Сделка Райнемана Ладлэм Роберт

– Через два дня – Новый год. Пусть это будет наш праздник. Надеюсь, он принесет много счастья.

– Я не против, – отозвался Дэвид, подходя к ней, и взял оба бокала. – Я поставлю их здесь.

Дэвид поднес рюмки на столик перед небольшой кушеткой возле камина. Подойдя к столику, он быстро обернулся и взглянул на Лэсли.

Но она не смотрела на него. Как и на бокалы.

Девушка подошла молча к камину и, торопливо расстегнув блузку, бросила ее на пол. На ней было красивое белье, плотно облегающее грудь.

– Сними рубашку, Дэвид.

Он повиновался. Лэсли вздрогнула, заметила повязку на его плече и нежно прикоснулась к ней пальцами. А затем крепко прижалась к Дэвиду. Он обнял ее.

– Выпивка подождет, Дэвид. Этот праздник в любом случае наш.

Он поцеловал ее глаза, уши, губы. Лэсли, изнемогая от страсти, опустилась на колени.

– Дэвид, давай прямо здесь, на полу, – произнесла она дрожащим от волнения голосом и легла на ковер.

Дэвида не пришлось звать дважды. Он тотчас лег рядом с ней, и их губы слились в поцелуе.

– Я помню, – шептал он с нежной улыбкой, – нашу первую встречу в домике за лодочным сараем. Мы вот так же лежали в тот день на полу. Как было чудесно тогда!

– Я не раз думала, помнишь ли ты об этом. Что же касается меня, то я помнила о той встрече всегда.

* * *

Было без четверти час, когда он подвез ее к дому. От свидания остались приятные воспоминания. Они дважды соединились в экстазе любви, пили отличное виски из запасов Джека Вебстера и его дражайшей супруги Пэгги и болтали о прежних днях. Ричард Хоуквуд, ее бывший муж, был просто помешан на сексе, ничто другое его не интересовало. Родители пытались привлечь его к своему бизнесу, но безуспешно. Видимо, Бог создал Хоуквуда ненасытным в страсти. Для таких, как Ричард, и была придумана война, говорила Лэсли. Только во время ее и могут выдвинуться подобные ему люди. Он скорее предпочел бы «сгореть в жарком пламени», чем влачить нудное существование обывателя из штатских.

Сполдинг подумал, что Лэсли слишком резка, говоря о своем бывшем муже. Но она уверяла его, что еще слишком мягка в своих оценках этого прохвоста.

В общем, все прошло хорошо. Они весело провели время. Много смеялись. И занимались любовью.

И все же весь вечер Дэвид был настороже, ожидая, что она вот-вот проговорится, чем-то разоблачит себя, спросит его о чем-нибудь необычном. Скажет, во всяком случае, что-нибудь такое, что позволило бы ему понять наконец, по какой же причине солгала она ему вчера днем, когда объясняла, каким именно образом удалось ей разыскать его в этом огромном городе. Но ничего, что дало бы ему ключ к разгадке, он так и не услышал.

Он спросил, откуда она помнит, что его родители останавливались в «Монтгомери». Лэсли сослалась на свою исключительную память, добавила, что любовь всегда прозорлива.

Она снова лгала. В чем, в чем, а в этом он не сомневался. Все, что было между ними, не имело никакого отношения к любви.

Она попрощалась с ним в такси, не пригласив его к себе. Тетя спит. Ну что ж, тем лучше.

Завтра они встретятся снова у Вебстеров. В десять часов вечера. Званый обед, на котором ей предстоит побывать, – не помеха: она сумеет пораньше удрать оттуда. И откажется от приглашения на встречу Нового года. Весь день они проведут только вдвоем.

Дверь за Лэсли захлопнулась, такси медленно поехало по Пятой авеню. Дэвид впервые за день вспомнил, что по приказу из «Фэрфакса» он должен явиться на «Меридиан эйркрафт» послезавтра. В Сочельник. Он рассчитывал, что пробудет там до полудня.

Как все странно: Рождество, Новый год...

Он даже не вспомнил о рождественских празднествах. Подарки родителям он отправил в Сантьяго заранее, еще до поездки на север Испании – в Страну Басков и Наварру.

Ему не до рождественских праздников. Санта-Клаусы, звонящие в колокольчики на улицах Нью-Йорка, роскошные витрины магазинов – все это не для него.

Печально, конечно. Когда-то ведь ему нравились праздники.

Сполдинг расплатился с шофером, кивнул ночному портье. У входа в отель и поднялся лифтом на свой этаж. Подойдя к двери своего номера, Дэвид автоматически коснулся пальцем того места, где должна была находиться метка, которую перед тем, как покинуть гостиницу, он оставил чуть ниже замка.

Но ничего, кроме гладкой деревянной поверхности, не обнаружил. Щелкнув зажигалкой, он внимательно осмотрел при свете ее зазор в дверном проеме.

