Новая любовь Розамунды Смолл Бертрис
— Этому типу здесь не место! — в запальчивости выкрикнула Мейбл. — Подумай о своих невинных дочерях! Привести в дом любовника, открыто показать всем свое распутство — это же слишком! О чем ты думаешь, дитя? Или тебе уже совсем наплевать на своих дочек?
Розамунда глубоко вздохнула и преувеличенно спокойным голосом проговорила:
— Ты не забыла, сколько мне лет? Мне двадцать три года, Мейбл. Я пережила троих мужей, и у меня подрастают три дочери. На протяжении двадцати лет я честно исполняла все, что требовали интересы Фрайарсгейта и его людей. И впредь не собираюсь отказываться от своих обязанностей. Точно так же, как не собираюсь выслушивать нравоучения и упреки в том, что посмела хотя бы ненадолго испытать настоящее счастье. Я люблю тебя всем сердцем, потому что ты заменила мне мать, ты вырастила меня как родную. Но даже это не дает тебе права помыкать мною. Никто не способен любить моих дочерей так, как люблю их я. Ни Патрику, ни мне и в голову не пришло бы демонстрировать перед ними то, что тебе угодно было назвать «распутством». Да, мы любовники, и стали ими в первый же вечер, когда увидели друг друга в тронном зале замка Стерлинг. Этого я не могу объяснить, точно так же как и он. Просто это случилось — и все. Чтобы немного утешить тебя, скажу, что он давно бы женился на мне, если бы только я этого захотела. Но он знает, что я предпочитаю свободу, и, уважая мой выбор, не настаивает на свадьбе. Наша близость не грозит нежелательной беременностью, потому что его семя давно утратило свою силу после тяжелой болезни. А теперь, когда я по мере сил удовлетворила твое любопытство, больше не смей снова обсуждать со мной этот вопрос.
— Но почему ты за него не выходишь замуж? — не унималась Мейбл. Она была довольна полученными разъяснениями, но не желала сдаваться так просто.
— Потому что я не оставлю Фрайарсгейт, а Патрик не оставит свой Гленкирк, — пояснила Розамунда. — К осени он снова вернется в Шотландию. Может, он еще приедет во Фрайарсгейт, а может, я больше вообще никогда его не увижу. Никто из нас не знает, что с нами будет, но обоим ясно одно: нам не суждено быть вместе. А теперь, Мейбл, давай прекратим этот разговор. Я больше не желаю оправдываться, а ты постарайся быть с Патриком достаточно учтивой.
— Чтобы женщина не хотела выйти замуж… — не унималась Мейбл. — Да где же это видано?
Розамунда грустно рассмеялась:
— Знаю, это навсегда останется для тебя загадкой, дорогая Мейбл! И я прошу простить меня за то, что оскорбляю тебя в самых лучших чувствах.
Мейбл поднялась с кровати, на которой до этого сидела:
— Ну, по крайней мере теперь мне все ясно, дитя. А вообще-то твой граф неплохой парень. И я вижу, что ты любишь его так, как никогда еще никого не любила. Спущусь-ка я в зал да присмотрю за ужином. И куда запропастилась эта лентяйка Энни?
— Я сама отвела им с мужем небольшую комнату. Пусть передохнет несколько дней. От Сан-Лоренцо путь неблизкий и нелегкий, особенно если учесть, что Энни беременна.
— Избалуешь ты эту негодницу вконец! — с досадой проворчала Мейбл. — После обеда я сама прослежу, чтобы тебе приготовили ванну. Хоть вымоешься как следует. — На этом нянька покинула спальню Розамунды, с шумом захлопнув за собой дверь.
— Она слишком тебя любит, — заметил Патрик, входя через дверь, соединявшую их комнаты.
— Ты все слышал? — Розамунда протянула навстречу ему руки и ласково погладила по лицу.
— Я как раз собирался войти к тебе, когда ворвалась эта фурия. И знаешь, она права. Нам не следует подавать дурной пример твоим дочкам. Кстати, они очаровательны. И больше всего мне понравилась самая младшая.
— Надо помнить о том, чтобы запирать обе двери в коридор, когда мы будем у себя в комнатах, — сказала Розамунда. — Больше нам никто не помешает, милорд. И сегодня ты будешь спать со мной. У меня есть замечательная ванна. Она достаточно большая для двоих. Оуэну нравилось мыться вдвоем, — добавила она, игриво улыбнувшись.
— У этого человека явно был вкус к жизни, — заметил граф.
— Иди, приляг со мной! — тихо произнесла Розамунда и потянула Патрика к постели.
— Нас вот-вот позовут ужинать, и будет неловко, если мы не спустимся или, еще хуже, спустимся красные и взъерошенные, — рассудительно заметил он.
— Но мы просто полежим и поболтаем, — прошептала Розамунда, освобождая место на кровати рядом с собой.
— Мне понравилась твоя земля, — сказал Патрик, лежа в объятиях Розамунды, — хотя она совсем не похожа на мою. Гленкирк со всех сторон стиснут горами, хотя и у меня есть озеро. А полей совсем мало, и урожая с них хватает только на то, чтобы прокормиться самим. Зато у тебя здесь вдоволь лугов и пастбищ. Хватает не только людям, но и скотине. Давай завтра проедемся верхом, и ты мне все покажешь?
— Нам действительно повезло с землей, — согласилась Розамунда. — Почему тебе непременно нужно покинуть меня, Патрик? Разве твой сын не способен управлять хозяйством? Неужели без тебя в Гленкирке не обойдутся?
— До тех пор пока король Яков не наградил меня титулом графа, я был простым помещиком. И я все еще им остался. Простые люди Гленкирка видят во мне хозяина, пекущегося об их благополучии. И пока я жив, этого не изменишь, — задумчиво рассуждал Патрик. — Они попросту не примут Адама до тех пор, пока меня не станет. В мое отсутствие они готовы уважать его, помня о моем авторитете, но все равно не захотят считать его полноправным хозяином, Розамунда. И я понимаю, почему ты не можешь оставить Фрайарсгейт. По той же самой причине. Да вдобавок твои девочки слишком малы, чтобы управляться без тебя.
— Я же управлялась в их годы, хотя это было не так-то легко и ужасно возмущало дядю Генри, который только и мечтал, как бы прибрать Фрайарсгейт к рукам. Нет, я не хочу, чтобы дочери повторили мою судьбу. Мейбл, Эдмунд и мой дядя Ричард, аббат в монастыре Святого Катберта, не давали меня в обиду, но им это трудно давалось, еще когда они были молоды, а сейчас они совсем старики.
— Итак, мы кончили тем, с чего начинали, — пробормотал Патрик.
— Это так, — с горечью признала Розамунда, не в силах сдержать слезы отчаяния, — и от этого мне еще хуже!
— Мы должны быть благодарны судьбе за то, что имеем, — утешал ее Патрик, осушая соленые капли нежными поцелуями.
Розамунда согласно кивнула, но про себя подумала, что не желает смиренно покоряться судьбе. Она любит этого мужчину и всегда будет его любить. Она не желала разлучаться с ним. Никогда.
За ужином графа Гленкирка усадили по правую руку от леди Фрайарсгейт. А по правую руку от него сидела Филиппа Мередит, наследница Фрайарсгейта. Бэнон и Бесси уже накормили и уложили спать. Но Филиппе исполнилось восемь лет, и ей позволили ужинать со взрослыми.
— А вы очень красивый для старика, — не по-детски серьезным тоном заявила девчушка.
— А ты, насколько я могу судить, будешь копией своей матери, — учтиво заметил граф. Ему стоило большого труда не расхохотаться.
— Мейбл тоже твердит, что я похожа на маму, — продолжала Филиппа. — Вы теперь всегда будете жить у нас, милорд?
— Нет, — ответил Патрик. — Я приехал сюда в гости, потому что мы с твоей мамой стали друзьями, встретившись при дворе короля Якова. А осенью я вернусь в Гленкирк.
— Вы когда-нибудь еще вернетесь к нам? — не унималась Филиппа. — По-моему, мама станет грустить, если вы не вернетесь.
— Я непременно постараюсь вернуться, Филиппа, — пообещал граф Гленкирк. — Я знаю, что и сам захочу вернуться, но иногда то, что ты хочешь, не совпадает с тем, что ты должен делать.
— А я думала, что взрослые всегда могут делать все, что им хочется, — рассудительно проговорила девчушка.
Патрик грустно рассмеялся:
— Хорошо, если бы все было бы так, моя милая! Но увы, это не так. У взрослых людей всегда есть множество обязанностей, и слишком часто обязанность и долг противоречат тому, чего им на самом деле хочется. И тем не менее долг остается превыше всего. Тебе следует помнить об этом, ведь когда-нибудь ты сама станешь хозяйкой Фрайарсгейта.
— По-моему, вы дали мне хороший совет, милорд, — важно кивнула девочка. — Я постараюсь его запомнить.
Патрик удивился про себя тому, какой серьезной оказалась старшая дочь Розамунды. Его дочка Жанет в восемь лет была совсем другой — настоящим дьяволенком, эдаким сорванцом. Она сломя голову носилась на своем пони и без раздумий пускала в ход кулаки, если считала, что кто-то посмел обидеть ее младшего брата или задумал против него какую-то каверзу. Однако его Жанет не меньше гордилась своим наследством, чем эта сдержанная серьезная девочка, уже осознавшая свой долг перед Фрайарсгейтом. И хотя Патрику не очень хотелось отдавать любимое дитя замуж за сына герцога Сан-Лоренцо, уж лучше бы она оставалась с Рудольфо ди Сан-Лоренцо, чем с ней случилось то, что случилось. Адам все еще был уверен, что рано или поздно сумеет разыскать свою старшую сестру, но Патрик уже давно потерял надежду.
Пожив несколько дней у Розамунды, Патрик обнаружил, что Фрайарсгейт живет такой же обособленной уединенной жизнью, как и его родовое гнездо высоко в горах. Новости из большого мира доходили сюда редко и обрывками. Их приносили случайные путники. По большей части это были бродячие торговцы, добиравшиеся сюда от границ Шотландии. Они рассказали о том, что строительство военного флота, заложенного королем Яковом, идет успешно и что наследник шотландского трона радует всех своим крепким здоровьем. И англичане, и шотландцы укрепляют приграничные замки и увеличивают в них гарнизоны. Король Яков обновил свою подпись на союзном договоре с Францией, а в Европе уже вовсю воюют. Испания оккупировала Наварру, а Генрих Тюдор высадился в Байонне и теперь собирается с помощью союзников отвоевать обратно корону Франции. Однако его флотилия бесславно погибла в шторме у побережья Бретани, когда возвращалась в Англию.
Весна закончилась. Наступило лето, и дни, поначалу казавшиеся Розамунде томными и медлительными, постепенно стали сменять друг друга с ужасающей быстротой. Теперь, когда она сама знала, какое удовольствие доставляет плавание, Розамунда настояла на том, чтобы Патрик научил этому и ее дочерей. Вдвоем они заплывали далеко от берега, а Филиппа, Бесси и Бэнон резвились на мелководье, громко вереща и поднимая фонтаны брызг.
— Здесь вода намного холоднее, чем в море возле Сан-Лоренцо, — заметила Розамунда, когда они окунулись в озеро в первый раз.
— Это ерунда по сравнению с водой в Гленкирке! — заявил граф.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что каждый раз разбиваешь лед головой, когда ныряешь? — поддразнила его Розамунда.
— Только в мае, — ответил Патрик ей в тон. — Вот погоди, сама увидишь.
— Да уж, придется самой явиться за тобой в Гленкирк, если ты обо мне забудешь, — проговорила с улыбкой Розамунда. — Если не в этом году, то в следующем уж точно мы с девочками проведем у тебя в горах всю зиму — но за это остаток года ты погостишь у нас.
Это справедливое предложение, и вообще это хорошая мысль, душа моя, — согласился Патрик. — Таким образом никто из нас не будет вынужден пренебречь своими обязанностями перед подданными.
Они сидели на берегу и наблюдали за играющими детьми.
— Ох, Патрик! — воскликнула Розамунда, и в ее голосе послышались нотки надежды. — Неужели все так просто? Неужели это и есть решение нашей проблемы?
— Да, — помедлив, ответил граф, — и тогда ты могла бы согласиться выйти за меня, Розамунда, и нам не пришлось бы расставаться!
— Нет, дорогой, давай сначала посмотрим, как к этому отнесется твой сын, — рассудительно заявила Розамунда. — Я не перенесу, если из-за меня вы поссоритесь. Возвращайся ко мне весной, Патрик, и если к тому времени никто из нас не передумает, мы с девочками отправимся к тебе на всю зиму.
— И тогда сможем пожениться, — добавил граф, и Розамунда согласно кивнула.
— Но пока никому ни слова об этом, милорд. Мы должны держать наше решение в тайне. О свадьбе не может быть и речи, если твой сын не согласится. Позволь мне сначала познакомиться с Адамом, а уж потом поговорим о свадьбе. Пожалуйста!
— Очень хорошо, дорогая. Пусть все будет по-твоему, ибо я все равно не могу тебе ни в чем отказать.
В начале сентября во Фрайарсгейт явился извозчик. Он потребовал плату за большой груз, доставленный им от самого порта Ньюкасл на реке Тайн. Розамунде пришлось сходить в дом за деньгами. Но прежде чем отсчитать извозчику положенное, она приказала:
— Сперва распакуй груз, чтобы я могла убедиться, что ты все доставил в целости и сохранности. Да смотри не поцарапай!
Действуя с величайшей осторожностью, извозчик распаковал портрет, написанный маэстро Лоредано. Двое его подручных подняли картину повыше, чтобы было лучше видно. У всех собравшихся в зале вырвался из груди вздох восхищения.
— Это так красиво, милая! — восторгался Эдмунд. — В жизни не видел ничего подобного!
— Его доставка обошлась бы мне гораздо дешевле, если бы маэстро отправил одно полотно, — ворчливо заметила Розамунда, — но он никому не захотел доверить выбор рамы. — Она посмотрела на графа и добавила: — Хотела бы я знать, что он сделал со второй картиной.
Патрик расхохотался:
— Боюсь, этого ты никогда не узнаешь, мадонна!
Затем он рассказал Эдмунду и Мейбл историю с двумя портретами.
— Да он просто настоящий жулик, этот ваш мазила! — сердито фыркнула Мейбл.
— Действительно, ему не следует доверять, — заметил граф, — но это не умаляет его таланта. Посмотрите, как мастерски он изобразил Розамунду!
— Вот именно, — подхватил Эдмунд. — Она прямо как живая, милорд! Того и гляди, соскочит с полотна к нам в зал!
С уборкой урожая было покончено, и Фрайарсгейту пришла пора готовиться к зиме. В годовщину безвременной кончины сэра Оуэна Мередита отец Мата отслужил заупокойную мессу. Дни стали заметно короче, а по ночам подмораживало. И Патрик, и Розамунда все время избегали разговоров о предстоящем расставании.
— Я больше не могу оставаться здесь, иначе придется зимовать, — сказал граф однажды вечером, когда они с Розамундой легли спать.
— Не оставляй меня! — взмолилась она. — Я так боюсь, что если мы нарушим чары, хранившие нас все эти месяцы, то я никогда больше тебя не увижу!
— Тогда поехали со мной, — предложил Патрик, поглаживая Розамунду по ее золотисто-каштановым волосам.
— Ты же знаешь, что я не могу уехать, Патрик, — покачала головой она. — Я все еще не пришла в себя от того, что совершила за последний год и в каких местах побывала благодаря тебе. Обещай, что, как только у вас в горах сойдет снег, ты вернешься ко мне! Ох, если бы ты побыл со мной еще немного! Хотя бы до своего дня рождения!
— Декабрь — слишком суровый месяц для путешествий по горам. А на дворе уже октябрь. Я и так запоздал не меньше чем на две недели, — решительно возразил граф. — Завтра я уезжаю, Розамунда.
Она вскрикнула, как будто ее ударили, и, посмотрев графу прямо в глаза, сказала:
— Значит, сегодня ты должен любить меня так, словно мы делим это ложе в последний раз, Патрик!
Розамунда привлекла графа к себе, и их губы слились в жадном поцелуе, словно каждый хотел выпить другого до дна. Ее язык проник в рот Патрику. Он же положил ладони ей на ягодицы и прижал к себе что было сил.
— Я люблю тебя! — слегка простонав, прошептала Розамунда.
— И я люблю тебя так, как не любил ни одну другую женщину! — ответил граф и стал ласкать ее, стараясь делать это неторопливо и нежно. Его прикосновения разбудили в Розамунде настоящий вулкан желаний. Патрик взял в рот ее сосок и крепко стиснул упругую грудь. Через минуту его пальцы проникли в расщелину между ее ног. Там было горячо и влажно. В следующее мгновение Розамунда была уже на Патрике сверху. Сжав в ладонях его напряженный член, она поднесла его ко рту и стала ласкать губами и языком так, что Патрик застонал от блаженства. Однако ему хватило выдержки вовремя почувствовать приближение разрядки, и он, снова уложив Розамунду на спину, без труда вошел в ее распахнутые влажные горячие ножны.
— Ах, моя милая любовница с границы, как тебе удается вернуть мне давно ушедшую молодость? Я никогда не пойму этого, Розамунда, но больше меня это не волнует. Главное — ты подарила мне свою любовь, отныне и навсегда! — с нежностью в голосе шептал Патрик. Тем временем его рывки делались все сильнее и чаще.
Его вкус и запах, оставшиеся у Розамунды на губах, оказались сильным возбуждающим средством. Она с великой неохотой отпустила его, когда ласкала губами, хотя при этом испытывала не менее страстное желание почувствовать его копье в своем лоне. Ах, какая сладкая это была пытка: то вбирать его в себя, то отпускать при каждом движении взад-вперед, взад-вперед!.. В какое-то мгновение Розамунде вдруг показалось, что ей никогда не достичь разрядки, но через секунду она уже содрогалась от вспышки экстаза, подаренного ей Патриком.
— Я люблю тебя! — выкрикнула она, и он снова приник к ее губам, пока ее тело впитывало в себя его любовные соки. Он выжал себя до конца.
После этого Розамунда не удержалась и заплакала.
— Я не перенесу разлуку! — рыдала она.
Патрик не отвечал, потому что не знал, что сказать. Он молча держал Розамунду в объятиях и ласково гладил по пышным золотисто-каштановым волосам. Розамунда выплакалась и не заметила, как заснула. Патрик же еще долго лежал без сна. Неужели они и правда были вместе в последний раз? Нет, у него не было такого чувства. До сих пор он полагался на свои инстинкты, и они его не подводили. У него не было причины не доверять шестому чувству сейчас, да он и не собирался. И тем не менее ему ужасно не хотелось уезжать. Зима в горах покажется ему бесконечной, если рядом не будет Розамунды.
Утром он попрощался со всеми родными и близкими Розамунды. Бесси, с первого дня ставшая его любимицей, горько плакала, не желая отпускать гостя. Дермид собрался сопровождать хозяина, но к декабрю должен был вернуться, чтобы успеть к родам своего первенца. Эдмунд и Мейбл не на шутку расстроились, узнав о том, что Патрик уезжает. Розамунда старалась держаться как ни в чем не бывало, а Энни так выла и убивалась, что под конец Мейбл пришлось пригрозить ей оплеухой.
— Твой муж вернется, глупая ты девчонка! — ворчала она. — Иначе зачем вам было венчаться у епископа в большом каменном соборе? Или это не его ребенок у тебя в утробе?
— Не убивайся так, милая, — утешал жену Дермид. — Должен же я съездить домой и рассказать обо всем своей мамаше?
Мужчины вскочили в седла, и Розамунда, стоя у стремени графа, обратила к нему залитое слезами лицо и прошептала:
— Помни, что я люблю тебя, Патрик!
Он наклонился, приподнял ее так, чтобы поцеловать в губы, и ответил:
— И ты помни, что я люблю тебя, Розамунда Болтон!
Когда всадники скрылись из виду, провожавшие постепенно разошлись и вернулись к своим обычным делам. Розамунда вбежала к себе в спальню и, рухнув ничком на кровать, которую они делили с Патриком, горько зарыдала. Подушки все еще хранили запах его волос. Это только усиливало ее отчаяние. Она искренне считала, что разлука ее убьет. О Господи! Почему она так и не решилась попросить отца Мату их обвенчать? Почему не поехала с Патриком в Гленкирк? Эти вопросы Розамунда без конца задавала сама себе, прекрасно зная ответы на них. Нужно убедиться, что у сына Патрика не будет возражений против брака давно овдовевшего отца с леди Фрайарсгейт. Да и она сама не могла снова оставить девочек без присмотра. С тех пор как трагически погиб их отец, Розамунда только и делает, что мечется то в один конец света, то в другой. Розамунда вдруг вспомнила про Тома: почему его нет сейчас рядом? Он бы утешил ее. Проплакав несколько часов, Розамунда наконец успокоилась. Глубоко вздохнув, она поднялась с кровати и умылась холодной водой. У нее есть определенные обязанности в этом доме, и если она как можно скорее не вернется в зал, девочки наверняка испугаются за нее. Леди Фрайарсгейт, снова вздохнув, решительным шагом вышла из спальни и спустилась в зал, где домочадцы в тревоге ждали ее появления.
Глава 11
В самом конце октября во Фрайарсгейте остановился бродячий торговец, спешивший до зимы вернуться в Англию. Предыдущую ночь он провел под кровом Клевенз-Карна. Собравшимся в зале домочадцам Розамунды он рассказал о том, что еще в начале месяца Джинни благополучно разродилась здоровым мальчиком. Лорд не нахвалится своей женой и готов хвастаться наследником перед всеми, кто попадает в Клевенз-Карн.
— Быстро же он обзавелся наследником, — сухо заметила Розамунда. — Ребенка зачали прямо в брачную ночь или вскоре после этого.
— И это мог бы быть твой сын, — буркнула себе под нос Мейбл. Розамунда обожгла ее сердитым взглядом:
— Я не имела ни малейшего желания выходить за лорда Клевенз-Карна, и ты отлично это знаешь. Мы с Патриком поженимся на будущий год, если его сын не станет возражать. Вот чего я хочу. И этого хочет он.
— А если его сын не обрадуется тому, что отец снова собрался жениться? Что тогда? — не унималась Мейбл.
— Тогда все останется так, как было, — резко произнесла Розамунда. — Адам Лесли может изъявить желание познакомиться со мною прежде, чем даст благословение на этот брак. И в этом случае я прекрасно его пойму.
— Еще один старый муж! — со вздохом проворчала себе под нос Мейбл. — Ну никак я не пойму, почему ты предпочла Логану Хепберну Патрика Лесли! — добавила она уже громче.
— Ну как я могу объяснить тебе то, чего сама не понимаю? — нервно рассмеялась Розамунда. — Я просто не люблю Логана. А когда встретила Патрика, с первой же минуты поняла, что это моя судьба.
— Не судьба, а судьбина, — ворчливо уточнила Мейбл.
— Но зато я сама себе ее выбрала, — твердо заявила Розамунда. — И впредь никто и никогда не станет больше говорить мне, что делать и за кого выходить замуж. Эти дни миновали.
— Вот уж не думала, что мне доведется услышать от тебя такие крамольные речи! — отвечала Мейбл. — И как тебе хватает совести позабыть о своих обязанностях перед семьей?
— Мейбл, у меня и в мыслях не было отказываться от моих обязанностей. И я по-прежнему готова исполнить свой долг перед Фрайарсгейтом и семьей. Но почему при этом я обязательно должна оставаться несчастной?
— Да кто же говорит, что ты должна быть несчастной? — тяжело вздохнула Мейбл. — Просто мне непонятно, почему ты не могла бы быть счастливой с лордом Клевенз-Карном!
— Ну, не могла бы — и все, — резко ответила Розамунда, чувствуя, что теряет терпение. — И вдобавок он уже женился на хорошей девушке, которая родила ему долгожданного сына и наследника!
Мейбл открыла было рот, намереваясь спорить дальше, но Эдмунд предупреждающе похлопал ее по плечу. Мейбл снова шумно вздохнула, напустив на себя обиженный вид, но промолчала.
— А дядя Патрик скоро к нам вернется? — спросила у матери Филиппа.
Розамунда медленно покачала головой:
— Мы увидим его не раньше будущей весны.
— Хоть бы он вернулся! — захныкала Бесси, и по ее румяным щечкам покатились крупные прозрачные слезинки.
— Я тоже скучаю без него, детка, — стала утешать дочь Розамунда, — но нам придется пережить целую зиму, прежде чем к нам снова приедет граф Гленкирк.
— А я хочу, чтобы вернулся дядя Том, — заявила Бэнон. — Мама, когда он приедет?
— Ну, обычно ваш дядя Том старался не опаздывать к Рождеству, — с улыбкой сказала Розамунда. — И я уверена, что он привезет вам целую кучу замечательных подарков. Он скоро станет нашим соседом. Представляете, как нам будет весело?
Девочки дружно согласились, что о таком соседе, как дядя Том, можно только мечтать.
— А что будет с твоим дядей Генри, когда дядя Том станет жить в его доме? — спросила у матери Филиппа.
— Этот дом больше не будет принадлежать Генри Болтону, — объяснила дочери Розамунда, дивясь про себя, когда Филиппа могла видеть этого человека. Она сама не встречалась с дядей Генри уже много лет, и если при этом присутствовала Филиппа, она должна была быть тогда совсем крошкой. Неужели она умудрилась запомнить их встречу? — А кто рассказал тебе о моем дяде Генри? — поинтересовалась Розамунда.
— Я, — отвечал за Филиппу Эдмунд. — Она наследница Фрайарсгейта, и для нее важно знать всю историю семьи, дорогая племянница. И лучше, чтобы она услышала все от меня. Думаю, я более беспристрастен.
— Хотела бы я знать почему, — с досадой проговорила Розамунда. — Ведь за всю свою жизнь ты не видел от него ничего хорошего!
— Но даже несмотря на то что я появился на свет вне брака, — возразил Эдмунд, — Генри не мог отмахнуться от того факта, что я старший брат и что наш отец любил меня не меньше, чем Ричарда, Гая и самого Генри. А он был младшим и считал необходимым все время доказывать нам, что не хуже, а лучше нас. Это стремление выделиться развилось в дурацкое чувство собственного превосходства, как только он подрос и понял, что мы с Ричардом незаконные сыновья в отличие от них с Гаем. А отец как будто ничего не замечал и по-прежнему не оказывал никому из нас предпочтения. Это выводило Генри из себя, Розамунда. Всю свою жизнь он корчил из себя бог знает кого и отравлял существование окружающим только потому, что был законным сыном. И к чему это привело? Ни спесью, ни самодурством не завоюешь счастья и любви. У него родились двое сыновей. Один умер во младенчестве, а второй стал грабителем и вором. У него была вторая жена, готовая спать с кем угодно и наградившая его целым выводком детей, от которых твой дядя не посмел отказаться, чтобы не прослыть дураком. И все равно все об этом знали. Это не принесло ему ничего, кроме твоей ненависти. А теперь он пал совсем низко. И только доброта и щедрость Томаса Болтона дают ему надежду в мире кончить свои дни.
— Хотя он и этого не заслужил! — с горечью добавила Розамунда.
— Да, не заслужил, — согласился Эдмунд. — Однако твой кузен Том сдержит слово. Он настоящий христианин, Розамунда, что бы о нем ни говорили. И ты, племянница, тоже нашла наконец-то свое счастье. Так найди в своем сердце немного щедрости и прости Генри Болтона. Я тоже простил его, а Ричард сделал это давным-давно.
Розамунда на минуту задумалась, а затем сказала:
— Если Том успеет вернуться к Рождеству и сможет провести с нами все праздники, не исключено, что я приглашу к нам и дядю Генри.
— Вот дура-то, прости Господи! — невольно вырвалось у прямодушной Мейбл.
— Он не более чем беззубый пес, жена! — попытался вставить свое Эдмунд.
— Даже беззубый пес может оказаться опасен, коли он бешеный! — сердито огрызнулась нянька.
— Хорошо, я не буду его приглашать, если тебя это так тревожит! — попыталась успокоить Мейбл Розамунда.
Ну уж нет! — возразила та. — Не хватало еще, чтобы я помешала тебе помириться со старым дьяволом, коли ты сама этого хочешь. В конце концов, ему и правда недолго осталось.
В начале декабря во Фрайарсгейт приехал посыльный из Гленкирка и привез от лорда Лесли письмо. Его оставили ночевать и накормили горячим ужином. Вместе с посыльным вернулся Дермид — как раз вовремя, к рождению своего сына. Розамунда села и стала с жадностью читать письмо от Патрика. Она собиралась отправить ему ответ с посыльным из Гленкирка. Граф писал, что по пути домой с ним не случилось ничего интересного. Сын отлично справился с хозяйством во время его отсутствия. Сам он уже успел переговорить с Адамом по поводу их свадьбы, но невестка Анна пока ничего не знает.
Адам не возражает против того, чтобы отец женился во второй раз, тем более что этот брак не будет чреват появлением потомства и новых наследников, и собирается поехать весной в Эдинбург вместе с отцом, чтобы познакомиться с Розамундой. Патрик писал, что из-за зимы вряд ли сможет связаться с Розамундой еще раз, а потому заранее назначает ей встречу в Эдинбурге на первое апреля, на постоялом дворе под названием «Единорог и корона». Они отправятся на аудиенцию к его величеству, чтобы попросить его благословения на брак и разрешения обвенчаться в соборе Святого Андрея, где правит службу архиепископ Александр Стюарт. Они вернутся во Фрайарсгейт, тогда как Адам Лесли отправится на север с известием о свадьбе своего отца. А осенью Патрик с Розамундой переберутся в Гленкирк, чтобы провести там зиму. Граф писал еще, что очень сильно любит Розамунду и скучает по ней, что без нее ночи кажутся бесконечными, а дни серыми и безрадостными, что ему так хочется услышать любимый голос и смех. И он мечтает лишь об одном: снова держать в объятиях свою Розамунду. «Я никогда не полюблю никого так, как люблю тебя, душа моя», — заканчивалось письмо Патрика.
Когда Розамунда прочла его, на ее глазах выступили слезы радости.
— Тебе приходилось бывать в самом замке? — спросила она у посыльного.
— Да, миледи, — ответил тот.
— И там уже висит большой портрет графа?
— Его доставили летом, когда его сиятельства не было дома. Леди Анна очень удивилась и не велела его вешать, покуда не вернулся сам хозяин. Это красивая картина. Граф на ней совсем как живой, миледи. Все, кто видел портрет, так и говорят.
Розамунда кивнула и сказала:
— Вот этот мой портрет нарисовал тот же художник.
— Да, они похожи, — ответил посыльный.
— Я хочу отправить тебя назад с письмом для графа, — сообщила Розамунда.
— Спасибо, миледи. — Посыльный поклонился, и слуга повел его в людскую, чтобы там разместить на ночлег.
— Я должна быть в Эдинбурге первого апреля, — сообщила Розамунда своим близким.
— Ох, мама, ну зачем тебе снова от нас уезжать? — возразила Филиппа.
— Хочешь, поедем вместе? — предложила Розамунда.
— С тобой?! — восторженно взвизгнула Филиппа. — Ты возьмешь меня с собой в Эдинбург? Ох, мамочка! Конечно, я очень хочу с тобой поехать! Я же еще никогда в жизни никуда не ездила!
— И я тоже поехала ко двору короля Генриха, только когда мне исполнилось тринадцать лет, — строго заметила Розамунда.
— Мама, а ты представишь меня королю Якову? И королеве Маргарите? Мы ведь едем ко двору? — Филиппа желала знать все немедленно.
— Да, — с улыбкой пообещала Розамунда. — Мы даже могли бы отпраздновать там твой день рождения. Ты ведь не будешь против, Филиппа?
Девочка просияла от счастья.
— Балуешь ты ее! — проворчала Мейбл. — Смотри, как бы потом не пожалеть!
— Дети на то и дети, чтобы их баловали! Господь свидетель, ты сама баловала меня не меньше, хотя теперь предпочла об этом забыть! — ласково пожурила Розамунда старую няньку.
— Я всего лишь старалась защитить тебя от Генри Болтона, пока ты была совсем маленькой, — упрямо возразила Мейбл. — А уж когда ты выскочила замуж за Хью Кэбота, он сам стал баловать тебя на славу, прими Господь его бессмертную душу!
