Эпоха лишних смыслов Гардт Александра
– Тезка, слушай. – Мы снова уперлись в пробку, и Гамов дал задний ход на какой-то невероятной скорости. – Такое дело. Нужно в двадцать один сорок улететь в Лондон. У подруги инфаркт у отца. Мы едем, но боимся не успеть, даже если купим билеты и зарегистрируемся.
– Хотел новую книжку попросить вне очереди, но, похоже, неуместно. Так, слушай, перезвоню через минуту.
Вызов оборвался. Я ошарашенно смотрела на Гамова, который все так же спокойно вел на невероятной скорости машину.
– Тебя прав лишат. Камеры везде.
Мобильник ожил. Я провела пальцем по экрану и поняла, что руки дрожат.
– Ма-а-акс, а с чего ты вообще взял, что на пятничный рейс Москва – Лондон есть билеты?
– Тезка? – коротко отозвался Гамов.
– Пришлось ссадить двух особенно наглых туристов. Улетят на следующем. Диктуй мне имена, быстро, пока не раздумал.
Гамов выразительно кашлянул, и я засуетилась, вытаскивая паспорт из сумки.
– Здравствуйте. Оливия Розен, гражданка Соединенного Королевства.
На том конце присвистнули.
– Розен? Ладно, молчу, простите. Как пишется?
– Розен, – обреченно кивнула я.
– Значит, как слышится, так и пишется… А непростые у тебя подруги, Макс. Оливия, извините, даст бог, батюшка поправится.
Я снова кивнула – на этот раз в знак благодарности.
– Так, замечательно. Твое имя, Максим, я знаю наизусть. Приедете в Домик – встретят в лучшем виде. Будет девочка дежурить на входе, сейчас ее номер скину эсэмэской.
– Спасибо, Макс, я твой должник.
– Да… брось, – неуверенно отозвались на том конце провода. – Не будем считать, кто кому сколько должен.
Вызов снова оборвался.
Тупо глядя на экран, я наконец-то спросила:
– Что значит «твое имя я знаю»?
Мы как раз притормозили на светофоре. Гамов мягко улыбнулся и бросил взгляд на меня.
– Ради Оливии Розен рейс задерживать не будут. Ради Максима Гамова – да.
Я изо всех сил постаралась рассмеяться. Получилось только хриплое бульканье.
– Летишь со мной, значит? Паспорт, виза, разумеется?
Последняя фраза целиком сводилась совсем к другому вопросу. Я усиленно гнала прочь мысли об отце – и пока преуспевала.
– Двухгодичка. Я же люблю Лондон, Оливия.
Я вздрогнула. Мягкий, сияющий, чуть расслабился, поговорив с высокопоставленным приятелем.
– И паспорт с собой? У меня не было с собой паспорта, а у тебя – есть?
– Именно. В бардачке все документы. Не выкладываю никогда, вдруг захочется поужинать в Париже.
На меня повеяло безумствами подросткового возраста. Еще бы, границ внутри Евросоюза не предусмотрено вообще. Я скривилась – и наконец решила спросить, терять-то было нечего:
– А Рита?
– Что Рита? – Его тон похолодел на несколько градусов. – В полном здравии, покое, из аэропорта позвоню ей.
– Она твоя беременная жена.
Гамов резко, почти аварийно затормозил – я увидела, что мы у терминала, когда только успели? – и, повернувшись ко мне, спокойно отрезал:
– И сейчас это не твоя забота.
Глава 20
Я грязно выругалась, подпрыгивая на месте в давно забытом аэропорту давно забытого города. Пролетев через паспортный контроль за секунду, я вот уже минут пять наблюдала, как к единственной стойке тащится очередь из россиян. Гамов виновато покачал головой и махнул рукой в сторону выхода: беги, мол. Я стиснула зубы, мгновение порассматривала перспективу, потом углядела молоденького пограничника и, схватив его за рукав, начала трясти паспортом. Он, разумеется, шел открывать еще одну кабинку, но, не выдержав моего напора, сказал что-то в рацию, и через пару мгновений заработали все. Гамова вообще не мучили.
Мы, не сговариваясь, схватились за руки, и побежали по указателям искать кеб. К счастью, несмотря на позднее время, таковой присутствовал. Я достала телефон, продиктовала адрес и посулила пятьдесят фунтов сверху за быструю доставку. Водитель, пожилой интеллигентный англичанин, втопил похлеще Гамова, и мы снова пристегнулись. Я так и не убрала телефон и, завороженная, смотрела на чужие цифры, когда-то бывшие обыденностью и нормой.
– Хочешь, я позвоню? – мягко поинтересовался Гамов.
Я затрясла головой:
– Доедем быстрее.
Впрочем, телефон ожил сам собой. Я чуть его не уронила и почему-то только в это мгновение поняла, что Гамов до сих пор держит меня за руку.
– Давай сюда. – Он забрал айфон, провел пальцем по экрану – и тут же включил громкую связь.
– Лив, – проскрипела трубка отцовским голосом. – По четырехчасовому промежутку вижу, что хоть что-то заставило тебя вернуться домой.
Я вскинула глаза на Гамова и затряслась, заходила ходуном. Да как он смеет, старый…
Гамов, видимо, что-то на мне вычитал и, высвободившись, прижал палец к губам. Я замотала головой, хотела зашипеть в ответ, потом просто обхватила голову руками.
– Константин? – мягко спросил он. – Следует полагать, что с вами все в порядке?
Я немного оплыла и даже отвлеклась на мелькающие пейзажи. Давненько никто не решал моих проблем за меня.
– С кем имею честь? – характерно пролаял отец, и я с трудом подавила желание выругаться матом и выбросить телефон из окна.
– Максим Гамов, друг вашей дочери. Мы действительно в Лондоне и направляемся к вам. Оливия сейчас в дамской комнате.
– Константин Розен. Хорошие у моей дочери друзья. Значит, действительно в Лондоне?
– Да. – Гамов утвердительно кивнул и вообще держался молодцом, но мне откуда-то стало понятно, что не все так просто, как кажется на первый взгляд. Он старательно скрывал ярость, которой не было еще десять минут назад в чертовой очереди. Там была беспомощность. Тут – злость. Яркая, цветущая, выедающая глаза. Неужели из-за меня? Сердце слабо колыхнулось в груди.
– Хорошо, жду вас по адресу, который выслала моя супруга.
Я воззрилась на Гамова, желая только одного, как мы шутили в детстве: с разбегу в Темзу.
– Стойте, стойте. Скажите, что за инфаркт.
– Вы врач?
– Моя жена – врач. Знаком с типологией.
– Интрамуральный мелкоочаговый. Жить буду.
– А почему ваша супруга не сказала этого Оливии?
– Максим, давайте об этом я поговорю с моей дочерью.
Гамов едва заметно сжал зубы.
– Нет уж, давайте вы скажете мне.
Отец замешкался. Мало кто на моей памяти был способен говорить с ним на равных.
– Дело в том, что мы тогда еще сами не знали, она испугалась жутко, пока добрались до больницы, пока то, пока се. А там у Лив уже телефон отключен был.
– Хорошо, – отозвался Гамов. – Судя по всему, будем у вас минут через двадцать.
– Звоните от входа, проведут.
Гамов первым нажал на «отбой». Я забрала телефон и почувствовала, как к щекам приливает кровь. Судорожно схватила Гамова за запястье. Облегчение было почти таким же оглушающим, как раздражение. Я не знала, что и как говорить, поэтому смотрела в окно и кусала губы.
– Лив, – позвал Гамов смеющимся тоном.
Я резко обернулась. Он сиял, и дышать стало сложно, будто мешок на голову надели, будто тревога накатила. Гамов на мгновение посерьезнел, потом перехватил мою ладонь удобнее, погладил пальцами мягко-мягко.
– Все хорошо, расслабься. Видишь, и Лондон навестили, и папа нормально. Интрамуральный – это ничего.
– Старый симулянт! – раздраженно бросила я.
Гамов сжал пальцы:
– Не говори так. Никто не знал, чем все закончится.
– Да! Только вот я заставила всех ходить на ушах, разрыдалась вообще неприлично, а этот старый, старый… кретин! – Я наконец-то нашла нужное слово. – Старый кретин, прошу прощения, заставил свою жену мне звонить – да и как она это сделала? Как, Максим?! Специально для таких случаев номер зарегистрирован на Лешку. Потому что в курсе мы про работу операторов, достаточно знать кого-то высокопоставленного… – Я прервалась, сгорая от стыда. – Самолет ради меня задерживали. А вышло…
Гамов недовольно покачал головой, и я уставилась на него обреченно. Что не так?
– Лив. Это твой отец, и у него был инфаркт. Ты все сделала правильно. И я помог, чем смог.
Я посмотрела на него. Веки наливались усталостью, адреналиновый марафон заканчивался. За Гамовым в боковом стекле начинался Лондон. Быстренько обернулись, ничего не скажешь.
– Не надо говорить, что он симулянт. Просто испугался. И бросился звонить тебе. Разве это ничего не значит?
Я нашла в себе силы улыбнуться:
– Ты ничего не знаешь ведь, Максим.
– Я знаю больше, чем нужно. – Гамов притянул меня к себе. – Все будет хорошо.
– Рита – врач? – спросила я, уткнувшись носом в его шарф, пахнущий все так же горько и прекрасно.
– Да. Нестрашно одну оставлять, смекаешь?
– Смекаю. А что ты ей сказал?
Гамов промолчал в ответ и покрепче прижал меня к себе. Через несколько минут мы затормозили перед кованой оградой. Наличных у меня не оказалось – пришлось бежать в банкомат по соседству. Не оставлять же водителя без обещанного чая.
Я тупо уставилась на викторианское здание. Теперь, когда страх за отца прошел, не хотелось ничего. Гамов взял меня под руку, вздохнул, выцепил айфон из пальцев и начал было листать список звонков, но тут на массивных ступенях больницы появилась молодая женщина, помахала нам рукой и быстро направилась к ограде.
Несмотря на время, ворота распахнулись, как по мановению волшебной палочки. Еще бы, папаша, скорее всего, на всякий случай купил все здание вместе с докторами и медсестрами.
– Лиз, ассистент мистера Розена, – живо представилась кареглазая брюнетка, переводя взгляд с меня на Гамова.
– Очень приятно. – Я растянула губы в улыбке, чтобы стало ясно, что мне вовсе не приятно. – А вы ассистент, жена или все вместе?
Лиз рассмеялась слегка картинно:
– Что вы. Я ассистент. Прибыла сюда уже после того, как все прояснилось.
– Замечательно. – Я собралась было что-нибудь отколоть, но тут вспомнила, что не представила безукоризненного Гамова. – Знакомьтесь, мой друг и большая знаменитость, Максим Гамов.
– Писатель? – вежливо уточнила Лиз, и у меня появилось не самое хорошее чувство, что за мной чуть ли не следят. – Читала вашу «Летную погоду», очень понравилось.
Я толкнула Гамова локтем. Раз уж в Англии читают… Хотя, что говорить, в наши смутные самиздатовские времена покупать платья «Прада» своим напарницам могут только самые издаваемые писатели.
– Очень приятно, – вежливо отозвался он. – Мы все же к Константину, хорошо?
Лиз чуть по лбу себя не хлопнула:
– Разумеется. – И устремилась к красиво подсвеченному входу.
Гамов потянул меня за собой. Я вдруг вполне отчетливо поняла, что без него не то что до Англии не добралась бы – из кабинета не вышла. Мы приближались ко входу, предлагающему все великолепие Лондона: величественность, монументальность, старину, и с каждым шагом я боялась больше и больше, пока наконец не встала как вкопанная прямо у ступеней.
Гамов мгновенно обернулся:
– Ты ничего, живая?
Я слабо улыбнулась, почувствовала мгновенную дурноту, и земля вдруг ушла из-под ног. Заваливаясь в обморок, я сказала себе, что так нельзя, сконцентрировалась на падающем здании и, пойманная в чьи-то объятия, начала приходить в сознание.
Макс держал меня на руках, и я чуть не отключилась во второй раз. Мир медленно вставал на место, но мне было настолько все равно, что даже страшно сказать. Я обняла Макса за шею и, что было сил, поцеловала в щеку. Он рассмеялся и бросил через мое плечо:
– Кофе бы нам, да покрепче.
После чего играючи внес меня в мраморный холл.
– Макс, поставь меня, пожалуйста, на пол.
– И не подумаю. Чтобы ты еще раз завалилась?
– Поставь!
– Я понимаю, дорогая, что у вас с папой игры разума, голода, в бисер и все такое прочее. Но ты в обморочном состоянии.
– Не ела ничего с самого утра.
Макс снисходительно заулыбался:
– И почему я не удивлен? Дитя.
– Сам такой. – Я легонько стукнула его кулаком.
В гулкой тишине раздалось поспешное цоканье каблуков. К нам со всех ног бежала Лиз, неся кофе и – что за умница – какую-то булочку.
Макс опустил меня на пол, и я вцепилась в угощение. Полегчало буквально через минуту.
– Где он? – спросила я, пальцами стирая крошки с губ.
– Второй этаж, я провожу.
– Хорошо, одну минутку, я иду вслед за вами.
С этими словами я обернулась к Максу:
– Может, в отель поедешь?
Тот замотал головой:
– Дождусь конца разговора. И поедем в отель вместе.
Я только и смогла, что устало хмыкнуть. Как этого человека благодарить? Что сделать, чтобы понял, что я…
– Хочешь, не знаю, книжку про тебя напишу?
Макс рассмеялся и, переплетя мои пальцы со своими, повел наверх.
– Серьезно, Макс, таких, как ты – не бывает.
– Еще как бывают. А книжку пиши. Только не про меня, а про что хотела.
Коридор кончился очень быстро, и мы оказались перед дверью.
– Удачи, – просто сказал он.
«И немножко «глока», – с чего-то подумала я, переступая порог палаты.
Свет на мгновение ослепил меня, а потом я различила красивую женщину лет сорока и – отца, лежавшего на койке. Сердце застучало военный марш. Постарел, но несильно. Усталый, но вполне обыкновенный. Пять лет – как пять дней. Ни изменений, ничего.
– Выросла, – невозмутимо сказал он.
– По барабану, – недовольно отозвалась я.
Отец криво усмехнулся.
– Знакомься, моя жена, Ребекка.
Бегло перешел на английский, старая сволочь. А первые две фразы на русском при женщине, его не понимающей, – подумаешь, мелочь какая.
Я кивнула вправо. Ну, если он сволочь, это еще не значит, что я хорошая.
– Я выйду, – нервно проговорила Ребекка.
– Нет-нет, останешься. Лив, радость моя, где твой прекрасный друг Максим Гамов?
– Папа, дорогой, где ты взял мой номер телефона?
– Чьим друзьям ты звонила, чтобы достать билеты на Muse, а самое главное – попасть на афтерпати?
Я чуть было не хлопнула себя по лбу. Потом спохватилась:
– Ничего подобного.
Отец даже подбоченился:
– Ну да, звонила с номера своей модели, и думаешь, что застрахована? Поменьше с ним светилась бы. Вот Беллами – говорят, клеился к тебе.
Я нервно хихикнула:
– Понятия не имею, откуда пошел этот миф. Немного поболтали, один раз потанцевали. Я была при мужчине.
– А где сейчас твой мужчина?
– Почему мы по-русски говорим?
– Надо на китайском? Зови Гамова, по голосу он мне понравился.
– Отец, – сказала я, садясь на страшноватый потертый диван. – Мы не будем с тобой разговаривать, как пять лет назад, делая вид, что ничего не произошло.
И тут он наконец улыбнулся знаменитой страшноватой улыбкой Константина Розена.
Глава 21
Я поднялась из удобного кожаного кресла и сделала два шага по салону. Посмотрела на правую руку. Желтое золото, резьба, бриллиант. Два кольца на безымянном пальце. Бросила взгляд на задремавшего наконец Макса. Одно. Такое же, как у меня, просто на несколько размеров больше. Улыбка появилась на лице сама собой. Потом я нахмурилась и побрела за стюардом.
Симпатичный Джон, явно из бывших моделей, материализовался прямо передо мной. Ни дать ни взять прочитал мысли.
– Желаете что-нибудь?
Я вздохнула. Вопрос был настолько дурацким и неприличным, что отвечать не хотелось.
– Кофе. Эспрессо.
Джон кивнул, улыбнулся во все свои прекрасные зубы, явно сделанные за очень большие деньги, и исчез. Я даже головой тряхнула. Желание спать давно сменилось тупой подавленной усталостью, которая прорывалась то здесь, то там. Мозг работал в фоновом режиме, не слишком плохо, но излишне спокойно. Эмоции в кои-то веки были приглушены. Организм страдал молча, видимо, понимая, что хозяйка отчего-то не может или не хочет отдохнуть. Ему еще предстояло развлекаться в Мадриде.
Я подошла к иллюминатору и прислонилась лбом к стеклу. Тьма и облака. Слегка потряхивало. Того и гляди, очаровательный капитан велит сесть и пристегнуться. Я снова посмотрела на Макса. Спит, вымотанный и… желанный. Джону не объяснишь, что я отдала бы все на свете, чтобы из этой красивой лжи сделать правду. Исхитриться, застыть во времени и пространстве и сделать вид, что Максим Гамов – мой муж.
С губ сорвался неожиданно громкий вздох, и я испуганно прикрыла рот рукой.
– Ваш эспрессо, мэм, – сказал Джон.
Я кивнула и взяла чашку из тончайшего фарфора в руки. На моей памяти у папы не было личного самолета, да и вообще я как-то не подозревала, что доведется на таком красавчике полетать. Излишняя роскошь, отсутствие смысла? Пожалуй. Просто я никогда не думала, что при всей ненависти к отцу сорвусь в один прекрасный момент с места, что вернусь, пусть ненадолго, в его мир, откуда бежала сломя голову. Мир джетов, обслуживающего персонала и безумных сумм денег, спускаемых на ветер в буквальном смысле этого слова.
Если бы не Макс, я давно бы взвыла на луну. Каким-то непостижимым образом он придавал смысл и дорогущему самолету, и вообще моему нахождению в этой старой ипостаси. Я снова посмотрела на кольцо. Типичная ведь пара миллиардеров. Иванке Трамп оставалось только радоваться, что все это игра. А то запросто подвинули бы их с мужем с пьедестала.
– Ты так и будешь ходить по салону и горестно вздыхать? – совсем не сонно спросил Макс, и я чуть было не взвизгнула; еще один дурацкий привет из прошлого. – Ведь не сойдем тогда за счастливую пару.
Я поджала губы и села на светло-бежевый диван напротив.
– Поспал?
– Я же не хлещу кофе в таких количествах.
– Не спал, значит.
– Лив, нас встречают, смени тон.
– Не волнуйся, при испанцах буду тише воды ниже травы.
Макс потянулся и озабоченно покачал головой:
– Тоже не подойдет.
Я раздосадованно хмыкнула в ответ.
– Лив, ну соображай давай, как может себя вести парочка с десятилетней разницей в возрасте? Ты же писатель.
– Безумно влюблены друг в друга и все время держатся за ручки. – Я не выдержала подобного издевательства и закатила глаза. Макс совершенно внезапно кивнул. Морок рассеялся. Красивой парочки миллиардеров больше не было. От них остались симпатичные неправдоподобные воспоминания и три кольца на наших пальцах.
– Самый нормальный вариант.
– Меня больше беспокоит тот факт, знаешь ли, что ты горазд на авантюры. А испанцы могут оказаться не полными идиотами и пробить информацию.
– Лив, я тебя умоляю, послушай…
– Нет, это ты послушай, Максим. Я все понимаю, отцу просто не с руки говорить партнерам, что у него инфаркт. У акул бизнеса инфарктов не бывает. У них и сердец-то нет. – Я запнулась, подогнула левую ногу под правую, усаживаясь поудобнее, и на мгновение закрыла лицо руками.
– Вообще-то есть, – с легкой ехидцей отозвался Макс.
Я подняла брови: еще учить меня вздумал.
– Но я понял, куда ты клонишь. Лив, расслабься, мы летим в прекрасном джете в прекрасный Мадрид, чтобы оттуда отправиться в прекрасное средневековое поместье поздравить прекрасных партнеров твоего отца с наступающим Рождеством. Никого не волнует, женаты мы или нет, да и пробить по базам у них не получится. У тебя другой паспорт, мой развод, предположим, просто не был учтен…
– А еще мы оба трудимся в ФСБ. – Я насмешливо кашлянула.
– Мы едем передать подарки. И произвести хорошее впечатление. Мы знаменитые писатели, ФСБ тут вообще ни при чем.
Я потерла лоб рукой:
– Тебе не кажется, что это абсурднее всех миров, что мы видели?
Макс потянулся и с видимым удовольствием заложил руки за голову. Мгновение помолчал.
– Я давно знаю, что жизнь абсурднее любой выдумки.
– Согласился-то почему? Неужели никто из друзей не покатал бы тебя на джете?
– Никто из друзей не устроил бы мне побыть супругом Розы Оливинской, хотя бы и на два дня.
Я подняла взгляд на Макса, готовая ко всему. Он не шутил, и я тоже мгновенно посерьезнела. Пару раз в жизни доводилось сталкиваться с подобными фразами. Чудеса. Несколько слов, после которых кардинально меняется все.
– Смешно, Макс. Но меня заботит иерархия.
– Да что сегодня с твоим видением людей? – Он вскочил с кресла и заходил взад-вперед по салону, благо длина самолета позволяла.
Разозлился, что я дала слабину и вышла из ситуации самым легким способом. Значит, вернется к теме. А нам ведь еще ночевать в одной комнате. Я прикрыла глаза.
– Рассказать?
– Да нет, нет, прости меня. Прости, правда. – Макс подошел ко мне и устроился на полу, около моих коленей. – Прости меня. Я хотел помочь. Чтобы как-то загладить свою вину. Мне было все равно, знаешь, что делать. Константин попросил тебя слетать в Мадрид, и я решил составить компанию.
– Вину? – мягко переспросила я.
Усталость не пощадила и Макса. Все его защитные механизмы провернулись на один такт вперед, поэтому он и вытворял такое. Хотя мне было не сильно легче.
Он чуть склонил голову набок: