Маг Малинин Евгений

Мы долго молча разглядывали друг друга, но наконец леший неожиданно тоненьким голоском спросил:

– И откудава же вы, пешие пешеходы, здеся взялися?.. Нешто с ероплана грохнулися?..

– Да нет, не с «ероплана», просто шли-шли и здесь, у тебя, оказались. Может, подскажешь, как нам до людей добраться?..

Он прищурил один глаз.

– Ага! Шли-шли сами не зная куда и незнамо где оказалися! А теперь дедушка лесовик должон их к им назад выводить! Это с какой же такой стати?..

– Как это с какой стати? Ты здесь полный хозяин, у тебя по угодьям люди блуждают, кто же их должен на дорогу вывести, как не ты?..

Глазки от моей наглости у лешего округлились, и он протер рукавом кафтана нос.

– Ну ты ловкач!.. Сам заблудился, а я должон за так тебя выводить!.. – Он довольно покрутил головой.

– Ну почему – за так! Мы заплатим, если ты такой сквалыга!..

– Сам ты... саква... вот то, что сейчас сказал! И не нужна мне никакая твоя плата! Вот если хочешь, давай поиграем... в щекотки! Даже можем двое против одного... А?

Данила радостно дернулся, но я быстро зажал ему рот рукой и ответил:

– Ну что за детские игры, право! Не маленький, чай... Хочешь играть? С нашим удовольствием! Только во что-нибудь серьезное... Бридж, баккара, покер...

– Куда... куда?.. – не понял леший. – Ты куда меня послал! Ну-ка повтори, ни разу таких ругательств не слышал!..

– Какие же это ругательства?.. – усмехнулся я. – Это игры такие карточные...

– Да?! – удивился лешак. – А я решил, что ты на хозяина еще и обзываисся! Хм, я таких игр-то и не слыхивал... Если в карты хочешь, то давай в дурака либо в пьяницу, еще в козла можно, ну там, в буру. Я, правда, в буру с 1859 года не играл... – Леший скривил недовольную рожу.

– Неужто с тех самых пор, как вы русским продули?.. – наугад бросил я вопрос.

Леший подозрительно на меня уставился и тоненько проворчал:

– А ты откуда знаешь?..

– Кто ж об этом не знает! Все помнят, как вы белок через всю Сибирь в Россию гнали, проигрыш отдавать...

Леший поскреб в затылке.

– Русские мухлевали!..

– Ничего они и не мухлевали, просто сибирские играть не умели... И наверное, до сих пор не научились... – подпустил я яду.

Леший злобно на меня посмотрел, и глаза его полыхнули мрачной зеленью.

– Ладно, знаток, один играть будешь али с мальцом?..

– Один. Ты же один играешь...

– Играть будем моей колодой... – заявил леший, как о чем-то решенном. Я решил не спорить, тем более что своей колоды у меня все равно не было. Леший быстрым движением руки выдернул из-под полы кафтана потрепанную колоду.

– Значит, ежели ты выиграешь, я вам дорогу укажу к людскому жилью, а ежели проиграисся... в щекотки играть будем... – мечтательно протянул он, – двое на одного...

Я внимательно взглянул на зажатую в руке лешего колоду. Крап на рубашке был настолько явным, что только слепой не мог бы его увидеть. Но делать было нечего.

Леший уселся прямо под своей елкой и принялся ловко перетасовывать колоду. Я присел рядом и поинтересовался:

– А как мне уважаемого хозяина называть?

Он бросил быстрый зеленый взгляд исподлобья и, чуть улыбнувшись, ответил:

– Подлизываесся?.. Звать меня Досифей Мокич, только тебе это, умник, никак не поможет... Во что играть-то будешь?..

– Давай в дурака... Я когда-то знатно в дурака играл...

– Давай... – довольно согласился Досифей и принялся быстро раздавать карты.

– Э... э... Досифей Мокич... – остановил я его. – А подснять?..

– Так с дурака шапку не сымают!.. – деланно удивился леший.

– Ну ты еще не дурак, ты только собираешься им стать... – съязвил я.

Леший фыркнул, собрал розданные карты, еще раз их перетасовал и, зажав в синеватой ладони, протянул мне. Я накрыл колоду правой ладонью, положил на нее сверху левую, закрыл глаза, произнес про себя уже составленное коротенькое заклинание и с громким возгласом «Э-э-э-х» дернул ладони на себя, одновременно безымянным пальцем сдвинув часть колоды. В тот же момент я почувствовал на правой ладони легкое покалывание и понял, что крап на рубашке карт, как заказано, передвинулся, сместившись по колоде на четыре карты вверх. Досифей быстренько переложил подснятую часть колоды сверху вниз и принялся сдавать.

Если бы леший играл со мной честно, еще неизвестно, чем бы все это кончилось. Но он сразу решил меня обжулить, предлагая крапленую колоду, а я всего лишь лишил его такой возможности. Память на вышедшие из игры карты у нас обоих, по всей видимости, была достаточно тренированная, но Досифей, разглядывая рубашки карт в моих руках, верил крапу и не верил своей памяти. Поэтому когда на последней сдаче он выложил передо мной бубновую – козырную и пиковую шестерки, а я их принял, Мокич решил, что козырей у меня нет. И крап на зажатых в моих пальцах картах это решение подтверждал. Правда, на его напряженной физиономии было написано, что он никак не может вспомнить, когда же вышли бубновые король и дама. А они были у меня. И подкинутые мне крестовая и пиковая дамы были отбиты крестовым тузом и бубновой дамой. Тут он вконец запутался, растерянно принял сначала козырную десятку, потом пару королей, включая бубнового, а когда напоследок я предложил ему четыре шестерки в качестве погон, он буквально взвыл:

– Ты жулил!!!

– Но-но, – высокомерно ответил я. – Это надо было в игре ловить! А после игры я бы попросил обойтись без оскорблений!

– Да я вас, жулики русские! – Досифей вскочил на ноги, грозно сверкнул зеленым огнем темных зрачков и вдруг принялся расти прямо на наших глазах. Через несколько секунд он стал выше самой высокой из окружающих елок. Мы с Данилой, задрав головы, смотрели на это чудище.

Я сжал Данилину ладошку и прошептал:

– Ты, самое главное, не бойся...

Он судорожно сглотнул и молча кивнул белой головой.

– Вы чего там шепчетеся?.. Молитесь нешто?.. Это вам не поможет!.. Еще никто не мог безнаказанно обжулить Досифея Мокича в карты!.. – И он гулко ударил себя в грудь.

– Слушай, Мокич, перестань пугать ребенка! – прокричал я. – И выполняй договор. А то вся тайга узнает, что Досифей не держит слово...

– Это кто ж тайге расскажет?.. – ухмыльнулась сверху огромная синеватая рожа.

– А ты думаешь, что никто за нашей игрой не наблюдал?.. Ты что, натуральный дурак, а не только подкидной?..

Досифей открыл рот для ответа, но внезапно замолчал. Потом, опершись на ствол ближайшей елки, задумался, а через минуту принялся уменьшаться, пока не принял прежних размеров. Физиономия у него была крайне недовольной, но...

– Отыграться, конечно, не дашь?.. – угрюмо проворчал он.

– Ну почему не дам?.. – добродушно ответил я. – Только сначала сдержи слово – покажи дорогу. А там... почему с ловким партнером в картишки не перекинуться?.. Только крапленую колоду больше не подсовывай, а то получается, что ты на свое умение не рассчитываешь, передергивать начинаешь...

Досифей изумленно вытаращился на меня, а через секунду шумно выдохнул, с восхищением пробормотал:

– Ну ты хват... – и покрутил головой. Потом он снова уселся под елкой и с ухмылкой заявил: – Ладно! Твоя взяла! Только до жилья отсюдава куда как далеко... Впрочем, бродют тут одни оглаеды... Камешки собирают... Вот к ним вас и проводют... У них такая машинка есть, они в нее поорут, поорут, и к ним дыр-дыр-дыр прилетает... Подойдет?..

– Подойдет, – улыбнулся я.

– А когда еще поиграем? – прищурил глаз леший.

– Ну, как-нибудь обязательно загляну. Какие наши годы...

– Ага, ага... – бормотнул леший, а потом отвернулся в сторону и тихонько свистнул. Из ближних кустов выпрыгнул небольшой бурый зайчик. Досифей сурово оглядел зайчишку и строго произнес: – Слушай сюды, Ушатый! Этих двух моих... гостей проводишь к хенологам...

Последнее слово он произнес смачно, и было видно, что узнал он его недавно, но очень этим словом гордился.

– Посмотришь, как хенологи их примут... У энтого, большого, вишь какие железяки за поясом, как бы смертоубийства не было... Ежели все нормально обойдется, ко мне прискачешь, доложишь! Понял?!

Заяц почесал задней лапой за ухом.

– Понял... – удовлетворенно проворчал леший. – Ну, доброй дороги, гостюшки... И до встречи... – Он повернулся к нам спиной и мгновенно растворился в зеленом сумраке леса.

– Ну что ж, веди, Ушатый!..

Заяц скосил на нас темный блестящий глаз и нехотя прыгнул в направлении кустов. Мы двинулись за ним. Он скакнул дальше...

Так мы довольно быстро шагали в течение всего дня. Заяц был неутомим и, по всему выходило, что мог бы еще прибавить скорость, но притормаживал из-за нас. Мы даже не останавливались на привал, а пожевали всухомятку прямо на ходу. Зато уже в девятом часу вечера, когда было еще совсем светло, стали попадаться следы «деятельности» человека в виде обломанных еловых веток, порубленных маленьких деревцев и даже черных кругов от кострищ. А когда невдалеке раздался мужской голос, явно кого-то отчитывающий, наш проводник скакнул в сторону и исчез в высокой траве.

Мы вышли на довольно большую поляну и увидели лагерь, состоявший из пяти палаток, одна из которых явно служила кухней, поскольку была очень большой и рядом с ней, под брезентом, были сложены какие-то ящики и мешки. Возле этой палатки слабо дымила небольшая металлическая печь, а несколько в стороне под временным навесом был установлен простой дощатый стол в окружении длинных скамеек. За столом сидел среднего возраста мужчина, хлебал что-то из алюминиевой миски и при этом выговаривал молодой девице в противоэнцефалитном костюме с откинутым капюшоном и вызывающе яркой косынке. Кроме того, на симпатичное личико девицы был наложен «вечерний» макияж.

– ...Я вам, голубушка, сколько раз говорил, что в первые блюда, а также когда вы варите картофель, необходимо класть побольше лаврового листа...

– Чего его класть, когда его все равно никто не ест. Сколько ни клади – весь на тарелках оставляют... – огрызалась девица.

Спор, видимо, продолжался уже довольно давно, потому что в ответ на последнюю реплику мужчина подпрыгнул на скамейке и взвизгнул сорванным фальцетом:

– Где вы достали свидетельство об окончании кулинарного техникума?! Кулинар широкого профиля!.. Вы же к кулинарии имеете такое же отношение, как я к... цирковому искусству. Я вас отправлю на базу с первым же вертолетом, за ваш счет... Пусть я сам буду оставшееся время стоять у плиты...

Девица, похоже, порядком струхнула.

– Что вы, Пал Сергеевич, так волнуетесь?.. Вам же вредно так кричать... Ну буду я класть эту лаврушку, если вам так нравится... Пусть ее выбрасывают... Только вы не волнуйтесь... Вот, попейте кисельку, киселек сегодня хорош!..

Она подсунула под локоть Пал Сергеевичу белую эмалированную кружку, наполненную густой буроватой жидкостью. Тот ухватил кружку за ручку и жадно хлебнул. Его физиономия побагровела, глаза выпучились, и он с громким фырком выплюнул на траву все, что успел схлебнуть из кружки. Швырнув кружку на стол, он уже совсем зашелся в крике:

– Ты что же это, стерва раскрашенная, делаешь?! Ты что же это мне кипяток подсовываешь?! Ты что, совсем меня хочешь со свету сжить?! Первым же вертолетом... Первым же вертолетом... Первым же вертолетом...

Видимо, Пал Сергеевича на «первом же вертолете...» окончательно заклинило, поэтому я решил вмешаться в развитие событий:

– Мы, Пал Сергеевич, тоже не против улететь первым же вертолетом...

Пал Сергеевич повернул в нашу сторону багровое лицо, бросил на нас быстрый взгляд и довольно спокойно огрызнулся:

– А вас, молодые люди, попросил бы не вмешиваться... – И снова заорал в сторону своего молоденького повара. – Собирайте свои личные вещи, Галина Викторовна, и...

Тут до него наконец дошло, что за его спиной стоит ему совершенно незнакомая и весьма подозрительная пара. Во всяком случае, Галина Викторовна потеряла всякий интерес к пылавшему на поляне скандалу и во все свои немаленькие глаза рассматривала мою импозантную, хорошо вооруженную фигуру.

Пал Сергеевич снова повернулся в нашу сторону и на этот раз внимательно в нас вгляделся.

– Позвольте, – спросил он абсолютно нормальным голосом, – а кто вы такие и откуда взялись? – Тут он увидел висящие на моем поясе клинки и глаза его снова полезли из орбит.

– Спокойно, – я вытянул вперед руку в успокаивающем жесте, – мы актеры. Тут недалеко снимают фильм про пиратов в Северной Америке. Мы с партнером пошли прогуляться, как были, в костюмах, и заблудились. Вот вышли на ваш лагерь... Можете вы нам помочь?..

– Как интересно!.. – тихонько взвизгнула Галина Викторовна, но тут же замолчала под испепеляющим взглядом своего начальника.

– Актеры, значит... – недоверчиво пробормотал Пал Сергеевич, обратив снова свой взор на нас.

– Ага, – подтвердил Данила, – известные актеры. Да вы, наверное, слышали, Илья Милин – очень известный актер. Это я только начинаю...

– Милин?.. – Пал Сергеевич свел брови над переносицей, вспоминая актера Милина.

– Заслуженный артист России... – подпустил Данила тумана.

– Ой, – снова пискнула Галина, – а я вас сразу узнала. Вы играли графа Витовта в «Служении Родине»...

Я благодарно улыбнулся, лихорадочно вспоминая, что это за фильм.

Пал Сергеевич снова недовольно покосился на повара, явно подозревая ее в сговоре с незнакомыми «актерами».

– И чем же мы можем помочь звездам отечественного кинематографа? – после паузы пробурчал он. – И, кстати, я что-то не припомню, чтобы пираты Северной Америки ходили в джинсовых костюмах.

– Ну знаете, это будет такая современная рок-опера. Вот художник по костюмам именно так видит наши образы...

Как трудно спорить человеку, далекому от странного и завораживающего мира кино, с киношником-профессионалом. Поэтому Пал Сергеевич наконец заткнулся со своими расспросами, а я после небольшой паузы продолжил:

– А помочь нам очень просто. Где мы, кстати, находимся?

Пал Сергеевич снова начал наливаться краской, а его глаза выкатываться из орбит.

– Вы что, не знаете, где происходили съемки?..

– А зачем мне это знать, – с эстетским безразличием ответил я. – Меня привезли, выгрузили, одели, загримировали. Я должен в образ входить, а не окрестности оглядывать. Поэтому и заблудились...

Тут я заметил, что стоящий рядом со мной Данила делает Пал Сергеевичу руками знаки, долженствующие обозначать, что до самой съемочной площадки я лежал в полной алкогольной отключке. И Пал Сергеевич мгновенно все усек. Он с уважением посмотрел на матерого художника экрана и пояснил:

– Мы в ста сорока двух километрах от Улан-Удэ и в двадцати пяти километрах от берега Байкала, точнее...

– Точнее не надо... – остановил я его. – Свяжитесь с Министерством внутренних дел Бурятии по телефону 791–33. Ответит полковник Фофанов, и вы дадите мне с ним переговорить...

Уважения во взгляде Пал Сергеевича значительно прибавилось, и он, встав с лавки, направился в одну из палаток. Над ней я заметил антенну радиостанции и двинулся следом.

Связь установили сразу, и, что самое главное, несмотря на позднее время, Сергей был на месте. Услышав, что из глухой тайги, из настоящего медвежьего угла, его вызывает москвич Илья Милин, он очень удивился, но, как опытный оперативный работник, волю своему удивлению не дал. Коротко уточнив, в лагере какой партии мы находимся, он деловито бросил:

– Ждите... – и отключился. А еще через три часа над поляной завис Ми-8 с синей надписью на боку «Милиция».

Едва машина коснулась травы, из кабины вывалился полковник Фофанов собственной персоной, и через минуту я оказался в его медвежьих объятиях. Потом он подбросил в воздух завизжавшего Данилу и с чувством пожал руку враз размякшему Пал Сергеевичу. Когда тот забормотал, что всегда готов помочь работникам искусства, Сергей удивленно глянул на Пал Сергеевича, а потом понимающе посмотрел на меня и усмехнулся.

Мы забрались в ревущую машину, и усевшийся впереди Сергей бросил пилоту:

– В Кабанск... на полигон...

Пилот понимающе наклонил шлем, и машина круто пошла вверх.

Уже стемнело, поэтому набрав высоту, мы оказались в подсвеченной яркими звездами черноте, бархатом укрывавшей нашу машину. Грохот от работающего двигателя исключал любые попытки разговора, и поэтому до полигона мы добирались в молчании. В нашем доме отдыха в это время года было довольно пусто, так что вертолет встретили только дежурный магистр природной магии Петр Петрович, по прозвищу Мерлин, да два ученика: мой хороший знакомый Славка Егоров и местный парень, которого я знал плохо, Миша Михайлов, он, по-моему, специализировался в прикладном предсказании и общей теории стратегических игр.

Данилу, уснувшего еще в вертолете, отнесли в главный корпус, а мне Сергей предложил:

– Оставляй-ка здесь свое железо, и полетели ко мне. Во-первых, объяснишь, как оказался в наших краях, а во-вторых, у меня к тебе серьезный разговор есть, о твоих родителях.

После таких слов мне ничего не оставалось, как, забежав в свою «келью» (у меня на полигоне уже была постоянная «келья»), бросить в шкаф вооружение и шкуру, а затем быстренько вернуться в вертолет. К утру, в жемчужном свете еще не выплывшего из-за горизонта солнца, мы прибыли в славный и прекрасный город Улан-Удэ и, промчавшись на служебной машине МВД по пустым улицам спящего города, оказались в служебном кабинете Сергея.

Хозяин кабинета сноровисто, будто и не было бессонной ночи, соорудил по большой кружке черного кофе, достал из стенного шкафа объемистый полиэтиленовый пакет и, со словами:

– Катерина как знала, полную торбу харча мне вчера с собой наложила... – принялся выкладывать на стол для совещаний свертки с пирожками, бутербродами, малосольными огурчиками и другой снедью. После того как мы позавтракали, хотя даже для завтрака было еще слишком рано, Сергей убрал со стола, поудобнее уселся в свое кресло за рабочим столом, улыбнулся и сказал:

– Ну, Илья, давай выкладывай, каким же образом ты столь неожиданно попал в наши края, да еще с мальцом. Кто он, кстати?..

