Идентификация Янг Сьюзен

Глава 13

Я пробыла в Программе четыре недели и восемь часов. Релм не вернулся, но во мне теплилась надежда. Я многого не помню, но меня не покидает ощущение, что раньше я была счастлива. И от этого верится, что я снова смогу стать счастливой.

Мы с Табитой стояли у комнаты досуга: она показывала мне свои ногти. В качестве награды за хорошее поведение ей позволили покрыть коротенькие ногти лаком, и теперь они неоново-розовые. Табита с восхищением шевелила пальцами.

– Очень красиво, – похвалила я, отметив про себя, что она начала причесываться.

– Спасибо, – отозвалась Табита. – Представляешь, меня через две недели выпишут! Может, даже прическу позволят сделать. Доктор Уоррен считает, что мне больше идет рыжий, а не красный. Ты бы что выбрала?

Я пожала плечами:

– Мне прежний цвет больше нравится.

Она чуть улыбнулась, будто мой комплимент действительно многое для нее значит. Заметив что-то за моей спиной, Табита не сдержала широкой улыбки.

– Слоун, – сказала она.

– Что?

– Красавчик вернулся!

Я обернулась как ужаленная и увидела Релма в свежей лимонно-желтой пижаме. С моих губ сорвался легкий вздох – тело отпускало затаенный страх. Я кинулась к нему, а он раскрыл объятия.

– Ты в порядке, – шептала я ему на ухо, когда он подхватил меня и поднял – ноги болтались в воздухе. От него пахло мылом и стиральным порошком, и я была так счастлива, что не могла его отпустить.

– В порядке, – подтвердил Релм. Опустив меня на пол, он помахал Табите. Она хихикнула и отошла.

Релм разглядывал мое лицо. Он казался бледнее, чем раньше.

– Что тут было, пока меня не было? – спросил он, взяв меня за плечи и нежно массируя.

– Роджера уволили.

Релм улыбнулся и снова меня обнял.

– Я же обещал, он от тебя отвяжется. – Релм уткнулся подбородком мне в макушку. – Ты никому не говорила о том, что он тебе предлагал? – прошептал он.

– Нет.

– Правильно.

– Мальчишки отказались играть без тебя в карты, – сказала я, желая сменить тему. – По-моему, они по тебе скучают.

– А ты?

Хотя мы обнимались и я была очень рада видеть Релма, вопрос показался мне странным.

– Конечно, – ответила я правду. Отодвинувшись, я заметила повязку у него на суставах пальцев. Перехватив мой взгляд, Релм поднял руку.

– Порезал о его зубы, – пожаловался он. – Два шва наложили.

– Поверь мне, с ним медики возились дольше.

Релм, похоже, остался этим вполне удовлетворен, потому что здоровой рукой повел в комнату досуга.

Партия в карты была в самом разгаре. У нас с Релмом из угла губ торчали хлебные палочки, над столом то и дело раздавалось «жулик». Все смеялись.

– Не может у тебя быть червей, – кричал Шеп на Дерека. – Все черви у меня, полная коллекция «сердечек». Жулик!

«Бриллиантов ты от него не дождешься, максимум это сердечко». Я моргнула, услышав в подсознании чужой голос, и будто воочию увидела кольцо с пурпурным сердцем с блестками, которое я почему-то засунула в матрац. Чье это кольцо?

– Слоун! – Релм толкнул меня коленом. – Ты чего?

Я помотала головой, глядя на Релма невидящими глазами. Внутри меня возникла странная тяга – что-то резко дернуло в самом сердце. Я по кому-то тосковала, точно знаю, но не могла представить себе лица или образа. Словно фантомная боль после аппендицита, хотя кишку уже вырезали. Я не знаю, что потеряла и где была. Я спрашиваю себя и не знаю, был ли у меня раньше бойфренд. Может, я девственница? Меня превратили в незнакомку для меня самой.

При этой мысли защипало глаза. Я хотела остаться собой, но уже не знала, кто я. Закрыв лицо руками, я разревелась. Релм пододвинулся ко мне на стуле и обнял.

– Ничего себе, – услышала я нервный голос Шепа. – Что это с тобой, Слоун?

– Все в порядке, – быстро сказал Релм, поглаживая меня по руке, пока я рыдала ему в плечо.

– Что-то не бросается в глаза, – заметил Шеп.

Я почувствовала, что Релм напрягся, но он шумно вздохнул.

– Она просто соскучилась, да, красота моя? – шутливо сказал он. – Это же ужас что такое – целых три дня тут с вами сидеть!

Они фыркнули, но напряжение разрядилось.

– Пойдем, – сказал Релм, помогая мне встать. Мне было ужасно неловко перед Шепом и Дереком, поэтому я уткнулась Релму в рубашку. – На сегодня хватит.

– Ну черт бы все побрал! – не сдержался Дерек и звучно врезал картами по столу. Релм, не отвечая, вывел меня в коридор и повернул к своей палате. Слезы уже унялись, и я немного успокоилась, хотя ощущение опустошения не ослабевало.

– Зайдешь ко мне? – спросил он. Я кивнула. Релм, улыбнувшись, приоткрыл дверь и впустил меня внутрь.

Я сидела на стуле у кровати Релма, занятого вторым пасьянсом. Шел уже двенадцатый час, но никто не зашел и не погнал меня в мою палату. После возвращения Релма прошло три дня, и ночь за ночью мне разрешали оставаться с ним. Это странно, я не знала, радоваться или тревожится, но это, безусловно, лучше, чем быть одной.

– Почему к нам не заходят? – спросила я.

– Ну как же это? – простонал Релм и отложил карты. – Как он мог не сойтись? Я же сам с собой играю!

– Меня ни разу не отправили в палату. Почему?

Релм потянулся, задрав руки высоко над головой.

– Может, нас считают красивой парочкой.

– Я серьезно!

– А я устал, – он окинул меня взглядом темных глаз. – Полежим?

Я посмотрела на дверь, соображая, не вернуться ли к себе, но, коснувшись ногами пола, ощутила ледяной холод даже сквозь тапки и решила остаться.

– Ладно уж, – сказала я с деланой неохотой. Он вытаращил глаза и поднял одеяло, под которое я забралась. Релм обнял меня и вздохнул, когда я прижалась к нему. Так у нас повелось с самого возвращения: он позволял мне оставаться и лежать в его объятиях. Это было чудесно.

– Неплохо, а? – сказал он. – Есть вещи и похуже.

– Мы в Программе, – напомнила я. – Не хочу думать, что бывает хуже, чем здесь.

Релм откинул мне пряди назад и щекотно провел пальцами по шее. Затем повел рукой вдоль позвоночника – легкое, как перышко, прикосновение поверх пижамы – и обратно к затылку.

– Ситуация всегда может ухудшиться. – Он взял мою руку и поцеловал шрам на запястье.

Я с трудом проглотила слюну. Его жест был добрым, даже сексуальным. Релм положил ладонь мне на крестец и прижал к себе, целуя предплечье с нежной внутренней стороны.

– Я мог бы любить тебя, Слоун, – прошептал он. – Тебе не обязательно быть одной.

«Ты же кого-то любила», – сказал мне Роджер. Что он имел в виду? Это было до Программы?

Релм почти коснулся губами моего рта, но остановился, глядя мне в глаза, будто спрашивая разрешения. Его чувства были так ясны и несомненны. Не знаю, что чувствовала в этот момент, помимо привычного одиночества, но я подалась вперед и поцеловала его.

Губы Релма были мягкими, но незнакомыми. Теплыми, но не обжигающими. Ладони нерешительно остановились на его щеках. Он тронул мой язык своим, и я ощутила, что во мне нет страсти, возмущения или обиды. Я не чувствовала любви или отвращения. Мне было… грустно.

Его рука скользнула ниже – Релм прижал к себе мое бедро. Мы могли заняться любовью хоть сейчас – никто не зайдет. Уложив меня спиной на постель, он лег между моих ног, покрывая шею поцелуями. Глаза закрылись, и я искала в себе другие чувства, кроме грусти, пока пальцы Релма запутывались в моих волосах, а он тихо говорил, какая я красивая.

Прохладная рука скользнула под рубашку, проведя по животу, остановившись у бюстгальтера. И тут я широко открыла глаза, охваченная внезапным чувством вины. Ощущение чего-то неправильного было настолько сильным, что я оттолкнула руку Релма и выбралась из-под него.

– Нет, – сказала я, слезая с кровати и поправляя пижаму. – Я не могу… не могу.

– Я позволил себе лишнее, – быстро сказал Релм, краснея. – Прости меня. Не уходи, пожалуйста.

Я покачала головой, пятясь.

– Сегодня я сплю у себя. Утром увидимся, ладно?

Не дожидаясь ответа, я с бьющимся сердцем быстро пошла по коридору к своей палате. Я не могла в себе разобраться. Не понимала себя. Меня мучила совесть, а я не знала почему.

Я прошла мимо сестринского поста. Молодая медсестра не спросила, почему я выхожу из комнаты Релма после отбоя или чем мы там занимались. Она лишь записала что-то в компьютер и проследила за мной. Оказавшись в палате, я легла на кровать и помолилась, чтобы сразу уснуть.

Глава 14

Утром я пропустила завтрак, не желая встречаться с Релмом. Мне было неловко, что я ушла в такой момент без всяких объяснений. Мне нравилось с ним целоваться – он хорошо целуется, но отчего-то я чувствовала, что вообще не должна к нему прикасаться.

Я сидела на кровати, подтянув ноги под себя. Глядела на дверь, подбивая себя выйти из комнаты. Мне необходимо увидеть Релма. Хоть бы он сделал вид, будто ничего не произошло. Он мой лучший друг и нравится мне даже больше, чем просто друг… Может, я просто дура?

Набравшись смелости, я пошла сперва в комнату досуга. Дерек заметил меня и кивнул. Они с Шепом смотрели телевизор.

– Вы Релма видели? – спросила я.

– Не, – отозвался Дерек, не отрываясь от экрана. – По-моему, у него сегодня ранний сеанс с доктором Уоррен.

Я скривилась. Мне сегодня тоже к ней, и я ужасно боюсь, хотя Уоррен и говорит, что у меня исключительный прогресс. У меня нет способа узнать, правда ли это, ведь себя прежнюю я не помню.

Я пошла в лечебное крыло, надеясь перехватить Релма на выходе. Дверь кабинета доктора Уоррен оказалась запертой. Видимо, он до сих пор там. Решив подождать, я прислонилась к стене, и тут до меня донесся разговор на повышенных тонах:

– Майкл, сексуальный контакт запрещается. Это незаконно, мы привлечем тебя к ответственности без малейших поблажек…

– Мы не спим друг с другом, – послышался голос Релма. Я зажала рот, испугавшись, что у него неприятности. – Говорю вам, я делаю только необходимое. Мы целовались, и все.

Я слушала с возрастающим беспокойством. Вряд ли им есть дело, что мы с Релмом вроде как гуляем, но, может, и есть. Что, если они наблюдали за нами с самого начала?

– Даже это перебор. А после потасовки с Роджером в твоих услугах тем более нет смысла. Извини, Майкл, но я перевожу тебя в другой корпус…

Нет! Я едва сдерживала панику, готовая ломиться в кабинет, но Релм снова заговорил:

– Отослав меня, вы поставите под удар ее выздоровление. Слоун и так думает, что меня выписывают на той неделе. Незачем создавать ситуацию, в которой она будет винить вас. Ее трансформация просто поразительна, вы не находите?

Руки закололо тоненькими иглами, кожа покрылась мурашками. Что он несет?

– Да, Слоун проделала большой путь, – задумчиво сказала доктор Уоррен. – Ладно, эту неделю можешь остаться, но предупреждаю – держи руки подальше. Не хватало, чтобы родители подали в суд на Программу.

– Вам не хуже моего известно, что физический контакт творит чудеса с выздоравливающими в плане укрепления доверия.

– Руки прочь, – повторила доктор Уоррен не допускающим возражений тоном и шумно выдохнула. – Майкл, ты абсолютно уверен, что лечение ей помогает? Есть ведь и другие варианты…

– Вы сможете выписать Слоун вовремя, – сказал Релм. – Мне лишь нужно убедиться, что стерты все воспоминания. Сейчас она очень уязвима.

Я застыла соляным столпом. Услышанное не укладывалось в голове. Релм вообще пациент или нет? Я… Я не знала, что и думать. Он меня подставляет?

– Прекрасно, – отозвалась доктор Уоррен. – Тогда на сегодня мы закончили.

– Почти, – понизив голос, сказал Релм.

Неожиданно дверь резко открылась – я едва успела прижаться к стене. Релм вышел, но через несколько шагов остановился. Я затаила дыхание.

– Не попадись, стоя тут, – пробормотал он, не поворачиваясь. – Иначе тебя отправят лечиться еще на шесть недель, а то и дольше.

Опустив голову, он быстро пошел по коридору.

Хотелось догнать его и спросить, что происходит, получить объяснения, но открывшаяся истина меня оглушила. Релм с ними сотрудничает. Он мой друг, мой единственный друг – но не настоящий. Он часть Программы.

Боже мой, Релм – подсадная утка! Я доверяла ему, а он передавал информацию доктору Уоррен – все, что я не обсуждала на терапии. Мои секреты.

Релм. Губы задрожали, кулаки сжались сами собой. Он… Он со мной шутки шутил? Релм не лучше, чем они.

Релм не сел со мной за обедом, а я не поднимала головы, когда он проходил мимо. Некоторые спрашивали, уж не поссорились ли мы, но я не отвечала, ковыряя курицу на подносе. Релм – подстава, фальшивка. Я могу разоблачить его перед всеми – это будет равносильно взрыву, но что потом? Нас снова прогонят через Программу. А Дерек и Шеп, они тоже участвуют в обмане?

Гнев пробивался через неестественное спокойствие от лекарств. Я поглядела туда, где сидел Релм с приятелями, встала – руки дрожали – и пошла на него. Идти оставалось всего два шага, когда Релм поднял на меня глаза и проворно вскочил.

– Привет, красавица, – сказал он с натянутой улыбкой, крепко взял меня за руку и повел в другую сторону.

– Не трогай меня, – прошипела я, вырывая руку.

Релм предупреждающе посмотрел мне в глаза и обернулся.

– Похоже, я переехал из собачьей конуры в передвижной туалет, – сказал он. За столом засмеялись. – Ребята, я к вам позже вернусь.

Я попятилась к двери. От слез щипало глаза. Заметив это, Релм проворно схватил меня в охапку и прижал к себе. Я вырывалась.

– Не показывай им слез, – тихо сказал он. – Я скажу тебе все, что хочешь, но если сочтут, что у тебя нервный срыв, ты здесь застрянешь. Ты же хочешь домой, Слоун.

Я вцепилась ему в предплечье, глубоко вонзив ногти. Он вздрогнул, но не отодвинулся. Я остановилась, понимая, что делаю ему больно, и чувствовала, что даже сейчас не желаю этого делать. Чего я хочу, так это услышать от него, что ошибаюсь, он настоящий и не предавал меня. Я всхлипнула и вытерла слезы о его рубашку, после чего выпрямилась.

– Мой парень такой гладкий, – со смехом сказал Дерек за моей спиной.

Релм жалобно поглядел на меня сверху вниз. Темные глаза казались виноватыми, но челюсти были сжаты, и я не знала, чему верить. Мне вдруг показалось, что я уже не знаю, что такое правда. Может, я все-таки сошла с ума?

Релм взял меня за руку и повел к дверям. Медсестра Келл проводила Релма обеспокоенным взглядом.

– Все в порядке, – сказал он и добавил вполголоса: – Вы можете прислать лекарства в ее палату прямо сейчас?

Она кивнула. Релм вывел меня в коридор, но свернул не к моей палате, а к своей. Он шел, глядя вперед, плотно взяв меня повыше кисти.

– Что происходит? – спросила я, соображая, не пора ли начинать бояться Релма, как раньше Роджера.

– Здесь они не подслушают, – пробормотал он, входя к себе. Захлопнув дверь, к которой я прижалась спиной, он наклонил голову к моему уху. – Я знаю, ты все слышала, – прошептал он. – Пожалуйста, поверь, я действительно твой друг.

– Я тебе не верю.

Он уперся руками в дверь по обе стороны моей головы. Кто-нибудь заглянет – решит, что у нас романтическая сцена.

– Я хендлер особого рода, внедренный в среду пациентов, – объяснил он. – Меня прикрепили к тебе, потому что ты оказалась… трудным случаем.

Я с болью убеждалась, что оправдались мои худшие страхи: единственный в мире друг, единственный, которого я помню, оказался подсадкой. Мной манипулировали, надо мной совершали насилие, отнимали прежнюю личность. Релм придвинулся ближе, обняв меня рукой за спину.

– Прости меня, Слоун, – сказал он едва слышно мне на ухо. – Клянусь, я только старался помочь. Не вмешайся я, они бы стали копать глубже. Знаешь, чем ты рисковала? Лоботомией!

У меня подкосились ноги, но Релм меня удержал.

– Сейчас нельзя проявлять слабость, – уговаривал он. – Они поймут – что-то не так.

Я посмотрела на шрам у него на шее.

– Не понимаю, – сказала я, превозмогая обиду. – Ты же один из нас!

– Я был в Программе в прошлом году, – Релм показал на шею, – в связи с досадным инцидентом с зазубренным ножом. Когда попал сюда, стало лучше. В середине лечения доктор Уоррен отвела меня в сторонку и спросила, что я планирую делать после выписки. Возвращаться мне было не к кому – родители давно умерли, друзей я не помнил, и доктор Уоррен предложила мне работу. Будущее в Программе. Помогать реабилитации пациентов. Я подписал контракт.

– И что ты с нами делаешь?

Он поморщился, будто зная, что мне не понравится ответ.

– Формирую здоровые отношения, восстанавливаю связи с окружающим миром, чтобы подростки не чувствовали себя оглушенными после выписки. У нас случались рецидивы и срывы; исследователи выяснили, что это результат психической травмы при повторной ассимиляции. Эмоции – как обнаженные нервные окончания; без подготовки это все равно что отправлять назад открытую проводку.

– И ты не притворялся моим другом? – с вызовом спросила я. – Не предавал меня, не рассказывал Уоррен, о чем мы говорили? То, чего я уже не помню?

– А как ты думала? – сказал он. – Лечение необходимо контролировать. Поверь мне, красавица, ты не захотела бы ходить с половиной воспоминаний. Так недолго и с ума сойти.

Я выдернула руки и оттолкнула его.

– А целоваться со мной – тоже часть реабилитации? – Мне было неловко это говорить, но я чувствовала себя обманутой, будто меня использовали.

Релм покачал головой:

– Нет. Этого я не должен был делать.

– Тогда зачем делал?

Релм опустил взгляд.

– Ты мне не безразлична. Я одинок. Если я не пациент, это не значит, что нахожусь в такой же изоляции, как и ты, – я здесь пять недель, Слоун. Хочу уйти и предлагаю тебе уйти со мной.

Я снова его оттолкнула – он налетел на спинку кровати. Релм не пытался защититься. При мысли, что ему ничто не мешает уйти в любой момент, а меня здесь держат насильно, я готова была его возненавидеть.

– А Роджер? – вспомнила я. – Он тоже в этом участвовал?

– Нет, – сказал Релм. – Раньше да, сейчас нет. Он не имел права делать то, что делал. Клянусь, я не знал…

– Знал. Какая теперь цена твоему слову?

– Не знал я, Слоун. Я бы на все пошел, чтобы тебя защитить.

– До или после того, как ты помог им стереть мою жизнь? Ты думаешь, я это прощу? Тебе кажется, я хоть когда-нибудь это переживу?

– Надеюсь, – сказал он. – Я… – Релм замолчал. Сейчас он казался еще бледнее обычного, словно на грани обморока. – У меня ничего не было. С тобой я впервые понял, что смогу построить жизнь заново. Когда я уйду отсюда, у меня будет шесть недель до возвращения в другой корпус Программы. Я связан двухлетним контрактом, который не могу нарушить, иначе мне сотрут начисто память. Я хочу спасти нас обоих. Может, когда тебя отпустят, мы останемся вместе?

Я засмеялась. Понимала, что это жестоко, но мне было все равно. Я хотела быть жестокой. Чтобы он понял, как больно мне сделал.

– Этому не бывать, – отрезала я. – Твой контракт может закончиться скорее, чем ты думаешь, потому что терапия на меня, похоже, не подействовала, Майкл.

Последнее слово вышло у меня каким-то рычанием.

Релм схватил меня за запястья и притянул к себе.

– Не говори так. Ты отсюда выйдешь, но не путем сопротивления. Так тебя не выпустят.

Я презрительно фыркнула.

– И что прикажешь делать? С тобой целоваться, пока не выпишут?

Он опустил руки.

– Нет. Я пойму, если ты не захочешь больше со мной говорить. Пожалуйста, поверь, это не было частью работы. Я целовал тебя, потому что хотел. Ты сильная и умная, ты вдохнула в меня желание жить, Слоун. – Он поглядел мне в глаза. – Но ты не должна никому рассказывать, потому что скомпрометируешь меня.

В дверь громко постучали. Мы вздрогнули. Я быстро вытерла лицо, взгляд Релма метался от меня к двери. Ручка повернулась, и медсестра Келл сунула голову в палату.

– Я принесла вам лекарства, дорогие мои, – сообщила она до тошноты сладким голосом. Плечи у нее были напряжены, и я поняла, что некоторое время ей пришлось нас искать.

– Выпей, – едва слышно сказал мне Релм, взяв чашку, протянутую ему медсестрой, и кивнув в знак признательности. Я взяла с подноса вторую чашку.

У меня так дрожали руки, что, уверена, медсестра Келл заметила. Я посмотрела в картонную чашку, но не взяла таблетку, с вызовом глядя на Релма. Выражение его лица стало умоляющим.

– Нет, – сказала я медсестре Келл. – Сегодня я обойдусь без этого.

Я поставила чашку на поднос и отошла как можно дальше, остановившись у тумбочки Релма. Меня трясло от гнева и ненависти. Я порву это проклятое заведение на части.

Я слышала, как Релм что-то шепчет медсестре, но не обернулась. Пусть оба катятся к чертям вместе с доктором Уоррен. Мне уже не хотелось даже домой – я их уничтожу.

– Ну хорошо, – сказала медсестра Келл с натянутой веселостью. – Остальные в комнате досуга, присоединяйтесь.

– Через секунду выйдем, – ответил Релм. Оглянувшись, я увидела, что он за мной наблюдает. На лбу проступили морщины. Медсестра Келл прикусила губу и вышла, оставив нас одних.

– Что в таблетке? – спросила я.

– То, что поможет тебе расслабиться, – подавленно ответил он.

– А в твоей, Майкл?

– Как обычно, сахарная пилюля.

Я в несколько шагов пересекла комнату и дала ему пощечину. У меня даже заболела ладонь. Он вздрогнул, схватил меня за плечи и ударил о стену так, что я задохнулась. На его лице выступил красный след. Релм громко сопел, еле сдерживаясь.

– Ну, ударь меня, – зарычала я. – Швырни на пол, заложи врачам! Все равно тебе с рук не сойдет. – Я подалась вперед и бросила ему в лицо: – Я всем расскажу.

Лицо Релма разгладилось, он опустил руки. Мы стояли друг против друга, тяжело дыша. Но вместо того чтобы повиниться, Релм вдруг поцеловал меня сильно, глубоко. Я пыталась отвернуться, но Релм был настойчивым и страстным. Мне этого так не хватало. Несмотря ни на что, это казалось настоящим. Мне нужно что-то настоящее после нагромождений лжи. Я перестала сопротивляться.

Но едва его язык коснулся моего, что-то острое вонзилось мне в бедро. Я вскрикнула и оттолкнула Релма. Он держал шприц. Прозрачная жидкость еще капала с иглы.

Его глаза повлажнели.

– Прости, – прошептал он. – Я не хочу, чтобы мне стерли память.

– Что ты сделал? – крикнула я в ужасе. – Релм, что ты сейчас сделал?

– У меня не было другого выхода. – Он протянул ко мне руку, но я ударила по ней и бросилась к двери.

– Не прикасайся ко мне! – закричала я, распахивая дверь. Я боялась, что он побежит за мной, поэтому спешила в свою палату. Но уже через несколько шагов меня накрыло действие укола. Ноги не слушались, и я не понимала, как теперь дойду до кровати.

Это походило на желтые таблетки, которыми кормила меня доктор Уоррен, только сильнее. Я вдруг подумала, что Программа меня уничтожит за то, что я выяснила правду о Релме. Что Релм меня убьет. На пороге я покачнулась и упала, ударившись коленом о белый кафельный пол.

Комната раскачивалась, и я на четвереньках поползла к кровати, как к безопасному убежищу.

– Слоун, – услышала я. Меня подхватили за талию и помогли встать. Я с трудом повернула голову и увидела Релма.

– Оставь меня в покое, – сказала я, пытаясь его оттолкнуть, но слова выходили неразборчивыми, и Релм повел меня к кровати.

– Прости, но это единственный выход. Клянусь, единственный.

– Что ты сделал? – спросила я заплетающимся языком, стремительно погружаясь в сон, будто на дно реки.

– Я не могу допустить, чтобы ты помнила, – пробормотал он, укладывая меня в кровать, ложась рядом и обнимая, несмотря на мое слабеющее сопротивление. Его голос отдалялся, обволакивая меня. – Иначе мне никогда не выйти отсюда.