Гоблины: Жребий брошен. Сизифов труд. Пиррова победа (сборник) Константинов Андрей

— Верю вам безоговорочно.

— Вы сейчас куда?

— Обратно. В Сиверский… Если, конечно, вы не пригласите меня на ответную чашку кофе.

— Я бы с удовольствием, Костя. Но мне сейчас нужно ехать в детский лагерь, к сыну. Времени совсем нет — не хочется затемно назад возвращаться.

— А что за лагерь?

— «Солнышко». Знаете такой?

— Конечно. Так, давайте, я вас отвезу?

— Правда? Ой, я была бы вам безумно признательна… Я… я могу заплатить.

Гронский поморщился:

— Перестаньте. Как вам не совестно? Мне самому будет чертовски приятно оказать вам такую незначительную услугу.

— Тогда буквально десять минут, ладно? Я только отнесу вашу папку и заберу сумки.

— А можно… э-э… я вас провожу? Интересно было бы взглянуть на быт современных деятелей науки. Вы с преподавателями живете или…?

— Или. Я живу в бараке студенток. Ну хорошо, пойдемте. Проведу вам маленькую экскурсию по нашей базе…

Санкт-Петербург,

8 июля 2009 года,

среда, 16:12

Относительно небольшой, но зато очень зелёный и уютный скверик вокруг памятника Екатерине Великой, что на площади Островского, питерцы иначе как «Катькин садик» не называют. Скверик этот является объектом традиционного паломничества туристов, подавляющее большинство из которых даже не догадывается, что место это пользуется дурной славой у горожан традиционной ориентации. Поскольку уже не одно десятилетие как садик этот облюбовали городские геи. Именно по этой причине Мешок и не любил назначать встречи здесь, испытывая стойкую брезгливую неприязнь к подобного рода публике. Ну да сегодня не он выбирал диспозицию, так что пришлось смириться с предложением барышни с интригующей фамилией Неизбежная и притащиться на рандеву именно сюда.

Ева Владимировна оказалась миниатюрной брюнеткой неопределенного возраста — ей могло быть как 18, так и 28. Раскованная, очень смешливая и непосредственная, пестрящая обилием татушек и пирсинга, щедро рассыпанных по загорелому телу, госпожа Неизбежная являлась весьма благоприятным материалом для лёгкого флирта с интересным продолжением. Так что было непонятно, какая-такая чёрная кошка в свое время пробежала между нею и Тарасом. Охмурить такую девушку, как показалось Мешку, было легче лёгкого. А уж «за обидеть» — и язык не повернётся, и рука не поднимется.

Все скамейки в эту прайм-таймовую пору были плотно оккупированы праздно шатающейся публикой, так что Андрею с Евой ничего не оставалось как вежливо потеснить двух благообразного вида старичков, азартно сражающихся за шахматной доской. Наводящих, равно как вопросов со скрытым подтекстом, изобретать не потребовалось: барышня охотно делилась воспоминаниями и тараторила без умолку, одну за одной попыхивая ментоловым «Вогом».

— …Костик Гронский, он вообще странный был товарищ. Такой, знаете, малёхо на голову пришибленный.

— Как же ему, такому пришибленному, доверяли отдел политики в одной из ведущих городских газет?

— Да нет, в профессиональном плане у него всегда всё было «по пять». Но вот что касается остального… Особенно, в вопросах общения с женщинами. По большому счету, пока к нам не устроилась Дашка, мы вообще были уверены, что Гронский — педик. Ни разу, ни с кем, ни с одной. Ни взглядом, ни полунамеком. У нас выпускающая редактор на спор как-то попробовала его напоить и соблазнить.

— Получилось?

— Не-а. Ни фига не вышло.

— А у Даши, выходит, вышло?

— Не то слово! — соглашаясь, кивнула Ева. — Гронский как только ее увидел: всё, человека словно подменили! Уж так он за Дашкой ухаживал, уж так вился — как кошак вокруг сметаны круги нарезал. А какие подарки дарил! Хошь — золото, хошь — поездки за границу. Про всякие там лютики-цветочки — просто молчу.

— И что Даша?

— А чего Даша? Покобенилась с полгодика, повыпендривалась, а потом решила, что от добра добра не ищут. Как говорит наша выпускающий: «Не бывает женщин, которые не любят драгоценности — есть женщины, которые просто не привыкли их носить.» Ну, вот Дашка и сдалась. В смысле, дала ему. Когда же это было? Где-то в июле прошлого года… В общем, неважно. Короче, переехала она к нему. А уже в августе сбежала.

— Во как!

— Ага. Гронского тогда как раз в командировку отправили, в Москву. А Дашка пришла в редакцию, написала заявление по собственному, настояла, чтоб без двухнедельной отработки, собрала пожитки и в тот же вечер рванула к матери, в Вологду. Только ее и видели.

— Что же у них там такое стряслось? Почему вдруг так?

— Знаете, Андрей Иванович, Гронский оказался, — Ева инстинктивно понизила голос до полушепота, — оказался самым натуральным извращенцем!.. Ой! Только вы никому про это, ладно?… Короче, Дашка мне под огроменным секретом рассказала, что он ее та-а-акие вещи заставлял делать! Уж сколько я на своем веку порнухи повидала, но что бы такое!!.. Прикиньте: он ей…

Ева покосилась на сидящих рядом дедков и доверительно склонившись к Андрею, так что ее упругая немаленькая грудь плотно упёрлась ему в плечо, нашёптывая, принялась посвящать его в интимные подробности интимных отношений Гронского и Даши.

Закончив свой рассказ, она чуть отодвинулась и, заглядывая Андрею в лицо, не без доли лукавства, поинтересовалась:

— Можете себе представить что-то подобное?

— Если честно — не могу, — признался Мешок.

— Вот и я не могу! А Дашке приходилось это делать. Потому как, если она отказывалась, Гронский её избивал и унижал всячески… Вот такой у нас пай-мальчик работал. Всё-таки правду люди про тихий омут говорят. Только здесь уже даже не черти — тут бесы водятся.

— И как Гронский отреагировал на бегство Даши?

— Первые несколько недель ходил по конторе просто бешеный. Взгляд безумный, глаза кровью налитые. Отдел кадров так совсем затерроризировал: всё пытался адрес Дашкиной матери в Вологде заполучить. Его в редакции эти дни за версту обходить старались. А тут вернулся из отпуска начальник отдела культуры, Петька Сизов. Он про эту историю не знал ничего, ну и с дури поинтересовался: как жизнь, как Даша — обычный, ничего не значащий трёп в курилке. А Гронский на него с кулаками набросился — видимо, решил, что Сизов прикалывается. В результате у Петьки сотрясение мозга и нос переломанный. Менты собирались уголовное дело возбуждать, да Петька пожалел дурака — не стал заяву писать. В итоге Гронского просто уволили.

— И с тех пор…

— Нет. Где он сейчас и чем занимается, лично я не знаю. Да и знать не хочу.

— М-да… Прямо страсти из индийской фильмы! Роковая любовь!

— Роковая — не то слово. Когда у них с Дашкой всё еще только раскручивалось, Костик, в порыве страсти даже татушку себе наколол. На левую руку.

— И что там было изображено? Неужто любовь и голуби?

— Да нет. Там дурь какая-то. Восьмерка на боку.

— Восьмёрка? — напрягся Андрей. — А, может, знак бесконечности?

— Не знаю. Может, и знак.

— А Гронский случайно не говорил, почему он наколол себе именно этот символ?

— Нет. А спрашивать, сами понимаете, вроде как неудобно.

— Понимаю… Ева, а у вас случайно нет фотографии Даши?

— Надо дома в компе порыться. В принципе, с какого-нибудь корпоратива должна была остаться.

— А вы не могли бы…

— Если найду, сегодня же скину вам по электронной почте. Если, конечно, — девушка игриво скосила глаза на Андрея, — если адресочек оставите.

— Обязательно. Адрес самый простой: [email protected]. Запомните?

— Запросто. А почему «Мешок»?

— Это мой, жутко секретный, оперативный позывной, — серьезно ответил Андрей. — Так что, надеюсь…

— Я никому! Вот честное слово! — купилась на бесхитростное доверчивая Ева.

— Верю. Ну что ж, Ева, огромное вам спасибо! За то, что сразу откликнулись, за то что помогли. Очень приятно было пообщаться.

Девушка кокетливо опустила глазки и довольно промурлыкала:

— Мне тоже очень приятно. Если честно, я и не думала, что в милиции ещё остались столь обходительные и интеллигентные сотрудники. А то был тут у меня, в свое время, один знакомый опер. Шевченко фамилия.

— И что же? — не смог сдержать улыбки Мешок.

— Оказался конченным кретином и прохвостом! — вздохнула Ева. — Знаете, если он снова когда-нибудь появится на моем горизонте, точно прибью. Не задумываясь! Вы ведь меня, Андрей Иванович, отмажете?

— С превеликим удовольствием!..

Едва дождавшись ухода Евы, которой явно не хотелось возвращаться на работу, а тайно мечталось о романтическом продолжении нового знакомства, Мешок в нетерпении достал мобильник и набрал Прилепину:

— …Ольга! Это Андрей… Да… Есть минуточка?… Где? А, понятно. Ну привет ему от меня передавайте… У меня к вам, собственно, только один вопрос. По этому вашему редактору… Да, Гронскому. Вы не обратили внимание: у него случайно не имеется татуировки на левой руке?… Что?… Не татуировка, а шрам?… Большой?… Понятно!.. Нет-нет, ничего… Я говорю: спасибо за информацию… Чугайнов? Нет, ещё толком не занимались… Ну, извините — тут у нас, похоже, ситуация чутка изменилась… Да так, надо бы кое-что проверить… Всё, постараюсь вечерком отзвониться… Счастливо…

Мешок убрал телефон и торопливо направился в сторону Невского…

Ленинградская обл.,

дер. Даймище

8 июля 2009 года,

среда, 21:07

Стараниями Гронского сегодня Ольга попала в лагерь к Дениске непривычно рано — аккурат к окончанию полдника. Радости сына не было предела, тем более что они, наконец, вместе сходили на озеро. И не просто на живописную прогулку, а преступно нарушив данное вожатой обещание, ещё и искупались. После чего долго и тщательно сушились на солнышке, заметая мокроволосые следы преступления. Напоследок они выклянчили у кошеваривших на берегу случайно встреченных рыбаков лодку и немного покатались. К тому времени солнце уже начинало потихонечку садиться и красотища вокруг стояла неописуемая. Ольга с сыном, дурачась, щурили глаза, смотрели на заходящее солнце и на берега, которые самым причудливым образом сами по себе исчезали. И по мере их исчезновения озеро начинало выглядеть почти также, как море…

С возвращением на студенческую базу обратно повезло: подвернувшийся попутный дедок на раздолбанном «москвичонке» согласился подкинуть до развилки за символическую сотню. Так что уже в начале десятого Ольга вышла на лесную дорогу по которой до ворот базы оставалось пройти не более двух километров. Для настоящих гидрологов, к братству коих Прилепина себя уже почти причисляла, то было и не расстояние вовсе — так, всё равно что в магазин за хлебушком сходить.

Ольга шла вдоль берега реки, послушно повторяя вместе с нею загибающиеся петельки-повороты, и думала… об Андрее. Мысли эти стихийно зародились в голове несколько минут назад, сразу после непрошенного звонка закадычной подруги Галки Петровой. К слову, это именно её украденный в троллейбусе кошелёк когда-то самым невероятнейшим образом изменил неспешное, как у Оредежа, течение жизни Прилепиной, окунув в водоворот милицейских страстей. А ведь не будь Галка такой раззявой, кто знает: кем? где? и какой? была бы Ольга сейчас.

Впрочем, сколько Прилепина помнила, основополагающим для Галки всегда был вопрос не «кем?», а «с кем?». Ну а последние полгода Петрова с маниакальным упорством пыталась расцветить не только свою, но и ольгину личную жизнь, регулярно поставляя варианты всё новых «интересных знакомств». В первую очередь, знакомств с состоятельными бизнесменами из своего окружения, в которое подруга погрузилась уйдя из рядовой школы в элитную гимназию: преподавать литературу состоятельным детям состоявшихся родителей. Вот и сейчас, с места в карьер Галка назначила Прилепиной встречу в ночном клубе, куда, по её словам, придут два «охрененть каких мужика!». И была до крайности раздосадована, выяснив, что Ольга находится не в Питере, а где-то у чёрта на рогах. Причём умотала туда, не поставив в известность лучшую подругу! В итоге беседа предсказуемо закончилась лёгкой перебранкой, так как Галка дико не любила признавать себя неправой

Замуж Петрова умудрилась выскочить в семнадцать лет, и уже через полгода у неё родился Димка. Брак оказался недолгим, но бывший муж оказался человеком порядочным и по сей день принимал деятельное участие в воспитании сына. В дальнейшем Галка ещё дважды сбегала замуж, пока окончательно не убедилась в том, что «все мужики на один лад». В итоге она сделалась сторонницей той теории, что муж необходим только слабым и неуверенным в себе женщинам. В то время как сильные и самодостаточные вполне могут быть счастливы и без мужа, ежели конечно по примеру Прилепиной не ведут монашеский образ жизни. По этому поводу подруги частенько спорили и даже ругались, но переубедить друг друга так и не сумели. В отличие от Галки, которую всегда окружали поклонники и «постельники», Ольга, после ухода от мужа, любовников так и не заимела. Нет, она не была ханжой, но ложиться в постель с чужим мужчиной просто так, «для здоровья», считала пошлым. А влюбляться столь же безоглядно и часто, как делала это Галка, у Прилепиной отчего-то не получалось.

И вот теперь, в очередной раз разбередив в телефонном разговоре с подругой душевные раны, Ольга поймала себя на крамольной мысли, что в постель ей: а) нестерпимо хочется, и б) хочется ни с кем-нибудь, а с Андреем. Некстати вспомнилось, что ёще тогда, в их первую встречу на квартире Золотовых, она прониклась к будущему начальнику минимум симпатией. Более того, когда они вместе курили на балконе, в какой-то момент встретившись с Андреем глазами Ольга испытала нечто похожее на желание. То самое, которое «внизу живота».

Дальше — больше! Всё большЕе и большЕе. Своего апогея это самое «большЕе» достигло несколько дней назад, когда на шоссе Ольге инстинктивно захотелось поцеловать Андрея. Хотя бы целомудренно — по-дружески, в лоб. Что она, не сдержавшись и сделала. Но в ответ тот лишь торопливо отвёл взгляд и неловко бросился доставать из багажника сумки. Чем это было с его стороны? Робостью? — Вряд ли. Судя по обрывочным разговорам новых коллег в курилке, в отношениях с женщинами Андрей был отнюдь не робкого десятка.

«А что если это его давешнее смущение было вызвано… ответным желанием?… Ага! Щас! Размечталась! Нужна ты ему, как пятая нога собаке Павлова!» Но даже если и допустить самое невероятное… «Нет! И ещё раз нет! Было бы просто верхом подлости, — отгоняя любовный морок, категорично решила для себя Ольга, — разбив семью собственную, покуситься на чужое семейное счастье». К тому же, по сведениям словоохотливого Тараса («да что там — просто болтуна и сплетника!»), по Мешку давно сохла Наташа Северова. И, как уверял поэт-песенник, «что-то такое между ними если и не было, то намечалось». «В общем, мать, опять ты опоздала! Что ж это за жизнь такая сволочная? Если и решишься в какой омут с головой сунуться, так там вечно уже занято!»…

…Впереди, метрах в тридцати дорога снова делала резкий изгиб, и именно оттуда, из-за поворота, вдруг послышался полный отчаяния девичий крик о помощи. Ни секунды не раздумывая, Ольга, бросилась на зов и мгновение ока преодолела плёвое легкоатлетическое расстояние. А как преодолела, так и застыла в оцепенении. Потому как картина перед её глазами открылась довольно-таки жуткая: двое здоровенных местных амбалов, явно вмазанных, измывались над «нашими». Один из пейзан в данный момент, методично нанося удары ногами, избивал Кирилла, который лежал почти не уворачиваясь и беспомощно прикрывал голову руками. Второй же заламывал руки Насте, пытаясь завалить её на землю со вполне угадываемыми намерениями.

— Господа, что за дела?!!! Вы чего творите, а?!!

Занимавшийся Настей амбал удивленно посмотрел на Прилепину и восторженно присвистнул:

— Гля, Федька! Вот и для тебя тёлочка сыскалась. Сама пришла.

Его приятель, прекратив избиение Кирилла, бросил на Ольгу заинтересованно-оценивающий взгляд и в его узеньких щелочках-глазах мгновенно засветились огоньки похоти:

— Ничего себе бабец. Сисястая!

— Отпустите девушку, молодой человек! — определив объект первой атаки, Ольга сосредоточилась на Федьке. — Вы же видите: она вас не хочет!

Продолжая одной рукой держать Настю за ворот (чтобы не убежала), амбал глумливо хохотнул:

— Ничё, захочет! Стерпится — слюбится.

Ольга натужно улыбнулась в ответ, приблизилась к «пейзанину» почти вплотную и вполне себе миролюбиво попросила:

— Отпустите. Что вам от неё проку? Вы же видите: она ещё ссыкуха совсем, ничего толком не умеет. А вам, молодые люди, нужна женщина опытная…

В лучших традициях героинь эротических фильмов, Ольга призывно приоткрыла рот, высунула кончик языка и начала медленно облизывать губы. Одновременно она смело вытянула правую руку и, провоцируя, взялась поглаживать амбала в области полураспахнутой ширинки. Обалдев от такого напора, тот ослабил хватку и Настя, высвободившись, смело бросилась на помощь к постанывающему на земле Кириллу. Впрочем, Федьке, сейчас было не до избиения студента. Он во все глаза следил за телодвижениями Ольги и хриплым баском возбуждённо взялся подбадривать приятеля:

— Колян, засади этой сучке! Смотри, как она тебя хочет!

Вот только Колян, ошалев от такого напора женской страсти, всё никак не мог выйти из ступора. Собственно, именно на такую реакцию Ольга и рассчитывала. Доведя амбала до полуобморочного состояния, она вдруг неожиданно сжала кулак, сдавив Коляну мужское достоинство. Амбал громко и как-то очень по-бабьи взвизгнул, и тогда Прилепина сперва ударила его головой в переносицу, а когда тот отшатнулся, нанесла левой рукой хлёсткий удар в челюсть. Затем резко сделала шаг назад, потянув клиента за причинное место и тот, по инерции, бухнулся на колени. Следом последовал финальный удар с носка в лицо и Колян со стоном выпал в пыльный осадок.