И убедился, что прикрепленная им к двери контрольная нитка бесследно исчезла.

Руководствуясь инстинктом самосохранения и инструкцией из «Фэрфакса», предписывавшей ему быть всегда начеку Дэвид не поленился перед уходом из гостиницы «опечатать» свой номер и кое-что из находившихся в нем вещей. Полдюжины неприметных для постороннего глаза рыжевато-коричневых и черных шелковых нитей были закреплены в самых различных местах. Если бы вдруг оказалось, что метки исчезли или нитки просто порвали, это означало бы только одно: в его отсутствие кто-то уже успел похозяйничать тут.

Оружия у Дэвида не было, незваный же гость, возможно еще находился в номере.

Он вернулся к лифту и попросил у лифтера запасной ключ сославшись, что дверь почему-то не открывается. У лифтера ключа не было. Они вместе спустились в вестибюль.

Ночной портье извинился, попросил лифтера остаться вместо себя, а сам поднялся с Дэвидом, чтобы помочь ему справиться с замком.

Когда они вдвоем, выйдя из лифта, двинулись по коридору к номеру. Сполдинг услышал тихий щелчок замка. Этот звук он не спутает ни с каким другим. Дэвид окинул взглядом коридор, пытаясь определить, откуда шел звук. Но не смог. Все двери в коридоре были закрыты.

Дверь его номера портье открыл без усилий. Однако, к недоумению служащего, мистер Сполдинг схватил зачем-то его за плечо и решительно втолкнул в комнату.

Дэвид оглянулся. Двери в ванную и в туалет были открыты, как он их и оставлял. Больше же спрятаться было негде. Он отпустил портье, дав ему пять долларов на чай.

– Благодарю вас, – сказал Дэвид на прощанье. – Мне, право же, неудобно. Видать, перебрал немного с выпивкой.

– Дело житейское, сэр, – заметил портье и, поблагодарив за чаевые, захлопнул за собой дверь.

Дэвид начал проверять оставленные им в номере метки.

Нагрудный карман пиджака, висевшего в шкафу.

Нитки нет.

Письменный стол, первый и третий ящики.

Ни в том, ни в другом нитки не оказалось. В первом ящике в момент его ухода она лежала на носовом платке. В третьем же была спрятана между рубашками. Исчезла метка и с постели.

Нигде ничего.

Дэвид подошел к чемодану, который лежал на стеллаже возле окна, и осмотрел правый замок. В отверстии для ключа он закрепил нитку, которую непременно порвали бы, если бы кому-то вздумалось вдруг отпереть замок.

Нитка, как обнаружил он, была порвана. Оставшийся конец забился внутрь замочной скважины. Значит, чемодан открывали.

Точно такая же метка должна была находиться и внутри чемодана – у задней стенки на расстоянии в три пальца от левой стороны.

Но сейчас ее там не было.

Сполдинг направился к тумбочке у кровати, на которой стоял телефон, и взял в руки телефонный справочник. Медлить было нельзя. Действовать следовало незамедлительно, чего противник, конечно, не ждет. Внезапность – вот главный его козырь. В номере, несомненно, побывали профессионалы. Сделано все было чисто и аккуратно. И им и в голову не могло прийти, что постоялец, вернувшись к себе, обнаружит следы их присутствия там.

Он отыщет номер телефона Лэсли Дженнер и отправится назад, к ее дому. Может, ему повезет, и он найдет неподалеку от дома телефонную будку, из которой сможет спокойно наблюдать за подъездом. А затем позвонит ей, придумав что-нибудь, чтобы назначить встречу. Естественно, он ни словом не обмолвится об обыске в его номере и не скажет ничего такого, что могло бы выдать возникшие у него подозрения. Главное – проследить за реакцией Лэсли. Если она согласится встретиться с ним – значит, все в порядке. Если нет, он будет следить за ее домом хоть всю ночь.

Лэсли Дженнер вешает ему лапшу на уши, не догадываясь, что резидент в Лиссабоне не зря провел три года на севере Пиренейского полуострова.

Судя по телефонному справочнику, никто по фамилии Дженнер не снимал квартиры в том доме, куда подвез Лэсли Дэвид.

Зато в Манхэттене проживало шесть Дженнеров, абонентов телефонной компании.

Через коммутатор отеля Дэвид связался с каждым из них. В ответ раздавались лишь сонные злые голоса.

– Лэсли Дженнер здесь не живет. И вообще мы не знаем такой, – вот и все, что слышал он всякий раз.

Сполдинг опустил телефонную трубку на рычаг и, поднявшись с кровати, на которой сидел, зашагал по комнате.

Конечно, ничто не мешает ему зайти в то здание и обратиться с расспросами к швейцару: квартира, в конце концов, могла быть записана и на имя тетушки. Впрочем, ни к чему все это. Если бы Лэсли Дженнер действительно проживала в этих апартаментах, то в справочнике непременно были бы указаны и ее адрес, и номер телефона, являвшегося для нее не просто одним из элементов комфорта, но и необходимейшим предметом, без которого она просто не мыслила своего существования. Кроме того, прежде чем отправиться туда и начать наводить там справки, ему пришлось бы придумать какой-нибудь более или менее правдоподобный предлог, чтобы не вызвать ни у кого подозрения. А это не так-то просто. И он решил не заглядывать, – во всяком случае, пока что, – в фешенебельный доходный дом, у которого простился с Лэсли.

Как звали ту девушку, в магазине Роджерса Пита? Которая еще выбирала рождественские подарки? Цинтия? Синдц?.. Синди. Синди Таттл... Или Тотлл... Боннер. Замужем за Полом Боннером и посему выбирала в том магазине подарки гтя своего суженого, как изволила выразиться Лэсли.

Он подошел к тумбочке у кровати и взял телефонный справочник. Пол Боннер был в списке: 480, Парк-авеню. Район вполне приличный. Сполдинг набрал номер.

Ему ответил сонный женский голос:

– Алло?

– Миссис Боннер?

– Да. Кто это?

– Я Дэвид Сполдинг. Вы встретили меня вчера после полудня в магазине Роджерса Пита. Вы выбирали там подарки своему мужу, а я покупал костюм... Простите меня за то, что я вас потревожил, но дело серьезное. Я обедал с Лэсли... с Лэсли Дженнер – вы ей звонили. Я только что проводил ее домой. Мы должны встретиться завтра, но у меня неожиданно все изменилось, а я забыл номер ее телефона и не могу отыскать его в справочнике. Пожалуйста...

– Мистер Сполдинг. – Женщина резко перебила его, судя по голосу, она окончательно проснулась. – Если это шутка, то очень плохая. Я помню ваше имя... Но я не видела вас вчера после полудня и ничего не выбирала... И вообще не была у Роджерса Пита. Мой муж убит четыре месяца назад. На Сицилии... Если не ошибаюсь, мы с Лэсли Дженнер, с Лэсли Хоуквуд... не встречались уже больше года. Как помнится мне, она переехала в Калифорнию. В Пасадену. Мы не поддерживаем контактов. И не думаю, что станем искать когда-либо встречи друг с другом.

В трубке послышался резкий щелчок – это женщина бросила трубку.

Глава 17

31 декабря 1943 года

Город Нью-Йорк

Утро. Канун Нового года.

Первый день его «работы» на авиационном заводе «Меридиан эйркрафт». В конструкторском бюро.

Большую часть предыдущего дня он провел в отеле. Лишь раз вышел ненадолго позавтракать и купить газеты. Пообедал он в номере. Потом заказал такси, чтобы ехать в пригород к Вебстерам, где – он был в этом уверен – в десять часов Лэсли Дженнер не будет.

Дэвид оставался в номере по двум причинам. Первая причина состояла в том, что врачи настаивали на отдыхе. Второй же, не менее важной причиной послужило то обстоятельство, что в данный момент «Фэрфакс» занимался проверкой заинтересовавших Сполдинга лиц: Лэсли Дженнер-Хоуквуд, Синди Тоттл-Боннер и морского офицера по имени Джек иди Джон Вебстер, чья жена сейчас находится предположительно в Калифорнии. Дэвиду нужны были данные о них, прежде чем продолжать работу. Эд Пейс обещал ему проверить все как можно тщательней, – насколько, естественно, это было возможно за сорок восемь часов.

Сполдинга поразило то, что сказала ему Синди Боннер о Лэсли Дженнер: «Как помнится мне, она переехала в Калифорнию. В Пасадену».

Стоило только позвонить в офис суперинтендента[29]Гринвич-Виллидж, и сразу же кое-что стало на свои места. Вебстеры, ответили там, действительно проживают в этом пригороде. Муж служит на флоте, а жена поехала к нему куда-то в Калифорнию.

Куда-то в Калифорнию.

«Она переехала в Калифорнию»...

Крылось ли что-либо за всем этим? Или же имело место простое совпадение?

Сполдинг взглянул на часы. Было восемь. Утро предновогоднего дня. Завтра наступит 1944 год.

Этим же утром, однако, он должен представиться Уолтеру Кенделлу и Эжену Леону во временной конторе «Меридиана» на Тридцать восьмой улице.

Почему одна из самых крупных авиастроительных компании в США имеет «временную контору»? Зазвонил телефон. Дэвид взял трубку.

– Сполдинг?

– Привет, Эд.

– Я сделал все, что мог. Но пока что преждевременно делать окончательные выводы. Кое-что подтверждается, а кое-что – нет. Начнем с того, что отсутствуют записи о разводе между супругами Хоуквуд. Однако муж Лэсли действительно в Англии. Служит в восьмой воздушной армии, но к разведке никакого отношения не имеет. Он пилот. Входит в личный состав десятой бомбардировочной эскадрильи, базирующейся в Суррее.

– А как насчет проживания Лэсли в Калифорнии?

– Полтора года назад она со своей теткой переехала из Нью-Йорка в Пасадену. Тетка очень богата, замужем за человеком по фамилии Голдсмит, он банкир. Занимается благотворительностью, увлекается игрой в поло. Его супруга, как нам стало известно, без ума от Калифорнии. Впрочем, это уже детали.

– О'кей. А что скажете о Вебстерах?

– Проверили. Он артиллерийский офицер на «Саратоге». Они сейчас на ремонте в Сан-Диего. Через пару недель выйдут в море. День отплытия уже известен. Если и произойдет задержка, то самое большее на два-три дня. Во всяком случае, в отпуск уже никого не отправляют. Его жена Маргарет приехала к своему лейтенанту два дня назад. Остановилась в отеле «Гринбрайар».

– Узнали что-нибудь о Боннерах?

– Только то, что вам уже известно, если не считать, что ее муж герой. Награжден посмертно серебряной звездой. Служил в стрелковых частях. Убит во время разведки, когда прикрывал отход своих. Это произошло на Сицилии, вскоре после высадки там нашего десанта.

– И больше ничего?

– Ничего. Несомненно, они все знают друг друга. Но пока что у меня нет никаких оснований говорить о том, что кто-то из них имеет хоть какое-то отношение к вашему новому заданию по линии военного департамента.

– Но вы же, Эд, не в курсе всего. Как слышал я от вас самого, вам неизвестно, в чем состоит моя задача.

– Да, это так. Те же отрывочные сведения о характере вашего задания, которыми я обладаю, не позволяют мне проследить какую-либо связь между этими людьми и вашим новым назначением. Вот и все, что хотел я вам сказать.

– И однако, мои номер обыскивали, уж в этом-то я не ошибаюсь.

– А если это просто вор? Богатый военный в дорогом отеле прибыл домой после длительного отсутствия. Мог кто-то видеть, что у вас полно денег, когда вы расплачивались.

– Сомневаюсь. Все было сделано слишком уж профессионально.

– Профессионалы и работают в таких отелях. Они поджидают подвыпивших парней с вечеринок и...

– Мне бы хотелось до конца понять одну вещь, – перебил Пейса Сполдинг.

– Что именно?

– Как я понял из слов миссис Боннер, она не желает иметь ничего общего с Лэсли Дженнер. Это не было шуткой. Не странно ли говорить о подобных вещах постороннему? И мне хотелось бы знать, почему она так сказала.

– Итак, продолжим. Вернемся к обыску. Конечно, это был ваш номер, не мой, и вам, возможно, виднее... И все же вы знаете, что я думаю? Поразмыслив над тем, что услышал от вас, я счел себя вправе сделать одно предположение.

– Какое именно?

– Эти нью-йоркские дамы привыкли перепрыгивать из кровати в кровать. Вы просто не разобрались в деталях. Разве не логично: она была несколько дней в Нью-Йорке, увидела вас или узнала о вас от кого-то и вычислила, где вы находитесь? Меня интересует вот что: какого черта она вернулась в Калифорнию, рискуя больше никогда не увидеть вас...

– Все гораздо сложнее. Лэсли вела себя немного странно, как-то необычно для нее. Думаю, она просто хотела продержать меня какое-то время подальше от отеля.

– И это ей удалось.

– Вот именно. Все это, сами понимаете, довольно забавно. Но, как заметил ваш майор в аэропорту Митчелл, вы считаете, что диверсия на Азорах была направлена против меня...

– Я говорил лишь, что не отрицаю такой возможности, – возразил Пейс.

– У меня на сей счет другое мнение. Точно так же нет у нас с вами и единой точки зрения относительно того, кто побывал той ночью в моем номере. Наверное, мы просто оба устали.

– Возможно также, что я крайне осторожен в своих выводах. Этот Свенсон, он очень нервничает. Не его это поле деятельности. Дел у генерала и так по горло. И я не думаю, что ему доставит радость разбираться и в этих довольно неправдоподобных вещах.

– В таком случае не рассказывайте ничего генерала крайней мере, сейчас. Если я почувствую в этом необходимость, то сам поставлю его в известность обо всем, что приключилось со мной.

* * *

Сполдинг молча наблюдал за грязнулей бухгалтером, пока тот знакомил его в общих чертах с буэнос-айресской операцией. Он никогда не встречал такого неопрятного человека. Запах немытого тела Кенделл пытался безуспешно заглушить изрядной дозой туалетной воды. Воротнички его рубашек были мятыми и засаленными, костюм не знал утюга. Способность же Кенделла дышать одновременно и ртом и носом буквально ошеломила Дэвида. Агент на Терсейре сказал, что Эжен Леон – странный субъект. Если Кенделла считали нормальным, что же собой представляет этот ученый?

Операция в Буэнос-Айресе казалась слишком простой, гораздо менее сложной, чем его работа в Лиссабоне. Настолько простой, что даже мысль о том, что из-за нее ему пришлось уехать из Лиссабона, злила его. Если бы кто-нибудь неделю назад спросил его совета, он бы сэкономил Вашингтону массу времени и денег. С немецким подпольем он имел дело с тех пор, как эта организация, объединив свои разрозненные функции, стала действенной силой. Если этот Эрих Райнеман может купить чертежи, вынесенные тайно из комплекса Пенемюнде, то уж он, резидент в Лиссабоне, сумел бы как-нибудь вывезти их из Германии. И возможно, более надежными путями, чем те, что пролегали через порты Северного моря или Ла-Манша. Приморские города, как отлично знал Дэвид, находились под неусыпным надзором спецслужб. Если бы это было не так, и в указанных водах не патрулировали денно и нощно сторожевые суда, то ему не пришлось бы делать многого из того, чем занимался он все эти годы.

Единственное, что действительно представляло для Дэвида определенный интерес, так это то обстоятельство, что Эриху Райнеману под силу раздобыть имеющиеся в Пенемюнде чертежи, – факт сам по себе поразительный независимо от того, что они содержали. Цехи Пенемюнде, защищенные железобетоном и бронированной сталью, находятся глубоко под землей.

Система сигнализации и охраны сложна и надежна. Легче вызвать оттуда под тем или иным предлогом кого-то из служащих, чем вынести клочок простой бумаги.

Лаборатории Пенемюнде охранялись еще тщательнее. Работа на наиболее ответственных участках координировалась небольшой группой ученых, входивших в состав научной элиты Германии и трудившихся под бдительным оком гестапо.

Таким образом, обстановка в Пенемюнде и характер операции, к которой Буэнос-Айрес имел самое прямое отношение, открывали Эриху Райнеману доступ к технической документации, хранящейся в вышеупомянутом научном центре, только при соблюдении им по крайней мере одного из следующих трех условий: во-первых, он должен был связаться с руководством различных лабораторий, участвовавших в создании интересующего союзников прибора, во-вторых, обвести вокруг пальца или подкупить (последнее, впрочем, практически исключалось) кого-либо из сотрудников гестапо или, в-третьих, привлечь к сотрудничеству с собой тех немногих рядовых научных работников, кто был вхож в эти сверхсекретные подразделения.

Опыт Дэвида подсказывал ему, что последние два условия можно не принимать в расчет: опасность, что тебя предадут те же самые люди, на чью помощь ты полагался, оказывалась уж слишком очевидной при выполнении любого из них. И, поразмыслив, Сполдинг пришел к заключению, что Райнеман предпочел бы скорее всего делать ставку на заведующих лабораториями: хотя и этот путь чреват немалым риском, он все же более надежен, чем все остальные.

Слушая Уолтера Кенделла, Дэвид решил держать свои выводы при себе. Он не прочь был задать этому человеку кое-какие вопросы, на один или два из которых ему и впрямь хотелось бы услышать ответ, но устанавливать с ним партнерские отношения не собирался – по крайней мере, в данный момент. Оно и понятно: глядя на бухгалтера, Сполдинг думал о том, что это один из самых отвратительных типов, с которыми сводила его когда-либо судьба.

– Не объясняется ли какой-то особой причиной то обстоятельство, что чертежи доставят не сразу, а в несколько приемов? – поинтересовался Дэвид.

– Никаких таких причин не имеется. Все дело в Райнемане: вместо того чтобы получить техническую документацию в Укомплектованном виде, он предпочел забирать у противной стороны чертежи и прочие бумаги в определенной последовательности, раз за разом. У каждого ведь свой подход к этому вопросу. Райнеман говорит, например, что так безопаснее. По его предложению мы определили интервал между поставками документации в неделю.

– Понятно, в этом есть свой резон... А этот парень, Леон, на него можно положиться? Он сможет проверить, те ли это чертежи или нет?

– Никто не справится с этим лучше, чем он. Я отправляюсь к нему через несколько минут. Но прежде мне хотелось бы сообщить вам кое-что... Дело, видите ли, в том, что там, в Аргентине, вы сможете свободно распоряжаться им, словно он ваша собственность.

– Звучит мрачновато.

– Он поступает исключительно под ваше начало. В случае чего вам помогут... Сразу же, как только Леон убедится, что нам не подсунули черт знает что вместо обещанных чертежей, вы должны отправить шифровку, с тем чтобы на имя Райнемана была переведена в один из банков Европы заранее оговоренная сумма. До этого же он ничего не получит.

– Не понимаю, к чему такие сложности? Почему бы не выплатить ему положенную сумму прямо здесь, в Буэнос-Айресе? После того, разумеется, как будет подтверждена аутентичность чертежей.

– Он не хочет, чтобы предназначенные для него деньги были переведены в какой бы то ни было банк в Аргентине.

– Сумма, должно быть, преогромная.

– Да, так оно и есть.

– Я мало что знаю об этом Райнемане, и все же мне кажется странным, что он связан с немецким подпольем. А каково ваше мнение на этот счет?

– Не забывайте – он еврей.

– Не говорите никогда об этом никому из тех, кто побывал уже в Аушвице. Они все равно не поверят вам.

– Война требует расширения контактов. Возьмем хотя бы нас. Разве мы не сотрудничаем с красными? Все проще простого: у нас с ними общие цели, разногласий же словно и не было.

– В данном случае мы имеем дело с холодным расчетом.

– Это уж их проблема, не наша.

– Ладно, оставим это... Ответьте мне лучше, зачем понадобилась эта остановка в Нью-Йорке, если впереди меня ждет Буэнос-Айрес? Работа в посольстве? Разве не проще было лететь из Лиссабона прямо в Аргентину?

– Боюсь, все было решено в последнюю минуту. Довольно странно, не правда ли?

– Да, выглядит все это как-то несуразно. Кстати, меня уже включили в список официальных лиц?

– Что вы имеете в виду?

– Перечень должностных лиц, состоящих на дипломатической службе. Составляется государственным департаментом. Я должен был бы числиться там одним из сотрудников в аппарате военного атташе.

– Я, право же, не в курсе дела. А что?

– Просто мне хотелось бы знать, предано ли гласности то обстоятельство, что ранее я находился в Лиссабоне. И будет ли вообще упоминаться об этом в официальных бумагах. Я считал, что сей факт не подлежит широкой огласке.

– Все обстоит именно так, как вы предполагали. И что же из этого следует?

– Только то, что теперь я знаю, как вести себя.

– Мы вот решили, что было бы неплохо побыть вам здесь еще несколько дней. Изучить обстановку. Встретиться с Леоном, со мной. Ознакомиться с планом операции. Со стоящими перед нами целями и задачами. И с прочими того же рода вещами.

– Весьма предусмотрительно. – Увидев недоуменное выражение лица Кенделла, Дэвид пояснил: – Я имею в виду вот что. Слишком часто мы вынуждены приниматься за выполнение задания, мало что зная об общей ситуации. Я и сам давал своим людям различные поручения, не вводя их в курс дела. Не является ли легенда, согласно которой я до перевода сюда участвовал в военной операции в Италии, прикрытием моей деятельности в Лиссабоне? Если это так, то должен заметить, что такие штуки годятся лишь для Нью-Йорка.

– Полагаю, вы правы.

Кенделл соскользнул с края стола, на котором сидел, и прошествовал к стулу.

– Как долго мне еще пользоваться им?

– Чем именно? – спросил Кенделл, избегая взгляда Дэвида, который, подавшись вперед, в упор смотрел на него с Дивана.

– Этим самым прикрытием. Бумагами, содержащими упоминания и о пятой армии – той, которой командовал Кларк[30], и о сто двенадцатом батальоне тридцать четвертой дивизии, и о прочих подобных вещах. Должен ли я все это вызубрить? Я немного знаю об итальянской кампании. Между прочим, меня ранили под Салерно. А при каких обстоятельствах?

– Вводить вас в такого рода подробности – дело военных, а не мое. Насколько я знаю, вы пробудете здесь пять-шесть дней. Свенсон лично встретится с вами перед тем, как отправить вас в Буэнос-Айрес.

– Что же, буду ждать встречи с генералом Свенсоном, яДэвид прекрасно понимал, что дальнейшие расспросы Кенделла о вещах, в которые посвящены лишь военные, ни к чему не приведут. Ему было ясно, что перед ним сидит полупрофессионал-полудилетант, в чьих рассуждениях мало что определенного. В общем, как говорится, слова его – и туда и сюда, словно движения в танце.

– Перед отъездом вы можете провести с Леоном столько времени, сколько найдете нужным. В его личном кабинете.

– Прекрасно. Я с удовольствием встречусь с ним. – Дэвид поднялся.

– Садитесь, сегодня его здесь нет. Как и других сотрудников, за исключением секретаря. Да и тот пробудет тут лишь до часа дня. Как-никак канун Нового года. – Кенделл уселся на стул и, достав сигарету, помял ее. – Мне хотелось бы рассказать кое-что о Леоне.

– Ну что ж, послушаем. – Дэвид снова опустился на диван.

– Он горький пьяница, четыре года провел в заключении, в исправительном доме. Говорит с трудом, потому что горло у него обожжено спиртом... Однако физик он превосходный, этот сукин сын.

Какое-то время Сполдинг молча смотрел на Кенделла, когда же заговорил, то не стал скрывать, что слова Кенделла поразили его.

– Ну и рекомендация!

– Но я же сказал, что это физик от Бога.

– Своими талантами может похвастать половина клиентов сумасшедших домов. Ответьте-ка лучше, способен ли он работать? Поскольку, как явствовало из ваших слов, вы передаете его мне чуть ли не в полную собственность, я хотел бы знать, что за черт толкнул вас остановить свой выбор на этом «гении»? Неужто не нашлось другого?

– Он лучше всех.

– Это не ответ на мой вопрос. Точнее, на вопросы.

– Вы солдат. И должны выполнять приказы.

– Я не только выполняю их, но и сам отдаю распоряжения. Если мы с вами и дальше будем разговаривать в том же тоне, то так и не придем ни к чему.

– Согласен. Полагаю, у вас высокий чин.

– Не стану возражать.

– Эжен Леон написал книгу по аэродинамике. Он был самым молодым профессором в Массачусетском технологическом институте. Вероятно, молодость его и сгубила: он быстро скатился вниз. Идиотская женитьба, бесконечные пьянки, куча долгов. С них-то, с долгов, все, как водится, и началось. Вечные поиски денег и слишком много мозгов. Не каждый это выдержит.

– И что же дальше?

– В конце концов он перестал контролировать себя. Как-то раз, проснувшись в одном из бостонских отелей после недельного запоя, Леон обнаружил, что девушка, которую он привел с собой, мертва. Это Эжен избил ее до смерти... Она была проституткой, и никто о ней особенно не горевал. И все же преступление было налицо. Поступок Леона квалифицировали как непреднамеренное убийство. Массачусетский технологический институт нанял ему отличного адвоката. Его приговорили к четырем годам. Когда же, отбыв срок, он вышел на свободу, то оказался в крайне тяжелом положении: на работу его не брали, и вообще никто не желал иметь с ним дела... В 1936 году в жизни его произошел еще один крутой поворот. Не находя в себе более сил противостоять жестокой действительности, Леон плюнул на все и связался с бандой отпетых подонков. И не просто связался с ними, замечу я вам, а и сам стал одним из них. – Кенделл ухмыльнулся.

Дэвида покоробила усмешка Кенделла: на его взгляд, ничего смешного в этой истории не было.

– И тем не менее Эжен сумел как-то выбраться из той ямы, в которую угодил, не так ли? – вот и все, что смог он сказать.

– Леон пробыл среди этого отребья три года без малого. Тогда-то он и сжег свою глотку – в одном из притонов на Хьюстон-стрит.

– Бедняга! Надо же случиться такому.

– А по-моему, оно и к лучшему. Благодаря этому он ведь попал в больницу. Там узнали его историю. Врач, лечивший Эжена, проникся к нему состраданием. Ну и устроил так, что спустя какое-то время Леона направили в реабилитационный Центр, где его сумели более или менее поставить на ноги. Во всяком случае, когда началась война, он смог поступить на работу на предприятие оборонной промышленности.

– Отсюда следует, что сейчас он в полном порядке, – беспристрастно констатировал Сполдинг, чтобы хоть что-то сказать.

– Вовсе нет, – возразил Кенделл. – Поверьте, человека, подобного ему, не изменить за сутки. И даже за пару лет.

Время от времени он срывается. Снова начинает бочками хлестать свое зелье. Поэтому с тех самых пор, как Эжену было поручено одно дело, его держат постоянно взаперти с двумя санитарами, не спускающими с него глаз. Здесь, в Нью-Йорке, ему отведена, например, отдельная палата в больнице Святого Луки. Оттуда его доставляют на работу, а затем привозят назад. В общем, обращаются с ним, как с запойным пьяницей из высших кругов... В Калифорнии «Локхид» предоставил в его распоряжение целый особняк с прилегающим к нему садом и мужской прислугой, присматривающей за своим поднадзорным круглые сутки. Надо сказать, Леон с пониманием относится к подобного рода опеке.

– Должно быть, он исключительно ценный работник. Доставляет столько хлопот, и тем не менее...

– Я же говорю, лучшего специалиста, чем он, не сыскать, – перебил Дэвида Кенделл. – Вот с ним и носятся.

– А что бывает, когда он предоставлен сам себе? Я хочу сказать, что знаю алкоголиков. Они могут удрать, когда их тянет выпить. И в этом случае их изобретательности нет предела.

– С этим у нас никаких проблем. Он получает выпивку когда и сколько захочет: ему всегда удается добиться своего. К тому же у него нет ни малейшего желания вырваться из-под надзора. Эжена не тянет туда, где есть люди, если вы понимаете, что я хочу сказать.