— Да-да, благослови Господь и Хью Кэбота, и Оуэна Мередита, — задумчиво проговорила Розамунда.
На следующее утро посыльный лорда Лесли отправился в обратный путь в Гленкирк с письмом для своего хозяина. Послание Розамунды было не менее пространным, чем письмо графа. Леди Фрайарсгейт подробно описывала любимому свое тоскливое одиночество, рассказывала о дочерях и о своем хозяйстве, о том, как они готовятся к зиме и с нетерпением ждут возвращения кузена Тома. Она сообщила также, что лорд Клевенз-Карн наконец-то обзавелся наследником. В последних строках Розамунда снова писала Патрику о своей неувядающей любви и о том, что ждет не дождется весны, когда они встретятся вновь. Еще она сообщала, что возьмет с собой в Эдинбург Филиппу. Тогда и его сын, и ее старшая дочь станут свидетелями их венчания. Прежде чем запечатать конверт, Розамунда с лукавой улыбкой капнула на бумагу немного своих любимых духов с ароматом белого вереска.
Двадцать первого декабря, в точности на День святого Томаса, Том вернулся во Фрайарсгейт и привез с собой дядю Генри. Дети с радостным визгом бросились на шею своему обожаемому родственнику, почти не обращая внимания на незнакомого тощего старика. Однако Розамунда была потрясена его видом до глубины души. Генри Болтон и правда стал не похож на себя. От него остались лишь кожа да кости, а на морщинистом лице застыла зловещая печать близкой смерти.
— Добро пожаловать во Фрайарсгейт, дядя, — приветствовала его Розамунда.
— Да неужели? — Под колючим взглядом выцветших глаз Генри Розамунда почувствовала себя крайне неловко, а в его глухом голосе ей послышалось эхо былой спеси. Генри Болтон стоял, тяжело опираясь на толстую резную трость. — Это лорд Кембридж настоял, чтобы я приехал с ним. Он купил у меня Оттерли.
— Том правильно сделал, что привез вас с собой, дядя, — приветливо проговорила Розамунда. — Я слышала, что вы остались совсем один, а на Рождество не полагается сидеть одному, без родных. Я и сама думала послать за вами в Оттерли, как только вернется Том.
Генри состроил кривую мину и важно кивнул:
— Благодарю за приглашение, племянница.
— Входите, дядя, и присядьте у огня, — предложила Розамунда. — Люси, подай мистеру Болтону кружку горячего сидра со специями! — приказала она служанке и проводила гостя к мягкому креслу с высокой спинкой. — Вам пришлось ехать по самому холоду, а перед метелью воздух особенно сырой и промозглый, — заботливо приговаривала она, принимая у служанки кружку с сидром и вкладывая ее в корявую стариковскую руку.
— Спасибо тебе, — буркнул Генри и жадно отпил из кружки ароматного сидра. Обретя некоторую уверенность в себе, он обвел зал внимательным взглядом. — Глянь-ка, а дочки у тебя на диво здоровые.
— Да, — подтвердила Розамунда.
— Самая рослая — это твоя наследница? — спросил Генри.
— Да, это Филиппа. В апреле ей уже исполнится девять лет, — ответила Розамунда.
Старик снова важно кивнул и умолк. Узловатой рукой он погладил одну из собак, слонявшихся по залу. Любопытная гончая подошла, чтобы обнюхать нового гостя.
Розамунда потихоньку убралась подальше от своего дяди. До сих пор ей казалось, что Мейбл преувеличила, описывая перемены, произошедшие в ее родственнике, но теперь убедилась, что это правда. Вид Генри Болтона вызывал невольную жалость, хотя при случае даже в таком жалком состоянии этот старик мог быть опасен. Розамунде надо быть начеку, чтобы не дать ему возможности испортить им праздник.
Наконец-то Том получил возможность обнять свою любимую кузину.
— Моя дорогая девочка! — воскликнул он с чувством. — Как я рад увидеть тебя снова и снова оказаться во Фрайарсгейте! Я успел свернуть все свои дела на юге. Мое поместье в Кембридже приобрел молодой джентльмен, лишь недавно получивший рыцарские шпоры, и выложил за него немалую сумму! Теперь я могу назвать Оттерли своим! Я ненадолго задержался, чтобы побывать при дворе. Королева мечтает лишь о том, как бы родить здорового наследника, особенно теперь, когда он есть у шотландцев. Естественно, короля Генриха не очень порадовали вести о благополучных родах его сестры. Он отзывается о ней так, будто она не просто предала его лично, но, что гораздо хуже, предала в его лице всю Англию!
— Как только королева Екатерина родит ему сына, он наверняка изменит свое мнение, — сказала Розамунда. — Ты ведь помнишь, что Хэл еще в детстве терпеть не мог проигрывать.
— Совершенно верно, кузина, — ехидно ухмыльнулся Том. — Но он сам настоял на том, чтобы жениться на испанке, хотя многие советовали ему не делать этого. Они прожили в браке уже немало лет, однако не обзавелись ни наследником, ни хотя бы наследницей. Сначала — мертворожденная девочка, затем маленький Генрих Корнуоллский, скончавшийся в том же году. После этого два года Екатерине так и не удалось забеременеть, тогда как в Шотландии живет-поживает его зять, у которого ни много ни мало шесть незаконнорожденных детей и в довершение ко всему здоровый наследник престола. Нет-нет, нашего Генриха никак не назовешь счастливым парнем!
