Демонолог Пайпер Эндрю

Глава 12

У меня был один знакомый профессор, который однажды в приступе напыщенного вдохновения, вероятно, подкрепленного алкоголем, утверждал, что если спросить рядового американца, на кой черт мы ввязались в эту последнюю войну в Европе, и при условии, что этот рядовой американец будет совершенно честен и откровенен, то его ответ в конечном итоге дистиллируется в нечто вроде: «Да ради того, чтоб в каждом нашем городе была забегаловка «У Дэнни», открытая 24 часа в сутки». Это его утверждение вызвало настоящую бурю хохота. Отчасти потому, что это, вероятно, истинная правда.

Так что поднимем тост за «Мак-н-Чиз», гамбургер под названием «Большой сырный папочкин пирожок» (из специального меню «Давайте обсыримся!») с нарезанным кольцами репчатым луком в качестве подкрепления. Время – 11 часов 24 минуты вечера. Место – забегаловка «У Дэнни» в Ротшилде, штат Висконсин. И за улыбающихся во весь рот официанток с кофейниками, словно приклеенными к их ладоням. И за уютное, комфортабельное, хорошо освещенное и чистое заведение, за этот хорошо прожаренный оазис рядом с четырехполосным шоссе. За полную свободу!

Я немного не в себе.

Весь день провел за рулем, здороваясь и прощаясь («привет!» – «пока!») из-за ветрового стекла с пролетающими мимо Огайо, Иллинойсом и Индианой, со всеми их роскошными пейзажами, крутя на ходу настройку АМ-диапазона, перемещаясь между речениями неистовых евангелических проповедников и воплями Леди Гаги, а потом, выключив радио, растворяясь в длинных, наводненных призраками периодах молчания. Я одинок и голоден как волк. А «У Дэнни» дает спасение и от того, и от другого.

– Еще кофе? – спрашивает официантка, и кофейник уже наполовину наклоняется над моей чашкой. Мне этот добавочный кофеин нужен как собаке пятая нога, но я соглашаюсь. Было бы грубостью и даже непатриотичной выходкой, если бы я отказался.

В кармане начинает вибрировать телефон. Мышь, проснувшаяся от тяжелого сна в уютном гнездышке.

– Я вот тут думаю… – говорит мне О’Брайен, когда я отвечаю на сигнал.

– Я тоже. Не всегда самое лучшее времяпрепровождение. Можешь мне поверить.

– Хочу тебе кое-что предложить.

– Кленовый пломбир с беконом?

– О чем это ты?

– Не обращай внимания.

– Дэвид, мне кажется, ты занимаешься сочинением собственной мифологии.

Я отпиваю кофе. Вкус как у сжиженной ржавчины.

– О’кей.

– Это же настоящий самообман. Иллюзия. Несомненно, для тебя это все выглядело совершенно реальным происшествием, но это все равно самообман.

– Значит, ты решила, что я спятил.

– Я решила, что ты погрузился в свое горе. И твое горе свернуло тебе мозги, направило их в определенную сторону, утащило их туда, где боль может восприниматься удобопонятным, постигаемым образом.

– Ага.

– Ты – профессор мифологии, так? Ты преподаешь эти мифы, ты живешь ими, ты ими дышишь. Это история усилий человека сделать понятной боль, потерю, тайну. Вот чем ты занимаешься, вот что ты активно сочиняешь. Фикцию, выдумку, которая работает в соответствии с давней традицией.

– Знаешь что, О’Брайен? Я устал. Можешь это изложить покороче, как в воскресной школе?

Элейн тяжко вздыхает. Я жду, глядя в окно рядом с моим столиком. Парковочная площадка освещена прожектором, словно в предвкушении какого-то спортивного состязания, футбольного матча, который будет сыгран между вертящимися пикапами и микроавтобусами. Тем не менее там есть и темные уголки, куда свет не доходит. В самом дальнем из них стоит припаркованная полицейская машина без опознавательных знаков и надписей. Темный силуэт головы водителя едва виден над спинкой сиденья. Рядовой полиции решил вздремнуть минуток двести.

– Цицерона помнишь? – опять начинает моя коллега.

– Лично знаком не был. Он жил за пару тысяч лет до меня.

– Он ведь тоже был отцом.

– Отцом Туллии.

– Точно. Туллии. Его любимой дочери. Когда она умерла, это его буквально раздавило. Работать он больше не мог, думать тоже. Даже Цезарь и Брут прислали ему письма с соболезнованиями. Но ничто не помогало. И он стал читать все, что попадалось под руку, о способах преодоления боли и горя, примирения с ледяным фактом смерти. Философия, теология, вероятно даже, что-то по черной магии. И в конце концов, хотя и…

– С моим горем не справиться никаким утешениям.

– Дополнительный бонус за правильную цитату, профессор. Все это чтение и обдумывание Цицерону не помогло. Не было никаких заклинаний, которые помогли бы ему вернуть Туллию к жизни. Конец истории.

– За исключением того, что это не было концом истории.

– Да. Потому что именно при таких обстоятельствах и рождаются мифы. В тот момент, когда факты заканчиваются, а воображение продолжает работать, маскируясь под реальные факты.

– Как горящая лампа.

– Именно. Кто-то в Риме в пятнадцатом веке раскапывает могилу Туллии и находит… лампу! Которая все еще горит после всех прошедших столетий!

– Неумирающая любовь Цицерона.

– Невозможно, верно? Настоящий огонь не может гореть так долго. Но вот огонь метафорический – может. Символ весьма мощный – и достаточно пригодный для любого, кто когда-либо терял любимого человека, а через это проходили все, чтобы миф продолжал существовать. И даже чтобы в него верили.

– Ты говоришь так, словно я – это Цицерон. Но в моем случае вместо того, чтобы возжигать вечный огонь, я изобретаю злобных духов, направляющих меня в погоню за знаками.

– Не в этом дело. А в том, что ты – отец. То, что на тебя обрушилось, все эти чувства и ощущения – они все нормальные. Даже тайные знаки и знамения можно воспринимать как нормальные.

– Даже если они нереальные.

– А они и есть нереальные. Почти наверняка нереальные.

– Почти. Ты сказала, почти наверняка нереальные.

– Пришлось так сказать.

– Почему?

– Потому что это касается тебя.

Снаружи, на парковке просыпается заснувший коп. Поднимет голову, рука поправляет зеркало заднего вида, протирает сонные глаза. Но он еще не поворачивает ключ в замке зажигания. И не выходит из машины.

– В твоей аналогии есть одна нестыковка, – говорю я.

– Да-да?

– Я отнюдь не утверждаю, что нашел лампу, которая горит уже сотни лет. Все, что я видел, я видел собственными глазами. И ничто из всего этого, строго говоря, не является невозможным с научной точки зрения.

– Возможно. Не мне судить. Ты же так и не рассказал мне, что ты видел. Но сам посмотри, куда это тебя привело. Едешь куда-то через всю страну, следуя за знаками, оставленными – кем? Тэсс? Церковью? Дьяволами? Ангелами? И с какой целью? Чтобы вытащить свою дочь из рук смерти?

– Я этого не говорил.

– Но именно так ты думаешь, не правда ли?

– Да, что-то в этом роде.

– И я вовсе не говорю, что это неправильно. И не утверждаю, что тут все о’кей. Ты сколько раз читал лекцию про Орфея и Эвридику? Дюжину раз? Сотню? Вполне можно подумать, что в момент несчастья и горя твой мозг призвал на помощь эту древнюю легенду и пристроил в твою собственную жизнь. Разумный вывод, он так и напрашивается.

– И теперь я на пути в подземный мир. Так?

– Это вовсе не мое утверждение. Это так и есть. Чтобы найти ту, что тебе всего дороже. Люди испокон веков стремились переступить порог, выйти за границы смерти.

– У Орфея была лира, игрой на которой он зачаровал Гадеса. А у меня что? Голова, набитая разными эссе.

– У тебя есть знание. Ты знаешь территорию, на которой действуешь. Даже если эта территория целиком выдуманная.

– А ты умненькая, О’Брайен!

– Так ты намерен теперь вернуться в Нью-Йорк?

– Я сказал, что ты умненькая. Но не говорил, что ты права.

Я все еще смотрю в окно, а в машине полицейского между тем вспыхивает свет. Он достаточно хорошо освещает внутренность салона, чтобы понять, что я ошибся. Хотя это и правда одна из тех огромных машин марки «Краун Виктория», которыми пользуется полиция, этот автомобиль им не принадлежит. И за рулем там сидит вовсе не коп. Это Бэрон. Преследователь. Он улыбается мне в зеркало заднего вида.

– Я тебе перезвоню, – говорю я, поднимаясь на ноги и оставляя на столике банкноту в пятьдесят долларов.

– Дэвид? Что случилось?

– Орфею пора бежать дальше.

Я отключаю связь, выхожу наружу и иду к своей машине. Но прежде чем добираюсь до нее, меня окликает официантка. Намеренная, преувеличенная вежливость в обычной для Среднего Запада манере сейчас звучит как строгая команда:

– Счастливого путешествия!

Но путешествие у меня вовсе не счастливое.

Я тащусь сквозь ночь, уставший до смерти, сворачивая наобум, ночуя в каких-то темных закоулках возле ферм, да еще и потушив бортовое освещение, чтобы убедиться, что никто за мной не следит.

Кажется, это срабатывает. К тому времени, когда над горизонтом появляются первые признаки зари, никаких следов Преследователя поблизости не видать. Это дает мне возможность проконсультироваться с картой местности и продумать дальнейшее продвижение в сторону Северной Дакоты. Я решаю держаться второстепенных дорог и избегать появляться на федеральных шоссе. Забыть про сон и просто продолжать ехать вперед. Пустить в дело запасы нервной энергии, обычной для трясущихся от страха полуночников, а там поглядим, надолго ли меня хватит и куда это меня заведет.

Только вот беда в том, что такой способ имеет свои побочные эффекты. Жуткую потливость. Проблемы с пищеварением. Да еще и игры воображения в придачу – у меня возникают видения.

Например, человек впереди на дороге. Девушка, поднявшая большой палец в универсальном жесте «голосующего», желающего прокатиться на попутке. Вот только девушка эта – Тэсс.

Я сильнее давлю на педаль газа, просто чтобы видение поскорее осталось позади. Когда я проезжаю мимо этого призрака, то слежу за тем, чтобы не смотреть в его сторону, поскольку знаю, что это не может быть моя дочь, а если это не она, то, скорее всего, это нечто гнусное. Кошмарная маска, напяленная Безымянным просто ради собственного удовольствия. И чтобы причинить мне боль.

И все же, когда я рискую бросить взгляд в зеркало заднего вида, уже оставив это место далеко позади, то вижу, что она по-прежнему стоит там же. Вовсе не Тэсс, а девушка на несколько лет старше нее. И выглядит она еще более испуганной, чем чувствую себя я.

Я торможу, съезжаю на обочину, и она бежит ко мне по краю шоссе. Испачканный рюкзак типа «Дора-Эксплорер» колотит ее по бедру. У меня возникает большое желание рвануть дальше. Если даже эта незнакомка не имеет никакого отношения к тому, что О’Брайен именует моим иллюзорным мифотворчеством, подбирать всяких бродяжек на пустынной деревенской дороге в штате Айова не стоит. Ничего хорошего из этого, скорее всего, не выйдет. Я нарушаю непременное для любого ньюйоркца правило: никогда ни во что не вмешиваться.

Когда облик девушки в зеркале заднего вида приобретает более ясные очертания, она замедляет бег и переходит на шаг, и я вижу на ее бледном лице знакомое выражение, свойственное человеку, который слишком долго оставался наедине с самим собой. Человеку, находящемуся в бегах. С каждым шагом, приближающим ее ко мне, незнакомка выглядит все меньше и меньше похожей на Тэсс. Зато у нее гораздо больше общего со мной.

Она открывает дверцу, шлепается на пассажирское сиденье и только после этого смотрит на меня. Причем смотрит мне не на лицо, а на руки. Прикидывает, способны ли они причинить ей зло.

– Куда вы направляетесь? – спрашиваю я.

Она смотрит вперед:

– Прямо.

– Это не название места.

– Я, наверное, не совсем понимаю, куда еду.

– У вас беда?

Девушка смотрит на меня, впервые смотрит мне в лицо:

– Только в полицию меня не сдавайте.

– Не сдам. Если, конечно, вы сами этого не хотите. Мне просто надо знать, не попали ли вы в беду.

Она улыбается, демонстрируя полный рот на удивление желтых зубов:

– Это не такая беда, из-за которой нужно в больницу.

Незнакомка сдвигается в сторону, чтобы посмотреть в зеркало заднего вида, словно ее тоже кто-то преследует. Я выбираюсь обратно на дорогу и оставляю за спиной целую милю, прежде чем посмотреть на нее снова.

– Вы смотритесь как папаша, – говорит она.

– Это из-за седых волос?

– Нет. Просто вы так смотритесь. И вообще, вы похожи на моего папашу.

– Очень странно, потому что вы немного похожи на мою дочь. Только она моложе. Вам сколько лет?

– Восемнадцать, – говорит моя пассажирка. Сейчас, в тесном салоне «Мустанга», она уже выглядит совсем не как Тэсс, что превращает мое замечание в ложь.

– Вы еще живете с родителями? – спрашиваю я.

Но она меня не слышит. Она взяла мой айфон из держателя для стакана, куда я его засунул, ткнула пальцем в экран, а тут же этот палец отдернула, словно испугалась последствий этого тычка, словно никогда не видела таких штучек.

– Это телефон, – говорю я. – Хотите с кем-то поговорить?

Девушка секунду раздумывает:

– Да.

– Звоните. Номер помните?

– У них нет номера.

– Туда, где они живут, телефонные линии не доходят?

Пассажирка издает всасывающий звук сквозь зубы, который может быть приглушенным радостным всхлипом, и продолжает играть с экраном: листает разные приложения, теперь уже с большей сноровкой и быстротой, как будто изучая при этом все возможности аппарата. Это дает мне возможность украдкой, незаметно рассмотреть ее. Рыжеватые волосы, завязанные в «конский хвост», масса веснушек, грязноватое летнее платье в розовый горошек. Кукла. Чрезмерно увеличенная и ожившая тряпичная кукла. В сущности, приходит мне в голову вместе со стыдливым приливом крови к лицу, это говорящий и дышащий идол. Веснушчатая деревенская девица. Грязная тряпичная кукла. То, чего ей явно не хватает, было заменено невнятно-сексуальными, бесчувственными, неодушевленными деталями.

Она закрывает окно на экране, поворачивает голову и застает меня за тем, что я ее рассматриваю. Тут ее глаза впервые приобретают яркость, встретившись с моими. Это вызывает у меня такое чувство, словно девушка застукала меня за каким-то похабным, непристойным занятием, за неким извращением. Но выражение ее глаз свидетельствует о том, что все в порядке. Моя тайна останется при ней в полной безопасности.

– Вы верите в Бога? – спрашивает она.

Ну вот, снова – здорово! Еще одна проповедница. Может, это все, что представляет из себя данная девица. Просто безвредная кликуша, голосующая на дороге, стремясь успеть на вечеринку с барбекю где-то впереди. Это, правда, не объясняет ее ровный тон, да и глаза ее между тем становятся одновременно наблюдательными и тусклыми. Ее странный, куклоподобный облик явно привит ей искусственно. Побочный продукт ее веры.

– Я не знаю, есть Бог или нет, – отвечаю я. – Я никогда его не видел, даже если он существует.

Незнакомка пристально смотрит на меня. Мой ответ не сбил ее с толку. Она просто ждет продолжения.

– Но я видел дьявола, – говорю я. – И могу вам сказать, что он очень даже реален.

До нее доходит не сразу: это занимает некоторое время. Выглядит это так, будто она находится на другом конце длинного и поврежденного провода при междугородном телефонном разговоре и дожидается, пока ей станет слышно все, что я уже произнес. А когда мои слова наконец доходят до девушки, она снова издает этот свистящий всасывающий звук сквозь зубы.

– И как он выглядит? – спрашивает она.

Как никто. Как ты, хочу я сказать.

Внезапно я ощущаю тепло у себя в промежности и сначала решаю, что обмочился прямо в штаны. Слишком устал, выпил слишком много кофе… Неостановимый поток тепла идет вниз по ногам.

Но когда я бросаю взгляд вниз, ожидая увидеть на джинсах темное мокрое пятно, то вижу там вместо этого руку девицы. Ширинка у меня расстегнута, и ее рука уже внутри.

– Ты веришь вот здесь, – говорит она, тыкая указательным пальцем другой руки мне в висок. Вот только голос уже не девичий. Это тот самый голос, что исходил изо рта Тэсс там, на крыше «Бауэра». Одновременно живой и безжизненный.

– А теперь ты должен верить вот тут, – говорит Безымянное.

С этими словами она сжимает ладонь.

Я выдергиваю ее руку одним движением кисти, но это обходится мне в резкий поворот руля, так что машина вылетает на обочину, а потом дергается в обратную сторону, проскакивая через обе полосы дороги. Если нажать на тормоз, нас закрутит, а при такой скорости – стрелка спидометра тыкается в отметку 60 миль в час – нас, скорее всего, вынесет на соседнее поле. Самое лучшее – вернуть машину на свою полосу и уже потом замедлить ход. Я справляюсь с этой задачей, отпустив пассажирку, так что теперь могу вернуть обе руки на рулевое колесо и компенсировать тот занос, который желает совершить задняя часть автомобиля, повернув передние колеса в противоположную сторону.

Машина послушно возвращается куда надо, и теперь я переношу ногу на педаль тормоза, но тут девица вонзает ногти в обе мои щеки. И нас снова заносит.

Небо.

Асфальт.

Луна в небе – посреди бела дня.

Все крутится, вертится, мелькает.

Мы останавливаемся посреди дороги. Если кто-то выскочит из-за подъема впереди, он тут же столкнет нас с асфальта, прежде чем успеет сбросить скорость и затормозить.

А незнакомка теперь чешется, визжит и что-то непрестанно лепечет, точно так же, как тот мужчина в кресле в Венеции. Я толкаю ее, прижимаю к пассажирской дверце, и ее голова стукается о раму кузова. Девушка этого не чувствует. Она снова бросается на меня, нацеливаясь ногтями мне в глаза.

Я бью кулаком – снова и снова, попадаю ей в челюсть, в ребра, а потом прямым ударом в ухо. После этого, когда она вроде бы затихает, я наклоняюсь над ее ногами и открываю пассажирскую дверцу.

И резко выпрямляюсь, когда она меня кусает.

Зубы с рычанием погружаются мне в шею. Не могу утверждать, что вскрик, который за этим следует, не исходит от меня. Слепящая вспышка боли прибавляет мне новых сил. Этого достаточно, чтобы вытолкнуть девицу сквозь дверь, и ее задница со звучным шлепком встречается с дорогой.

Я выпрямляюсь, возвращаюсь к рулю. Даю газ.

Но опасная пассажирка снова здесь, снова едет со мной.

За те пару секунд, что потребовались мне, чтобы начать движение, она, должно быть, успела вскочить на ноги и вцепиться в раму открытого окна. Теперь она висит сбоку, и ее тащит вперед. Дверца распахнута, болтается и скребет по гравию обочины. Потом, мотнувшись назад, она с грохотом ударяется о бок машины.

«Мустанг» перелетает через подъем.

Девица завывает.

Я давлю на газ, топлю педаль в пол.

– Пожалуйста, не надо!

Новый голос. Не тот фальшивый, что принадлежал Тряпичной кукле, не голос Безымянного. Настоящий голос этой девушки. Тот, которым она говорила, когда была жива. Я в этом уверен. И эти ее слова нашли дорогу через порог смерти, они просят меня о помощи, которую я не могу ей оказать.

Это мое впечатление подтверждается, когда я поворачиваюсь к ней. Незнакомку теперь прижало к борту машины, и она по-прежнему цепляется за болтающуюся дверцу. Но я не замедляю ход. Потому что ее уже нет. Она уже принадлежит Безымянному.

– Помоги мне! – кричит она.

Она знает, что я не могу. Несчастная всплыла на поверхность с огромной глубины, но лишь для того, чтобы встретить чужака, который тонет точно так же, как она сама.

Но я все равно протягиваю ей руку. И она тоже тянется ко мне. Отрывает свою левую руку от дверной ручки и выбрасывает ее вперед, через пассажирское сиденье, так что ее пальцы скользят по моей руке, царапая ее. Кожа девушки холодна как мясо, извлеченное из морозильника.

Но даже несмотря на все это, мы снова тянемся друг к другу.

Тут незнакомку отбрасывает назад, и дверца снова распахивается. Из ран на ее ногах потоками течет кровь, они скребут по асфальту, дико болтаясь из стороны в сторону, как цепочка связанных вместе пустых пивных банок, привязанных к бамперу машины с плакатом «Только что поженились!». Девушка смотрит на меня, и прежде чем она отцепляется от дверцы, я вижу, как ее глаза снова становятся тусклыми. То, чем она была при жизни, опять уходит под воду. И теперь это вновь ожившая марионетка, просто веснушчатая оболочка.

Потом это впечатление пропадает.

Ногти одной ее руки скребут по борту машины, царапают металл, стараясь найти, за что ухватиться. Затем следует тошнотворный глухой удар – задние колеса «Мустанга» переезжают через нее.

Я останавливаюсь.

Выпрыгиваю из машины, пробираюсь к багажнику. Падаю на колени, чтобы заглянуть под шасси, осматриваю канавы по обе стороны дороги. Никаких следов этой девицы.

Я вытираю руки о шею, и, оказывается, они все в крови. И айфон тоже. Он еще включен, работает. Все еще включен на последнее приложение, когда моя пассажирка включила диктофон и нажала на «Запись».

Я перематываю запись. Нажимаю «Проигрывание».

– Вы верите в Бога?

Кто бы она ни была, она ехала со мной. Это не часть моего мифотворчества. И не иллюзия, не обман. Весь наш разговор записан.

…И могу вам сказать, что он очень даже реален.

Я выключаю запись, чтобы не слышать последний призыв настоящей девушки о помощи. Призыв еще более пугающий, чем пустой звук голоса Безымянного.

Мне приходит в голову, что запись следует стереть. Этого мне хочется больше, чем чего бы то ни было еще.

Вместо этого я ввожу название нового файла. Называю его КУКЛА. И сохраняю в памяти мобильника.

Глава 13

Каждые двадцать минут я останавливаюсь, чтобы поспать. Еду. Сплю. Снова еду. К полудню, никем не замеченный, я пересекаю границу штата Северная Дакота. Я и сам едва это замечаю.

В городишке Хэнкинсон после клейкого бургера с ветчиной и сыром и целого кофейника кофе я чувствую бессмысленную бодрость. Я в Северной Дакоте. И что теперь? Ждать телеграммы? Стучаться в двери, демонстрируя всем свой бумажник с фотографией Тэсс пятилетней давности и спрашивая, не видел ли кто мою дочь? Могу себе представить, как это будет выглядеть.

СТАРЕНЬКАЯ ДОБРЕНЬКАЯ ДАМА:

Ох, бедный! Как это ужасно! Она у вас здесь пропала?

МУЖЧИНА:

Нет, не здесь. Вообще-то в Венеции. И никто не верит, что она еще может быть жива. За исключением меня.

СТАРЕНЬКАЯ ДОБРЕНЬКАЯ ДАМА:

Понятно. И что, по-вашему, с ней произошло?

МУЖЧИНА:

По-моему? Думаю, что ее захватил демон.

СТАРЕНЬКАЯ ДОБРЕНЬКАЯ ДАМА:

Генри! Звони в полицию! Звони «Девять-один-один»!

ТРАХ!

Дверь захлопывается, задевая МУЖЧИНУ по носу. Он трет нос и уходит, а вдали уже слышен вой приближающихся полицейских СИРЕН.

Я решаю осмотреть достопримечательности Хэнкинсона, раз уж забрался в такую даль. Много времени это не занимает. Кафе «Горячие пирожки». Бар «Золотой павлин». Банк «Линкольн». Несколько белых деревянных церквушек, далеко отстоящих от дороги. Самая большая гордость всего города, судя по ободранной растяжке – «ОКТОБЕРФЕСТ! В СЕНТЯБРЕ!». Кроме этого – ничего. Никаких признаков Тэсс или Безымянного. Ни малейшего намека на какие-либо знаки или знамения.

Когда я добираюсь до местной публичной библиотеки – временного на вид строения из шлакобетона с маленькими окошками, – то вхожу внутрь, решив проявить инициативу и взять дело в собственные руки. Я все-таки профессиональный исследователь, в конце-то концов! Так что наверняка сумею найти какие-то скрытые указания, какой-то намек, спрятанный в тексте. Только в каком тексте? Единственная книга, от которой я могу отталкиваться и двигаться дальше – это реальный мир вокруг меня. То есть материал, с которым я никогда как следует не умел работать и который никогда не пробовал интерпретировать.

Я приобретаю разовую библиотечную карточку за полтора доллара, сажусь к одному из компьютерных терминалов и решаю, что вполне могу начать с тех действий, с которых нынче начинают все мои ленивые недоучки с последнего курса, готовя свои дипломные работы. С Google.

Сайт «Северная Дакота» выдает мне стандартный набор ссылок Википедии и данные о населении (672 591 человек, что ставит штат на сорок седьмое место по плотности населения), о столице (Бисмарк), о действующих сенаторах (один демократ, один из великой старой партии – республиканец), о самой высокой горе (Уайт Бьютт, название, сразу же подвигающее на разные умозаключения, сводящиеся ко всяким возможным каламбурам[30])…

Но дальше в этой статье приводится список всех газет штата. «Бьюла бикон», «Фармерз пресс», «Маклейн каунти джорнэл»… И одна, сразу бросающаяся в глаза – «Девилз-лэйк дэйли джорнэл». Дэвилз-лэйк, Дьяволово озеро. Неужели именно туда мне теперь следует отправиться? Название подходит, хотя этот намек представляется мне чем-то даже слишком подходящим Безымянному, чей характер (если можно вообразить, что у него есть характер) проявляется в более утонченных формах, претендуя на более развитые ловкость и хитрость. Так что нет, я отнюдь не бросаюсь в путь, не еду в Дэвилз-лэйк. Я вообще никуда не поеду: сперва мне нужно выяснить, зачем я в принципе здесь оказался.

Видимо, в этом-то и заключается все дело. Возможно, от меня ждут, что я буду куда-то двигаться, бродить и странствовать, но в конце концов прибуду туда, куда требуется.

Это, в свою очередь, заставляет меня подумать еще об одной вещи: что если я приехал в Северную Дакоту не для того, чтобы повстречаться с новой загадкой, которую должен отгадать, а потому, что должен познакомиться с очередной историей? Подобно Иисусу, который наткнулся в стране Гадаринской на человека, одержимого легионом бесов, подобно мне самому, прилетевшему в Венецию, чтобы встретить там коллегу-ученого, привязанного к креслу в Санта-Кроче, я, возможно, оказался здесь, чтобы стать свидетелем очередного «феномена». Свидетелем новых вторжений демонов в наш мир. Возможно, моя задача – и мой путь в попытках добраться до Тэсс – заключается не столько в роли ученого или интерпретатора, сколько в роли хроникера. Собирателя антиевангелических явлений. Доказательств.

Это была работа апостолов, учеников Христа. Хотя все они заслужили подобное назначение только после того, как наглядно продемонстрировали свою несокрушимую веру в Мессию. А что же я? Я не следую учению Сына Божьего, я агент-осквернитель и предатель, работающий совсем на другую команду.

Что же касается Тэсс, то для нее я сделаю все. Для нее я готов увидеть все, на что мы никогда не собирались смотреть.

Правда, тут имеется одна проблема. Если я оказался здесь, чтобы выискивать еще одно «дело» или «процесс», оно, несомненно, не выскочит прямо на меня с солнечных, слишком широких улиц Хэнкинсона. И еще – указания на присутствие демонов, на демонические явления вряд ли явятся мне в открытую. Скорее, они покажутся в завуалированном виде, замаскированном под нечто иное, в другой форме. Может, так, как мне явилось Безымянное, когда оно посетило меня под видом той девицы, что подсела ко мне в машину, или как тот тип в церкви, или как тот старикашка в самолете. Это будет явление, которое вполне можно будет объяснить рационально, но в нем все-таки будет что-то не так. Что-то, похожее на историю, почерпнутую из сообщений по радио, сообщенную слушателям вместе с прочими нетипичными и странными сюжетами, которых полно на домашних страницах Интернета. Некая промелькнувшая странность, которую легко можно обнаружить на последних полосах газетенок, издаваемых в маленьких городках. Нечто, чего, по всей видимости, полным-полно в Северной Дакоте.

Новый поиск. Сайт «Демоны Северной Дакоты». Что приводит меня прямиком к порнографии.

Попробуем еще раз.

Сайт «Необъяснимые явления в Северной Дакоте».

«Тайны Северной Дакоты».

«Пропавшие без вести в Северной Дакоте».

«Феномен Северной Дакоты».

Через некоторое время выскакивает одна история, вроде как более занятная, чем все остальные. Короткий сюжет, который представляется чем-то несколько более глубоким, чем просто наводящее уныние своей обычностью сообщение об очередной пропавшей, заблудшей душе, в большей степени просто грустное, чем тревожное. Сообщение это в первый раз появилось 26 апреля в газетке «Иммонс каунти рекорд», выходящей в Линтоне. Всего три дня назад.

77-ЛЕТНЯЯ ЖЕНЩИНА ИЗ СТРАСБУРГА СЧИТАЕТСЯ ПОДОЗРЕВАЕМОЙ В ДЕЛЕ О ПРОПАЖЕ СВОЕЙ СЕСТРЫ-БЛИЗНЕЦА

Делия Рейес утверждает, что ее сестра, Пола Рейес, следовала приказаниям «голосов».

Илджин Голт

ЛИНТОН.

Делия Рейес, 77-летняя местная жительница, которая всю жизнь трудилась на маленькой ферме в окрестностях Страсбурга вместе со своей сестрой-близняшкой Полой Рейес, объявлена «лицом, представляющим значительный интерес для полиции». Так ее назвал шериф, расследующий дело о пропаже ее сестры.

Делия Рейес связалась с полицией шесть дней назад, 20 апреля, и сообщила, что ее сестра пропала без вести. Беседа с этой женщиной, проведенная полицией, позволила, однако, выяснить, что события в действительности носили крайне странный характер, который поставил власти в тупик.

«По словам Делии, Пола уже некоторое время слышала голоса, исходящие из подвала, – сообщил корреспонденту «Рекорда» шериф Тодд Гэйнс. – Эти голоса приглашали ее спуститься вниз и присоединиться к ним».

Делия также сообщила полиции, что сама она не слышала никаких голосов и беспокоилась по поводу душевного здоровья своей сестры. Опасаясь, что та может причинить себе ущерб или пораниться, она заставила Полу пообещать, что та не станет спускаться в подвал одна.

После этого, по словам Делии, однажды вечером Пола перестала противиться этим приглашениям. В ее показаниях говорится, что пропавшая открыла дверь в подвал и спустилась по лестнице вниз. К тому моменту, когда Делия, которая испытывает некоторые физические затруднения при передвижении, сумела спуститься туда сама, Полы там уже не было.

«Это был последний раз, когда кто-то видел Полу Рейес», – заявил шериф Гэйнс.

С разрешения мисс Рейес следователи тщательно осмотрели владения сестер как снаружи, так и внутри, но пока не обнаружили никаких следов пропавшей.

Когда шерифа Гэйнса спросили, нет ли в этом деле следов чьей-то грязной игры, он ответил отрицательно. «Это рядовое дело о пропавшей без вести, в котором имеется один-единственный странный аспект», – заявил он.