Почти скандал Эссекс Элизабет
Они приблизились к хлеву осторожно, держа пистолеты наготове, но он и в самом деле оказался покинутым. Двор зарос высокой травой, в воздухе не ощущалось присутствия каких-либо животных. Наверху, под крышей, сохранился чердак с окошком, через которое можно было обозревать окрестности и даже, вероятно, увидеть гавань, находившуюся, судя по всему, недалеко – бриз доносил до них знакомые морские запахи.
– Место, похоже, вполне безопасное, – удовлетворенно заметила Салли.
На чердаке обнаружилось некоторое количество сена, разбросанного в углу. Коллиар устроился около окошка, откуда открывался отличный вид на дорогу.
– Ляг поспи, – предложил он Салли.
Та ничего не ответила и, опустившись на колени по другую сторону окна, принялась выгружать добытую одежду и еду. Яблоки, хлеб и сыр были выложены на предварительно расстеленную тряпицу. После этого Салли взглянула на Коллиара и произнесла:
– Дэвид…
Собственное имя прозвучало для него подобно удару в колокол.
– Со мной ты в безопасности, – продолжила она. – Так же как и я была в безопасности с тобой.
Осознание верности этих слов накатывалось на него подобно приливу – медленно, но неотвратимо.
– У тебя была тяжелая ночь, и сон тебе необходим больше, чем мне. Хотя бы недолгий. Но сначала тебе нужно поесть. Это пойдет тебе на пользу, и будет легче заснуть. – Салли протянула ему клин сыра и дольку яблока.
– Дома ты так же… всеми распоряжалась и обо всех заботилась?
Вид у Салли стал менее уверенным и вроде как даже слегка печальным.
– Нет… Теперь уже нет. Не осталось никого, о ком можно было бы заботиться. Ричард теперь заботится о себе сам.
– Я начинаю понимать, почему тебе так нравилось в кубрике, несмотря на присутствие Гамиджа.
Салли улыбнулась.
– Я так привязалась к этим мальчишкам. Но ведь у них все будет хорошо, верно? Надеюсь, за время моего отсутствия там ничего не случится. Но если Гамидж примется за старое, я с помощью Уилла снова накормлю его перцем. – Меж ее бровей возникла небольшая складка. Казалось, она была способна решать проблемы на расстоянии, если как следует сконцентрируется.
– Так, значит, ты признаешься, что отравила его?
Салли постаралась скрыть улыбку, впившись зубами в яблоко.
– Почему бы и нет? Хотя это не было настоящим отравлением, я и сама ела из той миски. Но следует признать, из-за ударной дозы перца вкус у рагу, по выражению Йена Уэрта, был весьма дерьмовый.
Коллиар усмехнулся.
Пока они ели, небо над безмолвными полями мало-помалу светлело. Урожай давно был собран, и окрестности оставались пустыми. Из-за ненасытной потребности Бонапарта в солдатах для его Великой армии, департамент Финистер, очевидно, лишился значительной части крестьянства.
Вскоре Коллиар уснул, но сон длился лишь пару часов, поскольку его организм давно привык к регулярной смене вахт. Очнувшись, он обнаружил, что солнце поднялось уже достаточно высоко, а вокруг царит тишина, лишь изредка нарушаемая жужжанием пролетающих пчел. Солнечные лучи разогрели каменные стены и выпарили из воздуха предосеннюю хрустящую свежесть.
Салли тоже спала, приткнувшись к стене у самого окошка. Ее рот был слегка приоткрыт, в руке, лежащей на коленях, она сжимала пистолет, который Коллиар аккуратно у нее забрал.
Ее волосы блестели и переливались на солнце, точно пролитый мед, призывая прикоснуться к ним и пропустить эти струи живого шелка меж пальцев. Салли не двигалась, ее глаза, способные сверкать негодованием, были закрыты, и Коллиар, пользуясь этим, провел ладонью по ее щеке, столь щедро усыпанной веснушками, которые казались живыми и горячими на фоне бледной кожи.
Интересно, на остальных частях тела они присутствуют в таком же изобилии? Коллиар вновь попробовал представить, как Салли выглядит без одежды. И будут ли конопушки на плечах и груди с той же силой побуждать к поцелую, как это делает небольшая родинка у края ее розовых губ?
Всего лишь поцелуй, пытался Дэвид обмануть самого себя. Один-единственный. Пока они здесь, вдали от корабля с множеством зорких глаз и необходимостью соблюдать дисциплину. Пока у него есть возможность сорвать сладкий запретный плод. Другого такого шанса не представится.
Коллиар понимал, что не должен этого делать. Что его желание поцеловать Салли абсолютно аморально: она его подчиненная, они находятся в тылу врага с заданием, которое необходимо выполнить, и кроме того, она младшая сестра Мэтью Кента.
Однако она выглядела такой нежной и привлекательной в своем помятом мундире… Если другие офицеры и гардемарины расхаживали в кают-компании и кубрике в одних рубашках, то Салли, ради сохранения тайны, приходилось постоянно париться в полном обмундировании.
Нет, он не мог противостоять желанию. Да и не хотел.
Он поцеловал ее в уголок рта, где гладкая кожа щеки сменялась коралловою плотью губ, которые были такими же обветренными, как и его собственные. И в то же время они были сонно-податливыми и плюшево-нежными, как спелый плод.
От прикосновения его губ Салли проснулась. Ее веки трепетно, совершенно по-женски поднялись, и она улыбнулась ему – еще не совсем проснувшись, но с приветливой теплотой и радостью.
Эта улыбка придала Коллиару уверенности. Салли сонно моргала, глядя на него с некоторым удивлением. Ее улыбка выражала довольство и что-то еще, чего он не мог разобрать, поскольку его мозг перестал функционировать должным образом. Он придвигался к ней все ближе и тянул ее к себе, пока не прижал вплотную к своей груди. И Салли, окончательно открыв глаза, издала тихий стон удовольствия, выражавший поощрение и призыв к дальнейшим действиям.
Это представлялось самой естественной вещью в мире – снова поцеловать ее, опять попробовать на вкус. Позволить устам опуститься вниз, пока ее губы не окажутся под его губами. Салли была такой мягкой, теплой, податливой, и Дэвид целовал ее медленно, давая возможность самой решить, стоит ли им продолжать. Давая время передумать.
– Мистер Коллиар… – прошептала Салли.
Он прижал палец к ее губам – плюшево-тугим и сладким, как спелый плод.
– Дэвид, – пробормотал он. – Ради бога, Салли, называй меня Дэвидом, когда я тебя целую.
Салли тихо засмеялась, искушающе разомкнув свой ротик, и Дэвид не смог удержаться от того, чтобы перейти к более страстным поцелуям.
Вкус у нее был терпким, как у подобранных ими зеленых яблок. Ее рука коснулась его щеки, губы двигались под его губами. Коллиар прижался к ней еще плотнее, слегка навалившись сверху.
Поцелуи распускались медленно, как цветки, и на ее губах, и внутри него. Своими губами Коллиар двигал не спеша, осторожно, не до конца уверенный в собственной желанности, ожидая, что Салли опять отстранится, скажет, что они не должны этого делать, станет призывать к благоразумию. Но она отвечала на его поцелуи, ее губы двигались под его губами, ее горячее дыхание смешивалось с его дыханием. И Дэвид все падал и падал в невозможную, невероятную мягкость ее губ, ее рта, всего ее существа. Салли обвила руками его шею, затем запустила пальцы ему в волосы, обхватила голову, притянула ближе.
Перекатившись, Коллиар навалился на нее. Их обволакивал запах примятого сена, как последнее дыхание лета, и к нему примешивался запах самой Салли – уникальное сочетание запахов девичества, яблок, дуба и смолы. И Коллиару хотелось большего.
Ему хотелось попробовать на вкус не только ее губы. Хотелось вобрать Салли в себя и там сохранить. Хотелось обладать ею в самом изначальном и примитивном смысле. Хотелось переплестись с ней, сделать частью своего существа, и самому стать частью ее сути.
Коллиар на секунду приподнялся на локтях, окидывая взором ее гибкое, сильное тело. Его руки действовали сами по себе, не обходя ни один уголок, ни один изгиб, меж тем как он целовал ее глаза, мягкое местечко под ухом, смещаясь все ниже, вдоль линии скулы, по бесконечному каскаду шеи. Когда его губы достигли ключиц, обнаружилось, что руки уже там, развязывают узел галстука, раздергивают лацканы мундира, расстегивают на жилетке длинный ряд пуговиц.
Салли помогала ему, то и дело прерываясь, чтобы атаковать его пуговицы, и снова возвращалась к своим. И, справившись с двумя-тремя, искала его губы для очередного поцелуя. Не в силах сосредоточиться, Коллиар не мог толком раздеть ни себя, ни ее, но это было не важно.
– Я, конечно, знаю, как расстегивать бриджи… – Он поцеловал Салли в нос. – Но я никогда не делал это на ком-то другом.
– Я тоже. – Салли засмеялась, широко раскрыв свой прелестный ротик, и ему опять захотелось ее поцеловать.
Дэвид хотел, чтобы эта улыбка, эта радость не сходила с ее лица. Хотел растянуть эти украденные минуты на часы. Ему было так радостно, что он сейчас с ней, с Салли Кент, а не с кем-то еще.
– Ты чертовски восхитительна.
При этих словах Салли вся как будто обмякла, выдохнула и, захватив его губу, стала покусывать и посасывать ее. Когда же ее ротик полностью накрыл его губы и вобрал в себя его язык, растущая в нем потребность уподобилась штормовому шквалу, стремительному и неистовому. Салли была как вода, он же как иссохшее соленое русло.
Салли не выказывала ни робости, ни изумления – имело место лишь легкое удивление при открытии неизведанного. Большая ладонь Дэвида удерживала ее голову так, чтобы было удобнее целоваться открытым ртом, и Салли тоже приоткрыла губы, одновременно беря и отдавая. О таком поцелуе, сочном и манящем, он и грезил по ночам в своей маленькой каюте.
Прижимая Салли, Коллиар буквально погружался в нее, втягивал в себя, словно стремясь впитать ее суть.
– Дэвид… Дэвид… – произносила она между прерывистыми вдохами, будто убеждая себя, что все это реально, что он реален, что они действительно одни, и нет ни корабля со множеством людей, ни разделяющих перегородок. Ничего, кроме нескольких слоев хлопка.
И Дэвид хотел, чтобы они исчезли, желал обладать ею полностью. Ему требовалось прикасаться к ней везде, повсюду пробовать, повсюду видеть.
Он взялся за ее одежду так же, как брался за все, с устремленностью корабля, несущегося по ветру. Для столь крупной девушки Салли была необычайно легка и подвижна, и Дэвид без труда приподнял ее, чтобы снять синий гардемаринский мундир. Уже самостоятельно она скинула с себя жилетку, которая отлетела в сторону, тотчас забытая.
Затем Салли стянула через голову рубашку, оказавшись почти полностью обнаженной. Ее оголившиеся руки и плечи были белыми, усыпанными золотистыми веснушками цвета апельсинового джема, и Дэвиду хотелось слизать их все, однако она еще не была окончательно раздета. Ее грудь, как саваном, была обмотана широкими полосами хлопковой ткани.
– Салли, позволь мне.
Дэвид разворачивал ее медленно – как спинакер, для того чтобы поймать малейшее дуновение ветра. Однако Салли не была парусом или кораблем. Она была девушкой, спрятанной под синим мундиром, укрытой за навыками и сноровкой. Она была теплой, розово-белой девушкой с небольшой аккуратной грудью, увенчанной пиками абрикосового цвета.
Коллиар взирал на Салли, поражаясь утонченному совершенству этого создания, которое тянуло его за собой по полям и лесам Франции. Вероятно, благодаря одной лишь силе воли, поскольку она казалась хрупкой, как пташка. Архитектура всех ее косточек была идеальной, сбалансированной, как корабельные рангоуты.
Дэвид смотрел на Салли, дивясь и изумляясь, пока она не оробела под его взглядом и не попыталась прикрыться. Этого он позволить не мог: ему необходимо было смотреть на нее, наслаждаясь созерцанием ее дивного тела.
Взяв Салли за руки, Коллиар развел их в стороны и, решив, что ее соски того же цвета, что и внутренняя сторона морских ракушек, стал губами прокладывать к ним путь. Сначала он поцеловал тыльную сторону одной из ее ладоней, затем пульсирующее запястье другой руки, потом чувствительное место локтевого сгиба, впадинку рядом с ключицей, пока Салли не откинулась назад, предоставляя ему неограниченный доступ к своим сокровищам. Он поцеловал одну из ее грудей снизу, скользнул щекой по пику, и лишь когда Салли выгнула спину, подавшись к нему в безмолвном призыве, он накрыл ртом набухший бутон ее соска и стал нежно посасывать.
Салли издала тихий стон, подобный звуку идеально настроенного инструмента, который, завибрировав в ней, перешел в него. И Коллиар продолжил играть на ее струнах, создавая их общую мелодию, а она, запустив пальцы ему в волосы, направляла его движения, помогая доставлять ей удовольствие.
Дэвид также получал удовольствие, наполнявшее все его существо. Ее вкус, запах, ощущение ее кожи под его руками и языком были необычайны. И ему хотелось большего. Ему было недостаточно видеть обнаженной только ее грудь. Он испытывал потребность созерцать ее всю. Ему хотелось содрать последний лоскут мужского облачения с ее тела.
И когда последняя пуговица ее штанов была расстегнута и Салли высвободила из них свои бедра, его взору впервые открылось ее лоно, покрытое ярким пушком. Коллиар буквально застыл, очарованный живым великолепием ее тела, меж тем как Салли стягивала штаны с ног. И вот она предстала перед ним во всей красе.
Ее веснушчатая кожа была подобна ночному небу, охваченному огнем – как еще один Млечный Путь с пока не нанесенными на карту созвездиями.
– Дэвид… – позвала Салли, обеспокоенно глядя на него сверху вниз. – Ты в порядке? У тебя опять закружилась голова?
Да, перед его взором опять все поплыло…
– Ты обнажена. И ты так прекрасна.
Салли слегка отвернулась, стараясь скрыть выражение удовольствия, расцветшего на ее лице.
– А ты нет. Ты все еще одет.
– Это ненадолго.
Коллиар принялся стягивать сапоги, а Салли, сложив руки на коленях, терпеливо ждала, когда он разоблачится.
Из его груди вырвался полувздох-полустон: проклятый сапог никак не стягивался. И Салли, похоже, неверно истолковала причину его досады.
– Дэвид… – Она дотронулась до его плеча. – Что-то не так?
– Да нет, все нормально, – отозвался он. – Просто ты обнажена и прекрасна, а мой сапог не снимается.
Тогда Салли взялась за его сапог и, приложив усилие, стянула. Вскочив, он быстро снял бриджи и мундир, швырнул их на сено, после чего подхватил Салли и, уложив, стал осыпать поцелуями.
Она была так чудесна, так изумительна, что он не мог о чем-либо думать. Он мог только чувствовать и желать. А желал он лишь ее.
Прижимаясь к Салли, Коллиар протянул руку, чтобы направить свое естество в ее лоно, и через секунду вошел в нее.
Наполнившие его ощущения оказались столь пронзительными, что он не мог сделать вдох, да и не нуждался в этом. Ему не нужно было ничего, кроме Салли и яростно-прекрасного контакта с ее телом.
Глава 17
Боль при вторжении Коллиара в тело Салли была неожиданной и резкой, заставившей на мгновение задохнуться. До момента соития все происходило как в блаженном, счастливом сне, где не было места реальному миру, времени, каким-либо последствиям. Ей было так хорошо, пока этот поток необычайного наслаждения не прервался.
– Ты в порядке? – Над ней навис прекрасный лик Коллиара с морщинками озабоченности на лбу. Его зеленые глаза, такие бездонные и теплые – и как она могла считать их жесткими? – вглядывались в ее лицо в поисках какой-либо реакции. Как это здорово – быть объектом такой заботы и внимания, сфокусированного исключительно на ней.
– Думаю, да, – ответила Салли.
Вообще боль была не такой уж и сильной. Больше ощущалось жжение и пощипывание, и еще за этим угадывалось скрывающееся до поры чудесное блаженство. Кроме того, теперь, когда все завершилось, Салли испытывала некоторую неловкость. Его большое, сильное тело давило своей тяжестью, но более тяжелым было давящее напряжение внутри. Ей хотелось чего-то еще. Хотелось, чтобы этот каскад ощущений, это наслаждение и даже боль продолжились. Но больше всего ей хотелось чего-то иного.
– Ты не мог бы опять произнести мое имя? Так же, как до этого?
Поймет ли он? Не сочтет ли ее из-за этой просьбы слишком требовательной капризной девчонкой?
– Салли… – тотчас прошептал Дэвид. И повторил ее имя еще несколько раз, используя поцелуи вместо запятых. – Салли, прости. Я должен был осознавать…
И он снова стал целовать ее лицо, медленно продвигаясь от уголка рта к носу, после чего перешел к необычайно чувствительным жилкам на шее в том месте, где они подходили к ключице. Салли повернула голову вбок и прикрыла глаза, меж тем как в ней вновь стал распаляться жар, создавая ощущение лихорадочности и некоторого неудобства. А также покалывания в пальцах.
И еще желание большего.
– Я хочу… – Но она даже не понимала, чего именно хочет.
Дэвид, должно быть, уловил разочарование в ее голосе.
Его улыбка увяла, однако затем появилась снова, выражая уже самоиронию.
– Господи, посмотрел бы кто на нас! – Вокруг них на сене валялась разбросанная одежда, и они находились на чердаке полуразрушенного хлева на территории Франции. – Мы совсем не соображаем, что делаем!
Салли не успела что-либо сказать, потому что Коллиар обхватил ее лицо руками и вновь стал в него вглядываться, ища проявления внутренних чувств.
– Но это не важно, – заверил он. – Так или иначе мы справимся. Главное, что мы вместе. Будем все делать не спеша, а ты говори, что тебе нравится.
Салли подняла руку, чтобы погладить его лицо. Прекрасное, совершенное, милое лицо с тенью намечающейся щетины. Сейчас Коллиар мало напоминал прежнего строгого и сдержанного первого лейтенанта.
– Мне нравишься ты. Очень нравишься.
Его улыбка появлялась медленно, подобно восходящему солнцу, пока не стала почти ослепляющей.
– С этого и начнем, Салли Кент. Потому что ты тоже мне нравишься. Очень.
Он опять стал ее целовать, слегка покусывая губы. И постепенно продвигал язык к ней в рот, исследуя и призывая присоединиться, попробовать его на вкус, воспринять всеми возможными способами.
Губы Коллиара были твердыми, даже жесткими, загрубевшими от солнца и ветра, и Салли испытывала потребность закусить его нижнюю губу, играть ею, чтобы утолить голод, растущий откуда-то из внутренних глубин, удовлетворить желание познать его еще в большей степени, которое она уже не могла контролировать.
– Да… – прошептал Коллиар, подбадривая ее. И его тело заработало в едином ритме с его ртом, он волнообразно двигался внутри нее, рассылая восхитительный пульсирующий жар по ее венам.
– О-о! – Этот возглас Салли больше походил на стон. – Теперь я начинаю понимать.
– Я тоже, моя девочка. Я тоже. – Его улыбка ширилась, взгляд был устремлен на нее. – Очень многое начинаю понимать.
Салли начала двигаться в унисон с ним, и словно капля наслаждения упала в нее с какой-то запредельной высоты и стала расти и распространяться, пока не заплескалась на самых окраинах ее существа. Оно было прекрасно и неистово, это растущее в ней наслаждение, разрывающее ее на части. Салли держалась за Коллиара так, словно цеплялась якорем за его силу. Держалась, как за непоколебимую спасительную скалу. Ее ладони касались его мускулистых рук, которые поддерживали ее снизу, изгибая навстречу, побуждая воссоединяться с ним.
Все было внове. В том числе и то, как Салли осязала и воспринимала Коллиара на вкус. Ей хотелось в большей мере ощутить вкус его губ, которые прижимались к ее губам, открывая чудесный мир наслаждения. И чем сильнее он прижимался, тем больше наслаждалась она и тем большего ей хотелось. Чем больше они целовались, тем сильнее она ощущала его поцелуи – повсюду, а не только на губах и шее. Зона чувствительности расширялась, уже не ограничиваясь губами. Ощущения распространялись по ее телу, закручиваясь спиралью в груди, растекаясь глубоко внутри.
– Дэвид… – повторяла она его имя снова и снова, ибо, казалось, это было единственным, что она могла сказать, единственным, что ей было необходимо. Он воплощал в себе все, чего она хотела, в чем нуждалась. Его ладони на ее теле, его губы на ее губах, его плоть внутри нее.
Обхватив Коллиара за шею, Салли рывком подтянула себя к его телу, обвила ногами, ощущая всю протяженность его естества. Затем запустила пальцы ему в волосы, теребя темные пряди, прижимаясь к нему все больше, стремясь удовлетворить свою потребность в наибольшем контакте с ним.
В том, что они делали, не было никакой утонченности или изысканности. Салли сама была неуправляема в разрастающемся внутри нее желании. Она упивалась тем, как он стискивает ее ягодицы. И впивалась пальцами в его великолепные сильные плечи, меж тем как на нее волна за волной накатывало невыразимое наслаждение.
А навалившийся на нее Дэвид, судя по всему, пребывал наверху блаженства. Его голова была откинута назад, глаза прикрыты, он хватал ртом воздух и, казалось, старался удержать в себе все то, чему уже не хватало места внутри. И при этом он широко улыбался.
Это был ее Дэвид. Тот мальчишка, которого она помнила, который смеялся, любил и познавал окружающий мир с таким энтузиазмом. С такой красотой и мощью. Движения его тела становились все более энергичными и резкими, и вместе с ними росло удовольствие. Ощущения, мысли и желания обострялись, вызывая в Салли жадное стремление ухватить каждую новую вспышку чувственности, каждую искушающую пульсацию восторга, получить еще большую порцию блаженства.
– Салли… О боже мой, Салли, – произнес Коллиар, и именно это ей требовалось для дальнейшего толчка.
Она погружалась в наслаждение, утопала в нем, пока не пришлось бороться с чем-то вроде отката прибоя в стремлении вынырнуть на поверхность. А потом все изменилось и кончилось, и снова началось, и она словно покачивалась на теплых волнах, удовлетворенная и свободная.
Салли, должно быть, задремала, ибо утомление было столь сильным, что казалось, будто все ее кости расплавились в пожаре их страсти. Коллиар скатился с нее, освободив от своего веса и позволив дышать полной грудью, но по-прежнему прижимая к себе. Одна его рука обхватывала ее талию, другая запуталась у нее в волосах – он словно держал ее на привязи.
Но в этом не было необходимости, Салли никуда не собиралась убегать. До наступления темноты времени оставалось много, и из всех мест на земле для нее предпочтительнее было находиться здесь, обнаженной в объятиях столь же обнаженного Коллиара. Ей хотелось бы, чтобы их близость и эти головокружительные ощущения, которые она испытывала в его руках, длились как можно дольше.
Салли придвинулась ближе и, положив голову ему на грудь, услышала его сердцебиение, постепенно возвращавшееся к нормальному ритму. Но оно опять слегка ускорилось, когда она, движимая любопытством и, возможно, женской интуицией, провела пальцем по окружностям его сосков. И одно лишь воспоминание о собственных ощущениях, когда он делал то же самое, вызвало в ней новый приступ желания.
– Играем с огнем? – пророкотал его голос, отдаваясь у него в груди.
– Да, – улыбнулась она. – Мои пальчики уже обожжены, а масла у меня нет, поэтому мне надо хоть как-то их полечить.
– Хм… – Коллиар перекатился набок и так же развернул ее спиной к себе. Затем обвил рукой ее талию снизу и перекинул ногу поверх ее бедра, окутывая своим теплом. – Это известное средство от ожогов. Но кажется, я знаю, где можно раздобыть немного масла. И еще меда.
Его рука легла ей на живот, нос уткнулся в затылок, и Салли почувствовала, как все ее мышцы в предвкушении напряглись.
– В самом деле? – Она слышала в своем голосе трепетные нотки ожидания.
– Да… – будто эхо, докатился до ушей его ответ. Дэвид медленно высвободил руку из ее волос и скользнул ладонью по ключице, по ложбинке меж грудей, по животу, провел кончиком пальца по краям пупка.
Салли хотелось одновременно и вытянуться, и свернуться, но он держал ее крепко.
– Тебе это нравится, ведь так? – Салли чувствовала улыбку в его голосе.
– Почти так же, как нравишься ты.
– Почти? – Рука Коллиара двинулась ниже, коснувшись завитков в самом низу живота. – Возможно, я смогу с этим что-то сделать…
Его умелые пальцы скользнули в складки ее лона, и она чувствовала, как выделявшаяся влага облегчает им путь.
– Дэвид…
– Да… – отозвался он и ввел еще один палец, наполняя ее желанием и томлением.
– Дэвид, – снова произнесла она, потому что у нее не было никаких других слов, чтобы подбодрить его, побудить продолжить и заполнить ту невыносимую пустоту, которая все больше открывалась в ней от каждого его прикосновения. Пустоту, которую мог заполнить лишь он один.
И Коллиар понял. Или же, возможно, его подстегивали те же демоны, та же нестерпимая потребность. Он извлек из нее пальцы и, подхватив под колено, мягко, но уверенно развел ее бедра.
В следующее мгновение Салли ощутила на входе его напряженное естество и откинула голову назад, меж тем как он скользнул в глубь ее тела.
Она чуть не задохнулась от потрясения и восторга. Ей было известно, что такая позиция вполне возможна. Да и как не знать, живя в этом мире с обилием портовых проституток, что человеческое соитие может принимать самые разнообразные формы. Однако Салли не имела ни малейшего представления о том, какие ощущения могут возникнуть, когда тобой овладевают подобным образом. Когда это делает он, буквально окутывая тебя всем своим существом, так что кажется, будто и воздух, втгиваемый в легкие, исходит от него.
В таком контакте проскальзывало нечто первобытное, и это возбуждало еще сильнее. Салли ощущала себя частью Коллиара, меж тем как они толчками продвигались к границам чего-то неизведанного, пока в момент блаженной вспышки не стали наконец единым целым.
Они любили друг друга до самых сумерек, пока их шумное дыханье, эхом отражавшееся от остывающих стен, не напомнило Коллиару о том, где они находятся. И что им надлежит делать вместо того, чем они занимаются.
Боже всемогущий… О чем он вообще думает?
Похоже, они занимались любовью несколько часов подряд. Его бриджи находились при нем, зацепившись штаниной за лодыжку, а вот рубашки и жилетки нигде не было видно. Он расшвырял их в большой спешке. А как снял мундир, даже и не помнил. Сердце Дэвида как молот колотилось в груди. Он был совершенно изнурен. Но при этом никогда еще не чувствовал себя таким счастливым.
– У тебя соломинка в волосах, – с нежностью прошептала Салли.
Он повернул голову, чтобы увидеть тепло ее глаз и то, как она прекрасна.
Торопиться было ни к чему. После всего, что здесь творилось, небольшая задержка не имела значения. После ухода отсюда у них вряд ли появится возможность все повторить. Коллиар повернулся набок и привлек Салли к себе.
– Это не солома, а сено. Оно есть и в твоих волосах.
– В самом деле? – улыбнулась она и провела пальцами по своей яркой пышной гриве, вычесывая застрявшие травинки.
– Нет, вот здесь… Позволь мне. – Это был лишь предлог, чтобы прикоснуться к этому вибрирующему водопаду, пропустить этот искристый шелк меж пальцев.
И с каких это пор он обрел подобную чувственность? Наверное, с того момента, когда Салли Кент появилась на корабле, и его жизнь и все остальное – самодисциплина, сдержанность – словно вылетели за борт. Но теперь станет легче. Они исторгли из себя это дьявольское наваждение, вознеся щедрую жертву на алтарь страсти, и теперь могут полностью сосредоточиться на выполнении порученного задания.
О котором самое время вспомнить.
– Не хотелось бы об этом говорить, но нам следует поторопиться.
– Разумеется, – согласилась Салли и принялась собирать разбросанную одежду.
Дэвид откинулся на спину и стал натягивать бриджи. Салли с улыбкой глянула на него через плечо, и вид у нее был столь соблазнительный, что он с трудом удержался от того, чтобы не овладеть ею снова, и заставил себя надеть рубашку.
Разрази его гром! Он только что обесчестил сестру своих друзей, в каком-то заброшенном хлеву, не скинув толком сапожищи.
И не отказался бы это повторить.
Охвативший его жар был, вероятно, проявлением стыда, от которого он вообще должен бы сгореть. Ему следует отрепетировать покаянную речь. Он проявил поспешность и несдержанность, позабыв, где они находятся и куда направляются. И ни единой мысли о последствиях.
– Послушай, Салли, – начал Дэвид. – Я… Ты в порядке?
– В полнейшем, – улыбнулась она и, продолжая собирать одежду, направилась в другой угол чердака – полуобнаженная, не осознающая своего воздействия на него.
Судя по всему, Салли довольно спокойно воспринимала свое грехопадение и, похоже, ничуть не переживала по данному поводу, в отличие от него. Хотя по всем понятиям дочь такого человека, как капитан Александр Кент, лишенная девственности, должна была бы со слезами на глазах ожидать предложения.
Мысль об отцах вообще и об отце Салли в частности не прибавила Коллиару оптимизма.
– Извини… Мы не должны были… Я не должен… Мне следовало подумать. – Он провел рукой по волосам. – Я сожалею…
– Перестань, – тихо, но решительно прервала его Салли. – Пожалуйста, не надо. – Она улыбнулась, но он не мог не заметить влажный блеск в уголках ее прекрасных серых глаз. – Не нужно никаких сожалений. Я понимаю, что это ошибка. Но это было великолепно. Я ни о чем не жалею, и не пожалею никогда.
Коллиару хотелось как-то утешить ее, заверить, что он тоже не испытывает сожалений, но Салли была не из тех, кому требуются пустые заверения. Она слишком проницательна. И сейчас, когда им предстоит трудновыполнимое и рискованное задание, когда их жизни в опасности, совсем не время для пустопорожних разговоров. Так же, как и для матримониальных предложений. Однако существовала и другая опасность.
– А как насчет последствий? Что если…
– Не беспокойся, Дэвид. Я осознаю свой долг. Мы оба знаем, что долг прежде всего.
Как видно, она неправильно его поняла, но Дэвида обрадовало ее понимание, что в настоящее время в их отношениях не могут произойти изменения. Впереди у них по-прежнему грандиозная задача.
– Да, это так. – Внутри него прокатилась прохладная волна, которая, возможно, была проявлением чувства облегчения. – Я рад, что ты понимаешь.
– Я всегда это понимала. Итак, какие у тебя соображения?
Возвращение на твердую почву должностных обязанностей действительно принесло облегчение.
– Я думал о намерении капитана выманить французов в море. Вообще мне не нравится его замысел, но я уверен, что наибольший ущерб нанесет поджог кораблей.
– А почему он тебе не нравится?
Коллиар лишь махнул рукой. Было бы слишком долго объяснять свое почти иррациональное, глубокое неприятие уничтожения корабля с помощью поджога, хотя он с огромной радостью разгромил бы любое количество французских кораблей в открытом бою.
– Проблема в том, что нам потребуются два корабля – один для поджога, а другой, как трофей, для возвращения на «Дерзкий». И кроме того, лодка, чтобы подобраться к самим кораблям.
– То есть три плавсредства. И для ухода нужно что-то вроде кеча или шлюпа – то, что может идти почти против ветра и проскользнуть в узких местах.
– Верно.
Коллиар приблизился к окну, откуда действительно открывался отличный вид и в южном направлении, и в восточном, где находился Брест. Со своего наблюдательного пункта они могли пересчитать стоявшие там корабли и наблюдать передвижение на палубах. Коллиар повернулся, чтобы взять сумку, но Салли уже протягивала ему его подзорную трубу.
Ему не требовалось что-либо объяснять. Он мог полностью на нее положиться. И Дэвид полагался и опирался на нее почти всю ночь, пока они добирались сюда. Одному лишь Богу известно, как бы он справился, если бы остался один или с кем-то менее сообразительным, чем «гардемарин Кент».
– Что ты видишь?
Салли уже навела фокус в собственной трубе и теперь подсчитывала, двигая подбородком.
– Двадцать… и один парус отдельно. Да это целый флот! Четыре трехпалубника, четыре фрегата, два корвета, два брига и один катер. Те корабли, что вне линии, похоже, стоят на якоре вплотную друг к другу. Но для поджога нам нужно выбрать достаточно большой корабль, чтобы запустить кошку в голубиную стаю. – Она направила трубу на восточную часть бухты.
Коллиар последовал ее примеру и заметил старенький кеч, стоявший на отшибе.
– Ты видишь ту посудину? С названием «Бель Айсл»? Как раз и подойдет в качестве запала. Экипаж там, похоже, небольшой, а может, и вовсе отсутствует. – Он перевел взгляд обратно, отмечая не слишком большую степень активности. Похоже, к осени боевой пыл и готовность сражаться за Великую империю пошли у французов на убыль.
– А как насчет «Сент-Этьена»? Тот, что напротив западной части города, которую они называют Рекувранс? Посудина, предназначенная для прибрежной торговли. Можно использовать ее для захвата другого судна.
Коллиар снова глянул в трубу.
– Черт возьми, называй это шлюпом, – с шутливой строгостью посоветовал он. – Да, он подойдет. Будем надеяться, он останется там и ночью. Хотя, если нам удастся отвлечь достаточное количество людей от берега, выбор у нас расширится.
– И как ты планируешь это сделать?
– Мы сделаем с городом то же самое, что и с гаванью: подожжем его. Будем пускать петуха по мере продвижения.
– Сначала нам надо как-то пройти через ворота. С нашими сумками и оружием. Это получится, только если мы переоденемся. – Салли указала на аккуратную стопку похищенной одежды.
– С твоими рыжими волосами мы не проберемся через ворота даже в ворованных нарядах.
– Но ведь бретонцы происходят от кельтов, – возразила она. – Так что среди них тоже могут быть рыжие.
– Все равно слишком рискованно. Думаю, лучше попробуем раздобыть лодку где-нибудь выше по течению и на ней незаметно спустимся в город. Однако ты права – униформу следует снять.
За такую понятливость и уступчивость Салли вознаградила его улыбкой. И принялась разбирать украденную одежду.
– Вот… Это тебе наверняка подойдет. Если, конечно, понравится.
Предложенные Салли вещи оказались полинялой вязаной фуфайкой голубовато-сероватого цвета и такими же линялыми широкими штанами – то, что в здешних краях мог бы носить любой рыбак или моряк. В чужой одежде Коллиар чувствовал себя полнейшим идиотом, и ему пришла в голову мысль, что за последние двенадцать лет он не носил ничего, кроме униформы. Но, как видно, пришло время изменить своим правилам.
Фуфайка пришлась впору, главным образом потому, что растягивалась, а вот штаны были ему слишком широки, да еще и коротковаты. Хотя если стянуть их поясом от шпаги, они вполне могли сослужить службу. По крайней мере, уберечь его от разоблачения британского офицера.
– Без мундира я чувствую себя почти голым.
– Н-да… Мы с тобой та еще парочка… – Голос Салли, стоявшей за его спиной, звучал как-то необычно. – Я даже не знаю, куда пристроить шпагу. Или пистолет. Я и не подумала об этом, когда…
– О боже! – невольно вырвалось у обернувшегося Коллиара.
Салли казалась такой же, как и прежде, и в то же время совершенно иной. Без униформы, делавшей ее похожей на прочих гардемаринов, она приобрела индивидуальность и выглядела необыкновенно женственно. Лиф корсажа был низким, и Коллиар впервые имел возможность созерцать ее открытую изящную шею, плавно переходившую в плечи. Хрупкие ключицы обрамляли участок веснушчатой кожи над выпуклостью грудей, и ему хотелось прикоснуться к этому месту, после чего скользнуть ладонью за вырез корсажа.
Рыжие волосы ниспадали на плечи, рот приоткрылся словно в безмолвном вопросе, губы казались такими нежными и мягкими. Просто удивительно, как другие могли не замечать того, что для него являлось столь очевидным.
– Тебе дурно? – обеспокоилась Салли.
Коллиар замотал головой, отвергая подобное предположение, меж тем как его взгляд гулял по ее фигуре, скользя по линялому корсажу неопределенного цвета, по заношенной юбке и фартуку, которые не могли скрыть того факта, что она была невероятно привлекательной и отлично сложенной девушкой.
Пламя, обжигавшее его сейчас изнутри, было даже не ревностью, а чем-то более сильным, вызывающим желание укутать Салли в плащ, чтобы другие мужчины не могли увидеть того, на что с такой жадностью глазел он сам. Наверное, это было примитивнейшим чувством собственника.
– Плохо другое, – проговорил Коллиар. – Мы не сможем пройти незамеченными, если ты будешь так выглядеть. Проклятые французы просто не дадут тебе прохода.
Салли прекрасно поняла смысл его слов. И она не была такой уж застенчивой. Его несколько умиротворил лишь тот факт, что ее широкая счастливая улыбка предназначалась исключительно ему.
– Но ты и станешь моим французом. И будешь отпугивать других своим грозным взглядом.
– Возможно, мне удастся удержать их от того, чтобы распускать руки, но я не смогу закрыть им глаза. Нужно сделать тебя менее привлекательной.