Загробные миры Вестерфельд Скотт
– Точно. – Литературный редактор тщательно проанализировал все упоминания о времени в книге Дарси. («Это был день в школе? Ночное время? Сколько прошло недель?») и собрал их в одном месте. Дарси изумилась тому, что не догадалась сама создать столь полезный документ.
Впрочем, другой документ – руководство по принятым в «Парадоксе» правилам оформления текста, был скорее загадочным, чем полезным. В «Парадоксе» требовали использовать серийные запятые[126] и хотели, чтобы воспоминания в виде прямой речи были выделены курсивом. Числительные до ста и сто требовалось писать прописью, а выше – цифрами, за исключением круглых чисел, появляющихся в диалогах, например, миллиона. А еще там было множество пунктов с деталями, о которых Дарси никогда и не задумывалась. Однако, по крайней мере, эти решения были приняты за нее.
Обратившись к самой рукописи, Дарси нашла новые каверзные вопросы и то, что можно расценить как «вкусовщину». Она в ужасе смотрела на поля, которые пестрели сотнями вопросительных знаков – по несколько штук на каждой странице. Дарси просматривала документ, выборочно читая редакторские пометки.
– Джен, что такое «нельзя шипеть без шипящего звука»?
– Откуда это? – спросила Имоджен, которая к этому времени открыла у себя в ноутбуке собственную копию документа.
– Когда Лиззи находится на своей кухне с мистером Хэмлином, – сказала Дарси, проследовав по пунктирной линии от комментария к тексту. – В том абзаце, где говорится: «– Тихо! – зашипела я…» Что означает «без шипящего звука»?
– А то, что в «тихо» нет ни одной «ш».
– Разве, если в слове нет «ш», его невозможно шипеть?
– Я умею. Тихо! – зашипела Имоджен, понизив голос до шепота, напрягая мышцы шеи и обнажив зубы, будто змея – клыки.
– Надо же, – восхитилась Дарси. – Ты и впрямь прошипела.
Она создала собственный комментарий и впечатала туда «оставить, как было». Этому корректурному знаку ее научила Кирали, сказав, что он является магическим заклинанием, отменяющим редакторскую правку.
– Один позади, миллионы впереди, – резюмировала Дарси, принимаясь читать дальше. – Ладно, вот пометка, где говорится: «Похоже, вы не определились насчет призраков. Они люди или нет?»
– Постой! Это редактор осведомляется о том, что в твоей книге представляет целую моральную дилемму?
– Да. Но послушай, Джен, она права. Лиззи постоянно беспокоит реальность личности Минди. Однако, когда исчезают пять убитых девочек, ей вообще все равно, куда они провалились!
Имоджен пожала плечами.
– Но жертвы маньяка – незначительные персонажи, вроде парней из военных фильмов, которые погибают на заднем плане. По сути, романисты – не что иное, как злые психопомпы. С несколькими персонажами мы обращаемся, как с настоящими людьми, зато остальные – пушечное мясо.
– Но если даже редактор проявил такой интерес к моим призракам, то эта дилемма любого сбивает с толку. Может, моя книга коренным образом непоследовательна в плане морали!
– Или редактор не любит неопределенность, – предположила Имоджен.
– Совершенно верно, – прошипела Дарси, хоть у нее и не получилось настолько по-змеиному, как у Имоджен. – Оставить, как было.
Затем они обе замолчали и углубились в чтение. Дарси лихорадочно просматривала бесчисленные вопросы. Завтра она начнет с самого начала и обдумает все по порядку, но сейчас даже простая выборка внушала ей чувство страха. Тем не менее она сдерживалась: не хотелось впасть в панику и испортить миг совместной работы с Имоджен.
Дарси соскучилась по совместным бдениям за одним столом, по тихому постукиванию клавиш, по груде бумаги. Имоджен еще не сняла пижаму, ее волосы спутались и неравномерно отросли после стрижки, и теперь все пряди выглядели восхитительно растрепанными. Возможно, когда Дарси снова начнет писать, фраза, выхваченная из дневника, выветрится из памяти.
– Отличный кофе, – произнесла Имоджен.
– Спасибо, – поблагодарила Дарси, уставившись в собственную пустую чашку. – И спасибо за то, что ты занимаешься моим текстом. Я знаю, как важен для тебя «Фобомант». Но я бы без тебя спятила.
Имоджен улыбнулась, одарив ее ленивым кошачьим подмигиванием.
– Наслаждайся, Дарси! Нет ничего лучше предпечатной подготовки. Поэтому повеселись! Ты получаешь возможность засесть здесь на целую неделю, копаясь в «Оксфордском словаре английского языка»[127] и раздумывая, что правильней: точка с запятой или длинное тире.
– Твое представление о веселье несколько отличается от моего, – проворчала Дарси. – В смысле, какое отношение имеет эта правка к историям? Так ли важна орфография в романе, у которого есть перчинка?
– Чудо в перьях, орфография и есть самый смак.
– А я ее в десятом классе называла порфография.
– Только помалкивай при Кирали! Иначе она отречется от тебя и никогда больше не напишет хвалебный отзыв на твою книгу.
Дарси хихикнула над собственным сленгом, но спустя секунду встрепенулась:
– Что-что? А разве Кирали собирается это сделать?
– Эх, я проболталась, – вздохнула Имоджен. – Кирали сама хотела тебе все сообщить. Ей безумно понравилась твоя новая концовка. Она назвала ее «в меру жестокой». Надеюсь, это не появится в отзыве!
Дарси широко улыбнулась, уныние последних недель покинуло ее.
– Я так рада, Джен, что ты мне сказала, хоть тебе и не положено.
– Когда Кирали позвонит, ты хоть сумеешь изобразить удивление?
– Разумеется. В глубине души я до сих пор поражена, что Кирали Тейлор вообще прочла мой роман. А ее решение написать рецензию…
Имоджен ухмыльнулась.
– Я бы сама написала отзыв, который бы могли втиснуть на обложку, но не думаю, что мое имя поможет тебе с продажами.
– Но ты его не читала, – сказала Дарси дрогнувшим голосом.
На лице Имоджен промелькнули удивление, замешательство и досада. Дарси напряглась: она-то как раз не собиралась давить на подругу, или произнести свою краткую тираду так убийственно серьезно.
– Во всяком случае, ты не читала новую концовку, – запинаясь, добавила она.
– Прости, – подняв руки, признала Имоджен, – я помешалась, знаю.
– По-моему, ты на меня сердишься.
– Не глупи. Меня доводит «Фобомант», а не ты.
Дарси попыталась притормозить, но слова так и посыпались из ее рта:
– Ты вечно твердишь, что я – мучение!
– Правда?
– Наверное, ты назвала меня так всего однажды… Помнишь ту ночь, когда я сунула нос в твой школьный фотоальбом? Однако «мучение» прямо застряло у меня в голове и… – Дарси зажмурилась. Вот и наступил момент истины. – Я… короче, я заглянула в твой дневник.
Наступила тишина. Дарси открыла глаза.
– Это получилось случайно. Мне должна была позвонить Нэн, а я не могла найти свой телефон.
– И ты воспользовалась моим, – проговорила Имоджен ничего не выражающим голосом. В нем не было ни злости, ни разочарования, ни эмоций. Она стала абсолютно бесстрастной, даже зрачки не двигались. На миг она как будто превратилась в картонный силуэт.
«Имоджен: 23 года, белая, высокая, короткие темные волосы».
– Я не собиралась ни на что смотреть, Джен. Я лишь хотела позвонить на собственный телефон… чтобы его найти, и наткнулась на твой дневник. Ты называла меня мучением и сукой. Совсем как ту девушку.
Имоджен медленно покачала головой.
– Неправда.
– Да, назвала! – взорвалась Дарси. Когда ее наконец-то пробило на честность, у нее не осталось иного выбора, кроме как дать себе волю. Ей требовалось выплеснуть гнев и обиду. – Проведи поиск. Найди слова: «После всех этих мучений, очередная сука!»
Имоджен вытащила мобильник из кармана и, задумавшись, неторопливо стукнула по экрану. А Дарси как-то отстраненно отмечала, что при каждом ударе ее сердца очертания комнаты на долю секунды искажаются. Когда она моргнула, из глаза выкатилась одинокая слезинка.
После бесконечной паузы Имоджен выгнула бровь.
– Ха. Никогда не обращала на это внимания!
– Никогда? – сердито переспросила Дарси. – Странно! Ты сама все написала!
– Не совсем, – ответила Имоджен до бешенства неживым голосом. – Ты здесь ни при чем, Дарси. Я писала о своей вступительной сцене. О версии, которая не нравится моему агенту.
– Не понимаю. С какой стати тебе так выражаться о сцене?
Имоджен неторопливо встала. Теперь ее тело пришло в движение, напоминая ожившую статую.
– Потому что «с» недалеко от «м», – спокойно ответила она и направилась к двери.
Дарси знала, что ей лучше пойти за ней и продолжить спор, пока все не выяснится. Плевать, что она подсмотрела проклятый дневник, важно, чтобы они обе узнали, как на самом деле относятся друг к другу. Главное – честность, а не секреты.
Важно, не сочиняет ли Имоджен/Одри в своей голове или дневнике очередную безжалостную статью, на сей раз о Дарси Патель.
Однако почему-то она не могла заставить себя сдвинуться с места. Она была слишком зла и удивлена тем, что Имоджен отвечает бессмысленными фразами.
Итак, «с» неподалеку от «м». Что за головоломка? В какой параллельной вселенной фраза из дневника могла бы относиться к вступительной сцене «Фобоманта»?
«С» неподалеку от «м».
У Дарси дернулись пальцы, и вдруг ее осенило. Не умом, а самой сутью рук, мышцами, наученными миллионами слов, которые она напечатала за свою жизнь, всеми бесконечными имейлами, школьными работами и фанфиками, чередой забракованных черновиков своего романа… Ее пальцы опять дрогнули, выстукивая по буквам слова. Она разгадала загадку.
Дарси уставилась на клавиатуру ноутбука. Действительно, буква «с» находилась совсем рядом с «м». Она закрыла глаза и увидела эту фразу снова…
«После всех этих мучений, очередная мука».
Палец Имоджен соскользнул и нажал «с», а может, одну из других букв в маленькой группе – «в», «а» или «п» – и благодаря программе ошибка стала безошибочно недвусмысленной.
– Проклятая автозамена, – прошептала Дарси.
Она кинулась в спальню. Имоджен уже сменила пижаму на одежду для улицы. Она складывала футболки в пластиковый пакет.
– Пожалуйста, Джен, не надо. Я теперь поняла. Ты перепутала буквы и сделала опечатку!
Имоджен повернулась.
– Думаю, ты хотела сказать, что это просто оплошность.
Дарси попыталась улыбнуться и едва не разревелась.
– Извини.
– И ты меня извини, – сказала Имоджен и откашлялась, – Дарси, я могу смириться с тем, что ты суешь нос в мои старые школьные фотоальбомы. Пусть. Тебе лишь хотелось что-нибудь разведать обо мне. И ты, безусловно, вправе знать мое настоящее имя. В любом случае, рано или поздно ты бы прочла тот очерк.
– Имоджен…
– Ты украла у меня сцену, но разве это проблема? Ты не специально. Пожалуй, когда писатели живут вместе, подобное случается. Меня все устраивало, правда, пока я могла иметь хоть что-то, что принадлежит только мне. Мой личный дневник.
– Да… но это вышло случайно.
– И давно? Когда ты его прочла?
Дарси уставилась в пол.
– За шесть дней до сдачи романа. Когда звонила Нэн. Я искала свой телефон.
– Однако ты ничего не забыла. И шесть недель молчала о том, что его читала! Вот почему ты была так угнетена, верно? Потому что все время думала о той фразе.
– Да, – сказала Дарси. Отныне и впредь ей придется быть честной.
– Потому что слова из моего дневника стали для тебя самым важным на свете, поскольку предполагалось, что это моя тайна и они только мои! – ответила Имоджен, отворачиваясь и заталкивая пригоршню нижнего белья в мешок для мусора. – Все остальное, о чем я говорила тебе за последние полтора месяца, на самом деле не имело значения, правда? Тебя убедили слова, и ты доверилась случайной опечатке! Не мне.
– Я доверяю тебе, Джен.
– Нет! Что бы я ни прятала, это всегда будет для тебя важнее того, что я говорю и делаю. Что бы я тебе ни дала, будет менее важным, чем то, что я оставила себе. Ты будешь все время хотеть больше, чем у тебя есть. Тебе будут нужны мои сокровенные мысли, мои писательские идеи, мое настоящее имя.
– Твое настоящее имя Имоджен Грей.
– Вовсе нет. Я – Одри, которая написала тот жалкий язвительный очерк. Вот кого ты во мне видишь.
– Я вижу в тебе Имоджен.
– Это просто мой писательский псевдоним, и, возможно, будет им не так уж долго.
– Пожалуйста, не говори так. И пожалуйста, прекрати паковать вещи, – взмолилась Дарси, прислонившись к стене и сползая, пока не оказалась на полу. – Поговори со мной.
– Ладно. Хочешь знать, что я на самом деле думаю? Что написано о тебе в моем дневнике?
– Да… – ответила Дарси, слыша, как затихает собственный голос. – То есть, если не хочешь рассказывать, не говори. Храни любые секреты, Джен.
– Я никогда не считала тебе сукой, Дарси. Ни разу. Ты ее противоположность – милая неопытная девушка. Может, немного везучая, не знавшая трудностей и невзгод, но достаточно умная, чтобы не нуждаться в том, чтобы тебе по-настоящему досталось от жизни. – Прекратив укладывать вещи, Имоджен застыла и заговорила безжизненным голосом с непроницаемым выражением лица. – Умная, но, возможно, не такая уж везучая, как кажется. Полагаю, тебе слишком рано в опубликованные авторы.
– О, – тихо произнесла Дарси. Ей только что разбили сердце.
– Не потому, что не готова твоя работа, а потому, что не готова ты. Ты не доверяешь мне и не станешь доверять собственному роману, когда тот выйдет и о нем начнут писать. Тысячи людей, порой выдающихся, порой глупых, а то и подлых, и вредных. Мне страшно за тебя, Дарси. В моем дневнике многие страницы посвящены тому, как мне за тебя страшно.
– Я не знала, – сказала Дарси.
– Это потому, что я не хотела, чтобы мои страхи стали твоими. И я не ошиблась, сохранив их в тайне, ведь ты сходишь с ума из-за опечатки! Что же с тобой станет, когда тысячи людей начнут придираться к твоему роману?
– Все будет в порядке, – сказала Дарси, – потому что ты будешь здесь.
– Возможно.
Дарси не поняла это слово. Не смогла. Она покачала головой.
– Еще я думаю, что ты слишком рано меня повстречала. В моем дневнике есть и об этом. Ты хочешь чего-то грандиознее этих отношений, чего-то небывалого и заоблачного, чтобы мы читали мысли друг друга.
– Нет. Я лишь хотела, чтобы ты прочла концовку.
– Да, в этом я виновата. – Каменный фасад Имоджен начал рассыпаться. Теперь она выглядела так, словно потерпела поражение в уличной драке, волосы стояли торчком, лицо горело. – Но пока я не разобралась со вступительной сценой и за последний месяц совсем не продвинулась в работе. Мне нужно прочистить мозги. Я хочу уехать к себе домой и написать книгу.
А затем Имоджен принялась запихивать в пакет для мусора свое имущество: зарядное устройство для телефона, пригоршню колец и привезенную из турне последнюю книгу Стэндерсона с автографом автора. Туда же полетели спичечные коробки, которые Иможден использовала исключительно для писательских целей, причем почти каждый из них был помечен ее мини-заметками о предположительных местах действия и потенциальных пожарах.
Дарси попыталась пошевелиться, не дать подруге уйти, но сила гравитации прижала ее к полу. Даже воздух стал вязким и густым и набился в легкие.
Имоджен, не прощаясь, пронеслась мимо Дарси, которая пыталась сделать судорожный вдох.
Везение оказалось для Дарси обманом, хитроумной приманкой, западней. В действительности ее удача была пустышкой, иллюзией.
Она слишком рано повстречала любовь своей жизни, а теперь она могла все потерять.
Глава 38
Вскоре вернулся Яма. Перед ним, заставляя мигать люстры над головами, стелился жар.
– Лиззи, – произнес он, и на миг я обрадовалась, услышав свое имя.
Однако я была вынуждена сознаться:
– Это была я. Он пришел сюда из-за меня.
Яма с сестрой посмотрели друг на друга. Его взгляд был печален, ее – полон злорадства.
– Мне жаль, – выдавила я.
Он покачал головой, но даже не приблизился ко мне. Он просто не сводил глаз с сестры. Меня поразило их сходство. Хотя он был немного старше, они и впрямь выглядели как близнецы, разве что ее кожа отливала серым, а его имела теплый смуглый оттенок.
Наконец он обратился ко мне.
– Я должен был научить тебя большему.
– Могла бы и сама понять, – хрипло сказала я и почувствовала во рту привкус ржавчины. – Ты постоянно повторял мне, как важны имена.
– Это моя вина.
– Довольно! – хлопнула в ладоши Ями, забрызгивая пол чернотой. – Время для покаяния наступит, когда наш народ будет в безопасности.
Я кивнула и вытянула руку. В поисках друг друга черные капли под нашими ногами скользили, подобно блестящей ртути. Они стекались в лужу, такую же гладкую, как диск оникса.
– Как мне его найти?
Яма наконец-то взял меня за руку.
– Не произноси его имя. Так ты его только предупредишь. Думай о той встрече с ним, когда ты поцеловала ему руку.
Я напряглась и тотчас же вспомнила неприятные электрические разряды, которые потрескивали на коже мистера Хэмлина, когда я прикоснулась к ней губами. Тогда его пальцы были прохладными и иссохшими… Подумав об этом, я ненавидела его еще больше. Он ловко провел меня, безупречно вписался в убийство злодея и оказался именно тем, в ком я нуждалась в ту ночь. Я ощутила, как моя злость становится связью между нами.
Я втащила Яму в темную лужу, и нас подхватил поток.
Из реки мы вышли в ад.
Небо пылало. Загроможденное сотней солнц, настолько яркое, что на него было невозможно смотреть. Густой, как сироп, воздух пробирал насквозь, к моему горлу подкатил ком. Запах крови был разлит повсюду. Кости вибрировали от заполнившего уши рева, мне стало ясно, что мы в самом глубоком участке подземного мира.
Мы шли по развороченной мостовой, изрытой воронками и провалами. Везде лежали руины современных зданий. Полуразрушенные дома, как выбитые зубы, создавали изломанную линию горизонта.
Я нигде не находила мистера Хэмлина – мне мешали палящее солнце и чудовищный грохот.
Яма прищурился и начал пристально всматриваться в даль.
– Это его воспоминания. Но о чем они?
Мои глаза уже слезились.
– Он постоянно твердил о войне, о том, как одновременно гибли целые города – взрослые, дети, все… Поэтому он и стал таким.
Яма в благоговейном страхе посмотрел вверх.
– С неба падает смерть.
И вдруг я поняла: громоподобный гул, от которого дрожал и плавился воздух, – это звук тысяч пропеллеров, свист летящих бомб. Но рев доносился не только сверху: он сочился из глубины изувеченной земли, исходя из каждого камня.
Я догадалась, что воспоминания мистера Хэмлина, конечно же, связаны со Второй мировой войной, и меня поразила странная мысль.
– Он моложе тебя, да?
– Некоторые переходят грань между мирами в старости, – пояснил Яма. – Можешь его найти?
Я крепко зажмурилась, и меня захлестнула волна ненависти, ведущей к мистеру Хэмлину. Тот находился неподалеку от нас – он затаился в черном остове здания. Прежде это был шестиэтажный дом, но сейчас от него остались лишь стены и провалы пустых окон.
Из-за горячего едкого дыма было больно говорить, поэтому я показала жестом верное направление. Мы преодолели сотню метров по взрытому асфальту и залезли в зияющую дыру – бывший дверной проем. Внутри было полно обломков кирпичей и бетона, от неровных стен отражался рев бомб и самолетов.
Яма притормозил меня.
– Надо соблюдать осторожность. Волк становится львом в собственной норе.
Я подняла голову. Крыша отсутствовала, кровавое небо казалось гигантским костром.
– А ему удобно здесь?
– Это его последние воспоминания. Именно здесь он преобразился.
Я ничего не ответила. Логически, мне должно было нравиться в аэропорту, где сохранились призрачные крики пассажиров и звуки выстрелов. Но я никогда не думала об этом месте.
Но, должна признать, воспоминания старика были весьма четкими.
– Он наверху. – Я кивнула на исковерканную лестницу, которая цеплялась за одну из стен. Она вела в более-менее нетронутый угол здания. Пока мы поднимались, я невольно вздрагивала от рева снарядов и самолетов: мне уже мерещилось, ступени скоро обрушатся под ногами.
Но я все же различила лестничную площадку, над которой до сих пор нависал кусок крыши, ограждая ее от огненного неба. Мы добрались до угольно-черной тени, став на минуту полуслепыми.
Мистер Хэмлин ждал нас. Он сидел на разбитом каменном блоке с иголкой и ниткой в руках. У его ног виднелись сваленные в кучу обрывки материала для новой лоскутной куртки. Теперь я поняла, что его одежда сшита из того, что он подобрал в разбомбленном городе, и поежилась.
– Приветствую вас, – пробормотал он, не отрываясь от работы. – И тебя, юная Лиззи, и тебя, впечатляющий мистер Ямараджа.
Мы промолчали. Внезапно задрожал пол.
– Полагаю, вы расстроились из-за пропавших детей.
– Они здесь? – спросил Яма.
Мистер Хэмлин улыбнулся.
– Только их призраки. Но я уверен, что у вас найдутся другие ребятишки – и они тоже придутся мне по вкусу.
Яма стиснул кулаки, и с его кожи начали срываться искры. Воздух нагрелся еще сильнее.
– Я не собираюсь тебя убивать, – процедил он, – но могу выжечь на тебе знак.
Глаза мистера Хэмлина загорелись.
– То есть мы будем связаны?
– Ты будешь носить мое клеймо, и, если еще хоть раз потревожишь мой народ, я найду тебя, куда бы ты ни сбежал.
Старик развел руками, по-прежнему изящно зажимая иглу между указательным и большим пальцами.
– Но мне тут нравится, и юная Лиззи всегда будет моей желанной гостьей. А ты, наоборот, начинаешь меня раздражать.
Яма двинулся к нему, искры каскадом падали с его смуглых ладоней. Мистер Хэмлин усмехнулся.
А я не на шутку испугалась. Столкнувшись с Ямой в прошлый раз, старик быстро улизнул и показался мне напуганным. Однако сейчас мистер Хэмлин находился в своем личном аду, и его не волновали угрозы.
Он бережно положил иглу на пол и потянулся к спутанному клубку, валявшемуся возле него.
Теперь я разглядела пересекавшую пол сетку из мерцающих линий. От стены к стене были протянуты нити памяти. Пряжа мерцала и поблескивала: я завороженно смотрела на нее…
– Яма! – завопила я в тот самый миг, как старик схватил клубок и резко дернул нити. Перекрещенные линии подпрыгнули вверх, внезапно туго натянулись, и нас окружила прочная паутина.
Одна из нитей впилась мне в бедро и глубоко порезала. Я отшатнулась, но еще две преградили мне путь, и мне едва удалось вовремя остановиться.
Я не смела пошевелиться. Кругом были нити, вибрирующие от звука военных самолетов. Яма угодил в ловушку в середине паутины. Его рука кровоточила, а черная шелковая рубашка была прорезана в полудюжине мест.
– Не двигайся! – заорала я. Это были режущие воспоминания, которые я использовала, когда расправлялась с призраком убийцы. Память людей, видевших, как их дома сгорели за одну ночь, опутывала нас бесчисленными метрами.
– Тебе лучше прислушаться к своей подружке, – произнес мистер Хэмлин. С его руки, держащей клубок нитей, капала кровь, но он, по-моему, ничего не замечал. – Забавно, что ты повелся на мою хитрость. Подозреваю, в твое время не было зажигательных бомб.
Яма изумленно таращился на паутину.
– Встречайте население моего родного города! – провозгласил мистер Хэмлин, и нити тихонько зазвенели, будто перебираемые струны. – Интересно, что же произойдет сейчас? Какое необыкновенное зрелище нам предстоит увидеть: нити воспоминаний разделаются с призраком! Представление только начинается, юная Лиззи, – добавил он и рассмеялся.
Старик натянул клубок. Вокруг Ямы сомкнулись светящиеся линии.
Теперь он был почти обездвижен, но его голос был тверд:
– Чего ты хочешь?
Старик рассмеялся.
– Всего! Я хочу привидений! Ведь ты же успел их для меня собрать, не так ли? Их тысячи! В особенности желанны те, которые умерли молодыми и любимыми.
– Перестань! – закричала я. – Пожалуйста, не делай ему больно!
Мистер Хэмлин воззрился на меня своими бесцветными глазами.
– Тебе-то, моя маленькая валькирия, я никогда не причиню вреда. Но ты слышала своего друга. Он зол на меня и очень опасен.
– Обещаю, что больше его не приведу!
– Но, Лиззи, мне нужен его народ. Воспоминания, которые берегли столетиями, зовут меня, – сказал старик. – Только подумай, что я смогу из них сплести.
Яма зарычал, и из его кулаков брызнули искры. Старик сильнее натянул нити, и на коже Ямы раскрылись новые порезы.
– Прекрати! – взмолилась я, и они оба взглянули на меня. Сверкающая нить дрожала в паре сантиметров от моего лица.
– Прочь отсюда, девочка! – приказал мне мистер Хэмлин. – Я не хочу тебе навредить. Я хочу тебя многому научить.
– Будь ты проклят!
– Лиззи, ты должна уйти, – прошептал Яма. Струйки крови стекались в лужу под ногами Ямы. Он застыл в неловкой позе, стараясь, чтобы паутина не врезалась глубже.
– Ступай, – заявил мистер Хэмлин. – Убирайся-ка, Лиззи, пока ты мне не надоела.