Понимать риски. Как выбирать правильный курс Гигеренцер Герд
В сказке Андерсена «Новое платье короля» рассказывается о том, как два обманщика предложили изготовить для короля платье из прекраснейшей ткани. Они утверждали, что это платье, легкое как паутина, будет невидимо глупым людям, недостойным занимаемых ими должностей. Под впечатлением их слов король заказал такое платье и направил своего честного старого министра наблюдать за работой новоявленных псевдоткачей. Обманщики объясняли узоры и расцветку ткани министру, который не видел в руках жуликов ничего, но тем не менее высказывал похвалы их работе, опасаясь, что его признают глупцом. Второй министр, посланный наблюдать за работой ловких обманщиков, также расхваливал качество ткани, хотя и не видел ее. Сам король не смог разглядеть своего нового платья, но боясь выглядеть глупым в присутствии двух своих министров, охотно присоединился к их похвалам и приказал наградить обманщиков медалями и присвоить им почетные титулы. Когда король, облаченный в новое платье, предстал перед своими подданными, все стали громко восхищаться его нарядом. Но среди всеобщих похвал неожиданно раздался голос одного маленького мальчика: «А король-то – голый!» Эти слова стали шепотом передаваться от одного присутствовавшего к другому, пока наконец каждый присутствующий не осмелился открыто это признать{220}.
Как мы видим, сказка Андерсена актуальна и в наши дни. Сегодня банкиры ткут тончайшие великолепные ткани под названием «модели риска», обещающие безопасность, которой не существует. Нам говорят, что эти новые изделия позволяют измерять риск с необычайной точностью.
В 1988 г. было принято первое международное соглашение о регулировании размера капитала, необходимого банку для поддержания собственной устойчивости, получившее название Базельского соглашения (или Базель I){221}. Это соглашение занимает 30 страниц текста, а предлагаемые в нем расчеты могут быть выполнены на листке бумаги. Его критиковали за чрезмерную простоту, и, в соответствии с поправкой 1996 г., оно было пересмотрено в 2004 г. В результате пересмотра появилось более солидное соглашение, названное Базель II. На его 347 страницах содержалось множество дополнительных уточнений и рассматривались новые сложные модели рисков. Через несколько лет после появления этого шедевра, призванного сделать мир более безопасным, разразился финансовый кризис 2008 г. Реакцией на кризис стало принятие еще более сложного регулирующего соглашения, Базель III, занимавшего уже 616 страниц. В то время как для введения в действие соглашения Базель I в США потребовались подзаконные акты, описание которых заняло 18 страниц, в случае Базеля III для описания таких актов потребовалось уже более 1000 страниц. Однажды я спросил руководителей центрального банка, кто в полной мере понимает последствия принятия Базель III. Они в один голос ответили: ни одна душа на свете.
Когда я выступал перед германским парламентом, рассказывая об иллюзорной определенности, создаваемой этими сложными моделями риска, немногие политики и лоббисты банков открыто признавали, что они не понимают последствий их применения. Несмотря на новые одежды банкиров, и в наши дни банковская система остается такой же ненадежной и хрупкой, как прежде. Слишком мало изменилось в ней для того, чтобы предотвратить следующий мировой кризис. Нам следовало бы сделать членами наших правительств нескольких честных детей.
Иллюзия индюка
Финансовая математика ведет свое происхождение от теории азартных игр, то есть игр с установленными рисками. Соблазнительность такой математики в том, что она позволяет оценивать риск всего одной величиной, и наиболее популярная из них называется «стоимость, подверженная риску». Ничего оценивать или понимать не требуется, все, что нужно, – это посмотреть на число. Однако мир денег – это неопределенный мир, а не мир известных рисков. Это важнейшее различие объясняет, почему количественные оценки риска отсутствовали почти в каждом финансовом кризисе, от «черного понедельника» азиатского кризиса до кризиса доткомов в 2000 г. и кредитного кризиса 2008 г. В 2012 г. банк JPMorgan Chase потерял миллиарды, хотя из его расчетов рисковой ценности следовало, что риски малы. Согласно расчетам аналитиков, эти события просто не должны были произойти (см. главу 3). Такие расчеты вызывают неоправданно высокую уверенность, создавая прочную иллюзию определенности. Вот почему они не помогают предотвратить катастрофы. Скорее, они сами представляют собой потенциальную опасность и вызывают финансовые кризисы{222}.
В 2003 г. Роберт Лукас, один самых выдающихся макроэкономистов, сказал, что макроэкономика преуспела в предотвращении экономических кризисов: «Ее главная задача предотвращения депрессии была решена во всех практических аспектах, причем на много десятилетий вперед»{223}. Через пять лет в мире разразился самый острый финансовый кризис со времен великой депрессии. Иллюзия индюка – это убежденность в том, что риск может быть рассчитан, когда на самом деле это невозможно сделать. Риски могут быть рассчитаны, когда соблюдаются три условия, описанные в главе 5:
• низкая неопределенность: мир стабилен и предсказуем;
• имеется мало альтернативных вариантов: требуется оценивать не слишком большое количество факторов риска;
• имеется большое количество данных для проведения этих оценок.
Ни одно из этих условий не соблюдается в мире инвестиционного банкинга. Например, глобальные сети банков порождают непредсказуемые эффекты домино, а крупным банкам нужно оценивать тысячи факторов риска и миллионы корреляций между ними. Итоговые числа создают иллюзию определенности, но они не могут точно оценить риск. Создание иллюзии мотивируется желанием многих регуляторов, теоретиков финансов и инвесторов точно измерить риски и таким образом избегнуть неопределенности, потому что они не знают, как справляться с нею с помощью простых практических правил. В зависимости от состояния нашего мира в нем могут применяться разные правила – как простые, так и сложные.
Правила безопасности
Можно ли минимизировать риск следующего финансового кризиса? Миру финансов требуется научная революция. Нам нужно отбросить традиционные модели риска и найти новые инструменты. Как и в случае с Базельскими соглашениями, традиционный способ заключается в том, чтобы придумать сложную регуляторную систему, а если она не будет работать, то сделать ее еще более сложной. По такому пути идут многие правительства и организации. Другой подход заключается в том, чтобы задать вопрос: имеется ли набор простых практических правил, которые способны решить эту сложную задачу?
Одно из таких правил касается левериджа, то есть соотношения активов банка или его обязательств к его собственному капиталу. Чтобы стимулировать необходимые изменения, я совместно с Банком Англии разрабатывал простые правила, помогающие сделать мир финансов более безопасным. Когда я спросил Мервина Кинга, руководившего Банком Англии до 2013 г., какие простые правила снизили бы опасность новых кризисов, он размышлял недолго. Его ответ стал формулировкой одного такого правила:
Не допускайте, чтобы значение левериджа было больше 10:1.
Леверидж предполагает заимствование денег с целью их инвестирования. Чем больше величина заимствованных средств по сравнению с вашим собственным капиталом, тем выше коэффициент левериджа. Леверидж не только позволяет повышать доходы, но и содержит риск убытков. Он применим не только к банкам, но и к отдельным индивидам. Вот простой пример. Адам и Бетти полагают, что рынок жилья находится на подъеме, и покупают дома с целью их последующей продажи через пять лет. Каждый должен инвестировать по 100 тыс. долларов. Адам покупает за эту сумму один дом, а Бетти покупает 10 домов, внося по 10 тыс. долларов за каждый наличными, и берет ипотечный кредит на сумму 900 тыс. долларов по ставке 5 % годовых. Бетти использует леверидж, а Адам нет. Коэффициент левериджа – это сумма долга, деленная на размер собственного капитала. Если прогноз обоих наших инвесторов верен и рынок действительно будет расти, то через пять лет каждый дом можно будет продать за 150 тыс. долларов. Адам заработает 50 тыс. долларов, а Бетти намного больше. Она получит 500 тыс. долларов за вычетом 225 тыс. долларов платежей по процентам, то есть 275 тыс. долларов. А кроме того, в течение пяти лет она будет получать в 10 раз больше арендной платы с арендаторов своих домов, чем Адам. Ясно, что леверидж – это замечательная вещь до тех пор, пока прогнозы сбываются.
Но если рынок жилья пойдет вниз и каждый дом можно будет продать всего за 70 тыс. долларов, то Адам потеряет 30 тыс. долларов – не слишком выгодная сделка, но, по крайней мере, у него не будет долгов. А Бетти придется вернуть кредит с процентами, то есть заплатить банку 1 125 000 долларов. Она получит 700 тыс. долларов за продажу домов, и, таким образом, ее долг составит 425 тыс. долларов. Так что если Бетти не повезет, то ей придется объявлять себя банкротом.
Подобным образом банки инвестируют не только собственные деньги, но и деньги, которые они заимствуют у других{224}. Самой безопасной банковской системой будет та, у которой нулевой леверидж, хотя определенный уровень левериджа может иметь ключевое значение для развития. Однако до финансового кризиса 2008 г. уровни левериджа иногда достигали астрономических высот. На пике бума у некоторых банков коэффициент левериджа составлял 50:1{225}. Это подобно финансированию по ипотеке на 100 тыс. долларов при первоначальном платеже в 2 млн долларов.
Простое правило левериджа, вероятно, спасло бы миллиарды долларов, потерянных во время финансового кризиса. В будущем оно могло бы создать надежную страховочную сетку. Канадские банки пережили кризис на рынке кредитов сравнительно благополучно, потому что в Канаде существуют более строгие ограничения на величину левериджа и более жесткие условия кредитования. По данным наших исследований, коэффициент левериджа может предсказать, какие крупные банки разорятся, в то время как сложные модели, основанные на учете рисков, не могут это сделать{226}. Использование одного только правила левериджа недостаточно для предотвращения очередного финансового кризиса, но зато оно поможет избежать огромных потерь. Банкам также необходимо прекратить включать в балансовые отчеты все активы без разбора, чтобы создавать видимость невысокого левериджа. Требования к левериджу можно ослабить для небольших банков, так как последствия этого не будут слишком тяжелыми.
Правило левериджа – это простое и практичное, предназначено для того, чтобы приблизительно устанавливать правильные требования, а не абсолютно точно устанавливать заведомо неверные. Оно вынудит банки обрести более высокую устойчивость за счет увеличения собственного капитала. Один из способов докапитализации состоит в том, чтобы запретить банкам выплачивать дивиденды акционерам и обязать их оставлять деньги у себя до тех пор, пока не будет накоплен достаточный объем собственного капитала. Однако даже в разгар последнего финансового кризиса американские регуляторы позволяли банкам выплачивать крупные суммы дивидендов акционерам, что значительно ослабляло прочность банковской системы. Количество денег, выплаченных крупнейшими банками своим акционерам, составило приблизительно половину той суммы, которую позднее государство выделило на поддержку этих банков в рамках Правительственной программы по спасению проблемных активов{227}.
Почему регуляторы банковской деятельности не уделяют левериджу должного внимания?
Банковское лобби сплело целую сеть аргументов, призванных убедить политиков и рядовых граждан в том, что деятельность банков не нужно регулировать слишком строго и что банкам следует позволить продолжать брать на себя риски как обычно. Меня больше всего удивляет то обстоятельство, что о причиненном банками ущербе так быстро все забыли. Давайте познакомимся с четырьмя такими аргументами, а затем обсудим реальные причины их появления.
Первый аргумент, с помощью которого банковское лобби пытается ввести в заблуждение население и политиков, сводится к тому, что банки сами способны рассчитывать свои риски. Но это иллюзия индюка. Как отмечалось ранее, сложные модели рисков постоянно демонстрировали свою неспособность предсказывать или предотвращать кризисы. Более того, с 1996 г. банкам разрешено использовать собственные модели рисков, что позволяет им манипулировать оценками рисков в широких пределах.
Второй аргумент сводится к тому, что простое правило, подобное правилу левериджа, легко может использоваться в чьих-то интересах. Но дело здесь в том, что сами банки охотно применяют сложные модели, так как сложность позволяет им находить юридические лазейки и искажать тысячи оценок. Все это привело к контрпродуктивным действиям в банковской сфере, таким как состязание в увеличении сложности между банками и регуляторами. Нарушения же простых правил, напротив, выявить намного проще.
Третий аргумент звучит как знакомая мантра «Доллар в собственном капитале – это доллар, не работающий в экономике»{228}. Не попадайтесь на удочку термина «капитал». Капитал – это не резерв. Капитал – это деньги, которые банк получил от своих владельцев, если это частный банк, или от акционеров, если он является акционерным банком. Капитал может быть направлен в экономику подобно тому, как капитал любого индивида может быть вложен в строительство дома; капитал – это не пачка купюр, хранящихся под подушкой.
Наконец, четвертый аргумент сводится к вечной жалобе на то, что капитал слишком дорог и повышает издержки банков. Давайте тщательно взвесим и этот аргумент. Среди корпораций всех типов банки, безусловно, заимствуют больше всех. Большинство (нефинансовых) корпораций США заимствуют суммы, не превышающие половины стоимости их активов, в то время как у банков этот показатель превышает 97 %. Некоторые успешные корпорации, такие как Apple, Bed Bath & Beyond и Citrix, берут в долг очень мало, если вообще берут. Корпорации могут быстро развиваться, не прибегая к заимствованиям, например получая дополнительные средства за счет продажи своих акций.
Все эти ложные аргументы напоминают историю о платье короля, которого в действительности не существует. Они приводятся не потому, что те, кто их придумывают, сами верят в них. Они приводятся потому, что государство предоставляет банкирам стимулы для принятия на себя чрезмерных рисков, а банкиры используют эти возможности в своих интересах. Крупные банки всегда могут рассчитывать на спасение за счет налогоплательщиков. Вот почему чрезмерное привлечение ресурсов обходится банкам, в отличие от корпораций, очень дешево.
Выживают самые крупные
Инвестиционные банки выступают против применения правил, касающихся величины левериджа, доказывая, что они нарушают принципы свободного рынка. Но насколько они правы? На свободном рынке банк, который берет на себя чрезмерные риски и не выполняет свои обязательства, обречен на разорение, в то время как более осторожные банки смогут выжить. Но многие банки, такие как JPMorgan Chase, Barclays и Deutsche Bank, стали слишком крупными, чтобы им дали разориться. Для них существует возможность спасения за счет государства, что создает стимулы для принятия на себя чрезмерных рисков и использования высокого левериджа. Когда же неоправданные риски приводят к огромным убыткам, те банки, которые громко требовали свободы, могут покинуть частный сектор и стать банками, пользующимися «защитой государства». Это одна из причин, основываясь на которых банкиры не проявляют достаточной предосторожности. Они рассуждают так: «Есть малая вероятность того, что дела пойдут плохо, но если это случится, то в беду попадут все банки и всем им будет оказана помощь». Другими словами, прибыль оседает в карманах банкиров, а убытки компенсируются за счет налогоплательщиков. Это не совсем свободный рынок – это моральный риск.
Сегодня крупные банки больше не живут в экосистеме, в которой правят дарвиновские законы выживания наиболее приспособленных. В банковской системе выживание обеспечивается самым «жирным» из них. Иногда слияния банков мотивируются именно стремлением к укрупнению. Но финансовых институтов, слишком крупных для того, чтобы разориться, не должно быть на рынке.
Этого можно добиться с помощью еще одного простого правила:
Те, кто получают выгоды в благоприятные времена, должны нести издержки в периоды финансовых кризисов.
Есть несколько способов сделать так, чтобы банки перестали рассчитывать на помощь государства, то есть налогоплательщиков: разукрупнить их, сделать менее взаимозависимыми или четко отделить инвестиционный бизнес от обычной банковской деятельности. Тогда инвестиционный банк мог бы разориться из-за своих рискованных операций. Банки могут возразить, что они уже принимают во внимание риски при расчете «стоимости, подверженной риску». Но, как отмечалось ранее, поскольку такие расчеты предполагают наличие известных рисков и не могут учитывать неопределенность, они приносят мало пользы. Фактически, эти меры по оценке риска служат оправданием для сохранения банками своего «жира» и поощряют проведение чрезмерно рискованной политики.
Думайте сами
Не нужно иметь финансового образования, чтобы понять разницу между известными и неизвестными рисками – или для осознания того, что убежденность в возможности точной оценки рисков в неопределенном мире порождает иллюзию определенности. Что действительно нужно, так это найти простые правила для создания более безопасного мира. Я хочу поощрить людей к тому, чтобы вырабатывать свои собственные мнения и верить в них, а также открыто выражать свои сомнения. Мы сможем создать более безопасную финансовую систему, если появится более сильное общественное давление со стороны граждан, не желающих платить за участие в азартных играх других людей. Если мы не позволим себе бояться таинственного банковского жаргона, а вместо этого потребуем от политиков принять правила, обеспечивающие большую финансовую прозрачность, то тем самым мы сделаем первый шаг в правильном направлении.
Но будет ли этого достаточно? Нет, мы можем также перебросить инвестиции из больших банков, идущих на большие риски, в меньшие по размеру и более ответственные банки. И мы можем перестать соблазняться обещаниями чрезвычайно высоких доходов от покупки рискованных финансовых продуктов и переориентироваться на более скромные и более реалистичные. Если бы каждый, включая компании и государственные институты, покупал бы только те финансовые продукты, которые ему совершенно понятны, то инвестиционные банки причиняли бы меньше вреда. Политикам, которых окружают лоббисты, трудно быть локомотивами изменений, а банкиры по понятным причинам также могут проявлять сдержанность в этом вопросе до тех пор, пока они могут класть прибыль себе в карман и перекладывать убытки на налогоплательщиков. Потенциальными лидерами изменений могут стать смелые и осознающие риск граждане.
Пугающие риски
Не всегда легко проявлять смелость и осознавать риск, когда правительство и медиа играют на наших страхах. Нам повезло жить в эпоху, в которой детская смертность ниже, а продолжительность жизни выше, чем когда-либо прежде. Однако многие люди уверены, что мир стал более опасным и неопределенным, чем прежде. Медиа непрерывно возвещают о наступлении очередной катастрофы: эпидемии коровьего бешенства, атипичной пневмонии, птичьего гриппа, кишечной палочки и т. д. Опасные болезни, террористы, наводнения, ураганы и прочие катаклизмы лишили жизни многих людей, но при этом помогли руководителям государств переизбраться на новые сроки, а медиа – увеличить тиражи газет и численность зрительских аудиторий. Наихудшие сценарии развития событий поддерживают тревожные настроения избирателей и телезрителей. И одна из уловок заключается в том, чтобы использовать страх людей перед пугающими рисками и повышать свои доходы за счет привлечения общего внимания к представляемым в заголовках катастрофическим событиям – реальным или мнимым. Нарастание и последующее ослабление страха происходит по одному и тому же сценарию. Сначала в заголовках появляется сообщение о появлении нового вируса или другой угрозы, а также предупреждения экспертов о том, что многие люди могут умереть. Граждане начинают беспокоиться и требовать от правительств принять соответствующие меры и что-нибудь противопоставить этой угрозе. Государство предпринимает ответные меры, иногда весьма решительные. Через несколько месяцев медиа прекращают освещать эту тему, и все быстро забывается. Приблизительно через год история повторяется заново, и население начинает проявлять беспокойство из-за наступления нового кризиса, о котором трубят все медиа.
Но не лучше ли перестраховаться, чем потом жалеть? Рассмотрим два известных события, преподносившиеся как катастрофы: коровье бешенство и свиной грипп. В обоих случаях размышления о наихудшем исходе заменили собой сбалансированную оценку риска. Но эти события также показывают нам, как информировать людей о риске таким образом, чтобы они не впадали в панику.
Страх перед коровьим бешенством
Давайте начнем с простого вопроса{229}:
Сколько людей умерли в Европе от коровьего бешенства за 10 лет?
Около 150.
От какой другой причины умерло в Европе примерно такое же количество людей за те же 10 лет?
От употребления ароматизированного осветительного масла.
Кто может случайно выпить ароматизированное осветительное масло? Главным образом дети, соблазненные его приятным цветом и запахом. Я являюсь членом ученого совета Германского федерального института оценки риска. Институту потребовалось более десяти лет, чтобы добиться принятия европейскими властями специального постановления, обязывающего выпускать осветительное масло в бутылках с крышками, которые не могут самостоятельно открыть дети. Практически никто не обращал внимания на эту проблему. Все внимание было приковано к уничтожению поголовья крупного рогатого скота.
В главе 1 дано определение пугающего риска как реальной или воображаемой ситуации, в которой внезапно погибает сразу много людей. Ярким примером такой ситуации являются события 11 сентября. Благодаря развившейся в ходе эволюции модели страха люди стремятся избегать таких ситуаций, но, если столько же или даже больше людей погибает в течение достаточно продолжительного периода времени, у них возникает лишь легкая обеспокоенность. Именно такой смертельно опасной катастрофой представлялась эпидемия коровьего бешенства – губкообразной энцефалопатии крупного рогатого скота (ГЭКРС). В статье, опубликованной в журнале Nature, предсказывались сотни тысяч скорых смертей. Но при этом трудно было вызвать обеспокоенность населения из-за смерти такого же количества людей на протяжении целого года, вызванной авариями мотоциклов и автомобилей или курением. 150 детей не выпили ароматизированное осветительное масло одновременно и не умерли в один день, поэтому проблема привлекала к себе мало внимания. Если бы все эти 150 детей умерли в течение короткого промежутка времени, то я убежден, что газеты не проигнорировали бы это событие и вызвали беспокойство у многих родителей.
Болезнь Крейцфельдта – Якоба – редкое и неизлечимое заболевание, в результате которого мозг человека становится губкообразным. Она настолько редкая, что всего около пятидесяти человек, главным образом в пожилом возрасте, ежегодно умирают от нее в Великобритании и около семидесяти человек – в Германии. Жертвы болезни становятся забывчивыми, сонными, неловкими и в конце концов теряют способность разговаривать, глотать или вставать. Она подобна болезни коровьего бешенства. В середине 1990-х гг. появилось сообщение о развитии новой разновидности этой болезни у десяти человек более молодого возраста. Эксперты информировали британское правительство о том, что наиболее вероятной причиной новой разновидности болезни было потребление мяса животных, больных коровьим бешенством. Власти обычно стремятся принимать оборонительные решения, и поэтому в Великобритании и некоторых европейских странах начался массовый забой крупного рогатого скота. В США, где было отмечено меньше случаев заражения скота и людей, также делались попытки посеять подобные страхи, якобы преимущественно вегетарианцами, но они не имели успеха. Экономический ущерб от коровьего бешенства был огромен. Были уничтожены миллионы животных, трупы которых подлежали сожжению, а также прекратился экспорт мяса, так как другие страны боялись проникновения инфекции на их территорию. Финансовый ущерб оценивался приблизительно в 38 млрд евро{230}. Это были издержки нашей реакции на ГЭКРС, а не последствия непосредственно самого ГЭ крупного рогатого скота.
В конце 1990-х гг. эксперты высказали обеспокоенность тем, что в Великобритании ГЭКРС может перекинуться на овец. Правительство не хотело вызывать панические страхи у населения по поводу потребления баранины и поэтому предпочло замалчивать такую возможность. Когда сэр Джон Кребс (ныне лорд Кребс) стал в 2000 г. первым руководителем нового британского Агентства пищевых стандартов, он использовал другой подход. Несмотря на озабоченность правительства, он и его коллеги решили, что лучше честно сообщить населению о неопределенной ситуации. Исследования в фокус-группах показали, что выражение «имеется теоретический риск возникновения ГЭКРС у овец» понималось не совсем правильно. Поэтому вместо него стало использоваться утверждение «Возможен риск возникновения ГЭКРС у овец. Мы не думаем, что он есть, и не советуем вам прекращать потреблять баранину, но если вы обеспокоены, то вот что вы можете сделать… Мы разрабатываем тесты для выяснения наличия или отсутствия этого риска, и мы сообщим вам результаты, когда получим их сами». Опросы, проведенные после такого заявления, показали, что почти две трети населения слышали о нем и что в стране не произошло значительного сокращения потребления баранины.
Способ, которым пытались справиться с кризисом в Германии, был совсем иным. Когда эпидемия коровьего бешенства свирепствовала в Великобритании, Ирландии, Франции и Швейцарии, немецкое правительство создавало иллюзию определенности и заявляло, что в Германии подобная болезнь отсутствует. «Наше мясо безопасно», – уверял один звонкий тенор в хоре государственных чиновников. Ввоз английского мяса был запрещен. Потребители благодушно спрашивали у мясников мясо из Германии, где, в отличие от Великобритании, знают, как выращивать здоровый крупный рогатый скот. Когда в 2000 г. в результате проведения многочисленных проверок болезнь все же была обнаружена, нация была шокирована. Немногие осмеливались есть говядину. «Правда ли, – беспокоился читатель, приславший письмо в Rheinische Post, – что я могу заразиться ГЭКРС, если буду подолгу сидеть на диване, обитом воловьей кожей?»{231} Иллюзия уверенности исчезла, а министры здравоохранения и сельского хозяйства ушли в отставку. Теперь уже другие страны ввели запрет на ввоз мяса из Германии, и немцы начали забивать крупный рогатый скот и сжигать его туши подобно другим европейцам. Ни один немец не умер от ГЭКРС или, точнее, от разновидности болезни Крейцфельдта – Якоба. Помимо многих уничтоженных животных два лишившихся работы министра оказались единственными жертвами – причем не потребления говядины, а того способа, при помощи которого они пытались справиться с неопределенностью.
Оглядываясь назад на этот массовый забой скота и сжигание туш убитых животных, мы не видим доказательств того, что эти меры действительно были необходимы. Возможно, здесь мы наблюдали нечто немного большее, чем просто необоснованный страх перед пугающим риском. Ситуация с возможным заболеванием коровьим бешенством иллюстрирует, как этот страх может заставить правительства бороться с опасностями, которые убивают лишь немногих, а не с теми, которые убивают многих и причем каждый год.
Страх перед свиным гриппом
В марте 2009 г. у пятилетнего Эдгара Фернандеса начался сильный жар. Врачи обнаружили, что он был заражен вирусом H1N1, мексиканские власти вскоре объявили о 157 жертвах свиного гриппа, и механизм управления глобальным кризисом был запущен. Через 4 дня Эдгар поправился, а мексиканские власти скорректировали свое первоначальное заявление и подтвердили всего семь смертей. Но остановить пришедший в движение механизм было уже невозможно. В июне Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) заявила о начале пандемии свиного гриппа. По оценкам экспертов ВОЗ, во всем мире инфицированными могли оказаться до 2 млрд (!) человек. Это вызвало всеобщее беспокойство. В Египте власти распорядились уничтожить всех свиней. Одна из британских газет вышла под заголовком: «Главный санитарный врач предупреждает, что в Великобритании свиной грипп может унести жизни 65 тыс. человек». ТВ и газеты начали подсчет первых жертв. Самое страшное ожидалось зимой, в сезон наибольшего распространения гриппа.
Как и в случае с ГЭКРС, страх перед пугающим риском стремительно распространялся по всему миру. Правительства выделяли миллиарды долларов на создание запасов вакцин и противовирусных лекарств, таких как тамифлю. И вновь рецепт выглядел следующим образом: «лучше осторожность, чем сожаление». Однако никто не знал, как проявлять осторожность. Научного обоснования сделанного ВОЗ прогноза о том, что количество заболевших свиным гриппом, возможно, составит 2 млрд человек, не было. Как не было и свидетельств того, что лекарства, которые правительства закупали у фармацевтической индустрии, действительно помогали больным. Например, FDA за год до начала эпидемии заявило, что прием тамифлю может сопровождаться осложнениями, приводящими к госпитализации и даже смерти{232}. И хотя японские регуляторы пришли к такому же выводу, 3/4 мирового потребления этого препарата приходилось именно на Японию. Британское правительство выделило 500 млн фунтов на закупку тамифлю и других противовирусных препаратов, несмотря на отсутствие свидетельств их эффективности. Министр здравоохранения Польши, напротив, отказалась от любых подобных закупок. Будучи сама врачом, она заявила, что ее работа заключается не в пополнении банковских счетов фармацевтических компаний. Через два года после возникших страхов германское правительство уничтожило неиспользованную вакцину против свиного гриппа, стоившую сотни миллионов евро.
Позднее было подтверждено, что не существует никаких доказательств, что тамифлю действительно может защитить людей от смертельной опасности, о которой говорилось первоначально{233}. Все, что может сделать тамифлю, – это сократить среднее время заболевания гриппом с 5 дней до 4, что ранее признало FDA. Почему же тогда ВОЗ поощряла правительства к закупке противовирусных препаратов? Один из возможных ответов на этот вопрос дал British Medical Journal: большое число экспертов, консультировавших ВОЗ, имели финансовые связи с фармацевтическими фирмами, производящими такие лекарства{234}. По рекомендации этих экспертов правительства пустили на ветер миллиарды долларов вместо того, чтобы действительно потратить их на нужды здравоохранения. Наконец, следует отметить, что долгосрочный эффект распространения сценариев худшего варианта будет состоять в том, что люди станут циничными. Когда возникнет экстренная ситуация, и противовирусные лекарства и вакцины действительно будут необходимы, то доверие людей к правительству и экспертам ВОЗ окажется подорванным настолько, что немногие послушаются врачей и согласятся пройти вакцинацию.
Во время интервью журналист British Medical Journal спросил меня, действительно ли проблема заключалась в том, что обычные люди не осознают рисков, особенно в период пандемии. Я ответил, что проблема скорее заключалась не в трудности информирования о неопределенности, а в том, что о неопределенности не сообщалось вовсе{235}. Как можно открыто говорить о неопределенности, не рисуя худших сценариев развития событий (рис. 11.1)?
Рис. 11.1. Примеры заголовков статей о реальных или воображаемых катастрофах
В ноябре 2009 г. в разгар паники, вызванной свиным гриппом, я попытался использовать тот же подход, что и лорд Кребс в случае с ГЭКРС: ясно говорить о неопределенности, делать сравнения с известными рисками и объяснять, что действительно может быть сделано. В берлинском Институте гуманитарного развития имени Макса Планка, директором которого я являюсь, административный персонал, ученые и студенты были приглашены на собрание, где им предоставили имевшуюся у нас информацию. Прежде всего, я признался, что на тот момент никто точно не знал, станет ли свиной грипп грандиозной катастрофой, о которой трубили медиа, или же незначительным событием, подобным птичьему гриппу, о котором скоро все забудут. Но имелось несколько фактов, которые мы должны были принять во внимание. Во-первых, обычный свиной грипп длится 4–5 дней, а затем проходит. Во-вторых, от обычного гриппа в Германии ежегодно умирает около 10 тыс. человек, а свиной грипп за год стал причиной всего 10 смертей. Давайте сделаем сравнительную оценку этого показателя: в Германии в автокатастрофах ежедневно гибнут около двенадцати человек и девять человек умирает из-за вынужденного пассивного курения. В-третьих, утверждалось, что катастрофа ждет нас в скором будущем, так как грипп свирепствует особенно сильно зимой. Но мы располагаем информацией из Южного полушария, где зима уже закончилась. Там не было никакой катастрофической эпидемии свиного гриппа. Даже при отсутствии специальной вакцины от гриппа там умерло меньше людей, чем обычно. Тем не менее ВОЗ не отказывалась от своего скандального прогноза. Я также сообщил неизвестный многим факт о том, что ВОЗ этой весной изменила свое определение пандемии. Теперь ВОЗ пандемией называет не широко распространенное заболевание, убивающее большие количества людей, а просто широко распространенное заболевание.
