Испытание киллера Пучков Лев

Глава 10

Кировская бригада в отличие от остальных бандформирований Новотопчинска состояла преимущественно из полуграмотной шпаны фабрично-заводского разлива. Если остальные группировки имели четко выраженную структуру синдиката со всеми традициями, условностями и своеобразной номенклатурой, то в Кировской бригаде ничего этого не было. Не было спортзалов с хорошо оборудованными тирами, массажных кабинетов, саун и инструкторов рукопашного боя, не было дисциплины подчиненности и совершенно отсутствовало чинопочитание иерархов, входящих во внутреннюю структуру клана. Кировцы поголовно были представлены малограмотным рабочим людом, издревле ютящимся в коммуналках и «хрущобах» и потому имеющим великолепную криминальную спайку. Представьте себе: на огромной площади располагается целый ряд крупных промышленных предприятий всероссийского значения, а вокруг этих предприятий, прямо в промышленной зоне, компактно понатыканы дореволюционные трущобы, в которых проживает все низшее сословие нашей славной тяжелой индустрии. В плане раскрываемости Кировский был и остается «мертвым» районом: сколько помню, там никогда не был изобличен хоть один убийца, несмотря на многочисленные трупы ежедневной свежести, никогда никто не писал заявлений о грабежах и изнасилованиях (а грабят и трахают кого попало в каждом подъезде!) и никто не выступает в средствах массовой информации с жалобами на ухудшение криминогенной ситуации в районе. Кировцы всегда разбираются со своими проблемами сами. Я еще в детстве усвоил: увидел кировца — перейди на другую сторону улицы. Никто из нас не рисковал приближаться к границе Кировского района и не дружили с девчонками там проживавшими — это было смертельно опасно. На этих отправных моментах, собственно и зиждутся особенности устройства Кировской бригады. Это плохоуправляемая банда отчаянных головорезов числом что-то около семидесяти человек, специализирующихся на торговле дешевым наркотиком — «чернухой», доступным по ценам для обитателей рабочего района, торговле дешевыми проститутками — дочерьми этих же самых рабочих, торговле краденым (сюда из города тащат все, что под руку подвернется) и, помимо этого, организация азартных игр. Кировская братва — самая дурная и непредсказуемая во всем городе, они могут отмочить любой идиотский номер, не сообразуясь с интересами своего финансового благосостояния. Для них главное — сохранить имидж самой отвязной группировки. Короче, дикие. Пахом, вор Новотопчинска, товарищей из Кировской бригады иначе как беспредельщиками не называет, несмотря на то, что кировцы исправно платят в общак и к Пахому относятся хорошо. К стыду своему, я должен признаться, что наша фирма не делает исключения: мы имеем с ними какие-то отношения по части отмывания их «черного нала» на территории деревообрабатывающего комбината, что в Кировском районе располагается тарный цех, который пашет исключительно на нашу фирму.

Рулит всей этой бандой старший сын Снегова, Протас — здоровенный мрачный парниша, обладающий первобытным интеллектом и чрезвычайно обостренным чувством опасности. Как и папашу, его неоднократно пытались списать в расход разные товарищи, мнящие (тут будет уместнее сказать — мнившие!) себя крутыми и ловкими парнями. Тех парней давно уже нет в природе — их могилки вы можете обнаружить в различных местах обширного Новотопчинского кладбища. Протас славен тем, что может укокошить любого, кто ему не понравился чисто внешне, а потом поинтересоваться: а что, собственно, этому парню было нужно?! Чтобы иметь с этим маньяком дело, его надо расположить к себе с первой секунды общения — в этом случае есть шанс остаться в живых и заполучить своеобразное расположение всей Кировской братвы. Если Протас укажет на вас своим приближенным и заявит: «Это — мой кореш!» — вас в любом месте будут приветствовать кировские «быки» — обычно они это делают очень шумно и церемонно: орут с другого конца квартала: «Здорово, братуха!!!» — и бегут обниматься и лобызаться. Так что, ежели вас угораздило удостоиться расположения Протаса и при этом вы не страдаете манией величия, вам очень скоро придется прятаться за тонированными стеклами собственного автомобиля, а по улицам города перемещаться приставными шагами, вертя головой на сто восемьдесят градусов и пребывая в готовности нырнуть в случае необходимости в первую попавшую подворотню.

Вот такой славный парень этот Протас, к которому меня везут. Быстро припомнив все, что я слышал об этом типе, я горько пожалел, что в свое время не удосужился завоевать расположение бригадира. И принялся размышлять, как бы ему понравиться с первого взгляда, с первого слова. Мне отчего-то не улыбалась перспектива быть застреленным где-нибудь на повороте шоссе только из-за того, что я могу чисто внешне не заимпонировать мрачному детине, вмешавшемуся в мою судьбу.

Мы остановились на повороте 127-го шоссе — том самом, откуда отправился в полет две недели назад папаша бригадира Кировского района. Я достаточно хорошо знаком с основами психологии и прекрасно понял, что это не более чем дешевый трюк с целью оказать давление на психику объекта — тем не менее сердце мое тоскливо сжалось, когда из поджидавшего нас «Мерседеса-300» медленно выпростался здоровенный детина и вразвалку приблизился к «99-й».

— Ну и что скажешь, покойник? — тяжелым низким голосом поинтересовался он, присев на корточки и оказавшись лицом к лицу со мной.

Я недоуменно пожал плечами — система кровообращения давно получила причитавшийся ей адреналин, дыхание работало на легкое перенасыщение организма углекислотой, при котором реакция замедляется и со стороны кажется, что человек вял, апатичен и совершенно безразличен к любой форме давления. В таком состоянии я могу врать все, что угодно — ни один мускул на лице не дрогнет.

— Тебе че — язык отрезали, идиот?! — по-своему истолковал мое молчание Протас. — Или ты думаешь, что у Дона в «шестерках», значит, тута тебе должны все жопу целовать?

— Ничего не понял, совершенно ничего! — спокойно сказал я, выдержав немигающий взгляд водянистых глаз бригадира. — Я вашему району ничего не должен. С центральной братвой у меня заморочки — есть такое дело. Но с вами — никаких проблем.

Бригадир недовольно крякнул, показал на меня пальцем и пошел к ограждению. Кареглазый и Митяй сноровисто вытрусили меня из «99-й» и подтащили к краю оврага.

— Смотри туда! — скомандовал Протас, схватив меня за затылок и слегка пригибая голову книзу.

Я посмотрел — ничего особенного. Не успевшая зарасти травой борозда от проелозившего боком по склону «мерса» Снегова-старшего дп отдельные кучки мусора — вот и все отличия от ситуации двухнедельной давности.

— Это здесь Роман Петрович разбился? — поинтересовался я с неподдельным любопытством в голосе. — Мне Дон рассказывал…

— Смотри!!! — взревел Протас и сильнее сдавил мой затылок. — Смотри, паскуда и думай!

— Мы же не представлены друг другу, Протас, — хрипло пробормотал я, опасаясь, что этот придурок может в припадке ярости сломать мне шею. — Я тебя знаю заочно, ты меня — тоже. Я знаю, что у тебя горе, но это же не повод, чтобы на первом встречном вымещать свою боль! Ты очень грубый парень — так дела не делаются.

Протас отпустил мой затылок, ухватил меня под мышки и рывком повернул к себе — силища, я вам скажу, как у буйвола!

— Ну-ка, ну-ка, что ты там прогундел, огрызок? — заинтересованно спросил бригадир. — Повтори, да повнятнее!

— Если ты мне развяжешь руки, дубина, да отдашь своим парням ствол, я тебе покажу огрызка, бык ты недоделанный!!! — весомо продекламировал я, внутренне обмирая от страха. — Или тебе слабо, индюк?!

Эх, как заливисто хохотали приближенные Протаса, обрадованные моим выступлением! Митяй и кареглазый пополам сложились — как после хорошего удара в печень, водила «трехсотого» заинтересованно выставил башку из окошка и, распахнув пасть в золотозубом оскале, гыкал на вдохе, стукая ладонью по дверце. Владелец «99-й», парниша с татуированными запястьями, и Протас удивленно переглянулись и синхронно пожали квадратными плечами.

— Ну-ка, Фома, распеленай его, — грозно прищурившись, распорядился бригадир.

Кареглазый достал здоровенный тесак и одним движением располосовал скотч, стягивавший мои запястья.

— Ствол, говоришь, отдать, — раздумчиво сказал Протас. — Ствол… Ну а че — можно! — Он выхватил из-под мышки увесистый «АПС», левой рукой извлек откуда-то из-под рубахи еще один и протянул оба пистолета Митяю.

— Ну, давай, Арнольд ты наш недокормленный, — приглашающим жестом поманил меня бригадир. — Покажи дяде «огрызка». — Он махнул несколько раз руками, разминая плечи, крутанул корпусом и стремительно выбросил перед собой кулак — будто из пращи булыжником зарядил.

— Что — прямо здесь? — Я несколько замялся. — Тут, между прочим, мы не один — вон, тачки туда-сюда летают! Нас могут не понять…

— Да и хер с ими, — невозмутимо произнес бригадир. — Тебе не все равно, где помереть?! На!!! — Протас обманчиво болтанул корпусом вправо и резко ударил ногой вперед, целя мне в грудь. Отпрыгнув в сторону, я подсек опорную ногу противника размашистой «вертушкой» — Протас грохнулся на спину и пару секунд лежал недвижно, удивленно лупая на меня своими мохнатыми ресницами.

— Большой шкаф громко падает, — констатировал я, протягивая поверженному бригадиру руку. — Тренироваться надо. Витек! Что ж ты сразу попер — положено разведку боем проводить, мало ли какой противник может показаться?

— Проигнорировав мою руку, Протас напружил лопатки и одним прыжком красиво выскочил в стойку — несколько тяжеловато, но очень сноровисто.

— Не в счет, — хрипло пробормотал он и несколько сконфуженно добавил, зыркнул на своих приближенных: — Ну, обмишулился малость… Ком! Ком, Беби!

— Ну, на тебе «ком», — согласился я и медленно пошел на бригадира, опустив руки вдоль туловища. Дождавшись, когда я оказался в пределах досягаемости его булыжников, Протас быстро провел боксерскую серию, целя мне в голову. Я три раза увернулся, четвертый удар угодил в плечо, намертво отсушив руку и развернув меня на девяносто градусов, почти спиной к вектору атаки. Из этого положения я, чуть прогнувшись, стремительно выстрелил пяткой в грудную клетку противника, сознательно завышая точку приложения усилий. Бригадир вспорхнул спиной вперед, будто напоровшись на стенку со всего разбега, и рухнул на землю.

— Во-о!!! — синхронно вырвалось из уст наблюдавших за поединком.

— Фуля «во-о-о»!!! — передразнил я, подходя к поврежденному бригадиру и подавая ему руку вторично. — Попал бы в солнечное сплетение — тогда было бы вам «во-о-о»!

— Бригадир принял руку и, кряхтя, медленно поднялся, морщась от боли. Секунд десять он восстанавливая дыхание, затем с надрывом произнес:

— И… иде ж ты так надрочился, малой? Да я в этом городе любого урою одним ударом! Оо-о-ох, зараза, — всю грудину отшиб… зараза!

— Да ты мне тоже плечо отсушил, Витек, — миролюбиво сообщил я. — Рука теперь неделю не будет работать. — Тут я соврал — рука уже начала потихоньку отходить. — Попади я под любой из твоих ударов — унесли бы! Я всю жизнь тренируюсь, — продолжал я и, чтобы добавить себе весу, сказал: — Черный пояс по пяти видам единоборств, трехкратный чемпион России по боям без правил: 95, 96, 97-й годы…

— Ну! — удивился Протас и переглянулся с приближенными — те пожали плечами.

— Вот тебе и «ну»! — произнес я и, закрепляя успех, добавил: — Прошу заметить — абсолютный чемпион! Там такие маховики были — что ты! Вам таких за всю жизнь по телевизору не увидать — не то что вживую! Мастера экстракласса… — и замолчал.

Отряхнувшись, бригадир водворил «АПСы» на место и жестом пригласил меня присесть в «трехсотый». Я забрался на заднее сиденье, бригадир уселся спереди, помедлил несколько секунд и сказал:

— Ну… чую — зря я тебя потревожил. Зря. Я в принципе и до этого мороковал — не может быть, чтобы такой заметный пацан, с таким положением… Ага.

— А в чем дело? — поинтересовался я. — Может, я могу чем помочь?

— Вряд ли. — Протас сожалеюще покачал головой. — Вряд ли… Но, чтобы, значит, не было между нами недомолвок, слушай сюда. Короче, пахан мой расшибся — знаешь.

Я утвердительно кивнул и вновь напрягся, мобилизируя организм на работу в вялотекущем режиме, исключающем острую реакцию и эмоциональные всплески.

— Сиганул, придурок Протас, показав рукой за овраг, продолжал Протас, показав рукой за окно. — Щас лежит и ни хера сказать не может — остальные, кто с им были, значит, дуба дали… ага. А он, значит, токо глазами хлопает… — Бригадир отвернулся и на некоторое время замолк.

Мне стало грустно. Снегов-старший, как прозорливо предрекали аналитики ПРОФСОЮЗА, не умер, несмотря на ужасное падение с большой высоты и хаотичные скачки машины по крутому склону. Несмотря на то что его судьбой занимался профессионал (извините за нескромность!), Роман Петрович вновь остался в живых. Трое его спутников отдали концы еще до прибытия бригады «Скорой помощи», а сам владелец «шестисотого» «мерса» получил компрессионный перелом позвоночника, перелом грудины, обширную контузию и в настоящий момент, под охраной парного круглосуточного поста, выставленного Кировской бригадой, находился в нейрохирургическом центре областной поликлиники. Он опять выкарабкался, этот стойкий деревянный король, — дурная привычка жить сработала даже в такой безысходной ситуации. Только, как мне кажется, на этот раз Роман Петрович несколько поторопился цепляться за зыбкую кромку нашего несовершенного мира. Врачи дали стопроцентный прогноз — жить он будет хоть тридцать лет — при соответствующем уходе, а вот двигаться — увы…

— Ну так вот, — продолжил бригадир, закурив, — там получилась одна интересная штуковина… — Протас потыкал в сторону оврага: — На склоне мы нашли порванную резиновую бабу. Врубаешься, кореш?

Я мудро кивнул и несколько напрягся — повествование становилось интересным.

— Мне стало интересно — откуда это тута такая штуковина появилась, — вещал бригадир. — Подрядил я, значится, одного толкового пацана из ментов разобраться, че почем. так Вот — пацан тот дал интересный результат: баба новая — токо купленная, можно сказать, а порвали ее колеса машины моего пахана… Врубаешься, корешок?

Я опять мудро кивнул, но на этот раз полагалось проявить любопытство:

— Получается, — бригадир сожалеюще пожал плечами. — Получается, что она была надута, когда пахана тачка на ее наехала, — так эксперты заключили… ну, по характеру поврежденный. Ага… Получается, что какая-то падла подбросила эту самую бабу под колеса моему пахану, и из-за этого он сиганул с поворота…

— Это мент так сказал? — осторожно поинтересовался я. — В смысле — эксперты такое заключение дали?

— Ни хера они не дали! — сурово произнес Протас. — Водила бабу увидал и начал тормозить — вот их и выкинуло с поворота. Он думал, что она настоящая, баба-то… они ж быстро ездют — пахан любит… любил быстро ездить… Ага — вот так… Ну — соответственно, на такой скорости хер разберешь, настоящая или как…

— Значит, ты думаешь, что кто-то подложил бабу на шоссе и поэтому…

— Я не думаю! — прервал меня бригадир. — Я знаю! Знаю — и точка. По-другому быть не могло… Там еще какой-то педераст керамзит просыпал — во-о-н от средины поворота и метров на двадцать. — Бригадир показал рукой на поворот. — Я бы всех этих уродов, что на самосвалах ездют, перестрелял, да не получается — больно много народу надо в расход вывести. — Бригадир досадливо прикусил губу — неспособность перестрелять всех самосвальщиков, по всей видимости, повергала его в состояние депрессии.

— Ну а этот… который бабу подкинул… он, значит, воспользовался этим… ну, что керамзит там, ага… и подкинул, короче. — Протас решительно стукнул кулаком по раскрытой ладони, как бы утверждая абсолютную верность своей версии.

— Короче, ты предполагаешь, что твоего отца… эээмм… — Я замялся, подыскивая словечко.

— Завалили? — пришел на помощь Протас. — Ну естессно, братуха, — ты че! Конечно, завалили! Это еще не все — тута еще кое-какие нюансики есть. Ты думаешь — я тебя вытащил из офиса?

Я недоуменно пожал плечами — действительно, чего это вдруг? Я бы не чувствовал себя ущемленным, ежели кировская братва вообще никогда не узнала бы о моем скромном существовании.

– «Нива»! — пояснил бригадир. — Врубаешься?

— Не врубаюсь, — я покачал головой, — что — «Нива»?

— Ну, у тебя «Нива» есть? — досадуя на мою непонятливость, спросил бригадир.

— Есть у меня «Нива», — признался я — А что?

— Ну во! — обрадовался Протас. — А ты говоришь — не врубаюсь! У этого гондона, который бабу подкинул, «Нива» была! Мы щас всех, у кого «Нивы», потихоньку шерстим. Ну — не всех, а тех кто подходит по описанию…

— А как вы вычислили, что у него «Нива» была? — заинтересовался я.

— После этого, ну как случилось, мы ломанулись по всем этим магазинам, что бабами торгуют, — пояснил Протас. — Их раз, два и обчелся. Стали интересоваться — а не покупал ли кто бабку накануне? И что ты думаешь — нашли! Тут неподалеку есть поселочек такой. Утта. Слыхал?

Я неопределенно пожал плечами, чувствуя, что меня одолевает острое желание как можно скорее завершить беседу и рвануть отсюда к чертовой матери — финал нашего общения обещал быть самым непредсказуемым.

— Ну, заброшенный таокй поселочек — дворов на сто — сто двадцать, — продолжал бригадир. — Там тоже есть этот… секс-магазин.

— Секс-шоп, — автоматически поправил я.

— Откуда знаешь?! — моментально отреагировал Протас. — Ты че, там был?

— Не-а, не был, отказался я. — Все магазины, что торгуют такими штуками, так называются — «секс-шоп». В переводе с английского секс-магазин. Вот.

— А-а-а-а, вон что, успокоился бригадир. — Ну, ясно тогда… Ну, короче, в том секс-шопе, в день, когда мой пахан с шоссе сиганул, продавец помер. От этого… м-м-м… как его — о! — от обширного инфаркта. Врубаешься?

Я покивал головой, не в силах что-либо произнести — такое глубинное знание подробностей начало приводить меня в уныние.

— И в тот день — как раз примерно в то же время, что продавец помер, — там один хмырь покупал резиновую бабу! — торжественно продекламировал бригадир. — Представляешь? Когда начали там всех подряд спрашивать, одна бабка сказала, что видела, как подъезжал мужик на «Ниве» и покупал бабу. Потом она — эта бабка — ушла и, чего дальше было, не знает. Но мужик, как она говорит, был городской, она его описала — лет, говорит, тридцать, симпатичный, крепенький такой… ага… Врубаешься?

— Короче, по всем статьям походит на меня, — вяло констатировал я. — И «Нива» у меня есть, и лет мне — тридцать, и крепенький я… Да?

— Ну, получается, — несколько смущенно признал бригадир. — Мы ж потом что — подняли гаишные учеты, отобрали все «Нивы», что в городе есть, отбросили тех, что моложе и старше, — ну, владельцев, значит, ага… Получилось не так уж и много — всего-то сорок три человечка. Вполне доступно для шмона. Врубаешься?

— Ага, врубаюсь, — подтвердил я и развил теорию бригадира: — Потом вы повезли бабке все фоторожи этих владельцев «Нив» на опознание — так?

— Повезли — а как же, — порадовался Протас моей понятливости. — Токо тута одна заморочка получилась — бабка больно старая. Номер, сука, запомнить не смогла, хотя машину сильно осматривала, как с магазина шла, — сама сказала, ага… Ну и по фотографии — тоже, говорит, узнать не могу. Ей, бля, значит, живого привези, чтобы он подвигался, поговорил, походил пред ею…

— Ну и что вы? — поинтересовался я. — Всех сорока трех ей будете возить?

— Ну конечно, будем, — как нечто само собой разумеющееся произнес бригадир. — Естестесно, будем. Уже двенадцать человек привезли — не опознала, сучка. Ну — тем больше шансов, что действительно опознает.

— Я, значит, тринадцатый, — спокойно констатировал я. — Несчастливое число, Витек! Вот не повезло!

— Ну, так получилось. — Бригадир развел руками. — Но с тобой в принципе все ясно…

— А как вы увязали того покупателя на «Ниве» с резиновой бабой на шоссе? — встрепенулся я. — Или тоже — только догадки?

— Обижаешь, начальник! — прогудел бригадир. — Догадки! Ха! Эксперты определили, что баба на шоссе — как раз с того магазина, где двинул кони продавец. Врубаешься? И это еще не все! — Бригадир с торжеством во взоре погрозил мне пальцем. — Я поехал в клинику и спрашиваю пахана — а не было ли там где-нибудь поблизости — ну, перед этим самым — на шоссе какой-нибудь «Нивы»? и он мне глазами как начал лупать — было!!! Врубаешься? Я говорю — впереди ехала или как? Начал лупать — впереди!!! А ты говоришь…

Я почувствовал себя примерно так же, как два года назад, когда ПРОФЗОЮЗ, шантажируя меня при вербовке, продемонстрировал заснятый на видеопленку сюжет, где я укокошиваю бандитского банкира — Макса Берковича. Ай да бригадир! Сработал не хуже следственной бригады по особо важным делам. Теперь только осталось свозить меня опознание — и если бабка уверенно подтвердит, что я — именно тот, что покупал бабу в секс-шопе, когда она выбирала подарок для внучека, можно передавать материалы дела в суд — следствие закончено… Хотя какой там, в задницу, суд! Суду бы еще нужно было доказывать, что это именно я пристроил бабу на шоссе. А Протасу ничего доказывать не надо — шлепнет прямо там, на бабкином дворе, пописает на мой быстро остывающий труп и поедет себе обратно…

— Да, кстати! — встрепенулся я. — А цвет? Бабка что сказала насчет цвета этой самой «Нивы»?

— Ничего не сказала, — сожалеюще признался Протас. — Она, сука, наверное, дальтоник, бля! Все видит как в черно-белом телевизоре. А то бы мы, естессно, быстрее нашли того вахлака — сам понимаешь…

— Ну и что со мной собираешься делать? — несколько насмешливо поинтересовался я, моля своего киллеровского бога, чтобы бригадир свалял дурака, проявив великодушие. — В расход выведешь или как?

— Ха — шутник ты, однако, братуха! — весело оскалился Протас и тут же посерьезнел. — Давай так — я тебя, конечно, уважаю, Дона — тоже, но… Давай, значит, чтоб не было иксесов между нами, прокатимся в эту… м-м-м… в Утту долбаную. Покажем, значит, тебя бабульке, для очистки совести, — и обратно. Согласен?

Вопрос был, согласитесь, совершенно некчемный. Естественно, я был очень даже не согласен ехать в эту «долбаную Утту», но выбора у меня не было. Сослаться на занятость и попросить отложить опознание? Слишком подозрительно — хорошее отношение Протаса, завоеванное мной ценой отшибленного плеча и получасовой нервотрепки, могло принять обратную полярность, и в результате меня повезли бы в эту Утту уже со связанными руками, а то и вообще в багажнике — неудобно там. Да и руки мне очень скоро понадобятся — в зависимости от результатов опознания. Так что не буду испытывать судьбу — сегодня, судя по всему, ее очередь пробовать меня на зуб — а крепкий ли орешек?

— Ну, естественно, согласен, Витек! — широко улыбнулся я. — Для тебя — все, что хочешь, в любое время.

— Вот это я люблю! — обрадовался Протас. — Давай — рулим к бабке! — крикнул он, высунувшись в окошко, и приближенные попрыгали согласно расчету по тачкам…

Спустя двадцать минут мы притормозили у небольшого домика на краю Утты — подобие забора из всякого хлама, перевязанного алюминиевой проволокой, огораживало маленький дворик, в котором, у колодца, что-то стирала в деревянном корыте старая бабка в замызганном переднике.

— Значится, так. Щас вы трое встанете рядом, а он — посреди вас, — скомандовал Протас своей братии, выбираясь из машины. — Для чистоты эксперимента…

Кареглазый, Митяй и водила «99-й» встали рядом — я протиснулся между ними и замер, избегая смотреть на бабку, которая, заметив наше появление, неспешно затрусила к выходу со двора.

— Здорово, Григорьевна! — крикнул бригадир, приближаясь к калитке и на ходу таща из кармана рубашки сотенную купюру. — Ну-кась — поработай во благо трудового народа.

Процедура опознания, судя по всему, была наработана до автоматизма — Григорьевна ухватила протянутую купюру, упрятала ее в передник, озаряясь рассеянной улыбкой, и, подойдя к нашей шеренге, встала боком, метрах в пяти, уставясь на нас одним глазом.

Я замер, лихорадочно прогоняя очередной вариант предстоящих объяснялок, который может понадобиться, буде бабулька меня опознает.

— Так — этих видала, — запросто сказала бабка, потыкав пальцем в сторону бригадировых подручных. — А вот его — не видала, — палец бабки остановился на мне. — Значить — это он, убивец окаянный!

Я возмущенно фыркнул и негодующе всплеснул руками, показывая свое отношение к такому домоделанному способу опознания. Бригадир смутился — видимо, он не рассчитывал на такой результат.

— Как же так, Григорьевна! — недовольно воскликнул Протас. — Что значит — «не видала»? Так это он или не он?

— Ну, ты этих уже привозил скоко-то раз. — Бабка вновь потыкала в сторону бригадировых подручных. — Я их запомнила. А этого не привозил. Чего не ясно?

— Ну так я тебе уже двенадцать раз привозил других — из города, — не сдавался бригадир. — Ты же их не опознала?

— Так те не похожи были. — сказала бабка. — Вот и не опознала.

— А этот похож? — насторожился Протас.

— Да вроде похож. — Бабка с сомнением уставилась на меня. — Старая я — вижу нехорошо. Вроде похож, а так — как знать…

— Так он или не он?! — теряя терпение, воскликнул бригадир. — Ты, бабка, мне точно говори — а то смотри, доиграешься!

— А со слухом у тебя как? — вдруг шепотом спросил кареглазый, стоявший рядом со мной.

— Слышу хорошо! — встрепенулась бабка. — Очень даже хорошо! Вон — по телику говорят, которые плохо видят, они, значить, слышать должны хорошо. Вот и я так. Одначе было дело, с Семеновной мы…

— Хорош болтать, Григорьевна! — оборвал старуху бригадир и остро глянул на меня — что-то мне его взгляд не понравился — не так он глядел пять минут назад!

— Ну-ка, Григорьевна, отвернись от них, — распорядился Протас. Бабка отвернулась, недоуменно пожимая плечами.

— Так-так… — Бригадир на секунду задумался, затем приказал, обращаясь к нам: — А теперь давай — по очереди: спокойно так, не спеша спрашивайте: «Покажите мне, пожалуйста, это изделие» — по три раза. Спросил — пауза, потом опять спросил — снова пауза — и так, по очереди, каждый. А ты, Григорьевна, слушай внимательно. Поехали!

Первым начал водила с татуированными запястьями. Пока он произносил указанные бригадиром фразы, я проклинал себя за тугоумие. Вот идиот! Такой промах… Тогда я почему-то не принял в расчет эту самую Григорьевну — лишь зафиксировал ее присутствие. А надо было принимать! А еще, кретин недоделанный, решил, что бабушенция туговата на ухо. Да, она не делала попыток прислушаться к разговору — как это обычно делают все бабки, с любопытством поворачивая ухо и вытягивая шею. Она поэтому и не вытягивала шею — не надо ей это было делать! И так все слышит — вон, даже шепот с расстояния в пять метров…

— Давай, твоя очередь, — подтолкнул меня кареглазый.

— Пожалуйста, покажите мне это изделие, — прокашлявшись, произнес я.

— Это он! — уверенно крикнула бабка, резво поворачиваясь и тыча пальцем в мою сторону. — Клянусь богом — он! Хоть ухандокай меня здеся, точно тебе говорю — он!

— Ну спасибо-хорошо! — довольно размеренно продекламировал я — все эмоции уже давно перегорели в огне внутренних треволнений, сейчас это получилось, как надо, — с издевкой, насмешливо, уверенно…

— Что скажешь? — задумчиво спросил меня бригадир, сделав бабке знак, что она может идти.

— А что сказать? — Я смущенно пожал плечами. — Я действительно в тот день покупал в этом магазине резиновую бабу. Вот…

— Что?! — очень тихо переспросил бригадир. — Ну-ка, ну-ка, еще разок и повнятнее!

— У меня эту бабу буквально спустя полчаса после того, как я ее купил, украли! — быстренько объяснил я. — Врубаешься? Я купил ее, поехал до ближайшей лесополосы и спрятался среди деревьев — ну, опробовать хотел! Потом положил ее в тачку и отошел похезать. Вернулся через пять минут — нету! И куртку с бабками сперли. Вот так…

Бригадир с минуту сверлил меня своими водянистыми глазами — во взоре его я читал страшные сомнения.

— Ну, для чего тебе баба-то была? На хера ты ее купил?

— А-а-а, вон что! — облегчением вздохнул я. — Ну так ясно для чего — ха! Ты думаешь, для чего этих баб продают?

— Чтобы трахать? — уточнил бригадир. — А что ж с настоящими — ты это, ну не того, а?

— Понимаешь — у меня с этим проблемы, — смущенно пояснил я. — У меня из-за этого и жена-то ушла — давно это было. Вот я с тех пор как ни попробую с настоящей — ничего не получается… Ну, я и купил ее — думал, попробую, как это будет — может, потренируюсь маленько, потом и с настоящими дело пойдет. В а городе — сам понимаешь, меня каждая собака знает. Вот я и поехал в этот долбаный поселок, чтобы никто не догадался. Знал бы — ни в жизнь сюда не сунулся, лучше бы с дунькой кулаковой развлекался! Видишь, как оно обернулось…

— Сп…дили, говоришь? — с сомнением произнес бригадир.

— Точно, так оно и было! — искренне глядя ему в глаза, подтвердил я.

— Обзовись, — потребовал Протас, выставив на меня обличающий перст.

— Век воли не видать! — воодушевленно воскликнул я, прикусывая большой палец и чиркая им по горлу. — Бля буду! — Я видел, так делают блатные, когда от них требуют подтверждения правдивости сказанного.

— Верю, — проникновенно сообщил бригадир. — Ты настоящий мужик. Я хочу с тобой дружить. Знаешь, что будет, если мы будем дружить?

— Знаю, — подтвердил я, представив, как меня на каждом углу будет отлавливать кировская братва, орать приветствие и бросаться для объятий и лобызаний.

— Ни хера ты не знаешь! — пренебрежительно махнул рукой Протас. — Если ты будешь со мной дружить, значит, все твои проблемы — мои проблемы. Ни одна падла тебя пальцем тронуть не посмеет! И эту, педерастию твою, мы ее тоже одолеем!

— Кого одолеем? — удивился я.

— Ну как там твое расстройство называется?

— Избирательная сексуальная фобия, — брякнул я первое, что в голову взбрело, и поправил бригадира: — К педерастии это не имеет никакого отношения, так что…

— Вот и хобию твою — тоже одолеем, — воодушевленно сверкнул глазами Протас. — Наведу я тебе кучу малолеток, значит, и отсосать все подряд заставлю — твоя хобия и повылетает на хер — не надо будет никаких резиновых баб, значит… Но! — Бригадир многозначительно поднял вверх палец, акцентируя мое внимание. — Но! Для того, чтобы дружить, значит, давай сразу расставим все точки над «и» кратким… Чтобы, типа того, не было между нами недомолвок и прочих иксесов. Врубаешься?

Я отрицательно помотал головой и продолжал изображать легкую обиду за «педерастию». Этот простой до тошноты парниша с пролетарским диалектом был раз в десять хитрее, чем хотел казаться, — и это мне здорово не нравилось.

— Короче, поедем в одно местечко, ширнемся там одной дурой, — продолжил бригадир. — Тута недалеко — в пригороде, при заезде. А потом разъедемся по делам. Идет?

— Чем ширнемся? — спросил я, чувствуя, как каменеет низ живота.

— Да хер его знает! — продолжал валять дурака Протас. — Пентонал-ментонал, или как там еще… короче — она не вредная, последствий не будет. У меня хороший знакомый, значит, там живет — вот я к нему иногда обращаюсь… Ну, врач он. Ширнет тебя этой штукой, и ты, значит, все как есть расскажешь. Против этой штуки уже не соврешь. Тогда мы будем с тобой без оглядки дружить. Я слышал, у тебя заморочки с центровиками — разберемся, не хер делать! Но сначала ширнемся. Идет?

— Идет, Витек, для тебя — все, что хочешь! — бодро согласился я, ощущая, как отчаянно крутятся шестеренки в моем аналитическом устройстве, которое пытается нащупать приемлемый выход из этой тупиковой ситуации.

— Вот это я люблю! — обрадовался Протас и крикнул своей гвардии: — По коням! — От удовольствия он даже прищурился, как кот, почуявший перспективу ополовинить втихаря литровую банку сметаны. А я, усаживаясь на заднее сиденье «трехсотого», ничего, кроме сочувствия к самому себе, не испытывал. Потому что шестеренки в моем аналитическом устройстве уже застыли в мертвой точке — единственно верное решение проблемы было найдено. Я нарвался на ситуацию, которая в анналах ПРОФСОЮЗА именуется кодом «999». Если ты звонишь по промежуточному телефону и, назвав район своего местонахождения, произносишь эти три цифры, к тебе в экстренном порядке выдвигается усиленная бригада ликвидаторов. Потому что «999» — это не просто провал или срыв акции. Это утечка информации с тенденцией к лавинообразному разрастанию. И все, кто имеет касательство к этой утекшей информации, подлежат немедленному уничтожению. А поскольку вызвать бригаду ликвидаторов у меня не было времени, мне предстояло в ближайший час заняться делом, от которого я уже давно отвык и привыкать не хотел бы ни под каким соусом. Мне предстояло заняться индивидуальными боевыми действиями в нетипичных условиях против преобладающего по численности и вооружению противника. Иными словами, я должен был завалить Протаса с его бандой, а также того несчастного врача, что должен был мне колоть пентонал, и всех, кто окажется в этот момент в его жилище…

Глава 11

Злой доктор-пентональщик, которому предстояло вколоть мне «сыворотку правды», проживал в том же районе частного сектора, что и ваш покорный слуга, — на соседней улице. Когда мы подъехали к его небольшому особнячку, у меня уже созрел план предстоящих действий, основанный на довольно твердом знании особенностей расположения докторского хауса. Мне доводилось неоднократно бывать здесь в отрочестве — пентональщик являлся нашим участковым терапевтом и пользовал всех подряд, кто проживал неподалеку.

— Так вот ты какой, северный олень! — пробормотал я, высаживаясь у докторской калитки. — А я и не знал, что ты такими штучками балуешься!

— Чего? — переспросил бригадир, вылезая вместе со мной и делая своей гвардии знак, чтобы подождали в машинах.

— Да так, — слегка приободрился я, обрадованный тем, что Протас значительно облегчил мне задачу, оставив войско на улице. — Знаю я этого докторишку. Это наш участковый терапевт.

— А, вон что. Ну, теперь он не ваш, — безапелляционно заявил бригадир. — Теперь он — мой терапевт. Пошли. — Он хозяйским жестом предложил мне следовать впереди себя.

Пригнув голову, я медленно пошел к калитке. Молодец Протас — не желает держать «кореша» за спиной. Одно движение руки — и взведенный «АПС» будет нацелен мне в голову. В том, что оружие бригадира на боевом взводе, я имел возможность убедиться, когда он передавал свои стволы на временное хранение Митяю. Значит, надо максимально сократить дистанцию, когда попадем в зону досягаемости подручных предметов, годных для производства черепно-мозговых травм с летальным исходом. Если только предметы те на месте — время-то прошло ой-е-ей сколько!

— Здорово, Федорыч! Как здоровье? — приветливо вскинул я руку, заметив выползшего на крылечко одутловатого плешогана, приложившего к бровям ладонь и пристально разглядывавшего нас выцветшими близорукими глазами. Пожевав губами, врач оживился — узнал, бедолага, стародавнего клиента!

— А-а-а-а, Эммануил! Вскрытие покажет! — проскрипел он, лживо улыбаясь. — Давненько к старику не заглядывал, давненько. Батька твой, царствие небесное, бывалоче, как что — так сразу: «Леонид Федорыч, помогай!». А как состарился доктор — так никто и носа не кажет! Позабыли бедного эскулапа!

— Эммануил? — удивился Протас, закрывая за собой калитку.

— Это имя мое, — неохотно признался я. — Бак — это погоняло.

— Ха! Вот это имечко ты себе выбрал! — обрадовался бригадир. — Попроще ничего не мог отыскать?

— Это не я, — сокрушенно вздохнул я. — Это предки.

— Федорыч, дело есть, — не делая попытки обогнуть меня, с места сказал Протас. — Надо вкатить хитрый укол моему корешу. По уговору!

— Эммануилу, что ли? — уточнил врач с некоторым удивлением в голосе.

Я внутренне взмолился — ну давай, возмутись, сорви этот дурацкий эксперимент, доктор! И тогда мне не придется заниматься кровавой работой у тебя в доме. Ведь ты же помнишь меня ребенком, Федорыч!

— Эммануилу, Эммануилу, — подтвердил бригадир, с видимым удовольствием обыгрывая мое неудобоупотребимое имя.

— Запросто! — согласился доктор, лениво зевнув, и направился в дом.

«Вот сволота! — с ненавистью подумал я. — И не икнулось тебе, жиробас херов!»

Поднявшись по ступенькам, мы оказались на обширной застекленной веранде, где я чуть не испустил крик радости. Здесь стоял бильярдный стол — доктор и его собутыльники все летние вечера коротали, перемещаясь с кием вокруг него, азартно гоняя шары. По всей видимости, дела у «бедного эскулапа» шли совсем недурственно: стол был новый, выполненный из красного дерева, с лакированными ногами и ярко-зеленым бархатом. Тут же, на столе, лежали два великолепных кия: длиннющие произведения искусства с резными костяными рукоятками, увенчанными массивными серебряными набалдашниками.

— Да ты, никак, разбогател, Леонид Федорович! — восхищенно воскликнул я, оказавшись возле стола и осторожно беря в руки кий. — Серебро?

— А то! — довольно осклабился доктор, резко тормозя и разворачиваясь ко мне. — На старости лет вот позволил себе такую роскошь — для услады сердца… А все благодаря Витеньке. — Врач потыкал короткопалой ладонью в сторону Протаса, который остановился, дыша мне в затылок, — тоже рассматривал изделие.

— Кой-какую работенку периодически мне подкидывает, — пояснил доктор. — И, естественно, платит за это…

Бац!!! — плавно развернувшись, я со всего маху зарядил рукояткой кия Протасу в висок. Набалдашник, тупо чмокнув, впился в кость — брызнула кровь, кий лопнул, явив вживленный в дерево металлический прут. Протас рухнул на пол, орошая домотканый ковер алыми каплями крови.

22, 23, 24, 25 — про себя посчитал я, пригнувшись к поверженному и держа два пальца на шейной артерии. Хорош! Летальный исход зафиксирован — даже столь живучие товарищи, как господа Снеговы, после такого удара вряд ли способны выкарабкаться из долины Смерти.

— Э-э-э-э, — захрипел пришедший в себя доктор, выпучив свои заплывшие глазки. — Ты-ы-ы-ы-ы… А?

— Есть кто-нибудь в доме? — деловито осведомился я, перешагнув через тело бригадира и прильнув к огромному окну.

— Никого! Никого нет! — испуганно пробормотал доктор. — Жена на работе, дочь — с подругами где-то на улице.