Вопросы для меня неожиданностью не были, да и ответы я уже успел продумать, так что отвечал я спокойно.

– Вот из-за этого мальца и попал... Это – Данила, сын моих давних и близких друзей, Юрки и Светки Ворониных. Ты, наверное, в курсе, секта у нас появилась под интересным названием – «Дети Единого-Сущего». – Сергей утвердительно кивнул. – Так вот, деятели из этой секты Данилу похитили. Мне удалось его... вернуть, но уходя от преследователей, или лучше сказать – от последователей этого самого Единого-Сущего, я и оказался в вашем солнечном краю.

– А что ж это отец мальчишки не вмешался?

– А отец мальчишки остался с матерью. Она, видишь ли, примкнула к этой секте и в результате психической обработки сама вывела сына к похитителю... В общем, история довольно жуткая. Когда я уезжал из Москвы, Светка была... ну, в общем, крыша у нее совершенно съехала... Страшно было смотреть.

Я живо вспомнил мертвое Светкино лицо и душераздирающий вопль «Спасен!!!», и меня передернуло.

– Хм... – Сергей потер подбородок, – твоя история совершенно не объясняет, как ты попал за пять тысяч верст, в глухую тайгу, в лагерь двенадцатого отряда седьмой геологической партии. Вы что, летели самолетом и выпрыгнули с парашютами?.. – Он ухмыльнулся.

– Да нет, с парашютами мы не прыгали, а вот внепространственный переход вынуждены были сделать. Нас, видишь ли, в одном подмосковном санатории, в резиденции этих милых деток, здорово прижали их активисты. Деваться было некуда, вот мы в Бурятию и подались... И знаешь что, чтобы тебе не пришлось задавать новые вопросы, свяжись-ка ты с Антиповым Святославом Игоревичем, есть в Генпрокуратуре такой следователь по особо важным делам... – И я быстро чиркнул его ручкой на записном блоке телефон. – Он тебе все объяснит гораздо квалифицированнее...

Сергей внимательно посмотрел на мою запись, потом полез в ящик стола, достал справочник в темной обложке, полистал его и, найдя нужную фамилию, улыбнулся.

– Ну и крыша у тебя. А я, признаться, думал, что твое появление связано с вашим полигоном... Очень он меня интересует...

Он снова потер подбородок и немного помолчал.

– Ну ладно!.. Будем считать, что с этим вопросом мы разобрались, хотя звоночек я, конечно, сделаю... Но у меня к тебе есть еще одно дело. – И он посмотрел на меня долгим и очень внимательным взглядом. Я вдруг понял, что сейчас услышу что-то странное или страшное, и внутренне напрягся.

– Это касается рассказа о гибели твоих родителей. Помнишь, ты в прошлый приезд мне поведал, что твои родители погибли у нас, в Бурятии?

Я молча кивнул и проглотил комок, вставший в горле.

– Так вот, после твоего рассказа я долго рылся в нашем архиве и все-таки нашел это дело. Действительно, в шестьдесят девятом году на берегу Байкала были обнаружены два... двое утонувших... Это действительно были муж и жена. Оба незадолго до этого приехали из Москвы, муж получил назначение на наш вертолетный завод. И у жены действительно девичья фамилия была Милина. Только, понимаешь, в чем дело, утопленников было двое, а смерть установлена для троих! По показаниям свидетелей, на эту злосчастную рыбалку они отправились вместе с грудным ребенком. Тело ребенка не было найдено, но выплыть он, как ты сам понимаешь, не мог...

– Да... Я всю эту историю знаю... – хрипло подтвердил я, – только не было ребенка. Моим родителям, еще в Москве, бабушка подменыша подложила...

– Подменыша?..

– Да. Это такое заговоренное полено. Родители считали, что везут ребенка, а на самом деле везли полено...

Сергей еще раз потер подбородок и пробормотал:

– А я думал, только наши северные шаманы такими вещами занимаются...

Потом посмотрел на меня и продолжил:

– Но самое странное не это. Слушай... У этих утонувших был проводник, который спасся. Звали его Аранов Сильвестр Фаддеич. Тоже человек для наших мест новый, жил до этого случая в республике меньше шести месяцев!.. – Сергей торжествующе посмотрел на меня.

– Ну и что? – не понял я.

– Как это что? Не мог он быть проводником... слишком плохо он знал и нашу тайгу и тем более Байкал. И он жив остался.

– Так, может, его поискать стоит?.. – растерянно спросил я.

– Не стоит. Нет таких в республике, я точно знаю. И исчез он сразу после закрытия дела. Все происшедшее посчитали несчастным случаем, и дело закрыли. Вот тут Аранов сразу и пропал. Только на это никто внимания не обратил. Дело ушло в архив... А вот следователь, который это дело вел и допрашивал Аранова, через два месяца оказался... в психлечебнице!.. И до сих пор пребывает в этом невеселом месте!

Вид у меня, должно быть, был достаточно обалделый, потому что Сергей, не дождавшись моих комментариев, продолжил:

– Говорить с ним совершенно бесполезно. Он ничего не помнит и несет сплошную белиберду. Но постоянно вспоминает о какой-то фотографии. Я еще раз перерыл архив и, ты знаешь, нашел конверт с дополнительными материалами к этому делу. Просто удивительно, что этот конверт вообще сохранился...

Он открыл ключом верхний правый ящик стола и достал большой коричневый канцелярский конверт. В левом углу едва виднелась стертая карандашная надпись «Доп. мат. к д. 12/38–69». Сергей тряхнул конвертом, и из него выпала небольшая пожелтелая фотография. На ней был снят берег, наверное Байкала, на берегу, улыбаясь, стояли молодые мужчина и женщина, державшая в руках сверток с младенцем, а рядом с ними, чуть отвернувшись, ощерился старичок.

– Вот это и есть Аранов... тот самый проводник... Я нашел бывшего начальника отдела кадров сельпо, в котором он числился заготовителем. И она его узнала...

Но я уже не слушал Серегу. Сутуловатая старческая фигура с ухмыляющейся физиономией вдруг словно выдвинулась из снимка, вместо заношенного потертого пальтишка и старого треуха она облачилась в дорогой бухарский коричнево-желтый халат и шелковую чалму с торчащим из ее середины еловком шлема и начала медленно поворачиваться ко мне лицом.

– Так это же... – ошарашенно прохрипел я.

– Ты его знаешь?! – Сергей вскочил с кресла.

Что я мог ему сказать? Что узнал старичка, который в двух мирах выдавал себя за пророка нового божества по имени Единый и называл себя Единый-Сущий, что это, вне всякого сомнения, могущественный маг, который, по всей видимости, и охотился за мной, когда я только родился, что это тот, кто организовал похищение Данилы с целью выдать его за принца в совершенно другом мире?.. Я представил себе выражение Серегиного лица после моего сообщения, и язык мой не повернулся... Вместо этого я вяло промямлил:

– Да нет... мне показалось, что это дядя Слава, мой сосед по лестнице...

– Да?.. – заинтересованно посмотрел на меня Сергей. – Так, может...

– Не, дядя Слава из Москвы даже за грибами не выезжает. Всю жизнь в Кузьминках прожил, на старости лет в наш район переехал, так до сих пор Кузьминки вспоминает...

– Угу... – разочарованно протянул товарищ полковник. – А я как раз надеялся, что ты что-нибудь подскажешь... Не могу я этого старичка разыскать. А во всероссийский розыск подавать причин нет. Так что я пока тоже... – Он пожал плечами.

И тут на меня накатила зверская усталость. Мне стало все безразлично: и то, что теперь я точно знал, кто и почему убил моих родителей, и то, что мы с Данилой успешно вернулись домой, и то, что... Да просто – все!

Сергей, словно почувствовав мое состояние, вдруг поднялся из-за стола и, легко подтолкнув меня в плечо, сказал:

– Пошли... А то, я смотрю, ты сейчас прямо в кресле вырубишься...

Он отвел меня в небольшую комнатку позади кабинета и, указав на стоявший там диван, предложил:

– Располагайся и поспи... А потом я тебя отправлю на твой полигон... Или, если хочешь, ко мне. Катерина и ребята рады будут...

Я вымученно кивнул и принялся раздеваться, а потом упал на диван. Как Сергей вышел из комнатушки, я уже не помню.

На этом небольшом, старом, довольно продавленном диване я отлично выспался. Когда, поднявшись со своего узкого ложа, я осторожно выглянул в кабинет Сергея, настенные часы показывали без четверти четыре. То есть я проспал почти двенадцать часов. Умывшись под имевшимся в комнатке рукомойником, я, как смог, привел себя в порядок и, пройдя пустым кабинетом, выглянул в приемную. Сидевшая за рабочим столом симпатичная молоденькая секретарша с высокими бурятскими скулами сурово взглянула на меня и вдруг расцвела в улыбке.

– Вы – Илья, – пропела она. – Меня зовут Оля, Сергей Николаевич предупредил, что у него...

Она легко вспорхнула из-за стола и, не переставая улыбаться, спросила:

– Я могу вам чем-нибудь помочь?

– А где Сергей... Николаевич? – слегка растерявшись, ответил я вопросом на вопрос.

– Он улетел... Вот, оставил для вас записку... – И она протянула мне свернутый листок бумаги. Я развернул его и прочел: «Илья, вынужден улететь в Баргузин по делам службы. В семнадцать часов в Кабанск поедет наш „уазик“. Я договорился – они тебя подбросят до вашего полигона. За рулем будет Сашка Титов, а еще поедет майор Смирнов, ты их обоих знаешь. Билеты на Москву для тебя и Данилы заказаны на завтрашний вечер, а утром прошу обоих ко мне. Там и договорим. Привет. Не скучай».