К тем, кто был встревожен происходящим, я обратился с вопросом: что вы можете сделать в этой неопределенной ситуации? Каждый должен стремиться не допустить распространения вируса: закрывать рот и нос при чихании, мыть руки, а заболев, оставаться дома. Кроме того, вы можете пройти вакцинацию, хотя мы не знаем, пойдет это на пользу или во вред. Наконец, самое важное заключается в том, чтобы научиться жить с элементами неопределенности и иметь мужество вырабатывать собственное мнение. Нет никакой причины для паники.
После моего выступления работники института покинули лекционный зал более спокойными, чем они вошли в него. Осознание неопределенности ситуации не сделало их подавленными или несчастными. Напротив, наблюдалась противоположная картина, как это было в случае оценки лордом Кребсом угрозы возникновения ГЭКРС у овец. И в обоих случаях не случилось никакой катастрофы.
В конце концов свиной грипп оказался не жестоким убийцей, а заурядной инфлюэнцей. После того как медиа перестали трубить о нем, он быстро всеми забылся. Без сложных технологий диагностирования и глобальной системы управления кризисом появления и исчезновения свиного гриппа, вероятно, никто бы просто не заметил.
Страх перед пугающим риском изначально присущ человеческой натуре. И медиа используют этот страх, заставляя нас тревожиться из-за того, что мало заслуживает нашего беспокойства. Поэтому мой первый закон сообщения о рисках в медиа выглядит так:
Чем больше медиа сообщают о риске для здоровья, тем меньше реальная опасность для вас.
Например, в 2003 г. сообщениями об атипичной пневмонии и биотерроризме пестрели все первые полосы новостных изданий США. И то и другое привело к гибели менее дюжины человек, но в общей сложности породило более ста тысяч сообщений в СМИ – намного больше, чем курение и низкая двигательная активность населения, ставшие причинами смерти почти миллиона американцев{236}. Подобным образом, когда Институт Роберта Коха указал, что свиной грипп не представляет смертельной угрозы, пресса игнорировала этот факт. Поэтому когда вам сообщают о новом риске для здоровья, то не нервничайте и расслабьтесь. Вероятнее всего, это не то, что действительно представляет для вас угрозу.
Правительства
Когда мы сравниваем государственную политику в отношении финансовых рисков с политикой в отношении пугающих рисков, то обнаруживаем загадочное противоречие. Почему правительства так рьяно защищают своих граждан от пугающих рисков, например исходящих от коров и свиней, и весьма неохотно защищают тех же людей от рисков финансовых катастроф, порождаемых инвестиционной деятельностью банков? Ведь очевидно, что контролировать банки проще, чем контролировать вирусы. Возможный ответ заключается в воздействии банковского лобби на политиков. Фармацевтическая индустрия материально заинтересована в интервенциях государства и подталкивает политиков к наращиванию запасов вакцины и лекарств. Банковская индустрия, напротив, мало заинтересована в таких интервенциях, выступает за максимальное сокращение государственного регулирования и сопротивляется «вакцинации» в виде установления разумных коэффициентов левериджа. Лоббистов, представляющих интересы тех, кто расплачивается за последствия такой политики, то есть налогоплательщиков, очень немного. Например, правительства многих стран были готовы платить за тамифлю, выпускаемый компанией Roche, не требуя подтверждений его эффективности. Когда международная медицинская организация «Кохрейновское сотрудничество» (Cochrane Collaboration) громко потребовала, чтобы Roche предоставила данные о выгодах применения тамифлю, что эта компания отказывалась делать на протяжении нескольких лет, большинство правительств притворились глухими. Мы сможем изменить такой дисбаланс, только если очень многие люди перестанут послушно делать то, что им велят делать правительства и врачи, и начнут критически смотреть на приводимые им аргументы и на то, как расходуются деньги, собираемые с них в виде налогов. Получение информации и открытое высказывание своего мнения – это важные шаги на пути к построению реальной демократии.
Часть III
Начинать раньше
Новая научная истина добьется триумфа не потому, что переубедит своих оппонентов и заставит их увидеть свет, но скорее потому, что ее оппоненты в конце концов умрут и вырастут новые поколения, которым она будет привычна.
Макс Планк
Самая интересная информация поступает от детей, так как они сообщают нам все, что знают, а затем замолкают.
Марк Твен
Глава 12
Революционное преобразование школы
Когда люди хорошо информированы, они могут вверять себя попечению собственного правительства.
Томас Джефферсон
В 2004 г. десятилетняя английская школьница Тилли Смит отдыхала на пляже таиландского острова Пхукет вместе с родителями. Внезапно поднялась сильная приливная волна. В то время как остальные туристы продолжали безмятежно нежиться на солнце, девочка предупредила мать: «Мы должны уйти с пляжа прямо сейчас. Мне кажется, что приближается цунами». Незадолго до этой поездки Тилли посмотрела на уроке географии видео о цунами на Гавайях и запомнила тревожные сигналы этого природного явления. Родители серьезно отнеслись к словам девочки, предупредили соседей и персонал отеля, который увел остальных постояльцев с пляжа. Пляж, на котором отдыхала Тилли, оказался на Пхукете одним из немногих, где никто не погиб и не получил серьезных травм{237}.
Миллиарды долларов тратятся на разработку систем предупреждения о зарождении цунами. Безусловно, эти системы очень важны. Но технология сама по себе не принесет большой пользы. В мае 1960 г. вблизи побережья Чили произошло сильнейшее из когда-либо зарегистрированных землетрясений магнитудой 9,5 балла. Землетрясение вызвало огромную волну цунами, которая направилась в сторону Гавайев. Тогда техника сработала как положено. Автоматизированная система предупреждения включила сирены за несколько часов до прибытия основной волны. Но большинство людей, слышавших завывание сирен, не знало, что означают эти звуки, и не попыталось перебраться в глубь острова. В результате на Гавайях в тот день жертвами стихии стал 61 человек.
Возможности техники ограниченны, если люди не понимают ее сигналов. Осведомленная о рисках девочка может принести не меньше пользы, чем сложная система раннего предупреждения.
В октябре 2009 г. журнал Nature опубликовал 4-страничную статью под названием «Школа риска», в которой сравнивался мой взгляд на проблему рисковой грамотности населения с доминирующим патерналистским представлением о том, что люди по своей сути не способны к пониманию рисков и их нужно подтолкнуть к этому усвоению{238}. Я ничего не имею против легкого понукания, но такой подход никак не может быть свойственен философии XXI века. Мы не хотим, чтобы будущие поколения людей могли управлять своими жизнями только в той мере, в какой им дозволяют это делать другие. Наши дети заслуживают лучшей участи.
Современные технологии неизбежно порождают новые риски, и социологи предупреждают, что мы живем в «обществе риска[25]», которому угрожают опасности, вызванные самим ростом наших знаний{239}. Однако новые технологии предоставляют нам и немалые возможности, а не только создают опасности, и вместо того, чтобы жаловаться, нам нужно воспитать новое поколение людей, которые смогут справляться с ними. Другими словами, «обществу риска» требуется «общество, обладающее рисковой грамотностью».
Обучение рисковой грамотности
Несколько веков назад немногие могли представить себе общество, в котором практически каждый будет уметь читать и писать. Теперь такие общества существуют. Сегодня немногие способны представить себе общество, в котором практически каждый будет обладать рисковой грамотностью. Однако такие общества появятся очень скоро, если мы будем работать в этом направлении. Для их создания мы должны начинать воспитывать людей задолго до их поступления в колледжи и университеты. Даже маленьких детей можно научить понимать риски и вероятности, если делать это в игровой форме. Раннее обучение рисковой грамотности поможет новому поколению справляться с жизненными неопределенностями и сделать патернализм пережитком прошлого.
В соответствии с моими представлениями курс обучения рисковой грамотности должен включать три направления:
• Медицинская грамотность.
• Финансовая грамотность.
• Умение выразить/оценить риск в цифрах.
Для освоения каждой темы необходимы:
• Статистическое мышление.
• Умение применять простые практические правила.
• Знание психологии риска.
Статистическое мышление – это своего рода грамотность в понимании количественных оценок, например вероятности дождя; простые практические правила помогают принимать хорошие решения в неопределенном мире, а знание психологии риска подразумевает знание эмоциональных и социальных факторов, влияющих на наше поведение, индивидуальное или групповое. Эти три умения не следует преподавать абстрактно, они должны стать инструментами решения повседневных задач, связанных с заботой о здоровье, сохранением денег или использованием цифровых медиа. Хорошее обучение нужно начинать с историй, которые мотивируют детей и имеют непосредственное отношение к их жизни, и только потом можно переходить к изложению абстрактных принципов.
Каким будет результат? С одной стороны, это будет способствовать уменьшению количества людей, страдающих от ожирения, случаев заболевания раком, да и медицинских проблем в целом. Новое поколение будет лучше знать, как следует обращаться с деньгами – в частности, как избегать получения астрономических счетов за пользование мобильным телефоном и как не допускать перерасхода средств на кредитной карте. Кроме этого, они научатся правильно использовать и управлять цифровыми медиа вместо того, чтобы те управляли ими. С такими ценными активами дети могут со временем превратиться в зрелых граждан, способных задавать вопросы и брать на себя ответственность за свои решения.
Но вдруг все это лишь розовая мечта наивного фантазера, сидящего в башне из слоновой кости? В качестве иллюстрации давайте рассмотрим одну из труднейших статистических задач – байесовский вывод, с которым мы уже встречались несколько раз.
Ее могут решить четвероклассники
Могут ли дети правильно рассуждать о проблемах, которые ставят в тупик докторов наук? Когда я предположил, что могут, если им предоставить информацию в естественных частотах, некоторые учителя нашли мое утверждение смехотворным, так как дети в возрасте десяти лет и младше еще не изучают пропорций и процентов. Доктор педагогических наук также выразил сомнение и настоял на том, чтобы мы не испытывали четвероклассников и третьеклассников, которые еще слишком юны для решения таких задач.
Но иногда учителя недооценивают то, что могут сделать их ученики. Разумеется, мы не задавали детям вопросы о тестах генетического скрининга, потому что они могли быть незнакомы с этой темой или не уметь обращаться с трехзначными числами. Вместо этого мы придумали задачки, способные увлечь воображение детей. Одна из них была посвящена обучению маленьких магов. Мы предложили 176 второклассникам и четвероклассникам берлинских школ шесть задач, выразив их условия в естественных частотах, используя и не используя иконки (рис. 12.1){240}. Вот одна из них:
Школа магии
• Из каждых 20 учеников школы магии 5 имеют волшебные палочки.
• Из этих 5 учеников 4 также носят волшебные шляпы.
• Из тех 15, которые не имеют волшебных палочек, 12 носят волшебные шляпы.
Представьте себе такую группу учеников Школы магии, носящих волшебные шляпы. Ответьте на следующие два вопроса:
Здесь больше учеников с волшебными палочками?
Вероятнее, да.
Вероятнее, нет.
2. Как много обладателей волшебных палочек имеют также волшебные шляпы? ___ из ___.
Рис. 12.1. Способ представления естественных частот в виде иконок, а не в виде чисел в задаче для школьников
Первый вопрос менее трудный. 88 % второклассников выбрали правильный ответ «вероятнее, нет». Практические все четвероклассники – 96 % – также дали правильный ответ. Второй вопрос труднее и требует рассуждений с использованием цифр. Если вы посмотрите на рисунок внимательнее, то увидите, что этот вопрос аналогичен тем, на который могут ответить лишь немногие врачи, когда их спрашивают о состоянии пациентов, а не о волшебной палочке. Отметьте, что ни один из этих детей не был знаком еще с пропорциями и процентами. Несмотря на это, 14 % второклассников и 51 % четвероклассников дали правильный ответ: только 4 из каждых 16 учеников, носящих волшебные шляпы, также имеют волшебную палочку.
Каждому ребенку было предложено решить по шесть задач. При наличии в задачах иконок второклассники решили 22 % задач (рис. 12.2); этот показатель соответствует проценту врачей, которые смогли решить задачу о скрининге, представленную в условных вероятностях (см. рис. 9.1). Четвероклассники смогли решить уже 60 % задач. Даже когда текст не содержал иконок, младшие дети могли решить 11 % задач, а более старшие – 40 %.
Ученики четвертых-шестых классов пекинских школ решали задачи столь же успешно, притом что они также еще не проходили пропорций. Не все дети способны отвечать правильно, но их развитие между вторым и четвертым классом идет быстро. В итоге с помощью иконок большинство четвероклассников оказываются способными решать задачи, которые не под силу многим врачам. Помогают ли естественные частоты и иконки детям, имеющим специфические проблемы с приобретением навыков выполнения арифметических действий? Удивительно, но эти дети могут решать задачи с такой же легкостью и пользоваться иконками почти так же успешно, как другие дети. Это говорит о том, что проблема в меньшей степени имеет отношение к аномальным генам, чем к передаче информации.
Рис. 12.2. Доля правильных ответов, данных школьниками с использованием числовых значений и иконок
Теперь вы и ваш четвероклассник владеете инструментом, позволяющим понимать данные, характеризующие значения вероятности в результатах медицинских тестов – или вероятности наличия волшебных палочек. Дети могут быстро осваивать эффективные способы осмысления информации, как только мы пересматриваем свои методы преподавания.
Два первых принципа обучения
Учить решать задачи реального мира
Наших детей учат алгебре, геометрии и основам математического анализа. Другими словами, мы учим их математике определенности, а не математике неопределенности, то есть статистическому мышлению. Но многим ли из них потребуется решать квадратные уравнения, рассчитывать плоскость сечения куба или размышлять об иррациональных числах на работе или дома? Традиционно считалось, что изучение абстрактных дисциплин, таких как алгебра и геометрия, развивает мышление и навыки решения задач. Если бы это было так, мы не имели бы такого количества врачей, не понимающих медицинской статистики, или адвокатов, не понимающих достоверности свидетельств, полученных на основе анализа ДНК{241}. И ни психолог Е. Торндайк в 1920-х гг., ни современные исследователи не обнаружили никаких следов таких позитивных эффектов{242}. Это позволяет предположить, что если мы хотим вырастить новое поколение, способное решать задачи, которые возникнут в будущем, то следует учить его необходимым когнитивным навыкам, а не абстрактным принципам.
Статистическое мышление – наиболее полезная отрасль математики, которую можно применять к повседневной жизни, – и одна из тех, что дети находят особенно интересными. Обучение статистическому мышлению означает предоставление людям инструментов, дающих возможность решать задачи в условиях реального мира. Его не следует преподавать как чистую математику. Вместо механического решения абстрактных задач с помощью конкретной формулы детям и подросткам надо предлагать находить решения задач из реальной жизни. Это научит их тому, как решать задачи, а также покажет, что часто у задачи может иметься не одно хорошее решение. В равной мере важно поощрять любознательность, в частности стремление искать ответы на вопросы с помощью экспериментов. Например: «Может ли человек, стоящий на голове, пить воду?» Не говорите детям ответ, пусть они найдут его сами. И вы можете держать пари, что они его найдут. Тому, что важно для повседневной жизни, нужно учить в первую очередь, а тому, что важно для математиков, – позднее. Ориентация на решение задач реального мира, а не задач абстрактной математики позволяет сделать понятными исходные условия, выбрать подходящие инструменты и применить простые практические правила{243}. Для проведения этих изменений нам нужно учить учителей.
Не готовьте учеников сдавать тесты, учите тому, что понадобится им в их жизни
Древнеримский государственный деятель Сенека, бывший воспитателем Нерона, сказал две тысячи лет назад: «Non vitae, sed scholae discimus» – «Мы учимся не для жизни, а для школы». Немногое изменилось с тех пор: учителя, родители и ученики готовятся к сдаче теста академической пригодности, а не к сдаче экзаменов, которые постоянно устраивает им жизнь. Дети сначала заучивают что-то на память, сдают тест и потом забывают выученное. Цикл повторяется снова и снова сначала в школе, а затем в колледже.
Подобно многим другим политикам люди, ратующие за образовательные реформы, обычно полагают, что учителям и ученикам в равной степени нужны кнут и пряник, чтобы убеждать или побуждать их стараться изо всех сил. Новое племя менеджеров корпоративного мира полагает, что бизнес-планы – это путь к созданию лучших школ, к замене опытных учителей на менее опытных с меньшими зарплатами или вообще на онлайновое обучение или к системе оплате учителей на основе средних результатов тестов, полученных их учениками.
Финская система школьного образования основывается на совсем иной идеологии{244}. В Финляндии профессия учителя весьма уважаема, как это и должно быть в каждой стране. Очень немногие университеты имеют право заниматься подготовкой учителей, и конкурс в эти элитные учебные заведения очень высок. В них принимают приблизительно одного из каждых десяти претендентов. Некомпетентным абитуриентам попасть туда практически невозможно. Учителя обладают чувством профессиональной ответственности и трудятся с высокой самоотдачей не ради денег и не из страха оказаться уволенными. Им предоставлена большая свобода в выборе того, чему учить, и они отказываются просто готовить учеников к сдаче стандартных тестов. Вместо этого они разрабатывают свои собственные тесты, чтобы выяснить потребности своих учеников, хотя даже такие тесты весьма редки. Финские школы постоянно превосходят европейские и американские практически во всех отношениях, воплощая собой идеал совершенства. Они также характеризуются минимальными различиями в качестве обучения, воплощая также идеал равенства стартовых возможностей.
Возможно, самым важным является то, что финская система образования ставит ответственность выше подотчетности. Отчасти ее успех основывается на применении простого практического правила, которое мы обнаружили в арсенале успешных лидеров:
Нанимать подходящих людей и позволять им выполнять свою работу.
Соблюдение этого правила помогает создавать атмосферу совершенства и доверия. В системе, в которой основной акцент все же делается на тестировании, существуют другие способы избежать того, чтобы ученики учились только ради сдачи тестов, а затем выбрасывали из головы все, чему их учили. Вот один из них:
Не проводить проверку знаний только по теме занятий последнего месяца; включать в тесты то, что изучалось раньше и что еще вообще не изучалось.
Выполнение этого простого правила стимулирует не забывать выученное, а также творчески размышлять над новыми задачами. Оно может также вызвать эффект домино. Школы будут сигнализировать о том, что умение решать неизвестные ранее задачи является ценным качеством. Ведь механическое заучивание окончательно доказало свою бессмысленность с появлением интернета, который предоставляет доступ к любой информации в мгновение ока. Теперь детям нужно учиться мыслить независимо и самим оценивать бесчисленное количество фактов, доступных онлайн.
Когда способные осознавать риск дети подрастут, мы наконец будем иметь врачей, финансовых экспертов и юристов, способных понимать неопределенности. И мы будем иметь клиентов и пациентов, которые не дадут себя обмануть и будут знать, какие вопросы задавать. Они образуют общество, которое сможет спокойно иметь дело с рисками, используя всю доступную ему информацию.
Медицинская грамотность
В XXI веке мы рассчитываем жить дольше, чем когда-либо прежде, подразумевая при этом, что рак также станет более распространенным. К решению проблем, связанных с онкологическими заболеваниями, мы относимся так же, как к кризисам: мы делаем ставку на технологию. Заветная цель исследователей-онкологов – найти таблетку, которая задерживает, прекращает или предупреждает развитие рака. Акцент делается на химиотерапию, лекарства и вакцины. Таблетка аспирина в день, говорят нам, излечивает от рака толстой кишки. Но так ли это? Скорее всего, нет{245}. Как мы видели в главе 10, раннее обнаружение рака также имеет весьма ограниченные выгоды. Оно спасает очень мало жизней, а причиняет вред очень многим людям. Наилучшее оружие, имеющееся у нас против рака, – это осознающие риск граждане. И вот почему.
По оценкам специалистов, 50 % всех случаев заболевания раком обусловлено поведением людей: курением, набором избыточного веса, злоупотреблением алкоголем, потреблением фастфуда, слабой двигательной активностью и прохождением ненужных обследований методом КТ. Курение сигарет – главная причина, а следующая по значимости – ожирение. Многие виды рака можно предупредить, если вести здоровый образ жизни. Но нет смысла советовать 15-летнему молодому человеку бросить курить, обычно это уже слишком поздно. В таком возрасте люди, как никогда, зависят от мнения сверстников. Рекламирование здорового образа жизни надо начинать раньше, до начала полового созревания. Как это делать? Вместо того чтобы просто давать правильные советы, мы должны добиться понимания молодыми людьми рисков нездорового образа жизни и того, как их желания искусственно формируются бизнесом. Это не только снизит частоту заболеваний раком, но и повысит здоровье общества в целом.
Программа медицинской грамотности должна основываться на двух психологических принципах:
• Детей нужно вовлекать в программу до начала полового созревания, в возрасте от пяти до десяти лет.