— Значит, нам тем более повезло, что нет необходимости снова появляться при дворе, — заключила Розамунда.
Том согласно кивнул.
— Ну, милая моя, а что слышно про твоего красавца графа? — поинтересовался он.
— Патрик вернулся в Гленкирк, но на первое апреля у нас с ним назначена встреча в Эдинбурге. Мы все-таки решили пожениться. Весну, лето и часть осени будем проводить во Фрайарсгейте, а зиму — в Гленкирке. Это позволит нам обоим выполнять обязанности перед своими подданными, — объяснила Розамунда. — Патрик порадовался тому, как умело управлял Гленкирком его сын Адам, пока отца не было. Я жду не дождусь этой весны, кузен! И хочу взять с собой Филиппу.
— С нами, дорогая моя. Я больше не потерплю, чтобы кто-то другой вел тебя к алтарю! — заявил Том с добродушной улыбкой. — А какие новости из Клевенз-Карна? Оправдала ли леди Джинни возложенные на нее надежды и ожидания? — спросил Том и лукаво подмигнул.
— В начале октября она родила здорового мальчика, — ответила Розамунда. — Мы узнали об этом пару недель назад от торговца, возвращавшегося в Англию.
— Но сам Логан Хепберн связаться с тобою не пытался, — подытожил Том.
— Я и не ждала от Логана ничего подобного, — ответила Розамунда. — Мы расстались с ним совсем не по-дружески, Том. В ту ночь, когда нам волей-неволей пришлось просить ночлега у лорда Клевенз-Карна, он поссорился со мной, а потом напился до бесчувствия. Мы так и не увидели его утром, когда уезжали, и я об этом совсем не жалею.
— Дядя Том! Дядя Том! А что ты нам привез? — наперебой спрашивали дочери Розамунды. Их милые мордашки светились любопытством.
Том подхватил на руки Бэнон и громко чмокнул в розовую щечку. Девчушка весело рассмеялась: значит, дядя по-прежнему считает ее своей любимицей!
— Для вас, маленькие проказницы, у меня приготовлено по подарку на каждый день Святок! — с расстановкой проговорил Том.
— Но, дядя! До Рождества нужно ждать еще целых четыре дня! — капризно воскликнула Филиппа.
— Знаю, — отвечал Том, весело поблескивая глазами, — а это значит, милые малютки, что вам придется набраться терпения!
— Это нечестно! — возмутилась Бэнон, которой едва исполнилось шесть лет.
— Как вам не стыдно? — приструнила девочек Розамунда. — Неужели мои дочери такие жадные? А ну марш за стол, и чтобы мигом съели весь ужин! Филиппа, а ты останься.
Том опустил Бэнон на пол, но не раньше, чем еще раз со вкусом чмокнул в щечку. Две младшие девочки вприпрыжку побежали из зала, и Том с любовью смотрел им вслед.
— Они успели вырасти за те месяцы, что меня не было, — заметил он.
— Да, — согласилась Розамунда. — Меня ведь тоже не было дома более полугода. И меньше всего мне бы хотелось снова разлучаться с моими девочками.
Том взял ее за руку и отвел к скамейке возле огня. Они сели рядом, чтобы спокойно поговорить о делах. Напротив них Генри Болтон дремал в своем кресле. Гончая развалилась у него в ногах.
— А твой дядя успел обзавестись другом, — заметил Том. — Дай-то Бог. Других друзей у него не осталось.
— Я понимаю, что должна простить его за то, как он издевался надо мною в детстве, — сказала со вздохом Розамунда. — Его можно только пожалеть. С тех пор как мне исполнилось шесть лет и обо мне стал заботиться Хью Кэбот, я перестала его бояться. Бедный дядя Генри. Устроив мой брак с Хью Кэботом, он сам вырыл себе яму.
— Тем лучше для тебя, — добавил Том.
— Да, — кивнула Розамунда и грустно улыбнулась.
— Итак, дорогая, скоро ты станешь графиней Гленкирк! Граф любит тебя всем сердцем, впрочем, это для тебя не новость, потому что ты сама любишь его не меньше, — заметил Том.
— Это все еще кажется мне странным, — призналась Розамунда, — обрести такую любовь, какую чувствуем друг к другу мы с Патриком. Ох, Том, как мне его не хватает! Господь свидетель, каждый день без него для меня настоящая пытка! Кажется, я так и не дождусь, пока наступит апрель и я стану его женой. Его титул меня совсем не волнует. Главное — я никогда никого не любила так, как люблю Патрика.
— Не могу не отдать вам должное, — медленно проговорил Том, качая головой, — мне тоже никогда не доводилось видеть такого чувства. Я рад, кузина, что ты наконец-то одумалась и согласилась выйти замуж. Иначе тебе не добиться счастья.
— Но ведь он не вечен, — заметила Розамунда. — И рано или поздно я все равно останусь одна, но меня это нисколько не пугает! У меня в жизни были те месяцы, что мы провели вместе, и те годы, что нам предстоит прожить вместе. Том, ты только представь себе, что мы и познакомились-то с ним меньше года назад, на прошлое Рождество!
— Как раз тогда, когда бедолага Логан Хепберн собирался устроить свадьбу! — добавил Том.
— Ну почему все, кому не лень, тычут мне в глаза этим Логаном Хепберном?! — возмутилась Розамунда. — Я никогда его не любила и ничего ему не обещала, даже повода не давала для надежды. Год назад я вообще не помышляла о замужестве. Логан нуждался исключительно в здоровой женщине, способной родить ему здорового наследника, что и было доказано его успешным совокуплением с госпожой Джинни!
