Рыцарь курятника Капандю Эрнест

– Если только она сама себя не ранила, – предположил Креки.

– Мы нашли бы оружие, – заметил Таванн, – а там не было ничего.

– Стало быть, ее ранили с целью грабежа.

Госсен вошла в гостиную.

– Ну что? – спросили ее.

– Кровь запеклась около раны и сама остановилась. Бедняжка начинает приходить в себя.

– Она говорит?

– Еще нет.

– Вы рассмотрели ее одежду? Нет ли на ней следов грабежа?

– Нет, – отвечала Госсен, – у нее на шее цепочка с золотым крестом, золотые серьги в ушах, и при ней кошелек с деньгами.

– Тогда, если не воровство, – сказал аббат де Берни, – то, вероятно, убийцу заставила сделать это любовь или, вернее, ревность.

– Очень может быть, – размышлял Ришелье. – Она назначила свидание возлюбленному и не явилась, а он решил ей отомстить.

– Прекрасное мщение, – сказала Госсен.

– Если бы все убивали друг друга из ревности… – начал Ликсен.

– Тогда бы в живых мало кто остался, – продолжил Ришелье.

– Герцог, разве вы не верите в верность?

– А вы, моя красавица?

– Я верю только тому, что я вижу, – улыбнулась Госсен.

– Похоже, что пришел Кене, – сказал Таванн.

Это действительно был знаменитый доктор. Он вошел в будуар, где лежала Сабина. Минут через двадцать он вернулся в гостиную, а за ним все дамы.

– Мои предписания будут исполнены? – спросил он у Комарго.

– В точности. Мои камеристки не отойдут от нее и сделают все, как вы сказали.

– Особенно следите за тем, чтобы она не произносила ни слова.

– Хорошо.

– Что вы думаете об этой ране, доктор? – спросил Таванн.

– Это чудо, что она еще жива!

– Неужели?

– Ее нанесла твердая рука, державшая острое и короткое лезвие, которое вонзилось сверху вниз в грудь. Очевидно, что нанесший этот удар имел намерение убить, потому что он метил прямо в сердце. Только чудом лезвие скользнуло по ребру, и девушка не умерла.

– Вы спасете ее?

– Не думаю.

– Как?

– Левое легкое задето; рана глубока и очень опасна. По всей вероятности, девушка не выживет.

– Однако надо узнать, кто совершил это злодейство!

– Надо заставить ее говорить, а единственная возможность спасти ее заключается в молчании.

– Вы уверены, что это Сабина Доже, дочь парикмахера? – спросил Таванн.

– Конечно.

– Как это странно!

Кино, заметив озабоченный вид виконта, пристально посмотрела ему в лицо и спросила:

– Почему вам кажется это странным?

– Вы это узнаете, но не теперь.

– Что такое с Таванном? – тихо спросил маркиз де Креки аббата де Берни.

– Не знаю. Но я также это заметил…

Неожиданно раздался страшный грохот, похожий на удар грома. Все переглянулись.

– Боже мой! – вскричала Комарго, побледнев. – Это еще что такое?

Крики усилились.

– Пожар! – воскликнул доктор.

Ришелье, Бриссак, Креки бросились к окнам гостиной, выходившей в сад, в направлении улицы Фран-Буржуа.

Крики усилились, к ним присоединился лошадиный топот. Вдруг красноватая вспышка озарила горизонт, на котором ясно обрисовался силуэт остроконечных крыш.

– Это еще что? – спросила Комарго, все более и более волнуясь.

Дверь в гостиную вдруг отворилась, и вбежала испуганная камеристка.

– Что такое? – спросили дамы. – Говори скорее, Нанина!

– Горит отель графа де Шаролэ.

– Отель графа на улице Фран-Буржуа?.. Да ведь это в двух шагах отсюда!

– Мы все сгорим вместе с ним!

– Не бойтесь ничего, – возразил Бриссак. – Если отель Шаролэ горит, – прибавил он шепотом, наклонившись к Комарго, – я желаю только одного – чтобы и граф сгорел вместе с ним!

Крики становились все явственнее, пламя стало подниматься над домами, и огонь был уже так близко, что можно было почувствовать его жар.

– Если будет опасность, – вскричала Госсен, подбежав к Таванну, – вы нас спасете, виконт? Кажется, это шайка вашего Рыцаря Курятника ограбила отель графа де Шаролэ и подожгла его – так рассказала Нанина.

