доме, является объектом усиленной заботы обеих. Наравне со мной. Почему вот? Почему, я спрашиваю?! Ведь он-то не беременный…
Эве очень шла беременность.
Она ходила, даже нет, не ходила – летала над землей, счастливая, улыбающаяся и спокойная. Вслушивалась в то, что происходит внутри ее. Ничто не могло вывести ее из равновесия: ни критики, все еще изо всех сил уничтожающие «Ягодку», ни журналисты, все еще жаждущие сенсаций, ни «старьевщики», как называл Анджей людей, которые пытались подзаработать на успехе издательства. Даже общественный транспорт, который мужественно сражался с весной, не раздражал Эву. Она принимала все с улыбкой стоика, бесконечное ожидание на остановке скрашивала, любуясь облаками на небе или разговаривая шепотом с не рожденной еще Юленькой. По офису она тоже ходила с той же самой улыбкой, слегка отсутствующей, ставила воду для чая – и забывала об этом, включала зачем-то ксерокс, шла зачем-то в бухгалтерию в поисках Анджея, а к Анджею заходила, чтобы… ну, когда вообще-то ей надо было бы попасть в туалет. Но никто не сердился на нее и не раздражался ее рассеянностью – этот ребенок был ребенком всей фирмы, все работники которой любили его маму.
В издательстве «Импрессия» теперь было целых четыре человека: кроме Эвы, ее матери и бабушки, в нем работала еще Тамара. Благодаря этому временное отсутствие главы, которая преимущественно витала в облаках, было практически незаметно: Эва должна была только ставить подписи на документах. Тамара принимала посетителей и разбирала корреспонденцию, а пани Зося с пани Анной готовили к печати бестселлер номер два издательства «Импрессия». А снесла это золотое яичко… Каролина.
Лежа целыми днями на больничной койке, она имела достаточно времени для того, чтобы рыскать в Интернете. Ей надоело ходить по литературным форумам, где все еще горячо обсуждали ее книгу, иногда дело доходило чуть ли не до драки, и она вместо этого начала искать новых, еще никому не известных авторов.
Так она наткнулась на Данусю Голенбевскую и ее повесть под названием «Зачарованное».
– Эвусь, взгляни одним глазком, – попросила она приятельницу.
Сунула ей в руки рукопись и… стала ждать.
Эва приняла рукопись с улыбкой Будды на лице. Юлька крутилась у нее внутри как юла, а это каждый раз приводило будущую мать в состояние блаженного счастья.
– Эвка! Алло, Земля вызывает Эву, Земля вызывает Эву!
– Да? – заморгала Эва и перевела взгляд на стопку бумаги у себя в руках. На лице ее отчетливо читалось выражение: «Откуда это у меня тут взялось? И где я вообще?!»
– Прочитай это сейчас же, при мне, потому что, как только ты отсюда выйдешь, ты сразу забудешь, где только что была, не говоря уже о потенциальном бестселлере, который я для тебя нашла.
– Бестселлер, говоришь, – пробормотала Эва, с подозрением глядя на рукопись. – Надо же, какое совпадение: я как раз ищу потенциальный бестселлер…
– Я знаю! Все об этом знают! Когда ты время от времени возвращаешься в сознание, ты только и говоришь о новой книге и засыпаешь нас мольбами найти ее! Так вот – я тебе ее нашла! Читай!
– Ладно, ладно, что ты так нервничаешь?
– Читай!!!
Старая мельница на высоком берегу реки клонила к воде замшелую, покосившуюся крышу. Колесо из почерневшего дерева вращалось с мерным скрипом. Скрип… скрип… скрип… От века тянуло оно эту однообразную песню. Вода смеялась, как радостное дитя, перепрыгивая с камня на камень. Ветер шептал что-то в кронах раскидистых ив, еще более старых, чем мельница. Песни птиц, радующихся солнечной весенней погоде, соединялись с шепотом ветра и смехом воды и образовывали неповторимую, прекрасную мелодию.
