Почти скандал Эссекс Элизабет
Салли не ахнула, в отличие от других, не вскинула руку, чтобы прикрыть лицо, как в инстинктивном сочувствии сделала Грейс. Она не позволила горячей волне подобраться к ее глазам и приняла удар молча, без содрогания, меж тем как болезненное онемение втекало в ее грудь, заполняя пустоту легких, пока не возникло ощущение, будто она тонет.
Вокруг слышался ропот возмущения, боковым зрением Салли видела, как братья сплотились, словно образуя дамбу перед наступающим океаном, чтобы избавить ее от еще большего огорчения.
– Черт возьми, Дэвид… – начал Мэтью, который сразу же растворился на периферии ее зрения вместе с окончанием фразы.
Грейс тоже выразила свое негодование:
– Послушайте, сэр, что означает подобное…
Но Оуэн остановил ее:
– Грейс, не надо.
И они также сдвинулись за края ее восприятия.
Потому что Салли видела то, чего не видели другие. Она видела, как осторожно держится Коллиар, насколько он бдителен.
Она понимала, что Дэвид балансирует на той же грани, что и она.
Это вызвало у Салли если не надежду и облегчение, то по крайней мере… любопытство. Если он явился сюда не ради причинения боли или разоблачения – а она была уверена, что не для этого, – то какого черта ему здесь надо?
Для Салли не существовало ничего и никого, кроме Коллиара, который подступал все ближе, пока не подошел совсем вплотную, так что ей пришлось поднять голову, чтобы видеть жесткие линии его лица. Он смотрел на нее слегка нахмурясь, пристально и даже сурово, но эффект этого взгляда странным образом смягчался таким домашним запахом крахмала, исходившим от его рубашки.
Дэвид поднял руку и кончиком пальца провел по розовой линии, идущей от ее виска. И это прикосновение было не слишком приятным, вызвав ощущение жаркой пульсации.
– Этот шрам напоминает мне, – заговорил Коллиар, – о ране, полученной в бою одним моим отважным соратником. Который спас мне жизнь и который мне очень дорог. – Выражение его лица при этом не изменилось. Он не улыбнулся, чтобы ободрить ее, и лишь глядел на нее не моргая. И побуждая ее к тому же.
– Скажите, мисс Кент, – продолжал Коллиар, не обращая внимания на окружающих, – не могли бы вы оказать мне честь и пройтись со мной по залу. Чтобы рассказать мне, каким образом вы приобрели точно такое же повреждение.
И не дожидаясь ответа, он положил ее ладонь на сгиб своего локтя и повел за собой.
Салли не понимала, как она передвигается, как переставляет свои ватные ноги, умудряясь не падать. Она не знала, о чем думать, что делать, куда глядеть. Она могла лишь чувствовать – его сильную руку под ее ладонью, тепло его большого тела, которое словно загораживало ее ото всех, меж тем как они шли по залу.
На них смотрели, и не только ее близкие. В поле зрения попало озабоченное лицо Грейс, которой Оуэн что-то шептал прямо в ухо. Около дверей стоял ее отец с настороженным и грозным видом.
И Салли не знала, как его успокоить. Она не знала, как успокоить саму себя. Она просто следовала за Коллиаром, который выгуливал ее по гостиной, и собравшиеся наверняка недоумевали, что может быть общего у столь импозантного мужчины с такой несерьезной девицей, как Салли Кент.
Она наконец обрела способность говорить.
– Сэр, мне кажется, мы создаем скандал.
– Я полагаю, мисс Кент, вы создали его еще несколько месяцев назад, – отозвался Коллиар. – И я прибыл сюда в общем-то для того, чтобы удостовериться в этом.
Было непонятно, сказал ли он это с юмором или с осуждением.
Резко развернувшись, Салли потянула его из гостиной, а затем дальше по коридору в заднюю часть дома, выходящую в сад.
Но уже на полпути Коллиар, сбросивший с себя флер мрачной загадочности, притормозил ее.
– Куда вы меня тащите, Кент? То, что я хочу сказать, займет по крайней мере еще несколько минут.
– Перестаньте, – прошептала Салли. – К чему этот самоуверенный тон? Вы не лучше меня осознаете, что делаете.
– Неужели? – Дэвид насмешливо приподнял бровь. – Я так не думаю.
Что-то похожее на ревность закралось в ее сердце, и Салли даже споткнулась, но Коллиар ухватил ее за запястье, после чего другой рукой приобнял за талию.
Салли попыталась высвободиться, еще не готовая простить его за ту боль, которую он причинил ей сначала своим отсутствием, а теперь – своим появлением. Затем потянула Коллиара в комнату, из которой открывался вид на зимний сад. На столе здесь стояли две зажженные лампы, подальше от окон, чтобы гости могли любоваться садом в свете фонарей. Едва Салли переступила порог, ее легкие наполнил аромат рассаженных по горшкам растений. Конечно, этот аромат имел мало общего с запахом дуба и смолы, преобладавших на корабле, но тем не менее он казался достаточно реальным и знакомым, чтобы действовать успокаивающе.
Салли находилась на своей территории, и больше не являлась его подчиненной, и потому могла общаться с Коллиаром на равных.
– Теперь можете отпустить меня, мистер Коллиар. Я никуда не убегу.
– Я этого и не опасался. Ведь убегать не в ваших правилах, не так ли, Кент?
– Разумеется. Так что можете меня отпустить.
– Пока воздержусь от этого, – сказал Коллиар. – И кажется, я намерен вообще никогда тебя не отпускать.
Сердце в груди гулко колотилось, нагоняя жар, сжигавший заслон внутреннего оцепенения.
– Дэв… мистер Коллиар… Не говорите того, в чем вы не убеждены и о чем будете потом сожалеть.
– Кент, ты достаточно хорошо меня знаешь, чтобы убедиться в том, что я никогда не произношу пустых фраз.
– Все это лишнее. Когда вы появились, по вашему мрачному лицу я сразу поняла: вы приехали лишь затем, чтобы спасти свою совесть. Никто из них ничего не знает. – Салли указала в сторону гостиной, подразумевая отца и братьев. – Я ничего им не рассказывала. То есть они, конечно, знают, что я служила под вашим началом на «Дерзком», но им не известно, что я… что мы… – Салли запнулась при воспоминании о том, чем занималась в его объятиях, и по ее коже прокатилась жаркая волна. – В общем, никто ничего не знает. И никогда не узнает.
– Понятно… – Коллиар встал между ней и дверями, словно все же опасался, что Салли может ускользнуть. – Ну а как ты сама? Что ты знаешь? Что помнишь? Я помню все – каждую ночь, каждую подробность. И вспоминаю снова и снова. Ты постоянно присутствуешь в моем сознании. Я не могу думать ни о чем и ни о ком, кроме тебя.
– Конечно же, я помню. Я помню, но… Все уже не так, как прежде. Я уже не та. – Страх, который Салли старалась удержать внутри, выскальзывал наружу, надрывая ее голос. Но она должна сделать это. Салли шагнула к столу, на котором стояла лампа. – Взгляни на меня. Посмотри как следует.
«Пусть смотрят, и скоро они убедятся, что смотреть в общем-то и не на что…»
Однако Коллиар был не таким, как остальные. Он видел то, чего не видели другие. Он видел все.
Его взгляд был таким же, как всегда, меж тем как он обозревал ее поврежденное лицо, которое читал словно раскрытую книгу – так, как обычно читал море, выявляя все его секреты.
Не выдержав, Салли отвернулась, ибо не выносила долгого ожидания, но Коллиар, подняв руку, вернул ее голову в прежнее положение и провел пальцами вдоль неровной линии, тянувшейся от виска к щеке. И на этот раз его прикосновение вызвало смешанное чувство удовольствия и боли, настолько пьянящее, что Салли на мгновение забылась.
– Знаешь, что я вижу, глядя на этот шрам?
Салли молчала, потому что не могла произнести ни слова. Она помнила ту щетину стежков, которые увидела в зеркале еще в Гибралтаре, и безобразную паутину неровных линий, ставших теперь розовыми.
Но восприятие Коллиара было иным.
– Я вижу лояльность и преданность. Вижу то, чем ты была готова пожертвовать ради меня. Я вижу любовь. Только любовь способна оставить столь долговременный след. Как это может меня не тронуть?
– Мне не нужна твоя жалость. – Салли высвободилась из рук Коллиара и повернулась к нему спиной, стыдясь слез, подступающих к глазам. Она не хотела, чтобы он видел, как ей тяжело. Она хотела быть сильной, хотела оставаться прежним Кентом. Однако за время их разлуки она слишком привыкла быть Салли. И даже от его признания в любви было так больно, что она едва могла дышать.
– Это всего лишь шрам, и я его вижу. Он как карта моих неудач. Но это не единственное, что я вижу. – Положив руки ей на плечи, Коллиар развернул ее к себе. – Не двигайся, позволь мне рассмотреть.
Салли закрыла глаза.
– Дэвид, пожалуйста, не надо.
– Ну и ну!.. Ты что, пудришься?
В его голосе слышалось столько изумления, словно он обнаружил у нее нож. Впрочем, что-то вроде ножа у нее и сидело внутри. Но с какой стати он удивляется? Почему она не может пользоваться пудрой?
– Надеюсь, для тебя это не признак наступающего апокалипсиса?
Коллиар медленно раздвинул губы в улыбке. Похоже, такой способ выражать эмоции, как улыбаться, по-прежнему был для него непривычным.
– Апокалипсис я уже видел. Так же, как и ты. Но я никак не ожидал увидеть тебя такой.
– Черт возьми! Я хоть и сказала, что не нуждаюсь в твоей жалости, это все равно не дает тебе права относиться ко мне, как…
– Я увидел в тебе женщину, – произнес Коллиар. – Я даже не ожидал, что ты можешь выглядеть так женственно. Точнее сказать, как леди.
Салли замерла, меж тем как в ее груди расцветало что-то очень хрупкое, похожее на надежду. Коллиар подступил к ней еще ближе, настолько близко, что она ощутила тепло его дыхания на своей щеке и силу, исходящую от его могучего тела.
– Наконец-то ты умолкла. Это дает мне шанс. – И Дэвид стал склонять голову.
Салли зачарованно смотрела, как приближались его уста, как закрылись его глаза при первом трепетном контакте с ее губами. Это было лишь легким касанием, одновременно и горьким, и сладким, и почти невыносимым.
А затем его губы накрыли ее рот, посылая внутрь нее жаркое изумление.
Это было слишком напористо, слишком быстро. Если она откроется ему и поддастся опьяняющей надежде, то уже не сумеет вернуться назад.
Но Дэвид не мог слышать слова, звучавшие в ее голове, а его губы не позволяли высказать их. Он прижимался все крепче, облизывая ее нижнюю губу, дразня и теребя, пока Салли тоже не стала отвечать, продвигая язык навстречу его языку. А затем Коллиар проник к ней в рот, и наступило блаженство, избавление и освобождение, и все, что только можно представить. В нем самом было все возможное, все, что ей требовалось.
Она подняла руки, чтобы запустить пальцы в его великолепные волосы и прижаться…
– Салли! – Этот оклик донесся за секунду до того, как распахнулась дверь.
Слава богу, это была лишь Грейс, а не отец. Или же, еще хуже, братья. И прежде чем глаза Грейс привыкли к полутьме, Салли успела отскочить от Коллиара и оправиться.
– О господи! – проговорила Грейс, входя в комнату и протягивая руки к Салли. – Ты в порядке? – Ее взгляд переместился с нее на Коллиара и обратно. – О-о!
Глаза невестки озарились пониманием, и Салли почувствовала, как ее щеки охватывает жар. Она взглянула на Коллиара – тот поспешил принять свой обычный каменно-невозмутимый вид, хотя под его загаром все же проступил некоторый румянец.
Грейс сделала еще один шаг и резко остановилась.
– Прошу прощения. – Она в изумлении прикрыла рот рукой. – Я и не догадывалась, хотя должна бы… У вас ведь любовь.
Взяв Салли за руки, Грейс поцеловала ее в щеку и стала пятиться к двери.
– Я постараюсь, чтобы вам не мешали. Но лишь пару минут, не больше. Я задержу остальных. – И она удалилась, прикрыв за собой дверь.
Салли стояла все на том же месте и словно балансировала между прошлым и будущим. Впервые в жизни она боялась что-либо предпринять и даже что-то произнести.
Но Коллиар такого страха не испытывал.
– Похоже, Салли, твоя настоящая тайна наконец-то раскрыта.
Глава 27
Она даже не улыбнулась ему. Ни разу.
Его же собственную улыбку словно смахнуло с лица, когда он вошел в зал и увидел ее. Дэвид совсем не ожидал того, что предстало его взору, – молодая красивая женщина, беззаботно смеющаяся в кругу близких и друзей. Но разве Салли не говорила ему, что не создана для балов? Ведь именно поэтому он и приехал.
Дэвид ожидал увидеть ту же самую девчонку, которую оставил в кают-компании «Дерзкого» с воспаленной раной на лице и скрипевшую зубами от боли. Ожидал увидеть ужасный шрам, который на момент их расставания представлял собой черную полосу, протянувшуюся от виска к щеке. Он полагал, что Салли будет тихо сидеть где-нибудь в уголке, замечаемая лишь близкими.
По правде говоря, он явился ее спасать.
Но Салли не нуждалась в спасении. Так или иначе, она выплыла самостоятельно.
Дэвид почувствовал себя почти так же, как и в тот момент, когда сошел на берег в Плимуте с намерением отправиться к ней. Так же, как всегда чувствовал себя на твердой суше, – неуверенно и шатко. Как рыба, выброшенная на берег.
Салли так и не улыбнулась ему, зато поцеловала его, и это внушало надежду. От этого можно было плясать.
– Ну вот, Салли, твоя тайна раскрыта. Теперь все знают, что у нас с тобою любовь. Все, кроме тебя.
Ее ротик, эти чудесные розовые губки удивленно приоткрылись. Салли стояла словно пригвожденная к месту, словно подвешенная между двумя желаниями, удерживающими ее, как будто одновременно боялась и его самого, и того, что он уйдет.
Решив изгнать из нее сомнения, Коллиар шагнул ближе и привлек Салли к себе, обняв ее за талию. Она как будто похудела, что казалось довольно удивительным, учитывая превосходство домашней кухни над корабельной.
С Салли произошли также и другие, более любопытные изменения. Ее груди, которые он так часто представлял, были сейчас приподняты и округлены лифом ее изумительного платья. Дэвиду хотелось сказать, что с такой грудью она может не беспокоиться по поводу своего шрама. Потому что ни один нормальный мужчина не станет глазеть на ее лицо при наличии столь интересной альтернативы.
Но он слишком хорошо знал Салли, чтобы льстить ей подобным образом. Она наверняка возмутится и прогонит его прежде, чем он успеет использовать лучшие доводы. А такие доводы у него имелись.
– Я едва узнал тебя. Ты совершенно другая. И ты уже не пахнешь как моряк. От тебя пахнет свежестью, чистотой и…
– Ты хочешь сказать, что прежде от меня воняло? То есть ты…
Дэвид прикрыл ей рот поцелуем.
– Помолчи, Кент. От тебя пахло не хуже и не лучше, чем от других гардемаринов. Впрочем, нет. От тебя пахло кастильским мылом. А сейчас твой запах соответствует твоему виду – от тебя пахнет женщиной. Чем-то таким… – он замялся, подыскивая слова, – свежим и новым.
– Сейчас от меня тоже пахнет мылом, только другим. Ничего особенного, никакой магии.
Но Дэвид не желал слушать ее возражения. Он проделал весь этот путь и столько всего перенес ради одной цели. Ради нее. И его ничто не остановит.
– Нет, все дело в тебе самой. В твоей уникальности.
В ответ Салли попыталась отстраниться, однако Коллиар не собирался ее отпускать. Он вновь овладел ее ртом, но Салли оставалась жесткой и неуступчивой, она даже выгнулась в его руках, и это немного настораживало.
Тогда он решил сменить тактику, перекинувшись на другой галс.
– Ну а как насчет меня? Надеюсь, я хорошо пахну? А как выгляжу? Вся эта моя оснастка исключительно ради тебя. Надеюсь, ты рада меня видеть? Ты думала обо мне? О том, как я обхожусь на корабле без тебя, без твоей помощи, без твоей зоркости, ведь многие вещи умели замечать только мы с тобой. Ты беспокоилась обо мне? Хотя бы немного?
– Не говори ерунды! Конечно же, я думала о тебе и хотела знать, где ты, что с тобой. А выглядишь ты отлично. Просто замечательно. Но ты и сам это наверняка осознаешь, ведь у тебя же есть и зеркало, и мозги. Так что ты, конечно же, понимаешь, каким красавчиком являешься.
– Спасибо. Я невероятно рад тому, что ты считаешь меня красавчиком. – Дэвид взял ее ладони, которые казались необычайно белыми в его загорелых руках. – И ты должна знать, что я старался исключительно ради тебя. Чтобы произвести на тебя впечатление. Чтобы напомнить… чтобы сказать: я люблю тебя.
Коллиар чувствовал ее пульс, ее сердцебиение, отдающееся в его груди. Он был открыт для нее и словно шел в бейдевинде, ожидая, когда она решит, каким курсом следовать.
Салли меж тем хмурилась и качала головой.
– Я думаю, ты любишь ту личность, которой я была прежде. Если ты и любишь кого-то, то «гардемарина Кента», а не Салли. Но я уже не «гардемарин Кент». Я изменилась. Все изменилось.
– В чем? Для меня твой шрам ничего не меняет. Черт возьми, да я его едва различаю!
– Возможно, – согласилась Салли. – Мой шрам – всего лишь внешний дефект, и я не допущу, чтобы по нему оценивали мою личность. Я также не могу допустить, чтобы мои, так сказать, офицерские качества стали единственным мерилом моей ценности.
– Так ты думаешь, что я ценю только твои офицерские качества? Что ты нравишься мне и я полюбил тебя за твою полезность флоту?
– Конечно. – Теперь уже Салли нахмурилась. – Не пытайся это отрицать, ты прекрасно знаешь, что это так.
– Салли, глупенькая… Мне, к примеру, нравится Моффат. Я считаю его отличным моряком и очень полезным членом экипажа, однако я никогда не испытывал желания поцеловать его.
– Ну да, потому что он мужчина.
– Верно… А как насчет Длинной Шпильки? По мнению многих, от нее на флоте тоже немало пользы.
– Дэвид, подобное сравнение неуместно. Дело вовсе не в этом.
– Разумеется… Ты нравишься мне, потому что в тебе заключено то же самое и даже больше. Но главным образом просто потому, что ты – это ты. И не важно, чем ты занимаешься, ты можешь вообще ничего не делать. Даже если ты целыми днями будешь бездельничать и распивать чаи… Хотя я бы очень удивился, если бы так происходило на самом деле… Если бы от тебя не было никакой пользы, кроме чисто декоративной, я бы все равно любил тебя. И желал бы стать твоим мужем.
– Дэвид, все это несерьезно.
– Почему? – Он поцеловал ее, словно подтверждая свои слова.
Коллиар не раз обещал себе, что будет сдержанным с Салли, но все в ней подвергало испытанию его сдержанность. Он целовал ее как человек, слишком долго пробывший в море и почти забывший вкус свежей воды. Он словно нырял в приветственную мягкость ее губ.
– Салли, – произнес Коллиар, прикасаясь к блестящему великолепию ее волос, собранных в высокую прическу. Которые хотелось освободить, пропустить меж пальцев, увидеть раскинутыми на подушке. – Позволь мне целовать тебя, позволь быть с тобой, позволь заботиться о тебе. Стань моей, потому что, осознаешь ты это или нет, я уже стал твоим.
– Обо мне не нужно заботиться.
– Салли, ты разве не слышишь меня? Мне нужно, чтобы ты заботилась обо мне. Прикрывала со спины. Никто другой не сделает это лучше тебя. Только ты. Мы можем обоюдно заботиться друг о друге. Пожалуйста, Салли.
Дэвид видел, как она меняется, осознавая смысл его слов. Ее лицо начало проясняться, на нем снова проступили теплые краски, скрытые под слоем пудры.
– О, Дэвид… – Губы Салли раздвинулись в озорной, почти мальчишеской улыбке, озарившей ее лицо подобно рассвету. – Ради бога, называй меня Кентом, когда мы целуемся.
Коллиар слегка приподнял ее.
– Я воспринимаю это как согласие.
Их обвенчали в церкви короля Карла Мученика, как и представителей многих поколений Кентов. И день был очень похож на первый – шел точно такой же ливень, и Салли сочла это добрым предзнаменованием.
Грейс раздобыла еще одно великолепное платье из голубого шелка, в котором Салли ощущала себя уверенной и изящной и которое не давало братьям повода для нелестных комментариев.
Коллиар неожиданно для нее явился в новой капитанской униформе, эполеты которой сверкали в солнечных лучах, проникавших сквозь мозаичные стекла.
И даже не дождавшись, пока она с отцом прошествует к алтарю, Салли воскликнула:
– Дэвид, ты получил повышение?!
В ответ он раздвинул губы в улыбке и раскинул руки.
– Как видишь.
– А я полагала…
– Дорогие венчающиеся… – начал было священник.
– Но почему ты не сказал мне? – продолжала Салли.
– Я хотел сделать тебе сюрприз. В качестве свадебного подарка.
– Это не сможет стать свадебным подарком, если свадьба не состоится, – строго заметил отец.
Но Салли это не остановило. Она не сводила взгляда с Коллиара.
– И ты уже получил корабль?
– Мисс Кент, – снова напомнил о себе священник, – не могли бы вы отложить на потом ваши расспросы?
– Думаю, нет. Грейс утверждает, будто между мужем и женой не должно быть секретов. Так, мне хочется узнать, какие перспективы у моего жениха, прежде чем я выйду за него.
– Могу тебя обрадовать: я достаточно богат, – сказал Коллиар. – Я получил немалые средства, благодаря захваченным трофеям. Думаю, тебе приятно будет узнать, что та шебека принесла значительную сумму, хотя и гораздо меньшую, чем один французский корабль. За него мы получили огромную долю. А еще была великолепная яхта, с которой у меня связаны приятные воспоминания.
– Приятные? – повторила Салли, чувствуя, что ей становится жарковато в ее шелковом платье. Но это не могло сбить ее с прежнего курса. – Ну а как насчет своего корабля?
– Ах, корабля… Тебе известно, что «Свифтшуер» снова вошел в состав флота? Думаю, тебе будет приятно узнать, что командовать им назначен капитан Маколден.
Эта новость действительно порадовала.
– Как здорово! Корабль замечательный, и, возможно, его отправят в Вест-Индию, так что капитан Маколден сможет чаще видеться со своей женой. Она, должно быть, очень скучает по нему.
– Да, возможно… Но вы, Кент, не отвлекайтесь, иначе никогда не получите ответ на свой вопрос и не дождетесь свадьбы.
– Сэр! – воскликнул священник.
Но Коллиар продолжал следовать прежним курсом.
– Так на чем я остановился?
– Ты говорил о том, что «Свифтшуер» снова вошел в состав флота.
– Умница… Ну а поскольку в нашем флоте появился новый «Свифтшуер», пока прежний находился у французов, то его пришлось переименовать. И знаешь, как Маколден назвал его?
– Понятия не имею. Ну, давай, не тяни.
– «Неотразимый». Я полагал, что он назвал его так в честь тебя, но, вероятно, он имел в виду свою жену.
– Дэвид, перестань… – Салли не смогла удержаться от улыбки.
Но, будучи теперь капитаном Коллиаром, стоящим у алтаря, он продолжал в прежней манере:
– А ты желаешь узнать, кто отныне командует «Дерзким»?
– Дэвид, неужели…
– Да, именно я. И я хотел бы узнать, миссис Коллиар, когда вы намерены подняться на борт моего корабля.
Салли не знала, сможет ли она когда-нибудь испытать большее счастье, чем теперь.
– Очень скоро. Но давай перейдем к делу, чтобы я смогла наконец стать миссис Коллиар.
– Ну слава богу, – в один голос произнесли ее отец и священник.
– Хотя… – Улыбка Салли по-прежнему предназначалась лишь Коллиару. – Поразмыслив, я предпочла бы все-таки скандал.
– Слишком поздно, – улыбнулся в ответ Коллиар. – У тебя имелась такая возможность. Теперь же, когда я возьму тебя на «Дерзкий», все должно быть благопристойно.
Именно так оно и произошло.