Северная звезда Недозор Татьяна
– А как же ты?
К горлу подкатил комок, сердце сжалось от боли.
«Николай… О боже, Николай…»
Ей хотелось закричать, броситься к нему в объятия, вцепиться в него руками и никуда от себя не отпускать, никогда. Вместо этого она отвернулась от Устюжанина и смотрела на ставшую уже совсем близкой и отчетливой панораму Доусона, который казался унылым и безрадостным, как и мысли Маши.
С парохода была видна часть главной улицы, выходящей на побережье: нескладные дома, выстроенные из бревен и толстых неструганых досок, многие на сваях, вбитых в прибрежный песок, мрачными силуэтами вырисовывались на фоне обрывистого берега.
– Маша, я же обещал помочь тебе найти твоего жениха и намерен довести дело до конца. Думается, он должен быть в городе или где-нибудь поблизости. Я узнаю, где находится участок, на который он подал заявку, и помогу тебе отправить ему письмо. На этом моя миссия закончится. У меня есть свои дела на Юконе…
Месяц спустя
– Мэри, как там Робби?
Джилли Онли обхватила одной рукой деревянную лохань, а другой принялась прокручивать рубахи через пресс для отжимания белья. В воздухе стоял сильный запах мокрого дерева и мыла.
Мария наклонилась к кроватке.
– Все хорошо, Джилли!
Девочка пока что лишь поднималась на ножки, забавно стоя в своей кроватке, и, что-то «гукая», улыбалась, пытаясь говорить.
Завидев Машу, она протянула к ней ручонки с очаровательными крохотными пальчиками:
– Мэйи! Мэйи!
Воронова опешила – малышка старалась произнести ее имя. Она с внезапной нежностью зарылась подбородком в мягкие каштановые кудряшки, выбивающиеся из-под чепчика девочки.
Только это милое существо и радовало Машу.
Должно быть, во всем свете нет более унылого города, чем осенний Доусон! Человек здесь быстро начинает ощущать, как давят на него холодные мрачные сумерки. Когда же небо светлеет, видно, что над городом висит черный полог от коптящих труб. Ночами сквозь него с трудом пробивается зеленое пламя северного сияния.
Но это еще что. Вот зимой Доусон превращается в настоящий ледяной ад! Пятьдесят градусов ниже нуля – не шутка. От лютого мороза холодеет тело, от волчьего воя – душа.
Горы снега сваливаются прямо на мостовую, его подгребают к стенам домов для того, чтобы внутри было теплее. На улице нельзя зажечь свечу, потому что фитиль своим горением не может растопить воск. Если плюнуть на снег, слюна замерзает на лету. Тротуары покрыты зловонной наледью, поскольку помои из домов выливаются прямо на улицу.
Джилли рассказала ей, как один плотник из чечако машинально сунул гвоздь в рот и железо моментально примерзло к губам…
Похоже, ей предстоит провести тут надвигающуюся зиму и все увидеть своими глазами… А ей казалось совсем недавно, что все позади! Буквально на следующий день после их прибытия в Доусон удалось получить сведения о Дмитрии.
– Ну, Мария Михайловна, похоже, нам повезло.
Глаза Николая сияли яркой бирюзой.
– Твой жених подал заявку на участок в Сэндклифе всего за несколько дней до нашего приезда. Он шел, как я и предполагал, по Белой тропе.
Мария удивленно смотрела на него.
– Откуда ты все это узнал?
– Я просто распил пару стаканчиков с человеком из заявочной конторы. Тебе очень повезло, что мы так быстро нашли его. Если бы он не подал заявку, поиски могли бы занять у нас месяцы. Аляска очень большая. Что же касается твоего ненаглядного женишка, то, похоже, он не торопится вернуться к тебе.
Она разозлилась.
– Это неправда! Дмитрий… любит меня! Просто он хочет найти много золота, чтобы разбогатеть и покупать мне все, что я захочу!
Устюжанин вопросительно приподнял брови.
– Ты имеешь в виду роскошный выезд, бриллианты и особняк?
– Да. Но мне ничего этого не надо.
Николай пристально смотрел на нее, словно пытаясь заглянуть в самую глубину души. Когда он снова заговорил, его голос был нежным, а на губах застыла печальная улыбка.
– Может быть, ты и не хочешь. Зато хочет он. Мне очень жаль, но очевидно, что богатство ему нужнее, чем ты.
– Это неправда! – возмутилась она.
– Дай Бог, если так…
…С тех пор прошла не одна неделя нестерпимо долгого ожидания в этом домишке.
Обиталище старательской вдовы Джилли Онли, после смерти мужа от воспаления легких так и оставшейся тут, в расчете накопить немного денег и открыть на родине магазинчик или кафе, состояло из трех комнатенок. В одной, самой большой, помещались сама Джилли и ее полуторагодовалая дочка Роберта. Здесь стояли две деревянные кровати, печка, грубо сбитый шкаф и несколько расшатанных табуреток. В другой комнате, такой крохотной, что в ней едва хватало места для узкой койки, жила Маша. В последней, самой дальней комнате, размещалась прачечная, в которой находилась железная печка, а вокруг нее – множество тазов и лоханей.
Дни тянулись медленно, и Мария потеряла им счет. Единственным развлечением для нее были походы за почтой и за покупками для Джилли, а также возня с Робертой. Она охотно сидела у Маши на руках, что-то гукая, улыбалась и с интересом разглядывала из своей деревянной кроватки окружающий мир, водила по перильцам крошечным пальчиком, временами посмеиваясь с заразительной беззаботностью.
– Мэри, так о чем ты задумалась? – осведомилась Джилли, оторвавшись от стирки.
– Думаю сходить проверить, нет ли письма от Дмитрия. Надеюсь, оно уже пришло. Ума не приложу, почему он так долго не отвечает, – хмуро бросила она в ответ.
Джилли покровительственно положила ей мокрую руку на плечо:
– Да хватит тебе, Мэри! Тысяча и одна причина может помешать ему написать письмо. Мужчины все с ума посходили от этого проклятого золота. Как дети малоумные, честное слово! Если он наткнулся на богатую жилу, ничто не заставит его оторваться от нее… Сходи к «Астории», если хочешь, только берегись собак.
Вдовушка до смерти боялась полудиких голодных зверей, которых тьма развелась в городе. Воронова была в этом с ней солидарна. Это были, как на подбор, здоровенные мейлмюты, которые слушались лишь своих погонщиков, да и то тем время от времени приходилось пускать в дело бичи из крепчайшей тюленьей и моржовой шкуры. Но иные погонщики погибли или бросили своих питомцев на произвол судьбы, и те создавали проблемы местному народу. Говорили, что надо бы их всех перестрелять, но кто будет заниматься этим в городе, где у людей одно золото на уме?
…Мария шла по корявому тротуару, осторожно переступая с одной толстой доски на другую. Тротуар был настелен неаккуратно, иногда доски лежали не впритык друг к другу, многие из них были разломаны. Местами тротуар был совсем кособоким. Джилли говорила ей, что это из-за вечной мерзлоты: поверхность земли то подтаивает, то снова замерзает. Кое-где вместо досок лежал бревенчатый настил или просто гора опилок. Дома вдоль улицы были все как один похожи на «пансион» Джилли. Крыши покрыты дерном, в оконные рамы вставлены куски битых стеклянных банок и бутылок от дорогого виски и шампанского.
Тоскливый город. На Франч-стрит была настоящая мешанина из людей, телег, лошадей, мулов и собачьих упряжек. Вдоль берега реки тянулся длинный ряд палаток, лачуг и каркасов недостроенных зданий. В покосившихся пристройках магазинчиков можно было купить все, что душе угодно: дюжину яиц за восемнадцать долларов, булки всего за один доллар и даже, что поразило Марию больше всего, бивень мамонта – правда, за сто долларов.
Там, где Франч-стрит выходила к реке, взору предстали кварталы поприличнее. Дома здесь были больше и выглядели пристойнее. Через улицу натянуты матерчатые полотнища: «Солонина и пеммикан высшего сорта», «Торговая компания Варго», «Театр Маскат. Зайдешь один раз, останешься навсегда». Из дверей многочисленных кабаков доносился визгливый женский хохот.
Таков был весь Доусон – всего лишь временная стоянка людей, идущих за золотом… или смертью. Как только и желтый металл закончится, люди бросят всё… Останутся лишь разваливающиеся бревенчатые хижины и ржавые консервные банки.
Проталкиваясь сквозь толпу, купеческая дочь шла к гостинице «Астория», на стене которой были приколоты письма. Такой первобытный способ почтовой связи был тут обычным делом. Чтобы отправить письмо, нужно было занимать очередь за день, а то и за два.
Маша быстро просматривала приколотые к стене письма, которые представляли собой довольно жалкое зрелище. Многие из них были знакомы ей, они висели здесь уже давно, возможно, несколько недель. Чернила на них расползлись от сырости, так что разобрать адрес было довольно трудно. Она заметила два новых письма, и ее сердце учащенно забилось от волнения. Но оба письма были адресованы неким мистерам Доу и Джонсу, а вовсе не ей. Она прикусила губу от досады и, расстроенная, направилась домой. Может быть, Джилли права, и еще слишком рано ждать известий от Дмитрия. Она считает, что нужно набраться терпения и ждать, а не бегать каждую секунду на почту. Николай перед уходом тоже напомнил ей, что почта здесь – вещь ненадежная. В Доусоне на тысячи людей только одна маленькая почтовая контора, которая постоянно перегружена.
Мария вспомнила, как прощалась с Устюжаниным две недели назад.
– Есть один человек, который отправляется в сторону участка Дмитрия. Я передал с ним письмо, так что через день-два твой жених его получит. Советую тебе оставаться в Доусоне и подождать, пока он сам приедет. А там уж как вы решите: сыграть ли свадьбу, перебраться ли на его участок или взять билет на пароход. В любом случае пока тебе лучше остаться здесь. Миссис Онли производит впечатление порядочной женщины, а значит, сможет позаботиться о тебе.
– Николай…
Она бросилась ему на шею. Джилли была занята в дальней комнате стиркой и не могла их видеть. Он отвел ее руки и внимательно посмотрел в глаза:
– Мария, ради бога, перестань! А то я могу подумать, что ты вовсе не хочешь выходить замуж на этого своего Дмитрия. Ведь ты за этим приехала сюда, не так ли? Чтобы стать женой, как ты утверждаешь, любимого человека?
Воронова видела, что губы Николая искривились в язвительной усмешке. Она отодвинулась от него и отвернулась. Снова раздался его спокойный голос:
– Через несколько дней твой жених приедет за тобой. Миссис Онли гостеприимная женщина, тебе будет хорошо в ее доме. К тому же ты заплатила ей довольно, чтобы быть уверенной в том, что она окружит тебя заботой и вниманием. Я напишу тебе на имя миссис Онли, когда устроюсь. Если она куда-нибудь переедет, то на адрес здешней лавочки Канадской меховой компании.
Мария была в отчаянии.
– Куда ты едешь? Что собираешься делать?
– То же, что и раньше… Проводникам хорошо платят… На Юконе застряли баржи с продовольствием – на пятьсот с лишним миль далее к северу. Хозяева обещают по десять центов за вывезенный фунт. Ну да не важно. До свидания, Мария. Или прощай, уж как получится. Надеюсь, что ты будешь счастлива. Я даже уверен в этом.
С этими словами он развернулся и пошел вниз по улице своим обычным легким шагом.
– Николай! Подожди…
Маша подобрала юбку и побежала за ним. Но блондин не остановился и даже не обернулся на крики. Он запрыгнул в телегу, нагруженную вещами, и уехал. Девушка смахнула со щеки непрошеную слезинку. Нет, она не будет плакать!
Теперь, много дней спустя, когда Мария вспомнила об их расставании, ее глаза снова предательски повлажнели.
Час спустя, расстроенная и уставшая, она вернулась к дверям дома Джилли. По дороге купила несколько яблок в лавке Криса Рондера для девочки. Те оказалось такими дорогими, что не могло быть и речи о том, чтобы купить еще для Джилли или для себя. Одна радость – старина Рондер, расщедрившись, в придачу к покупке угостил её мелкой маслиной, выловленной из пустой уже жестянки…
Цены тут вообще были, что называется, не дай боже! Но, слава Всевышнему, ничего похожего на зиму прошлого года, когда мука в Доусоне дошла до двух долларов за фунт, но и за эту цену ее нельзя было достать. Стихийные комитеты бдительности тогда конфисковали продовольствие и посадили все население на жесткий паек. И золотые магнаты, не знавшие счета деньгам, довольствовались несколькими сухарями и жидким супчиком, ибо того, кто утаивал хотя бы полмешка бобов или банку консервов, могли линчевать или пристрелить, как собаку.
Где и как искать Дмитрия, она по-прежнему совершенно не представляла.
Но отчаяния не было.
…Когда Мария была маленькой, отец как-то повел её на кукольное представление с Петрушкой: причем представление давали не обычные уличные артисты, а какой-то знаменитый кукольник. С первых же мгновений, когда Петрушка появился над ширмой, Маша была покорена и восхищена. Этот человечек в красном колпаке, у которого был огромный нос, а сам он был необычайно подвижной и юркий, заставлял её тихо ойкать от восторга. Ручки у него крохотные, но он ими очень выразительно жестикулировал, свои же тоненькие ножки он ловко перекинул через борт ширмы. За короткое представление Петрушка побеждал Доктора, Попа, Полицейского, Черта и даже саму старуху Смерть.
Девочка смеялась в течение всего представления. И когда Городовой говорил Петрушке: «У тебя и пашпорта-то нет!», на что Петрушка гордо отвечал: «Есть! По пашпорту я Пётр Иванович Уксусов!» и с дубиной гнался за улепетывавшими со всех ног Приставом и Лавочником. Что и говорить, Петрушка был очень потешным: то верхом на коне, то колошматящий палкой доктора-басурмана, то кланяющийся почтенной публике. Как его ни били, ни издевались над ним, он всегда поднимался на ноги, иногда медленно, с трудом, но в конечном итоге маленькая яркая фигурка всегда выпрямлялась, торжествуя победу.
И вот теперь, когда ее преследовали несчастья, она вспоминала о Петрушке и мужественно пыталась улыбнуться.
Она устала ждать. Джилли утешала ее, как могла, и призывала набраться терпения. Но проходили недели, а от Дмитрия не было ни слуху ни духу.
Ей представился случай передать ему письмо через одного старателя. С грустью пересчитав тающие денежные запасы, заплатила пять долларов, чтобы он вручил его Дмитрию лично в руки. Двое из клиентов Джилли недавно вернулись с приисков и рассказали, что видели Дмитрия на его участке живым и невредимым. Вестей же от него по-прежнему не было.
Смешение страха и унижения порождает злобу. Мария решила сама поехать к нему, но Джилли удержала ее:
– Не делай этого ни в коем случае, Мэри. Во-первых, ехать одной опасно. Кроме того, вам все равно придется возвращаться в город, чтобы искать священника. Так что лучше жди его здесь. Я же говорила, эти мужчины становятся полоумными, если находят золотую жилу. Они перестают есть, спать и интересоваться женщинами. Мой покойник-то, Келли, тоже был таким. Когда он выгребал из земли по пятьдесят баксов в день, его не интересовало, жива я или нет. Он даже виски перестал пить, хотя сильно закладывал в Миннесоте… Твой-то жених не сильно любит виски? – озабоченно осведомилась Джилли.
– Он и водки-то не пьет, – бросила Маша в пространство.
– Тогда тебе повезло, – кивнула Джилли.
Воронова промолчала в ответ. Беспокойство переполняло её. Неужели Дмитрий тоже заразился этой проклятой болезнью и находится в плену у «желтого дьявола»? Или… он не едет к ней по другой причине? Как говорил Николай, тут можно купить индианку за ящик виски или пару ружей! Почему бы Дмитрию… Нет, такого не может быть! Или все же…
Мария ворочалась под одеялом, не в силах отогнать от себя дурные предчувствия. Она как будто слышала голос Дмитрия: «Я не собираюсь всю жизнь быть бедным, Машенька!» И другой – голос Николая: «Похоже, твой ненаглядный Дмитрий не торопится вернуться к тебе».
– Мэри! Ты не спишь?
Голос Джилли прорвался сквозь поток беспорядочных мыслей.
– Нет, не сплю.
Она села на кровати. Джилли вошла в комнату в ночной рубашке и с тазом в руках. Вдова выглядела очень уставшей.
– Мэри, с Робертой совсем плохо…
Девушка позабыла о своей собственной печали, когда услышала о болезни девочки.
– У нее сильный жар, и выглядит она ужасно. Я хотела попросить тебя сходить за доктором. Мне очень неловко будить тебя, но думаю, что до утра ждать нельзя.
– Хорошо.
Поднялась и стала натягивать на себя первое, что подвернулось под руку. За то время, что жила в доме Джилли, она очень подружилась с ее дочкой, полюбила веселое щебетание и шумную непоседливость девочки. Сейчас молила Бога, чтобы Он дал ей такое же прелестное дитя, как Роберта. И надо же было случиться такой беде!
– Как выйдешь из дома, сверни направо. В начале Франч-стрит живет доктор Боурк. У него большой дом по левой стороне, так что не ошибешься. Господи, только бы он не был занят и согласился прийти!
– Доктор Боурк, Франч-стрит, большой дом слева.
– Да, все правильно. Надень накомарник и будь осторожна, пожалуйста. На улице все вверх дном. Как мне не хочется отпускать тебя одну! Но я не могу оставить Роберту.
Воронова шла так быстро, что в боку закололо и пришлось на минуту остановиться, чтобы отдышаться.
Она быстро нашла дом доктора. Прямо напротив входа расположилась компания карточных игроков. Один из них, не вполне трезвый немолодой человек, на её вопросы сообщил:
– Он ушел два часа назад. Какой-то идиот налакался хмельного и сел на горящую печку, ну и, понятно, поджарил себе задницу немного. Извините за грубость, мэм.
– Да, но мне срочно надо… Заболела маленькая девочка, её нужно спасать… Скажите, пожалуйста, нет ли в городе другого врача? Мне обязательно нужно кого-нибудь найти. Девочке всего год, она только начала жить…
– Тогда вам нужно в Католический госпиталь, – посоветовал удрученный игрок. – Он, правда, переполнен так, что если хочешь туда попасть, жди, пока кто-нибудь умрет и освободит койку. Но врачи там должны быть, так что идите лучше туда. – Он отложил карты и улыбнулся. – И удачи вам.
– Спасибо.
…В приемном покое к ней вышел юный священник, представившийся как отец Джордж, заведующий больницей, и известил, что все врачи на вызовах.
– Сами понимаете, это не город, а вертеп! Одних порезанных собутыльниками четырнадцать! Доктор Гаррет и доктор Симпсон совсем сбились с ног. Если так дальше пойдет, нам некуда будет девать больных. Кроме того, в городе, кажется, начинается тиф…
– Но, поймите, малышка очень больна! Не может быть, чтобы не нашлось ни одного врача во всем Доусоне!
– Знаете что… Есть тут один, он совсем недавно приехал в город. Я слышал, что он повредил ногу, когда его лодка перевернулась где-то на Юконе. Ему пришлось оставить надежду стать золотоискателем. Он живет, – заглянул в разбухшую записную книжку, – в доме Эдварда Ли – третий переулок отсюда. Кажется, его зовут Гирсон, доктор Гирсон.
– Я его знаю! – просияла Мария.
Она с трудом разыскала место обитания Джека Гирсона – здоровенный бревенчатый барак с недостроенным вторым этажом, строитель которого, квакер Эдвард Ли, был съеден медведем два года назад.
После короткого приветствия Гирсон собрался, и они отправились к Джилли. По дороге доктор рассказал ей, что действительно перевернулся на перекате Белая Лошадь. Доктор, казалось, смирился с постигшим его несчастьем и говорил об этом легко и даже с юмором, поминутно отбрасывая наверх светло-каштановую прядь, падающую на глаза.
Он едва взглянул на больную девочку и тотчас резко повернулся к Джилли.
– Сколько ни говори этим идиотам, они ничего не хотят знать, – процедил он. – Строят сортиры, где им заблагорассудится, вот вам и рассадник заразы.
Джилли совсем расстроилась, на ее щеках выступили красные пятна.
– Доктор, неужели это я виновата в том, что Роберта заболела? Я не знала… Я бы никогда… Если бы я только знала…
Голос доктора сразу смягчился, он улыбнулся и мягко взял вдову за плечо.
– Ну конечно, вы не виноваты. Будем надеяться, все обойдется. Только запомните на будущее, что воду надо кипятить, ладно?
Он осмотрел девочку, потом потянулся к своему потрепанному и поцарапанному саквояжу и достал из него флакон с белой жидкостью.
– Мне нужно немного кипяченой воды. Сейчас мы дадим ей вот это, и жар спадет. Я думаю, что это не тиф, а дизентерия или иная кишечная хворь. Ее организм сильно изнурен поносом, но я уверен, нам удастся ее вылечить.
Джилли облегченно вздохнула:
– Слава Богу!
– Рано благодарить Бога. У нас впереди длинная, тяжелая ночь.
Его огрубевшие большие руки на удивление умело и ловко справлялись с пеленками. Заметив недоуменный взгляд хозяйки, он грустно пояснил:
– У меня у самого была дочка. Она умерла в младенчестве. Это случилось прежде, чем от меня ушла жена. Да, вы, может, и удивитесь, но когда-то у меня была жена. Но потом оказалось, что она предпочитает иметь мужа, у которого побольше денег, чем у неудачливого медикуса.
Джилли смутилась и пробормотала слова извинения.
– Извиняться не за что. Что прошло, то прошло. Кстати, Мэри, я вчера видел вашу подругу здесь, в Доусоне.
– Кого?
– Ну, вашу подругу. Девушку со сломанной ногой. Китти, так, кажется, ее зовут?
От неожиданности у Марии перехватило дыхание, и она медленно опустилась на стул, стоявший подле кроватки Роберты.
– Вы сказали – Китти?
Он кивнул.
– Но она не может быть в Доусоне! Она уехала домой!
– Выходит, никуда она не уехала. Она здесь.
Мужчина печально посмотрел на свое колено.
– Так что теперь мы под стать друг другу с моей пациенткой.
Китти в Доусоне! Воронова не могла поверить своим ушам.
– Но почему она здесь? Я ничего не понимаю!
– Я тоже. Но факт остается фактом.
Что-то в голосе доктора подсказало Маше, что он не хочет больше говорить на эту тему.
– Вскипятите, пожалуйста, еще воды. Процедите ее через марлю и охладите.
Медленно тянулось время. Джилли не выдержала, рухнула на соседнюю кровать и провалилась в тяжелый, беспокойный сон. Глаза Марии слипались. Доктор ласково взглянул на нее и сказал:
– Вам лучше тоже пойти и лечь спать.
– Нет, я не хочу.
– Вы очень устали. Идите, идите, я справлюсь без вас. Бог свидетель, мне не привыкать.
К утру у Роберты совсем пропал жар. Она выпила две чашки воды и, ко всеобщей радости, съела кусочек пирога. Джилли не помнила себя от счастья. Она пихала в руку доктора деньги, от которых тот отказывался, плакала и без остановки повторяла:
– Что бы мы без вас делали! Вы спасли ее, доктор Гирсон! Это чудо, настоящее чудо!
Доктор чувствовал себя неловко и смущенно произнес:
– Ну, какое же это чудо? Малыши вообще по природе жизнестойки, надо лишь помочь организму. Ваша дочка не исключение. Бьюсь об заклад, что не пройдет и дня, как она снова начнет бегать и озорничать. Единственное, о чем я вас прошу, – не забывайте кипятить воду, чаще мойте руки… Вы же знаете, что по городу гуляет тиф, а вам, женщинам, сам Бог велел быть чистоплотными и аккуратными. Надеюсь, что мы еще увидимся, и при более благоприятных обстоятельствах, Бог даст.
С этими словами он, прихрамывая, покинул их.
Остаток дня Мария и Джилли провели, дежуря попеременно у кроватки Роберты и давая друг другу возможность немного вздремнуть. Ранним вечером, когда Воронова проснулась, чтобы сменить Джилли, она увидела, что та перестирала все пеленки и развесила их у печки, чтобы быстрее высохли. Улыбаясь, вдовушка сообщила ей, что намерена пойти и купить шампанского. Через полчаса она вернулась с бутылкой и весело заявила:
– Наверное, это очень глупо и неприлично, когда две порядочные женщины собираются выпить такое количество вина. Но у нас есть повод для праздника. Роберта – это все, что у меня есть в жизни, Мэри, ведь мне за тридцать, и ты видишь, я далеко не красавица… У меня, наверное, больше не будет мужа, а значит, и детей. Роберта – это вся моя жизнь. Она поправляется! Это чудесно, Мэри! И это надо отметить. Ты ведь выпьешь со мной за ее здоровье?
Джилли рассматривала этикетку на бутылке:
– Я не знала, какое купить. Мне посоветовали это. Будем надеяться, что хорошее.
Маша горячо откликнулась на ее слова.
– Конечно, я выпью с тобой! Но, Джилли, ты совсем не знаешь себя, если так говоришь! Ты очень красивая и добрая! Любой мужчина будет счастлив назвать тебя своей женой!
– Сомневаюсь.
Тем не менее лицо Джилли просветлело, она воодушевилась еще больше и стала собирать на стол.
– Знаешь, Мэри, я никогда не открывала шампанское. А ты? Ты ведь, говорят, настоящая графиня, в смысле княгиня…
– Да что ты такое говоришь?! – непонимающе уставилась на неё Маша.
– Ну не хочешь, не рассказывай! Ладно, вряд ли у меня хорошо получится, но я постараюсь. Нельзя же сидеть сложа руки в такой счастливый день.
Роберта сладко посапывала во сне, а Мария и Джилли тем временем ковыряли ножом бутылочную пробку. Наконец, она поддалась, причем изрядная часть содержимого расплескалась по комнате. Дамы рассмеялись и допили остатки шампанского.
Мария никогда раньше не видела Джилли такой жизнерадостной и беспечной. Веселье кипело в ней и выплескивалось наружу, как игристое вино из бутылки.
Допивая очередную кружку шампанского, Воронова почувствовала, что уже сильно пьяна. Комната кружилась у нее перед глазами. Она совершенно расслабилась, ее голова отяжелела, мысли смешались. И впервые с тех пор, как оказалась в Доусоне, она чувствовала прилив радости. Наверняка ее ожидание вот-вот закончится. Дмитрий скоро пришлет письмо или приедет сам, может, даже завтра. Скоро она будет вместе с возлюбленным…
Но тут Мария вспомнила о Николае, вспомнила его ласковые руки и неумолимо удаляющийся силуэт…
– Джилли, а скажи-ка мне, ты хорошо знаешь Николая? – вдруг спросила она, возвращаясь к реальности. – Ну, Ника, – перехватила она чуть недоумевающий взгляд. – Кто он тебе?
– А, ты про Ника Рашенза спрашиваешь? – Джилли вдруг многозначительно улыбнулась. – Никак ревнуешь, подруга! Если так, то зря. Он просто хороший человек и, можно сказать, крестный отец моей доченьки – вот так.
И, не дожидаясь вопросов, пояснила:
– Он спас моего муженька, когда тот провалился под лед на гребаном Юконе, и доставил ко мне живого и почти здорового. А через годик у нас родилась Берти… Да вот недолго он порадовался, Келли мой, от судьбы, видать, не уйдешь. Выпьем, Мэри, за наших мужчин! Какие бы ни были, они наши и даны нам Господом! И тут ничего не поделаешь!
Мария решительно опустошила кружку. Она как бы со стороны слышала, что уже давно о чем-то говорит с Джилли, но смысла произносимых слов не понимала. Потом они убрали со стола, выпили по последнему глотку шампанского и отправились спать.
Ей снился Николай.
Они были вдвоем в палатке, их обнаженные тела слились в одно целое.
«Мария… Машенька…»
Она вжалась в его сильное тело, нежность его рук и ласковый шепот успокаивали ее, приводили в состояние блаженного забвения времени, пространства, самой себя…
Джилли не советовала ей впадать в отчаяние, и Маша решила последовать её совету. Чтобы развеяться, взялась помогать Джилли со стиркой. Покрутив рукоять валков для отжима белья и потаскав ведра с водой и груды мокрого барахла, она прониклась уважением к вдовушке, которая делает такую работу изо дня в день, сохраняя бодрость и веселое расположение духа.
Мария извинилась, что не может помочь больше ничем, и со вздохом сунула ей несколько купюр из показавших дно денежных запасов.
– Да не волнуйся ты, Мэри! – всплеснула руками хозяйка. – Ты сможешь жить у меня сколько хочешь и без всяких денег. Не нужны они мне, и потом, я в таком долгу перед тобой, что мне никогда его не выплатить, сколько ни старайся. Если бы не ты, Роберта бы погибла.
Сказав это, Джилли развернулась и ушла, оставив Машу наедине с ее тягостными раздумьями. Она вдруг осознала, что все это время зависела от денег, они служили ей заслоном от всех напастей, надежной защитой, как и говорили ей в свое время отец и тетка Христина. Теперь Мария временами чувствовала себя по-детски беспомощной и растерянной. Как-то вначале в ответ на какую-то жалобу на скудость быта Джилли в сердцах назвала ее капризной девчонкой, испорченной роскошью и не понимающей, чего она хочет. Теперь россиянка подумала, что, возможно, до некоторой степени хозяйка была права. На самом деле она уже устала из последних сил цепляться за любую, самую крохотную, надежду скоро увидеть Дмитрия. Она не находила себе места от отчаяния. Ведь он не может не приехать. Он должен!
В очередной раз возвращаясь домой с почты, она увидела новую, незнакомую вывеску на доме, в котором раньше была лавка поношенной одежды. Вывеска была красочная, вся в изящных завитушках, и явно принадлежала кисти профессионального художника: «Салон “Лондонский свет”. Прически для дам». Мария остановилась.
Пока она рассматривала вывеску, из дверей салона вышли две модно одетые женщины, за ними шлейфом тянулся сильный аромат духов.
– Что-то не пойму насчет хозяйки этого салона. Говорят, англичанка, а выговор прямо миссурийский!
Та, что помоложе, надула свои полненькие губки и ответила:
– Так она ж и не англичанка… Какая-то ирландка… Брайтберри – ирландская фамилия.
– Вы сказали – Брайтберри? – остановила женщин Мария. – Не Китти, случайно?
– Угу, Китти… Ну точно! А вы, мисс, её знаете?
Так, значит, Гирсон не ошибся, Китти в Доусоне!
– Так вы что, знаете ее? – между тем переспросила женщина.
– Да, знала… – рассеянно кивнула Маша.
– У нее скверный характер. Одной пытавшейся браниться клиентке дала по физиономии. Но с волосами она умеет обращаться.
Мария была поражена. Она пробормотала что-то бессвязное и направилась к дверям салона. Салон помещался в небольшой комнате с железной печкой, кроватью и длинным столом со стульями. На столе были аккуратно разложены расчески, щетки, флакончики, щипцы для завивки волос, бусы, ожерелья из черного янтаря, стразовые гребни и заколки.
В комнате находилась еще одна женщина, чья стройная фигура была затянута в разноцветную парчу, а каштановые волосы уложены в пышную прическу с множеством кудряшек и накладным шиньоном, в который были воткнуты розы из китайского шелка.
– Нет, я не хочу, чтобы было так уложено, – сварливо бормотала она. – Я хочу, чтобы было много кудряшек и все торчало вверх, как бизе на торте. Ты понимаешь? Я хочу шикарно выглядеть, черт побери! Я хочу быть похожей на Кейт Митчелл! Ты же сделала ее красивой, я тоже хочу! Я возьму вот этот черный янтарь и гребень с блестками. Сколько это стоит? А впрочем, не важно, я все равно куплю. У меня хватает золотого песка.
– Хорошо. Гребень и ожерелье стоят по десять долларов.
– Десять баков! Поработала бы ты за них, как я!
Воронова не поняла этого возмущенного возгласа, она подошла ближе и почти прошептала:
– Китти! Неужели это ты?
Девушка обернулась и от неожиданности выронила расческу. Мария увидела знакомое смуглое лицо, открытый от изумления рот, блестящие изумрудные глаза, в глубине которых залегла тоска.
– Мэри! Черт меня возьми, если это не лучшая в мире русская девчонка Мэри Воронофф! – возопила она.
Очи Китти мгновенно увлажнились. Скандальная особа уставилась на русскую и закричала:
– Что здесь происходит? Я пришла первая! Придется тебе, милочка, подождать своей очереди!
Мария не обратила на нее внимания.
– Китти, ты ведь должна была вернуться в Штаты!
– Как видишь, я этого не сделала.
Тут в их разговор снова вмешался визгливый голос клиентки:
– Послушай, Китти, или как тебя там! Не знаю, может, в своем Лондоне ты и была мастерица, но ты должна сначала обслужить меня, а потом ее, иначе я не заплачу тебе ни цента. Слышишь ты, английская потаскуха? У меня нет времени сидеть здесь и ждать, пока вы будете чесать языками. Я работала всю ночь и хочу спать.
Китти умоляюще посмотрела на Машу. Та кивнула, поворачиваясь.
– Хорошо, хорошо, мисс. Выбирайте ожерелье.
– Я возьму это. Нет, лучше вот это…