Смертельно опасны Антология

Пока безутешная Рейенира сидела в своих покоях, ее советники пришли к заключению, что Королевская Гавань для них потеряна. Королева неохотно согласилась покинуть город на рассвете следующего дня. Бунтовщики, захватив Грязные ворота, сожгли или потопили все корабли на реке, поэтому Рейенира с небольшим отрядом выехала через Драконьи, чтобы пробраться по берегу в Синий Дол. Сопровождали ее братья Мандерли, четверо выживших королевских гвардейцев, двадцать золотых плащей под началом сира Бейлона Берча, четыре фрейлины и сын Эйегон.

Вернемся теперь в Тамблетон. Услышав о беспорядках в Королевской Гавани, молодые лорды сир Джон Рокстон, сир Роджер Корн и Анвин Пек хотели тотчас же идти на столицу, но сир Хоберт Хайтауэр советовал подождать, а Два Предателя отказывались воевать, пока их требования не будут удовлетворены. Ульф Белый, как уже говорилось, желал получить Хайгарден со всеми его землями и доходами, Хью Молот замахнулся не меньше как на корону.

В разгар этих споров пришла весть о гибели Эйемонда Таргариена над Божьим Оком. О короле Эйегоне слуху не было со времен падения Королевской Гавани, и многие боялись, что Рейенира втайне, чтобы не прослыть братоубийцей, предала его смерти. Со смертью его брата Эйемонда зеленые остались и без короля, и без вожака. Следующим наследником трона был Дейерон. Лорд Пек предлагал незамедлительно объявить его принцем Драконьего Камня, а другие, убежденные в гибели короля, хотели сразу короновать.

Двух Предателей, однако, такой король не устраивал. «Возглавить нас должен сильный мужчина, а не мальчишка, – заявлял Хью Молот. – Трон должен принадлежать мне». На вопрос Удалого Джона Рокстона, по какому-де праву он намерен стать королем, Хью отвечал: «По праву владыки дракона». После гибели Вхагара самым старым и крупным драконом в Вестеросе и вправду стал Вермитор. Он был втрое больше Тессариона, и всякий, кто видел их рядом, понимал, который дракон сильнее.

Человеку столь низкого рода, как Молот, не подобало бы претендовать на престол, но некоторая доля крови Таргариенов в нем, несомненно, была. Кроме того, он показал себя храбрым в бою и щедрым к своим сторонникам; вожак, обладающий такими свойствами, притягивает к себе последователей, как мертвое тело мух. Последователи эти, конечно, являли собой сущий сброд: наемники, рыцари-разбойники и прочие подонки без роду и племени, пуще всего на свете любившие войну, грабеж и насилие.

Настоящих лордов и рыцарей наглые притязания Хью возмущали, а принц Дейерон как-то выплеснул ему в лицо чашу вина. Ульф посетовал на то, что доброе вино пропало впустую, Молот же сказал: «Видно, твой отец не вбил в тебя уважение к старшим, мальчишка, – гляди, как бы я сам не взялся за твое воспитание». Два Предателя ушли с пира вместе и стали обдумывать коронацию Хью. Назавтра он, к ярости принца Дейерона и других родовитых воинов, появился на людях в короне из черного чугуна.

Сир Роджер Корн зашел так далеко, что сбил ее с головы Молота, сказав: «Королей делают не короны. Увенчай себя подковой, кузнец». Очень скоро ему пришлось раскаяться в своем неразумии: люди Молота повалили его, а сам бывший кузнец прибил к голове рыцаря не одну подкову, а целых три. Когда друзья вступились за Корна, в ход пошли мечи и кинжалы; трое человек были убиты и с дюжину ранены.

Этого сторонники Дейерона потерпеть уже не могли. Лорд Анвин Пек вынудил вечно колебавшегося Хоберта Хайтауэра созвать еще одиннадцать лордов и рыцарей на тайный совет. Собравшись в погребе гостиницы «Водяной орех», они стали думать, как дать укорот двум безродным драконьим наездникам. Избавиться от беспробудно пьяного и плохо владевшего оружием Ульфа было нетрудно, но Молота постоянно сопровождала свита его приверженцев. Мало будет пользы, если Ульф умрет, а Молот останется жив, заметил лорд Пек; Хью надлежит убить первым.

«Убить можно всякого, – возражал сир Хоберт, – но как быть с драконами?» В Королевской Гавани бунт, сказал на это сир Тайлер Норкросс; трон и с одним Тессарионом можно вернуть. С Вермитором и Среброкрылым будет надежнее, полагал лорд Пек. Марк Амброз предлагал сначала взять город, а с Ульфом и Молотом разделаться после. Рикард Родден считал такой путь бесчестным: «Нельзя убивать тех, кто проливал за нас кровь». – «Прикончим ублюдков прямо сейчас, – решил Удалой Джон Рокстон, – а храбрейшие из нас укротят их драконов». Никто из собравшихся в погребе не сомневался, что под «храбрейшими» Рокстон подразумевает себя самого.

Принц Дейерон на тайном сборище не присутствовал, но водяные орехи, как стали называть себя заговорщики, не хотели действовать без его ведома и согласия. Оуэна Фоссовея, лорда Яблочного, послали разбудить принца и привести его в погреб. Когда это было сделано, принц, прежде известный своим добросердечием, не колеблясь утвердил казнь Ульфа Белого и Хью Молота.

Заговорщикам не мешало бы также и помолиться: боги, как известно, смеются над замыслами людей. Две ночи спустя, как раз когда орехи хотели нанести свой удар, Тамблетон пробудился от шума и криков. За стенами города пылали костры, с севера и запада надвигались рыцарские колонны, в небе кружил дракон.

Так началась Вторая Тамблетонская битва. Дракон был Морским Чудом, и управлял им сир Аддам Веларион, решившийся доказать, что не все бастарды предатели. Наилучшим способом сделать это было отвоевать Тамблетон у Двух Предателей, чья измена запятнала его самого. В песнях говорится, что сир Аддам, прилетев из Королевской Гавани к Божьему Оку, остановился на священном Острове Ликов и спросил совета у зеленых людей, но историк может лишь утверждать, что он, перелетая от одного преданного королеве лорда к другому, собрал немалое войско.

На землях Трезубца произошло уже много сражений, и редкий замок или деревня не расплатились за Пляску Драконов кровью, но Аддам был красноречив и настойчив, а о тамблетонских ужасах речные лорды знали и без него. На Тамблетон сир Аддам выступил с четырехтысячной ратью.

Войско Хайтауэра было больше, но долгое его пребывание на одном месте способствовало болезням и ослаблению дисциплины. Лорда Ормунда больше не было, другие лорды не могли договориться между собой и за спорами позабыли о настоящем враге: ночная атака сира Аддама стала для них громом среди ясного неба. Его люди рубили врагов прямо в лагере, пока те вылезали из палаток, седлали коней, надевали доспехи и пристегивали мечи.

Морское Чудо, снижаясь раз за разом над вражеским станом, поджег около ста палаток, среди коих были великолепные шелковые шатры сира Хобарта, лорда Пека и самого принца Дейерона. В самом городе теперь занялось и то, что уцелело при первом пожаре.

Дейерон в это время спал у себя в шатре, Ульф Белый валялся пьяный в городской гостинице «Гулящий барсук», которую занимал целиком, Хью Молот тоже был в Тамблетоне и предавался утехам с вдовой рыцаря, убитого в первой битве. Три их дракона содержались в поле за стенами города.