• Детей нужно учить здоровому образу жизни в школе вместе с их одноклассниками, чтобы влияние сверстников оказывало позитивный, а не негативный эффект в период полового созревания.
Программа медицинской грамотности должна предусматривать обучение:
• Навыкам, в частности, приготовления пищи и занятий физкультурой.
• Знаниям, например, о том, что курение сигарет вызывает рак легких, о содержащихся в сигаретах ядовитых веществах и о том, что активное курение ухудшает внешний вид лица и зубов и усиливает запахи, исходящие от тела курильщика.
• Психологическим принципам, в частности, тем, которые используются заинтересованными в получении прибылей компаниями для привития детям нездоровых привычек, и тем, которые лежат в основе рекламы, направленной на формирование желаний детей.
Навыки и непосредственный опыт крайне важны. Привычки питания формируются в раннем возрасте, и удовольствие от приготовления пищи является лучшим противоядием ожирению и фастфуду. Дети могут один день в неделю управлять школьным кафетерием и готовить еду для своих сверстников. Психологические принципы имеют решающее значение: хотя профилактические кампании обычно сосредотачиваются на долгосрочном вреде курения, подростки продолжают курить ради получения краткосрочных выгод, таких как ощущение своей взрослости и независимости. Результаты реализации программы медицинской грамотности ScienceKids показали, что участвовавшие в ней дети строже следили за своим здоровьем. Дома они затевали беседы на медицинские темы и побуждали заботиться о здоровье своих родителей{246}.
Я готов держать следующее пари:
Если мы потратим такое же количество денег на реализацию программы медицинской грамотности, помогающую детям осознавать риски, сколько мы тратим на разработку новых противораковых лекарств, то такая программа спасет от рака больше человеческих жизней.
Мы не можем сделать так, чтобы все дети стали вести здоровый образ жизни, но если хотя бы 10–20 % представителей следующего поколения будут этому следовать, то мы добьемся в борьбе с раком большего успеха, чем все разработчики новых противораковых препаратов. Мы также добьемся уменьшения количества курящих, страдающих ожирением и злоупотребляющих алкоголем подростков и увеличения количества здоровых взрослых людей в целом{247}. Мы не должны ждать, пока дети станут взрослыми, чтобы посмотреть, окажется ли успешной такая программа. Эффективность такой программы уже может быть измерена при достижении детьми подросткового возраста числом тех, кто курит, потребляет спиртное и имеет избыточный вес или иные проблемы со здоровьем. И навыки, которые приобретут дети, не только улучшат состояние их здоровья в целом, но и помогут им успешнее контролировать собственную жизнь.
Финансовая грамотность
Ваш долг – 3 тыс. долларов. Номинальная процентная ставка по кредиту составляет 12 % годовых. Каждый месяц вы выплачиваете банку по 30 долларов. Когда вы вернете долг?
1) менее чем через 5 лет [15 %];
2) в течение 5–10 лет [31 %];
3) в течение 11–15 лет [18 %];
4) в течение 16–20 лет [10 %];
5) никогда [26 %].
Мы задали этот вопрос более чем 1 тыс. немцев в возрасте от 18 лет и старше{248}. Числа в квадратных скобках показывают процент опрошенных, выбравших соответствующий ответ. Почти половина опрошенных заявила, что долг будет погашен в течение пяти-десяти лет. Но в действительности после подписания такого умного соглашения заемщик никогда не сможет выплатить долг. В этом нетрудно убедиться. Банк взимает 12 % годовых со всей суммы долга, что составляет $360 каждый год. Заемщик платит 30 долларов в месяц, то есть те же 360 долларов в год. Это значит, что заемщик выплачивает только проценты и никогда не сможет начать погашать сумму долга. Только четверть немцев понимала, что на таких условиях придется платить вечно. Молодые были столь же нерасчетливы, как и пожилые; единственное различие между ними состояло в количестве часов, проводимых за просмотром телепередач. Чем больше время, ежедневно проводимое перед телевизором, тем меньше была вероятность правильного ответа.
Решая вопрос об инвестициях, клиенты банка часто не думают сами, а полностью доверяются своим финансовым консультантам, бездумно рискуя своими накоплениями. Многие из так называемых НИНДЗЯ (NINJA – no income, no job, no assets, то есть ни дохода, ни работы, ни активов), фактически оставшиеся без штанов во время последнего финансового кризиса, не понимали, что их процентные ставки по кредитам были переменными, а не фиксированными, и их начальные низкие ставки были просто приманкой. Они полагали, что их ипотечные ссуды были подобны автокредитам, выдаваемым под фиксированный процент. Эти люди стали жертвами жадности тех банкиров, которые сумели убедить их взять ипотечные кредиты на кабальных условиях. Но, как мы видели в этой книге, не только обыкновенные люди, но и некоторые профессионалы могли бы немало выиграть от повышения своей финансовой грамотности.
Пока мы не научим следующее поколение правильному обращению с деньгами, мы не сможем защитить его от обманщиков. Так почему мы не учим финансовой грамотности в школе? Учебная программа могла бы быть построена на тех же принципах, что и программа повышения медицинской грамотности. То есть включать в себя обучение планированию карманных денег, уменьшению счетов за пользование мобильным телефоном, умению распознавать долговые ловушки, а также знакомить с психологическими аспектами отношения к деньгам.
Понимание рисков, связанных с развитием цифровых технологий
Цифровые коммуникационные технологии – от интернета и Facebook до более современных – коренным образом влияют на наше времяпровождение, личную жизнь и образ мыслей. Вопрос заключается не в том, будут ли цифровые медиа изменять наш менталитет, – они уже его изменяют. Вопрос в том, как это будет происходить. Цифровые технологии предоставляют огромные возможности, но сами по себе проблемой не являются. Проблема заключается в нас самих. Останемся ли мы у руля и будем контролировать новые технологии или сами будем дистанционно управляться ими? Цифровые медиа уже изменили способы, при помощи которых люди поддерживают социальные отношения, и риски, которые мы готовы на себя брать. В одной из бесед трое студентов из Коннектикута так объяснили, почему они занимаются отправкой текстовых сообщений, находясь за рулем машины{249}:
Роман говорит, что он не собирается отказываться от этой привычки: «Я знаю, что должен от нее отказаться, но не собираюсь это делать. Если я получаю сообщение на Facebook или что-то появляется на моей “стене”, мне необходимо это увидеть. Необходимо». Мори не называет причины, но говорит о том, что ей просто необходимо поддерживать связь, причем любую: «Я прерываю телефонный разговор, даже если новый звонок исходит от “неизвестного”, – просто для того, чтобы узнать, кто это. Поэтому я прекращаю разговор с подругой ради этого “неизвестного”. Мне нужно знать, кто хочет со мной связаться… И если я слышу сигнал моего телефона, я должна ответить тому, кто мне звонит. У меня нет другого выхода. Я должна знать, кто это и чего он хочет». Мэрилин добавляет: «Во время вождения я держу телефон включенным. Если приходит текстовое сообщение, я должна прочитать его. Не важно, о чем оно. К счастью, мой телефон автоматически показывает сообщение на дисплее, так что мне не нужно делать много движений для его просмотра, когда я веду машину».
Эти студенты готовы пойти на риск попасть в дорожную аварию ради удовлетворения своей потребности в цифровой связи с другими людьми. На вопрос о том, когда в последний раз им не хотелось, чтобы кто-то нарушал их покой, они отвечали молчанием. «Я жду, что кто-то прервет нашу беседу прямо сейчас», – сказал один из них. Такое прерывание стало формой связи. Даже в реальной компании реальных друзей существует прочная потребность в поддержании онлайновой связи с кем-нибудь еще.
Цифровые технологии управляют и тем, как эти молодые люди берут на себя риск, и тем, как они поддерживают социальные отношения. Они изменили и отношения некоторых родителей со своими детьми. Так как они делают возможным постоянный мониторинг, то родители часто стремятся держать ребенка под непрерывным контролем, что порождает у него повышенное чувство тревоги. Вот что рассказывала одна такая обеспокоенная мать:
«Я отправила сообщение. Никакого ответа. Но ведь я знаю, что у них есть телефоны. Умом я понимала, что для беспокойства нет причин. Но есть что-то тревожное в неполучении ответного сообщения».
Та же женщина открыто завидовала своей матери, которая не знала подобных забот. Утром дети шли в школу, а днем приходили домой. Ее мать работала и возвращалась около шести. Сегодня некоторые дети надеются, что родители просто будут ждать их дома – не делая им двух звонков во время их обратного пути из школы. «Я хотел бы позвонить» превратилось теперь в «Мне нужно позвонить». Потребность побыть одному и поразмышлять о своих чувствах вступает в противоречие с потребностью поддержания цифровых социальных связей. Подростки признаются, что они испытывают дискомфорт, когда не имеют под рукой мобильного телефона. Исследование показало, что две трети британцев во время приема и отправки текстовых сообщений настолько сосредотачивают внимание на своих мобильных телефонах, что теряют периферическое зрение{250}. Согласно одной современной легенде, после того как пешеходы начали наталкиваться на фонарные столбы, в некоторых городах было решено обматывать эти столбы смягчающими удар материалами.
Можно ли хотя бы считать счастливыми тех подростков, которые попались в сети цифровых медиа? Обследование более ста подростков в возрасте 14–17 лет, активно пользующихся интернетом, показало, что только 10 % из них чувствовали себя счастливыми в свободное от учебы время (по сравнению с 39 % их сверстников из контрольной группы), 13 % были счастливы с друзьями (по сравнению с 49 %), 3 % – в одиночестве (по сравнению с 26 %) и только 2 % были довольны жизнью в целом{251}. Эти подростки перестали читать, посещать социальные мероприятия и поддерживать нормальные отношения с окружающими людьми.
Осознание цифровых рисков – это способность использовать выгоды цифровых технологий, избегая при этом причинения себе вреда. Она имеет когнитивный и мотивационный компонент: рисковую грамотность и самоконтроль.
Цифровая рисковая грамотность
Чтобы овладеть рисковой грамотностью, нам необходимо базовое понимание фактов и психологических принципов, актуальных в мире цифровых технологий. Один из таких фактов – потенциальная опасность использования мобильного телефона во время вождения машины. Как отмечалось ранее, реакция 20-летнего человека, разговаривающего по мобильному телефону, становится такой же, как у 70-летнего старика. Включенное радио не мешает вождению. Но водители, отвлекающиеся на телефонные разговоры, «не видят» огней светофора и других объектов, даже если смотрят на них, чаще врезаются в едущие впереди машины. В конечном итоге из-за них происходит столько же, если не больше, дорожных аварий, сколько и из-за водителей, содержание алкоголя в крови у которых составляет 0,08 %. Эти цифры справедливы как для неподвижно фиксируемых, так и для нефиксируемых мобильных телефонов. В результате из-за этого в США ежегодно гибнет 2600 человек, а еще 330 тыс. получает травмы{252}. Однако только знания о тысячах погибших может оказаться недостаточно; чтобы человек изменился, необходим также самоконтроль.
Несмотря на то что мы много не знаем о том, как именно цифровые медиа будут изменять наш менталитет, все же имеется несколько психологических принципов, помогающих нам увидеть, что, вероятно, произойдет, а что нет.
Раннее обучение языку. Активные родители желают обеспечить своим детям преимущество, чтобы записать их в школу Лиги плюща. До недавнего времени для обучения каждого третьего ребенка в США использовался «беби-DVD», чтобы малыш легче, лучше и быстрее освоил английский язык. Такие программы, как Baby Einstein и Brainy Baby, обучают новым словам, позволяя тем самым увеличить словарный запас ребенка. Но чрезмерно восторженные родители, по-видимому, не знают базового психологического принципа изучения первого языка. Освоение родного разговорного языка опирается во многом на социальные взаимодействия, такие как зрительный контакт с родителями. Многие дети буквально приклеены к экранам мониторов, причем иногда они даже не замечают своих родителей. Однако тесты показывают, что такие дети не учатся ничему. Например, оценки по языковому тесту детей, которым родители ежедневно читали книги, когда им было по 8–16 месяцев, повышались на семь пунктов. Напротив, каждый час ежедневного просмотра ребенком DVD приводил к снижению оценок по тесту на 17 пунктов{253}. Обучение без социального взаимодействия способно превратить «Беби Эйнштейна» в «Беби Гомера Симпсона».
Одновременное выполнение сразу нескольких задач. Цифровая революция открыла новые возможности, позволяя одновременно выполнять сразу несколько задач. Подростки читают email, пишут текстовые сообщения и слушают любимую музыку, выполняя домашние задания. Кто-то может предположить, что опыт одновременного выполнения многих задач облегчает овладение этим навыком. Но такое предположение игнорирует базовый психологический принцип, гласящий, что мы можем сосредотачивать наше сознательное внимание только на одной задаче, а если мы пытаемся выполнять несколько задач одновременно, то это не идет на пользу выполнению ни одной из них. Данные исследований говорят о том, что люди, часто решающие одновременно несколько задач, по сравнению с теми, кто редко прибегает к этой практике, легче отвлекаются на неактуальную информацию, демонстрируют более слабое запоминание фактов и медленнее переключаются с одной задачи на другую{254}. Все эти навыки должны развивать у себя те, кто активно занимается одновременным выполнением сразу нескольких задач.
Успешно выполнять сразу несколько задач можно, если все задания, кроме одного, выполняются подсознательно, то есть на автопилоте. Вот почему мы можем вести машину и разговаривать, но только если управление машиной доведено до автоматизма нашим подсознанием или такими техническими средствами, как автоматический контроль скорости. Если на дороге происходит что-то неожиданное, мы резко обрываем разговор, чтобы сосредоточиться на возникшей проблеме. Для успешного выполнения сразу нескольких задач необходимо, чтобы как можно больше задач выполнялись подсознательно. Подобное возможно в будущем. По утверждению английского философа Альфреда Торта Уайтхеда, «цивилизация развивается благодаря увеличению числа операций, которые мы можем выполнять, не думая о них»{255}. В процессе цифровой революции на подсознание может лечь большая нагрузка.
Цифровой самоконтроль
Под цифровым самоконтролем я понимаю способность контролировать цифровые технологии, а не быть контролируемым ими. Медиа должны служить людям, но часто все происходит наоборот. Кое-кто попадается на крючок технологий. Даже в 2005 г. исследование, проведенное AOL, показало, что один из каждых 4 человек не мог прожить без email более трех дней. Почти половина людей начинает утро с чтения email и продолжает читать персональные email на протяжении рабочего дня{256}. По данным Фонда Кайзера, половина американцев в возрасте от 8 до 18 лет совмещает выполнение домашних заданий с развлечениями, главным образом в виде интернет-серфинга. «Мне нужно прекратить это и выполнить домашнюю работу, – говорит кто-то из них себе, – но я не могу это сделать». Такая цифровая зависимость может привести к социальному технострессу: чем больше времени человек проводит в интернете, тем меньше становится способным поддерживать имеющиеся у него дружеские отношения. Чтобы не оказаться управляемым цифровыми медиа и ослабить негативные последствия, нужно раньше начинать развивать способность к самоконтролю.
Интернет представляет собой огромное хранилище информации. Растет число пользователей, которые полагаются на него больше, чем на свою память. Мы прибегаем к «аутсорсингу» поиска, памяти и других когнитивных способностей. Большинство из нас не может больше читать по памяти стихотворения или рассказы, подобно тому как мы утратили способность выполнять расчеты в уме после появления карманных калькуляторов. Цифровые медиа будут и дальше усиливать этот процесс. В лучшем из всех миров и разум, и медиа взаимно обогащаются и становятся более адаптированными друг к другу. Новые способности будут создавать новые инструменты, которые, в свою очередь, будут давать импульс развитию новых способностей и т. д.
Как и в случае с медицинской грамотностью, 18-летним, вероятно, будет уже слишком поздно говорить о недопустимости отправки текстовых сообщений во время вождения машины. Вместо того чтобы произносить осуждающие слова, нам нужно начинать учить цифровой грамотности и самоконтролю в значительно более раннем возрасте. Целью этого будет воспитание нового поколения, которое обладает необходимыми знаниями и волей для того, чтобы взять ответственность за свою жизнь в собственные руки.
Каждый может научиться иметь дело с риском и неопределенностью
Я начал эту книгу с замечания о том, что в тех случаях, когда что-то идет не так, нам говорят, что требуется более совершенная технология, новые законы и более мощная бюрократия. При этом забывают об обладающих здравым смыслом и осознающих риск гражданах. Почему-то именно патернализм рассматривается как самое верное решение.
Термин «патернализм» происходит от латинского pater – отец и означает, что со взрослыми людьми обращаются как с детьми. Патернализм ограничивает свободу людей, при этом утверждается, что все делается якобы для их же пользы, независимо от того, нравится им это или нет. Жесткая форма патернализма, примером которой являются законы против курения, принуждает людей вести себя определенным образом и может быть морально оправдана до тех пор, пока он защищает одних людей от вреда, причиняемого им другими. Мягкая форма патернализма, например автоматическое включение людей в программу донорства внутренних органов, если они не написали отказ от этого, подталкивает людей к определенному поведению. Идея заключается в том, что государство должно направлять выбор людей, но делать это без принуждения. Общая политика принуждения и подталкивания людей подобно стаду овец вместо развития у них компетентности не является многообещающим способом развития демократии.
В этой книге излагается более оптимистичный взгляд на свободу человека. Люди не обречены находиться под властью правительств и экспертов, которые знают, что лучше всего подходит вам и мне. Но, как было показано на примере медицины и финансов, свободные в своем выборе люди встречаются крайне редко: среднестатистический врач или финансовый консультант имеет противоречивые интересы, использует оборонительные практики принятия решений или не понимает имеющихся фактов. Вот почему мы должны думать сами за себя и брать ответственность за свою жизнь в свои руки. Как мы убедились, нам вполне по силам стать более компетентными в вопросах риска и неопределенности. И это не так уж трудно. Даже четвероклассники могут научиться делать то, что не всегда способны делать взрослые.
Существует третий путь укрепления демократии помимо жесткого и мягкого патернализма: инвестировать в людей. Как сказал в 1765 г. второй американский президент Джон Адамс, «свободу нельзя сохранить без распространения знания среди людей» – всех людей, мужчин и женщин, богатых и бедных. Слова Адамса по-прежнему сохраняют свою справедливость и в нашем высокотехнологичном обществе. Критическое мышление требует знаний. Чтобы заставить его работать, нам нужна смелость: смелость принимать собственные решения и нести за них ответственность. Имейте мужество пользоваться собственным умом.
Благодарности
В этой книге рассказывается о том, как мы принимаем – или не принимаем – решения в неопределенном мире. Она намеренно написана не в академическом стиле. Мне исключительно повезло в том, что в своих исследованиях я мог использовать ресурсы Общества Макса Планка, и этой книгой я хотел дать что-то взамен нашим налогоплательщикам, которые финансируют работу этого Общества, а также людям в других странах. Некоторые мои коллеги-ученые не одобряют написание научных книг в стиле, понятном широкой публике. Но я считаю это очень важным, по крайней мере для тех, кто разделяет мнение о том, что наука не должна быть обособлена от людей в большей степени, чем это происходит сейчас. Используя реальные истории и психологические концепции, я надеюсь заинтересовать читателей и мотивировать их брать ответственность за свою жизнь в свои руки и принимать решения более спокойно и обоснованно. Для тех, кто заинтересуется этой темой и захочет узнать больше об исходных исследованиях, я рекомендую для начала две книги: «Rationality for Mortals» (Gigerenzer G., 2008) и «Heuristics» (Gigerenzer G., et al. 2011). Дальнейшие ссылки на научную литературу приводятся в самом конце книги.
Многие мои друзья и коллеги читали, комментировали и уточняли различные версии рукописи этой книги: Дэвид Эйкман, Герд Аетерс, Сильвия Аркес, Петер Арнольд, Лукас Бахман, Юрген Баумерт, Уилл Беннис, Натан Берг, Габи Флер Бёль, Кайл Хан, Олоан Дастон, Венди Донигер, Маркус Фойфель, Вольфганг Гангсмайер, Марта Галесик, Абул Гаванде, Майк Гаццанига, Тали Гегеренцер, Софи Хартман, Кора Хазельбек, Гюнтер Йониц, Суджит Кападиа, Мервин Кинг, Джон Кребс, Мота Кремнитцер, Кевин Лейланд, Иоана Лоуви, Модесто Майдике, Юлиан Маревски, Лаура Мартиньон, Кевин Макконвей, Ян Мульимайер, Эйлин Монро, Эмма Мэрфи, Рик Пиви, Линда Пикни, Юрген Россбах, Маттиас Ротмунд, Хайде Саттлер, Саша Шредер, Лиза Шварц, Биргит Зильберхорн, Озгур Симсек, Йохан Штойер, Нассим Талеб, Петер Тодд, Рона Унрау, Оливер Витуч, Георг фон Витцингероде, Одетта Вегварт, Марен Вёлль и Стивен Волошин.
Я хочу также поблагодарить моих аспирантов, постдоков и научных работников из ABC Research Group, которые продолжают оспаривать и оттачивать мои идеи. Я особенно признателен Роне Унрау, редактировавшей эту книгу, в том числе и примечания, которая помогала мне ясно и доступно излагать имеющийся материал. Я также благодарен Бритни Росс из Viking за ее содействие в придании этой книге четкой структуры. Я весьма признателен Юргену Россбаху, подготовившему цифровые данные, и Кристель Фрезер за редактирование примечаний. Моя жена Лоран Дастон и моя дочь Талия Гигеренцер интеллектуально и эмоционально поддерживали меня на протяжении всех лет работы над книгой. Я благодарю всех членов моей семьи, друзей и коллег.
Несмотря на щедрую поддержку Общества Макса Планка, передача знаний широкой публике требует помощи частных доноров. Исследование, о котором упоминается в этой книге, отчасти основывается на материалах Центра рисковой грамотности Хардинга. Этот центр носит имя Дэвида Хардинга, лондонского инвестиционного банкира. После прочтения моей книги «Рассчитанные риски» («Calculated Risks», в британской версии – «Reckoning with Risk») он купил по одному ее экземпляру для каждого из своих сотрудников, а позднее, во время торжественного обеда, пожертвовал значительную сумму на финансирование работы центра, стремящегося повысить рисковую грамотность во всем мире.
Люди определяют многое, но многое определяет и среда. На написание этой книги меня вдохновила работа, которой я занимался в Институте развития человека им. Макса Планка, который я возглавляю уже более десяти лет. Мне повезло получить уникальную поддержку Общества научных исследований им. Макса Планка и извлечь пользу из его необъятных ресурсов и из царящей в нем уникальной интеллектуальной атмосферы. Оно создает поистине райские условия для исследователей.
Глоссарий
Абсолютное снижение риска (Absolute risk reduction). Мера эффективности лечения, выраженная через количество спасенных или умерших людей. Например, если в результате лечения количество людей, умерших от болезни, уменьшается с 6 до 4 человек на 1000 заболевших, то абсолютное снижение риска составляет 2 на 1000, или 0,2 %.
Адаптивный инструментарий (Adaptive toolbox). Набор эвристик (простых практических правил), которые индивид, учреждение или культура имеет в своем распоряжении для того, чтобы умело справляться с неопределенностью.
Апостериорная вероятность (Posterior probability). Вероятность события после обнаружения новых фактов, то есть уточненная априорная вероятность. Также называется вероятностью постфактум. Может быть рассчитана на основе априорной вероятности с помощью правила Байеса и, в большей степени интуитивно, с использованием естественных частот.
Априорная вероятность (Prior probability). Вероятность события до появления новых фактов. Правило Байеса показывает, как уточняются априорные вероятности с учетом новых обстоятельств. Базовые показатели часто используются как априорные вероятности.
Базовый показатель (Base rate). Базовый показатель наличия атрибута у населения – это доля индивидов, имеющих этот атрибут (например, заболевание определенной болезнью). Также называется распространенностью.
Биологическая готовность (Biological preparedness). Позволяет использовать чужие знания об опасности в тех случаях, когда их получение на собственном опыте может привести к летальному исходу. Подготовленный объект (или ситуация) – это такой объект, который представлял опасность на протяжении человеческой истории (например, змеи, пауки или темнота). Если ребенок наблюдает, как кто-то другой проявляет страх перед таким объектом, то для выработки этого вида страха часто достаточно столкнуться с этим объектом один раз. Например, у многих видов животных страх перед ядовитыми змеями не является врожденным, но страх перед ними вырабатывается при наблюдении за тем, как подобный страх проявляет другой человек. То есть в данном случае змея – это подготовленный объект. Что же касается предметов, которые не являются биологически подготовленными, например ружья, то далеко не всегда можно быстро научиться их бояться. В современных условиях, когда объект больше не представляет опасности, биологическая подготовленность может заставлять нас бояться того, чего бояться не следует.
Вероятности единичных событий (Single-event probabilities). Вероятность, ассоциируемая с единичным событием, для которого не уточняется справочный класс. Вероятности единичных событий могут вызывать неправильное понимание происходящего, потому что люди имеют склонность обращаться к разным ссылочным классам. Например, Mayo Clinic на основе отчета FDA распространила предупреждение об активизации рекламы антидепрессантов, ориентированной на детей: «Анализ показал, что у детей, принимавших антидепрессанты, с вероятностью 4 % возникали мысли и действия, ассоциируемые с суицидом, в то время как у детей, принимавших плацебо в сахарной оболочке, этот показатель составлял всего 2 %». Что означает вероятность в 4 % того, что у ребенка возникают мысли и действия, ассоциируемые с самоубийством?
Кто-то из родителей может сделать вывод, что:
1. Мой ребенок думает о самоубийстве в течение 4 % всего времени.
2. 4 % таблеток антидепрессантов являются фальсифицированными, вызывающими мысли о самоубийстве.
3. У 4 % детей, принимающих антидепрессанты, возникают мысли о самоубийстве.
То, что собиралось сказать FDA, соответствовало п. 3, но родители могли об этом только гадать. Такого неправильного предоставления информации можно избежать, если использовать вместо вероятностей одиночных событий частоты, потому что частоты ясно указывают на ссылочный класс (как в вариантах 1–3: время, таблетки или дети).
Вероятность (Probability). Мера количественной оценки неопределенности, ассоциируемой с событием. Вероятность выражается числом от 0 до 1. Если событие А невозможно, то вероятность P(A) = 0, если это событие произойдет наверняка, то P(A) = 1, во всех других случаях значение P(A) лежит в диапазоне между 0 и 1.
Внутреннее чутье (Gut feeling). Интуиция, или внутреннее чутье, – это суждение, которое: 1) быстро возникает в подсознании; 2) базовые причины которого мы до конца не понимаем; но 3) которое является достаточно здравым, чтобы на его основе можно было предпринимать действия. Внутреннее чутье – это не прихоть, не шестое чувство, не ясновидение, не глас божий. Это форма подсознательного знания.
Возьми лучшее (Take-the-best). Эвристика, применяемая для решения о том, какая из двух альтернатив имеет большую ценность по какому-то критерию. Состоит из трех блоков: 1. Правило поиска: искать сигналы о валидности. 2. Правило остановки: прекращать поиск при обнаружении сигнала, позволяющего принять решение. 3. Правило принятия решения: признать, что объект, сигнализирующий о более высокой ценности, действительно имеет более высокую ценность по заданному критерию.
Гипердиагностирование (Overdiagnosis). Гипердиагностирование – это обнаружение псевдоболезни. Например, скрининг может обнаружить рак, который соответствует патологическому определению рака, но никогда на протяжении жизни пациента не разовьется до такой степени, чтобы вызвать симптомы онкологического заболевания. Так как технический прогресс позволяет разрабатывать более чувствительные методы скрининга, то гипердиагностирование может стать серьезной проблемой для здравоохранения. Оно приводит к увеличению числа ненужных тестов, усилению чувства тревоги и повышению затрат в медицине. Гипердиагностирование является одной из двух причин (вторая – искажение статистической вероятности из-за временного зазора от скрининга), из-за которых коэффициенты 5-летней выживаемости являются вводящей в заблуждение информацией. См. Коэффициенты выживаемости.
Гиперлечение (Overtreatment). Гиперлечение является следствием гипердиагностирования. Оно означает проведение ненужных хирургических операций, сеансов лучевой терапии или других интервенций, которые формально соответствуют ситуации, но совершенно лишены клинической целесообразности. Оно не приносит выгод и содержит в себе потенциальную угрозу здоровью пациента. Гиперлечение мотивируется синдромом СНК.
Двойственное представление результатов (Double-tonguing). Уловка, используемая для того, чтобы выгода от лекарства (лечения) казалась больше, а вред от нее – меньше. Обычно выгода представляется в относительных рисках (большие числа), а вред – в абсолютных рисках (малые числа). Например, лекарство, которое снижает смертность от инсульта с двух случаев до одного на сто пациентов, но повышает смертность от рака с одного случая до двух на сто больных. Использовать двойственное представление результатов – значит сообщать, что лекарство снижает смертность от инсульта на 50 %, а смертность от рака увеличивается всего на один случай на сто, то есть на 1 %. Другой способ использования двойственного представления результатов состоит в том, чтобы сообщать о выгодах скрининга в какой-то больнице в терминах повышения коэффициентов выживаемости (которые являются большими числами, но легко вводят в заблуждение), а о выгодах, предоставляемых конкурентами, в терминах коэффициентов смертности (которые имеют небольшие значения, но дают правдивую картину). Двойственное представление результатов применяется не только в рекламе, но и, как установлено, в каждой третьей статье в ведущих медицинских журналах.
Диверсификация (Diversification). Принцип распределения ресурсов. Цель – избежать потерь, которые могут быть в случае укладки всех яиц в одну корзину. В области финансовых инвестиций метод 1/N является простой диверсифицирующей эвристикой, в то время как составление портфеля методом определения среднего-дисперсии является эвристикой более сложной.
Дилемма смещения-дисперсии (Bias-variance dilemma). Статистическая теория, объясняющая эффект «меньше значит больше»; то есть когда и почему простая эвристика может приводить к более точным предсказаниям, чем сложные методы. Идея в том, что совокупная ошибка состоит из трех компонентов:
Совокупная ошибка = смещение + дисперсия + шум.
Шум – это неустранимая ошибка (измерения), в то время как на два других типа ошибки можно оказывать влияние. Смещение – это разница между средней оценкой и истинным состоянием, а дисперсия – это изменчивость (нестабильность) значений оценок (основанных на разных выборках) относительно средней оценки. Например, метод 1/N не имеет свободных параметров и, следовательно, имеет только смещение (он обеспечивает одинаковое распределение независимо от конкретных выборок). Модели со многими свободными параметрами обычно имеют меньшее смещение, но большую дисперсию. Слишком большая дисперсия может быть одной из причин того, почему «меньше может быть больше».
Доля ложных отрицательных результатов (False-negative rate). Процент отрицательных результатов тестирования у действительно больных людей. Обычно выражается в виде условной вероятности или в процентах. Например, маммографический скрининг имеет долю ложных отрицательных результатов от 5 до 20 % в зависимости от возраста, то есть от 5 до 20 % женщин, имеющих рак груди, получают отрицательный результат тестирования. Доля ложных отрицательных результатов и чувствительность теста в сумме дают 100 %.
Читать бесплатно другие книги:
