Порочная невинность Робертс Нора
– Я знаю.
– Нет, я хочу сказать, что действительно, на самом деле хочу тебя! – Рубашка соскользнула с ее плеча, и он прижался губами к теплому, нежному изгибу. – Я мечтал, что ты позволишь мне это, уже через полминуты после нашей первой встречи.
Кэролайн не могла понять, почему они говорят. Зачем слова, когда все, чего она хочет, – это только ощущать?
– Да, я и это знаю.
– Но только вот… – Ее грудь была совсем рядом – такая упругая, соблазнительная, – и все-таки Такер нашел в себе силы слегка отстраниться. – Видишь ли, я не очень-то прилично веду себя, когда дело касается женщин. Но я не хочу, чтобы ты потом об этом пожалела. Я не переживу, если ты об этом пожалеешь!
Его глаза потемнели от какого-то нового, незнакомого Кэролайн чувства, но она предпочла об этом не думать.
– Вот уж не думала, что ты способен все так усложнять.
– Меня самого это чертовски удивляет. – Его пальцы запутались в ее волосах. – Просто мне показалось, что я должен тебе все объяснить.
Но зачем объяснять, когда все так ясно можно прочесть в его взгляде? Пусть даже то, что она видит там, заставляет ее тревожиться.
– Не хочу никаких объяснений! – Она в отчаянии потянулась губами к его губам. – Я ведь живой человек и хочу чувствовать себя соответственно.
Такер вдруг понял, что Кэролайн хочет от него того, чего он всегда сам искал в женщине: простой, незамысловатой плотской радости. Но если он почувствовал в душе некоторое разочарование и сожаление, то сразу подавил их. Отвечая желанию Кэролайн, он быстро стащил с нее рубашку и отдался пиршеству плоти. Эта плоть была тонкой, бледной и мягкой, словно бархат. И хотя Такер знал, что Кэролайн – не просто еще одна женщина на его пути, он предпочел не додумывать тревожащие его мысли. Ведь это так несложно – дать ей то, что она хотела, и взять то, что она предлагала.
А Кэролайн бездумно излучала этот лихорадочный жар, упиваясь собственным желанием. Она ощущала себя только телом, которое ищет наслаждения, даруемого другим телом. Она приказала себе ни о чем не думать и не испытывать никаких нежных чувств.
Кэролайн слышала, как тяжело он дышит, чувствовала, как нежно его руки касаются ее плеч. Такер что-то тихо сказал, и хотя слов она не разобрала, но голос был такой ласковый, что ей вдруг захотелось заплакать.
Боже, неужели она все-таки испытывает какое-то чувство к нему? Эта мысль ужаснула Кэролайн. Она не хотела ничего чувствовать и отодвинулась – резко, даже грубо, чтобы сразу отсечь эти нежности. Его губы еще шептали что-то ласковое, а она протянула руку и спустила его джинсы пониже. Такер весь напрягся, когда ее жадная, горячая ладонь завладела его плотью. Комната покачнулась и поплыла вокруг, а пока он старался вновь обрести равновесие, она уже обвилась вокруг него.
– Кэролайн, подожди…
Но она не желала ждать и тянула его в эту прекрасную бархатную бездну, навязывая свой бешеный ритм.
Такер попал в ловушку ее и своих желаний и помчался вместе с ней навстречу наслаждению, за которым, он это знал, нет ни радости, ни покоя.
Потом они долго лежали молча, не размыкая объятий. Кэролайн испытывала какую-то странную раздвоенность. Ее тело ликовало и пело, оно вновь ожило и радовалось жизни. Но почему же она сама чувствует себя при этом такой опустошенной?
Если бы Такер сказал хоть слово! Неужели ему трудно поднять голову, усмехнуться, отпустить одну из своих глупых шуточек, чтобы разрядить ощущение неловкости? Кэролайн слышала, что сердце у него уже бьется спокойно, но он все молчал…
Такер знал, что ей тяжело, но медлил и не освобождал ее, отдаляя тот момент, когда придется взглянуть ей в лицо и спросить себя, что же произошло.
«Это был просто хороший, честный секс, исключающий всякие глубокие чувства, – подумал он с некоторым отвращением. – И нет никакой причины чувствовать себя... употребленным. А лучше всего было бы обратить все это в шутку».
Такер вдруг вспомнил, что Эдда Лу всякий раз обижалась и была недовольна, когда наступал конец и момент освобождения для него. Может быть, она испытывала нечто похожее? Такер вздохнул и уставился в стену. Нет, Эдде Лу сам он был безразличен. Ей были нужны его деньги, имя, положение в обществе, но не он сам. И секс был для нее только средством всего этого достичь…
Но ведь в его жизни наверняка были какие-то женщины – между первой юношеской обжимкой и этой последней бездушной спортивной гонкой с Кэролайн, – которым он был небезразличен. Женщины, которым хотелось от него большего, чем он мог дать, и которым приходилось мириться с меньшим. И они вот так же лежали в уязвленном молчании после того, как схлынет страсть…
Что и говорить, он получил по заслугам. Впервые в своей жизни он захотел чего-то большего, чем просто секс, и наткнулся на женщину, которая ему в этом отказала.
Ну что ж, у него еще осталась гордость. Как ни горько этим утешаться, это все же лучше, чем ползать на брюхе.
Такер наконец освободил ее от своей тяжести, застегнул джинсы и сел на кушетке.
– Ты меня захватила врасплох, детка, – сказал он, улыбнувшись, но глаза его не улыбались. – Я даже не успел облачиться соответствующим образом.
Кэролайн не сразу поняла, что он говорит о презервативе. А когда поняла, заставила себя беспечно пожать плечами.
– Не волнуйся. – Избегая его взгляда, она поправила рубашку. – Я принимаю таблетки.
– Ну, тогда порядок. – Ему захотелось протянуть руку и пригладить ее растрепанные волосы, но вместо этого он встал и сунул руки в карманы. – Послушай, Кэролайн…
– Пожалуй, я пойду сварю кофе. – Она вскочила с кушетки, словно слова Такера включили какое-то невидимое пусковое устройство. – И завтрак приготовлю. Ты заслужил хороший завтрак.
Он внимательно взглянул на нее и заметил, что она закусила нижнюю губу и упорно смотрит куда-то в сторону, через его плечо.
– Ну, если тебе так хочется. Ты не против, если я приму душ?
– Конечно, нет. – Кэролайн глубоко вздохнула – то ли от чувства облегчения, то ли от разочарования – и поспешила замаскировать этот неуместный вздох потоком слов:
– Наверху, вторая дверь направо, там на полке есть чистые полотенца. Только учти: вода нагревается не сразу.
– Да я и не спешу.
И Такер вышел из комнаты.
Натягивая на ходу рубашку, Такер спустился вниз. Пахло кофе и беконом. Он уже прошел полкоридора на пути к кухне, когда послышался шум подъезжающего автомобиля.
В расстегнутой рубашке он вышел на крыльцо и, сунув руки в карманы, принялся наблюдать, как агент по делам особой важности Мэтью Бернс припарковывает машину. Они внимательно оглядели друг друга: один в черном костюме и шелковом галстуке, другой – полуодетый и небритый. Если бы их взаимные чувства могли материализоваться, между ними оказалась бы огромная ощетинившаяся злая собака.
– Вам не кажется, что сейчас рановато для визитов? Бернс запер машину и положил ключ в карман.
– Я по официальному делу, – сухо заявил он и, поджав тонкие губы, оглядел голую грудь Такера, его влажные после душа волосы. – Мое вторжение совершенно необходимо в интересах безопасности мисс Уэверли.
– Ну, положим, тут вы несколько опоздали, – мирно заметил Такер. – Так что мы можем сделать для вас?
– Вы очень гордитесь этим, не так ли, Лонгстрит? Такер вздернул бровь:
– Чем – этим?
– Да своим умением ухаживать за женщинами.
– Неужели вы прикатили сюда, чтобы набраться опыта? На этот раз его улыбку отнюдь нельзя было назвать обворожительной: в ней появилось что-то волчье. Бернс сжал челюсти: простая мысль о том, что Кэролайн предпочла ему Такера, жалила его, как пчела.
– Бросьте, Такер. Я прекрасно знаю, что производит неотразимое впечатление на беззащитных женщин.
– Видите ли… – Такер почесал покрытый щетиной подбородок. – Я еще никогда в жизни не встречал беззащитной женщины. И Кэролайн к их числу не принадлежит, будьте уверены. Конечно, сейчас она еще не совсем успокоилась после всего пережитого и чувствует себя не вполне уверенно. Она нуждается в том, чтобы на кого-то опереться, пока снова не обретет твердую почву под ногами. Ну, а то, что она выбрала меня… Таково было ее желание. И она сможет располагать мной столько, сколько ей заблагорассудится. И вам лучше принять это к сведению.
– Насколько я понимаю, вы без зазрения совести используете в своих собственных интересах ранимость женщин. Вы вообще большой специалист по использованию людей, Лонгстрит, а эмоциональная зрелость ваша, судя по всему, на самой нулевой отметке. Эдда Лу Хэттингер стала последней из использованных вами и отброшенных за ненадобностью. Ну, а что касается Кэролайн…
– Позвольте уж мне самой за себя отвечать. – Кэролайн выступила вперед и положила ладонь на руку Такера – то ли ища поддержки, то ли призывая к сдержанности. – Вам нужно поговорить со мной, Мэтью?
Бернс подавил всплеск темной нерассуждающей злости. На ней ничего не было, кроме пеньюара, и то, как она оперлась на Такера, явственно свидетельствовало об интимности их отношений. И это принижало в его глазах ее утонченный образ. Пусть у нее блестящий талант, пусть она так изысканно красива, но Кэролайн унизила себя своим выбором, низвергла себя с пьедестала.
– Я подумал, что для вас было бы удобнее дать показания здесь, чем приезжать для этого в город.
– Да, пожалуй. И я ценю ваше внимание. – Кэролайн подумала, что надо бы предложить ему кофе в гостиной, но ей не хотелось оставлять их с Такером наедине. – Если бы мы могли пройти на кухню… Я как раз приготовила завтрак.
– Показания мистера Лонгстрита я могу получить и позже, – напыщенно сказал Бернс.
– Но вы могли бы сэкономить время.
Бернс пожал плечами и пошел за ней по коридору.
– Хотите яичницу?
– Благодарю. Я уже завтракал. – Он сел за стол – такой же чужеродный в этой простой деревенской кухне, как смокинг на тусовке хиппи. – Однако, если не возражаете, кофе я выпил бы с удовольствием.
Кэролайн принесла кофейник и поставила его на металлический поднос в форме петуха. Странно, но только сейчас, накладывая себе и Такеру яичницу с беконом, она вспомнила, как бежала тогда мимо кухни и кричала от ужаса, а тяжелые кулаки Остина барабанили в дверь…
– Вы, очевидно, хотите знать, что случилось вчера? – спросила Кэролайн деловито, наливая сливки в кофе. – Но я уже дала показания Берку.
– Да, я их читал.
Такер заметил, что руки у нее слегка дрожат, и успокаивающе коснулся ее плеча.
– Я не слишком хорошо разбираюсь в законах, – заметил он. – Но мне кажется, что случившееся здесь является местной проблемой.
– Да, разумеется. Но я был бы вам очень признателен, Кэролайн, если бы вы подробно рассказали мне о том, что произошло. В интересах порученного мне дела я должен располагать полной картиной местной жизни. Надеюсь, вам это будет нетрудно.
Нет, это было для нее очень трудно. Во всяком случае – теперь, когда все происшедшее уже отдалилось во времени и казалось почти невероятным. Но она послушно рассказала, как все было, стараясь не смотреть на магнитофон, который включил Бернс.
– Вам не кажется странным, что Хэттингер не использовал огнестрельное оружие? Ведь у него было два револьвера. – Он сказал это очень доверительно, словно они просто-напросто непринужденно беседовали за чашечкой кофе. – А в соответствии с имеющейся у меня информацией он считался отличным стрелком. Вот вы описываете, как бежали от него по коридору, а потом по полю. Ведь он мог застрелить вас в любую минуту. Но он даже не вынул револьвер из-за пояса.
– Но у него еще был нож, – ответила она, не заметив, что голос у нее дрогнул. Но Такер это заметил.
– Не вижу смысла в этом вопросе, Бернс. Он же явно был не в себе и, может быть, даже забыл, что у него есть огнестрельное оружие.
– Может быть… – Бернс невозмутимо налил себе еще кофе. – А скажите, Кэролайн, он знал, что вы вооружены, что у вас есть в доме оружие?
– Трудно сказать… Я схватила «кольт», пробегая мимо гостиной, когда Остин еще не вошел в дом. Слава богу, револьвер был под рукой, потому что я практиковалась в стрельбе. И Сьюзи строго-настрого приказала мне всегда держать его заряженным. Но вот видел ли его Остин, я сказать не могу.
Бернс ограничился кивком.
– Ну, а если восстановить в памяти все, что произошло уже вне дома? В какой-то момент вы обернулись и выстрелили в него. После этого Остин уже наверняка знал об имеющемся у вас оружии. Он не делал попыток применить один из своих револьверов?
– Сейчас постараюсь вспомнить. Все это произошло так быстро…
Впрочем, тогда ей так не казалось. Наоборот, у Кэролайн было ощущение, что она бежит в какой-то вязкой мути. Все это напоминало замедленную, съемку в фильме ужасов или кошмарный сон, когда ноги вдруг становятся ватными и каждый вдох дается с трудом.
Она крепко сжала губы, стараясь отогнать кошмарное воспоминание.
– Когда я выстрелила в первый раз, мой «кольт» дал осечку. И Остин как ни в чем не бывало продолжал надвигаться на меня. Он выставил вперед нож и улыбался. Просто улыбался. Мне казалось, что я плачу, кричу или молюсь – не знаю, – а он все приближался и все улыбался… Потом я снова подняла револьвер, и тогда он сказал, что я агнец божий, готовый к закланию. И что все будет, как было с Эддой Лу. Что это должно быть, как с Эддой Лу…
– Вы уверены? – Бернс уставился на нее, не донеся чашку с кофе до рта. – Вы уверены, что он это сказал? Что все должно быть, как было с Эддой Лу?
– Да! – Кэролайн почувствовала, что ее начинает колотить дрожь. – Вряд ли я когда-нибудь смогу забыть, что он тогда сказал.
– Подождите минуту. – Такер положил руку на плечо Кэролайн. Он больше не мог выносить, как Бернс с удовольствием выворачивает ее наизнанку. – Признайтесь: вы ведь приехали сюда не за тем, чтобы получить показание, как был застрелен беглый сумасшедший. Это все для вас мелочь, ничтожное местное дерьмо, в котором не должен пачкать руки федеральный агент!
– Такер, пожалуйста…
– Нет, погоди. – И он яростно взглянул на Кэролайн. – Неужели ты не понимаешь, что его интересует только Эдда Лу? Эдда Лу и другие, а вовсе не ты. А к тебе это имеет только то отношение, что тебе удалось каким-то образом увернуться и не стать очередной жертвой маньяка.
– Очередной жертвой… – начала она и остановилась. Вся кровь отхлынула у нее от лица. – О господи, нож! Он не застрелил меня потому, что это должно было быть как с ней. Это должен был быть только нож…
– Да, вот именно – нож. Больше этого сукина сына ничего не интересует. А ведь ты, Бернс, кажется, обвинял меня в том, что я использую людей в своих целях. – Куда подевалась его ленивая манера говорить, растягивая слова? Голос стал ледяным, резал воздух, как обоюдоострое лезвие. – Но сейчас ты используешь Кэролайн, чтобы получить доказательства против Хэттингера. Используешь ее, чтобы распутать порученное тебе дело, но даже не потрудился ей об этом доложить!
Бернс аккуратно поставил чашку на блюдце.
– Я веду федеральное расследование по факту серийных убийств и не обязан докладывать о своих методах широкой публике.
– Иди ты к черту! Ты же знаешь, через что она прошла. И тебе бы ничего не стоило успокоить ее, сказать хотя бы, что она ни в чем не виновата…
Кэролайн сжала руку Такера и помешала ему продолжать.
– Я сама могу отвечать за себя. – Она дважды медленно вдохнула и выдохнула, а затем тихо и раздельно произнесла:
– Я никогда не была знакома с Эддой Лу, но до, конца моих дней не забуду, как нашла ее мертвой в своем пруду. Я никогда за всю мою жизнь не совершила ни одного насильственного действия. Впрочем, когда-то я бросила в одного человека бокалом от шампанского… Но я промахнулась, так что это, наверное, не в счет. А вчера я убила человека. – Она прижала руку к сердцу, потому что оно готово было выскочить из груди. – Вам, возможно, это не кажется таким уж страшным, Мэтью, учитывая вашу профессию. Кроме того, я ведь убила его, спасая собственную жизнь. Но я убила человека! А вы приезжаете ко мне, заставляете пережить все это еще раз и даже не удостаиваете меня доверия…
– Я действую для вашего же блага, Кэролайн! Она высоко подняла голову и тихо проговорила:
– Знаете, я однажды пригрозила одному человеку, что убью его, если он когда-либо в разговоре со мной употребит именно эту фразу. Я, конечно, не собиралась исполнить угрозу в буквальном смысле слова. Это одно из тех обычных бездумных заявлений, которые свойственны людям, не понимающим, что такое убийство. Но я должна вас серьезно предупредить – не употребляйте этого выражения. Оно может вывести меня из себя.
Такер в восторге откинулся на спинку стула и неожиданно подмигнул Бернсу.
– Она вошла в раж! И как приятно, что она набрасывается сейчас не на меня.
– Приношу извинения, что расстроил вас, – холодно сказал Бернс. – Но я только хочу наилучшим образом исполнить свой служебный долг. Ранее мы не рассматривали возможность ответственности Хэттингера за три убийства, совершенные в этой общине. Однако, учитывая вчерашний инцидент, мы должны сосредоточить наши разыскания на этом направлении.
– Вы думаете, что сможете доказать его причастность к убийствам? – спросила Кэролайн.
– После некоторых анализов мы сможем определить, использовался ли тот самый нож, – проворчал Бернс. – Пока могу лишь сказать, что некоторые психологические данные Хэттингера характерны для такого рода убийц. Ему была присуща глубоко укорененная ненависть к женщине, о чем свидетельствуют частые побои, которым он подвергал жену. Кроме того, он обладал религиозной манией, которая, как ему казалось, не только освобождала его от вины, но, напротив, налагала на него известную миссию. Мы предполагаем даже, что он бросал трупы в воду не столько из желания спрятать улики, сколько с намерением совершить своеобразное крещение. К сожалению, самого Хэттингера уже невозможно допросить и выяснить, какие мотивы побуждали его к убийствам. В данной ситуации я должен вернуться вспять и установить, где он находился во время всех трех убийств. Но, сосредоточив внимание на нем, я не собираюсь исключать и другие варианты.
Его ясный взгляд остановился на Такере, и тот обезоруживающе улыбнулся.
– Что ж, в таком случае у вас хлопот полон рот. И мы не желаем вас задерживать.
– Я хотел бы поговорить с мальчиком, Саем Хэттингером. Улыбка Такера сразу увяла.
– Он сейчас в «Сладких Водах».
– Прекрасно. – Бернс встал, но не удержался от последнего выпада:
– Не правда ли, странно, что Хэттингер так быстро переключился с вас на Кэролайн? У некоторых людей есть особый зловещий дар приносить несчастье другим. – Он с удовлетворением отметил, как омрачилось лицо Такера. – Если придумаете, чем еще можно помочь дознанию, то вы знаете, где меня найти. Спасибо за кофе, Кэролайн. Провожать меня не надо.
– Такер… – начала Кэролайн, едва Бернс закрыл за собой дверь, но тот встал и покачал головой.
– Мне надо побыть одному и кое-что обдумать. – Такер провел рукой по волосам. Они высохли, но еще чуть-чуть пахли ее шампунем, и от этого запаха он весь напрягся. От такой мелочи!
– Ты не должен принимать близко к сердцу слова Мэтью. Он человек твердокаменный и во всем следует только железной логике, не обращая внимания на чувства окружающих.
– Дело не в Вернее. Важно, что я сам обо всем этом думаю… Послушай, мне надо сейчас поехать домой. Не хочу оставлять с ним Сая одного, с глазу на глаз. Ведь он совсем еще ребенок.
– Конечно, поезжай, – ответила Кэролайн, решив, что ей тоже надо бы побыть одной и постараться не думать о том, что произошло между ними этим утром. – А обо мне не беспокойся. Я уже в порядке.
Она собрала тарелки и отвернулась к раковине. Такер положил ей руку на плечо.
– Я вернусь.
– Знаю.
Он уже был у двери, когда Кэролайн сказала:
– Такер, ты сегодня снова очень помог мне – когда сказал Мэтью, что я не беспомощна. Я теперь, кажется, и сама начинаю понемногу верить в это…
Она стояла спиной к нему, и он знал, что она смотрит туда, где на траве засохла кровь.
– Мы еще поговорим, Кэролайн. О нас с тобой. И о многом. Она ничего не ответила, и он ушел.
Глава 20
Отец умер.
Мисс Делла усадила его в своей сверкающей чистотой кухне и все ему сказала, а взгляд у нее был добрый. Она смотрела на него, словно чего-то ожидая, но Сай чувствовал только страх. Теперь он точно знал, что ему уготована преисподняя. Как он, Сай, может надеяться на прощение господа бога, когда в душе своей он таит страшную тайну? Эту тайну ему сейчас нашептывает в уши злобно насмехающийся дьявол: «Твой отец мертв, а ты этому рад!»
Потом пришли слезы, которых терпеливо ожидала мисс Делла. И она вытерла их, не зная, что это не были слезы печали и скорби. То были слезы облегчения. Радости, благодарности и надежды.
«И вот за это самое, – думал Сай, поливая огород из шланга, – мне уготована вечная преисподняя».
Мисс Делла сказала, что он может пожить в «Сладких Водах» сколько хочет, – так просил ему передать мистер Такер. Ему не обязательно возвращаться в свой дом – дом страха и безнадежности. Он может больше не встречаться с Верноном, у которого отцовский взгляд и отцовские тяжелые кулаки.
Сай наклонился вперед, поливая одно и то же место, пока у ног не запузырилась лужа. Вытирая костяшками пальцев глаза, он плакал о том, что обрел свободу и жизнь, но погубил свою бессмертную душу.
– Сай!
При звуке своего имени Сай вздрогнул, и только быстрота его реакции спасла Бернса от опасности промокнуть. Так они и стояли друг против друга, разделенные потоком воды: мальчик-подросток с опухшим от слез лицом и испуганным взглядом и человек, который хотел доказать, что отец Сая в свободное время резал охотничьим ножом женщин.
Бернс благожелательно улыбался, но делал это так старательно, что Сай сразу насторожился.
– Я бы хотел недолго поговорить с тобой.
– Но мне нужно все тут полить. Бернс оглядел намокшую зелень:
– По-моему, ты уже справился с этим делом.
– У меня есть еще и другая работа…
Но Бернс решительно нагнулся и потуже завернул кран на шланге. Властность была так же свойственна ему, как привычка носить галстук.
– Ну, это будет недолгий разговор. Может быть, нам войти в дом? Здесь слишком жарко.
Сай ухватился за последнюю соломинку:
– Нет, сэр, я наслежу на чистом полу мисс Деллы. Бернс взглянул на мокрые и грязные кроссовки Сая.
– Да, пожалуй, не стоит. Ну, тогда пойдем на боковую террасу.
И прежде чем Сай успел возразить, Бернс взял его за руку и повел вокруг цветочных клумб.
– Тебе нравится работать в «Сладких Водах»?
– Да, сэр. И я боюсь, что если меня кто-нибудь застукает за болтовней…
Но Бернс уже вошел на террасу, уселся в один из шезлонгов и указал Саю на другой.
– Неужели мистер Лонгстрит такой строгий хозяин?
– О нет, сэр. – Сай неохотно сел. – Он мне еще мало работы задает, я бы больше мог сделать. И он всегда говорит, чтобы я не спешил и не расстраивался, он такой заботливый…
– Добрый эксплуататор, – проворчал Бернс и вынул свой магнитофон. – Ну, значит, он не будет возражать против короткого перерыва. Я бы хотел, чтобы ты ответил на несколько моих вопросов.
– Вы можете спрашивать, – сказал Такер, вышедший на террасу из кухни с охлажденной бутылкой колы. – Давай-ка, Сай, промочи горло.
– Я еще не все сделал, сэр… – Сай запаниковал, словно кролик, выхваченный из темноты светом фар. – Но мистер Бернс велел мне пойти сюда.
– Да все в порядке. – Такер мимоходом коснулся его плеча и расставил шезлонг для себя. – Никто и не ждал, что ты сегодня будешь работать, Сай. И вообще, пару дней можешь делать что хочешь.
Такер вытащил сигарету, оторвал половину и поглядел на Бернса над пламенем спички. Во взгляде его читалось предупреждение – такое же недвусмысленное, как то, что Хэттингер начертал кровью на стенах пещеры.
– Ну, агент Бернс – человек занятой, так что советую тебе быстренько рассказать ему все, что знаешь. А потом, может, мы с тобой часок-другой порыбачим.
Бернс сделал гримасу при мысли, что кто-то считает возможным взять мальчишку на рыбалку на следующий день после того, как убили его отца.
– Я дам вам знать, когда мы кончим. Такер глотнул из бутылки Сая.
– Ну, нет. Так дело не пойдет. Поскольку этот мальчик у меня работает, а сейчас и живет, я в некотором роде его опекун. И я останусь, разве только Сай захочет, чтобы я ушел.
Сай поднял на него взгляд, полный панического страха.
– Ой, я буду вам очень благодарен, если вы останетесь, мистер Такер. А то вдруг я сделаю что-нибудь не то…
– Но учти: ты должен говорить только правду. Не так ли, агент Бернс?
Бернсу ничего не оставалось, как довольно кисло согласиться. Однако не успел он приступить к исполнению своих обязанностей, дверь открылась и на террасу вышла Джози в прозрачном розовом халате.
– Ну и ну! Не часто женщина выходит из своей кухни и обнаруживает, что ее ждут сразу трое мужчин. – Она подошла и взъерошила волосы Сая, но смотрела при этом только на Бернса. – Рада видеть вас, федеральный агент. Признаться, я уже начала подумывать, что не понравилась вам: вы только однажды к нам заскочили. Я даже начала прикидывать, что бы такое изобрести и заставить вас, допросить меня.
Джози наклонилась, чтобы взять сигарету из пачки Такера, и Бернс был удостоен весьма пикантного зрелища.
Он был человеком напыщенным, но все-таки человеком. Голос у него охрип, а галстук сразу показался чересчур тугим.
– К сожалению, у меня слишком мало времени, чтобы вести светские беседы, мисс Лонгстрит.
– Ну, как вам только не совестно! – Голос у Джози стал обволакивающим и густым, как аромат магнолий. – Уж для меня-то вы могли бы выкроить время. Я здесь умираю от скуки. Одна надежда, что вы приедете и расскажете о своих приключениях. Бьюсь об заклад, у вас их было видимо-невидимо!
– Да, действительно, кое-какие интересные моменты бывали…
– И я собираюсь обо всем этом узнать, иначе просто взорвусь от любопытства.
Джози провела пальцем по шее и по ложбинке между грудей, которую очень соблазнительно открывали полы халата. Если бы глаза Бернса были привязаны ниткой к ее пальцу, он и тогда бы не мог неотрывнее следить за этим движением.
– Тедди мне очень много о вас рассказывал. Бернс как-то ухитрился проглотить слюну:
– Тедди?
– Доктор Рубинстайн. – Джози бросила на Бернса призывный, взгляд из-под тяжелых ресниц. – Он мне говорил, что вы самый лучший специалист по серийным убийствам. А я обожаю поговорить с умными людьми – особенно когда у них такие опасные профессии.
– Джози, – Такер бросил на нее недоуменный взгляд, – разве ты не собиралась сделать себе маникюр – или что-то там еще…
– Ой, да, миленький, конечно, собиралась. Я считаю, что женщина не может быть по-настоящему привлекательной, если не следит за своими руками. – И Джози встала, довольная, что помешала Бернсу сохранить сосредоточенность. – Может быть, увидимся в городе попозже, федеральный агент? Я с удовольствием загляну в «Болтай, но жуй» после того, как сделаю маникюр.
И она ушла, покачивая бедрами под полупрозрачной розовой тканью.
Такер бросил сигарету в медное ведерко с песком.
– Вы собираетесь включить магнитофон? Бернс посмотрел на него отсутствующим взглядом и попытался взять себя в руки.
– Да, я задам Саю несколько вопросов, – пробормотал он, но его взгляд поминутно обращался к кухонной двери. – Я не возражаю против вашего присутствия, но не потерплю никаких подсказок.
– О, разумеется.
Такер уселся поудобнее, а Бернс включил магнитофон и обратился к Саю со скорбной улыбкой:
– Я знаю, что для тебя это трудное время, Сай, и выражаю соболезнование по поводу постигшей тебя недавней утраты.
– Спасибо, сэр… – начал было Сай, но затем понял, что Бернс говорит не об Эдде Лу, а об отце, и снова уставился в пол.
– И все-таки в интересах следствия я вынужден просить тебя ответить на мои вопросы. Твой отец когда-либо упоминал при тебе имя мисс Кэролайн Уэверли?
– Да он и не знал ее…
– Значит, он никогда не говорил о ней с тобой или в твоем присутствии?
Сай стрельнул глазами в сторону Такера.
– Может, он что и говорил, когда я приносил ему завтрак. Но я тогда так боялся, что плохо помню.
– Ты боялся за него? – быстро спросил Бернс.
– Ну... вообще-то, я больше боялся, что он меня побьет.
– Он часто осуществлял насильственные действия по отношению к тебе и другим членам вашей семьи?
– Часто. У него была тяжелая рука. – Это прозвучало так обыденно, как если бы Сай сказал, что у отца часто болела голова. – Он не терпел никаких возражений. Ведь в Библии говорится, что должно чтить отца своего.
– Понимаю… – Даже Бернс не остался равнодушен к тому, как буднично и просто описал Сай повседневное зверство. – Значит, ты боялся его, но все равно приносил ему в пещеру еду и другие необходимые вещи?
– У меня выхода не было! – Сай с такой силой сжал горлышко бутылки, что косточки пальцев побелели. – Он бы меня убил, если бы я против него пошел!
– Но агент Бернс не осуждает тебя за это, Сай. – Такер успокаивающе положил руку ему на плечо. – И никто не осуждает. Ты ничего плохого не сделал.
– Нет, я нисколько не виню тебя. – Бернсу пришлось откашляться: страх, отразившийся на лице мальчика, поразил его. – Я только хочу знать, говорил ли твой отец о мисс Уэверли?
– Да, он кое-что сказал. – И Сай заморгал быстро-быстро, чтобы смигнуть слезы. – Он говорил, что она полна греха. Как все женщины греховны, подобно жене Лота, которая превратилась в соляной столб.
– Вот как? – Бернс нахмурился. – А сказал ли он, почему именно мисс Уэверли греховна?
– Он сказал… – Сай бросил на Такера несчастный взгляд. – Мне говорить об этом?
– Лучше сказать, – ответил Такер. – Но ты не торопись. Сай не торопился. Он глотнул колы, вытер рукавом рот и выпалил:
– Он сказал, что она легла под мистера Такера! И что она поэтому не лучше уличной блудницы. И что пора бросить в нее первый камень. Простите, мистер Такер…
– Ты ни в чем не виноват, Сай.
– Но я не знал, что он собирается напасть на нее. Клянусь, я этого не знал! Он ведь все время что-нибудь такое говорил, даже уже и внимание не хотелось обращать – если, конечно, он при этом не дрался. Я не знал, что он за ней охотится, мистер Бернс. Клянусь, не знал!
– Да, я уверен, что ты не знал. Скажи мне, твой отец бил твою мать?
Кровь отхлынула от лица Сая.
– Но мы ничего не могли с этим поделать. Она не хотела на него заявлять. Она не позволяла шерифу вмешаться и помочь, потому что жена должна быть послушна мужу. А когда шериф приезжал, то она всегда говорила, что с крыльца упала или еще откуда-то… – Сай поник головой: ему было очень трудно рассказывать об этом. – Русанна говорит, что маме просто нравится, когда ее бьют. Но мне так не кажется.
Бернс решил, что, пожалуй, не стоит объяснять мальчику психологию циклического восприятия насилия. Об этом пусть беспокоятся работники социальной защиты.
– Да, понимаю. А Русанну он тоже бил? Сай усмехнулся, как обычно усмехаются братья, когда говорят о сестрах:
– Она здорово умела не попадаться ему на глаза.
– А что насчет Вернона?
Читать бесплатно другие книги:
