Искры и химеры Ларичева Дорофея
– Ясное дело, Рокси, крокодиленыш наш! Я к тебе пришел с приветом, – неведомо чему обрадовался металлический хам.
– Оно и видно, что с приветом. – Ксана встала с дивана в надежде ускользнуть, но маневренный робот преградил ей дорогу.
– Ты мне нравишься, – робот подъехал ближе. – Я даже думаю простить тебе моего друга. Он, балбес великовозрастный, сам дурак, – задумчиво изрек он, заменив смайлик на портрет Ланса. – С другой стороны, – портрет исчез, на экране высветилось лицо Роберта, – я просто так ничего не делаю. Тебе нужна моя помощь, мне – твоя.
Затаившийся выше облаков Роберт улыбнулся, видя недоумение девушки. Вместе с ним улыбнулось его изображение на «лице» робота.
– Тебя допустят до беседы с родителями, – бодро сообщил он и, насладившись эмоциями на ее мордашке, подлил яду, – если только ты поможешь сломать выставленные твоей приемной мамулькой психологические блоки и вскроешь память Рюкина и Вителя, в нормальном обществе известного как Антон Верховицын. Каждый снятый блок – плюс в реабилитации твоей семьи и дополнительный пункт к приговору Орэфа.
Если он врал, то совсем чуть-чуть. Ни о какой реабилитации речь не шла. А вот достать Орэфа стало для ученого делом чести.
Губы девушки дрогнули. Человек над Землей снова довольно улыбнулся. Проняло. Надо додавить.
– Я желаю поймать Орэфа даже больше твоего, – признался он. – Та тварь чуть не убила мою любимую женщину. Аномалии губят мой дар, и, чтобы хоть как-то выжить, я вынужден проводить все время в стратосферном дирижабле. Это очень высоко, крокодиленыш.
Тут он лукавил. Излучение установки, придуманной Брониславом, уничтожило уже семьдесят процентов аномалий, но гений предпочитал вернуть дар в полной мере. Увы, пока неведомая тварь, слишком напоминающая Координатора, жива и жаждет устроить на Земле заповедник аномалий, губительные чуждые энергии в любой момент могут исказить привычную реальность профессора Ноэля.
За последние дни Роберт в тысячный раз убедился – многие перемены в стране и мире не случайны, а срежиссированы. Не Рюкиным, не Верховицыными – мелкими, жадными людишками, возомнившими себя почти богами. Да, они собрались раздавать направо и налево бессмертие, отправлять в рискованные путешествия между мирами добровольцев, при помощи послушных химер грабить карманы бизнесменов, вертеть политиками.
Орэф, только Орэф виновен во всем. И в его, Роберта, беде тоже. Если аномалии не исчезнут, именитому профессору Ноэлю остаток дней придется держаться от них как можно дальше, а лучше поселиться в облаках, строя из себя свихнувшееся светило науки. Либо возвратиться на землю и расписаться в собственном бессилии, ибо с их появлением подаренный вредным шаманом и горными духами талант угасал и почти полностью покинул его.
Что может быть страшнее, чем лишиться части себя? Лишиться всей Вселенной, готовой распахнуть сокровенные истины под твоим пристальным взглядом? Перестать повелевать техникой, заглядывать в такие уголки мироздания, куда никто из известных тебе людей не сумеет пробраться в ближайшую сотню лет?
Сильнее оказался только страх потерять близкого человека. Ноэль понял это, едва увидел Нику на полу там, в бизнес-центре. И в случившемся с ней тоже виновен мерзкий пилигрим! При любом воспоминании о пережитом кошмаре кулаки Роберта сжимались, а лицо искажала неприятная гримаса, больше похожая на оскал. Он посчитается за все!
Ксана купилась на подачку. И уже через три дня Ноэль вместе с Кирой Альбертовной докладывал Илье Петровичу и Президенту об успехах.
– Орэф пожаловал к нам четыре года назад. Спутники тогда отреагировали, – сообщал робот голографическому изображению начальства из защищенного от прослушки кабинета. – Они уловили всплеск необычной энергетической активности в окрестностях Геленджика. На сигнал примчался один Верховицын-старший. Вместе с женушкой он якобы искал в том районе одаренных людей. Я бы тоже там что-нибудь поискал, особенно до середины сентября, пока море теплое, – поддразнил он начальство.
– Там они и сговорились, – кивнула Альбертовна.
Роберту она не нравилась – чересчур правильная, слишком торопится поделиться собранной информацией с любым высшим чином. А его люди уже выловили в правительстве восьмерых клиентов Общества, возжелавших вечной жизни, обнаружили четыре десятка политиков и бизнесменов, «окучиваемых» химерами. Сколько еще нелюдей по свету гуляет?
– Затем эта веселая компашка отправилась в Иркутск, – продолжал Роберт, – испытала оружие по созданию аномалий, точно чертика из табакерки невольно вызвала Рюкина. Так что благодарите их за невиданную удачу. Спорим, вы бы не справились с Пятеркой без его предсказаний?
Он даже пожалел, что робот не способен в полной мере передать его выражение лица, сарказм в голосе.
– По какой-то причине Орэф счел аномальное оружие недостаточно мощным, нашел ученых, поручил им доработку. Кстати, дельные парни, я бы их к себе забрал, когда вы с ними закончите общаться. У них, конечно, ничего не получилось.
Наш злобный враг хоть и помогал Верховицыну и Рюкину штамповать армию клонов, уже собрался делать ноги в поисках более удобного мирка. Увы, я устроил ему внеплановые именины – «метеориты» отключать надумал. Каюсь, кидайтесь тапками, я не предвидел появления аномалий. Враги обрадовались и занялись темными делами.
– Цель? – не стал ругать профессора генерал.
Президент лишь почесал затылок в раздумьях:
– Чего он добивался?
– Я откуда знаю? – почти искренне удивился Роберт. Отчет об откровениях Ланса он получил первым и не спешил его тиражировать. – Он даже своим ручным злодеям не говорил. Но у меня есть идея, как разжиться этой информацией. И для этого мне нужны две глупые девчонки – Верховицына Роксана и Иванова Дорофея. Дайте согласие на их участие в эксперименте ради благоденствия страны. Эксперимент опасный, девочки могут погибнуть, но иного выхода нет.
Роберт в небесах театрально развел руками. Не земле робот вяло дернул механическими манипуляторами.
Президент, поколебавшись несколько мгновений, кивнул.
Ноэль улыбнулся и, позволив роботу отвесить неуклюжий поклон, отключился. Он добился своего. Добился, даже не выдав главный козырь. Тот подождет, и, если все получится, как ученый планировал, если девочки выживут, если удастся победить аномалии, если сложатся еще с полсотни таких «если», он сообщит, что сквозь аномалии уже несколько дней нагло прорывается сигнал, слишком похожий на мольбу о помощи. Чей-то SOS.
За полночь на дирижабль прибыл Ланс. Был он собран, немногословен. В лицо друга не смотрел, вообще старался занимать как можно меньше места.
– Так, чучелко, сейчас догоню и воспитаю, – разозлился Роберт. – Ты поел? Ты выспался? Вот сдам тебя в медицинский институт в аренду как наглядное пособие по анатомии, хоть какой толк выйдет!
Ланс молчал.
– На какой колдобине перевернулся твой КамАЗ с самомнением? – продолжал наседать профессор. – Я тебя к Броне отправлю на курсы: «Как уважать себя»!
Ланс смотрел в одну точку.
– Возьму и верну назад долечиваться! – пробурчал Роберт, отправляя сообщения ассистентам принести поздний ужин в кабинет.
– Не отправишь. – Юноша разглядывал приборную панель. – Ты любишь окружать себя безумцами.
– Да ну?
Ученый развеселился, сделал знак вошедшему Ване поставить поднос на стол и проваливать подальше.
– Если бы по дирижаблю на колеснице, запряженной кенгуру, катался зеленый пингвин с волынкой – я бы с тобой согласился. Но здесь есть только чересчур скрытный и всюду виноватый мигрант, которому срочно нужно исповедаться. Так, Ланселот?
Ланс отвернулся.
– Стесняться после будешь. – Роберт пододвинул другу поднос. – Ешь и рассказывай все, что знаешь про Орэфа. Я ни черта из рапорта не понял.
Пришлось есть и рассказывать про первую миграцию инспектора Константина и его деятельность в Обществе Зари.
Страшно вспоминать, но тогда Костя собой гордился. Он искал даровитых сенсов, обучал их, как когда-то обучили его. А потом с их помощью выжигал личность в мальчишках-беспризорниках, делая их рабами тайного Общества Зари. Он верил: однажды те отыщут ему убийц Ани. Он не замечал, как уподобился Пятерке, считал, что спасает ребят от голода и нищеты…
Он хорошо помнил день своего прозрения. Начинался шторм. Волны бились о борта корабля, холодное солнце слепило моряков, но не его. Глаза светловолосого юноши закрывала плотная черная повязка. Константин уже два года был полностью слеп, но видел гораздо лучше зрячих, ощущая энергии, эмоции, порой даже цвета.
С момента отплытия он стоял на носу парохода, опираясь на трость с изящным рисунком по полированному дереву. Даже сквозь тонкие перчатки ощущалось тепло и гладкость древесины. Брызги летели в лицо, пахло дымом. Корабль на сохраненных технологиях из сгинувшего в катаклизме мира легко обгонял парусники и пароходы, но сейчас тащился в треть возможной скорости. Он лишь сопровождал грузовое судно, набитое рабами – обработанными мальчишками. Обществу требовались шпионы на другом континенте.
Визгливо кричали чайки. По левому борту чувствовались скалы. Ветер развевал шарф, норовил забраться под плотную кожаную куртку на меху. Но эмиссару Общества было хорошо и спокойно…
– Косподин Константин, – картавый боцман в который раз подошел к слепому начальнику. – Буря скоро! Смоет.
– Господин, а не косподин, Элло, – сердито стукнул тростью юноша. – Я почувствую, когда придет пора.
В последние месяцы его стали раздражать простые люди с их мелкими заботами. Зато притягивала власть. Ему доверял опасные задания сам магистр, и это будило гордость.
Он поднял воротник, вслушиваясь в гул океана, ворчание двигателя, молчаливую медитацию мальчишек на соседнем корабле. Очередной порыв ветра принес слишком много брызг, пожалуй, на носу становилось опасно. Элло твердил об острых скалах впереди…
Костя ушел в свою каюту, ничуть не страдая от морской болезни, заказал ужин, сытно поел и уснул, пристегнув себя к койке ремнем.
Шторм бушевал двое суток – почти всю дорогу. А на рассвете третьего дня в порт пришел только один корабль. Парусник с маленькими пассажирами упокоился на океанском дне.
Именно тогда юноша очнулся, целую неделю размышлял о погибших детях, о своей роли, вспоминал Аню. Он закрылся в номере гостиницы, послал подальше капитана и людей Общества, предлагавших начать все заново, – мол, беспризорники что? – расходный материал.
Но он вернулся. Выбрал десяток самых сильных, самых даровитых рукотворных химер. Отдал приказ и заявился в особняк к магистру. Охрана не посмела остановить Безглазого, пропустила в кабинет.
Орэф словно ждал мятежника, вышел к нему в алом домашнем халате, приветственно распахнул руки, позволяя разрядить в грудь обойму пистолета, спокойно принял на себя ментальный удар, способный расправиться с небольшим отрядом. И рассмеялся.
Пули пролетели насквозь, оставив на алом шелке аккуратные дыры. Химеры, корчась, попадали на пол. А Константин согнулся от боли.
– Все вы однажды приходите ко мне, – почти ласково говорил магистр.
Вечерний свет золотил корешки книг в высоких шкафах, где-то далеко прогудел судовой колокол, за окном переговаривалась стража, за высокими стенами шумел многоголосый рынок… Восприятие мира – цветов, звуков – усилилось десятикратно. Казалось, череп юноши сейчас разорвется от напряжения и поступающих гигантских объемов информации. Константин через силу поднялся с белого ковра, заставил себя выпрямиться. Негоже императорскому инспектору корчиться перед властолюбивым убийцей.
– Ты не меня пришел убивать, а себя, мой друг, – веселился Орэф. – Свое тщеславие, алчность, глупость.
Он потрогал дырки на халате, шаркая тапками, прошелся до стены с ярким гобеленом, изучил отверстия в нем.
– Хорошую вещь испортил, между прочим, – посетовал он. – Ты поздно вспомнил про жалость. И все-таки вспомнил.
– Что ты за чудовище? – Костя хотел уйти и не мог. Фигура магистра, как в день их знакомства, сияла ярче степного пожара, ярче тысяч фейерверков. И этот свет, эта жгучая энергия лишала воли, парализовала. – Что ты сделал со мной?
– Ты сам сделал. – Орэф отвечал спокойно, будто собеседник минуту назад не пытался его убить. – Ты отказался от своей клятвы. Зато я воплощаю в жизнь свою. Я не человек, Константин. Я создан древней цивилизацией, отправившейся к звездам.
Сотни лет я провел в запечатанной капсуле, пока не сработал установленный на ней таймер. Двадцать лет я странствовал из мира в мир, изучал людей, пока не понял: я должен прожить хотя бы одну жизнь, испытать ваши чувства, мыслить, как вы.
Я воплотился в человека, работал, общался, создал семью. У меня даже дочь была, Гелика. Я прожил земную жизнь – долгую и безрадостную, видел смерти и войны. Человеком быть слишком больно и трудно. И понял, что без возвращения моих создателей вы обречены.
Это моя третья попытка вернуть их на Землю. И, как вижу, не последняя. Мне нужны энергии, которые ваш мир не способен мне дать. Мне нужны человеческие оболочки, достойные принять моих повелителей. И я не одинок. Нас много, Костя. Ты способный, идем со мной, и ты получишь в свое распоряжение целый мир. Может, даже не один.
Константин тогда не нашел в себе сил отказать, слишком велика была власть существа. Что-то в душе даже обрадовалось предложению. Как легко подчиняться, перекладывать вину на других, «просто исполнять приказ», ни за что не отвечая! Но едва молодой человек выбрался наружу, как отыскал давно припрятанную установку ретросдвига и сбежал из этого мира.
Словно расплачиваясь за содеянное, он попал в вонючий бункер радиоактивного мира в тело Лансемаса одиннадцати с половиной лет от роду. Там, во мраке подземелий, он потерял свое Я, слился с чужим сознанием. Но обреченный ребенок оказался куда добрее ожесточившегося слепого карьериста. Он научил его прощать, в том числе и завравшегося инспектора Константина…
– Посочувствовать тебе не смогу, – выслушал его исповедь Роберт. – Осудить тоже, сам не рождественский подарок. Но и самоедством заниматься не позволю. Марш отсыпаться. Завтра загружу работой так, что думать некогда станет.
Он выпроводил друга, выставил поднос с грязной посудой на пол за дверь – кто-нибудь да подберет, а сам погрузился в работу. Его невезучий «старичок» подтвердил показания Ксаниного отца. С Орэфом придется помучиться.
Под утро пришел сигнал, перепугавший профессора и заставивший его спуститься с небес.
– Шеф, – командир спецотряда «Даждьбог» Федор Кузьмин вышел на связь в половине пятого утра, – у нас были проблемы со связью. Потому докладываю сейчас. Все уже хорошо, не волнуйтесь.
Ну да, не волнуйтесь. Когда тебя вызывают в такое время. Кузьмин – человек тактичный, раз ночью ломится, значит, случилось что-то действительно интересное.
– Шеф, на базу в Подмосковье ночью напали химеры. Они вскрыли кодовые замки, своими потусторонними талантами отправили в нокаут восьмерых вооруженных охранников, другим отвели глаза. За пленничками пришли – Антоном, Мариной и Ильей.
Роберт ждал таких событий, потому подготовился основательно.
– Новые датчики движения?
– Да, шеф. И нейропаралитический газ. Система блокировала коридор, пустила нейропаралитику по трубам. Долго сопротивлялись, черти. Почти пережгли контакты на двери, пока отключились.
– Допросили? – в нетерпении оживился Роберт.
– Обижаете. Конечно. Наши сенсы их скудные мыслишки по полочкам разложили. Среди химер затесался один «пастух» – загипнотизированная девушка лет восемнадцати. У нее-то и выяснили, что отряду приказали уничтожить Верховицыных и Рюкина, а после взорвать здание.
– Радикально, – поморщился Роберт. – У нас еще меньше времени, чем я думал. Вот что, хватай весь зверинец – пленников и их дочурку, – и дуй в Барск. Знаешь, – осенило его, – выдели мне отряд в десятка полтора хлопцев. Засиделся я тут, слетаю в гости к Орэфу.
Уже утром Роберт Ноэль занял свое место в машине, чуть в стороне от здания, в котором был замечен столь волновавший его пилигрим. Одиннадцать сильных, выносливых, вооруженных ребят из отряда специального назначения тоже заняли свои позиции. На рукаве каждого красовались нашивка с бородатым, по-разбойничьи дерзко улыбающимся солнцем.
Удачное время выбрали для засады. Двор пуст: кто дома, кто на работе. Въезд перегорожен ремонтными машинами. И ведь действительно что-то в люках делают, копошатся, перекликаются. Грамотно засели, в случае чего под удар не попадут. Молодцы, грамотно оборудование измерительное расставили, прямо как он учил!
День выдался пасмурным, но теплым, довольно светлым. Окна нужной квартиры не блестели на солнце, не мешали ребятам вести наблюдение.
Роберт аккуратно расчехлил и положил на колени свое на сегодняшний день единственное оружие против пилигрима. То самое, которое избавило вселенную от Координатора и Беты с приспешниками, убило Дельту в Дорофее. Хоть бы получилось! Тогда не придется использовать запасной вариант, рисковать детьми, ссориться с Никой. Последний взгляд на датчики приборов на крыше машины, и все внимание на дверь!
Бойцы уже неделю ожидали сигнала из штаба, и вчера под вечер он поступил. Мощные компьютеры вычислительных центров круглосуточно анализировали видеозаписи с двенадцати миллионов уличных камер Москвы и наконец наткнулись на след.
Сейчас отряд следил за жилым домом в престижном районе столицы. Каждый из бойцов знал: они выслеживают не обычного террориста, а некое существо, чья человеческая природа давно под вопросом.
Начальник боевой группы нервничал, ему не нравилось присутствие шефа. Но приказы не обсуждались. Невысокий, хрупкий на вид профессор уже успел заслужить уважение военных.
Пилигрим появился через час двадцать в сопровождении двоих. Позволив ему отойти от входной двери метров на тридцать, бойцы открыли огонь. Стреляли всем, чем могли. Обычными пулями, из лазерного ружья, инфразвуковой пушки транквилизаторами…
Орэф словно не замечал атаки, шел прямо на бойцов, улыбался. На вид – обычный человек из толпы, неприметный, с простым, грубоватым лицом… Но даже серебряный кинжал, который в отчаянии метнул ему в горло один из бойцов, пролетел насквозь и со звоном шлепнулся на асфальт.
Химеры за спиной нечеловека уже лежали на земле, приняв на себя пули, тихо умирали. А Орэф шутовски поклонился выскочившему из машины Ноэлю. Роберт выстрелил из своего оружия, экспериментального, непроверенного. И ничего не произошло. Пилигрим сочувственно заглянул ему в глаза и сообщил:
– И снова мимо!
Затем растворился в воздухе.
В тот самый момент одна из химер приподнялась на локте и разрядила пистолет прямиком в грудь Роберта.
Поселок Васильки. Дорофея
Маша теперь игнорировала любые Дорины усилия по сближению, днями пропадала на речке с местной детворой, вечерами напролет мучила нервы и уши окружающих, обучаясь игре на синтезаторе. Попытки повторить сложные композиции из видеороликов в Интернете выливались в акустическую пытку невольных слушателей. Так, наверно, должны плакать и стенать привидения в заброшенных замках туманной Англии. Даже сосед, живший через три участка, в гости наведался, поинтересоваться: что тут творится?
Дорофея догадывалась, что происходит с двойником, потому не мешала. Сама она просиживала все утро, а то и до обеда на чердаке и с удивлением наблюдала, как возрастают ее способности, как организм наполняет доселе невиданная сила, разлитая в окружающем пространстве. Точно свет, проходящий сквозь розу витража, та сияла, озаряя девушку изнутри.
Дора видела чужие эмоции ярче, сохраняла невидимость перед окружающими дольше, не мучилась головной болью. Ночами не спалось, тревожно полыхало алым отсветом небо, мучили мысли о Лансе. Все бы хорошо, но как выдержать неизвестность? В Интернете не напишут, что на самом деле творится в стране. Что происходит с Никой и остальными. А главное, что с Лансом? Разлука с каждым днем становилась все невыносимей. Да, он лечится в реабилитационном центре, восстанавливается после атаки химер. Но ей так нужно его увидеть, обнять!
А еще она все чаще получала приветы из памяти Дарьи Фелисии, проживая день за днем чужую жизнь. Стоило уснуть, а то и вовсе придремать во время занятий, как включался невидимый кинопроектор и случайным образом транслировал фрагменты фильма.
Далекие города, чужие люди, события неведомых миров Дора постигла лучше, чем собственную историю, медленно вычерчивая график движения Дельты сквозь пространство. Девушка даже испытала легкую досаду от того, что больше никакие откровения о технических достижениях ее не посещали. Лишь обычная рутина – готовка, чтение, работа с бумагами, походы по магазинам. И еще обрывки из воспоминаний детства жертв ведьмы Дарьи Фелисии до попадания той в чужие тела.
Но потом… В одну из ночей она проснулась и долго лежала, глядя на пылающее ало-лазоревым небо. С ближайшей к поселку Тесла-башни срывались разлапистые молнии, растекались по облакам, озаряли призрачным пламенем город. А Доре еще светило солнце чужого мира, ворчал далекий прибой.
В растаявшем сне она была Дарьей Фелисией. Верный Бета, амбициозный Гамма, ворчливый Альфа и романтик Эпсилон оказались рядом с ней, такие же юные – не больше двенадцати-тринадцати лет. Они собрались в доме у моря. Из окна виднелся маяк, тот самый, возле которого Орэф позже отправил Дельту в новое путешествие. Сам Орэф тоже присутствовал. Тогда он был моложе, кажется, даже выше ростом. Он беседовал с подростками как со взрослыми, что-то рассказывал.
Дельта постоянно отвлекалась, память погибшей дочери таинственного пилигрима манила девочку к морю – собирать выброшенные недавним штормом ракушки, пробраться в соседский сад, чтобы нарвать поспевшей ирги, а лучше умчаться на рынок, где за пару монет можно купить теплых пирожков или заморских фруктов. Но целеустремленная Дельта гнала прочь чужие воспоминания, внимательно слушала монотонную лекцию Орэфа.
Оказывается, не Координатор и не изворотливый разум членов Пятерки придумал переписывать память от человека к человеку, а именно он, загадочный мигрант.
Проснувшись, Дора снова написала письмо Роберту. И получила практически мгновенный ответ: «Я сейчас в больнице, малость грудь застудил. Но я тебя понял, скоро буду. Аномалии почти исчезли, и у меня голова трескается от идей. Попробуй вспомнить что-либо еще об этом проходимце. Думаю, он организовал покушение на Верховицына и Рюкина. Мои ребята еле-еле отбили атаку шести химер. В меня тоже стреляли, но я это предвидел и был готов. Не покидай поселок. Ты мне понадобишься».
Забавно, почему она не удивилась? Ничего хорошего от Орэфа она не ожидала.
Теперь, каждый раз ложась спать, она убеждала себя проникнуть в прошлое Дельты, но словно в насмешку ночь посылала ей суматошные, быстро выветривающиеся из памяти видения – бесполезные и глупые. А под утро ей снились кошки – белые, большие. Они уносились в сады, пугали ночных насекомых, взбирались на деревья. И кошачьи сны приносили успокоение.
…После обеда Дорофея выбиралась в сад, подключала к своему планшету старенькую клавиатуру с полустертыми символами (с голографической работать оказалось совсем неудобно). Мигрантка решила не дожидаться помощи Ноэля, а предпринять что-нибудь самой, вот и общалась с программистами. Создатели макросети в ее мире тоже с чего-то начинали, утешала она себя.
Вооружившись несколькими учебниками программирования, тарелкой вкусных мелких груш и купленными в большом супермаркете пакетиками с орехами кешью, она устраивалась за одним столиком с Леонидом Алексеевичем. Тот работал над очередной монографией аж за тремя мониторами, общался с коллегами по-английски и по-итальянски, изредка посматривал, чем занимается приемная дочь. Дора читала в его добрых глазах неподдельный интерес. Но Машин отец молчал, таскал с ее блюда краснобокие груши и продолжал трудиться по своему плану.
А Дора выложила в Сеть несколько тестовых заданий. Поначалу простеньких, с ее точки зрения, чтобы отсеять самых слабых кандидатов. Желающим предлагалось создать уголок виртуального пространства с заданными требованиями, решить логическую задачу.
Но как оказалось уже через три дня, когда от самых ярых энтузиастов начали поступать первые разработки, местными языками программирования и аппаратными средствами тут не обойтись. И задача стоит гораздо глубже, чем создать правдоподобные картинки для шлема виртуальной реальности. Следовало отыскать замену нейрочипам, научить эту замену понимать команды и переводить создаваемые образы человеку.
Осознание всей глубины работы повергло Дору в депрессию, о чем она не преминула сообщить Роберту. Ответ ученого на ее послание был краток: «Еду. Помогу, вот только решу одну проблемку». Девушке оставалось ждать. Уж если Роберту требуется время на решение, то это уже не «проблемка», а «проблемища».
«Дора, ты помнишь, мы в твоей команде, – неожиданно написал ей на сайт Руслан. – Ты обещала, что я, Тигра и Жорик будем с тобой работать».
Приплыли. Дорофея улыбнулась буквам на мониторе.
Среди сотен ежедневных сообщений обнаружилось и послание Милашки Панды по имени Яша из вычислительного центра московского лже-хлебокомбината. Сообщение Доре понравилось. Мысли по поводу прототипа местного чипа он излагал толково, людей предлагал. Даже высказался, что на этапе разработки потребуется человек пятьдесят, и перечислил их предполагаемые квалификации. Дора идею одобрила, хотя сама рассчитывала на сотню.
С поиском инвесторов было хуже. Идеей заинтересовалось несколько мелких компаний, заведомо не способных вытянуть всю громаду работы. Но девушка не унывала. Вот поправится Левашов, она сразу попросит у него список контактов. Должен же он знать крупных предпринимателей, влиятельных политиков.
Жаль, у нее самой экономическая грамотность, как выражается Машка, ниже плинтуса. Составить и разослать нужным людям толковый бизнес-план она не способна. Значит, нужен экономист.
Писали ей журналисты, предлагали деньги за репортаж, нахально требовали внимания, упрашивали раскрыть адрес, пророчили мировую славу, но девушка молча удаляла их письма. Нечем пока хвастаться.
Писал непонятный профессор, ярый противник Ноэля, утверждал, будто они вдвоем украли его идею, обзывал аферистами. Этому Дора решила тоже не отвечать. Пусть Роберт разбирается.
28 августа. Поселок Васильки. Дорофея
В этот знойный полдень Дора осталась дома. С болот тянуло гарью торфяных пожаров, воздух сгустился, столбик термометра поднялся до тридцати пяти в тени. Девушка задернула тонкие шторы баклажанового цвета, уселась на ковер и включила одолженный у Леонида Алексеевича голографический монитор. Комната наполнилась светом, многочисленные плоскости невесомых экранов повисли вокруг.
Дорофея надела перчатку-манипулятор и погрузилась в работу. Шлем как замена чипу отпадал сразу, выход в макросеть должен быть легким. А поди потаскай с собой этакую махину!
Очки? Роберт их сделал универсальными, но хотелось более легкого и простого решения.
Был еще вариант мини-голографа, который крепился бы через пирсинг на бровь или переносицу. Но не каждый решится на подобную процедуру. К тому же кому захочется выставлять напоказ свои видения.
Линзы слабы и не потянут всю систему команд, на них не поставишь операционную систему даже облачного типа. Надо продолжать поиск.
Она блуждала по лабиринтам информации и даже не услышала стука в дверь. Вокруг Доры в несколько рядов парили страницы с описанием разных технических новинок, полуразумный компьютерный помощник в виде седобородого Мерлина разворачивал свиток, с которого слетали все новые и новые картинки и схемы технических устройств. Их тщетно пытался поймать пушистый Топтыжка, смешно подпрыгивал, лупил воздух толстыми лапками, а ленивый Плюшка мурчал, как трактор, привалившись к ноге девушки.
– Не переживай, док уже все придумал!
Она не услышала стука, но от его голоса подскочила с пола, распугала котят, заставила голограммы зыбко дрожать.
– Ланс!
Дорофея повисла у него на шее, едва не повалив парня на пол.
– Живой! Ты как?
– Неплохо, спасибо.
Он отцепил ее от себя и неожиданно встал на одно колено.
– Ты спасла меня из небытия, я обязан тебе жизнью, как и Нике. Прости меня, если сможешь.
– Дурак!
Она легонько потянула его вверх за отросшие длинные светлые волосы.
– Вставай немедленно. Лучше расскажи, как дела.
Поняв ее смущение, он поднялся на ноги, крепко обнял Дору, дыша ей в макушку. От его рук стало и жарко, и холодно одновременно. А еще так хорошо и спокойно, точно не было переживаний, всех безумных событий.
– Тебя Роберт хотел видеть, – тихо начал он. – Он меня привез в Барск, а еще Нику и Левашова. Павлу руку прирастили, представляешь? – Он точно рассказывал сказку, убаюкивающе, мягко. Девушка прикрыла глаза. – А еще Роксану Верховицыну привез. Он теперь ее опекун.
Где-то там далеко зашевелились неприятные воспоминания, но Дорофея отогнала их. Сейчас важен этот миг, теплое плечо Ланса, его руки, прижимающие к себе.
– У нас Машка влюбилась. – Дора вдруг выдала самую страшную тайну двойника. – Часами с Гошкой болтает, совсем не хочет, чтобы родители переезжали в Барск и забирали нас от Ники. Боится, что с ним, синеволосым байкером, дружить не позволят. Поругалась даже с родней.
Она чувствовала, как он улыбается, волосы на макушке шевелились от его дыхания.
– Вон и Машка идет, – сказал Ланс.
Пришлось отстраниться, погасить голографический экран, выпустить царапающихся под дверью котят.
– Ланс, как ты оброс, ты же лысым был! Дай запеню! – громко потребовала своей порции внимания «деликатная» Маха и полезла обниматься. – Не кусаешься больше? – Она отступила от него на шаг.
– Нет. – Улыбка вышла невеселой. – Уже нет. Девочки, вам срочно в Барск надо. Роберт торопит.
– Ура-а! Приключе-ения! – расцвела Машка.
– Ура-а, Го-оша! – передразнила, не удержалась Дора.
Маха показала ей язык и умчалась паковать багаж.
Александра Михайловна и Леонид Алексеевич терпеливо дожидались в коридоре, проводили взглядом неусидчивую дочь. После вчерашней ссоры они упорно делали вид, что сердятся. На самом деле – переживали. Дочь впервые влюбилась, а узнали они о случившемся только от Дорофеи. Она проболталась, не выдержала их волнений.
А еще мигрантка поняла, сколь сильно они с Машкой похожи. Когда-то, два года назад, Борька тоже внес свой вклад в семейный разлад. Давно это было, а сейчас двойник напомнил, и в груди заворочалась тоска. Увидеть бы маму с папой хотя бы одним глазком!
Собрались быстро. Вещей у Доры оказалось немного. Маша покидала в сумку первые попавшиеся и в нетерпении приплясывала внизу возле темно-зеленого внедорожника – настоящего монстра с громадными колесами и открытым верхом.
– Присматривай за ней, – обняла Дору за плечи Александра Михайловна.
Мигрантка за эти дни стала для Машкиной родни своей и оттого чувствовала себя немного виноватой.
Когда поселок Васильки остался позади, Дорофея задала самый главный для нее вопрос:
– Ланс, а сколько тебе лет?
Он ответил не сразу, пальцы задумчиво забарабанили по рулю.
– Сейчас семнадцать с половиной.
– А вообще, с тех пор, когда ты был инспектором Костей? – допытывалась девушка.
– Там был не совсем я. – Ланс смотрел на дорогу, но мысли бродили далеко. – Тому Косте исполнился тридцать один год. Он очутился в теле девятилетнего парня и прожил в холодном мире тринадцать лет. После второй миграции Константина не стало. Он наградил одиннадцатилетнего Лансемаса своими знаниями, памятью, даже устремлениями, но проиграл борьбу за жизнь. Во тьме подземелий до девятнадцати лет жил именно Лансемас, грелся чужими воспоминаниями, лелеял чужую мечту – отомстить и в то же время стать лучше и светлей. И мигрировал тоже он. Потому Шило не разоблачила меня, когда я оказался в этом мире. Я отправил тебе письмо обо всех событиях, почитай.
Дора сразу полезла за планшетом. Юноша вздохнул, обернулся к притихшим девушкам.
– Ты знаешь, я храню воспоминания местного Сергея, погибшего при разделении. Я даже не тот Лансемас. Я Ланселот, Дора. И хотел бы, чтобы ты принимала меня именно таким, каким я стал сейчас. Если сможешь, конечно.
Она не нашла слов для ответа. Эмоции, чувства, переживания не находили выхода. Хотелось обнять его, признаться, что влюблена без памяти, да он и сам это чувствует, он же сенс и психолог. И в то же время остался страх. Чуть больше двух недель назад ее Ланс был монстром – холодным, презирающим чужие желания и боль. Кто он теперь? Кто теперь она сама? Она до сих пор не знала.
– Дай мне время, – попросила Дорофея.
Бледные губы шепнули: «Хорошо».
Дальше до Барска ехали молча. Дора уткнулась в планшет и читала, читала, силясь понять, в кого же ее угораздило влюбиться.
Вопреки ожиданиям, Ланс отвез их не в Барск, а объехал город и лесополосу, и выбрался на луг. Там возводили странные сооружения, похожие на Тесла-башни: белые кирпичные конусы, оплетенные серебристой сеткой, поднимались ввысь. Словно творения художника-авангардиста, на их вершинах красовались угловатые металлические конструкции – изломанные, неправильные, несимметричные. Тянулись к небесам башенные краны, фырчали экскаваторы и бульдозеры, рабочие протягивали провода.
От суетящихся людей отделилась фигура, в которой девушки узнали Роберта: загорелого, в белом пижонском костюме, с шелковым кремовым шарфом на шее (в невероятную жару он умудрялся под ним носить гирлянды приборов). Сразу после приветствий ученый вынул из рюкзака аптечку. А из аптечки – набор шприцев и скомандовал Машке:
– Ухо подставляй. Мы работаем с Роксаной. Она тот еще крокодиленыш.
– Не буду! – заартачилась Иванова.
На что Ланс продемонстрировал нечто похожее на вату в глубине своей ушной раковины. Из ваты тянулся вверх полупрозрачный проводок.
– Заколдует покруче целого цыганского табора, – предупредил Ноэль, любуясь, как блестит в солнечных лучах стекло шприца.
– Давайте мне, – первой решилась Дора.
«Пшшш» – Холодное вещество заполнило левое ухо. Потом правое. Роберт потянул мочки вниз, расправил торчащие проводки, спрятал их назад под волосы.
Разницы в восприятии звуков девушка не почувствовала. Разве что проводок за прядку мог зацепиться.
– Вот, – довольно улыбнулся он. – Медведь по слуху не потопчется, зато от нашего крокодиленыша защитишься. Маша, не трусь, давай и твои локаторы улучшим!
Когда все предосторожности были соблюдены, Роберт указал на большой белый фургон и скомандовал:
– Пошли с солнцепека.
Уже издали Дора ощутила ее – Роксану Верховицыну. Ощутила так сильно, точно мигрировала в нее. Сильнее, чем Маху, даже сильнее, чем Ланса. Неужели, из-за тех учебников? Фу, противно! И почувствовала, что Ксана тоже знает о ее приближении и не спешит плясать от радости.
Внутри фургончик оказался настоящим кабинетом – просторным, светлым, с иллюзиями окон от пола до потолка. У одного из четырех, «выходящего» на океанский пляж, стояла Роксана – неприветливая, недружелюбная. Несмотря на все усилия психологов, она до сих винила окружающих в случившемся с семьей. И семью винила, что уж там. За минувшие две недели ей объяснили всю глубину родительских заблуждений, продемонстрировали видеоинтервью с пострадавшими. Умом она понимала – вербуют. Но то ли психологи действительно оказалась спецами своего дела, то ли потому, что Марина с Вителем не были ее настоящими родителями, до нее начал доходить ужас ситуации.
«Прислушавшись» к ней, Дора решила, что девушка стала как бы светлее, мягче. Она не знала, что Ксану вытащил из медицинского центра неугомонный Роберт, насмехался, обзывал «крокодиленышем», утверждал, что «настоящее имя надо заслужить». Теперь, не удостоив ее взглядом, Ноэль растянулся на белоснежном полукруглом диванчике, нахально закинув ноги на прозрачный столик, пультом принялся листать пейзажи на соседнем окне.
Уже потом Дорофея рассмотрела мрачную Нику в темно-синем костюме и Павла. Его левую руку – бледную, резко контрастирующую с загорелой правой, поддерживал металлический панцирь экзоскелета с датчиками и лампочками. «Бедный, сколько ему еще так ходить?» – подумалось Доре.
Она уселась на диванчик в компании Ланса и Маши и наткнулась на ревнивый взгляд Ксаны. Та имеет виды на ее парня? Размечталась!
– Что ты задумал? К чему эта суета? – Наставница не скрывала раздражения. – Ты вызвал нас, приволок Верховицыных и Рюкина… Зачем так рисковать? Сотня химер, не пойманных нами, бродит по свету. Вдруг они объявятся в Барске?
– На то и рассчитано, – спокойно ответил Роберт. – В мире не осталось аномалий, а Орэфу они нужны. Хотя бы одна. И я ее создам. Здесь.
– Что? – испугался Левашов. – Рядом люди! Сам говорил, если она взорвется…
– Даже если взорвется, до Барска не достанет! – Роберт был категоричен. – Послушайте все. – Он прошелся по фургону, сел на кресло, вновь встал. – Аномалии исчезли, но в этом нет моей заслуги. Я прокололся с гранатой, я не понимаю их природы. Приближаясь к ним ближе чем на полкилометра, я утрачиваю дар. Если бы не Соловьев… – Он сделал многозначительную паузу.
– И ты потому врал нам все время и рисковал собой и другими в машине времени? – возмутилась Ника.
Обученная Орэфом Дорофея не могла отгородиться от внутреннего протеста наставницы.
– Тихо, у вас будет время на критику, – прервал он. – Сейчас я уже могу соображать. Броня мне в помощь. С каждым днем я все больше убеждаюсь, что наш дорогой пилигрим слишком похож на Координатора. Кстати, он без вреда для себя подолгу может находиться в аномалиях. Пока работают Тесла-башни, Орэф сидит тише мыши под веником и действует через химер; заметьте, нигде не появлялся лично. Вывод? Ему сейчас весьма погано. Поэтому пора ловить момент и уничтожить мерзавца, но вначале поймать и допросить.
– Отец говорил, сквозь него пули пролетают. – Ксана оторвала взгляд от морского пейзажа на экране. – И я сама видела, как он менял лицо.
Ее желание отомстить существу, подставившему родителей, крепло.
– Молодчина. – Похвала Роберта прозвучала как оплеуха. – Вам же интересно, что за твари лезут в наш мир, пытаются переделать его под себя?
– Ближе к делу, – поторопил Павел.
– Наш любимый Орэф стал человеком всего раз – в мире, где Дарья Фелисия захватила тело Гелики, – удивил их Роберт. – Полагаю, для того, чтобы легче было притворяться в дальнейшем.
– У него с Координатором разные цели, – неуверенно предположила Ника.
– Да неужели? – все больше распалялся ученый. – Он словно проигрывает фрагменты одного сценария – раз за разом, наблюдая, что получается, что нет. Он обучает Пятерку, дает генератор аномалий вначале Дельте, потом террористам в мире Левашова. Как понимаете, «выжить» после взрыва в концертном зале он не может, потому сбегает. Создает Общество и послушную армию загипнотизированных подростков в месте первой миграции Ланса. Если Координатор желал раскачать энергетику мира, вызвав несчетное число пилигримов, Орэфу хватило аномалий. То есть цель у них одна – изменить наш мир под себя, чему я изо всех сил пытаюсь помешать.
Ланс прикрыл глаза. Под веками закружилась вьюга, загудел ледяной океан, ломались льдины, монотонно фырчал двигатель мощного корабля. Тогда Костя по прозвищу Безглазый мир не видел, а чувствовал, улавливал малейшие колебания энергий, звуков, чувств. И до сих пор, мысленно погружаясь в те дни, нещадно мерз.
– Орэфа также интересовали мигранты. И эксперименты над людьми, – поддержал он Роберта.
Он помнил, как Орэф сетовал на неразвитость технологий, на то, что большинство человеческих знаний погибло во время катаклизма, а жалкие остатки информации о тех днях хранило именно Общество Зари.
– Пилигрим отрабатывал фрагменты большого плана по частям, – продолжал ученый. – А здесь решился воплотить его в жизнь целиком. Я сделаю все, чтобы его достать! Его создания чуть не убили Никки! На днях стреляли в меня, выпустили в упор шесть пуль! – Он задрал рубашку, обнажая посиневшую, покрытую кровоподтеками грудь. – Если бы не особый материал костюма, вы бы сейчас с выражением читали эпитафию на моей могилке.
Дора отвернулась. Исповедь Ланса до сих пор стояла перед глазами. Он был с Орэфом заодно, пусть недолго, пусть не совсем он, но все-таки. Может, тоже не думать об этом, как она всячески пыталась не думать о Земле-1? (Не получается, что уж лукавить, все равно думает.)
Читать бесплатно другие книги:
