Почти скандал Эссекс Элизабет
Предложение было более чем разумным, чтобы против него возражать. Коллиар неохотно кивнул и отвернулся.
– Моффат, протяните с «Дерзкого» буксирный трос. И нам понадобятся по меньшей мере два якоря на носу и один кедж-анкор[6] на корме.
Поскольку в районе шкафута трап был совершенно разбит и не пригоден для использования, Салли пришлось искать другой путь для спуска вниз. К тому моменту, когда она обнаружила корабельного врача глубоко в трюме, капитан «Свифтшуера» уже скончался от ран. Но среди французов было столько раненых, что доктор, месье Депюи, и его помощник были вынуждены оказывать им помощь, не покладая рук.
Кроме врача здесь оказался еще один представитель офицерства, мичман Гравуа, во многом подобный Йену Уэрту – такой же маленький, неопытный и невероятно изумленный тем фактом, что остался жив.
– Мсье, мой капитан уполномочил меня сдать вам наш корабль, – произнес он с церемонной серьезностью и исполнил идеальнейший поклон. Вероятно, он передал бы Салли и капитанскую шпагу, однако ее руки были заняты – одной она прижимала к пылающему лицу платок Коллиара, а другой, не доверяя своим ногам, держалась за столб опоры.
– Благодарю вас, месье, но я здесь не самый старший. К тому же я считаю, что в данных обстоятельствах можно обойтись без формальностей. Здесь есть кто-нибудь из плотников? И, пожалуйста, организуйте команду из тех, кто поздоровее, для работы с насосами. Корпус сильно поврежден, и придется немало постараться, чтобы удержать корабль на плаву.
Даже за тот промежуток времени, что Салли находилась внизу, смещение корабля стало весьма заметным. Протяженный грозовой фронт, который она заметила на западе еще два дня назад, когда вражеский флот покинул Кадис, стремительно приближался.
Используя мичмана Гравуа в качестве переводчика, Салли сумела убедить остатки деморализованного французского экипажа приложить усилия к тому, чтобы спасти самих себя от надвигающегося шторма. После чего началась напряженная работа по откачке постоянно прибывающей воды.
Затем, оставив Гравуа руководить внизу и взяв с собой несколько человек, Салли вернулась обратно на палубу.
Вскоре «Дерзкий» взял покалеченный французский корабль на буксир, но по мере приближения шторма западный ветер все больше сносил оба корабля к берегу. Как Салли и предполагала, более крупный «Свифтшуер» тянул их фрегат за собой. Но прежде чем она открыла рот, чтобы высказать свои опасения, Коллиар быстрым шагом устремился в сторону носа.
– Нужно перерезать буксирный трос! – прокричал он сквозь завыванье ветра. – Пусть этим займутся два человека, а другие два – кедж-анкором. Остальные – за мной.
Натяженье троса было столь сильным, что Моффату потребовался лишь один удар, чтобы его перерубить. Коллиар со своими людьми сразу же бросил носовые якоря, меж тем как Салли со своими проделала то же самое на корме с кедж-анкором.
По мере усиления ветра многие буксируемые корабли, как британские, так и трофейные, пришлось отпустить в свободное плавание и даже покинуть. Но благодаря предусмотрительности Коллиара «Свифтшуер» надежно удерживался якорями, хотя беспощадные волны еще больше расшатывали и без того ослабшие сочленения корпуса.
Моффат был неутомим как молоток. Пока Коллиар нес вахту на палубе, он вместе с Салли беспрерывно забивал скобы в расходящиеся доски обшивки и затыкал места протечек всем, что попадалось под руку.
Однако и Моффат имел свои слабости.
– Боюсь, сэр, эта посудина долго не протянет, – проворчал он. – Она вот-вот развалится, как старая французская шлюха.
– Без паники, Моффат, – отозвалась Салли. – Этот корабль такой же британец, как и ты. Его сделали из английского дуба на верфях Дептфорда. И он выдюжит, несмотря на удары волн снаружи и наши удары изнутри. Бедняга не заслуживает такого обращения от соотечественников, но мы не должны отступаться, если хотим доставить его к берегу.
Корабль, конечно, был крепким, но тем не менее приходилось беспрерывно откачивать воду, как можно чаще меняя людей на этой изнурительной работе. Ибо в противном случае море поглотило бы их в два счета.
Особой возможности отдохнуть не было, а уж поспать вообще не удавалось. Салли постоянно обходила корабль, обнаруживая все новые неотложные дела. Несмотря на головокружение и слабость, она не могла позволить себе отдых. И пока Коллиар без устали работал наверху, она делала то же самое внизу.
Когда Уилл Джеллико принес ей кружку с черным ароматным кофе, неизвестно где раздобытым, она сказала:
– Отнеси также и мистеру Коллиару. Ему тоже нужно подкрепиться.
– Спасибо, не надо, – раздался голос Коллиара, который как раз спускался по трапу, стряхивая со своей шляпы воду. – Я уже здесь. Правда, не надолго.
Он взял предложенный кофе и, поднеся кружку ко рту, устремил взгляд на нее.
– Почему вы не позаботились о своей ране? Здесь же есть французский врач, обратитесь к нему.
– Он все время занят и… – начала объяснять Салли.
– Мистер Джеллико, доставьте сюда корабельного врача. А вы, Кент, садитесь, пока не упали. – Коллиар взял ее за руку, словно вознамерившись увести куда-то для своих собственных целей.
– И где же мне сесть? – вяло пошутила Салли. Тем, кто сменялся с насосов, она поручала более легкую, но тоже необходимую работу – восстановление разбитых переборок и латание прорех, проделанных британскими ядрами. И потому мебели нигде не осталось – даже в апартаментах капитана и кают-компании, где они сейчас находились. Кормовая переборка с иллюминаторами была уничтожена во время боя, и в этот проем залетали дождевые капли и морская вода, создавая промозглую туманную взвесь. – Я тут думал, что нужно бы затянуть эту брешь парусиной, чтобы пресечь поступление дополнительной воды, которая нам совсем ни к чему.
– Займетесь этим после того, как вас посмотрит врач. – Коллиар вывел ее из кают-компании и усадил на ступеньку трапа. – Пусть он хотя бы мельком взглянет на вашу рану.
Салли решила отказаться от попыток убедить его в том, что у нее лишь поверхностный порез и потому ей не требуется неотложная врачебная помощь.
– Ну, пусть посмотрит, если вам, мистер Коллиар, так хочется.
– В том-то и дело, что все происходит не так, как мне хочется, а особенно вот это. Но самое необходимое должно быть сделано.
Прежде чем Салли успела вникнуть в смысл прозвучавшей тирады, появился месье Депюи.
– Займитесь этой раной, – с чрезмерной грозностью повелел ему Коллиар. – И, черт возьми, сделайте все чисто и аккуратно.
– Рана и так достаточно чистая, – пробормотал доктор после того, как удалил платок и осмотрел ее лоб. – Промыта вытекшей кровью.
Салли полагала, что ее нервные окончания уже онемели от изнурения, но она ошибалась. Затухшая боль разгорелась с новой силой. Лицо как будто охватило огнем, когда врач прикоснулся к краям раны.
Она была рада тому, что Коллиар остался здесь. Он стоял рядом, держа фонарь, чтобы Депюи было хорошо видно, и его колено упиралось ей в бедро, что давало ощущение уверенности. Каждый стежок, каждый прокол иглы буквально обжигал, и Салли пришлось вцепиться пальцами в собственные штаны, чтобы не ухватиться за руку Коллиара. И чтобы не кричать, как какая-нибудь девчонка.
Закрыв глаза и стараясь не вздрагивать, Салли сконцентрировалась на своем дыхании.
– Успокойтесь, – заклинал ее Депюи. – Не шевелитесь.
И, благодаря Коллиару, у нее это получалось. При его поддержке порез был успешно зашит, и Салли не терпелось поскорее вернуться к прежней деятельности, чтобы удержать этот чертов корабль на плаву.
Как только Коллиар ушел обратно на палубу, Салли тоже поднялась и возобновила прерванную работу, вынося из глубины трюма запасные паруса и части рангоута и используя каждый подходящий кусок дерева для бесконечного латания корпуса корабля. Она находила дело и членам французского экипажа – никого нельзя было оставить в стороне, даже раненых. Самые немощные занимались снастями, приводя в порядок то, что еще можно использовать, и распуская на пеньку для законопачивания совсем непригодные тросы и лини.
На третий, а может, и на четвертый день боль высосала из нее последние силы. Лицо по-прежнему пылало. Казалось, будто ее кожа обожжена, а постоянная битва за спасение корабля начала походить на сцену из «Ада» Данте – напрасную борьбу, которой не видно конца. Да и сам трюм корабля, темноту которого едва разбавлял тусклый свет лампы, тоже напоминал преисподнюю.
Салли выбралась на палубу в надежде, что прохладный ночной воздух остудит ее жар.
– Кент, мне не нравится ваш вид, – достиг ее ушей голос Коллиара. – Немедленно идите отдыхать.
– Я отдохну, когда закончится этот чертов шторм. Он ведь стихает, как вы думаете? – Салли подставила лицо благословенной прохладе дождя, чтобы эти струи омыли ее, гася огонь и снаружи, и внутри.
Разрази ее гром, но сейчас бы она многое отдала за глоток настоящего английского чая!
И это была последняя мысль перед тем, как ночь окончательно накрыла ее и погрузила в непроглядную тьму.
Прошло еще почти три дня, прежде чем шторм начал затихать. А всего они провели семь суток в непрерывной работе. Семь дней постоянной тревоги. И семь дней Дэвид наблюдал за ухудшением состояния Салли. Семь дней самобичевания, когда он анализировал свои действия и сожалел, что не поступил иначе.
Коллиар вполне мог бы предотвратить случившееся. Это вообще не должно было произойти. И это не произошло бы, если бы он не пытался играть с судьбой и оставил Салли на «Дерзком». Ему не следовало брать ее с собой. Нужно было предоставить ее самой себе. Но он этого не сделал.
Семь дней он пребывал в страхе. Он никогда в жизни так не боялся. Он боялся, что Салли умрет у него на глазах и он ничем не сможет ей помочь.
Поэтому на седьмой день, при первых признаках улучшения погоды, Дэвид снова выбрался на палубу.
– Моффат, спускайте шлюпки и тяните трос к «Дерзкому». Будем и дальше буксировать эту чертову посудину. Давайте, пошевеливайтесь!
Черт… Ну зачем он срывает досаду на Моффате, показывающем настоящий пример самоотверженности? Как, впрочем, и все остальные, кто находился здесь под его командованием. Каждый работал до тех пор, пока буквально не падал без сил. После этих семи дней даже Моффат выглядел так, словно его пороли шомполами.
И, наверное, на всех кораблях люди пребывали сейчас не в лучшем состоянии. Те, кто вообще остался в живых. Коллиар огляделся вокруг. Практически каждый из стоящих на якоре кораблей был измочален отбушевавшим штормом, а некоторые – и британские, и французские, и испанские – и вовсе ушли на дно. Судьба – довольно странная и непредсказуемая штука. И Дэвид совсем не удивится, если выяснится, что непогода унесла больше жизней, чем пушечные ядра. Но пускай Господь отправит его прямиком в ад, если он допустит, чтобы и Салли стала одной из многочисленных жертв.
Коллиар сделал для нее все возможное: позаботился, чтобы она находилась в сухости и не вставала – но этого оказалось недостаточно. Справиться с охватившей ее лихорадкой было ему не по силам. Кроме того, у него было слишком много дел, ему приходилось спасать множество жизней, и поэтому все, что он мог, это поднять ее с палубы, где она упала, отнести вниз и время от времени навещать.
Как только «Свифтшуер» снова прицепили к «Дерзкому», Коллиар перенес Салли в шлюпку и переправил на родной корабль, где мистер Стивенс мог позаботиться о ней надлежащим образом. Он больше не мог доверять заботу о Салли месье Депюи, этому французишке с бегающими ехидными глазками. В конце концов, именно под его присмотром ее состояние так резко ухудшилось. Несмотря на предпринимаемые им меры, Салли практически постоянно находилась в бреду.
Вскоре они причалили к «Дерзкому», и капитан Маколден сдвинул брови, наблюдая с высоты шканцев за тем, как Коллиар передает на палубу вялое тело «гардемарина Кента».
– Что случилось, мистер Коллиар?
– Кент получил ранение, сэр.
– Каким образом?
– При высадке на «Свифтшуер», еще до шторма. – Коллиар поднялся на палубу и уже хотел забрать Салли из рук боцмана, но вовремя спохватился. – Сэр, если вы не возражаете, я отнесу мистера Кента к мистеру Стивенсу?
– Мистер Стивенс по-прежнему на борту «Тоннанта». А что, это так срочно? – Но, видимо, подумав, капитан решил не продолжать этот разговор при свидетелях. – Отнесите мистера Кента в его каюту, а затем зайдите ко мне. Нам приказано следовать в Гибралтар, и потому необходимо многое сделать, а также обсудить.
Коллиар не мог не заметить, что после шторма «Дерзкий» находился в отличном состоянии – корпус и такелаж были приведены в порядок, все переборки и мебель в кают-компании вернулись на прежнее место. В обычной ситуации он испытал бы гордость по этому поводу.
Оставив бледную и вялую Салли на попечении Пинкертона, Коллиар сразу же отправился в каюту капитана, спартанская обстановка которой показалась ему верхом роскоши после разрухи, царящей на «Свифтшуере». И он как-то вдруг осознал, что очень и очень грязен, поскольку не стал тратить время на то, чтобы сменить сильно испачканную униформу, в которую облачился еще до боя. Вероятно, от него исходил не самый изысканный запах, но сейчас ему было не до приличий.
– Сэр, мне необходимо с вами поговорить, – заявил он уже с порога.
– Да вы войдите, мистер Коллиар… А кого вы оставили за командира на «Свифтшуере»?
– Мистера Джеллико с Моффатом в качестве помощника, но их следовало бы подменить, если есть свободные люди. Однако я хотел бы поговорить о мистере Кенте.
– Я отошлю туда мистера Хорнера. – Капитан кивнул своему писарю. – Пайк, передайте мое распоряжение. Итак, мистер Коллиар, продолжайте.
– Как я уже сказал, сэр, Кент был ранен при высадке.
– И насколько сильно?
– У него порез от лезвия шпаги. Не глубокий, но достаточно серьезный. И там не имелось возможности оказать ему надлежащую врачебную помощь.
– Почему? На «Свифтшуере» нет своего врача?
– Врач есть. Но прошло некоторое время, прежде чем Кент смог или, вернее, позволил себя осмотреть. У него порезано лицо, сэр. – Коллиар машинально провел пальцем от виска к щеке, иллюстрируя свои слова.
– Вот оно что… – Капитан застыл на месте.
– Да, сэр. Но главное, что я хотел вам сообщить… – Коллиар на мгновение запнулся. – Он вовсе не Ричард Кент.
Капитан некоторое время не двигался, затем прошел к столу и уселся в кресло.
– Насколько я понимаю…
– Пожалуйста, сэр, выслушайте меня. На самом деле это не Ричард Кент, а…
– …а его сестра Сара Элис Кент, Салли, – закончил капитан. – Я это знаю.
– Знаете? – Такого поворота Коллиар не ожидал. – Вам написал об этом ее отец?
– Нет, – покачал головой Маколден. – Признаться, я ожидал такого письма, но пока что не имел удовольствия получить весточку от капитана Кента. Полагаю, ему вообще не известно, что его единственная дочь находится на нашем корабле.
– Тогда каким образом вы… – Коллиар не договорил, осознав, что прежде чем расспрашивать, сам должен ответить на тот же вопрос.
– Возможно, вы удивитесь, мистер Коллиар, но я все знал с самого начала. С того дня, когда вы доставили ее к нам на борт.
Черт побери… Все это время он мучался угрызениями совести по поводу того, что утаивает от командира важную информацию, а никакой тайны, оказывается, и нет.
– Но как?
Лицо капитана осветилось несколько загадочной улыбкой, как будто он имел свои собственные секреты.
– Интуиция… И опыт общения с чрезвычайно активными девицами, обладающими немалым воображением. Я не требую от вас ответа, мистер Коллиар, но все же хочу спросить: а когда вы узнали об истинной половой принадлежности «гардемарина Кента»?
Коллиару стало немного жарко.
– Сэр, я не совсем вас понял… – пробормотал он.
– Полагаю, вы раскрыли ее сущность во время этого недомогания?
Ему предоставлялась отличнейшая отговорка, возможность снять с себя всю ответственность и избежать каких-либо обвинений. Однако он был честным человеком и к тому же хотел снять с себя груз вины. Он многим обязан и капитану Маколдену, и Кентам и потому должен быть правдивым.
– Нет, сэр. Мне все раскрылось, когда мы снимались с якоря в Портсмуте.
Если капитан Маколден и удивился, то это выразилось лишь в том, что он медленно приподнял брови.
– Понятно. А еще кто-нибудь знает?
– Никто, сэр. Я никому не рассказывал.
– Не сомневаюсь, – улыбнулся Маколден. – Я всегда восхищался вашей искренностью и абсолютной честностью.
Вероятно, капитан хотел сказать ему комплимент, но для Коллиара каждое его слово было подобно удару.
– Но ведь она находилась на корабле среди двухсот с лишним человек, – продолжал Маколден. – Наверняка об этом знает кто-то еще.
– Возможно, старик Пинкертон, обслуживающий гардемаринский кубрик.
– Да, конечно. А также мистер Гамидж. Необычайно проницательный человек, несмотря на то что болван. Он высказал мне свое подозрение некоторое время назад. И за свою откровенность был вознагражден тем, что я назначил его командовать вашей яхтой. Таким образом секрет Кента был сохранен. Мне кажется, в этом есть некоторая ирония. И все же, мистер Коллиар, я предпочел бы, чтобы со своим докладом вы явились ко мне немного раньше.
Коллиару нечего было сказать в свое оправдание. Никаких доводов для собственной защиты он не имел.
– Но, думаю, у многих на «Дерзком» имеются те или иные секреты, – философски заметил Маколден. – Надеюсь, капитан Кент испытает некоторое облегчение, узнав, сколько заботливых глаз присматривали за нестандартным, но крайне полезным новобранцем, которого он нам предоставил.
Коллиару не требовались дополнительные напоминания об отце Салли, так же как и о всей ее семье, с которой он был дружен.
– Вы напишете ему, сэр?
Капитан Маколден ответил не сразу.
– Наверное, нет. По крайней мере не сейчас. Подождем, пока не прояснится ее состояние. Думаю, в ближайшие дни это станет известно.
В этом и заключалась правда, которую Коллиару не хотелось понимать. В его сознании впервые, отдаваясь болью в сердце, оформилась мысль о возможном смертельном исходе. Тем не менее он согласно кивнул.
– Я буду за ней ухаживать, сэр.
– К сожалению, мистер Коллиар, не могу позволить вам такой роскоши.
– Почему?
– В настоящий момент британскому флоту необходим каждый здоровый и, главное, здравомыслящий человек. Мистер Лоренс будет временно исполнять обязанности первого лейтенанта, мистера Хорнера я только что отослал командовать «Свифтшуером». Ну а вам, мистер Коллиар, надлежит немедленно, еще до окончания утренней вахты, отправиться на «Тоннант». Этот корабль слишком большой, чтобы взять его на буксир, поэтому вы останетесь на нем и приведете его в ходовое состояние, меж тем как основная часть флота отправится в Гибралтар. Вы последуете за нами, как только будете готовы. Вам все понятно?
Коллиар проглотил свои чувства, как раскаленную шрапнель.
– Да, сэр. Спасибо за доверие.
– Не стоит благодарности. Желаю удачи и семи футов под килем.
Дэвиду не оставалось ничего другого, как повернуться и выйти, хотя ноги передвигались с таким трудом, что казалось, будто его сапоги залиты свинцом. Времени капитан мог бы предоставить и побольше. Чтобы он мог подготовиться, собраться… И попрощаться.
Когда Коллиар вошел в кают-компанию, Ангус Пинкертон как раз выходил из каюты Салли.
– Как он?
– Лежит спокойно, сэр. Но слаб, очень слаб. – Старик покачал головой. – Я тут подумал, не приготовить ли мне поссет, возможно, это укрепит силы юного Кента.
– Конечно, Пинкертон, приготовь.
– Хорошо, сэр, я так и сделаю. Только вот… – старик замялся. – Все так сложилось, что я даже не знаю, что мне делать с этим.
Он извлек из кармана помятый конверт и протянул его Коллиару. Это было письмо, которое Салли написала своему отцу еще перед сражением. О доставке которого она и просила его позаботиться.
Что ж, если ему необходимо покинуть Салли, оставив на попечении этого старого моряка, не ведая, что ждет ее в дальнейшем, то он окажет ей хотя бы эту услугу.
– Пинки, вы молитесь?
– Конечно, – улыбнулся тот. – Я уже лет пятьдесят общаюсь со святым Петром.
– Тогда сделайте доброе дело, походатайствуйте и за него.
– Обязательно, сэр. А вы уж позаботьтесь об этом. – Старик указал на письмо.
– Непременно, Пинки. Я знаю, что с ним сделать.
Глава 23
Очнувшись, Салли как-то сразу поняла, что находится в Гибралтаре. И она знала, что ее еще несколько дней назад доставили в эту просторную светлую комнату и уложили на широкую кровать, застеленную чистым бельем. Здесь к ней были очень добры, называли ее мисс Кент, напоили чаем, искупали в ванне.
То, что происходило до этого, терялось в какой-то пелене, сотканной наполовину из сна, наполовину из яви. Салли помнила Коллиара, сердитого и несчастного, который помыкал ею в довольно грубой манере. Помнила Пинки, который хлопотал вокруг нее и заставлял пить какие-то отвратительные снадобья. А еще она испытывала огромную усталость.
И Салли по-прежнему оставалась слабой и вялой, как порванный парус. Даже подняться в постели было невероятно трудно.
– Доброе утро, мисс. – В комнату вошла улыбающаяся полная женщина, держа в руках вазу со свежесрезанными цветами. – Я и не знала, что вы проснулись. Сегодня вы выглядите гораздо лучше.
Да неужели?.. По причине отсутствия зеркала Салли не могла проверить свой внешний вид.
– Благодарю вас, – как можно вежливее произнесла она, поскольку совершенно не представляла, с кем имеет дело и как долго ей придется пользоваться гостеприимством здешних хозяев.
– Пойду сообщу, что вы проснулись, – сказала жизнерадостная незнакомка, направляясь к двери. – И распоряжусь насчет еды. Вы ведь хотите есть?
– И еще пить. – Салли чувствовала невероятную сухость в горле. – Спасибо вам.
Она откинулась обратно на подушки, потянулась, ощущая, как ноют все мышцы. И меж тем как она строила предположения, в чьем доме может находиться, в комнату вошел капитан Маколден.
– Добрый день, мисс Кент. Рад видеть, что вы поправляетесь.
– Здравия желаю, сэр… – Салли была совершенно не готова к встрече с командиром. Тем более лежа на кровати в женской сорочке.
Разрази ее гром! Она почувствовала, как ее лицо заливает краска смущения, и попыталась сесть.
– Нет-нет, не вставайте, мисс Кент, – поднял руку капитан. – Хотя я и рад видеть, что вы вновь обретаете подвижность и активность.
Значит, мисс Кент… Совершенно ясно, что ее разоблачили. Остается только узнать, в какой степени она покрыта позором.
– Полагаю, – осторожно произнесла Салли, – мы находимся в Гибралтаре?
Капитан Маколден кивнул.
– «Дерзкий» вошел в порт три дня назад, и я распорядился доставить вас сюда, в дом моего друга мистера Харви, он здесь живет со своей семьей. Вы можете оставаться у них сколько угодно, пока окончательно не поправитесь. Они очень гостеприимны и весьма сдержанны. Так что насчет докучливых расспросов можете не беспокоиться.
– Спасибо, сэр. Но боюсь, у меня у самой немало докучливых вопросов. Что со мной будет? Что со мной сталось в качестве Ричарда Кента?
– Вопрос вполне насущный… Миру известно, что Ричард Кент в ходе Трафальгарской битвы получил серьезное ранение, и я, как давний друг вашего отца и так же, как и хозяин этого дома – решил, что будет лучше оставить вас здесь до полного выздоровления.
– Значит, я по-прежнему Ричард? – обрадовалась Салли. – И смогу снова им стать, когда поправлюсь?
– Нет, мисс Кент. Боюсь, это невозможно. Как друг вашего отца, я просто не могу позволить, чтобы это продолжалось и дальше. Я и так достаточно долго вам подыгрывал.
– Так вы знали?
– Возможно, вы удивитесь, как и ваш друг, мистер Коллиар, но я положил себе за правило быть досконально осведомленным обо всем, что происходит на моем корабле. Начиная с того момента, когда на борт является новичок и с теплотой говорит о традициях своей семьи.
Черт бы ее побрал… Салли не думала, что ее лицо может воспылать еще жарче, однако оно наверняка стало горячее на несколько градусов.
– Понятно…
– Да, так вот… – Капитан потеребил свой галстук, видимо тоже испытывая неловкость. – Если бы я мог предвидеть все с самого начала… Но на тот момент я не видел в ситуации особого вреда. Вы были энергичны и весьма способны. Вы были нужны кораблю. Отвергнуть вас – значит искать вам замену, а времени на это уже не оставалось. И, честно говоря, я не был уверен, кто кого разыгрывает – ваш отец меня или же я его. Так или иначе, я сожалею обо всем этом. Признаю, что мои амбиции взяли надо мной верх. Вы не представляете степень моего сожаления. Я должен был в самом начале отправить вас на берег.
Салли не хотелось все это слышать.
– А я ни о чем не сожалею. Ни капельки.
– В самом деле? Думаю, ваша рана гораздо серьезнее, чем вы представляете.
Нотки жалости, прозвучавшие в голосе капитана, словно выдавили воздух из ее легких. В сердце прокралось смешанное чувство страха и беспомощности. Салли не могла произнести ни слова, пытаясь проглотить горячий комок, образовавшийся в горле. Да и что она могла сказать?
Капитан Маколден продолжил:
– Вы проявили себя наилучшим образом, мисс Кент. Вряд ли кто из гардемаринов может с вами сравниться. Если бы вы были Ричардом, я бы знал, как с вами поступить. Я почел бы за счастье иметь десяток таких Ричардов. Будь вы Ричардом, я бы с нетерпением ожидал вашего возвращения на корабль и с гордостью и удовольствием наблюдал бы за вашим быстрым карьерным ростом. Вы, мисс Кент, стали очень полезным членом экипажа.
– Но я и так могу вернуться. Если вы позволите. Я могу по-прежнему быть Ричардом, и вы увидите…
– Нет-нет, – возразил капитан. – Я несу ответственность перед вашим отцом и не могу ничего сделать, кроме как отправить вас домой, к нему.
– Он сейчас не дома, а в Вест-Индии. И наверняка будет сильно раздосадован, когда узнает, что пропустил такую битву.
– В общем, вы отправляетесь домой, мисс Кент. – Капитан произнес это тихо и мягко, но его слова, вне всякого сомнения, были не чем иным, как приказом.
Не имело никакого смысла объяснять ему, что их дом уже перестал быть для нее домом. Без близких людей он превратился в пустое гулкое строение, возвышавшееся на скале. Салли проглотила комок в горле и постаралась говорить четко и спокойно:
– Я все понимаю, сэр. Спасибо за ваше доброе отношение ко мне.
– Не сочтите меня навязчивым, но если вам тяжело оставаться на берегу, в то время как ваш отец находится в Вест-Индии, вы, вероятно, могли бы совершить путешествие на Багамы. Помнится, вы говорили, что вам нравится тамошний климат.
– Да, сэр, – кивнула Салли, благодарная за перемену темы. – Говорила. Хорошо, что вы напомнили.
– Тогда позвольте порекомендовать вам для знакомства леди Маколден, мою жену. Она сочтет за честь принять вас у себя и наверняка станет вашим другом. Каковым, надеюсь, являюсь и я.
Салли почувствовала, как ее глаза наполняются слезами, и провела по ним запястьем. Она не хотела плакать. По крайней мере, сейчас. Тем более после всего, что случилось. Но она ничего не могла с собой поделать. Ее щеки были уже мокрыми.
Капитан не стал осуждать ее за отсутствие выдержки. Он тактично отвернулся и, пройдя к окну, залюбовался открывающимся из него видом.
– Знаете, вы мне чем-то ее напоминаете. Когда мы познакомились, она была юной девушкой, такой же изобретательной и предприимчивой, не говоря уже о ее амбициозности. Я уверен, что вы непременно подружитесь.
– Спасибо, вы очень добры. Для меня все это имеет большое значение. – Салли по-военному приложила руку к своему ноющему лбу. – Сэр, для меня было честью служить под вашим началом.
Капитан Маколден элегантно склонил голову, после чего взял ее за руку.
– Для меня тоже было честью иметь такого подчиненного. До свидания, мисс Кент, и семь футов под килем.
– Спасибо, сэр. Желаю того же самого вам и «Дерзкому».
Капитан Маколден двинулся к выходу, но, дойдя до двери, остановился.
– Боюсь, мне придется попросить вас на некоторое время снова стать Ричардом Кентом. Ибо я вижу внизу посетителя, которому не терпится вас повидать.
Слова сорвались с ее губ прежде, чем Салли успела спохватиться. Но ей все же удалось вложить в свою интонацию некоторую небрежность.
– Мистер Коллиар тоже здесь?
– Увы… Мистер Коллиар сейчас находится у мыса Трафальгар, где руководит восстановлением трофейного «Тоннанта». А также, как можно предположить, помогает командующему нашей эскадрой отражать нападения испанцев, которые пытаются вернуть захваченные корабли.
То есть, проще говоря, Коллиар все еще продолжал сражаться. И ему по-прежнему грозила опасность. И скорее всего он не сможет ее навестить. Салли вновь испытала разочарование.
– Ваш посетитель – юный мистер Джеллико.
Такая новость заставила уголки ее губ приподняться. Что ж, раз уж нет возможности повидаться с Коллиаром, она с огромной радостью пообщается с Уиллом.
Стремительные шаги приятеля уже слышались на лестнице.
– Привет, Ричард! – воскликнул Уилл, врываясь в комнату и привнося с собой заряд солнечной энергии. – Как ты? – Он сразу же уселся на край ее кровати. – Вообще, выглядишь ты неплохо.
– Спасибо, – засмеялась Салли. – Чертовски рад тебя видеть. Извини, что подвел, оставив практически одного на «Свифтшуере».
– Ерунда… Ты ведь был ранен в голову. Просто ужас, сколько из тебя вылилось крови. – Разговоры о подобных делах, видимо, все так же вызывали у него интерес. – Я просто диву даюсь, как долго ты продержался. Моффат тоже. Мы с ним проспали почти сутки, когда вернулись на «Дерзкий». Уж я-то точно.
– Уилл, спасибо тебе за все, что ты для меня сделал. Ты настоящий друг.
– Не стоит благодарности, Ричард. – Джеллико стиснул ей руку. – Ну а когда тебя отпустят обратно на «Дерзкий»? Сейчас, когда многие покинули корабль, у нас просто здорово. Маркус, Йен и я назначены исполнять лейтенантские обязанности!
– Поздравляю. Очень рад за вас. Но обратно, Уилл, я не вернусь. – Салли смотрела мальчишке прямо в глаза. – Меня отправляют домой.
– Всего лишь из-за затрещины по кумполу? Нет, я понимаю, рана, конечно, серьезная, но отправлять из-за этого домой… Половина офицеров на «Тоннанте» и «Ройал Соверене» потеряли руки-ноги, но их не выпроваживают на берег. Матрос без руки, конечно, не сможет выполнять свои обязанности, но офицер совсем другое дело. Адмирал Нельсон несколько лет обходился только одной рукой. Но ты, наверно, слышал, что он погиб во время сражения?
– Да, знаю. Об этом я услышал еще до того, как получил по кумполу.
– А, ну да… Я и забыл. Но слушай, если ты попросишь капитана Маколдена, он наверняка позволит тебе остаться.
– Нет, Уилл… Меня отправляют домой по другой причине. – Салли решила не ходить вокруг да около. В конце концов, Уилл Джеллико был ее другом, и она не должна скрывать от него правду. – Просто-напросто выяснилось, что я девица.
Несколько секунд Уилл глядел на нее, открыв рот, после чего рассмеялся.
– Да нет, не может быть, – заявил он с убежденностью двенадцатилетнего мальчишки, которому трудно представить, что мир может быть столь странным и неупорядоченным местом.
Салли смотрела на него с улыбкой, ожидая, когда он осознает данный факт.
– Но ты же… один из нас.
– Правда?.. Спасибо, Уилл. Ты даже не представляешь, какое значение имеют для меня твои слова.
Джеллико соскользнул с кровати Салли, но, к ее радости, далеко не отошел. Он прислонился к стойке балдахина, обхватив ее рукой, и некоторое время молчал, несколько смущенный, но не ошеломленный.