Три кита: БГ, Майк, Цой Рыбин Алексей

© Рыбин А. В., 2013

© Зиганшин И., фотографии, 2013

© Усов А., фотографии, 2013

© Оформление. ЗАО «Торгово-издательский дом «Амфора», 2013

Думаю, вполне логично объединить в одну книжку размышления о трех ленинградских музыкантах – Борисе Гребенщикове, Майке Науменко и Викторе Цое. Просто по той причине, что они кажутся мне лучшими из всех, кто играл и играет в нашей стране музыку под условным названием «рок».

В искусстве понятие «лучший» абсурдно. Сколько я читал всяких рейтингов, списков и исследований на тему «лучший гитарист», «лучший композитор», «лучший кто-то» – поэт, не дай бог! В искусстве нет лучших и худших. Кто лучший гитарист – Чак Берри или Ван Хален? Что здесь сравнивать? Конечно Берри. В опровержение всех рейтингов и списков.

Будем говорить, что автору, то есть мне, «Аквариум», Майк и «Кино» кажутся наиболее интересным из всего, что происходило в нашей стране в восьмидесятые – девяностые годы прошлого века – и происходит сейчас.

Это, безусловно, вкусовщина. Как и любые книги о музыкантах, любые статьи и рецензии. Все субъективно. Но лучшая основа для вынесения каких-либо оценок – наслушанность, чем больше ты слышишь разной музыки, тем ближе к объективности будет твоя оценка, тем легче определить, что первично, что вторично, что свое, а что просто скалькировано.

Меня начнут упрекать – ну как же, а БГ и Майк, что, не «списывали» песни у Дилана и Джаггера с Ричардсом? Списывали, бывало, – скажу я. И не только с Дилана и Ричардса. Еще и с Чака Берри, Лу Рида, Игги Попа, Боуи, Пресли и Колина Молдинга (моя любимая «Восьмиклассница»).

И что? Клэптон, Джими Пэйдж и Хендрикс тоже много чего списывали. А лучшие рок-группы мира стали популярными играя песни других исполнителей. Есть классические пластинки, которые мы с вами все любим, в которых наберется всего одна-две авторских песни. А есть такие, где нет ни одной, написанной участниками группы. Однако эти пластинки входят в число лучших за всю историю рока. Вспомним The Animals, The Beatles, The Rolling Stones. Если это не убедит, то дальше можно не читать.

Тем более что эта книжка не о заимствованиях.

Эта книжка о трех уникальных артистах, трех художниках, и мерить, кто из них «главнее», – бессмысленно, они играли (и играют, дай бог здоровья БГ) совершенно разную музыку. Эти трое создали такое огромное количество своих, совершенно классических и невероятно прекрасных песен, по сравнению с которым процент заимствований ничтожен.

Эта книжка о музыкантах – БГ, Майк и Цой так глубоко влезли в то, что называется «рок», в современную музыку вообще, как никто, пожалуй, кроме них, в это дело не влезал.

Они уловили, почувствовали суть, дух этой штуки – и что это такое, можно понять, только слушая их песни. Так же, как песни The Beatles, Stones, Лу Рида, Дилана, Пресли. Словами это объяснить сложно. Это чистое искусство. Это – реальное, настоящее. Не подделка, не «я сделаю так же», а «Я сделаю ЭТО». И ЭТО получалось – у всех троих на совершенно разных полях – и в классическом ритм-энд-блюзе, и в неоромантическом диско.

Эти трое – артисты мирового уровня. Просто поверьте, что это так.

Я счастлив тем, что был и есть с ними знаком, что дружил и дружу, что стоял с ними на одной сцене. Я счастлив этим.

БГ

Когда внутри меня начинает играть «Аквариум» я испытываю чувство сродни тому, которое случалось у меня в детстве, когда я только начинал узнавать современную музыку и слушал группу Gentle Giant, конкретно – альбом «Octopus».

Это было (в случае с Gentle Giant) и есть (с «Аквариумом») путешествие в сказку. Нет, не в сказку. В другую реальность. В ту реальность, где хочется остаться. Потому что она почти такая же, как та, что вокруг, только ярче, громче, звонче, неожиданней, интересней и без хамства, что немаловажно. И вокруг очень много разного нового, и это новое – ничуть не страшно, а, наоборот, очень приятно. Вот так примерно. А как еще описать музыку? Это могут только музыкальные критики, а я хоть и злой по жизни человек, но не критик.

Дальнейшие сравнения групп Gentle Giant и «Аквариум» будут не в пользу GG: последние были очень ограниченны в своих выразительных средствах. Собственно, сами себя и ограничили – и в стиле, и в инструментарии. Это стало причиной довольно небольшого количества записанных альбомов разного качества и привело к сравнительно быстрому распаду прекрасной, вне всякого сомнения, группы.

«Аквариум» жив до сих пор – и слава богу. И любят его не только в нашей стране, но и во множестве других.

По валовому продукту «Аквариум» превзошел любую группу России.

На сегодняшний день группа выпустила 33 номерных альбома, 12 синглов, 2 англоязычных альбома, 3 альбома-коллаборации, 4 диска-антологии, 17(!) концертных альбомов, 6 сольных альбомов Бориса Гребенщикова, 3 саундтрека, 14 альбомов-сборников. Из всего набора 14 пластинок вышли на виниле. В общей сложности 22 альбома записали участники «Аквариума» – без Бориса Гребенщикова.

Это не считая пластинок, на которых записаны фестивали с участием «Аквариума», не считая участия в трибьютах, проектах музыкантов-друзей и чужих сборниках.

Кто-то из писателей сказал, что талант – это всегда много. И продолжил в том смысле, что одну книгу может написать любой среднеинтеллигентный человек, – материала достаточно, можно просто черпать из собственной биографии. А вот дальше, за первой книгой, уже начинается профессия. Человек, в профессии успешный и талантливый, всегда пишет много. Ну, сколько позволяет время, во всяком случае.

Но не будем о писателях, вспомним невероятные по объему дискографии великих артистов: Элвис Пресли, Фрэнк Синатра, The Beatles (со всеми сольными альбомами участников), The Rolling Stones, Заппа, Боб Дилан, Ван Моррисон, Нил Янг, не побоюсь этого слова, Chicago…

Захочешь иметь «полные собрания» хотя бы пятерки великих – не хватит никаких полок.

Это показатель количественный, но он, как ни странно, тоже важен. По двум причинам. Во-первых, он говорит о востребованности артиста у слушателя (какая компания будет издавать тридцать альбомов, если они не продаются?), во-вторых – и в главных, – это показатель того, что артиста «прет». То есть ему очень хочется писать песни и петь их.

Артиста, которого «не прет», отличить от первого очень легко. Многие пишут на заказ, «по работе», «по контракту» – есть такие везунчики в рок-н-ролле: выпустив два приличных альбома, они получают контракт еще на пять. Но писать больше им неохота – деньги заработаны, зачем напрягаться. Однако нужно отрабатывать контрактные обязательства – и артист впрягается в телегу шоу-бизнеса, натуга его слышна в каждом следующем альбоме, иногда слушателю даже хочется плакать вместе с автором. Некоторые видят причину этих позывов заплакать в искренности и таланте автора, а тому на самом деле просто очень трудно и тяжело.

Но тот, кто трудится в поте лица по контракту и за бабло, – никогда не выпустит такого количества альбомов, как «Аквариум», Заппа или Дилан. Во-первых, не сочинит такого количества оригинальных песен, а во-вторых – и в-главных, – ему это просто не нужно. Потому что корпоративы отнимают много времени и заработок с них куда больше (альбом ведь еще продать надо, а тут – поишачил месяц по часу в день – и живи себе, изображай «звезду»).

«Аквариум» грандиозен в объеме записанной музыки – равно как и в ее качестве.

«Аквариум» – по всем параметрам супергруппа. «Аквариум» имеет прекрасного композитора и певца, в группе играют (играли и, судя по всему, будут) – лучшие музыканты России и не только (это не значит, что самые лучшие музыканты страны играли в группе, – лучших много, и в «Аквариуме» играла часть этих «лучших»). «Аквариум» выпустил столько альбомов, сколько в нашей стране не выпустил никто. И все эти альбомы востребованы, любимы, их покупают и, что важнее, слушают.

Почитайте комментарии на «Круги. ру», где выложены главные альбомы группы. Благодарят.

Супергруппой «Аквариум» является и по количеству критики – как профессиональной, так и дилетантской – в адрес группы в целом и Бориса Гребенщиков персонально.

И та и другая критики в массе своей очень забавны – они пересекаются в точке «непонятности» песен «Аквариума».

Вообще, отечественная критика – а с ней и простые слушатели – отчего-то любят «расшифровывать» песни. Видимо, это идет из детства, когда все слушали «Битлз», не зная языка, и каждая песня требовала перевода. По инерции граждане продолжают переводить и то, что написано на русском, – при условии, что это создано в жанре под условным названием «рок-музыка».

Им кажется, что строчки из песни «А белый лебедь на пруду качает павшую звезду» расшифровки не требуют, а вот «Поезд в огне» нужно переводить и докапываться до скрытого смысла.

Формально я с ними согласен.

Про лебедя действительно все ясно предельно. Настолько, что на концерт с «лебедем» я никогда не пойду.

А на «Поезд в огне» пойду.

Впрочем, судить о людях по той музыке, которую они слушают, неправильно. Все люди разные, и все имеют свои слабости.

Возвращаясь к критике «чистого разума» Бориса Гребенщикова (а в чистоте его я не сомневался никогда и не сомневаюсь по сию пору) и к его песням, «непонятным» и каким-то там еще, можно заключить, что, видимо, «I’m valrus»[1] – песня для критиков «понятная» и, следовательно, хорошая, а «Дело мастера Бо» – соответственно, непонятная, а значит, плохая.

Не дело это, писать банальности, но хочется, хотя бы в этой книжке, поставить точку в рассуждениях о «текстах понятных» и «текстах мутных».

Никакие тексты никаких песен ни в каких объяснениях и расшифровках не нуждаются. По одной причине – песня это не слова, положенные на музыку, и не стихотворение, спетое под гитару. Песня – это отдельный жанр, произведение, состоящее из музыки и слов. То есть не взвесь, не смесь, а раствор.

Читать тексты песен без музыки, в качестве информации – возможно, но ради удовольствия – хм… Хотя, опять-же, каждый развлекается по-своему, и, быть может, где-то живут истинные раблезианцы, наслаждающиеся чтением текстов Чака Берри без музыкального сопровождения и декламирующие в компании «Twist and Shout».

Но мы не будем говорить об этих меньшинствах.

«Чтобы написать текст, мне нужна гитара», – сказал однажды Борис Гребенщиков.

Борис Гребенщиков (об «Аквариуме» чуть ниже) – в первую очередь, как ни удивительно это прозвучит для многих (даже многих из тех, кто любит и слушает «Аквариум»), – сочинитель музыки. Композитор то есть. И не просто композитор, а один из лучших мелодистов современной российской – условно – рок-музыки.

«Аквариум» – наверное, не единственная, но наверняка самая последовательная из российских групп, опирающаяся в своей работе на «свингующий Лондон».

Скорее всего музыканты группы об этом и не думают. Но это слышно в музыке «Аквариума». Она – меняющаяся и все время новая – в то же время совершенно классическая (в смысле классики рок-музыки: использования приемов, следования правилам и понимания волшебного синтеза слова, звука, ритма и мелодии).

Борис Гребенщиков всегда играл по правилам. Хотя любимый мною Сергей Курехин и сказал как-то, что «главное правило искусства – отсутствие всяких правил», нельзя понимать это буквально.

Гребенщиков с самого начала писал песни, что называется, в каноне. По структуре, по всем составляющим они были настоящими рок-песнями (подозреваю, что Борис, если он будет читать эти строки, поморщится). Но песни БГ легко вплетаются в яркий и пестрый, совершенно эклектичный, вобравший в себя все краски и звуки мира, невероятное количество музыкальных приемов, звуков и инструментов период «свингующего Лондона». Этот короткий в историческом смысле период конца шестидесятых годов прошлого века дал столько музыкальных стилей, направлений и групп, ставших отправными точками для множества последователей (подражатели ведь нам не интересны, верно?), что годы, называющиеся условно «свингующим Лондоном», – пожалуй, самый важный период в истории музыки XX века. Все стили, которые сейчас «на плаву», – от эмбиента до панк-рока, от готики до психоделического фанка, – все пришли оттуда, из конца шестидесятых.

«Лондон» здесь условен – музыканты из разных районов Англии, разных стран Европы варились в общем, сверкающем блестками глэма и клубящемся цветными парами сладкого, кислого и горького, но вкусного дыма, котле; половина англичан играли американскую музыку, а американцы, гастролировавшие в Англии, сдирали с лондонских парней их невероятные приемы.

Люди еще не очухались от фантастических «Revolver» и «Sgt Peppers…», а уже вышел первый (и лучший) альбом Pink Floyd и пара их синглов, которые свернули головы нескольким поколениям – действующим и грядущим. По всему миру гремела «A Whiter Shade Of Pale», Заппа в Америке выпустил «Freak Out», Beach Boys – «Pet Sounds», Болан играл на квартирниках и записывал первые гениальные альбомы, Боуи, посидев на квартирниках Болана, забросил свою бит-группу и замахнул грандиозный «Space Oddity»; Артур Браун уже горел на сцене, продолжая при этом петь «Fire», а чемпионы мира по печали, группа The Moody Blues в диких количествах пила виски на вечеринках группы The Rolling Stones; смурная группа The Soft Machine устраивала точно такие же ночные рейвы, как Grateful Dead в Калифорнии, Донован порхал из зала в зал – благо, с одной гитарой под мышкой делать это было проще простого… Вообще, все были легки на подъем, и превосходные альбомы, через один становившиеся классическими, появлялись с частотой выстрелов пулеметной очереди.

Время летело со страшной скоростью, но было ощущение, что оно замерло, исчезло, что праздник будет продолжаться вечно и, как спел Борис чуть позже, «мы никогда не станем старше». И рок-н-ролл был, безусловно, самым интересным и важным делом на свете.

Сам Гребенщиков в своих программах «Аэростат» (о которых еще будет сказано ниже) называет этот период «золотым веком рок-музыки».

Дух этого «золотого века», его звук и настроение присутствуют во всей музыке «Аквариума» – от первого до последнего (пока) альбома.

Волшебный мелодизм – я снова повторяюсь, потому что это важно и этого в русской современной музыке ох как мало. Так было и есть – к сожалению, современная русская музыка немелодична до ошеломления. То, что в ней выдается за мелодию, зачастую – скучные конструкции из где-то слышанных, ставших стандартными кусков, «мотивчиков» из трех-четырех нот, узкий диапазон, монотонные, короткие и банальные мелодические фразы – вот и вся мелодика. Конечно, есть исключения, не может совсем не быть мелодий – но их невероятно мало. Большей частью скука смертная (в смысле мелодизма), компенсируемая громкостью исполнения, красотой (или просто максимальной «фриковостью») солиста или общим антуражем – будь он хоть черными косухами и дымом на сцене, хоть прыгающими девочками в лосинах или без них.

В принципе любая последовательность нот формально может называться мелодией – только настоящая мелодия улетает в небо и тащит слушателя за собой, делает человека больше чем просто человеком, дает ему возможность увидеть свое другое «я». Мелодия открывает в его душе что-то такое, что может открыть только музыка, – формальная последовательность нот этого не сделает никогда.

Это сложная штука, и для каждого есть свой мелодический ключ, свои нотные последовательности, которые переворачивают все внутри, – но есть и общие, так сказать, «потоки», такие как Моцарт, «Битлз»… «Аквариум».

Конечно, не все так плохо и страшно – есть Макс Леонидов, отличный, виртуозный мелодист, прекрасный музыкант, есть отличные группы, вообще не ориентированные на мелодию и делающие первоклассную музыку, такие как «Зорге» или «Нед Хоппер». Это совершенно новая для России музыка, то, что называется «построком», продолжающие, в общем, путь Pink Floyd, – в лучшие свои годы они писали мелодии достаточно скупые и брали грандиозностью (не путать с громкостью и большим количеством инструментов) и основательностью фактуры.

Но никто (по крайней мере, я таких не слышал) не продолжает традиции «свингующего Лондона», «золотого века» – никто, кроме «Аквариума».

«Аквариум» сияет блеском этого времени, лучшего времени рок-музыки, лучших песен и совершенно ушедшего отношения к жизни.

Борис Гребенщиков однажды сказал: «Внезапно я понял, что все то же самое можно петь по-русски. Это было так неожиданно и ясно, что я упал».

Не уверен, что все именно так и было на самом деле, но, вероятно, очень близко к тому.

Летом 1972 года в Ленинграде два друга, Борис Гребенщиков и Анатолий Гуницкий (Джордж) решили создать собственную рок-группу.

«Рок-н-ролл в те годы был единственной честной вещью» – слова БГ. Мало того, он был единственной яркой вещью. Единственной авантюрной и интересной.

Борис в детстве много читал Роберта Льюиса Стивенсона и других писателей, рассказывающих о невероятных приключениях пиратов, – истории красочные, яркие, почти фантастические, и рок-н-ролл был больше всего похож на что-то из этих детских впечатлений. Это была авантюра (рок-музыка еще не была формально запрещена, но и разрешена не была – вот так, как хочешь, так и понимай, как можешь, так и крутись).

Это было движение, это была игра, перерастающая в саму жизнь, это была штука, на которую можно, в общем, всю эту жизнь и поставить.

Группа состоялась. Название, по легенде произошедшее от названия пивного бара на Будапештской улице, было, конечно, придумано не так.

Сверкающий хрустальный «Аквариум» не мог родиться из затрапезного (я знал этот бар и бывал в нем), окраинного, плохо пахнущего бара-стекляшки.

«Аквариум» появился во время прохождения Борисом Кировского моста в сторону Петропавловской крепости.

Кировский (Троицкий) мост – место мистическое. В чем эта мистика, я не понял – значит, время не пришло. Придет – само место расскажет. Докапываться до мистики – пустое дело.

Но мысли на этом мосту посещают интересные.

В любом случае, место это, с одной стороны, весьма романтическое, а с другой – державное, имперское такое, очень мощная там – не буду говорить «аура», пусть будет – атмосфера. Мощная атмосфера. Хорошо.

В группе после ее основания играли: естественно, Борис Гребенщиков, Толя Гуницкий (Джордж) – барабаны, Александр Цацаниди – бас, Александр Васильев – клавиши, друг Джорджа Валерий Обгорелов – клавиши и аппарат.

Инструментов, кроме гитары Бориса стоимостью 9 рублей 30 копеек, не было. Группа сидела и сочиняла песни, вдохновленная, помимо «золотого века», песнями группы «Санкт-Петербург» под управлением спортсмена, прыгуна в высоту Владимира Рекшана.

Рекшан был довольно продвинутым парнем на тот момент времени. Он тоже был в курсе музыки Jefferson Airplane и Iron Butterfly, с ним можно было говорить на одном языке, но, главное, «Санкт-Петербург» играл на «сейшенах» – полуподпольных, точнее, «полуофициальных» (рок не запрещен, но и не разрешен) концертах в институтах и кафе.

То, что играл Рекшан, он играет и по сю пору – это был (и есть) такой стопроцентный «русский рок» без какого-либо намека на «свингующий Лондон» и перманентный праздник. Но это был рок – рок на русском языке. И это было очень здорово. Рекшан, здоровенный парняга, громко орал, прыгал, группа играла на настоящих электрических инструментах – в общем, для Ленинграда 1972 года это было почти немыслимо и почти по-настоящему.

Борис, увлеченный музыкой Джорджа Харрисона и вдохновленный «Санкт-Петербургом», стал писать песни на русском языке, самые разные, частично – на стихи Джорджа (Толи Гуницкого).

Замечу, что английским Гребенщиков и тогда уже владел вполне прилично.

Некоторое время с «Аквариумом» репетировал Эдмунд Шклярский, впоследствии создавший «Пикник», который успешно функционирует до сих пор. Шклярский – отличный, постоянно прогрессирующий музыкант, и на первом этапе «Пикник» играл музыку отдаленно, но явно напоминающую ранний Jethro Tull периода «Benefit».

Вместе с Эдмундом в «Пикнике» некоторое время играл Коля Михайлов (будущий президент Ленинградского рок-клуба) и Жак Волощук, записавший в качестве бас-гитариста через десять лет половину второго альбома «Кино» (и тоже работавший в рок-клубе).

Борис учился в Ленинградском государственном университете – там же и репетировала группа. Марат Айрапетян, тоже студент ЛГУ и друг Бориса, присоединился к «Аквариуму» и стал выполнять обязанности аппаратчика и соавтора Бориса – вместе с Маратом БГ написал цикл стихов «Иннокентий» и пьесы «Случай в Версале», «Случай в Индии», «Случай в Антарктиде» и «Случай на Литейном».

Для непетербуржцев стоит пояснить, что «Литейный проспект», или просто «Литейный», может быть именем нарицательным. Здесь, по адресу Литейный, 4, находилось (и находится) Главное управление КГБ, а также садик возле ахматовского дома, в котором очень удобно и приятно было выпивать, среди выпивающих студентов он назывался «Пале-Рояль».

В 1979 году Марат уехал в Ереван, успев поработать в «Аквариуме» достаточно плодотворно, – именно с ним записаны альбомы, ныне позиционирующиеся как «доисторический „Аквариум“».

Поскольку музыканты были, материал имелся и среди членов группы был живой аппаратчик, «Аквариум» приступил к записи первого альбома и очень быстро ее закончил. Происходило все там же, на факультете прикладной математики и процессов управления.

«Искушение святого Аквариума» по духу (здесь и далее все сравнения с западными артистами приводятся не в качестве намека на похожесть и копирование, а лишь для обозначения стиля и этого самого «духа» музыки) – почти то же, что сделал Фрэнк Заппа на «Freak Out!». Во всяком случае, близко по концепции.

Цитата: «Первый лонгплэй – „Искушение святого Аквариума“ – представлял собой извращения двух идиотов (БГ и Джорджа), занимавшихся сюрреалистической „аммагаммой“: некие непонятные желудочные звуки, стуки пленки задом наперед, петли, стихи, отдельные куплеты песен и фразы. Очень смешно, но очень плохо записано. Для пластинки характерно название последней вещи – „Пение птиц и птичек на могиле сдохшего ума“» (Борис Гребенщиков).

В любом случае, в России такого еще никто не делал – и сейчас, кажется, тоже не делает.

Близко к этому подошли в начале 80-х годов прошлого века московские художники, объединившиеся в группу «Мухоморы», но они не были музыкантами и составляли коллажи из фрагментов советских эстрадных песен и собственных абсурдистских стихов, «Искушение» же было альбомом, записанным музыкантами.

Альбом пошел в народ в виде катушек с магнитофонной лентой, и у группы тут же появились первые фанаты.

Об «Аквариуме» заговорили в «Сайгоне» – известном на всю страну кафе на углу Литейного и Невского проспектов, в котором продавали хороший кофе, здесь и собирались художники, поэты, музыканты и просто хиппи.

Хиппи, студенты, художники и поэты начали приходить на репетиционную базу «Аквариума» и всячески мешать группе сочинять новые песни. Это были первые неприятности, которые приносит слава.

В этот же период времени произошло знакомство Бориса с Фаном (Михаил Файнштейн) и Дюшей (Андрей Романов).

Собирание западных пластинок было в те годы настоящим культом, и люди, причастные к этому – почти противозаконному – увлечению, узнавали друг друга по полиэтиленовым пакетам с пластинками внутри и тут же могли познакомиться, даже подружиться. Человек с пластинкой в пакете не мог быть плохим человеком по определению – вот так все было идеалистично.

Михаил Файнштейн, музыкант группы «Фракция Психоделии», которая играла песни Cream и того же Фрэнка Заппы, как-то шел по вестибюлю станции метро «Московская». БГ, между прочим, жил рядом с «Московской», на Алтайской улице.

Михаил, державший под мышкой пластинку The Moody Blues «Days of Future Passed», увидел рядом с собой молодого человека, который держал в руках пластинку Джона Мэйолла «USA Union». Ясно, что эти молодые люди не могли не познакомиться.

Кстати, примерно так же, при таких же обстоятельствах и в похожем месте (станция городских электричек) произошло знакомство Мика Джаггера и Кита Ричардса.

В тех же условиях, так же абсурдно и легко был записан мини-альбом «Менуэт земледельцу», второе название – «Верблюд-архитектор». Продолжение направления Фрэнка Заппы доминировало – вышла в свет магнитофонная запись с «Менуэтом земледельцу», «Марией-Луизой № 7» и «Я знаю места» («Герцогиня Колхиды»). Идиотизм текстов не стал менее радикальным, но музыкальные гармонии уже кое-как оформились.

В 1997 году «Я знаю места» в новой версии войдет в альбом «Гиперборея» и будет называться «Ангел дождя», а новая версия «Менуэта земледельцу» появится в 1998-м на сборнике «Кунсткамера».

Андрей Романов (Дюша) играл на фортепиано в группе «Странно растущие деревья», которая посменно репетировала в той же комнате на факультете прикладной математики. Однажды, когда «Аквариум» уже давал небольшие концерты, Борис пригласил малознакомого Дюшу поиграть вместе – с той поры они из «малознакомых» стали друзьями и товарищами по «Аквариуму».

Дюша проиграл в «Аквариуме» до роспуска первого состава группы в 1991 году.

«Аквариум» начал давать редкие концерты, которые по значимости для каждого из музыкантов являлись, по меньшей мере, Вудстокским фестивалем.

Впервые на большую сцену Борис вышел на ночном фестивале в Юкках, с «Аквариумом» же – в ресторане «Трюм». Музыканты получили за выступление 50 рублей, это являлось прямым нарушением закона, и артисты автоматически подпали под статью о «нетрудовых доходах». В ту минуту, когда они взяли деньги, для СССР они перешли в разряд преступников.

Второй большой альбом «Аквариума» «Притчи графа Диффузора» был столь же абсурден, как и первый, но песни в нем были уже более осмысленные. Как и «Искушение», он был акустическим – в силу отсутствия электрических инструментов. Андрей Романов стал осваивать флейту – под влиянием музыки любимого им Яна Андерсона (Jethro Tull).

Группа записала два альбома, давала концерты и была известна хоть и узкому, но авторитетному кругу знакомых. То есть стала уже «настоящей». И тут случилось то, что могло привести к полному исчезновению «Аквариума», причем, в общем, по форме это могло произойти интересно и даже приятно.

На факультете был образован студенческий театр. Джордж все глубже погружался в литературное творчество, и труппа, артистами которой были все участники «Аквариума», ставила пьесы Джорджа, написанные в соавторстве со всеми остальными музыкантами.

Спектакли были самыми что ни на есть хипповскими – представления происходили на ступенях Инженерного замка. Все было весело, свободно и здорово, появился даже почти профессиональный режиссер Эрик Горошевский, театр переехал на факультет, где и состоялся первый показ пьесы Гуницкого «На берегу реки».

После премьеры, на которой присутствовали иностранные журналисты, разразился страшный скандал, и «Аквариум» был торжественно лишен репетиционной базы. Одновременно с этим Михаил Васильев был призван в ряды Советской армии и исчез на два года.

Дюша был загипнотизирован Горошевским и жаждал продолжать работу в опальном театре.

Театр нравился всем – я сужу по воспоминаниям. Но мой личный опыт и долгое пребывание в разных театрах (и в качестве работника, и в качестве зрителя, и даже в качестве артиста) говорит о том, что театральная музыка в 99 % случаев ужасна. Самое страшное, что я слышал в жизни, – это музыка, под которую в ТЮЗе идут «Сказки Пушкина». Я не знаю, кто это пишет и для кого. У композиторов какое-то специфическое представление о театральной музыке. И главное, такое же представление существует у театральных режиссеров.

Разумеется, оперу я исключаю, опера – это совершенно другой театр, и Горошевский с «Аквариумом» оперой не занимался.

С одной стороны, театр – штука очень соблазнительная, и я знаю множество групп, прошедших через это искушение. С другой – я не знаю ни одной группы (ни нашей, ни западной), ни одного артиста, которым удалось бы создать убедительный синтез музыки и театра.

Шоу – да, и чем дальше, тем лучше. Но ни Дэвид Боуи, ни Элис Купер, ни Питер Гэбриел, ни Артур Браун, никто из этих и десятков других шоуменов на своих концертах даже близко не подходил к театру. Пожалуй, что-то похожее на театр делали Pet Shop Boys, но, во-первых, нет правил без исключений, а во-вторых, Pet Shop Boys на сцене не были отягощены электрическими гитарами с тянущимися от них проводами, барабанными установками и микрофонными стойками.

Драматургия театра не основана на музыке, это слово, слово и слово. Слово и актер на сцене. Для того чтобы играть в театре, нужно быть актером. Музыкант и актер – это люди разных профессий.

Поэтому если быть честным, и фильмы с Дэвидом Боуи – это только «фильмы с Дэвидом Боуи», а не «хорошие фильмы». Дэвид – не драматический актер, так же как и Джаггер, и Леннон. Они – высочайшего уровня музыканты, и этого достаточно. Их кинематографическая карьера могла быть, могла и не быть – от отсутствия в прокате фильма «Бегущий по лезвию бритвы» в природе ничего бы не изменилось.

Но театр интересен, он притягивает, в нем хочется поучаствовать. Это соблазн.

Немаловажно еще и то, что существование «в театре» было в СССР куда как безопасней и надежней, чем существование «в рок-группе». Там были свои проблемы, но государство смотрело на театр как на что-то солидное, понятное и легко управляемое – в отличие от рок-групп, которые считались просто волосатой дрянью, и были недостойны существования.

Позже, когда пришла пора каких-то «комсомольских молодежных объединений», на которых подросшие комсомольцы зарабатывали очень приличные деньги, можно было зарегистрировать «театр» и работать под его вывеской, заниматься коммерческими концертами. Несколько групп превратилось в «театры», искренне считая, что смогут делать музыкальные спектакли. Все они очень быстро распревратились обратно – ни у одной из них ничего даже близко похожего на театр не получилось.

Театр – штука очень сильная, самодостаточная и жесткая, театр собой ни с кем никогда делиться не будет, уступать драматургией в пользу хорошей музыке, которая будет перетягивать внимание зрителя на себя, театр не позволит – вне зависимости даже от желания режиссера. У театра есть своя мистика – и он будет диктовать свои условия. Наверное, поэтому в хороших театрах всегда отвратительная музыка. Театр не допускает конкуренции со стороны другого жанра.

Но рок-музыка – штука еще более бескомпромиссная. И тут вспоминается Киплинг с его «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись…»

Борис Гребенщиков очень быстро это почувствовал и с театром расстался – предпочитая сохранить «Аквариум». Чем-то нужно было пожертвовать – либо театром, либо группой – и Борис выбрал группу.

И правильно сделал.

Борис и «Аквариум», включая собирающегося, но еще не ушедшего в армию Михаила (Фана), были людьми крайне «наслушанными», находящимися «в теме», или, как сказали бы сейчас, «в тренде».

Территория охвата, поле, на котором звучала рок-музыка, было столь широко, столь необъятно, хотелось попробовать всего.

И появилась удивительная во всех смыслах «полнометражная» запись, практически альбом, – «Музыка общественных туалетов». Кто и на чем там играл, сейчас достоверно установить уже невозможно, там была и флейта, и перкуссия, и гитара, и еще несколько десятков звучащих приспособлений. По форме это был так называемый «фри-джаз», по сути, как говорит сам Гребенщиков, «…это не заслуживает того, чтобы называться музыкой, – это просто шум; где и когда это было записано – не имею ни малейшего представления, мы могли сесть и в любой момент сделать эту запись».

Однако ведь собрались же где-то и сделали. А делали и делают музыканты «Аквариума» всегда только то, что им хочется. Значит – хотелось. И понятно почему. Подобной музыки, только сыгранной осмысленно, было о ту пору (да и сейчас) достаточно – и была она хорошей, интересной, но – к ней нужно было готовиться. В первую очередь – музыкантам.

Если же подойти к этой записи непредвзято, то она вполне слушабельна – на том же уровне, на каком слушабельны не самые удачные ранние джемовые альбомы (изданные на основе концертных бутлегов) записи Soft Machine.

Джордж Гуницкий в одной из рецензий вообще пишет, что ему «Музыка общественных туалетов» просто-таки нравится.

У «Аквариума» начинает меняться состав. Скоропостижно записан альбом, специально приуроченный к свадьбе Марата, – по одним сведениям, он сделан за пару дней до свадьбы, по другим – прямо на свадьбе.

Из группы ушел Джордж Гуницкий. Он был всеобщим любимцем, но не барабанщиком, и его окончательно утянуло в театр. За барабаны сел Сергей Плотников, которого быстро сменил Майкл Кордюков – он был и барабанщиком, и музыковедом, и музыкоманом (не меломаном, а именно музыкоманом, то есть любил музыку как таковую, прекрасно знал историю музыки 50-х и вообще в музыкальной области был парнем очень разносторонним).

В группе появляется Сева Гаккель, музыкант группы «Акварели». Познакомившись с Борисом на одном из концертов, он пригласил его в гости – на другой день Борис пришел к Севе, они сыграли вместе несколько песен (в том числе «Апокриф»), проговорили весь день, и Сева понял, что в «Акварелях» ему больше делать нечего.

Таким образом был сформирован первый классический состав «Аквариума» – Борис, Сева, Дюша и Фан. В группе играли также музыканты «мемориального» уровня – Александр Александров (Фагот) и уже упомянутый выше Майкл Кордюков.

В 1976 году группа самостоятельно, за свой счет (точнее – почти без счета, поскольку денег ни у кого не было) едет на музыкальный фестиваль в Таллин.

Желание играть перед публикой – самое естественное желание для музыканта, особенно молодого, – приводит группу в отборочную комиссию, которой хватает всего на одну песню, после чего комиссия группу разворачивает, сообщая, что «этот символизм здесь не пройдет».

Однако символизм проходит. Мероприятие заявлено более или менее грандиозное – в масштабах того времени, – а групп, как выяснилось, приехало недостаточно, и «Аквариум» берут в программу.

После концерта Борис знакомится с Андреем Макаревичем – так начинается дружба, которая продолжается до сих пор. «Аквариум» (и Андрей Тропилло, который уже появился на горизонте группы, но пока еще себя не проявил) пригласят «Машину Времени» в Ленинград, где последние произведут фурор и станут одной из самых значимых для города команд, «Машина», в свою очередь, будет помогать с московскими гастролями «Аквариума».

В этом же, 1976 году Борис при поддержке Севы Гаккеля записывает цикл песен, вышедший под названием «С той стороны зеркального стекла».

Сева познакомил Бориса с Яковом Певзнером, музыкантом группы «Акварели». Дома у Якова была собственная студия, по нынешним временам – просто пара магнитофонов и что-то еще, но для конца 70-х это было более чем впечатляюще.

Борис практически один записал «С той стороны зеркального стекла» – совершенно волшебный альбом, именно здесь он выступил «по-настоящему», от себя, здесь в полной мере слышен завораживающий тембр его голоса и умение этим голосом владеть.

Борис писал тогда сложные песни с витиеватыми, возможно, чересчур перегруженными гармониями, но «С той стороны», ныне входящий в состав «доисторического „Аквариума“», – на мой взгляд, первый «настоящий» альбом группы (пусть там и поет-играет один Борис), это уже тот «Аквариум», который мы узнаём и любим, который по звуку уже не спутаешь ни с чем другим.

Кстати, о БГ и «Аквариуме».

«Аквариум» – это не Борис Гребенщиков. Это значительно больше, чем музыкант, автор и сопровождающая группа. Так было с самого начала. Борис, безусловно, лидер – но лидер группы, а не солирующий музыкант, как Эл Стюарт, к примеру. Всегда слышно, когда работает солист и группа сопровождения, а когда – полноценная группа. В группе есть своя химия, свои взаимовлияния, она звучит – если уместно это определение – по-хорошему грязнее, полнее, все звуки, все партии, все мысли каждого из музыкантов проникают друг в друга, сращиваясь в единое полотно, в комок, в единый звуковой удар.

Группа сопровождения чаще всего играет чище, но она всегда существует сама по себе, и каждый из музыкантов в ней – сам по себе. Они играют свои партии, не акцентируя на себе внимания, – делают работу, за которую получают деньги. В группе сопровождения не видно личностей и творческих находок музыкантов, их задача – максимально выдвинуть вперед солиста.

Рок-группа живет и играет по совершенно иным правилам, это сплав индивидуальностей, единый организм, без деления на «солиста» и «сопровождение».

«Аквариум» всегда был такой группой – он всегда имел свой уникальный звук и был «единым целым», какие бы смены состава ни происходили – музыканты брались в группу не просто так, за то, что «хорошо играют». Вернее, таких случаев было много, но никто не назовет Дживана Гаспаряна членом группы «Аквариум». Он был музыкантом, приглашенным на конкретные песни, и работал с группой – с единым целым, единым организмом под названием «Аквариум». Это больше чем семья, больше чем коллектив. Это возможность создавать новый, отличный от всего, что было прежде на сцене, звук и формировать свой, общий, а не персонально от каждого артиста, – месседж, свое общее послание слушателю, свою общую песню.

Достаточно послушать альбомы «Аквариума», а потом – официальные сольные альбомы БГ («Песни А. Вертинского» (1994), «Чубчик» (1996), «Песни Б. Окуджавы» (1999), «Прибежище» (1998), «Переправа» (2002), «Без слов» (2004)) – все слышно более чем явно, это не «Аквариум», это Борис Гребенщиков – звук и посыл совершенно иной.

Отдельная история с альбомом «Лилит» (1997), на котором записана музыка, сыгранная Борисом и группой The Band. Здесь нет даже намека на «Аквариум».

Абсурдно говорить, что «Аквариум» – это Борис Гребенщиков.

«Лилит» звучит так, как и должен звучать современный The Band с новым художественным (читай – музыкальным) руководителем. Сухой, фирменный звук группы, привычный слушателям еще с 1968 года – с альбома «Music From Big Pink». Это очень сильный альбом, один из моих любимых, но это – не альбом «Аквариума».

«С той стороны зеркального стекла» выделяется из группы сольных альбомов – он удивительным образом звучит как «Аквариум», с теми же тембрами, тем же настроением, у него та же звуковая ткань.

Тем, кто не знаком с «Аквариумом» в принципе (наверное, есть и такие люди), я бы рекомендовал начинать знакомство с группой (если, конечно, есть настроение слушать в хронологическом порядке) даже не с «Синего альбома», а именно отсюда, с этой стороны зеркального стекла.

Некоторое время «Аквариум» валяет дурака – с первого взгляда, хотя на самом деле занимается важнейшим для любой группы мира делом – играет рок-н-роллы на танцах. Без игры рок-н-роллов на танцах не может состояться ни одна группа. С этого начинали даже Yes – при всей их последовавшей затем расплывчатости и медлительности. Группа должна почувствовать, провоцирует ли ее музыка движение, заставляет ли она слушателя притопывать и прихлопывать – танцевать то есть. Она должна попробовать это чудесное взаимодействие, взаимообмен с залом – обмен эмоциями, которые в музыке куда важнее мыслей.

К группе «Аквариум» подключился культовый барабанщик СССР – Евгений Губерман, образовалась временная команда – «Вокально-инструментальная группировка имени Чака Берри».

Кроме музыкантов «Аквариума» с Губерманом за барабанами (что невероятно усилило группу) в «группировке» играл и Майк Науменко – большой знаток, любитель и специалист в области ритм-энд-блюза и рок-н-ролла.

Играли на студенческих вечеринках (читай – танцах), на школьных вечерах, играли песни Чака Берри, T. Rex и Rolling Stones, по общим воспоминаниям играли плохо, упрощенно – почти по-панковски, – но очень весело.

«Любую группу, которая проваливается в клубе в пятницу вечером, необходимо расстреливать», – сказал известный мастер рок-н-ролла Каб Кода.

«Вокально-инструментальная группировка» не проваливалась, и ее не расстреляли – всем нам на радость.

Майк, большой любитель ритм-энд-блюза, англоговорящий и, соответственно, способный читать те редкие экземпляры «MNE» или «Rolling Stone», что иногда оказывались в Ленинграде, познакомился с Борисом еще до основания «Группировки имени Чака Берри».

Он играл на бас-гитаре в группе со столь же тяжеловесным названием – «Союз любителей музыки рок» – под управлением Владимира Козлова, хорошего гитариста, который чуть позже тоже засветится в «Аквариуме».

Майк – чрезвычайно интеллигентный, тихий и умный парень, при этом страстный поклонник рок-н-ролла в лучших его проявлениях – от T. Rex и Rolling Stones до Лу Рида и Леонарда Коэна, – стал другом Бориса и общим любимцем, он органично влился в компанию «Аквариума».

Майк тоже сочинял. Борис вспоминал, что как-то летом они вдвоем сидели на поляне возле СКК (тогда это было еще практически дикое место – огромное, пустое, заросшее травой пространство) и пели друг другу новые песни – по-доброму хвастаясь свежим материалом. Они были совершенно на одной волне, любили одну и ту же музыку и понимали ее одинаково.

Такое взаимопонимание и общность интересов привели к записи совместного альбома – Майк и Борис – «Все братья – сестры». Это было, вероятно, первым «настоящим» альбомом – с «фирменной» обложкой, выполненной фотографом-художником Андреем «Вилли» Усовым (который оформлял потом многие альбомы «Аквариума»).

Обложка наклеивалась на коробку с магнитофонной лентой – коробка мгновенно приобретала такой «настоящий рок-вид», что ее немедленно хотелось иметь на полках своей фонотеки любому так или иначе слушающему музыку человеку.

Впрочем, музыка на альбоме «Все братья – сестры» тоже была самой что ни на есть настоящей рок-музыкой.

Кажется, что запись планировалась как сборник баллад, навеянных творчеством Дилана, – на второй стороне обложки фотография музыкантов – Майк с бутылкой сухого вина и длинноволосый Борис с книжкой Дилана под мышкой (причем книжка держится так, чтобы зритель мог прочитать фамилию автора – Dylan). То есть еще на обложке задается настроение, существует прямой отсыл к первоисточнику. В том, что касалось творчества, Борис и Майк никогда ничего не делали просто так, и Дилан на обложке – конечно же, осознанный акт.

Но получилось не совсем то, чего ожидаешь после изучения бэк-сайда кавера.

В «диланизмах» здесь больше отличился Майк, понимавший звук и структуру песен Боба более формально, нежели БГ, и поэтому он более стилево явен – Дилан в его песнях более читаем. Вдобавок Майк преувеличенно загнусавил, чтобы усилить похожесть, – при этом песни он спел очень хорошие.

У Бориса же в чистом виде продолжение Дилана – «Укравший дождь» и «Пески Петербурга» – крепкие, динамичные баллады, но… Дилан вдруг куда-то пропал, и явились на свет божий настоящие шедевры (я не говорю о том, что Дилан шедевров не создавал, еще какие создавал, каждому бы так, но здесь – другое) – «Моей звезде», «Сталь» и «Почему не падает небо».

Если мне вдруг придет в голову составлять список ста лучших песен XX века, эти три в него непременно войдут.

Это такой удар, такая мощь, что даже сейчас, спустя тридцать пять или сколько там лет, пробирает не на шутку.

Великолепная мелодика, мелодика, какой в нашей музыке поискать, «Моей звезде» – идеальное сочетание мелодии и слова, точнейший текст, в котором не то что слова не поменяешь, а и запятую не уберешь. Удивительный ритм, в который слова ложатся каждое на свое место, в свою долю, фонетика настоящей большой поэзии, и при этом – идеальная пропорция; это, опять-таки, не стихи, положенные на музыку, это песни – такие, какими песни вообще должны быть.

Нечетные размеры, полнейшая, взрослая осмысленность балладного повествования в «Стали» и невероятно личные, понятные каждому «Моей звезде» и «Почему не падает небо», мелодии, которые «ложатся» сразу, которые воспринимаешь без какого-либо напряжения, плывешь по ним, – это Мелодии с большой буквы. И – удивительная легкость. Кажется, что автор написал это все сразу, «одним куском», как стихи Пушкина, – неизвестно, сколько труда затрачено автором, чтобы достичь этой легкости, но в конечной версии этого труда не видно и не слышно – это и есть подлинное искусство.

Парень с гитарой пришел, спел подряд три классические песни, три совершенно вневременных шедевра – и ушел, а потрясенные слушатели молча застыли на берегу Невы…

Ну да. Запись и происходила на берегу Невы, за Смольным собором, на магнитофон «Маяк» – провод тянулся из полуподвального окна одного из служебных помещений, где находились «ведомственные» квартиры.

На перкуссии играл Михаил Васильев, на гитарах и губной гармошке – Майк и Борис. Все было легко и просто, «играючи» и весело, со значительным количеством сухого вина (день записи выпал на день рождения дочери Бориса – Алисы). Так легко родились шедевры, показывающие, что история только начинается и обещает быть очень долгой и серьезной. Серьезной в смысле – хорошей.

Борис затеял издание музыкального журнала – в компании с Гуницким, Александром Старцевым, Юрием Ильченко, Наташей Васильевой и Майком Науменко.

Журнал, само собой, был чистым самиздатом, и, соответственно, привлек к себе внимание КГБ – хотя был посвящен исключительно музыке и ничему другому: музыке западной (рецензии на выходящие, вернее, доходящие до СССР альбомы) и музыке отечественной, о которой большинство желающих не могли узнать ниоткуда, кроме как из журнала.

Журнал печатался на машинке и выходил микроскопическим тиражом, однако неприятности издатели получили вполне серьезные, в особенности Старцев, который журнал не бросил, – впоследствии издание переродилось в «Бюллетени Ленинградского рок-клуба» (впрочем, долго он и там не протянул, журналистика – отдельная профессия, которой никто из первоначальных издателей не учился – и слава богу).

Повторилась история с театром: нужно было выбирать, чем заниматься, и останавливаться на какой-то одной профессии.

В марте 1979 года Борис познакомился с Андреем Тропилло.

Андрей – даже не энтузиаст звукозаписи. В нем профессионализм и искренний интерес к музыке сочетается с каким-то хитрым, но добрым аферизмом, который в результате всем идет только на пользу.

Достаточно начать с того, что Андрей еще в середине 70-х всерьез хотел устроить в подвалах Ленинградского государственного университета цех по производству виниловых пластинок и изобретал собственные технологии, оптимизирующие производство.

Впоследствии он действительно стал издавать винил и даже на какое-то время возглавил Ленинградское отделение фирмы «Мелодия», но до этого было еще далеко – пока Андрей вел кружок звукозаписи при Доме пионеров Красногвардейского района, на улице Панфилова. Кроме этого Андрей был одним из первых устроителей концертов «Машины Времени» в Ленинграде.

Фирма «Мелодия» поставляла в Дом пионеров списанное или устаревшее звукозаписывающее оборудование, и в результате долгих занятий рукоделием, доведением списанных магнитофонов и пульта до нужной кондиции студия Тропилло была вполне пригодна для записи.

Вся эта история со студией выглядела достаточно сомнительно, но кто мог тогда подумать, что Тропилло – парень очень серьезный, и первые альбомы «Аквариума», «Кино», «Зоопарка» и «Алисы» будут записаны именно здесь – в Доме пионеров на улице Панфилова.

Среди учеников Тропилло был Леша Вишня, который жил совсем рядом со студией, присутствовал на записях и который потом скажет: «Я ненавижу Гребенщикова, он испортил мне всю жизнь. Если бы не его песни, я был бы сейчас нормальным инженером, а не стал бы не пойми кем, ходил бы себе на работу и с работы, а теперь я пишу какие-то альбомы, сочиняю песни, занимаюсь неведомо чем и для чего…»

Конечно, все это Лешка скажет иронично, любя, – он был по-настоящему влюблен в «Аквариум» и в «Кино» и сам записал несколько отличных пластинок.

КГБ уже довольно целево занимался «Аквариумом»: группа развила слишком активную деятельность, но это не главное – шевелились в Ленинграде не только они, десяток групп периодически устраивали «сейшены» и пели свои громкие, но довольно бессмысленные песни. Беда была в том, что «Аквариум» был слишком умным. А умных в России, так уж повелось, не шибко привечают. Особенно все те, кто так или иначе связан с милицией. А тут еще история с самиздатовским журналом, демонстративное чтение англоязычной прессы (все те же музыкальные газеты и журналы), спекуляция пластинками и песни – совершенно непонятные для милицейского уха, а поэтому потенциально опасные.

«Аквариум», уже вполне ощущавший себя рок-группой, решает устроить мини-фестиваль на ступенях Инженерного замка.

Фестиваль не фестиваль, просто музыканты вместе с Георгием Ордановским (группа «Россияне») решили «посидеть поиграть» на солнышке, в удобном и красивом месте – поиграть и попеть для своих поклонников, которых, в общем, на тот момент времени было не слишком много.

Фестиваль-посиделки закончился, не начавшись.

Большинство собравшихся зрителей было задержано милицией, доставлено в отделения и допрошено на предмет «чего делали у Инженерного замка».

Члены группы «Аквариум» были арестованы на следующий день и имели дело уже с КГБ.

Участников несостоявшегося фестиваля хотели, вероятно, не то изолировать-посадить, не то крепко взять на крючок: вменялось им, ни много ни мало, уничтожение статуй Летнего сада.

Позже выяснилось, что никаких статуй никто не разбивал, и дело как-то нивелировалось, но нервы музыкантам потрепали изрядно, КГБ – это уже не шутки.

В ноябре 1979 года Борис знакомится с московским журналистом Артемием Троицким, сыгравшим более чем значительную роль в судьбе «Аквариума» и большинства ленинградских групп.

Артем устраивает «Аквариуму» концерт в издательстве «Молодая гвардия». (Артисты поехали на фестиваль в Черноголовку, но он по неизвестным причинам отменился. Впрочем, тогда отменами концертов удивить было трудно, удивление вызывал скорее факт состоявшегося концерта или фестиваля.)

В это время постоянным участником группы становится Евгений Губерман – если раньше он был «сессионным музыкантом», то теперь стал законным членом коллектива.