Ульфа так и не удалось разбудить – он свалился под стол и проспал все сражение, – но полуодетый Хью мигом спустился во двор, требуя коня, доспехи и молот. Морское Чудо тем часом поджег конюшню, а к Хью приблизился Удалой Джон Рокстон. «Соболезную вам, лорд Молот», – сказал он. «С чего это?» – нахмурился Хью. «С того, что вы погибли в бою». С этими словами Рокстон обнажил свой меч Сиротская Доля и распорол предателя от паха до горла.

Тут набежали люди Молота, и Рокстон даже с валирийским мечом не смог один отбиться от десяти. Он убил троих и сам был убит. Говорят, что он поскользнулся на внутренностях Хью Молота, но это было бы уж слишком жестокой насмешкой судьбы.

О гибели принца Дейерона сохранились три противоречивых свидетельства. Большинство полагает, что принцу, выскочившему из шатра в горящей ночной рубашке, размозжил лицо булавой мирийский наемник Черный Тромбо; сам Тромбо по крайней мере рассказывал это всем встречным и поперечным. Другие думают, что принца убили мечом, а не булавой, и сделал это не Тромбо, а безымянный латник, не смекнувший даже, кого он убил. Третьи полагают, что отважный юноша сгорел в своем шатре, не успев выбраться.

Аддам Веларион, следивший сверху за ходом битвы, не мог знать, что двое из трех вражеских драконьих хозяев погибли, но драконов, разумеется, видел. Их держали за городскими стенами без привязи, чтобы они могли вылетать на охоту. Среброкрылый и Вермитор спали, свившись в один клубок, к югу от Тамблетона, Тессарион жил в западном лагере, ярдах в ста от шатра Дейерона.

Все три огненных змея пришли в возбуждение, когда вокруг них закипела битва. Один арбалетчик, говорят, пустил стрелу в Среброкрылого, а конные рыцари, напавшие на полусонного Вермитора с пиками, мечами и топорами, поплатились жизнью за свое неразумие. Тессарион, крича и выдыхая огонь, взлетел первым, и сир Аддам повернул Морское Чудо навстречу ему.

Чешуя дракона, прикрывающая его уязвимую плоть, большей частью огнеупорна. С годами она становится все толще, а пламя все жарче: детеныш разве что солому способен поджечь, в то время как Балерион и Вхагар плавили сталь и камень. Поэтому драконы, сходясь в поединке, пользуются зачастую другим оружием: их когти остры как бритва, челюсти могут сокрушить стальной панцирь, удар хвоста разносит в щепки повозку, ломает спину боевому коню и подкидывает человека на пятьдесят футов в воздух.

Тессарион и Морское Чудо сражались иначе.

Войну между Эейгоном II и его сестрой Рейенирой называют Пляской Драконов, но лишь при Тамблетоне драконы плясали в полном смысле этого слова. Тессарион и Морское Чудо, оба молодые, двигались изящнее, чем их старшие родичи. Они бросались друг на друга и отступали в последний миг, парили как орлы, падали с неба как ястребы, кружили, ревели, изрыгали огонь. Тессарион, скрывшись за облаками, тут же вышел из них и опалил Чуду хвост языком синего пламени. Чудо, выписывая затейливые фигуры, оказывался то ниже, то позади противника. Люди следили с городских крыш, как они поднимаются все выше и выше; очевидцы-то и говорили потом, что их схватка больше напоминала танец, чем битву.

Вермитор, взмывший в небо, положил конец пляске.

Почти столетний бронзовый исполин, величиной с обоих молодых бойцов, вместе взятых, был изранен и разъярен. Без всадника он не отличал своих от чужих и жег всех, кто метал в него копья. Одного рыцаря, пытавшегося ускакать прочь, он выхватил из седла когтями. Лорды Пайпер и Деддингс, некстати поднявшиеся на взлобок, сгорели вместе с оруженосцами, слугами и присяжными рыцарями.

Миг спустя на Вермитора кинулся Морское Чудо, единственный из четырех драконов, которым управлял человек.

Сир Аддам вознамерился доказать свою верность, истребив Двух Предателей с драконами вместе. Один из этих драконов сейчас был как раз под ним и поливал огнем людей королевы; отважный рыцарь не мог не вступиться за них, хотя и понимал, что его Морское Чудо слишком молод для поединка с таким великаном, как Вермитор.

Это был уже не танец, а смертный бой. Чудо упал сверху на Вермитора, летевшего на высоте не более двадцати футов, и оба рухнули наземь. Люди в ужасе разбегались от дерущихся в грязи змеев. Они сцепились так, что вырваться не мог ни один. Бенжикот Блэквуд, сидевший на коне ярдах в пятидесяти от них, говорил после, что старый очень скоро порвал бы молодого на части, не вмешайся в схватку Тессарион.

Кому ведомо сердце дракона? Быть может, он хотел помочь кому-то из двух противников – но кому? Говорят, что связь между драконом и его хозяином так прочна, что любовь и ненависть всадника передаются дракону, но кто в этом случае был врагом, а кто другом, и способен ли бесхозный дракон отличать друзей от врагов?

Никто не ответит нам на эти вопросы. Известно лишь, что Морское Чудо пал первым: Вермитор сомкнул зубы у него на шее и оторвал ему голову. Так и держа в зубах свой трофей, бронзовый дракон попытался взлететь, но изорванные крылья не удержали его; он снова хлопнулся в грязь и умер. Тессарион трижды пытался взлететь и трижды падал. Он сильно мучился, и лорд Блэквуд, видя это, кликнул опытнейшего своего лучника Билли Крепыша. Тот занял позицию в ста ярдах, куда не доставал драконий огонь, и всадил три стрелы в глаз умирающему.

Сражение длилось весь день и затихло к вечеру. Речные лорды, потеряв меньше ста человек, убили больше тысячи врагов из Простора и Староместа, однако полной их победой Вторую Тамблетонскую битву считать нельзя, ибо город они не взяли. Тамблетонские стены не пострадали в огне; люди короля отошли за них и закрыли ворота, которые речное войско за неимением осадных машин и драконов взломать не могло. Тем не менее люди королевы учинили во вражеском лагере великий разгром, пожгли палатки, захватили чуть ли не весь обоз, увели три четверти лошадей, убили принца и способствовали гибели двух драконов.

Наутро после битвы в Тамблетоне увидели, что врага под стенами больше нет. Среди множества мертвых тел распростерлись и три дракона. В живых остался один Среброкрылый; всю битву он кружил высоко над полем и лишь в сумерках опустился рядом с убитыми родичами. Песня повествует о том, как он приподымал носом крылья мертвого Вермитора, будто взлететь ему помогал, но это скорее всего вымысел. Утром он летал туда-сюда, поедая опаленные огнем трупы людей, лошадей и волов.

Восемь из тринадцати «водяных орехов», считая Оуэна Фоссовея, Марка Амброза и Удалого Джона Рокстона, были мертвы. Рикард Родден, раненный стрелой в шею, умер на другой день. Четверо, считая Хоберта Хайтауэра и Анвина Пека, остались в живых. Хью Молот со своими мечтами о короне, правда, погиб, но жив был второй предатель: Ульф Белый, проспавшись, понял, что остался единственным владыкой дракона.

«Молот окочурился, и мальчишка ваш тоже, – сказал он будто бы лорду Пеку. – Один я у вас есть». На вопрос Пека, что он намерен делать, Ульф ответил: «Пойдем брать столицу, как тебе и хотелось. Тебе город, мне трон».

На другое утро к Ульфу пришел сир Хоберт Хайтауэр, чтобы обсудить план взятия Королевской Гавани. В «Барсук» по такому случаю доставили два винных бочонка, один с дорнийским красным, другой с борским золотым. Ульф-Бражник мог пить что угодно, но сладкие вина любил больше всего. Сир Хоберт, без сомнения, полагал, что сам он будет пить красное, а лорд Ульф – борское, но почтенный рыцарь так потел и заикался, что Ульф насторожился и приказал дорнийское вино унести.

Сир Хоберт в жизни свершил немногое, но умер достойно. Не выдав своих сообщников, он осушил чашу золотого вина и попросил еще. Ульф, видя это, выхлебал целых три чаши и начал зевать: яд, растворенный в вине, действовал мягко. Когда он уснул вечным сном, сир Хоберт попытался вызвать у себя рвоту, но опоздал; вскоре перестало биться и его сердце.

После этого лорд Анвин Пек посулил тысячу золотых драконов любому выходцу из благородного дома, который подчинит себе Среброкрылого. Одному из трех охотников дракон оторвал руку, другого спалил, третий пошел на попятный. Остатки большого войска принца Дейерона и лорда Ормунда таяли на глазах: дезертиры разбегались, унося на себе добычу. Пек, признав свое поражение, приказал отступать. Обвиненный в измене Аддам из Корабела, он же сир Аддам Веларион, спас Королевскую Гавань ценой собственной жизни.

Королева, спешно убегавшая из столицы, ничего об этом не знала. Замок Росби закрыл перед ней ворота, кастелян малолетнего лорда Стокворта дал ей приют всего лишь на одну ночь, половина золотых плащей по пути разбежалась. Как-то ночью лагерь беглецов подвергся нападению дезертиров; рыцари отразили атаку, но сир Бейлон Берч погиб от стрелы, а молодой королевский гвардеец сир Лионель Бентли умер на другой день от сильного удара по голове.

Дом Дарклинов из Синего Дола, поддерживавший Рейениру с самого начала, успел раскаяться в этом. Лишь заступничество сира Харролда Дарка убедило леди Мередит Дарклин впустить королеву в замок (Дарки приходились Дарклинам родичами, а сир Харролд служил раньше оруженосцем у покойного сира Стеффона). Хозяйка поставила, однако, условием, что Рейенира недолго пробудет здесь.

Отправив лорда Корлиса в темницу, королева лишилась своего флота, а золота с собой впопыхах не взяла. Изнуренная, отчаявшаяся, она ничего не ела и не спала по ночам. Последнего живого сына она не отпускала от себя ни на шаг: принц Эйегон был при ней денно и нощно, «как маленькая бледная тень».

Ей пришлось продать свою корону, чтобы нанять браавосский торговый корабль «Виоланду». Сир Харролд убеждал ее искать пристанища у леди Аррен в Долине, сир Медрик Мандерли уговаривал плыть с ним и его братом в Белую Гавань, но королева не согласилась. Она решила вернуться домой, на Драконий Камень. Там лежат драконьи яйца, говорила она; без драконов ее дело проиграно в любом случае.

Ветер принес «Виоланду» ближе к Дрифтмарку, чем было желательно королеве. Трижды они проходили на расстоянии оклика от боевых кораблей лорда Велариона, и Рейенира в это время не показывалась на палубе. С вечерним приливом судно вошло в гавань под Драконьей горой. Королева послала вперед воронов, и на берегу ее ждал эскорт. Она вышла на пристань с принцем Эйегоном, своими дамами и тремя королевскими рыцарями – всем, что осталось от ее свиты.

Шел дождь, и в порту не было ни души. Даже бордели с тавернами стояли пустые, но королева не обратила на это внимания. Сломленная телом и духом, она хотела лишь одного: вернуться в свой замок, где ей с сыном ничто не будет грозить. Могла ли она знать, что последняя и самая страшная измена ждет ее в родных стенах?

Эскортом из сорока человек командовал сир Альфред Брум, старейший из местных рыцарей. Он служил еще при Старом Короле и полагал, что после отбытия королевы на материк кастеляном оставят его, но по причине его угрюмого нрава Рейенира отдала этот пост более покладистому сиру Роберту Квинсу.

На вопрос Рейениры, отчего сир Роберт сам не встретил ее, Брум ответил, что она найдет «нашего толстого друга» в замке. Он не солгал: обгоревший до неузнаваемости труп Квинса висел над воротами рядом с телами стюарда, мастера над оружием и капитана гвардии. Лишь по толщине королева и узнала своего кастеляна.

Рейенира побледнела, глядя на них, но принц Эйегон спохватился первый. «Матушка, бежим!» – крикнул он, и тут люди сира Альфреда бросились на защитников королевы. Сиру Харролду Дарку размозжили голову топором, не успел он обнажить меч, сиру Адриану Редфорту нанесли удар копьем в спину. Один сир Лорет Лансдел сумел перед смертью уложить двух изменников. Принц Эйегон схватил меч убитого сира Харролда, но сир Альфред презрительно отвел клинок в сторону.

Мальчика, королеву и фрейлин ввели во двор замка, и они увидели перед собой умирающего дракона.

Чешуя Солнечного все так же сверкала золотом на черном камне двора, но видно было, что жить великолепнейшему из вестеросских драконов осталось недолго. Он лежал, свернувшись клубком; крыло, почти напрочь оторванное Мелейс, торчало косо, свежие шрамы на спине дымились и кровоточили. Когда он поднял голову, почуяв чужих, стали видны рваные раны на его шее. На брюхе вздулись рубцы, в пустой правой глазнице запеклась черная кровь.

Ты недоумеваешь, читатель? Рейенира также ничего не могла понять, но мы теперь знаем то, чего не знала она. Как только в небесах над Королевской Гаванью показались ее драконы, лорд Ларис Стронг вывел короля и его детей из города потайными ходами Мейегора Жестокого, известными ему одному.

Тот же лорд Ларис решил разделиться, чтобы беглецов не поймали всех разом. Сиру Рикарду Торне поручили доставить двухлетнего принца Мейелора к лорду Хайтауэру. Шестилетнюю принцессу Джейегеру отдали на попечение сира Вилиса Фелла, долженствовавшего отвезти ее в Штормовой Предел. Ни один из них не знал, куда направляется другой, и потому не мог выдать этого, попав в плен.

Самого короля, переодетого в просоленный рыбацкий плащ, спрятали под грузом трески на баркасе и отправили на Драконий Камень. Хозяином баркаса был рыцарь-бастард, имевший родню на острове. Колченогий рассудил, что Рейенира непременно объявит охоту на Эйегона, но лодка в море не оставляет следов, и едва ли кому придет в голову искать короля рядом с сестриным замком.

Пока Эйегон отлеживался в своем укрытии, глуша боль вином и скрывая ожоги под одеждой простолюдина, на Драконий Камень прилетел Солнечный. Никто не может сказать, что потянуло его туда: смутная память о дымной горе, где он вылупился, или чутье, подсказавшее ему, что хозяин там, за волнами. Кое-кто полагает даже, что Солнечный чувствовал, как отчаянно нуждается в нем Эйегон, но кому ведомо сердце дракона?

После того как лорд Валис Моутон согнал Солнечного с насиженного пепелища у Грачевника, след дракона потерялся на целых полгода. (Семейные предания Крэбов и Брюнов гласят, что он укрывался в сосновых борах и пещерах на Раздвоенном Когте.) Надорванное крыло срослось плохо: Солнечный больше не мог парить и долго держаться в воздухе, но каким-то образом перелетел Черноводный залив: это он дрался с Серым Призраком на глазах у команды «Нессарии». Сир Роберт Квинс объявил виновником Людоеда, но житель острова Том-Заика усердно поил моряков элем и мотал на ус все, что они говорили. В их рассказах не раз поминалась золотая чешуя второго бойца, в то время как Людоед был черен как уголь. Два Тома со своими «кузенами» (это не совсем верно: родней им приходился только сир Марстон, сын сестры Тома-Колтуна от лишившего ее невинности рыцаря) сели в лодку и отправились на поиски убийцы Серого Призрака.

Обожженный король и подраненный дракон вновь обрели друг друга. Каждый день на рассвете Эйегон выбирался из своего укрытия на восточном склоне Драконьей горы и поднимался в небо впервые после Грачевника, а два Тома и сир Марстон Уотерс между тем вербовали сторонников для взятия замка. Даже в исконных владениях Рейениры нашлось немало тех, кто ее недолюбливал. Одни оплакивали родных, погибших в Глотке и в других битвах, другие надеялись пограбить, третьи искренне думали, что сын идет прежде дочери, и стояли за Эйегона.

Рейенира увела лучших своих людей в Королевскую Гавань, полагая, что замку Драконий Камень под защитой флота и валирийских стен ничто не грозит. Его малочисленный гарнизон состоял из стариков, мальчишек, калек и тех, кого подозревали в неверности или трусости, а возглавлял их пожилой, раздобревший сир Роберт Квинс.

Все согласны с тем, что его верность королеве не поддавалась сомнению, но не все его подчиненные были столь же верны: многие таили обиды, действительные или воображаемые. Сир Альфред Брум, самый видный из них, не замедлил предать свою королеву за обещанные ему лордство, земли и золото. Он хорошо знал сильные и слабые стороны замка и гарнизона, знал, кого можно подкупить, а от кого лучше избавиться сразу.

Замок в итоге не продержался и часа. В час призраков люди Брума открыли калитку сиру Марстону Уотерсу, Тому-Заике и другим заговорщикам. Один отряд захватил оружейную, другой взял под стражу верных королеве латников и мастера над оружием, сир Марстон поднялся на вышку и помешал мейстеру Ханнимору выпустить воронов. Сам сир Альфред со своими приспешниками ворвался в покои кастеляна. Не успел Квинс подняться с постели, как Брум вогнал копье в его толстый живот с такой силой, что оно, проткнув перину и соломенный тюфяк, вошло в пол.

Неудача постигла заговорщиков лишь в одном. Когда Том-Заика со своей шайкой вломился в спальню леди Бейелы, девушка выбралась в окно и спустилась во двор. Люди короля уже поставили часовых у конюшни, где держали драконов, но Бейела знала все ходы и выходы в замке: прежде чем погоня настигла ее, она успела освободить и оседлать своего Лунного Танцора.

Когда торжествующий Эйегон стал снижаться над замком, навстречу ему поднялась дочь принца Дейемона Бейела Таргариен, столь же бесстрашная, как и ее отец.

Бледно-зеленый Танцор с жемчужным гребнем и рожками был, если не считать крыльев, не больше боевого коня, а весил и того меньше. Именно поэтому двигался он легко и проворно, в то время как Солнечный, много крупнее его, плохо владел крылом и получил свежие раны в бою с Серым Призраком.

Они схватились, освещая предрассветную тьму своим пламенем. Лунный Танцор, увернувшись от зубов и когтей Солнечного, зашел сверху, разодрал большому дракону спину и рванул больное крыло. Люди, наблюдавшие снизу, говорили, что Солнечный сразу дал крен, а Танцор дохнул на него огнем. Ответная вспышка, подобная солнцу, ослепила молодого дракона, но он уже налетел на противника, и оба начали падать. На пути вниз Танцор терзал шею Солнечного, а тот кромсал когтями его живот. Зеленый, весь в крови, отчаянно забил крыльями и хотел вырваться, но сумел лишь замедлить падение.

Зрители разбежались кто куда, и драконы, продолжая драться, упали на камень. На земле проворство уже не спасало Танцора от большого и тяжелого Солнечного. Золотой дракон вскоре загрыз врага, испустил победный вопль и попытался взлететь, но не смог.

Эйегон выпрыгнул из седла футах в двадцати над землей и переломал себе ноги. Леди Бейела не оставляла Танцора до конца; разбитая, обожженная, она все же отстегнула седельные цепи и отползла прочь, пока ее дракон бился в предсмертных корчах. Альфред Брум собрался добить ее, но Марстон Уотерс отнял у него меч, а Том-Заика отнес девушку к мейстеру.

Вотчина предков досталась королю дорогой ценой. Солнечный так больше и не поднялся в небо; он лежал во дворе и поедал сначала Танцора, потом баранов, которых ему приносили. Сам Эйегон мучился от боли до конца своих дней, но макового молока, к чести своей, больше не принимал. «На эту дорожку меня теперь не заманишь», – говорил он.

Вскоре, когда он лежал в лубках в чертоге Каменный Барабан, из Синего Дола прилетели первые вороны Рейениры. Узнав, что сестра возвращается в замок на «Виоланде», Эйегон приказал сиру Альфреду Бруму приготовить ей «достойный прием».

Нам все это известно, но королева, сходя с корабля в приготовленную братом ловушку, не ведала ничего.

Увидев распростертого на земле Солнечного, она засмеялась и спросила: «Кого же нам за это благодарить?»

«Здравствуй, сестра!» – позвал тут с балкона Эйегон, которого вынесли туда в кресле. Из-за сломанного в Грачевнике бедра он был весь перекошен, красивое прежде лицо от макового молока стало одутловатым, половину тела покрывали ожоги, но Рейенира сразу узнала его.

«Дорогой братец! Ято надеялась, что ты уже отошел к праотцам».

«Только после тебя, ты ведь старшая».

«Приятно слышать, что ты помнишь об этом. Теперь мы, видимо, твои пленники, но долго ты нас не удержишь. Верные мои лорды найдут меня».

«Разве что в семи преисподних», – ответил король. Рейениру оттащили от сына; одни говорят, что это сделал сир Альфред Брум, другие – что два Тома, Колтун-отец и Заика-сын. Сир Марстон Уотерс стоял тут же в белом плаще: Эйегон за доблесть назначил его королевским гвардейцем.

Ни он, ни другие рыцари не сказали ни слова против, когда король отдал сестру дракону. Солнечного, как говорят, не слишком соблазняло такое лакомство; лишь когда сир Альфред кольнул грудь королевы кинжалом, дракон обнюхал ее и поджарил, воспламенив заодно и плащ Брума. Рейенира возвела глаза к небу и выкрикнула проклятие, прежде чем дракон оторвал ей руку вместе с плечом.

Змей, пожирая королеву, отгрыз от нее шсть кусков и оставил «для Неведомого» лишь ногу ниже колена. Сын смотрел на это, оцепенев от ужаса. Рейенира Таргариен, Жемчужина Королевства, покинула этот мир на двадцать второй день десятой луны 130 года от Завоевания Эйегона, в возрасте тридцати трех лет.

Сир Альфред хотел и принца убить, но король запретил ему, сказав, что мальчику всего десять лет и он будет ценным заложником. У сестры оставались еще сторонники, с коими следовало разделаться, прежде чем сесть на Железный Трон. Принца Эйегона заключили в оковы и бросили в темницу под замком, а фрейлины покойной королевы отправились в башню Морского Дракона, чтобы дожидаться там выкупа. «Довольно прятаться, – провозгласил король Эйегон. – Посылайте воронов: пусть страна знает, что самозванка мертва, а истинный король скоро вернется и займет трон своего отца». Но даже истинным королям легче сказать что-то, нежели сделать.

После гибели Рейениры король еще тешил себя надеждой, что Солнечный поправится и сможет летать. Но дракон все слабел, и раны у него на шее гноились. Даже дым, который он выдыхал, имел дурной запах; он стал отказываться от еды и на девятый день двенадцатой луны испустил дух. Король рыдал, как дитя.

Немного оправившись от горя, он собрал своих людей, чтобы обсудить с ними возвращение в Королевскую Гавань. Там его ждала королева-мать, восторжествовавшая наконец над соперницей хотя бы уж тем, что пережила ее. Рейениру король повелел во всех летописях именовать впредь отнюдь не королевой, а только принцессой; королевами могли называться лишь его мать Алисент и покойная жена Гелайена.

Приправленное горем торжество Эйегона длилось, однако, недолго. Дело Рейениры не умерло вместе с ней, и войска черных двинулись на столицу в то самое время, как король возвратился в свой Красный Замок. Он так и не залечил свои раны, не знал ни покоя, ни радости и царствовал всего лишь полгода.

Но о том, как окончил свои дни Эйегон II и как его сменил Эйегон III, мы расскажем как-нибудь в другой раз. Война за трон продолжалась, но соперничество принцессы в черном и королевы в зеленом обрело свой кровавый конец; так мы и завершим эту главу истории.

Джим Батчер[18]

Автор бестселлеров «Нью-Йорк таймс», Джим Батчер более всего известен, как автор серии «Досье Дрездена», где в роли главного героя выступает Гарри Дрезден, наемный волшебник, который разгуливает по темным переулкам и сражается с существами потустороннего мира. Гарри Дрезден стал одним из самых популярных вымышленных персонажей двадцать первого века; он даже вел собственное телевизионное шоу. «Досье Дрездена» состоят из романов: «Гроза из преисподней», «Луна светит безумцам», «Могила в подарок», «Летний рыцарь», «Лики смерти», «Обряд на крови», «Барабаны зомби», «Доказательство вины», «Белая ночь», «Маленькое одолжение», «Продажная шкура» и «Перемены». Кроме того, Батчер является автором приключений меча и магии, серии «Кодекс Алеры», состоящей из романов: «Фурии Кальдерона», «Битва за Кальдерон», «Cursor’s Fury», «Captain’s Fury» and «Princeps’ Fury». Среди последних книг «First Lord’s Fury», новый роман из «Кодекса Алеры» и «История призрака» из серии «Досье Дрездена». Существует также сборник рассказов о Гарри Дрездене, «Халтура: истории из “Досье Дрездена”». Выходит новый роман из этой же серии «Холодные дни». Батчер живет в Миссури с женой, сыном и свирепым сторожевым псом.

Батчер изумил всех, убив Гарри Дрездена в конце «Перемен». (События его следующего романа «История призрака» рассказаны с точки зрения призрака Гарри!) В нем юная протеже Гарри пытается сражаться с силами тьмы без Гарри и обнаруживает, что занять его место ей не под силу. Она должна быстро расти – или умереть.

Красотки

Я скучаю по своему боссу.

Прошел почти год с тех пор, как я помогла ему умереть, и все это время я оставалась единственным профессиональным чародеем в городе Чикаго.

Ну ладно. По правде говоря, официально я не чародей. Я все еще ученица. И никто мне не платит, если не считать бумажники и другие ценности, которые я иногда забираю у мертвецов, так что я скорее любитель, чем профессионал. И у меня нет лицензии частного детектива, какая была у моего босса, или рекламы в телефонной книге.

Но я все еще здесь. Я не так сильна, как он, и не настолько хороша, как он. Остается лишь надеяться, что моих способностей хватит, чтобы справляться с возникающими проблемами.

Так или иначе, но сейчас я смываю кровь в душе Уолдо Баттерса.

В последнее время я в основном живу под открытым небом, что не так ужасно летом и в начале осени, как в период арктического холода прошедшей суперзимы. С тем же успехом можно спать на тропическом пляже. И все же мне не хватает регулярного доступа к водопроводу, и Уолдо пускает меня помыться всякий раз, когда возникает необходимость. Я сделала воду максимально горячей и почувствовала, что я в раю. Это был обжигающий рай, но все же рай.

За несколько секунд пол в душе стал красным, но довольно быстро порозовел, когда я смыла большую часть крови. К счастью, не моей крови. Банда приспешников «Фомора» уносила пятнадцатилетнего мальчика в сторону озера Мичиган. Если бы они туда добрались, его бы ждала судьба более страшная, чем смерть. Я вмешалась, но ублюдок Слухач перерезал мальчику горло, чтобы не отдавать мне свою добычу. Я попыталась его спасти, когда Слухач с дружками бросились бежать. У меня не получилось. Я осталась с ним и почувствовала все, что происходило в его душе: смятение, боль и ужас, когда он умирал.

С Гарри ничего подобного не случилось бы. Он бы спас мальчишку. Разделался бы с приспешниками «Фомора», как с кеглями в боулинге, поднял бы его, точно герой сериала, и отнес в безопасное место.

Мне очень не хватает моего босса.

Я намылилась изо всех сил. Наверное, я плакала. Тогда, месяцы назад, я обошлась без слез, но иногда я даже не замечаю, как они начинают литься. Я стояла под горячим душем, с наслаждением позволив воде омыть мое тело, и наконец почувствовала себя чистой – ну хотя бы физически. Шрам на ноге от пули все еще оставался заметным, но его цвет изменился от пурпурно-красного к сердитому розовому. Баттерс сказал, что через пару лет он исчезнет. Я уже снова могла спокойно ходить, если избегала уж очень серьезных нагрузок. Но, проклятие, моим ногам и некоторым другим местечкам пришла пора возобновить знакомство с бритвой, даже с учетом того, что я блондинка.

Я намеревалась их игнорировать, но уход за собой помогает сохранять хорошее настроение. В здоровом теле здоровый дух – и все такое. Я не дура и понимаю, что в последнее время далеко не всегда была на уровне. А посему моя мораль нуждалась в любой поддержке. Я наклонилась и взяла розовую пластмассовую бритву Энди, решив, что расплачусь с подружкой-оборотнем Уолдо потом.

Я закончила бриться как раз в тот момент, когда из душа полилась холодная вода, и вытерлась. Мои вещи неопрятной грудой валялись возле двери – кое-что купленное на распродаже в Биркенстоксе, старый нейлоновый рюкзак и залитая кровью одежда. Значит, еще один комплект отправится в помойку. Мои сандалии оставили следы на месте, где умер мальчик, так что придется избавиться и от них и наведаться в какой-нибудь магазинчик подержанной одежды, если в ближайшем будущем ничего не изменится. При обычных обстоятельствах это меня бы порадовало, но сейчас заниматься покупками совсем не хотелось.

Я наклонилась, чтобы подобрать упавшие волоски и все остальное, когда в дверь кто-то постучал. Я продолжала разглядывать пол. При моей работе враги могут сделать с тобой кошмарные вещи, если им удастся завладеть частичками твоего тела. Не убирать за собой равносильно тому, чтобы с расстояния в двадцать кварталов предложить кому-нибудь вскипятить твою кровь. Нет, большое спасибо.

– Да? – ответила я.

– Послушай, Молли, – сказал Уолдо. – Тут… кое-кто хочет с тобой поговорить.

Мы с ним заранее условились о многих вещах. Если он использовал слово «чувство» в любой из своих фраз, это означало, что за дверью меня поджидает опасность. А если его не было, значит, и опасности нет – или он не в состоянии ее увидеть. Я надела браслеты и кольцо и спрятала оба магических жезла так, чтобы иметь возможность выхватить их без малейшей задержки. Только после этого я начала одеваться.

– Кто? – спросила я.

Уолдо очень старался говорить спокойно, когда находился рядом со мной. И я ценила его усилия. Он был очень милым.

– Она говорит, что ее зовут Жюстина. Утверждает, что вы знакомы.

Я знала Жюстину. Она была рабом вампиров Белой Коллегии. Или личным помощником одного и подружкой другого. Гарри всегда тепло о ней отзывался, хотя вел себя как самый настоящий бестолковый идиот, когда дело доходило до женщин с потенциалом стать принцессой, которой грозит опасность.

– Если бы он был здесь, – пробормотала я себе под нос, – он бы ей помог.

Я не стала вытирать запотевшее зеркало перед уходом из ванной комнаты, потому что больше не хотела в него смотреть.

Жюстина, всего на несколько лет старше меня, но с совершенно седыми волосами, была необыкновенно хороша собой, из тех девушек, которых парни считают слишком красивыми, чтобы к ним подойти. Она пришла ко мне в джинсах и рубашке на несколько размеров больше, чем требовалось, и я сразу поняла, что рубашка принадлежала Томасу. Ее жестикуляция и мимика оставались напряженными, но нейтральными. Жюстина прекрасно умела контролировать свои чувства, но я заметила тщательно скрываемый страх. Я ведь чародей, ну, или почти чародей и работаю с человеческим разумом. Людям редко удается что-то от меня скрыть.

Если Жюстина боялась, то только за Томаса. А раз пришла за помощью, значит, не сумела получить ее в Белой Коллегии. Мы могли бы вежливо поговорить, и она бы мне все рассказала. Однако в последнее время у меня не хватало терпения на всякие там реверансы, и я сразу перешла к делу.

– Привет, Жюстина. Как я могу помочь тебе с Томасом, если даже его собственная семья не в силах это сделать?

Глаза Жюстины вылезли из орбит. У Уолдо был вид ничуть не лучше.

Я уже привыкла к подобной реакции.

– Откуда ты узнала? – тихо спросила Жюстина.

Если занимаешься магией, люди думают: все, что ты делаешь, непременно с ней связано. Гарри это веселило. Для него магия являлась одним из инструментов, которыми пользуется разум для решения самых разных проблем. И он считал разум намного важнее волшебства.

– А это имеет значение?

Она нахмурилась, отвернулась от меня и покачала головой.

– Он исчез. Я знаю, что он отправился выполнять какое-то поручение Лары, но она говорит, что ничего не знает. Она лжет.

– Она вампир. И ты не ответила на мой первый вопрос. – Мой голос прозвучал жестче, чем я сама того хотела. Тогда я попыталась расслабиться, сложила на груди руки и оперлась о стену. – Почему я должна тебе помогать?

Я не собиралась отказывать Жюстине. Но я знала тайну Гарри и Томаса, которая была известна лишь немногим, и мне хотелось выяснить, известен ли их секрет Жюстине, или мне и дальше предстоит его скрывать.

Жюстина пристально посмотрела мне в глаза.

– Если ты не можешь обратиться за помощью к семье, то к кому ты пойдешь? – спросила она.

Я отвела глаза до того, как заглянуть к ней в душу, но ее слова и поза, все вместе помогли мне получить ответ.

Она знала.

Томас и Гарри были сводными братьями. Она бы пришла на помощь к Гарри, будь он жив. А я была единственным человеком, который хотя бы частично являлся наследником Гарри здесь, и она надеялась, что я захочу занять его место. Его огромное и страшное место.

– Ты идешь к друзьям, – тихо ответила я. – Мне потребуется что-нибудь от него. Волосы или обрезки ногтей…

Жюстина вытащила из нагрудного кармана рубашки закрытый пластиковый пакет и молча протянула мне. Я взяла его и увидела в нем несколько темных волосков.

– Ты уверена, что они Томаса?

Жюстина указала на свою седую гриву.

– Их не так просто перепутать.

Я перехватила взгляд наблюдавшего за мной с противоположной стороны комнаты Баттерса, носатого коротышки, жилистого и энергичного. Через его волосы словно пропустили электрический ток, а потом заморозили. Я увидела тревогу в глазах этого обычно спокойного и уверенного в себе человека. Он работал патологоанатомом, но был одним из самых разумных людей в городе, когда дело доходило до сверхъестественных явлений.

– Что такое? – спросила я у него.

Он обдумал свои слова, прежде чем дать ответ – и не столько из-за того, что боялся меня, скорее ему не хотелось оскорбить мои чувства. В последнее время многие стремились поступать наоборот.

– Стоит ли тебе в это влезать, Молли?

На самом деле он хотел спросить, в своем ли я уме. Смогу ли помочь или только все испорчу?

– Я не знаю, – честно ответила я и посмотрела на Жюстину. – Подожди здесь.

Я прихватила свои вещи, взяла пластиковый пакетик с волосами и вышла из комнаты.

Первое, чему меня научил Гарри Дрезден, – это отслеживать заклинания.

– Принцип очень простой, девочка, – сказал мне как-то Гарри. – Мы создаем энергетическую связь между двумя одинаковыми вещами. Так мы получаем индикатор, который показывает, куда направлена энергия.

– И что мы найдем? – спросила я.

Он как раз держал в руке довольно толстый серый волос и кивком показал на своего пса по кличке Мыш. Как по мне, гигантскому мохнатому храмовому псу размером с пони больше подошла бы кличка Лось.

– Мыш, спрячься куда-нибудь, а мы попробуем тебя найти, – сказал Гарри.

Большой пес зевнул и неспешно двинулся к двери. Гарри выпустил его, вернулся и сел рядом со мной. Мы находились в его гостиной. Пару ночей назад я набросилась на него. Голая. А он вылил мне на голову кувшин ледяной воды. Я до сих пор на него обижалась – но, наверное, Гарри поступил правильно. Он всегда все делал правильно, даже если это означало, что он проиграет. Я все еще ужасно хотела быть с ним, но, видимо, время еще не пришло.

Но я не против. Я умею быть терпеливой. И я все еще могла быть с ним – хоть и по-другому – почти каждый день.

– Хорошо, – сказала я, когда он уселся рядом. – Что мне теперь делать?

За годы, прошедшие с того дня, выученное тогда заклинание стало рутиной. Я использовала его, чтобы отыскивать пропавших людей, тайники, бесследно исчезнувшие носки, ну и совать нос, куда не следовало. Гарри сказал бы, что это и означает быть чародеем. Гарри был прав.

Я остановилась в переулке за домом Баттерса и маленьким кусочком розового мела начертила на бетоне круг. Замкнув его легким усилием воли, я вытащила из пластикового пакетика волос и подняла его вверх. Потом сфокусировала энергию на заклинании, собирая воедино в своем сознании различные стихии. Когда мы начинали, Гарри разрешал мне использовать четыре разных предмета, учил совмещать их с мыслями, чтобы они отражали различные части ритуала, но теперь я умела обходиться без них. Магия рождается в голове у чародея. Можно брать реквизит, чтобы упростить себе жизнь, и в действительно сложных случаях вещи помогают сделать совершенно невозможное всего лишь почти невозможным. Однако для решения простых задач мне уже не требовалась помощь такого рода.

Я мысленно собрала различные части заклинания, соединила их вместе, усилием воли придала им некоторую энергию, пробормотала одно слово и направила полученную субстанцию в волос, зажатый в моих пальцах. Затем я положила волос в рот, разбила круг, стерев меловую черту ногой, и встала.

Гарри всегда использовал какой-то предмет в качестве индикатора отслеживающего заклинания – свой амулет, компас или нечто вроде маятника. Я не хотела оскорблять его чувства, но и это не является обязательным. Магия пульсировала в волосе, слегка пощипывая мои губы. Я вытащила дешевый пластиковый компас и покрытый мелом шнур десяти футов длиной, затем направила его на север, куда указывала стрелка компаса.

Потом я взяла второй конец шнура и начала медленно его поворачивать, пока воздействие волоса на мои губы не стало максимальным. Губы едва ли не самая чувствительная часть тела, и я обнаружила, что они дают самую надежную обратную связь в таких случаях. Как только я узнала, в какой стороне находится Томас, я направила туда шнур, убедилась, что он натянут, и щелкнула по нему, в результате чего он принял удлиненную форму буквы V – совсем как кончик гигантской иголки. Я измерила расстояние в основании V, повернулась на девяносто градусов, отошла на пятьсот шагов и проделала все снова.

Обещайте мне, что не сдадите меня моему школьному учителю математики, но после этого я применила тригонометрию в реальной жизни.

Все предельно просто. У меня получились два угла, отложенных от луча, направленного на север. Расстояние между их вершинами я знала в шагах Молли. Шаги Молли не слишком научное понятие, но в данном случае вполне достаточное, чтобы вычислить расстояние до Томаса.

Используя эти простые инструменты, я не могла получить дверь, которую следовало взломать, но узнала, что он сравнительно близко – и находится на расстоянии, не превышающем четыре или пять миль, а не на северном полюсе, к примеру. Я много перемещаюсь по городу, потому что в движущуюся мишень труднее попасть, и обычно прохожу в три или четыре раза больше.

Мне требовалось подойти к нему значительно ближе, чтобы определить его положение более точно. Поэтому я повернула лицо в направлении наибольшего покалывания и зашагала в нужную сторону.

Томас находился в небольшом офисном здании, расположенном среди множества других, более крупных.

На таком участке земли вполне можно было построить что-нибудь огромное, но большую часть территории занимали ухоженные лужайки и сад с прудами, окруженные невысокой кованой оградой. При строительстве использовали камень и мрамор, а в карнизах чувствовалось больше класса, чем в башнях соседних сооружений. Здание поражало своим великолепием и вместе с тем казалось недооцененным; оно походило на маленький безупречный бриллиант в обрамлении громадных кусков из горного хрусталя.

Снаружи я не заметила никаких надписей, а также очевидного входа, за исключением ворот, которые охраняли компетентного вида мужчины в темных костюмах. Очень дорогих. Я подумала, что если охранники имеют возможность носить такое на работе, значит, владелец здания богатый человек, и за ним стоят серьезные деньги.

Я обошла здание со всех сторон, чтобы убедиться, что заклинание всякий раз указывает на него, – да, Томас находился там. И хотя я старалась держаться дальней стороны улицы, кто-то все-таки меня заметил. Я почувствовала, что охранники начали за мной следить, хотя их глаза скрывали темные очки. Может быть, мне следовало подойти, укрывшись под вуалью, но Гарри всегда возражал против применения магии без прямой необходимости, к тому же очень легко начать ею пользоваться для достижения примитивных целей – только позволь себе это.

В некоторых отношениях я даже лучше, чем Гарри, когда нужно ответить на вопрос «как». Но я поняла, что никогда не стану такой же умной, как он, когда встает вопрос «почему».

Я зашла в ближайший «Старбакс», купила чашку жидкой жизни и стала размышлять, как попасть внутрь здания. Мой язык уже вовсю нахваливал мне мой великолепный разум, когда я почувствовала быстрое приближение сверхъестественных сил.

Я постаралась сохранять спокойствие, потому что паника убивает. Вместо этого я быстро повернулась на одном каблуке и скользнула в узкий проход, ведущий в маленькую туалетную комнату. Войдя внутрь, я закрыла за собой дверь, вытащила из кармана на бедре магические жезлы и проверила уровень энергии в браслетах. Оба были готовы к использованию. Кольца также, иными словами, можно действовать.

Так что я привела в порядок мысли, совершила небольшое волевое усилие, прошептала слово и исчезла.

Вуали – совсем не простая магия, но у меня к ним талант. Стать совершенно и полностью невидимой задача чрезвычайно сложная: когда ты пропускаешь через себя свет, оказывается, что он холодный, как камень, и ты начинаешь замерзать, не говоря уже о том, что превращаешься в слепую курицу. А вот сделаться незаметной – иной коленкор. Благодаря хорошей вуали вместо тебя люди видят лишь мерцание и неясные тени там, где их быть не должно, но и это еще не все. Воздух вокруг приобретает необычные свойства – у случайного наблюдателя создается впечатление, что он занят очень скучной работой в три тридцать дня. Так что сочетание подобных ощущений с мерцанием позволяет оставаться невидимкой без особых усилий.

Когда я исчезла за вуалью, мне удалось вызвать новый образ – еще одно сочетание иллюзии и внушения. Он был совсем простым: я сама, какой отражалась в зеркале еще мгновение назад, ослепительно прекрасная и улыбчивая, поглощающая чашку райского напитка. И одновременно мое собственное присутствие: звук шагов и движение, запах шампуня Баттерса и аромат чашки кофе. Я привязала картинку к одному из колец у себя на пальце и оставила там, чтобы она черпала энергию, накопленную в лунном камне. Затем я повернулась и под прикрытием образа, наложенного на мое тело, вышла из кафе.

Как только я оказалась снаружи, дальше, как и со всяким хорошим маневром уклонения, было совсем просто. Мой образ повернул налево, а я сама – направо.

Для любого, кто наблюдал бы со стороны, из кафе вышла молодая женщина со стаканчиком кофе в руке и небрежной походкой зашагала по улице. Она явно получала удовольствие от происходящего. Мой образ немного энергичнее раскачивал бедрами, что тут же привлекло к нему внимание (значит, он еще лучше выполнял свою роль). Так он пройдет по улице милю, а потом попросту исчезнет.

Я же свернула в переулок и стала наблюдать.

Мой образ не успел пройти и ста ярдов, как из переулка вышел мужчина в черном свитере с высоким воротником и последовал за ним – слуга «Фомора». Этих подонков в последнее время развелось превеликое множество, как тараканов, они стали более отвратительными, и убивать их стало намного сложнее.

Вот только… все получилось слишком уж просто. Один слуга не мог заставить меня отреагировать на него так остро. Да, они были сильными, быстрыми и безжалостными, но не опаснее, чем многие другие темные существа. И они не обладали серьезной магической силой, в противном случае «Фомор» не стал бы иметь с ними дела.

Там было что-то еще, нечто хотело меня отвлечь, заставить наблюдать за мнимым слугой, следующим за мнимой Молли. И если этот кто-то знал меня настолько хорошо, чтобы устроить подобный трюк для отвлечения моего внимания, он мог обнаружить меня даже под вуалью. А такие люди наперечет.

Я засунула руку в нейлоновый рюкзак и вытащила нож, точнее, штык от М9, который мой брат привез из Афганистана. Обнажив тяжелый клинок, я закрыла глаза и быстро повернулась, держа его в одной руке и кофе в другой. Затем, быстро открыв крышку большим пальцем, я плеснула кофе по широкой дуге на высоте груди.

Услышав стон, я сориентировалась на звук, открыла глаза, шагнула к источнику и вонзила нож в воздух где-то на уровне немного выше собственного сердца.

Сталь клинка заискрилась и засверкала, пронзив вуаль, находившуюся всего в нескольких дюймах от меня. Я сделала быстрый шаг сквозь вуаль, направив острие клинка перед собой, и передо мной возникла женщина, немного выше меня, в истрепанной, перепачканной кофе одежде, с распущенными осенне-огненными волосами, которыми играл ветер. Она отпрянула назад и в сторону, и ее плечи оказались прижатыми к кирпичной стене дома.

Я не остановилась и направила клинок женщине в горло, но в последнюю секунду мое запястье перехватила бледная рука, быстрая, точно змея, но более сильная и холодная. Мое лицо оказалось всего в нескольких дюймах от ее лица, когда я поднесла вторую руку к рукояти ножа и слегка на нее надавила – достаточно сильно, но не так, чтобы потерять равновесие, если она сделает резкое движение. Она была стройной и красивой даже в лохмотьях, с большими, слегка раскосыми зелеными глазами и идеальным овалом лица, какой бывает у редких супермоделей – и у всех Сидхе[19].

– Привет, Тетушка, – спокойно сказала я. – Нехорошо подбираться ко мне сзади. В особенности в последнее время.

Она удерживала мой вес одной рукой, хотя ей было нелегко, и я уловила напряжение в мелодичном голосе.

– Дитя, – выдохнула она, – ты предвидела, что я подойду. И если бы я тебя не остановила, вонзила бы холодную сталь в мою плоть, что заставило бы меня невыразимо страдать. Ты бы пролила мою кровь на землю. – Ее глаза широко раскрылись. – Ты бы лишила меня жизни.

– Совершенно верно, – вежливо согласилась я.

На ее губах появилась широкая улыбка, и я снова поразилась тому, какие у нее идеально ровные зубы.

– Я хорошо тебя обучила.

Затем она с удивительным изяществом ускользнула от клинка и отступила от меня на большой шаг. Не сводя с нее глаз, я опустила нож, но убирать его не стала.

– У меня нет времени для уроков, Тетушка Леа.

– Я здесь не для того, чтобы тебя учить, дитя.

– Для игр у меня также нет времени.

– И играть с тобой я не собираюсь, – сказала Леанансидхе, – но я должна тебя предупредить: здесь небезопасно.

Я приподняла бровь.

– Ну ничего себе!

Леа укоризненно склонила голову и поджала губы. Ее взгляд скользнул мимо меня в сторону переулка, потом она повернулась проверить наши тылы. Выражение ее лица изменилось. Оно по-прежнему оставалось невероятно высокомерным, но слегка утратило жесткость.

– Ты шутишь, дитя, но твоя жизнь подвергается очень серьезной опасности – как и моя. Нам следует оставить это неблагополучное место. – Она посмотрела мне в глаза. – Если ты жаждешь сразиться с сильным врагом, если твоя цель – вернуть брата моего крестника, я должна тебе кое-что сказать.

Я прищурилась. Крестная фея Гарри стала моей наставницей, когда Гарри умер, но она вовсе не была доброй феей. Более того, она являлась второй по важности после Мэб, Королевы Воздуха и Тьмы. Леа, кровожадная и опасная, делила своих врагов на две категории: те, что мертвы, и те, с которыми она еще не имела удовольствия разделаться. Я не подозревала, что ей известно о Гарри и Томасе, но это меня не сильно удивило.

Леа была смертоносным и жестоким существом, но, по моим представлениям, никогда мне не лгала. В буквальном смысле.

– Пойдем, – сказала Леанансидхе.

Она повернулась и быстро зашагала в сторону дальнего конца переулка, собрав вокруг себя вуаль, чтобы исчезнуть для наблюдателей.

Я оглянулась назад, на здание, где держали Томаса, стиснула зубы и последовала за ней, на ходу объединив наши вуали.

Мы шли по улицам Чикаго, невидимые для тысяч глаз. Все люди, мимо которых мы проходили, бессознательно делали несколько шагов в сторону, чтобы избежать контакта с нами. Когда ты в толпе, очень важно отправить указание на уклонение. Если дюжины людей начнут в тебя врезаться, невидимость пойдет прахом.

– Расскажи мне, дитя, – сказала Леа, переходя с архаичной на обычную речь. Когда мы оставались наедине, она иногда так делала. – Что тебе известно о свартальвах[20]?

– Совсем немного, – ответила я. – Они родом из Северной Европы, маленькие, живут под землей, лучшие производители магических артефактов на земле; Гарри покупал у них вещи всякий раз, когда мог себе позволить, но они обходились недешево.

– Как сухо, – заявила волшебница. – Ты говоришь, словно книгу читаешь, дитя. А книги нередко имеют мало общего с реальной жизнью. – Ее пронзительные зеленые глаза сверкнули, когда она повернулась посмотреть вслед женщине с ребенком на руках. – Что ты о них знаешь?

– Они опасны, – тихо ответила я. – Очень опасны. Старые боги Севера часто приходили к свартальвам за оружием и доспехами, но никогда не пытались с ними воевать. Гарри не раз говорил, что ему несказанно повезло, что не пришлось вступать в схватку со свартальвом. И еще они благородны. Они подписали Неблагое Соглашение и выполняют его. Свартальвы до конца поддерживают своих собратьев. Они не люди и не отличаются добротой, и только глупец встанет у них на пути.

– Лучше, – сказала Леанансидхе и небрежно добавила: – Глупышка.

Я снова посмотрела на здание, которое мне удалось найти.

– Это их владения?

– Крепость, – уточнила Леа. – Центр смертных дел здесь, на великом перекрестке. Что еще ты про них помнишь?

Страницы: «« ... 1112131415161718 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

14 сентября 1902 года новейший бронепалубный крейсер II класса «Новик» вышел из Кронштадта в поход н...
Предлагаем юному читателю детский роман-сказку о похождениях бежавшего из своей страны юного принца,...
Предлагаем юному читателю увлекательную фантастическую повесть-сказку о похождениях нашего современн...
Молодой гвардейский поручик Андрей Шувалов и его закадычный друг, мичман Морского корпуса Фаддей Бел...
Детектив Томас Раунсхольт находится в длительном отпуске в связи с депрессией, овладевшей им после с...
Что нам известно о Прекрасных Принцах? Тех самых – из сказок о Золушке, Рапунцель, Спящей красавице ...