Звездная Золушка Пашнина Ольга
– Я не твоя дочь?
– Моя, Зара, моя. Пусть не по крови, но моя. Я твой отец, и я никогда не откажусь от этой роли. Просто… так сложилась судьба, милая. У меня нет никого, кроме тебя, а у тебя не было никого, кто бы о тебе позаботился.
– Расскажи, – хрипло попросила я. – Как все случилось? Расскажи.
Слез не было. Глаза были болезненно сухими. Казалось, уже ничто не могло меня расстроить или удивить. Как жестоко я ошибалась!
– Прости, родная. Мне тяжело об этом рассказывать, я потерял тогда почти все.
– Что случилось?
– Началась паника. Все знали про астероид, понимали, что планета доживает последние часы. Космопорты были переполнены, убежища опустели, ибо ничто не могло спасти от взрыва. Корабли не могли взлететь, из-за наплыва людей это было невозможно, они даже не пытались подняться в воздух из-за перегрузок. Каждый, кто не мог спастись, стремился прихватить другого: если не я, то никто.
Главный космопорт был практически уничтожен, но периферийные, вдали от промышленного центра и разработок, нет. Я до сих пор восхищаюсь войсками, которые до последнего сдерживали толпу, чтобы хоть кто-то смог спастись. Увы, вытащить всех было невозможно. В первую очередь спасали тех, кто мог быть полезен, тех, кто мог помочь в дальнейшей борьбе. В сущности, власть имущим было плевать, спасется основное население или нет. Поднимут еще пару систем, найдут ресурсы. Это не так сложно сделать.
Знаешь, на Земле я читал очень много апокалиптической литературы. В жизни было точно так, как написано в книгах. Паника. Страх. Обезумевшие люди. Но я никогда не терял головы, ты и сама знаешь. В любой ситуации. На готовые к отлету корабли пропускали по специальным картам. Они были вручены нам давно, изготавливались на случай катаклизмов, войн… уничтожения планеты. Автоматические ворота, несколько постов охраны, за малейшую попытку прорваться – мгновенная смерть. Небольшие желтые карточки с закругленными уголками стали пропуском в жизнь. Я сам вел флаер, чудом, но добрался до восточного космопорта, откуда должен был отойти корабль, на котором были места и для моей семьи. Дочь и жена добирались из загородного домика, что располагался неподалеку.
Я прошел в зону ожидания и среди многочисленных перепуганных людей начал искать жену с дочерью. Но их не было. До отлета оставалось полчаса, людей с карточками все прибывало. Когда объявили посадку, я закричал: «Торфилд! Есть здесь Торфилд?!» Я уже знал, что они не успели, но какая-то женщина крикнула: «Зара Торфилд! Здесь Зара Торфилд!» Я бросился к ней, ища взглядом мою девочку, не думая уже о том, чтобы найти жену. Мне оставался хотя бы ребенок. Но когда я подбежал, рядом с женщиной стояла ты. Маленькая, года три, не больше. Ты ревела так громко… но твой крик растворялся в общем шуме, и я почти не слышал его. Я взял из твоей ручки карточку и взглянул. Там действительно стояло имя Зары. Наша фамилия, моя личная роспись. Как тебя удалось протолкнуть с чужой карточкой? Впрочем, тогда было много подделок. Я думал… о, Зара, тогда все вокруг рушилось. Я подумал, что твой отец, чтобы спасти тебя, что-то сделал с моей дочерью и забрал карточку. На миг я разозлился… потом подумал, что сделал бы то же самое. Я бы спас своего ребенка. А женщина все время повторяла: «Господин, это ваша дочь?» И я кивнул. Взял тебя на руки и устремился на корабль. У самого входа оглянулся. Разумеется, в толпе не было моих родных. Я бы нашел их. Увидел. По какой-то причине они не успели.
Потом, когда мы были уже далеко-далеко, я заметил, что ты слепая. Все видели взрыв Ксицани, все зажмурились, многие заплакали. Но не ты. Ты играла с карточками, спасшими тебе жизнь. Было невыносимо видеть на карточке «Зара Торфилд».
Кают всем не хватило, многие спали на полу, в комнате помещалось до пяти человек. Нам выделили отдельную. Я заботился о тебе автоматически. Накормил, умыл. Начал снимать курточку, чтобы уложить спать, когда заметил в кармане сложенный вдвое листок. Почему-то я сразу понял, чье это послание. И развернул его, только когда ты заснула. Почерк Зары… он причинял невыносимую боль. Она писала о том, что потеряла в толпе мать, что ее не пускали к входу. Потом она увидела, как какие-то люди силой отбирают карточки, и… и поняла, что ей не удастся выбраться с планеты. Тогда она нашла тебя. Ты плакала. Рядом не было никого, кто позаботился бы о тебе. Зара отвела тебя в сторону, наспех написала записку, вложила в твой карман и сунула тебе карточку, наказав не терять. Она чудом упросила какого-то человека помочь тебе. Сказала, что ты ее сестра. Он обещание сдержал. Зара знала, что я тебя не брошу, знала, что ее фамилия тебя спасет. Вот и все. Ей было пятнадцать лет.
Знаешь, она ведь спасла и мою жизнь. Если бы на мой крик никто не ответил, я бы отдал карточку первому встречному и остался на планете. Чтобы погибнуть вместе с семьей. А ты… не знаю. Я мог отдать тебя кому угодно, мог отдать и уйти. Но почему-то никак не мог решиться. Мы с тобой во время взлета крепко прижимались друг к другу. И ты уже не плакала. Все дети вокруг орали, а ты нет.
– Папа…
– Милая, моя дорогая девочка, я ни разу не пожалел, что забрал тебя оттуда. Ни разу, поверь мне. Та вспышка злости прошла, и больше она не повторялась. Когда все утряслось, я думал, что делать, куда лететь. Мои знания, мое влияние и связи могли раздавить Грейстона. Я мог бы обвинить его в том, что он не попытался найти решение, которое плавало на поверхности. Я знал, как все предотвратить. Я мог заставить его заплатить за этот приказ. Но ты… я хотел вырастить тебя в безопасном и чудесном месте. Я задавил свою боль. Нашел чудесную голубую планету, с лесами и разумной жизнью. Взял корабль и улетел. Ты стала моей дочерью, стала Зарой, о чем я ничуть не жалею. Я не знаю, какой выросла бы моя дочь, останься она в живых, но о такой девочке, как ты, можно только мечтать.
Вот почему я ненавижу Грейстона. Вот почему я думал, что сойду с ума, пока летел сюда. Я не знал, чему верить. Специально ли забрали тебя? Или это такая жестокая насмешка судьбы? А сейчас… о, Зара, дорогая, я вижу, что ты любишь его. Я вижу, как ты ему улыбаешься, как ты говоришь о нем, я вижу все. Но самое страшное, что он тоже любит тебя. Я не знаю, чье это наказание, но мне хочется верить, что не твое. Прости. Прости, Зара, я не собирался тебе говорить этого ни при каких обстоятельствах. Но… но что делать, я не знаю. Я лишь знаю, что очень люблю тебя. И что бы ты ни решила, чем бы ни кончился этот брак, я твое решение приму.
– Люблю, – эхом отозвалась я. – Он чудесный. Ты… понимаешь, я никогда не чувствовала такого. Это как в сказке, как в кино, когда тебя любят и радуют. Когда устраивают тебе свидания, о которых ты не могла мечтать. Когда так любят, что все говорят взглядом…
– Знаю, – шепнул он.
Вспомнилось детство, когда я болела и отец сидел рядом, чтобы мне было не страшно. Он не зажигал свет и читал мне, а я наблюдала, как садится солнце и постепенно все погружается во тьму. Те истории, которые читал папа, были интересными и волнительными. Сейчас история была страшной. Настолько, что я дрожала.
– Я приму твое решение, я же сказал. Буду любить тебя не меньше. И твоих детей буду обожать. Ты же знаешь, я всегда хотел внуков.
– Как я могу? После того, что случилось с твоей семьей?
– Ты сейчас моя семья. Я всем сердцем желаю, чтобы ты была счастлива. Я не хочу, чтобы ты уходила от того, кого любишь. И кто любит тебя. Зара, я знаю, что значит терять близких. И я никогда бы не подверг тебя такой пытке. Я лишь пытался тебя защитить: Фаран что-то готовил, что-то, что могло грозить тебе опасностью. Когда нашему кораблю велели остаться на станции, я понял, что без него здесь не обошлось.
Среди экипажа был старый лейтенант, служивший еще в мою бытность советником. Он вспомнил меня, а потом убедился, отыскав в сети мои фото и записи с конференций. Я знал, что тебя наверняка отправят в школу, чтобы в кратчайшие сроки подготовить к колледжу. Грейстону вряд ли нужна необразованная жена. Я нашел эту школу, просмотрел все адреса и действительно быстро нашел твой. Правда, Фаран предугадал мои действия и заблокировал доступ в сеть со станции. Но мне удалось перехватить его разговор с тобой и в тот момент послать письмо, надеясь, что ты догадаешься, о чем я прошу. Я хотел, чтобы ты не осталась беззащитной.
– Спасибо. – Я улыбнулась.
И протянула руку к стакану с виски. Немного алкоголя – то, что надо после подобного разговора. Отец подлил мне еще и бросил пару кубиков льда. Я поморщилась. Никогда не любила виски.
– Так и вышло, – сказала я. – Меня пытался убить один из преподавателей. Перед этим он организовал пересылку фото, на котором мы целуемся, Грейстону. У них какая-то своя игра, я не понимаю, что все это значит… Тим упоминал имя Рагнара. Ты знаешь, кто это?
Отец кивнул, чуть задумавшись.
– Рагнар… да, я точно знаю его, но не могу вспомнить откуда. Возможно, он из руководства… явно не вышестоящего. Хотя мог и пробиться, пожалуй. Дай мне время и свой планшет. Вряд ли я найду здесь компьютер, за которым мне разрешат поработать.
– Грейстон даст, – машинально ответила я.
Потом подумала и поняла, что не так уж и уверена в этом.
– Принесу. Он в сумке, сумка в комнате. У меня сейчас голова лопнет…
– Идем, я тебя уложу спать, – улыбнулся папа. – Как в детстве. А завтра на свежую голову подумаешь обо всем, ладно?
– Надо поговорить с Грейстоном… я должна ему сказать…
Мой голос делался все слабее, а язык заплетался. Возможно, от виски. Возможно, от информации, свалившейся так внезапно.
– Завтра скажешь. Я думаю, ему во многом нужно разобраться. Идем, тебе действительно пора отдохнуть. Я никуда не денусь, завтра мы обязательно поговорим еще. И с Грейстоном ты тоже поговоришь.
– Ладно, – пролепетала я, ставя стакан на столик и поднимаясь.
Забинтованное колено болело меньше. В очках было неудобно, сломанное стекло не работало, и один глаз видел нормально, а другой – нет.
– Пап, я человек? – спросила я, остановившись, будто налетела на невидимое препятствие. – Какой я расы? Мое зрение ведь не болезнь, да? Я видела Вейберга, видела Тима. Значит, я могу видеть?
– Можешь. Я нашел информацию о твоем зрении. Ее сложно найти, если не знать, что искать. Ты с Ксицани, коренной народ планеты. Не слишком многочисленный, собственно, почти вымерший. Завтра я дам тебе прочитать. Но очки все равно придется носить, хотя, думаю, если мне предоставят лабораторию, я смогу заменить их на подкожный чип.
В спальне Грейстона не было. Я представила, что он придет ко мне посреди ночи, обнимет, и все будет, как обычно.
Хотя, конечно, как обычно уже ничего не будет.
Мой взгляд упал на веточку сирени, которую я хранила на столике перед зеркалом. Засохшие сиреневые лепесточки теперь казались серыми. Но запах никуда не исчез.
– Засушенные цветы? – удивился отец. – Ты не была замечена в подобных увлечениях.
– Грейстон подарил, когда мы летели сюда. С Земли. Чтобы напоминала о доме.
– А он знает, как ухаживать за девушками.
Отец сам постелил для меня постель. И тоже как в детстве.
– Посидишь со мной?
– Конечно, ты только ляг, егоза. Сейчас будешь бегать по всей комнате, игрушки мне показывать?
Он откровенно смеялся надо мной. Этого смеха я не слышала, казалось, так давно!
– Точно! – Я вспомнила о посылке, ее доставили так рано утром, что я и не открыла, а позже забыла. – У меня есть свадебное платье! Хочешь посмотреть?
Он со вздохом опустился в кресло и кивнул:
– Покажи. Только после платья – спать.
Тут я не удержалась и фыркнула. Обращается как с маленькой. Папа есть папа. Даже если он тебе вовсе не отец… Я отогнала непрошеные мысли.
В гардеробной я переоделась. От собственного вида в зеркале захотелось не то плакать, не то смеяться. Платье шикарное, фигура тоже ничего. Забинтованного колена не видно, а вот перевязанная рука смотрится нелепо. Одно стекло в очках разбито, губа припухла и чуть-чуть посинела, на скуле ссадина. В волосах запутались соринки.
– Чего ты там смеешься? – В гардеробную заглянул отец. Тоже не удержался. – Картина, конечно, довольно забавная.
Потом посерьезнел:
– А на самом деле я давно мечтал увидеть тебя в свадебном платье. Я уже почти смирился с тем, что придется игнорировать жениха.
– Грейстона ты тоже будешь игнорировать?
– Попробую хотя бы здороваться. Зара, платье очень красивое. Тебе идет. Когда ты выросла?
Я вздохнула:
– По-моему, в последние пару месяцев.
– Знаешь, притом что я не слишком тепло отношусь к Грейстону, вы подходите друг другу.
– А с Риком не подходили? – Я закатила глаза и отошла, чтобы переодеться в пижаму. – Знаю.
– Детка, он не то чтобы не соответствовал тебе… просто он раздолбай. А Грейстон, при всех его отрицательных качествах, – нет.
Я с радостью упала на кровать, прямо поперек, не заботясь о том, чтобы залезть под одеяло. Грейстон придет, подвинет. Но реальность вмешалась в мои планы: отец уложил меня правильно и укрыл одеялом.
– Спи.
– Угу, – зевнула я. – Засыпаю. Спасибо, пап.
Он удивленно на меня посмотрел и спросил:
– За что спасибо, милая?
– За то, что решил меня взять с собой тогда.
– Нет, похоже, все-таки ты Грейстону не подходишь, – проворчал отец. – Он явно умнее. Зара, я уже говорил, что никогда и мысли не допускал, что можно было тебя оставить или бросить на Земле. Ты всегда была моей дочерью, и мне плевать, кто и что на этот счет скажет.
Он обнял меня и погасил свет. Сразу стало легче. Не мучили мысли, не терзали сомнения. Просто рядом папа, просто семейный вечер… или ночь, и плевать, что тело ноет после борьбы с Тимом.
– Знаешь, – организм отчаянно требовал сна, но я чувствовала, что должна это сказать, – мне кажется, он сожалеет. Грейстон. Он мучается из-за того, что сделал, ему очень плохо.
Отец не отвечал очень долго, а когда ответил, я уже почти спала.
– Значит, надо помочь ему, да?
И, как в детстве, я кивнула. Потом уснула, без снов и мыслей. Папа был рядом, и… да, он все еще был моим отцом.
До рассвета еще далеко. Прохладный ветерок из открытого окна доносит запах, присущий только Кларии. Но нынче этот запах другой. Пришла зима, и первый снег выпал неожиданно, как и рассказывал когда-то Эргар. Как давно были эти занятия… словно в другой жизни. Хотя почему «словно»? Так и было. Тогда я была Зарой Торрино, дочерью своего отца. А не девочкой, случайно спасшейся с планеты, которую уничтожил мой будущий муж.
Я долго лежала и смотрела на снежинки, которые весело плясали в свете прожекторов. Красивые. Интересно, здесь снег чем-то отличается от нашего? Или снежинки везде одинаковые?
– Замерзла, Звездочка?
Я знала, что Грейстон рядом. Знала и то, что он не спит. Наблюдает. Настороженно ждет моей реакции, понимая, что отец мне все рассказал и теперь он в моих глазах должен выглядеть не принцем из сказки, а убийцей.
Только почему-то не выходит.
– Привет, – вместо ответа сказала я. – Как ты?
– Это я должен спросить у тебя. Тебе ведь отец все рассказал. Я жалею, что не поговорил с ним раньше. Знай я, кто он, не было бы всего этого.
Я поднялась и села, упершись спиной в изголовье кровати.
– Ты не сделал бы мне предложение? Перестал бы меня любить?
С одной стороны, я понимала, что все это чушь и Грейстон просто не знает, куда ему деваться. С другой, я по-прежнему была закомплексованной девочкой в очках и внутренне сжалась, ожидая, когда меня обидят.
– Нет, Звездочка. – Грейстон поднял руку, будто собираясь прикоснуться ко мне, но тут же ее опустил. – Я влюбился в тебя с самой первой встречи. Когда увидел в том зале, среди других девушек. Ты была такой трогательной, милой, беспомощной. Я мечтал о том, как буду тебя оберегать. Я не смог бы отказаться от любви к тебе, но я мог смягчить удар. Не привязывать тебя к себе. Прости, Звездочка.
– Тогда хорошо, что вы с моим отцом не виделись, – улыбнулась я.
Но Грейстон не улыбался. Он вообще избегал смотреть мне в глаза, и от этого сердце мое сжималось. Сейчас он совсем не выглядел как серьезный взрослый мужчина, советник императора. Передо мной сидел уставший мальчишка, которому было плевать на все, кроме того, что я стану его ненавидеть.
– Ну, хватит, – прошептала я. – Иди сюда.
Плевать, кто тут мужчина и кто должен владеть ситуацией. Я хочу, чтобы ему было хорошо, я не желаю, чтобы ему было больно!
Грейстон подчинился и закрыл глаза, наслаждаясь прикосновениями.
– Все будет хорошо, – сказала я. – Обязательно. Теперь ты в моих лапках. И никуда от меня не денешься.
– Нет, конечно. Никуда. – Он вздохнул. – Я люблю тебя, Зара.
– И я тебя. Ты знаешь это. И не смей сомневаться! Что было, то прошло. Я не знаю, как я должна к тебе относиться и что должна думать. Знаю лишь, что сейчас ты – центр моей Вселенной. Я никогда не встречала такого мужчину, я влюбилась по уши. Теперь я тоже мечтаю о детях и семье, о том, как ты будешь проводить с ними время. И даже о том, как наш сын будет размышлять, где найти невесту из-за этой твоей особенности. Я люблю тебя, кажется, больше всего на свете. И даже отец говорит, что мы подходим друг другу.
Грейстон молчал. Мне не нравилось это молчание. Оно так сильно мне не нравилось, что меня почти трясло, а к глазам подступали слезы. И это были не те слезы, что я готова была пролить по Ксицани или поступку Грейстона. Я чувствовала, что это наш последний разговор. Он ничего не сказал, но словно прощался.
И пока сердце не стало биться слишком быстро, я спросила:
– Грейстон, что ты задумал?
Он молчал, и тогда слезы все-таки пролились на щеки. Горячие, ненавистные слезы.
– Грейстон, пожалуйста! Не пугай меня, мне страшно! Грейстон! Император, да? Он хочет тебя наказать? Ты пытался сохранить Империю, допустил ошибку, а теперь он хочет наказать тебя?
– Император… не требовал этой жертвы, – с трудом произнес Грейстон, не глядя на меня. – Он не требовал ничего. Просто признал, что приказ был ошибкой. Клейма было достаточно. Но я хотел довести дело до конца. Жизнь за миллиарды жизней. Эквивалентно? Единственная слабость, которую я себе позволил, – ты. Вернее, сначала просто невеста и наследники. Безумно хотел троих детей. Хоть разок подержать на руках. Тогда я нашел Землю. И получил тебя. Потом последовала цепь ошибок. Я позволил себе тебя пожелать, потом позволил влюбиться. Сейчас… сейчас я слишком слаб, чтобы со всем покончить. А Фомальгаут силен. И пока я жив… пока я жив, галактика будет медленно катиться к кровавой войне. Понимаешь, почему все это нужно закончить? Раз и навсегда. Но у меня нет сил оставить тебя, поэтому я прикажу твоему отцу увезти тебя. Прости, Зара, прости меня, любимая. Но из этой комнаты ты не выйдешь. Очнешься на Земле, в привычной обстановке и будешь вспоминать произошедшее, как кошмарный сон. Я оставлю тебе только колечко. Потому что выбирал его, уже зная тебя. Прости, что все так вышло. Твоя сказка, моя звездная Золушка, должна быть другой.
Слова били, словно хлыстом. Я чувствовала себя беспомощной. Так бывает в ночном кошмаре, когда знаешь, что это лишь сон, но не можешь проснуться, и паника достигает предела. Очень и очень страшно. Больно. Ужасно!
– Нет, Грейстон, хватит. Ты больше здесь не командуешь, я не позволю. Хватит. Ты заплатил сполна, ты расплатился болью. Если император не требует… не нужно ничего делать, ничего! Тебе просто нужно покончить со всем этим, с этой работой! Послушай… мы найдем способ, тебе станет легче. Уедем далеко-далеко, будем там воспитывать детей. Галактика обойдется без тебя и точно обойдется без твоей смерти! Мне плевать, кем ты будешь, мне плевать, в каком доме мы будем жить, я согласна жить в какой-нибудь лесной хижине. Не говори таких страшных вещей, пожалуйста!
Он поднялся и запустил пальцы в мои волосы. Я не хотела открывать глаза и видеть этого нового Грейстона, который со мной прощался, который хотел, чтобы меня увезли.
В решающий момент я оказалась слабой. Нужно было звать на помощь отца, Трина, Эргара! Вместе заставить Грейстона поверить, что все будет хорошо, спрятать и уберечь от зла, которое он собирался причинить себе сам. Но у меня просто не хватило сил. Меня слишком долго опекали: сначала отец, потом Грейстон. Я привыкла, что все решают они, и мой мир рушился, когда я увидела слабость любимого мужчины.
Наверное, если бы мне дали окрепнуть и обдумать все, я бы смогла. Смогла его вытащить и заставить снова поверить в будущее. Я могла… могла сказать ему, ради чего он должен жить.
Но времени у меня была лишь секунда, на протяжении которой Грейстон меня целовал. Как он думал, в последний раз. Я почувствовала укол в шею и жуткую слабость.
И не успела ему ничего сказать.
Глава семнадцатая
Направление – Канопус
Зара
– Детка, проснись.
Было так тепло и уютно, что я решила не вставать. Наверняка отец опять скажет, что я проспала пары или забыла зарядить часы. Или не сняла на ночь очки. Или еще что-то, ради чего меня нужно поднять в такую рань.
Потом постепенно пришли воспоминания. Сначала я поняла, что отец здесь, на Кларии. Потом болью отозвалось колено, и вместе с этой болью я вспомнила все. А затем поняла, что Грейстон все-таки сумел меня усыпить…
– Грейстон! – Я вскочила с какой-то кушетки.
Оглядевшись, поняла, что нахожусь на… корабле.
– Нет! – Я бросилась к иллюминатору. С упавшим сердцем всмотрелась в черноту. Тщетно, конечно. Ни Кларии, ни ее спутников я не увидела. И с трясущимися руками села на холодный пол. Сколько я спала? Грейстон собирался… Неужели он решился на это? Вот так просто меня оставил?
Я не хочу понимать, необходимо это или нет!
Рыдания вырывались с трудом, мне не хватало воздуха. Отстраненно, словно все происходило не со мной, я почувствовала, как отец подхватил меня на руки и усадил на койку. Я дернулась, не желая чувствовать его прикосновений.
– Как ты мог?!
Отчаяние сменилось яростью. Я буквально ненавидела отца, который сделал это! Он увез меня от Грейстона, не дал ему помочь!
– Зара, послушай…
– Я! НЕ! ХОЧУ!
Я попыталась выскочить из каюты, потому что эта замкнутая мрачная каморка вызывала во мне желание что-нибудь сделать! В первую очередь с собой! Энергия так и бурлила, подпитываемая болью и осознанием, что все кончено. Я никогда его больше не увижу. Не услышу его «Звездочка», не увижу редкую улыбку. Да плевать я хотела на его преступления! Он сполна заплатил за собственную ошибку!
– Зара! – Отец не выдержал и прикрикнул на меня.
Обычно это действовало, и я успокаивалась. Но теперь я ожесточенно принялась дергать и толкать дверь, пытаясь понять, как она открывается.
– Зара, успокойся! – Голос отца становился все суровее и суровее.
– Ты говорил с ним! – наконец бессильно выдохнула я. – Он сказал, что ты меня увезешь, он усыпил меня! Ты хоть знаешь, что он собирается сделать?! Ты представляешь, на что он решился?! Ты же сам сказал, что видишь, как мы друг друга любим! Тогда почему?! Почему ты его не отговорил?! И что мне теперь делать?
Я медленно сползла на пол. Уже не могла кричать. Хотелось просто взять и… и отправиться вслед за Грейстоном. В этот момент я не думала об отце… ни о чем не думала. Просто сидела, съежившись, и пыталась заглушить душевную боль физической, до крови кусая губы.
– Зара, – отец опустился возле меня на колени и обеспокоенно заглянул мне в лицо, – я тебя хоть раз подвел? Я подвергал тебя опасности?
– Ты мог его отговорить, – прошептала я. – Мог убедить, что он нужен мне. И что не должен так поступать.
– Детка, я прошу тебя успокоиться и выслушать меня очень внимательно, ладно? – Он с силой оторвал мои руки от лица и вытер с губ кровь, укоризненно покачав головой. – Я говорил с Грейстоном, и я знаю, что он задумал. Поверь, пожалуйста, я не смог бы его разубедить, даже если б пытался. Он слишком долго вынашивал эту идею и слишком уверился в том, что должен умереть из-за Ксицани. Я не могу сказать, что его позиция мне непонятна. Не каждый способен на убийство, родная. Нажать кнопку, отдать приказ – все это просто. Вынести последствия – нет. Твой Грейстон в двадцать лет взвалил на себя непосильную ношу и не справился. Сейчас он не в себе, и он твердо уверен, что только смерть спасет ситуацию.
Я затихла, слушая спокойный и уверенный голос отца. Общий смысл сказанного пока от меня ускользал, но многолетняя привычка свое дело сделала. Истерика прошла.
– Зара, словами Грейстона не убедить. Знаешь, кто по-настоящему ценит жизнь? Тот, кто ее едва не потерял. Милая, в моей жизни нет человека ближе, чем ты. Неужели ты подумала, что я, видя, как ты любишь, как счастлива впервые в жизни, смогу оставаться безучастным?
Он говорил так ласково, что я и впрямь почувствовала себя глупой. Почему первым порывом стали слезы и обвинения в адрес отца?
– Зара, смысл всего, что я делаю, в том, чтобы помочь тебе. И если твой муж будет упорно тратить жизнь на попытки застрелиться, я не сочту тебя счастливой. Я помогу тебе, мы вытащим его, и все будет хорошо. Но ты должна взять себя в руки. Позавтракать, выслушать меня и делать то, что я скажу. Сможешь?
Я медленно кивнула, чувствуя, как дрожь унимается.
Отец помог мне сесть на кушетку, и из стены, как и почти пять месяцев назад, выехал столик с завтраком.
– Зара, ответишь на один вопрос? – как-то хитро посмотрел на меня отец.
Смутившись и предчувствуя подвох, я кивнула.
– Ты правда помчалась спасать преподавателя, с которым виделась от силы пять раз, не предупредив никого и толком не вооружившись?
Со вздохом я кивнула. А папа, к моему удивлению, рассмеялся:
– Вот это моя девочка! Рвануть сломя голову черт знает куда, наломать дров. Первейший порыв в любой нестандартной ситуации – сначала сделать, потом подумать.
Я окончательно сникла, вяло размешивая сахар в кофе. Но отец обнял меня за плечи, свободной рукой соорудил бутерброд и, как в детстве, принялся кормить. Это было так… по-домашнему и забавно, что я даже улыбнулась. Впереди забрезжила надежда!
Когда столик вернулся на место, отец встал.
– Зара, в шкафу есть одежда. Умойся, приведи себя в порядок, переоденься и выходи в кают-компанию.
Я уставилась на абсолютно целенькие очки. И удивленно подняла взгляд на отца:
– Сколько я спала?
– Всего двенадцать часов. У Триниона было запасное стекло. Я не стал посвящать его в детали своего плана, так что он довольно тяжело пережил твой отъезд. Хороший парень этот Трин.
– Хороший, – эхом отозвалась я.
А когда дверь каюты с мягким стуком задвинулась, опомнилась и отправилась в душ.
Вообще, меня преследовало навязчивое ощущение, что корабль тот же, на котором я летела к Бетельгейзе. И каюта моя. Хотя, наверное, они все типовые и я страдаю ерундой вместо того, чтобы думать о том, как помочь Грейстону. Но отец ведь знает, что делает. Правда, я совсем не представляла, как можно заставить Грейстона захотеть жить. Но надеялась, что какой-то план у нас есть.
Я переоделась в удобные серые брюки и свободную черную рубашку, лежащие в ящике встроенного в стену шкафа. Я заказывала что-то подобное в самом начале жизни на Кларии, но так и не надела. Грейстону нравились платья. Но сейчас лучше одежды нельзя было и придумать. И на ноги предполагалось надеть спортивные ботинки, напоминающие кроссовки.
Я почувствовала себя намного лучше, помывшись и переодевшись. И желание поскулить в уголочке сменилось желанием скорее со всем покончить, причем с результатом, приемлемым для меня.
Планировка корабля была мне знакома, и я без труда нашла дорогу в кают-компанию. Без Эми и ее указаний было непривычно.
Я сразу увидела отца, который смотрел на экраны огромного лэптопа. Клавиатура проецировалась прямо на поверхность стола, а куча маленьких экранчиков поверх большого и вовсе оказалась для меня загадкой. Но не это было удивительным. В кают-компании находился еще один человек, и, когда он повернулся, я едва удержалась, чтобы не вскрикнуть.
– Леди Торрино, – император даже поклонился, – рад вас видеть. Вы в порядке?
Не дожидаясь моего ответа, отец пояснил:
– Он нам поможет, дорогая.
– Он пытался меня убить!
– Что? – Фаран изобразил искреннее удивление. – Нет, юная леди, никоим образом. Я пытался спасти вашу любовь. У меня и в мыслях не было причинить вам вред.
– То есть заставлять меня влезать в опасное расследование, удерживая моего отца, – это спасение моей любви? Как-то странно вы ее спасаете, отправляя меня на встречу с психом, для которого святая цель – прикончить меня изощренным способом и отправить – угадайте кому.
Он, кажется, несколько опешил. Отец скрывал улыбку.
– Садись, сейчас закажу тебе кофе, – сказал он. – А наш высокопоставленный друг поведает, где и как он ошибся, принесет свои извинения и расскажет, как он планирует все исправить.
– Но-но, Эдвард, не забывай, что я все еще твой император, – хмыкнул Фаран.
– Мой? – Отец поднял брови. – А что, Земля вошла официально в состав Империи? Не знал…
– А что, ты официально – подданный Земли?
Я переводила взгляд с одного на другого, ничего не понимая.
– А ты сейчас с кем разговариваешь? – вежливо уточнил отец. – А то, по-моему, ты меня с кем-то путаешь. Кто такой Торфилд? Зара, милая, ты помнишь нашу фамилию?
Император срегка покраснел. Но отец миролюбиво добавил:
– Фаран, сейчас не время выяснять, у кого из нас зубы острее. Я уважал твоего отца и действительно был ему предан. Но твои поступки ничего, кроме порицания, у меня не вызывают.
О чем он? То есть, конечно, император явно перегнул палку с моим участием в расследовании, но кого, в сущности, интересуют такие вещи?
– Только не напоминай мне о моих ошибках. – Фаран поморщился. – Я и без тебя о них знаю.
– Тогда, может, объяснишь, почему Грейстон расплачивается за то, что совершили вы оба? Хотя о чем я? У парня есть совесть, а у тебя ее отродясь не было.
– Я помогаю Грейстону!
– Да, теперь, когда угроза нависла и над тобой. А перед этим ты пытался использовать мою дочь.
– Па-а-ап, – протянула я, совершенно не понимая смысла разговора, – вы о чем говорите?
– Зара, твой Грейстон, я не спорю, виновен в уничтожении Ксицани. Но часть вины, безусловно, лежит на императоре. Потому что без его разрешения такие приказы не проходят.
– Я доверял его решению! – возразил Фаран.
– А потом, когда запахло жареным, ты признал приказ ошибочным, поставил лучшему другу клеймо и выбросил его в соседний сектор, не разделив с ним ответственность за случившееся. Было проще объявить, что с опасной организацией, угрожающей галактике, покончено, выплатить спасшимся компенсацию и прикрыть лазейки журналистам, надеясь, что тебе простят миллионы жизней. А Грейстон тем временем мучился угрызениями совести не только из-за приказа, но и от того, что подвел тебя. Ты очень умело изображаешь жертву, Фаран, но не надо устраивать представление для меня. Плевать я хотел, что у вас с Грейстоном происходит, хоть поубивайте друг друга, но дочь мою в это ты впутал зря. Так что теперь помоги нам, оставь в покое, себе найди другие развлечения, иначе ты знаешь, что я сделаю.
– Да кто ты такой, – Фаран презрительно прищурился, – чтобы угрожать мне?
– Я? Дай подумать. С двадцати лет был личным помощником твоего отца, прежнего императора. В двадцать шесть получил должность советника, а в тридцать ушел в отставку и занялся разработками биооружия на Ксицани. Продолжать?
Император молча рассматривал нас, явно оценивая угрозу.
– Продолжаю, – невозмутимо хмыкнул отец. – Я знаю все тайны твоего отца и его приближенных. Вряд ли ты хочешь, чтобы вашу фамилию трепала вся Империя.
– Ты не посмеешь, если был верен моему отцу.
– Он мертв, ему все равно. И я уверен, он бы только одобрил мои воспитательные методы. Это еще не все. Также я провел расследование относительно твоих… увлечений. Некая Синди Ди Брауэн может много интересного рассказать прессе и твоей жене о тайных пристрастиях императора. Ты точно хочешь, чтобы я продолжил?
– Эдвард, со мной опасно играть.
– Со мной тоже. Именно поэтому мы здесь, чтобы закончить все эти игры раз и навсегда. Тебе кофе со сливками или с ликером?
Я пораженно смотрела на отца. Он всегда казался мне умным и надежным, но то были впечатления маленькой девочки, его дочери, которая училась жить с больными глазами и всегда пряталась за папу. А теперь… в общем, отец предстал в новом свете, и я никак не могла решить, нравится ли мне этот Эдвард Торрино. Или Торфилд…
– Не обращай внимания, Зара, – хмыкнул Фаран, усаживаясь напротив. – Мы с твоим отцом никогда не ладили. Он не понимает современных реалий и совершенно негибок.
Отец на это ответил скептическим «точно», не оторвавшись от экранов.
– Я действительно не хотел тебе навредить. И не знал, что Рагнар перепрограммировал вашу систему и отправил в твою школу своего человека, – закончил император.
Он со вздохом взъерошил черные волосы и широко мне улыбнулся. Но сник, заметив, что я на улыбку не ответила. Возможности моего организма были ограничены, и вдобавок ко всем переживаниям последних суток я уже не могла испытывать почтение или трепет перед монаршей особой.
– Ладно. В общем, Грейстон давно уверился в этом своем решении, и переубедить его мне не удалось. Я лишь дал ему разрешение на свадьбу, надеясь, что дети его остановят. Я и сам не так давно стал отцом. Если хочешь, покажу тебе нашу малышку. Она уже отращивает ушные патрубки, а совсем скоро пойдет учиться!
– Опасайтесь ее матери, – фыркнула я. – Они имеют склонность пожирать своих мужей. Или тех, с кем спят. Или от кого рожают.
Показалось или отец улыбнулся? Но, едва мы посмотрели на него, он принял серьезный вид и притворился, будто ничего не слышал.
– Не отвлекайся, Зара. Я следил за всем, что происходило на Земле. И когда узнал, кто оказался в числе претенденток, на миг подумал, что рехнулся. Какова была вероятность, что из огромного количества подходящих земных девушек в невесты Грейстона выберут ту, что чудом спаслась с уничтоженной им планеты? Я понял, что это мой шанс вернуть его к нормальной жизни.
Это я устроил все так, что ни твое зрение, ни твоя особенная для землян кровь не стали помехой. Я использовал своих людей, чтобы подделать результаты твоих обследований. И в итоге добился, чего хотел: Грейстон выбрал тебя. Впрочем, он все равно выбрал бы тебя. Это было решено. Судьба вложила мне в руки шанс, и я его не упустил бы.
Так ты оказалась на «Бетельгейзе» и полетела на Кларию. Я предоставил тебе и Грейстону самостоятельно строить отношения и видел, как вы постепенно привыкаете друг к другу. Я стал верить, что Грей влюбится в тебя, ты в него, вы нарожаете кучу маленьких детей и будете жить счастливо и долго.
В общем, мои надежды не разбились, когда рухнул флаер Савано. Грейстон заговорил о переносе срока, и я понял, что надо действовать быстро. Просто взять и рассказать было нельзя – это привело бы к тому, что Грейстон перестал мне доверять. Тебя бы он просто отправил на какую-нибудь далекую планету.
Читать бесплатно другие книги:
