Родительский парадокс. Море радости в океане проблем. Как быть счастливым на все 100, когда у тебя дети Сениор Дженнифер

Сроки и разделенное время

Эли все еще находился у «Маленьких исследователей», а Энджи наверху собирала белье для стирки. И тут Зай завозился в своей колыбельке. Энджи пошла посмотреть, что ему нужно, потом вернулась.

— У меня никогда нет времени разобрать белье для стирки, — сказала она. — Я пытаюсь. Но обычно мы просто перекладываем белье из корзины для чистого в корзину для грязного.

Зай уже по-настоящему плакал.

— Да, да, даааа! Я тебя слышу!

Энджи поднялась и побежала в его комнату, откуда вскоре донеслось успокаивающее: «Шшшшшш!» Зай на это не поддался. Через несколько минут Энджи вернулась, неся малыша на руках. Она в третий раз бросила разборку белья, целиком сосредоточившись на игре с сынишкой — точно так же, как когда-то делала Джесси. Энджи набрасывала одеяло на головку мальчика. «Где Зай?». Снять. Накинуть. «Где Зай?». Снять. Накинуть. «Где Зай?»…

Давайте поговорим об еще одной теме, которая не затронута исследованиями распределения времени. У большинства мам время раздроблено и разделено — словно луч света, проходящий сквозь призму. У большинства отцов время течет по прямой. Когда папы занимаются своими делами, то занимаются только ими. Когда они заботятся о детях, то ничто другое их не отвлекает. Мамам же часто приходится заниматься своими делами одновременно с заботой о детях. А порой им в то же самое время приходится еще и на телефонные звонки от босса отвечать.

В 2000 году всего 42 процента женатых отцов говорили о том, что «большую часть времени» им приходится сочетать обязанности, тогда как у замужних матерей этот показатель составил 67 процентов. В 2011 году два социолога провели более точный анализ. Они выяснили, что мамы в среднем тратят на «многозадачность» на десять часов в неделю больше, чем папы, «и эти дополнительные часы по большей части тратятся на домашнюю работу и уход за детьми». (А вот когда папы проводят время дома, то время на «мультизадачность» у них сокращается на 30 процентов!) Авторы исследования пишут, что «необходимость одновременно заниматься разными делами гораздо сильнее влияет на настроение женщин, чем на настроение мужчин».

Необходимость делить и подразделять свое время не только снижает продуктивность (о чем мы с вами уже говорили), но и ведет к полной дезориентации. Кроме того, у женщины возникает ощущение постоянной спешки — сколь бы спокойным ни был данный момент, сколь бы нормальными ни были обстоятельства, женщина постоянно знает, что у нее что-то где-то закипает и требует немедленного внимания.

Большинству мам приходится выполнять множество действий, имеющих конкретные сроки и время исполнения (одеть детей, помочь почистить зубы, отвезти их в школу, забрать из школы, в 15.00 отвезти на урок фортепиано, в 16.00 отвезти на футбол, приготовить ужин к 18.00).

В 2006 году социологи Мэрибет Маттингли и Лиана Сойер опубликовали статью, в которой писали, что женщины гораздо сильнее мужчин ощущают «постоянную спешку». Замужние мамы в 2,2 раза чаще испытывают ощущение «периодической или постоянной спешки», чем одинокие женщины, не имеющие детей. (Свободное время не облегчает ощущений мамы — напротив, в такие моменты ее состояние еще больше ухудшается.) У отцов же ощущение спешки ничуть не больше, чем у мужчин, не имеющих детей.

Вернемся к Кении с семинара ECFE:

— Примерно в пять часов я начинаю ощущать сильнейшее давление. Мне нужно закончить все, что я не сделала. Мне нужно придумать, что готовить на ужин. Мне нужно успокоить дочку и уложить ее в постель… Если бы я не работала, то думала бы: «У меня целая куча времени!» Но сейчас я ощущаю это давление именно около пяти. А вот когда муж возвращается домой, то у него нет никаких обязанностей.

Но самый тяжелый и трудно поддающийся оценке временной фактор — это моральная энергия, которую женщины тратят на родительские обязанности. Они постоянно находятся в состоянии тревоги, которая не отпускает их ни на минуту — находятся ли дети рядом с ними или нет.

Это вызвало особый интерес у Маттингли и Сойер: возможно, мамы спешат, потому что именно на их плечи ложатся все самые логистически сложные и эмоционально напряженные аспекты воспитания детей — уход за детьми, визиты к врачу, общение с воспитателями и учителями, организация семейного отдыха, координация общения детей с друзьями, планы на лето.

Об этом же мне говорила Энджи:

— Когда я на работе, то остаюсь медсестрой всего на 50 процентов. Понимаете? Даже обрабатывая рану или занимаясь чем-то еще, я постоянно думаю: «А не забудет ли Клинт намазать детей кремом от загара?»

А что происходит, когда Энджи остается наедине с Клинтом?

— Я все равно думаю о детях. Даже во время романтических свиданий, когда я должна быть женой на все 100 процентов.

Интересно, что Энджи пытается оценить свое чувство количественно. Несколько лет назад, когда Кэролайн Коуэн ехала домой со встречи с группой родителей, она подумала, что стоило бы предложить им составить круговую диаграмму своей идентичности: насколько процентов они супруги, родители, работники, прихожане и люди, увлеченные каким-то хобби?

В самоидентификации женщин основную роль играет материнство. Отцовство для мужчин имеет гораздо меньшее значение. Даже женщины, работающие с полной занятостью, отводят на роль матери больше 50 процентов. Это открытие не удивило Коуэн и ее супруга — не удивились они и позже, когда провели аналогичное исследование лесбийских пар: роль мамы оказалась гораздо важнее партнерской роли даже в таком союзе.

Удивило Коуэнов другая закономерность, выявленная в процессе составления такой диаграммы сотней супружеских пар: чем больше разница между диаграммами матери и отца, когда их ребенку полгода, тем выше их неудовлетворенность браком год спустя.

Это открытие в другом свете показывает нам ссоры о распределении домашней работы. Как каждый супруг психологически оценивает свою родительскую роль? Если родители имеют разные приоритеты, то их ссоры приобретают совершенно иной смысл:

Как ты можешь не придавать этому такое же значение, как и я? Что же ты за родитель такой? Неужели семья и время, проведенное с семьей, для тебя ничего не значит? Как это может значить для тебя меньше, чем для меня?

Социальная изоляция

Стоит заметить, что дети гораздо лучше чувствуют себя в семьях, где партнеры не зависят друг от друга в плане социальной поддержки. Но, к сожалению, чаще всего бывает наоборот. Слишком часто один из родителей чувствует себя слишком одиноким — и чаще всего этим родителем оказывается мать.

Одна консультационная фирма опросила более 1300 мам и выяснила, что 80 процентов из них считают, что у них мало друзей, а 15 процентов чувствуют себя одинокими (чаще всего об одиночестве говорили мамы, имеющие детей в возрасте до пяти лет).

В 1997 году журнал «American Sociological Review» опубликовал статью, в которой говорилось, что после рождения детей социальная сеть женщины и частота контактов с членами этой сети резко сокращается. Минимума этот показатель достигает, когда младшему ребенку в семье три года. (Авторы отмечают, что последующее расширение социальной сети связано с новыми знакомствами, которые возникают у женщины, когда ее дети достигают школьного возраста.) Самая популярная форма групп встреч в США — это группы матерей. «Это меня очень удивило, — сказала мне в телефонном разговоре специалист компании Кэтрин Финк. — До прихода в компанию я считала, что женщины, выбравшие для себя роль домохозяек, остаются в своем прежнем круге общения».

Финк не единственная, кого удивляет тот факт, что молодым мамам хронически не хватает общения. Изумляет это и самих мам. Считается, что дети не только укрепляют брак, но еще и сплачивают большие семьи, социальные сети и целые сообщества. Иногда это действительно так — но лишь иногда. Социологи, изучавшие сложную схему американской социальной жизни, заметили, что люди, имеющие детей, знают своих соседей лучше, чем бездетные; они чаще принимают участие в работе гражданских организаций и завязывают новые знакомства, связанные с занятиями и друзьями их детей.

Но подобные связи далеко не всегда бывают близкими и эмоциональными. В книге «Боулинг в одиночку: Коллапс и возрождение американского общества» гарвардский политолог Роберт Патнем объясняет это разницей между «шишками» и «болтунами». «Шишки» предпочитают формальное участие в гражданских организациях. «Болтуны» — это своего рода социальные «бабочки», ведущие активную социальную жизнь, хотя «общение их менее организовано и часто не имеет цели». Молодые, неженатые и незамужние, живущие в арендованных квартирах, чаще всего относятся ко второй категории. Женатые же люди, имеющие собственные дома, сохраняют элементы прежнего стиля общения, но большую часть энергии направляют на переход в первую категорию.

Дети окончательно скрепляют сделку. Как только женщины и мужчины становятся мамами и папами, их целенаправленное общение — в церквях, синагогах и мечетях, общественных и благотворительных организациях — начинает играть все большую роль. Неформальное же общение, как замечает Патнем, сокращается. Сокращается и общение, связанное с отдыхом и хобби. «При прочих демографических постоянных, — пишет Патнем, — брак и дети негативно влияют на участие в спортивных, политических и культурных группах».

В первый год жизни ребенка мамы чувствуют себя особенно изолированными. Близость матери и ребенка достигает в этот период максимума. Это заметили не только современные социологи.

Доктор Бенджамин Спок говорил об этом более полувека назад. «Женщины, которые много лет работали, которым нравились и работа и круг общения, — писал он в книге „Проблемы родителей“, — часто замечают, что общение только с детьми их не удовлетворяет». Доктор Спок добавляет: «Женщина, которую монотонность ухода за ребенком раздражает (а я полагаю, что это чувство знакомо большинству мам), страдает от двух факторов — ей не хватает взрослых компаньонов и надоедает полная сосредоточенность на потребностях детей. Не думаю, что природа хотела, чтобы подобное общение было настолько эксклюзивным».

Тема изоляции постоянно затрагивалась на семинарах ECFE. Особенно часто говорили об этом мамы новорожденных и малышей. Они оставили работу и оказались запертыми в собственном доме. Об этом говорили и на семинаре, где присутствовала Энджи.

Сара: Я не думала, что буду порой чувствовать себя настолько одинокой. Иногда мне кажется, что в мире осталась только я и мои мальчики.

Кристин: Я тоже. Мама иногда злится на то, что я звоню ей чаще, чем следовало бы. Но она — моя единственная связь с внешним миром.

Анджела: Да, да, я тоже об этом думала. Большую часть дня рядом со мной вовсе нет людей. Я заперта в четырех стенах. Как могла моя жизнь так измениться? Но она изменилась. Когда я работала, то всегда могла поговорить со взрослыми людьми.

Но больше всего меня удивили слова отцов, которые избрали для себя аналогичную жизнь. Почти все такие папы, с которыми я встречалась в Миннесоте, говорили о том, как трудно им организовать круг общения в этой новой роли.

— В первый год я чувствовал себя в полной изоляции, — рассказал на семинаре один такой папа. — Мне было странно общаться с молодыми мамами. Я не чувствовал, что могу общаться с ними на равных. Я хочу сказать, что если бы дома осталась моя жена, то она смогла бы с ними подружиться. Но я…

Что же сделал этот человек?

— Я бросался практически к каждому отцу, которого встречал в нашем парке!

У такого одиночества есть и более серьезные последствия. Сегодня родителями становятся в такой момент, когда социальные связи в реальном мире сокращаются, а узы общения разрываются. Да, у мам и пап много друзей на «Фейсбук». Эта социальная сеть является для них бесценным источником информации. В сети можно получить совет, что делать, если у ребенка колики. А можно просто оставить запись, чтобы ощутить поддержку и симпатию (в октябре 2011 года Энджи оставила запись: «Мне нужно выспаться»).

Но для человека важно иметь не только виртуальные связи. Исследование, проведенное журналом «American Sociological Review», показало, что среднее количество людей, с которыми американцы могут обсуждать важные вопросы, за 20 лет сократилось с трех до двух, а количество американцев, которым вовсе некому излить душу, выросло больше чем вдвое — с 10 до 24,6 процента.

Самая известная хроника американского одиночества — это «Боулинг в одиночку». Патнем четко зафиксировал происходящее в последние десятилетия прошлого века сокращение социальных взаимодействий. Книга увидела свет в 2000 году. Патнема критиковали за то, что он слишком много внимания уделил старомодным занятиям (картам, клубам и т. п.) и пренебрег новыми формами социального взаимодействия, такими как интернет-группы. («Фейсбук» тогда еще даже не существовал.) Но это неважно. Политики и адвокаты высоко оценивают эту книгу и по сей день. По опыту собственного общения с родителями могу сказать, что открытия и выводы Патнема до сих пор актуальны для современных семей — даже для имеющих большую сеть виртуальных связей.

Давайте рассмотрим прекращение отношений с соседями. Патнем пишет, что за последнюю четверть XX века количество времени, проводимого семейными американцами за общением с соседями, упало, по разным оценкам, в 20–30 раз. Современные исследования показывают, что это количество продолжало уменьшаться вплоть до 2008 года.

«Когда я только переехала в наш квартал, — сказала на одном из семинаров инструктор ECFE Аннетта Гальярди, — то никого не знала, а мама моя жила в другом городе. И тогда пожилые соседки взяли надо мной шефство. Именно им я звонила среди ночи, чтобы сказать, что у моего ребенка температура». И это общение не было заменой общения с родителями. «Да, сейчас я могу послать кому-то сообщение, — говорит Гальярди. — Да, я могу заглянуть на сайт для родителей. Но это совсем не то же самое, как если бы кто-то пришел ко мне домой и научил накладывать повязку на разбитую коленку дочери».

Разрыв отношений с соседями отчасти является результатом позитивных изменений в нашей жизни. Сегодня все больше женщин работают вне дома. Чем больше женщин по утрам отправляются в офис, тем больше домов остается пустыми в течение дня. Но сокращение общения с соседями нельзя объяснить одним лишь социальным прогрессом. Наши дома располагаются все дальше друг от друга. Нас беспокоит уровень преступности — в частности, количество похищений детей. Сегодня родители опасаются выпускать детей играть во двор или на улицу. Патнем, как и его коллеги, изучавшие использование времени, пишет о чувстве «постоянной занятости», свойственном современным американцам. Именно это чувство вызывает у нас вечное и хроническое ощущение спешки.

Результатом всего этого стало почти полное исчезновение неформального общения между соседями, когда Крамеры или Илейнзы могли неожиданно постучаться в вашу дверь, чтобы посплетничать или спокойно, неспешно побеседовать. В 1970-е годы средний американец принимал дома гостей 14–15 раз в год. В конце 1990-х этот показатель снизился до 8 раз.

Анджела: В моем детстве маму окружали люди с детьми. Каждый день нам кто-то звонил или мы шли в гости к кому-то. Мама грузила нас всех в машину, и мы отправлялись. Может быть, это мама была такой общительной, но…

Сара: Нет, нет, в нашем доме было то же самое: каждое воскресенье мы грузились в мини-вэн и отправлялись в гости. А теперь постоянно кажется, что ты можешь помешать — ведь все так заняты.

Без неформального общения, без живого присутствия соседей, без жизни во дворах и на улицах все давление приходится на нуклеарную семью, то есть на брак или партнерство. Именно партнерам приходится давать друг другу то, что раньше давали друзья, соседи и другие семьи: игру, отвлечение, пищу для воображения. Родители потеряли общение, обеспечиваемое другими взрослыми.

Конечно, воспитывать детей в большой семье гораздо легче. Но, как пишет Стефани Кунц, «большие семьи никогда не были распространены в Америке». (В таких семьях жило максимум 20 процентов населения, и этот показатель приходится на период между 1850 и 1885 годами.)

Американцы с высшим образованием сегодня живут от родителей дальше, чем те, кто окончил только среднюю школу. Вероятность того, что семья, где оба супруга имеют высшее образование, живет не далее 30 миль от семей обоих партнеров, составляет всего 18 процентов. (Если супруги имеют среднее образование, то эта вероятность возрастает до 50 процентов.) Уровень образования повышает мобильность людей, а это, в свою очередь, ослабляет семейные узы.

Ослабление семейных уз оказывает серьезное влияние на родителей. Этот фактор влияет на работу женщин: замужние женщины, дети которых ходят в детский сад или младше четырех лет, на 10 процентов чаще работают, если живут рядом с матерями или свекровями. Влияет этот фактор и на социальную жизнь родителей: без самых надежных, психологически приемлемых и (самое главное) самых доступных нянь — бабушек и дедушек — организовать романтический ужин становится очень трудно.

Когда я спросила у Энджи, есть ли у нее те, с кем можно оставить детей, она ответила: «У меня есть тетя, которая живет всего в пятнадцати минутах езды». И все. Все остальные живут далеко или не отличаются хорошим здоровьем. Энджи и Клинт принадлежат к так называемому сэндвичному поколению, зажатому между стареющими родителями и маленькими детьми. Им приходится заботиться обо всех — и иного выхода нет. Американцы стали жить дольше, женщины предпочитают рожать уже после тридцати лет, и такое положение будет лишь усугубляться.

Непослушание

Настало время обеда. Эли сидит перед тарелкой приготовленной Энджи курицы с сыром. Но он не ест. Он задумчиво созерцает свою тарелку с белым мишкой.

— А что ест белый медведь? — спрашивает он.

— Рыбу, — отвечает Энджи.

— А что еще?

— Я не знаю. Ешь, пожалуйста!

Эли не ест. Энджи смотрит на него:

— До ужина еды не будет. Если не съешь курицу, то не получишь сладкого.

Эли пытается отковырять маленький кусочек пальцами.

— Возьми вилку, — говорит Энджи. — Думаешь, так ест белый медведь?

— Я ем, как Зай, — отвечает Эли. Зай действительно ест руками.

— Если бы ты ел, как Зай, — говорит Энджи, — это было бы замечательно. Зай-то ест!

Эли приходит в голову идея.

— Посмотри, мама, — говорит он, подносит тарелку ко рту и пытается втянуть спагетти прямо в рот.

— Эли, вилка!

— Я не могу!

— Почему?

— Потому что я хочу так!

Энджи поднимается, пожимает плечами и возвращается к своим делам.

— Ешь как хочешь!

Все родители в тот или иной момент попадают в абсурдную петлю непротивления детям. В лучшем случае подобные споры просто раздражают. В худшем — злят и выводят из себя. Неудивительно, что в соответствующих отделах книжных магазинов целые полки заставлены книгами с советами о том, как добиться от детей послушания. Удивительно то, как мало авторы подобных книг используют исследования психологов-бихевиористов.

Если посмотреть научные данные, то окажется, что все американские родители, даже самые благонамеренные, каждый день тратят массу времени на то, чтобы уговорить своих малышей сделать то, что необходимо. Некоторые исследования показывают, что повторять просьбу приходится до двадцати четырех раз в час! А американские малыши, даже самые благонамеренные, тратят еще больше времени на сопротивление этим просьбам.

Может показаться странным, что мы обсуждаем вопрос детского послушания в главе, посвященной браку. Но только если не учитывать один очевидный факт: почти всегда к послушанию детей призывают мамы, а не папы.

И такая асимметричная динамика усиливает ощущение обиды в отношениях, потому что мамам приходится брать на себя роль семейной «пилы». Они не стремятся к этой роли, это происходит естественно: поскольку мамы проводят с детьми времени больше, чем папы, то им приходится отдавать больше приказов. (Надень ботинки. Ты обуваешься или ждешь, когда тебя обует домашний эльф? Где ты это нашел? Что бы это ни было, немедленно вытащи это изо рта!!!) Еще решительнее звучат приказы, если их поджимает время. (Надевай пальто, нам пора идти. Чисти зубы, мы опаздываем!) И такие приказы еще более усиливают у мам ощущение спешки.

Впервые данные о материнских требованиях послушания я встретила в статье 1980 года, озаглавленной «Мамы: Неизвестные жертвы». Название говорит само за себя. Автор писал, что в дошкольный период «мать в процессе воспитания нормальных детей постоянно сталкивается с ситуациями противодействия», которые возникают в среднем каждые три минуты.

И это исследование не единственное. В 1971 году в Гарварде было проведено исследование, о котором я говорила во вступлении к этой книге. Ученые установили, что мамы поправляют или перенаправляют своих малышей каждые три минуты, а малыши слушают их лишь 60 процентов времени.

Спустя три года исследователи из Эмори и университета Джорджии выяснили, что психологически здоровые дошкольники из семей с высоким доходом слушают мам всего 55 процентов времени, а дети из семей с низким доходом — 68 процентов. (Мамы из семей с низким доходом вообще отдают детям гораздо больше приказов.) И все эти исследования были похоронены в социологических архивах вплоть до наших дней. В статье 2009 года я нашла еще одну любопытную цифру. Автор писал, что в среднем между матерью и ребенком конфликты возникают каждые две с половиной минуты.

Конечно, нужно разобраться, насколько серьезно следует воспринимать эти данные. Ури Бронфенбреннер, один из основателей компании «Head Start», говорит: «Современные психологи, изучающие развитие детей, сосредоточиваются на необычном их поведении в необычных ситуациях в обществе необычных взрослых в течение максимально коротких промежутков времени».

И все же данные эти очень интересны. Кто бы мог подумать, что странное поведение моего сына — и моя реакция — настолько распространены?

Памела Друкерман, автор ряда бестселлеров по воспитанию детей, считает, что американские мамы так часто вступают в конфликты с детьми, потому что не умеют воспитывать их с той же строгостью, что мамы французские. Да, в этом замечании есть доля истины. Поведение детей всегда культурно обусловлено. Но меня интересует то, что большую часть приказов детям отдают именно мамы.

Психологи однозначно утверждают, что процесс замечаний и приказов порождает серьезный стресс. В материнских группах ECFE эта тема поднимается постоянно. На семинаре, который проходил до появления Энджи, между двумя женщинами произошел такой разговор.

Кэти: У меня вечерние занятия, поэтому перед уходом я составила для мужа список: сына надо искупать и надеть ему пижамку. Я вернулась домой через четыре часа, и что же увидела? Оба спали на полу, полностью одетые, на телевизоре шел фильм, а по ковру были разбросаны чипсы!

Кортни: Аналогично, Ватсон! Мой муж, похоже, воспринимает родительские обязанности как игру, для меня же это тяжелая работа.

Кэти: А как они вместе ходят за покупками?! Это же просто ужас какой-то! Муж покупает все, что захочет наш сын!

О том же на следующий день говорили на другом семинаре.

Крисси: Мой муж может дать детям ореховое масло, варенье и йогурт — и это для него нормальный ужин. Я из сил выбиваюсь, готовя овощи, а он говорит: «Ну, ребята, это тоже нужно съесть!»

Кения: Точно! Не знаю, почему моего мужа считают умным человеком! Я возвращаюсь домой, а дочка мне говорит: «Папа разрешил мне есть воздушную кукурузу!»

На этом месте решил вмешаться инструктор Тодд Колод.

— Можно мне вступиться за отцов?

Женщины заулыбались. Ну конечно!

— Думаю, им нужно право ошибаться, — сказал инструктор. — Они скажут, что помогут вам со стиркой, а потом — один только раз — испортят вещь, которой нужна ручная стирка. И этого будет достаточно, чтобы вы запретили им заниматься стиркой раз и навсегда!

Женщины согласились с его словами.

И он действительно был прав. Все отношения строятся на щедрости. (Дети не погибнут, если на ужин им дать арахисовое масло и варенье.) Но правы и женщины. Их реакцию в первой главе нашей книги объяснил Дэниел Гилберт. «Все мы с одной и той же скоростью движемся к будущему. Но дети делают это с закрытыми глазами. Поэтому именно вам приходится их направлять». И обычно руль находится в руках мамы.

Быть семейным компасом и совестью очень утомительно. Это означает, что повседневная жизнь превращается в постоянный источник напряженности; постоянно приходится быть семейным надзирателем.

И мы с вами подошли к очередному объяснению различий в ощущении счастья между мамами и папами. Речь не о количестве времени, которое мамы проводят вместе с детьми. Дело в том, на что они тратят это время.

Кто занимается сексом?

Как бы безжалостно и сурово это ни звучало, но дети оказывают гораздо меньшее негативное влияние на брак, если при его заключении супруги не испытывали особых романтических ожиданий. Эта концепция, как мы уже увидели в первой главе, для многих нова.

До конца XVIII века брак был общественным институтом, неотделимым от воспитания детей. Вступая в брак, люди оказывались членами определенного сообщества. Но уже в конце XVIII века, как писала в первом черновом варианте «Гордости и предубеждения» Джейн Остин, начала формироваться новая идея: брак стали заключать во имя любви.

Сегодня 94 процента одиноких людей в возрасте до 30 лет считают, что супруги должны в первую очередь быть родственными душами, и лишь 16 процентов полагают, что главная цель брака — дети. Это данные опроса, проведенного в 2001 году Институтом Гэллапа.

Новое восприятие брака — как союза, созданного для взаимной самореализации, а не во имя общественного благополучия, — получило особое название. Социологи Дэвид Попноу и Барбара Дефо Уайтхед назвали такой брак «суперотношениями», то есть «сугубо приватным союзом, основанным на духовных ценностях, сексуальной верности, романтической любви, эмоциональной близости и ощущении общности».

Если большая часть людей строит брак на таких ожиданиях, то стоит ли удивляться, что дети становятся серьезной помехой?

Многим парам искренне нравятся их отношения. В отличие от литературы по воспитанию детей в исследованиях брака говорится, что этот институт делает людей более счастливыми и оптимистичными (хотя вполне возможно, что в брак вообще вступают более счастливые люди).

Исследования также показывают, что у людей, состоящих в браке, крепче здоровье.

Что же именно меняется, когда в семье появляется ребенок?

Главным образом время, которое партнеры могли бы проводить наедине — возможностей для романтических вечерних свиданий становится все меньше. По разным оценкам, это сокращение может быть разным, но большинство социологов сходятся в том, что после рождения ребенка личное время, проводимое партнерами наедине, сокращается на две трети.

Резко меняется и сам характер этого времени. Социолог и семейный консультант Уильям Доэрти, сотрудничающий с ECFE, любит рассказывать о прекрасной паре, которая обратилась к нему за советом. Супруги вместе занимались танцами в стиле «кантри». Они и познакомились на танцах в Оклахоме. В период ухаживания они постоянно ходили на танцы, и круг их друзей и знакомых также был связан с этим хобби. Доэрти спросил у них, когда же они в последний раз танцевали. Знаете, что они ответили? На свадьбе, двенадцать лет назад!!!

Почти все согласны с тем, что после рождения детей меняется и сексуальная жизнь пары, хотя получить убедительные данные в поддержку этой гипотезы на удивление тяжело. Однако все же было проведено несколько исследований, которые подтвердили ее правоту — либо косвенно, либо прямо.

В статье 1981 года приводились данные опроса 119 мам, имеющих одного ребенка. Выяснилось, что 20 процентов из них после рождения ребенка стали заниматься сексом реже одного раза в неделю, хотя до зачатия подобное количество секса было характерно лишь для 6 процентов. (Этот показатель тоже неоднозначен — возможно, супруги активно стремились к зачатию и следовательно чаще занимались сексом.)

Другое небольшое исследование, проведенное чуть позже, выяснило, что ребенок наряду с «работой, дорогой, домашней работой… резко сокращает количество сексуальных взаимодействий» в первые годы брака, «и нет никаких факторов, которые вели бы к увеличению этого количества».

В 1995 году было проведено более широкое исследование, которое показало, что наличие маленьких детей — особенно в возрасте до четырех лет — оказывает еще более сильное влияние на сексуальную жизнь супругов, чем беременность (и совсем чуть-чуть уступает влиянию проблем со здоровьем). Однако наличие ребенка в возрасте от пяти до восемнадцати лет слегка повышает частоту сексуальных контактов. (Но и здесь возникает вопрос: если авторы исследований изучали только родителей подростков, то как они смогли прийти к такому выводу? У родителей подростков возникают чисто временные, циркадные проблемы: их дети слишком активны в ночные часы, словно летучие мыши-вампиры. И возможность заняться сексом для родителей становится слишком уж случайной.)

А вот моя любимая часть того же самого исследования. «Респонденты с низким и высоким уровнем образования отмечали сокращение количества сексуальных контактов в браке. Эта особенность отношений подтверждается всеми исследованиями». Можете воспринимать это как хотите.

Впрочем, найти точные показатели частоты сексуальных контактов в браке после рождения ребенка очень трудно, а то и невозможно. На вечернем семинаре ECFE для работающих отцов Тодд Колод поразил всех, поставив вопрос ребром: на какой секс может рассчитывать отец, имеющий маленьких детей? На какое-то время все приумолкли, пытаясь понять, следует ли воспринимать этот вопрос всерьез или это была только шутка.

Отец № 1: Мы занимаемся сексом, когда мне удается ее уговорить.

Отец № 2: Да что об этом говорить! А часто ли мы ходим в кино? Ну, можно сказать, раз… в год.

Тодд: Мы не знаем, что можно просить, верно? В этом и заключается вся проблема. Но серьезно, что вы об этом думаете?

Отец № 3: Некоторые наши друзья просто с ума сходят… Один мой приятель вел такую жизнь, что я прозвал его «девять раз». А когда я недавно его встретил, то мне показалось, что секса в его жизни вообще не осталось…

Отец № 2: А давайте поставим вопрос более неудобным образом: сколько раз в день мы мастурбируем?

Отец № 4: Но-но! Говори за себя!

Но цифры тут не главное. Если действительно поговорить на эту тему с мужчинами и женщинами, наедине или в группах, они скажут вам, что тоскуют по своему прошлому эротическому эго — все эти люди раньше выходили из постели, только чтобы поесть или сходить в туалет. Но во многих случаях это эротическое эго засыпало еще до появления детей. (Есть данные о том, что самое резкое падение частоты сексуальных контактов происходит сразу после «медового месяца» — после первого года брака. Весьма отрезвляющая информация!)

Большинство пар тоскует не по сексу как таковому, а по ощущению близости и жизненной силы, которое дарит секс.

— Не думаю, что у меня какие-то особые ожидания от близости, — сказал мне один папа. — Может быть, мужчинам проще, потому что мы можем посмотреть на женщину и сказать: «Она не выглядит утомленной и измотанной. Она выглядит по-прежнему». А его жена думает по-другому: «Я устала! Неужели ты не можешь позволить мне выспаться и не терзаться чувством вины за то, что я тебя чего-то лишаю?!»

Мужчине потребовалось время, чтобы это осознать.

— Честно говоря, меня беспокоит не отсутствие секса, — сказал он. — Мы перестали ощущать близость друг к другу. И чем дальше я от жены, тем меньше мне хочется секса.

— Думаю, все дело в умении заниматься сексом быстро, — сказала мне Энджи. — Вот так: «О, дети спят! А я еще не опаздываю на работу!» — Энджи улыбнулась. — Мы пытаемся заниматься сексом не реже раза в неделю, хотя и не чаще. Если перерыв оказывается больше, мы не чувствуем… (и снова то же слово)…близости.

То есть у близости есть цена, и цена есть у ее игнорирования. «В эротической жизни мы забываем о своих детях, — пишет британский психоаналитик Адам Филлипс в книге „Побочные эффекты“, — а в жизни семейной забываем о своем желании». Сталкиваясь с этой неприятной дилеммой, «большинство людей гораздо больше страдают из-за того, что им кажется, что они предают собственных детей. Предательство партнера не имеет такого значения».

А вот что сказала еще одна участница семинара ECFE:

— Смешно: мой муж часто просит о быстром сексе. А мне кажется, что я не имею права отдавать себя другому человеку. И к сожалению, именно мужу приходится идти на жертву. Это ему я могу сказать «нет». Но, вероятно, мне все же нужно уступать, потому что это хорошо для нас.

Когда женщине нужно выбирать между мужем и детьми, она выбирает детей.

Но есть хорошие новости, которые порадуют эту мать и всех других, которые решают продолжить работу — а также и отцов! В 2001 году журнал «Journal Sex Research» провел опрос, в котором приняла участие 261 женщина, имеющая детей в возрасте до четырех лет. Психологи установили, что «в сексуальном отношении между домохозяйками и женщинами, работающими с частичной, полной или даже чрезмерной занятостью, нет никакой разницы. Точно так же нет разницы между отцами, работающими с полной и чрезмерной занятостью». (Под чрезмерной занятостью социологи понимали работу более 50 часов в неделю.)

Авторы выяснили, что главную роль в характере семейной сексуальной жизни играет обманчиво простая идея: значимость брака для идентичности каждого партнера. Чем более важную роль брак играет в жизни каждого из них, тем выше степень их удовлетворения. Вера в брак (если, конечно, вы в нем состоите) оказывается самым мощным афродизиаком.

Мужская работа

Половина третьего. В дом входит Клинт, симпатичный мужчина с хорошей фигурой и серьезным выражением лица. На ремне у него позвякивают ключи. Он буквально излучает надежность, терпение и твердую веру в труд. Как и Энджи, он выглядит усталым — вы помните, что встает он в четыре утра. И все же в нем чувствуется энергия человека, который спал всю ночь. На нем черные брюки, рубашка с коротким рукавом и галстук. За десять минут он переодевается в черную футболку и свободные шорты.

Энджи тоже переодевается для работы. Клинт подхватывает детей под мышки и спокойно выслушивает последние наставления. Потом он целует жену — это одновременно и приветствие, и прощание. Супруги обнимаются на мгновение, потом Энджи выходит, а Клинт усаживает Хавьера в детское кресло у кухонного стола. Он достает из холодильника клубнику и начинает ее резать. Потом он дает ягоды малышу и Эли.

— А можно мне сюрприз? — спрашивает Эли.

— Тебе можно клубнику, — отвечает Клинт.

— Может быть, она и есть сюрприз?

— Она не сюрприз.

Клинт говорит мягко, но очень сосредоточенно. Позже я проанализировала свои записи, сделанные в тот день. Тогда я написала большими буквами: «ЭТОТ МУЖЧИНА ЦЕЛИКОМ СОСРЕДОТОЧЕН НА СВОЕМ ДЕЛЕ». Он не отказал и не отмахнулся от ребенка, но его поведение резко отличается от поведения жены. Когда парой часов раньше Энджи готовила обед, она оставила после готовки веселый беспорядок — мальчики постоянно отвлекали ее, и она собиралась навести порядок позже. Клинт же действует методично и аккуратно. Он так серьезно моет посуду, что можно подумать, он ее никогда и не пачкает.

Клинт открывает холодильник и смотрит в него.

— Я собираюсь готовить вам ужин. Что вы ели на обед?

— Курицу с сыром и спагетти. Только мне не понравилась курица.

— Почему?

— Она была слишком острая. Мне понравились спагетти.

Клинт закрывает холодильник и идет кормить собаку. Малыш сидит тихо. Он внимательно смотрит на клубнику и понемногу ест ее с хлопьями. Эли спускается вниз, чтобы посмотреть любимую видеопрограмму. Клинт начинает разгружать посудомоечную машину. Закончив, он вытаскивает Зая из детского стульчика и присоединяется к Эли, который уже сражается с конструктором «Лего», пытаясь собрать машинку.

Клинт помогает ему:

— Дай-ка я тебе помогу… Ну вот, тебе нужно соединить эти две детали.

За сборкой машинки Клинт совершенно меняется. Мне он напоминает диабетика, которому наконец-то дали желанную конфетку.

— Обожаю «Лего», — говорит Клинт, заметив, что я за ним наблюдаю. Он буквально читает мои мысли. — Я сам играл с этим конструктором в детстве.

Он достает с полки нескольких зверюшек, сделанных из «Лего», для Зая.

Старомодная игра продолжается довольно долго. Клинт объяснил, что предпочитает играть с детьми перед ужином — тогда дети меньше сидят перед телевизором. А из игрушек ему больше всего нравятся конструкторы, из которых можно собирать что угодно. Игры с детьми явно доставляют ему удовольствие, но он смотрит на свой телефон.

— Я проверяю время, — объясняет он. — Пытаюсь сообразить, когда начинать готовить ужин, пока они еще не слишком устали и не будут капризничать.

Эли показывает отцу автобус, сделанный из картонки для яиц.

— Хочешь сделать такой же вместе со мной, папа?

Клинт качает головой и поднимается:

— А что, если мы сначала приготовим ужин? — спрашивает он.

Мысленно Клинт уже на кухне. Ему нужно приготовить ужин, избавить себя от капризов и подготовиться к тому, чтобы уложить детей спать. У него есть четкое расписание, и он чувствует себя деловым, занятым человеком.

Я наблюдала за Клинтом днем и вечером, мне было трудно не отметить, насколько разные они с женой — и насколько по-разному реагируют на них дети. Утром Зай устраивал истерику, стоило Энджи спустить его с рук. Ей это так и не удалось, хотя она могла бы попытаться настоять на своем. Клинт хотя и мягко, но сказал бы, что Энджи сама во всем виновата, потому что позволяет малышу манипулировать собой. («Зай не рассчитывает на то, что я возьму его на руки, если он захнычет», — говорит он.)

Но если Зай будет плакать, то у Энджи разовьется чувство вины. Ей будет казаться, что она не делает для сына все, что должна, — она и без того расстраивается, потому что три-четыре вечера в неделю работает вне дома. Стоит детям почувствовать ее слабину, как они тут же ею пользуются. Когда Энджи дома, она старается брать Зая на руки, не спуская его на пол и не усаживая в детский стульчик. Она все делает одной рукой, склонившись набок. Из-за этого у нее болит спина и она становится особенно неуклюжей.

— То, что мне кажется проблемой, для Клинта проблемой не является, — незадолго до ухода сказала мне Энджи. — Он считает, что я слишком много беспокоюсь. Хуже всего, что он чувствует себя беспомощным.

Говоря о беспомощности Клинта, Энджи вовсе не подразумевает, что он чувствует себя подавленным. Просто он думает, что она слишком много волнуется и беспокоится, а сам не может ничего для нее сделать.

— Когда он видит, как что-то не могу сделать, ему кажется, что это очень просто, — говорит Энджи.

Конечно же, Энджи может делать простые вещи. Главный источник стресса для нее — это дробление времени (Накрыть ребенка. «Где Зай?» Снять одеяло. «Вот Зай!» Накрыть. «Где Зай?» Снять. «Вот Зай!» Накрыть…) Клинт же, по привычке и по темпераменту, относится к тем людям, которые умеют оптимизировать свое время. Точно таким же он был и до рождения детей. Родительство просто завершило его превращение в высокоэффективную ракету. И он это понимает.

— Если Энджи руководствуется чувствами или своим представлением о благе детей («Детям нужно гулять в парке! Им нужны разнообразные развлечения!»), для меня главное — это эффективность использования времени, — говорит Клинт.

Такую эффективность можно ошибочно принять за сухость и безразличие. Но это не так. Это похоже на разницу между системой Станиславского и прежними методами вхождения в роль. Энджи исполняет роль мамы интуитивно. Она идет изнутри, а Клинт — снаружи.

— Она просто знает, что нужно сделать, — говорит Клинт. — А я до всего дохожу эмпирическим путем. Нет, не думайте, что я оставлю ребенка в грязных подгузниках: я сменю их и не буду об этом думать. Но если Энджи заметит это, а я еще нет, она расстроится.

Клинт думает, а потом добавляет:

— Она настолько настроена на детский монитор, что просыпается за несколько секунд до его срабатывания.

Я часто слышу это от родителей. Один из них — обычно мама — более чутко воспринимает эмоциональные потоки дома. (В книге «Дом в конце света» Майкл Каннингем пишет: «Она знает, что что-то происходит. Ее нервная система постоянно настроена на дом».) В результате более тонко чувствующему родителю — в нашем случае Энджи — порой кажется, что партнер не несет своей доли ответственности. Второй же родитель — в нашем случае Клинт — считает, что интуитивный партнер чрезмерно эмоционален.

В действительности же партнеры по-разному воспринимают время, потому что каждый из них обращает внимание на что-то свое. Когда Энджи слышит сигнал детского монитора или видит, что Заю нужно сменить подгузник, она мгновенно вскакивает. Эти действия ориентированы на время, и она реагирует на них первой. И из-за этого она чувствует себя «перегруженной».

Клинт признает эту разницу.

— Можно сказать, что я живу не в реальном времени, — говорит он. — Я воспринимаю картину в целом. То есть если я целиком беру на себя расчистку снега, работы во дворе, хозяйственные заботы по дому, мытье посуды и приготовление еды, то она должна больше внимания уделять детям.

Клинт говорит, что Энджи не всегда правильно оценивает ту работу по дому, которая не имеет четких временных рамок.

— Все это кажется ей неважным, пока посудомоечная машина не сломается, — говорит Клинт (а это действительно недавно случилось). — И тогда мне приходится думать, как ее починить, потому что Энджи хочет, чтобы посуда была чистой.

И все же он очень четко ощущает ту напряженность, которая возникает из-за постоянного ухода за детьми.

— Чувствует ли она, что ее нагрузка больше? Пожалуй, я не могу сказать, что понимаю ее чувства, как должен был бы, — признается он.

Он вспоминает тот весенний день, когда я познакомилась с Энджи. Тогда он и дети болели. Клинт понимал, что Энджи устала. Он знал, что дети болеют. Ему было жаль, что он не может подняться, чтобы помочь ей.

— Я чувствовал, что она думает: «Мне нужна твоя помощь именно здесь и сейчас, когда дети болеют».

В начале каждого разговора с Энджи и Клинтом я просила их приблизительно оценить распределение домашних обязанностей. И чаще всего их оценки удивительно совпадали: Клинт почти полностью берет на себя готовку, а Энджи поднимается к детям по ночам, потому что Клинту нужно вставать на работу в четыре утра. Клинт чуть больше занимается уборкой, а Энджи — стиркой. Энджи делает больше покупок, берет на себя львиную долю покупок для детей, походы к врачу и дополнительные занятия с детьми. Клинт полностью берет на себя весь ремонт и хозяйственные вопросы, а также всю бухгалтерию. Оба партнера оценили работу друг друга практически одинаково, независимо друг от друга.

Единственной сферой, в которой возникли разногласия, была та, что беспокоила Энджи больше всего. Это уход за детьми. По ее оценке, она выполняла 70 процентов этой работы и не потому, что больше времени проводила дома. Она сказала, что ей приходится больше смотреть за детьми даже тогда, когда Клинт дома.

— Если мы оба дома, — сказала мне Энджи, — то все подгузники целиком на мне. Если Эли играет во дворе, то именно я постоянно его проверяю и убеждаюсь, что с ним все в порядке. Я слежу, чтобы дети не проводили слишком много времени у телевизора.

Кроме того, Клинт всегда умеет выкраивать куски свободного времени для себя, а Энджи это никогда не удается.