Она указала на камеристку.

– Рыцарь Курятника? – повторил Таванн.

– Да, виконт, – ответила Нанина. – Все люди, бегущие по улице, так говорят…

– Рыцарь Курятника поджег отель графа де Шаролэ, – повторил Таванн.

– Почему бы и нет? – раздался чей-то голос.

Все обернулись. В гостиную вошел мужчина в щегольском костюме. Этот человек походил на знатного вельможу. Он держал в руке огромный букет роз, которые в такое время года были редкостью. Подойдя к Комарго, он поклонился с подчеркнутой вежливостью и уронил цветы к ее ногам.

– Виконт де Таванн, – начал он, – меня обнадежил, что сегодня я буду иметь честь быть вам представлен.

Все присутствующие замерли.

– Рыцарь Курятника?! – вскричал Таванн.

Незнакомец поклонился.

– Рыцарь Курятника, – повторил он самым любезным тоном. – Для того, чтобы нынешней ночью иметь возможность полюбоваться очаровательными личиками шести самых хорошеньких женщин в Париже, я велел зажечь этот костер.

Он указал на горевший особняк Шаролэ.

Изумление присутствующих не поддавалось описанию. Вдруг раздались ружейные выстрелы, и крики перешли в какой-то страшный рев.

– Не бойтесь ничего, сударыни! – сказал Рыцарь Курятника, улыбаясь. – Какова бы ни была опасность, она вас не коснется. Я сделал соответствующие распоряжения…

Он поклонился с еще большей почтительностью и вежливостью, пересек гостиную и выскочил из открытого окна в сад.

Ружейные выстрелы продолжались; на небе полыхало огромное зарево.

Было три часа пополудни, когда карета Фейдо де Марвиля, начальника полиции, въехала на парадный двор отеля на улице Капуцинов[3] и остановилась у крыльца. Сад отеля соседствовал с монастырем капуцинов. Этот монастырь был основан по воле Луизы Лотарингской, жены Генриха III. В часовне монастыря была погребена маркиза де Помпадур. Впоследствии монастырские здания снесли, чтобы проложить улицу Мира.

Колеса и кузов въехавшей кареты были покрыты толстым слоем пыли; лошади были в пене. Карета не успела остановиться, как лакей бросился отворять дверцу.

Начальник полиции соскочил с подножки на крыльцо и быстро исчез в передней, наполненной лакеями, почтительно расступившимися при виде его. Лакей захлопнул дверцу и, посмотрев на кучера, сказал:

– Час и пять минут.

– Из Версаля в Париж, – прибавил кучер со вздохом, – мои лошади не выдержат такой езды в непогоду и по замерзшей земле.

Между тем де Марвиль пролетел переднюю, гостиную, кабинет своих секретарей, как ураган, не встречая препятствий. При виде его все чиновники поспешно вставали, глядя с беспокойством и страхом. Фейдо де Марвиль действительно казался в сильном приступе гнева; он вошел в свой кабинет и хлопнул дверью. Шляпу бросил на стул, плащ швырнул на пол, оттолкнув его ногой, и начал нервно ходить по комнате, пожимая плечами.

Фейдо де Марвилю было около сорока лет, это был человек умный, честный и благородного происхождения. Он уже пять лет занимал эту должность. Походив некоторое время по кабинету, де Марвиль сильно дернул за шнурок колокольчика, висевшего над его бюро. Тотчас же явился вестовой.

– Позвать секретаря, – бросил начальник полиции.

Вестовой исчез. Секретарь, по имени Беррье, был вторым лицом в полиции после начальника. Ему было лет тридцать пять; он был одарен тонким умом и проницательностью, которые умел ценить Фейдо, а впоследствии еще более оценил король Франции.

Беррье вошел в кабинет начальника; тот протянул ему руку.

– То, что вы предвидели, случилось, – сказал Фейдо.

Беррье вопросительно посмотрел на него.

– Король? – спросил он.

– В бешенстве. И не скрывал от меня своего возмущения.

– Значит, надо действовать.

– Не теряя ни минуты! Я скакал сломя голову, чтобы поспеть сюда вовремя.

– Я позову Деланда, Жакобера, Леду, Нуара, Армана и Ледюка. На них можно положиться.

Начальник полиции утвердительно кивнул. Беррье два раза дернул за шнурки трех разных колокольчиков. Не прошло и минуты, как шесть человек, совершенно не похожих друг на друга ни ростом, ни возрастом, вошли в кабинет Фейдо.

– Подождите, – сказал начальник полиции.

Вошедшие выжидающе молчали. Беррье стоял у камина.

– Вам хочется попасть на виселицу? – резко начал начальник полиции. – Нет? Можно догадаться по выражению ваших физиономий. Однако в эту минуту веревка, на которой вас повесят, может быть, уже свита.

Все шестеро посмотрели на начальника полиции, потом переглянулись с выражением беспокойства и недоумения. Один из них сделал шаг вперед, это был человек низенького роста, с длинным носом и острым подбородком.

– Ваше превосходительство в чем-то обвиняет нас? – спросил он, поклонившись.

– Да, обвиняю.

– В каком преступлении?

– В том, что вы не в состоянии исполнять своих обязанностей. Вот уже шесть месяцев, как каждый из вас шестерых обещает мне завтра же утром передать Рыцаря Курятника в руки правосудия, а он до сих пор еще на свободе!

Полицейский агент, выступивший вперед, опять низко поклонился начальнику полиции и сказал:

– Когда мы обещали вашему превосходительству выдать Рыцаря Курятника, то были уверены, что сможем исполнить наши обещания. Для того, чтобы захватить этого разбойника, мы сделали все, что только преданные агенты могут сделать.

– Вы не достаточно сделали и потому не добились успеха. Рыцарь Курятника – живой человек, значит, можно изловить его. Его величество Людовик XV, наш возлюбленный король, издал распоряжение захватить этого человека не позже чем через десять дней. Я вам отдаю такой же приказ. Если десятого февраля Рыцарь Курятника будет все еще на свободе – вы будете повешены.

Шестеро агентов выслушали эту угрозу, не проронив ни слова.

– Если, напротив, – продолжал Фейдо после довольно продолжительного молчания, – кто-либо из вас поможет мне захватить этого разбойника, тот получит в награду двести золотых луидоров.

Лица всех тотчас прояснились – у всех на губах заиграла улыбка. Все шестеро сделали движение, доказывавшее желание каждого тотчас приняться за дело.

– Ступайте же, – сказал Фейдо, – и помните, что я в точности сдержу слово, которое вам дал: виселица или золото.

Агенты низко поклонились и вышли из кабинета.

– Удастся ли им? – спросил Фейдо Беррье.

– Они в таком положении, что волей-неволей придется повертеться.

– Дайте знать всем инспекторам, чтобы они удвоили свою активность и бдительность. От успеха этого дела зависит, останутся ли они на своих местах, я понял, Беррье, что, если я

в назначенный срок не захвачу Рыцаря Курятника, король лишит меня места!.. Я поставлен в ужасное положение. При таких обстоятельствах не могу же я подать в отставку, ссылаясь на то, что не смог поймать атамана разбойников; а между тем, если я не успею задержать этого человека – безусловно потерплю крах. Я должен исполнить предписание короля, Беррье, должен!

– Мы сделаем все для этого.

Фейдо де Марвиль сел к столу и быстро стал писать.

– Разошлите этот циркуляр всем инспекторам полиции в Париже, – сказал он, вставая и подавая бумагу Беррье, – тут обещана награда в сто пистолей и место с жалованьем в две тысячи ливров тому, кто выдаст Рыцаря Курятника. Пусть разошлют это объявление по всем кварталам, по всем улицам. Тот инспектор, стараниями которого будет арестован Рыцарь Курятника, получит в награду двести луидоров.

– Я иду в секретариат, – сказал Беррье, взяв бумагу.

– Возвращайтесь скорее, нам надо поговорить обо всех мерах, какие мы можем принять.

Беррье вышел. Фейдо подошел к бюро, вынул оттуда пачку бумаг, которые быстро пробежал глазами.

– Более двухсот замков ограблено менее чем за два года! Семьдесят замков сожжено, из них одиннадцать княжеских имений; сто пятьдесят три человека убито!.. А виновник всех этих преступлений остается безнаказанным! Король прав… Однако что же делать? Я все пустил в ход… и все без толку!.. Этот Рыцарь Курятника был три раза арестован – в Лионе, Суассоне, Орлеане – и каждый раз спасался бегством так, что нельзя было ни объяснить, ни понять, как ему это удавалось!..

Де Марвиль большими шагами ходил по кабинету.

– Надо, надо его схватить, и как можно быстрее. Король выразился ясно: неудача – это моя погибель… гибель окончательная, если только мадам д'Эстрад…

Он остановился и глубоко задумался.

– Король находит ее все более и более очаровательной… Место, оставшееся свободным после смерти мадам де Шатору, еще не занято!.. Фаворитка… Какой степени могущества сможет она достичь благодаря моим советам? И какой высоты смогу достичь я сам?.. Тогда все равно, захвачу ли я Рыцаря Курятника в назначенный срок или нет.

Де Марвиль еще думал.

– Надо повидать герцога де Ришелье, – решил наконец он, все обдумав.

Беррье вернулся, держа в руке пачку бумаг.

– Распоряжения сделаны, – сказал он. – Инспекторов поехали предупредить. Вот второй рапорт, о грабеже отеля графа де Шаролэ в прошлую ночь.

– В нем то же, что и в протоколе?

– Совершенно… только маленькая разница.

– Какая?

– Письмо, написанное рукой Рыцаря Курятника и им самим подписанное, было найдено в комнате графа. О существовании этого письма сначала не было известно, потому оно и не находится при протоколе, поданном королю.

– У вас это письмо?

– Вот оно.

Он посмотрел на Беррье, потом прочел вслух:

«Любезный кузен!

Мы имеем право называть друг друга таким образом потому, что мы с вами оба – принцы крови… которую мы проливаем.

Только я убиваю людей могущественных и сильных и сражаюсь сам, а вы, для удовлетворения своих свирепых инстинктов, обращаете свою ненависть к несчастным, которые не могут защищаться. Вы заманиваете их в засаду и убиваете самым подлым образом. Вот уже в третий раз я сталкиваюсь с вами, мой любезный и ненавистный кузен.

В первый раз, пять лет… назад, когда вы не могли восторжествовать над добродетелью честной женщины, вы убили ее мужа, вашего камердинера[4]… Я ограбил ваш замок Амсианвиль и унес бедную женщину, которую поместил в надежное убежище, так чтобы вы никогда не смогли ее больше увидеть.

Во второй раз – после убийства мадам де Сен-Сюльпис, которую вы сожгли живой[5]. В ночь, последовавшую за этим убийством, ваша карета опрокинулась, вас захватили люди, которых вы не успели рассмотреть, и посадили в яму, наполненную нечистотами. Эти люди исполняли мои приказы.

Наконец, в третий раз, зная, что ваш отель находился вблизи монастыря гостеприимных сестер Сен-Жервэ, которых вы осмеливались оскорблять из ваших окон каждый день, я его сжег, чтобы освободить их от вас; а если вы отстроите его опять, я снова его сожгу; но, предупреждаю, подожгу его тогда, когда вы будете дома, чтобы сполна вам отплатить.

Будучи братом герцога Бурбона, вы защищены от гнева короля; но Рыцарь Курятника не имеет оснований вас щадить. Такому разбойнику, как он, прилично наказывать такого дворянина, как вы.

За сим остаюсь подлый и гнусный кузен, да замучит вас дьявол.

Рыцарь Курятника»

– Это письмо находилось в комнате графа де Шаролэ? – продолжал Фейдо.

– Да.

– А принц прочитал его?

– Нет, он отсутствовал, я нашел это письмо в жестяном ящике, обложенном внутри амиантом; это было после вашего отъезда в Версаль, когда я поехал осматривать пепелище. Этот ящик стоял на обуглившемся столе.

Начальник полиции положил письмо на бюро.

– Кроме этого, в рапорте не было никаких изменений?

– Никаких. В рапорте, как и в протоколе, говорится, что пожар начался утром, в половине шестого, с неслыханной силой и одновременно со всех сторон. Прибыли дозорные, поднялся страшный переполох; между солдатами и разбойниками началась драка; разбойники бежали, не оставив пленных. Узнали, что во время пожара отель был совершенно разграблен. Всех слуг схватили в одно и то же время, связали и посадили в комнату швейцара; ни один из них не был ранен.

– Этот Рыцарь Курятника – сущий дьявол, – заметил начальник полиции, взяв письмо.

– Вот что странно, и вы, верно, это заметили, – продолжал секретарь, понизив голос. – Он нападает только на тех знатных вельмож, частную жизнь которых… мягко говоря, не одобряет общественное мнение.

– Это правда, – сказал Фейдо де Марвиль, словно пораженный внезапной мыслью.

– Рыцарь Курятника не обкрадывает, не грабит и не нападает на мещан или простолюдинов: представители этих слоев общества никогда не оказывались жертвами его преступлений.

– Да, только капиталисты и дворяне подвергались его нападениям.

– И не все дворяне. К некоторым он питает глубокое уважение, а кому-то даже старается быть полезен… Доказательством служит его приключение с виконтом де Таванном.

– Все это очень странно, – произнес де Марвиль. – Этот человек совершает самые дерзкие преступления, ведет переговоры со своими жервами, защищает одних, наказывает других, насмехается над теми, помогает этим, остается неуловим, а бывает везде.

– Да, это очень странно, – продолжал Беррье.

– Мы, однако, должны воздать ему по по заслугам.

– Самая вероятная возможность успеха заключается в награде, обещанной тому, кто его выдаст. Она может прельстить кого-нибудь из его шайки.

– Я и сам об этом думал.

Начальник полиции взял письмо Рыцаря Курятника и положил его в карман.

– Сегодня вечером, – сказал он, – я вернусь в Версаль и покажу это письмо королю.

В дверь постучали.

– Войдите, – сказал Фейдо.

Дверь отворилась, и в кабинет медленно вошел один из шести агентов, с которыми Фейдо говорил накануне. Он походил скорее на призрак или тень; он поклонился Фейдо де Марвилю.

– Вам что, Жакобер? – спросил начальник полиции.

Прежде чем ответить, тот огляделся и, убедившись, что в

кабинете нет посторонних, поклонился во второй раз.

– Ваше превосходительство говорили о Рыцаре Курятника? – спросил он.

– Да, – отвечал Фейдо.

– Ваше превосходительство назначили десять дней для поимки?

– Ни одной минутой более.

– И тому, кто выдаст Рыцаря Курятника через десять дней, ваше превосходительство заплатит двести луидоров?

– Без сомнения; ведь я обещал эту сумму вам, Деланду, Леду, Нуару, Арману и Ледюку.

– Да, но что ваше превосходительство даст тому, кто выдаст Рыцаря Курятника нынешней ночью?

Фейдо сделал шаг к агенту.

– Я удвою сумму!

– А тому, кто выдаст не только Рыцаря Курятника, но и все секреты его шайки?

– Тысячу луидоров.

Жакобер поклонился в третий раз.

– Сегодня ночью, – пообещал он, – я выдам Рыцаря Курятника и всю его шайку.

– Ты? – удивился Фейдо, быстро переглянувшись с Беррье.

– Я, – подтвердил агент.

– Ты знаешь, где Рыцарь Курятника?

– Знаю.

– А если знаешь, почему раньше этого не сказал? – спросил секретарь.

– Я об этом узнал только что.

– Каким образом?.. Объяснись! Говори! Я хочу знать

все!

– Ваше превосходительство, – продолжал Жакобер, – вот что случилось в эти шесть дней. Мне было поручено караулить улицы Английскую, Ореховую, Бернардинскую, и я устроил свой главный наблюдательный пункт на площади Мобер. У меня была комната на первом этаже дома, выходящего на угол площади и улицы Потерянной. Обращая внимание на каждую мелочь вокруг, я заметил то, чего никто не замечал до сих пор: на самой площади, на углу улицы Галанд, есть дом, окна и двери которого постоянно заперты.

– На улице Галанд, на углу площади Мобер? – сказал Беррье.

– Да, господин секретарь, – отвечал Жакобер.

– Дом с кирпичной дверью?

– Именно.

– Продолжай.

– Очевидно, – продолжал Жакобер, – этот дом необитаем, а между тем к нему не было прибито билета о продаже или сдаче внаем. С другой стороны, я замечал, что люди подозрительной наружности приходили в определенное время, и именно после наступления ночи; эти люди останавливались у дверей, стучались и входили, но ни один из них не выходил.

– Как? – спросил Фейдо.

– Ни один.

– Получается, что они исчезали?

– По крайней мере на время, потому что на другой день я часто видел, как вновь приходили те же самые люди, которых я видел накануне.