– Олечка, – поднял я голову от записки, – в моем распоряжении около сорока минут, подскажите, пожалуйста, где я могу перекусить?

– А Сергей Николаевич все для вас оставил, – снова улыбнулась она. – Вы проходите в кабинет, а я сейчас вам чай сделаю... Или лучше кофе?..

– Чай!.. Лучше чай!.. – вернул я ей улыбку.

Буквально через десять минут я снова сидел в кабинете Сергея за столом, уставленным снедью, а Оля наливала в большую чашку чай по-бурятски, то есть с неизменным молоком. И только наполнив чашку, она вдруг спохватилась:

– Ой!.. Вы же москвич!.. Вам, наверное, нужно было черный чай сделать?..

– Нет, нет... – успокоил я ее. – В Бурятии я всегда пью чай только с молоком... – Судя по ее улыбке, она мне не очень поверила, но мой ответ ей понравился.

Я плотно закусил, а вскорости во дворе раздался сигнал машины, и Оля, заглянув в кабинет, где я листал журналы, сообщила:

– Это Титов вам сигналит. Вы же с ним едете?..

Я попрощался с Серегиным секретарем, спустился по лестнице во двор и забрался в потрепанный синий «уазик» с желтой полосой по борту и надписью «Милиция». Внутри уже сидел майор Смирнов, пожилой, неразговорчивый милиционер. Он молча, как давнему знакомому, протянул мне свою ладонь, напоминавшую размерами ладошки моих знакомых гномов, и, пожав мою руку, вздохнул. Зато Сашка Титов, молодой старлей, с которым я тоже был знаком, выжимая сцепление и трогая машину, сразу завел разговор:

– Слушай, Илюха, ты откуда в наши края свалился?.. Что это за странная история с каким-то мальчишкой?..

Я недовольно поморщился. Не хватало еще, чтобы население Улан-Удэ, а то и всей Бурятии принялось обсуждать невероятное появление столичного гостя в их благословенном краю. Да еще в компании малолетнего ребенка. Поэтому я прибег к проверенному средству – отвечать вопросом на вопрос.

– А откуда ты взял, что я «свалился», да еще с «каким-то мальчишкой»?..

– Так полковник при мне с Москвой разговаривал, с какой-то важной шишкой. И во-первых, в Москве, похоже, очень обрадовались, что ты нашелся, и сразу спросили, есть ли при тебе мальчик. А во-вторых, этот шишка приказал немедленно обеспечить вас билетами до Москвы и не задавать лишних вопросов...

– Так что ж ты лишние вопросы задаешь? Или для тебя шишкино распоряжение не в счет?

Сашка скосил на меня удивленно покруглевший взгляд и замолчал. На заднем сиденье снова тяжело вздохнул майор.

Мы проехали мост через Селенгу, и по левому берегу реки выехали из города.

А город кончился практически сразу. Только что отражение нашей машины мелькало в витринных стеклах первых этажей городских кирпичных многоэтажек, и тут же вдоль дороги побежали зеленые лужайки в окружении кустарников и низких деревьев, а через минуту мы уже мчались по пустой асфальтовой ленте посреди самой настоящей тайги.

Если вы никогда не ездили на машине от Улан-Удэ до Байкала, вы не видели самых, пожалуй, красивых мест на Земле. Дорога вьется параллельно Селенге, постепенно поднимаясь все выше и выше, так что река остается под вами в глубоком ущелье и ее серебристый свет ложится тенью на рельсы железной дороги, струящиеся рядом с бурлящей водой. Противоположная стена ущелья, расцвеченная всеми красками, которые способно уловить человеческое зрение, буквально притягивает взгляд к себе. Среди плотного темно-зеленого ельника, словно мазками светомузыки, вспыхивают то нестерпимо белый ствол березы, то янтарно-золотистая, издали напоминающая копье архангела, сосна, а то не отцветший багульник бросает поверх зелени свою сиреневую размытую тень. Порой песчаные осыпи разрывают зелень склона своими светло-желтыми лапами, словно гигантские львы высунули их погреться на солнышко, или стеклянистые сколы черного гранита выныривают из-под зеленого покрывала предупреждающе поднятым пальцем. И эта удивительная картина почти никогда не бывает смазана серой хмарью пасмурного неба, ибо, как говорят местные жители, солнце светит над Бурятией триста шестьдесят дней в году!

Дорога настолько незаметно забирается все выше и выше, что, только оказавшись на перевале, ты понимаешь, насколько высоко оказался. А на перевале – месте, с которого в обе стороны дорога стелется вниз и ее узкая графитово-серая черта видна далеко-далеко, растет чудесное дерево. Оно совсем небольшое, тоненькое, непонятного возраста и породы. Вместо привычной листвы его ветви покрывают тряпочки, ленточки, веревочки, повязанные узлом цветные бумажки... Рядом поставлена аккуратная беседка, в которой остановившиеся путники могут посидеть и спокойно подумать о... да о чем угодно. И если позволяют средства и темперамент, то и выпить, плеснув из стакана на землю несколько капель, и закусить, вдыхая поразительный воздух. Знаете, в сказках частенько встречается живая и мертвая вода, не знаю, пока не встречал. А вот живой и мертвый воздух есть абсолютно точно. Мертвый воздух, я думаю, вы и сами отыщете без труда, а живой... Так вот, в Бурятии, над ущельем реки Селенги, текущей из Монголии в Байкал, воздух живой... Поезжайте – вдохните...

Мы тоже остановились перед волшебным деревом – иначе нельзя, дороги не будет, – и угрюмый майор повязал тонкую веточку специально, похоже, заготовленной узкой ленточкой. А через минуту колеса нашего громыхающего «уаза» принялись снова разматывать покорную ленту дороги.

Еще полчаса пути, и мы остановились у развилки. Асфальт уходил дальше к Кабанску, а влево, в гущу леса, к Байкалу и бывшему санаторию, а теперь к нашему магическому полигону вела узкая грунтовая колея. Ребята предлагали довезти меня до ворот полигона, но я отказался. Прогулка в четыре километра меня не утомит, а колдобины лесной дороги изрядно растрясут и транспортное средство, и его пассажиров. Махнув мне на прощание, мои попутчики тронулись в сторону Кабанска, а я отломил от росшего рядом с дорогой орехового кустика гибкий прутик и, помахивая им, вступил в тень леса, на влажную слабо укатанную землю.

Как я уже говорил, пути до полигона было километра четыре. Примерно через треть дорога, постепенно поднимавшаяся вверх, вывела меня из леса на голый, слегка припорошенный травой, пригорок. Вместо влажной земли под ногами пересыпался сухой песок. Перевалив через пригорок, я увидел метрах в тридцати, у опушки возобновляющегося леса поваленное дерево, на котором кто-то сидел. И тут совершенно неожиданно сердце мое ухнуло вниз, а во рту стало сухо. Я несколько замедлил шаг, всматриваясь в маленькую фигурку и пытаясь узнать в ней кого-нибудь из знакомых, и тут в моей голове раздалось: «Не останавливайся, не останавливайся... Я тебя давно дожидаюсь...»

Голос мне очень не понравился, и я, признаться, несколько растерялся, но не остановился. Только после столь странного приглашения я, продолжая помахивать своим прутиком в такт шагам, быстро поставил блок от вторжения в свое сознание и резко сжал-разжал левую ладонь. Конечно, связаться с Антипом, своим учителем, я не мог, далековато, но почти сразу у меня в голове раздался голос Славки Егорова: «Илюха, ты вызывал, что случилось?..»

«Я километрах в трех от полигона, и меня тут кто-то поджидает... Боюсь, мне может понадобиться помощь...»

«Что, всех звать?..» – Славка, будущий боевой маг, воспринял мои слова достаточно легкомысленно.

«Да! Всех!..»

Тут мой тон его, похоже, встревожил.

«Да ты же знаешь, на полигоне сейчас пусто. Мерлин, да я, да Мишка, остальные не в счет...»

Я вздохнул, сил действительно было маловато. Михаил и Сашка – такие же, как я, ученики. Петр Петрович, которого мы за глаза дразнили Мерлином, был магистром натуральной магии, а занимался в основном погодой – циклонами, антициклонами, воздействием на них магической энергетики... Вот за это и получил свое прозвище.

Пока шли наши с Сашкой переговоры и мои размышления, я дошагал до поваленного дерева. На нем примостился, одетый в серые, оттопыренные на коленях брюки, синюю в полосочку рубашку, старые сапоги и обтюрханную кепочку... Единый-Сущий.

Я остановился. Дороги дальше все равно не было. Поперек колеи, слабо мерцая, стоял магический щит, и преодолеть его не смог бы даже «уазик». Старичок молча, со слабой улыбкой рассматривал меня.

«Так, так... – раздался в моей голове голос Мерлина. – Это что ж за субъект?..»

«Это – Единый-Сущий... убийца моих родителей и... И вообще он очень сильный маг... Видимо, хочет со мной посчитаться, я ему сильно насолил...»

«Зачем же ты, Илюшенька, солишь магам?.. Нехорошо! Старших надо уважать... Та-а-к...» Мерлин помолчал, а потом тихо бросил: «Ну что ж, сейчас что-нибудь придумаем». После чего замолк окончательно.

Зато заговорил старик.

– Значит, вот ты какой... Да, недооценил я тебя, малец... – Он прищурил глаза и издал странный цокающий звук.

Я почувствовал, как мои мышцы одеревенели. Я с трудом поднял руку и провел по своему лицу, прошепелявив при этом фразу на халдейском. Мое тело отпустило, но не совсем. Осталось впечатление слабого гнета, подавленности. А старичок, не замечая моих манипуляций, усмехнулся: