Жизнь среди людей Рекунова Алиса

28. Новые перспективы

Цветок внутри фрукта, в памяти генов, эволюция в онтогенезе.

Как это было, как это будет – покажут продольные срезы.

Время бежит в механизме часов и сходится воедино.

Часы не успеют за ним, ведь оно придумано ими самими.

Каждый человек на протяжении жизни отращивает себе броню. У кого-то она крепче, у кого-то слабее. В самой тяжелой и толстой броне живется проще, потому что ничего не задевает и не делает больно.

Но можно ли в такой броне оставаться человечным?

– Ты не обиделась, что я ушел? – спросил я у Вики в понедельник на второй большой перемене.

Мы сидели в столовой вдвоем и ели суп. Вернее, она ела, а я принюхивался. Теоретически это был рыбный суп (уха), но пах он странно. Какими-то клецками. И консистенцию имел странную.

– Нет, – сказала Вика. – Я не обиделась.

– Точно? Просто к Соне пристал Саша Соколов, и она убежала, а я захотел ей помочь. Ты точно не обиделась, что я ушел?

– Боже мой, – она закатила глаза. – Хватит нести фигню. Во-первых, мы с тобой не встречаемся, а во-вторых, хватит считать меня какой-нибудь ванилькой, которая на все обижается. Если бы Соколов начал домогаться ее при мне, я бы ему так по роже въехала, что он бы мозги свои неделю собирал! Чмошник.

Я кивнул и все же попробовал суп.

Он оказался невкусным, и я подвинул себе второе – котлету с пюре.

– Как там Влад? – спросила Вика.

Я пожал плечами. Влад со мной почти не говорил. Впрочем, он вообще теперь мало разговаривал.

Это угнетало, потому что я ничего не мог для него сделать.

Я ни для кого не мог ничего сделать.

Мы вернулись в класс.

Саша Соколов теперь сидел не с Таней Митрофановой, а с Надей Соловьевой. Теперь уже она смеялась над тем, что он говорил.

Персонажи немного поменялись, но пьеса продолжалась, как обычно. Замены никто не заметил.

– И тут эта шлюха начала меня лапать, – услышал я голос Саши Соколова.

– А ты что? – спросила Надя Соловьева.

– Ну а что я? Зомбарь ее отвлек, а я свалил.

Я повернулся в их сторону.

– О чем вы говорите?

Саша Соколов и Надя Соловьева засмеялись.

– Заткнитесь, – сказала Вика.

– О чем они? – тихо спросил я у нее.

– Ой, блин, не тупи, – отмахнулась она.

Я больше не спрашивал.

К концу недели я заметил, что Артем Хвостов и Гриша Зыбин больше не общаются. Соня была права, когда говорила, что Артем Хвостов не дружит с людьми долго.

Почему она такая умная?

Я хотел пообщаться с ней, но Соня все время отвечала, что занята, и убегала. От этого мне было не по себе. А на факультативе я не мог об этом поговорить, потому что личные дела надо обсуждать наедине.

23 февраля выпало на воскресенье, а выходного дня не было, поэтому девушки поздравили нас в пятницу.

Последние два урока отменили, и вместо них мы ели трюфельный торт.

Я немного расстроился из-за того, что отменили геометрию, но торт поднял мне настроение. А после того, как все разошлись, я пошел к Ольге Алексеевне.

Она была в кабинете одна. Сидела за столом и что-то печатала на ноутбуке. На ней были очки.

– Здравствуйте, – сказал я, заглянув, – Вы носите очки?

– Привет, – она улыбнулась мне и сняла их, – Да, иногда.

– Ясно. Можно мне войти? Вы не заняты?

– Да, конечно. Заходи, – она кивнула.

Тогда я закрыл за собой дверь и сел напротив нее.

– У тебя какой-то вопрос? – спросила Ольга Алексеевна.

Я пожал плечами.

– А почему вы все время спрашиваете о других? А как дела у вас?

– Нормально. А к чему такие вопросы?

– Я понял, что слишком мало внимания уделяю другим людям.

Ольга Алексеевна улыбнулась.

– Я ведь о вас ничего не знаю. Только то, что вам нравится «Звездный крейсер „Галактика"».

Ольга Алексеевна молчала четыре секунды.

– А что ты хочешь услышать?

– Чем вы занимаетесь в свободное время?

– Читаю. Пожалуй, много читаю. Общаюсь с друзьями, пишу стихи, понемногу смотрю сериалы. Особенно люблю космическую фантастику и историю. Но с 2011 года не снимают сериалов про космос.

Я задумался, пытаясь вспомнить, что снимали в последнее время. Ольга Алексеевна была права. Последним сериалом были «Звездные врата: Вселенная», который закрыли в 2011 году.

– А ведь правда, – сказал я, – Интересно, почему?

– Сейчас упор делается на социальную фантастику и влияние технологий на нашу жизнь. Генетика, кибернетика. О, еще про зомби в последнее время много снимают.

Я подумал о том, что мы застряли на этой планете.

– А ты что любишь? – спросила Ольга Алексеевна.

– Вы имеете в виду сериалы? О, их много. «Звездные врата», «Стар трек», «Доктор Кто». А книги любимые – «Гиперион» и «Дюна».

– Значит, ты именно фантастику любишь?

– Да, фэнтези мне меньше нравится. Хотя «Властелин колец» и «МИФы» Асприна мне показались очень интересными.

– О, «Властелин колец», – Ольга Алексеевна улыбнулась. – Одна из любимых книг в детстве.

– В детстве, – прошептал я, подумав о том, что Ольга Алексеевна когда-то была ребенком. Это было странно. – А вам там нравилось?

– Где? – спросила Ольга Алексеевна.

– В детстве.

Она немного помолчала, но улыбаться не перестала.

– Можно я отвечу вольной цитатой? Это было лучшее из всех времен, это было худшее из всех времен; это был век мудрости, это был век глупости; это была эпоха веры, это была эпоха безверия; это были годы света, это были годы мрака; это была весна надежд, это была зима отчаяния; у нас было все впереди, у нас ничего впереди не было.

– Откуда это?

– «Повесть о двух городах» Чарльза Диккенса.

– Это… – я попытался подобрать слово, – очень красивая цитата.

– Да, пожалуй.

– А я не читал Диккенса.

– Если честно, я тоже.

– Правда? – спросил я.

– Сама удивляюсь.

– А взрослые разве удивляются?

– Все удивляются.

Я кивнул. Значит, все.

– Знаете, мне сложно читать что-то, кроме фантастики и научной литературы. Вот, например, школьная программа. Или даже «Франкенштейн». Я читаю и просто не понимаю персонажей. Абсолютно не понимаю. Кажется, что там всегда все плохо. А в фантастике все не так. Там люди часто проявляют свои хорошие качества. Ну мне кажется.

– Помнишь, мы говорили о пирамиде Маслоу?

– Да, конечно.

– Помнишь, что там говорится о потребностях?

– Базовые потребности лежат в самом низу. Сначала физиологические потребности вроде сна и еды, на второй ступени безопасность, на третьей социальные аспекты, на четвертой вроде бы уважение, а на пятой самоактуализация. Я, правда, не до конца понял, что это такое.

– Духовный аспект: развитие личности, самовыражение, самоидентификация.

Я кивнул.

– В фантастике человеку часто приходится бороться за жизнь, – медленно сказала Ольга Алексеевна, – Это ведь относится к базовым функциям, поэтому это легко понять и сопереживать. Для тебя так же важны жизнь и безопасность, как и для тех героев. Конечно, такие сюжеты есть не только в фантастике. В общем-то, они всегда востребованы. Сколько фильмов-катастроф было снято, сколько биографий написано! Но если мы говорим о книгах, где герои не борются за свою жизнь, то их сложнее понять.

– Да, у нас ведь нет ничего общего.

– Можно и так сказать. Но помимо этого в фантастике герои защищают не только свою жизнь, но и жизнь других людей. Иногда целого мира. А это уже высшая ступень пирамиды потребностей. Но спасение других людей тоже встречается не только в фантастике.

– Вы имеете в виду книги и фильмы про войну?

– К примеру, да.

– Это очень сложно. Потому что это было на самом деле. Историю нужно знать, я понимаю это, просто некоторые события… это слишком.

– Видишь. Ты умеешь понимать и сопереживать. К тому же в фантастике часто рассматриваются актуальные темы. Влияние технологий, экологические и социальные изменения. Жизнь в глобальном смысле. Кто мы, откуда и зачем.

Я ничего не ответил. Некоторое время мы с Ольгой Алексеевной молчали, а потом я все же сказал:

– Папа сказал, что в детстве у меня подозревали аутизм. Но не поставили диагноз, потому что я умел говорить.

– И как ты теперь?

– Да мне по фиг. Папа предложил мне вернуться в Санкт-Петербург, – сказал я.

– И ты согласился?

– Нет. Я так долго хотел вернуться обратно, но сейчас…

У меня закончились слова.

Мне нечего было сказать.

Между Москвой и Санкт-Петербургом курсирует так много поездов. Так много людей ездит на них. К кому? Куда? Зачем?

Сколько поездов идет ночью из Москвы в Санкт-Петербург и обратно? Так много, так много.

– Я пойду, наверное.

– Иди, Лешенька, – Ольга Алексеевна улыбнулась, глядя мне в глаза.

Я не знал, правильно ли я поступил. Может, я ошибся, когда сказал папе, что собираюсь остаться в Москве. Но я точно знал, что раньше мне никто никогда так не улыбался.

Когда я зашел в класс, то увидел Артема Хвостова, который сидел за партой и читал какой-то учебник. Я удивился, потому что пары уже закончились, но ничего не сказал.

Я быстро прошел в раздевалку, чтобы он не успел сказать ничего плохого. Когда я выходил из класса, он окликнул меня:

– Эй, Лешка, стой.

Раньше он никогда не называл меня по имени.

– Что? – спросил я, остановившись.

– Ты можешь мне помочь? – спросил он.

– Чем помочь?

– Ну с заданиями, – Артем Хвостов вздохнул.

Я промолчал, потому что не представлял, что ответить.

– Меня могут исключить, – сказал он, – Я не хочу, чтобы меня исключили.

– Пусть тебе поможет кто-нибудь другой. У тебя же много друзей.

Артем Хвостов молчал шесть секунд.

– Пожалуйста, – сказал он.

Я очень удивился, потому что проявлений вежливости от него никогда не видел.

– Слушай, нам теперь раздали индивидуальные задания. А я ничего не понимаю в этой гребаной органической химии.

– Пусть твои родители наймут репетитора, – сказал я.

– Так ты мне не поможешь?

– Нет, – ответил я и ушел.

Мне было приятно сказать «нет». Я сам не понял почему.

Следующую неделю я присматривался к Артему Хвостову. Он действительно не общался больше с Гришей Зыбиным, да и с остальными как-то мало разговаривал.

К четвергу мне стало его жалко, потому что я хорошо понимал, каково ему сейчас.

Даже мне становилось тяжело в одиночестве, а уж человеку, который привык всегда быть в компании, наверное, было совсем невыносимо.

И зачем я отказался? Надо было согласиться помочь.

Когда я сказал об этом Вике, она засмеялась и сказала, что Артем Хвостов сам виноват во всем, что случилось. И что он получил по заслугам.

В ее словах было рациональное зерно, но мне все равно было его жалко.

Он ведь остался совсем один.

Нам снова дали задачи по алгебре и геометрии, но на этот раз их было меньше, и решить их надо было за месяц.

На факультативе по психологии присутствовали все, кроме Сони.

Факультатив прошел неинтересно.

Дома ничего не менялось. Почти.

Мама много работала, Игорь кричал на меня из-за пустяков, а Влад теперь все время проводил на подготовительных курсах.

Он не говорил мне, на какие курсы ходит. Вроде бы что-то связанное с иностранными языками.

1 марта, в субботу, Влад и Игорь уехали к своим родственникам, а мы с мамой остались вдвоем.

Она сидела в гостиной с ноутбуком, а я протирал пыль.

– Почему ты отказался вернуться в Петербург? – спросила мама.

Потому что моя жизнь теперь здесь. Потому что я не могу оставить тебя и Влада. Потому что я хочу видеть Вику. Общаться с Ольгой Алексеевной. Потому что…

– Не знаю, – ответил я.

– Я думала, что ты захочешь вернуться.

– Я не захотел.

Мама вздохнула и закрыла ноутбук.

– Сядь, пожалуйста, – сказала она.

Я решил не спорить, поэтому отложил тряпку и сел, глядя ей в глаза.

Она не улыбалась.

– Мы хотим, чтобы ты уехал, – сказала она.

Мне показалось, что я падаю в пропасть.

– Что? – прошептал я после долгой паузы, продолжительность которой я не подсчитал, – Кто «мы»?

– Мыс Игорем хотим, чтобы ты вернулся в Петербург.

Я промолчал, потому что не мог ничего ответить. Я не мог даже пошевелиться.

– Тебе там будет лучше, – мама наконец улыбнулась, – Вернешься в свою школу, снова пойдешь в бассейн. Купим тебе новый ноутбук. Хочешь Макбук, а?

Я не хотел Макбук. Я хотел, чтобы меня не отправляли обратно.

Но я не мог ничего сказать.

– Четверть доучишься, а потом поедешь, хорошо? – спросила мама.

– У нас оценки по полугодиям.

Это было единственное, что я смог сказать.

– Ничего страшного. Или ты хочешь закончить год здесь?

Я пожал плечами.

– Ты дрожишь? Холодно? Простудился? – спросила мама.

Я снова пожал плечами.

– Ты можешь нормально ответить? – спросила она, нахмурив брови.

Я не мог ответить.

– Хватит выпендриваться, – мама повысила голос. – Что ты хочешь?

– Я хочу остаться!

– Ну надо же! – Мама закатила глаза, – Теперь он хочет остаться.

– Не говори обо мне в третьем лице, – сказал я, – Мне это не нравится.

– Я буду говорить так, как посчитаю нужным. А теперь иди в свою комнату.

Я встал и пошел в комнату.

Сел за стол, встал. Прошелся. Посмотрел на свои руки. Верхний слой кожи на пальцах был содран, а под ногтями была кровь.

Очевидно, я поцарапал себя. Какая гадость.

Боли я не чувствовал.

Тогда я пошел в ванную комнату где стояла аптечка, чтобы намазать руки йодом.