Была суббота, вторая половина дня.
Тишину нарушил гудок автомобиля, такой чужеродный для этого места, где время, казалось, остановилось. На секунду умолкли и ветер, и вода, и птицы.
– День добрый! Есть тут кто? – раздался девичий голос со двора, но ответом ему было молчание. – Эй! Эй! Добрый день!
Стройная блондинка лет двадцати пяти остановилась перед дубовыми дверями и начала энергично стучать.
– Тетя! Дядя! Я приехала! Эй, где вы?
Ничего. Никаких приветствий и радостных восклицаний.
А ведь ее ждали. Еще вчера вечером уточняли, точно ли она приедет. Ну вот, приехала. И что?
В этот момент в кармане ее джинсов завибрировал телефон.
Только она поднесла трубку к уху, как раздался взволнованный голос Моники Яскольской, больше известной как Млынажова:
– Детка, дорогая, прости, что мы тебя не встречаем, но в деревне произошел несчастный случай, и мы все тут помогаем.
– Несчастный случай?
– Да, обрушился коровник Мацковяка, и мы спасаем, что можно спасти…
– Я помогу!
– Дорогая, нет, тут и без тебя справятся. Ты лучше иди домой – ключ я оставила в водосточной трубе – и почисти картошки на обед, она в кладовке. И к ней свиные отбивные – они в холодильнике. А мы вернемся не позже чем через час, голодные и усталые…
– Хорошо, тетя. Почищу и поставлю вариться картошку, отбивные тоже приготовлю. Только прошу, умоляю – берегите себя!
– Обещаю, Юлечка.
Связь прервалась. Юлька отбросила со лба влажные от пота волосы и тяжело вздохнула. Ее пребывание в Зачарованном начиналось как фильм Хичкока: сначала землетрясение, потом…
– Ха! – Эва просияла еще больше, хотя казалось, что это было просто невозможно. – А неплохое начало! И похоже – снова «литература для кухарок»! – Она улыбнулась злорадно, уже предвкушая рецензии. – Давай мне данные автора, я ей вышлю договор. Хотя если ты хочешь сама – то не договор, а только соглашение об авансе.
– Нет, сама я не буду этим заниматься, – Каролина покачала головой и написала на листочке адрес электронной почты автора «Зачарованного».
Эва внимательно посмотрела на подругу.
– А ты не будешь обижаться? – спросила она неуверенно, потому что надо было это выяснить до того, как она с таким энтузиазмом кинется в новый проект. – Ну, что я теперь буду раскручивать кого-то другого?
– Да ты что, Эвушка! – В голосе Каролины звучало искреннее изумление. – «Ягодка» и так без конца попадается мне на глаза. И финансовые дела мои пошли в гору, и эго мое удовлетворено. Как минимум на год.
– Да ты шутишь! Целый год ты не будешь ничего писать?! Читатели уже спрашивают, когда будет следующая! Так что давай-ка, выходи из своей больницы и сразу садись за работу, ну а если тебе тут нравится – тогда оставайся и пиши тут.
– Да уж, мне тут очень нравится, – язвительно ответила Каролина, но слова Эвы ей были приятны.
– А кстати, когда ты выписываешься?
– Послезавтра.
– Ты выглядишь гораздо лучше, чем месяц назад. Тогда я за тебя действительно очень сильно испугалась.
– Каждая химия переносится по-разному. Какая-то легче, какая-то тяжелее… – Каролина опустила глаза.
Месяц назад было действительно очень плохо…
– Но ведь у тебя… нет рецидива? – Эва смотрела на нее с тревогой. Она знала, что повторная атака лейкемии означает смерть. И шансов на спасение нет.
– Нет. – «Пока нет», – добавила Каролина про себя. – Это была поддерживающая терапия.
– И как долго она тебя будет поддерживать?
– Цикл лечения продолжается два года, месяц за месяцем в тебя вливают эту отраву. И две недели в месяц ты буквально умираешь, абсолютно беззащитная, потому что спинной мозг у тебя уничтожен. Обычный кашель, не говоря уже о гриппе, может прикончить тебя в считаные часы.
– И так каждый месяц?! То есть две недели в месяц ты живешь как обычный человек, а другие две проводишь на больничной койке?
– К этому привыкаешь, – пробормотала Каролина.
Ни Эва, ни кто другой из здоровых не смог бы этого понять, но Каролина каждый раз, приезжая на мучительную химию, понимала, что у нее все еще есть шансы, что врачи борются за ее жизнь, что они не сдались, не списали ее. А вот через четыре месяца ее выпишут раз и навсегда – и если к тому времени донора спинного мозга не найдут, если болезнь вернется… тогда она никогда больше не напишет ни одной книги.
– Ты должна получить новый, здоровый спинной мозг! – решительно заявила Эва. – Я иду в офис – устраивать мозговой штурм. Может, концерт какой-нибудь организовать… О, Каролинка, а это мысль! Носовская, Цереквицкая, Марковская, а из заграничных – Стинг, Мадонна, U2… на стадионе, а лучше – на аэродроме…
– Ага, на Окенче.
– На Бемове! И турне по всей Польше: Варшава, Краков, Катовице, Вроцлав, Познань, Щецин, Гданьск! И Жешув! В конце – Жешув, твоя родина… «Каролина все еще ждет!» – такой девиз можно будет сделать. Часть билетов можно раздать тем, кто записался в Регистр. Я сделаю специальные футболки с улыбающимся помидорчиком.
– А почему именно с помидорчиком?!
– Потому что он красный. А мы боремся с лейкемией, то есть с белокровием. А цвет крови – красный.
– Тогда почему не усмехающаяся свеколка? – Каролина прыснула. – В ней много железа.
– Это в лошадиной подкове много железа! – возразила Эва, но не выдержала и тоже рассмеялась.
– Эх, Эвушка, Эвушка, ты меня к жизни возвращаешь прямо…
– Вот и хорошо. Я пошла. А ты выздоравливай.
Когда она уже выходила из палаты, Каролина услышала, как она бормочет себе под нос:
– А почему, собственно, нужно ограничиваться турне по Польше? Можно ведь организовать и мировой тур…
В офис Эва ворвалась решительно. И тут же направилась к Анджею.
– Слушай, Анджей, повторяем все сначала. Каролина все еще ждет своего донора, поток желающих стать донорами уменьшился, нам надо привлечь новых.
– Ну так привлекай, – он не отрывал взгляда от экрана компьютера.
– Я придумала концерт. Мировые звезды для Каролины…
Он медленно поднял на нее глаза.
– А ты, случайно, не используешь ли Каролину и ее несчастье в своих собственных низких интересах, а?
Эва остолбенела.
– Она больна, очень больна, а ты наседала на нее с этой рекламной кампанией, потом вся Польша любовалась твоим изображением на билбордах и в рекламе, ты получила свои пять минут славы. Тебе мало?!
Она не перебивала его только потому, что не могла найти слов.
– Ты спросила ее хотя бы? Спросила, есть ли у нее на это силы? Спросила, хочет ли она, чтобы о ее болезни снова болтали в «Пицца-Хат» или «Макдоналдсах»? Эвка, да что с тобой такое?!
– Со мной?! – наконец смогла произнести Эва. – Со мной?! Да я пытаюсь спасти жизнь твоей девушки, а ты вместо благодарности обвиняешь меня в корысти?! В том, что я использую Каролину?!
– И меня, – сухо ответил он. – Ведь это я даю деньги на твои все более дорогостоящие проекты. А ты спросила, есть ли у меня эти деньги?
Нет.
Не спросила.
Ни Каролину, ни Анджея.
А вдруг он прав?!
Эва замолчала и опустила голову.
– Ты заигралась, Эвка. Мы все закрывали на это глаза, потому что ты беременная и все такое. Но пора остановиться, девочка. Займись новой книгой, а фонд передай кому-нибудь другому, кто разбирается в финансах, кто сможет правильно распорядиться пожертвованиями и дальше заниматься пропагандой нашей акции. А у тебя теперь другие проблемы. И к ним не относится организация концерта мировых звезд.
– Ну, я, наверное, действительно немного переборщила…
– Да уж. Это мило, – согласился он. – Но иногда очень раздражает. Особенно когда мне приходится тратить ощутимые суммы на осуществление твоих дурацких идей, вместо того чтобы вкладывать их в дело.
– Ох, Анджей, прости!
Только сейчас до нее дошло, что и у него, у этого «золотого мальчика», могут быть проблемы. И даже вполне себе обыденные.
Анджей вставал чуть свет, чтобы прибрать в квартире и сделать покупки для больной матери. В офисе он часами сидел перед компьютером и при этом не играл в стрелялки. После работы он мчался в больницу к Каролине, а уже одно это – эти ежедневные посещения отделения, где страдали тяжелобольные люди, где страдала его любимая женщина, состояние которой становилось все хуже, – уже одно это могло бы сломать любого. Субботы и воскресенья он тоже проводил у Каролины, иногда – с матерью. У него не было ни минуты отдыха, ни малейшей возможности перевести дух. Когда-то он забывался в случайных романах и связях, а сейчас его мир сузился до трех постоянных маршрутов: работа – больница – дом.
Эва присмотрелась к нему повнимательнее.
Он был на последнем издыхании! Похудел, почернел, глаза потухли. А где же были ее, Эвины, глаза?! Как она могла этого не видеть? У нее что, снова случилось «помрачение»?! Или она настолько зацикленная на себе эгоцентристка, что не видит страдания друзей, что забывает о самых близких людях – маме и бабушке?!
«Что делать? Что делать?!» – лихорадочно размышляла она, идя к себе в офис.
Неожиданно ее осенило.
Поездка!
Именно сейчас, в сопливом марте, – поездка в теплые края. На Канарские острова!
Эх…
О Канарах, а точнее о Фуэртевентуре с его бесконечными пляжами (по крайней мере, так писали в рекламных проспектах туристических фирм) и изумрудным океаном, Эва мечтала давным-давно. Кажется, всегда. В самые черные времена, чтобы не упасть духом, она представляла себе, что счастлива и все ее мечты исполнились. И среди этих мечтаний на первом месте был маленький беленький дом, а на втором месте – пальмы на Фуэртевентуре. Хотя нет, на третьем, ибо приоритеты у Эвы менялись.
– Сначала дом, потом ребеночек, на третьем месте – счастливая семья за столом в кухне и только потом – теплые края и купание с дельфинами, – напомнила она себе шепотом. – Анджей, разумеется, не примет от меня подарка в виде путевки на двоих на Канары. Нужно его как-то перехитрить. То есть их, потому что и Каролина тоже… Хммм… Хммм… Выигрыш в лотерею! – она резко развернулась и снова побежала к Анджею в кабинет.
Он мельком взглянул на нее.
– Ты снова хочешь устраивать концерт?
– Нет, у меня вопрос, Анджейка, – мяукнула Эва. – Ты во что-нибудь играешь?
– Ты имеешь в виду, играю ли я в футбол? Играю. Но сейчас у меня нет на это времени.
– Нет, не в футбол, играешь ли ты…
– На саксофоне? Тоже играю. В бойз-банде «Голые и веселые». И я скоро таким буду – голым и веселым! Потому что ты мне не даешь работать. Хотя я буду, наверное, только голым.
– Ты дашь мне закончить? Ты играешь в лотерею? Может быть, в конкурсе каком-то ты принимал участие?
– Ага. На лучшего биржевого маклера.
– Анджей, ну вспомни! Неужели ты не играл в азартные игры? Не спорил ни с кем ни на что? Нигде и никогда?! Никогда в жизни?
Анджей откинулся на спинку кресла. Потер уставшие глаза. Пригладил волосы и тяжело вздохнул:
– Спорил. Один-единственный раз. Совсем недавно.
– Так! – Глаза у Эвы заблестели.
– Я поспорил с Витеком на бутылку шампанского, что ты меня прикончишь раньше, чем мировой кризис.
– Вот ты глупый! – возмутилась Эва. – Я же для тебя…
Тут она прикусила язык и выскочила из кабинета. Вслед ей донесся невеселый смех Анджея.
– Он должен выиграть эту поездку… – бормотала Эва себе под нос, идя по коридору куда глаза глядят. – И так, чтобы у него не возникло подозрений, иначе он меня убьет. Конечно, лучше всего было бы, если бы о его выигрыше объявили по радио, но откуда же я возьму радио?! Ох уж эти мужчины, у них тоже бывают капризы. Может, ему еще церемонию типа «Оскара» устроить: «And the winner is…» – она остановилась только у лестницы на крышу. – Так. Я сделаю симпатичный конвертик с логотипом лотерейной фирмы, куплю путевку и найму какую-нибудь вроде как сотрудницу фирмы, чтобы она моему шефу вручила эту награду. Да, решено – так и сделаю!
Она развернулась и, не заходя в свой собственный офис, где ее ждали сотрудники, поспешила на остановку. А через полчаса уже покупала путевку на двоих в пятизвездочный отель на самом прекрасном из Канарских островов. Для Анджея Садовского и сопровождающего лица. Вылет – послезавтра.
И в тот же день в здание на Воли, где располагался офис фирмы «Садовский и К°», вплыла смуглая, длинноногая, золотоволосая красавица, держащая в руках связку цветных воздушных шариков и запечатанный конверт. С ослепительной улыбкой она вручила шарики и конверт ошарашенному шефу фирмы, спела «Happy birthday to you…» на манер Мерилин Монро и вышла, покачивая точеными бедрами, оставив Анджея в полном недоумении.
Эва вместе с Анкой сунули головы в незапертую дверь.
– Кто это был?! – спросила Эва, довольно удачно изобразив подозрение в голосе.
– Э-э-э… – Анджей стоял посреди кабинета с глупым выражением на лице. – Кажется… почтальон. Курьер. Ну, или агент ФБР.
– А что там? – Эва вошла внутрь, с недоверием глядя на конверт, который всего час назад сама мастерила в фотошопе. – Ну, открывай же! Если там бомба – мы успеем спрятаться.
Анджей заморгал, покрутил головой и заглянул в конверт.
– Ваучеры. Два ваучера, – объявил он. – «Каникулы на острове солнца Фуэртевентура, в шикарном отеле, который находится в пальмовом раю. Для меня и сопровождающего лица. Это что, какая-то шутка?! – Он нахмурился и стал разглядывать ваучеры и конверт. Потом снова вернулся к пояснительной записке: – Это награда для победителя четвертого этапа конкурса «Акулка бизнеса». Акулка?!
– Ну, для акулы ты еще слишком молодой, – пояснила Эва. – Господи, так ты выиграл поездку мечты! И ты не рад?! Ты же можешь взять с собой Каролину – она как раз послезавтра выписывается из больницы. Счастливчик! – Она покачала головой. – Мало того что денег куры не клюют, так еще и шикарные поездки выигрываешь…
Анджей продолжал недоверчиво изучать конверт, который держал в руках. В конце концов он даже позвонил в туристическое агентство, чтобы, к своему несказанному удивлению, услышать, что, разумеется, это правда, у него оплачена путевка без права возврата. Вылет через два дня. Желаем вам приятного отдыха.
Итак, через два дня в аэропорту на Фуэртевентуре из самолета вышла… Эва.
В сопровождении Витольда.
Читать бесплатно другие книги:
