Жизнь среди людей Рекунова Алиса
Я хотел молча пробежать мимо, но он подставил мне подножку. Я упал и ударился лбом.
Было немного больно, и я порадовался, что пол в школе покрыт линолеумом, а не бетоном.
Артем Хвостов смеялся, а я встал и побежал дальше.
На улице было ветрено и снежно. Я догнал Соню у самого метро.
– Чего тебе? – спросила она.
Я не смог ответить на этот вопрос.
– Ничего. Просто…
– Иди к Вике, – сказала Соня.
– Что?
– Иди к ней, – Соня толкнула меня в плечи. Несильно. Совсем несильно.
– Все в порядке. Он больше к тебе не полезет.
– Хватит. Заткнись. Просто уходи.
– Я не уйду.
– Уйдешь. Вернись к Вике. Иди, блин!
– Я не хочу к Вике. Я хочу…
Я сам не понимал, чего я хочу, поэтому промолчал.
– Слушай, просто возвращайся, а я пойду домой, – сказала Соня.
– Я понимаю, что Саша Соколов перегнул…
– Заткнись, пожалуйста. Просто заткнись. Иди к Вике, а то она обидится.
– Слушай, я хочу проводить тебя домой. Уже темно и…
– И ты боишься, что ко мне полезут гопники. Не парься, дойду. А ты возвращайся. Пожалуйста. Не надо за мной ходить.
– Хорошо.
И я вернулся в класс.
Но Вика уже ушла.
28. Новые перспективы
Цветок внутри фрукта, в памяти генов, эволюция в онтогенезе.
Как это было, как это будет – покажут продольные срезы.
Время бежит в механизме часов и сходится воедино.
Часы не успеют за ним, ведь оно придумано ими самими.
Каждый человек на протяжении жизни отращивает себе броню. У кого-то она крепче, у кого-то слабее. В самой тяжелой и толстой броне живется проще, потому что ничего не задевает и не делает больно.
Но можно ли в такой броне оставаться человечным?
– Ты не обиделась, что я ушел? – спросил я у Вики в понедельник на второй большой перемене.
Мы сидели в столовой вдвоем и ели суп. Вернее, она ела, а я принюхивался. Теоретически это был рыбный суп (уха), но пах он странно. Какими-то клецками. И консистенцию имел странную.
– Нет, – сказала Вика. – Я не обиделась.
– Точно? Просто к Соне пристал Саша Соколов, и она убежала, а я захотел ей помочь. Ты точно не обиделась, что я ушел?
– Боже мой, – она закатила глаза. – Хватит нести фигню. Во-первых, мы с тобой не встречаемся, а во-вторых, хватит считать меня какой-нибудь ванилькой, которая на все обижается. Если бы Соколов начал домогаться ее при мне, я бы ему так по роже въехала, что он бы мозги свои неделю собирал! Чмошник.
Я кивнул и все же попробовал суп.
Он оказался невкусным, и я подвинул себе второе – котлету с пюре.
– Как там Влад? – спросила Вика.
Я пожал плечами. Влад со мной почти не говорил. Впрочем, он вообще теперь мало разговаривал.
Это угнетало, потому что я ничего не мог для него сделать.
Я ни для кого не мог ничего сделать.
Мы вернулись в класс.
Саша Соколов теперь сидел не с Таней Митрофановой, а с Надей Соловьевой. Теперь уже она смеялась над тем, что он говорил.
Персонажи немного поменялись, но пьеса продолжалась, как обычно. Замены никто не заметил.
– И тут эта шлюха начала меня лапать, – услышал я голос Саши Соколова.
– А ты что? – спросила Надя Соловьева.
– Ну а что я? Зомбарь ее отвлек, а я свалил.
Я повернулся в их сторону.
– О чем вы говорите?
Саша Соколов и Надя Соловьева засмеялись.
– Заткнитесь, – сказала Вика.
– О чем они? – тихо спросил я у нее.
– Ой, блин, не тупи, – отмахнулась она.
Я больше не спрашивал.
К концу недели я заметил, что Артем Хвостов и Гриша Зыбин больше не общаются. Соня была права, когда говорила, что Артем Хвостов не дружит с людьми долго.
Почему она такая умная?
Я хотел пообщаться с ней, но Соня все время отвечала, что занята, и убегала. От этого мне было не по себе. А на факультативе я не мог об этом поговорить, потому что личные дела надо обсуждать наедине.
23 февраля выпало на воскресенье, а выходного дня не было, поэтому девушки поздравили нас в пятницу.
Последние два урока отменили, и вместо них мы ели трюфельный торт.
Я немного расстроился из-за того, что отменили геометрию, но торт поднял мне настроение. А после того, как все разошлись, я пошел к Ольге Алексеевне.
Она была в кабинете одна. Сидела за столом и что-то печатала на ноутбуке. На ней были очки.
– Здравствуйте, – сказал я, заглянув, – Вы носите очки?
– Привет, – она улыбнулась мне и сняла их, – Да, иногда.
– Ясно. Можно мне войти? Вы не заняты?
– Да, конечно. Заходи, – она кивнула.
Тогда я закрыл за собой дверь и сел напротив нее.
– У тебя какой-то вопрос? – спросила Ольга Алексеевна.
Я пожал плечами.
– А почему вы все время спрашиваете о других? А как дела у вас?
– Нормально. А к чему такие вопросы?
– Я понял, что слишком мало внимания уделяю другим людям.
Ольга Алексеевна улыбнулась.
– Я ведь о вас ничего не знаю. Только то, что вам нравится «Звездный крейсер „Галактика"».
Ольга Алексеевна молчала четыре секунды.
– А что ты хочешь услышать?
– Чем вы занимаетесь в свободное время?
– Читаю. Пожалуй, много читаю. Общаюсь с друзьями, пишу стихи, понемногу смотрю сериалы. Особенно люблю космическую фантастику и историю. Но с 2011 года не снимают сериалов про космос.
Я задумался, пытаясь вспомнить, что снимали в последнее время. Ольга Алексеевна была права. Последним сериалом были «Звездные врата: Вселенная», который закрыли в 2011 году.
– А ведь правда, – сказал я, – Интересно, почему?
– Сейчас упор делается на социальную фантастику и влияние технологий на нашу жизнь. Генетика, кибернетика. О, еще про зомби в последнее время много снимают.
Я подумал о том, что мы застряли на этой планете.
– А ты что любишь? – спросила Ольга Алексеевна.
– Вы имеете в виду сериалы? О, их много. «Звездные врата», «Стар трек», «Доктор Кто». А книги любимые – «Гиперион» и «Дюна».
– Значит, ты именно фантастику любишь?
– Да, фэнтези мне меньше нравится. Хотя «Властелин колец» и «МИФы» Асприна мне показались очень интересными.
– О, «Властелин колец», – Ольга Алексеевна улыбнулась. – Одна из любимых книг в детстве.
– В детстве, – прошептал я, подумав о том, что Ольга Алексеевна когда-то была ребенком. Это было странно. – А вам там нравилось?
– Где? – спросила Ольга Алексеевна.
– В детстве.
Она немного помолчала, но улыбаться не перестала.
– Можно я отвечу вольной цитатой? Это было лучшее из всех времен, это было худшее из всех времен; это был век мудрости, это был век глупости; это была эпоха веры, это была эпоха безверия; это были годы света, это были годы мрака; это была весна надежд, это была зима отчаяния; у нас было все впереди, у нас ничего впереди не было.
– Откуда это?
– «Повесть о двух городах» Чарльза Диккенса.
– Это… – я попытался подобрать слово, – очень красивая цитата.
– Да, пожалуй.
– А я не читал Диккенса.
– Если честно, я тоже.
– Правда? – спросил я.
– Сама удивляюсь.
– А взрослые разве удивляются?
– Все удивляются.
Я кивнул. Значит, все.
– Знаете, мне сложно читать что-то, кроме фантастики и научной литературы. Вот, например, школьная программа. Или даже «Франкенштейн». Я читаю и просто не понимаю персонажей. Абсолютно не понимаю. Кажется, что там всегда все плохо. А в фантастике все не так. Там люди часто проявляют свои хорошие качества. Ну мне кажется.
– Помнишь, мы говорили о пирамиде Маслоу?
– Да, конечно.
– Помнишь, что там говорится о потребностях?
– Базовые потребности лежат в самом низу. Сначала физиологические потребности вроде сна и еды, на второй ступени безопасность, на третьей социальные аспекты, на четвертой вроде бы уважение, а на пятой самоактуализация. Я, правда, не до конца понял, что это такое.
– Духовный аспект: развитие личности, самовыражение, самоидентификация.
Я кивнул.
– В фантастике человеку часто приходится бороться за жизнь, – медленно сказала Ольга Алексеевна, – Это ведь относится к базовым функциям, поэтому это легко понять и сопереживать. Для тебя так же важны жизнь и безопасность, как и для тех героев. Конечно, такие сюжеты есть не только в фантастике. В общем-то, они всегда востребованы. Сколько фильмов-катастроф было снято, сколько биографий написано! Но если мы говорим о книгах, где герои не борются за свою жизнь, то их сложнее понять.
– Да, у нас ведь нет ничего общего.
– Можно и так сказать. Но помимо этого в фантастике герои защищают не только свою жизнь, но и жизнь других людей. Иногда целого мира. А это уже высшая ступень пирамиды потребностей. Но спасение других людей тоже встречается не только в фантастике.
– Вы имеете в виду книги и фильмы про войну?
– К примеру, да.
– Это очень сложно. Потому что это было на самом деле. Историю нужно знать, я понимаю это, просто некоторые события… это слишком.
– Видишь. Ты умеешь понимать и сопереживать. К тому же в фантастике часто рассматриваются актуальные темы. Влияние технологий, экологические и социальные изменения. Жизнь в глобальном смысле. Кто мы, откуда и зачем.
Я ничего не ответил. Некоторое время мы с Ольгой Алексеевной молчали, а потом я все же сказал:
– Папа сказал, что в детстве у меня подозревали аутизм. Но не поставили диагноз, потому что я умел говорить.
– И как ты теперь?
– Да мне по фиг. Папа предложил мне вернуться в Санкт-Петербург, – сказал я.
– И ты согласился?
– Нет. Я так долго хотел вернуться обратно, но сейчас…
У меня закончились слова.
Мне нечего было сказать.
Между Москвой и Санкт-Петербургом курсирует так много поездов. Так много людей ездит на них. К кому? Куда? Зачем?
Сколько поездов идет ночью из Москвы в Санкт-Петербург и обратно? Так много, так много.
– Я пойду, наверное.
– Иди, Лешенька, – Ольга Алексеевна улыбнулась, глядя мне в глаза.
Я не знал, правильно ли я поступил. Может, я ошибся, когда сказал папе, что собираюсь остаться в Москве. Но я точно знал, что раньше мне никто никогда так не улыбался.
Когда я зашел в класс, то увидел Артема Хвостова, который сидел за партой и читал какой-то учебник. Я удивился, потому что пары уже закончились, но ничего не сказал.
Я быстро прошел в раздевалку, чтобы он не успел сказать ничего плохого. Когда я выходил из класса, он окликнул меня:
– Эй, Лешка, стой.
Раньше он никогда не называл меня по имени.
– Что? – спросил я, остановившись.
– Ты можешь мне помочь? – спросил он.
– Чем помочь?
– Ну с заданиями, – Артем Хвостов вздохнул.
Я промолчал, потому что не представлял, что ответить.
– Меня могут исключить, – сказал он, – Я не хочу, чтобы меня исключили.
– Пусть тебе поможет кто-нибудь другой. У тебя же много друзей.
Артем Хвостов молчал шесть секунд.
– Пожалуйста, – сказал он.
Я очень удивился, потому что проявлений вежливости от него никогда не видел.
– Слушай, нам теперь раздали индивидуальные задания. А я ничего не понимаю в этой гребаной органической химии.
– Пусть твои родители наймут репетитора, – сказал я.
– Так ты мне не поможешь?
– Нет, – ответил я и ушел.
Мне было приятно сказать «нет». Я сам не понял почему.
Следующую неделю я присматривался к Артему Хвостову. Он действительно не общался больше с Гришей Зыбиным, да и с остальными как-то мало разговаривал.
К четвергу мне стало его жалко, потому что я хорошо понимал, каково ему сейчас.
Даже мне становилось тяжело в одиночестве, а уж человеку, который привык всегда быть в компании, наверное, было совсем невыносимо.
И зачем я отказался? Надо было согласиться помочь.
Когда я сказал об этом Вике, она засмеялась и сказала, что Артем Хвостов сам виноват во всем, что случилось. И что он получил по заслугам.
В ее словах было рациональное зерно, но мне все равно было его жалко.
Он ведь остался совсем один.
Нам снова дали задачи по алгебре и геометрии, но на этот раз их было меньше, и решить их надо было за месяц.
На факультативе по психологии присутствовали все, кроме Сони.
Факультатив прошел неинтересно.
Дома ничего не менялось. Почти.
Мама много работала, Игорь кричал на меня из-за пустяков, а Влад теперь все время проводил на подготовительных курсах.
Он не говорил мне, на какие курсы ходит. Вроде бы что-то связанное с иностранными языками.
1 марта, в субботу, Влад и Игорь уехали к своим родственникам, а мы с мамой остались вдвоем.
Она сидела в гостиной с ноутбуком, а я протирал пыль.
– Почему ты отказался вернуться в Петербург? – спросила мама.
Потому что моя жизнь теперь здесь. Потому что я не могу оставить тебя и Влада. Потому что я хочу видеть Вику. Общаться с Ольгой Алексеевной. Потому что…
– Не знаю, – ответил я.
– Я думала, что ты захочешь вернуться.
– Я не захотел.
Мама вздохнула и закрыла ноутбук.
– Сядь, пожалуйста, – сказала она.
Я решил не спорить, поэтому отложил тряпку и сел, глядя ей в глаза.
Она не улыбалась.
– Мы хотим, чтобы ты уехал, – сказала она.
Мне показалось, что я падаю в пропасть.
– Что? – прошептал я после долгой паузы, продолжительность которой я не подсчитал, – Кто «мы»?
– Мыс Игорем хотим, чтобы ты вернулся в Петербург.
Я промолчал, потому что не мог ничего ответить. Я не мог даже пошевелиться.
– Тебе там будет лучше, – мама наконец улыбнулась, – Вернешься в свою школу, снова пойдешь в бассейн. Купим тебе новый ноутбук. Хочешь Макбук, а?
Я не хотел Макбук. Я хотел, чтобы меня не отправляли обратно.
Но я не мог ничего сказать.
– Четверть доучишься, а потом поедешь, хорошо? – спросила мама.
– У нас оценки по полугодиям.
Это было единственное, что я смог сказать.
– Ничего страшного. Или ты хочешь закончить год здесь?
Я пожал плечами.
– Ты дрожишь? Холодно? Простудился? – спросила мама.
Я снова пожал плечами.
– Ты можешь нормально ответить? – спросила она, нахмурив брови.
Я не мог ответить.
– Хватит выпендриваться, – мама повысила голос. – Что ты хочешь?
– Я хочу остаться!
– Ну надо же! – Мама закатила глаза, – Теперь он хочет остаться.
– Не говори обо мне в третьем лице, – сказал я, – Мне это не нравится.
– Я буду говорить так, как посчитаю нужным. А теперь иди в свою комнату.
Я встал и пошел в комнату.
Сел за стол, встал. Прошелся. Посмотрел на свои руки. Верхний слой кожи на пальцах был содран, а под ногтями была кровь.
Очевидно, я поцарапал себя. Какая гадость.
Боли я не чувствовал.
Тогда я пошел в ванную комнату где стояла аптечка, чтобы намазать руки йодом.