– Простите, но я не уверен, что понимаю вас.

– Он не может разговаривать. Все, на что способен Эжен, это издать невразумительный хрип. Вы же знаете, он напрочь сжег свою глотку. Вот и сторонится людей... Впрочем, последнее вовсе не плохо. Когда он не пьет, а на это он тратит основную часть времени, он читает и работает. Трезвый он целые дни проводит в лаборатории. И тогда на него просто любо смотреть.

– А как же он общается с сотрудниками? При встречах с людьми?

– В основном с помощью блокнота и карандаша. Ну и иногда он просипит что-нибудь или прибегнет к жестикуляции. Главное же средство общения для него, как я сказал уже – блокнот и карандаш. Язык цифр, уравнений и диаграмм – единственный из языков, который он признает.

– Единственный?

– Да, именно так... И если вы собирались побеседовать с ним, забудьте о своем намерении. Вот уже десять лет, как он не разговаривал ни с кем.

Глава 18

31 декабря 1943 года

Город Нью-Йорк

Сполдинг шел торопливо по Мэдисон-авеню. Впереди, сквозь кружившие в воздухе легкие хлопья снега, маячили контуры северо-восточного крыла торгового центра Б. Альтмана. Редкие прохожие, стоя у кромки тротуара, безуспешно сигналили проносившимся мимо такси. Водители не собирались подбирать их. У входа в универмаг, не сомневались они, уже толпились клиенты куда интереснее – из числа покупателей, откладывающих обзаведение всем необходимым для Нового года до последней, как говорится, минуты. В том, что таксисты отдавали предпочтение публике, посещающей магазин Альтмана буквально за несколько часов до праздничного торжества, не было ничего удивительного. В самом деле, зачем зря, чуть ли не задаром расходовать бензин, когда то же самое можно сделать с большой выгодой для себя?

Внезапно Дэвид подумал, что идет слишком быстро для человека, который никуда не спешит и которого никто не ждет. И тут же понял, что ему просто хотелось убежать подальше от Уолтера Кенделла.

В заключение своего рассказа об Эжене Леоне Кенделл сообщил Сполдингу, что сопровождать ученого в Буэнос-Айрес будет пара громил. До завершения операции этому отшельнику с сожженной глоткой не следует давать ни капли вина, на крайний же случай у санитара всегда будут под рукой соответствующие пилюли, способные поддерживать их подопечного в состоянии, близком к нормальному. Лишенный напитков, Эжен Леон может часами заниматься решением наисложнейших проблем. Что и понятно: никаких больше дел у него ведь и нет, – он не ощущает потребности даже в обычной беседе, вспомнилось Дэвиду. Сполдинг отказался от предложения Кенделла перекусить вместе, сославшись на то, что должен еще навестить близких друзей: как-никак он не виделся с ними свыше трех лет. Времени, однако, у него в обрез: 2 января ему уже предстоит заступить на рабочее место.

В действительности же Сполдингу хотелось поскорее избавиться от этого человека. И не только потому, что тот вызывал у него чувство неприязни. Имелась еще одна причина, по второй он спешил расстаться с Кенделлом: ему не терпелось вплотную заняться Лэсли Дженнер-Хоуквуд.

Дэвид не знал, с чего начать, начинать же нужно было немедля. Впереди у него не больше недели. И за такое вот короткое время следовало выяснить наконец, что же таилось за событиями той полной загадок ночи двое суток назад. Единственное, что не вызывало сомнения, так это то, что он должен был прежде всего повидаться с вдовой по имени Боннер.

Возможно, в сложившейся ситуации ему сумел бы оказать какую-то помощь старый друг их семьи Аарон Мендель.

Он достал долларовую бумажку, подошел к швейцару в магазине Альтмана и через минуту уже сидел в такси.

Болтливый шофер, имевший на все свою точку зрения, повез его вверх по улице. Водитель раздражал Дэвида. Ему хотелось сосредоточиться, но нескончаемая болтовня таксиста отвлекала его. Однако вскоре он уже благодарил в душе этого человека за столь неуемную страсть к краснобайству.

Страницы: «« ... 7891011121314 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

И веселое ж место – Берендеево царство. Стоит тут славный град Сволочь на реке Сволочь, в просторечи...
«А вот любопытно, жилось ли когда-нибудь сладко русскому домовому? Ой, нет… Разве что до Крещения Ру...
Эта книга – о возникновении и разрушении далайна – мира, который создал Творец, старик Тэнгэр, устав...
Эта книга – весьма необычна. Это фантастический роман, который в то же время являет собой и историче...
Ему был нужен штаб: знатное офицерье, столетиями ведущее войну чужими руками, войну не ясно с кем и ...
Лук и копье с каменным наконечником – надежное оружие в привычных руках воинов и охотников из челове...