Пришедший в себя Федька, зарычав, бросился на Ольгу. Та, в полуприсеве лихо ушла с линии атаки («помнят ноженьки! помнят родимые!»), умудрившись ещё и провести подсечку — амбал нелепо рухнул, громко клацнувшись о землю своей, выдвинутой далеко вперёд челюстью. (Последняя, согласно теории Ламброзо, является характерным признаком классического дегенерата). Пока секундами Федька приходил в себя, Прилепина успела не только зачерпнуть в ладонь горсть песку, но ещё и изобразить подобие боевой стойки томящейся мартовской кошки.

Истошно завопила Настя. Это Федька, распрямившись, быстро сунул руку в задний карман и возвратил её с уже «готовым к работе» ножом-выкидухой. С безумным взглядом, отчаянно матерясь, он медленно двинулся к Прилепиной. И явно не с намерением просто попугать. Кирилл, пошатываясь, сделал было попытку прийти на помощь, но Ольга, огрызнувшись («Кира! Уйди! Не лезь!»), пресекла сей благородный порыв, продолжая чего-то выжидать.

Через пару секунд стало понятно — чего: Прилепина вдруг метко швырнула в лицо амбалу песок. Федька буквально на мгновение потерял ориентацию и этого времени оказалась вполне достаточно: прыгнув с места, Ольга, заученным движением выкрутила руку с ножом, взяв на болевой. Раздался неприятный характерный хруст кости и амбал, завопив от боли, выронил нож.

Всё! Как говорится, «Партия, Валерий Михайлович!». Напоследок ассистент кафедры природопользования Новгородского государственного университета имени Ярослава Мудрого Иоланта Николаевна Прилепина придала Федьке должное ускорение чуть пониже спины и тот, подбитым «юнкерсом», снова взрыхлил почву своей мощной челюстью.

— А-а! Ты мне руку сломала, тварь! — донеслось из сбитого самолета. — А-а, падлы, замочу, всех порешу!..

Ольга, бесконечно устало, подошла к продолжающему пребывать в прострации и охренении Коляну, и присев рядом на корточках, вкратце обрисовала ему сложившуюся дорожно-транспортную обстановку:

— Значит так: медпункт в Сиверском работает круглосуточно. Вот, — она порылась в карманах и кинула потерпевшему смятый полтинник, — на попутку должно хватить. Пробухаете — ваши проблемы… Да и передай своему товарищу, что нож с его пальцами, мы забираем. Если кто-то из вас еще раз призрачно замаячит у нас на горизонте, нож сразу уйдет в милицию. А выкидуха эта — явно палёная. Всё ясно?

— Да-а-а, — просипел Колян, явив собой человека с понятиями.

— Вот и отлично! — Прилепина поднялась, отряхнулась и повернулась к студентам, которые всё это время наблюдали за ней с нескрываемым восхищением: — Кирилл, Настя! Пошли отсюда

Не дойдя до базы метров сто, они свернули к реке — показываться на публике в таком виде было бы весьма неразумно. Подвернув джинсы, Кирилл зашел по щиколотку в воду и принялся замывать следы крови на лице и на одежде, а Прилепина с Настей без сил опустились в траву. Девушку колотило мелкой дрожью, в глазах стояли слёзы.

— Ну, перестань, Настя. Не надо. Всё кончилось. Теперь-то уж чего реветь? Слышишь?

— Сл-слыш-шу. Не будд-ду.

— Вот и умница. Расскажи-ка мне лучше: как всё случилось?

Продолжая вздрагивать-всхлипывать Настя начала рассказывать:

— Мы с Киркой просто пошли прогуляться. Перед сном. А тут — эти двое!.. Это всё придурошная наша накаркала…

— Какая придурошная?

— Да Райка. Мы еще до ворот не дошли, а она уже несётся на перехват. Орёт: «куда пошли? нельзя в лес ходить! там маньяки водятся!» Идиотка!.. В общем, идём мы с Киркой, никого не трогаем, а там, на поляне, эти двое сидят, водку пьют. Мы хотели их молча обойти — они за нами. Тот, который Колян, говорит: «Во, на ловца и зверь бежит. Раз студенты наших баб портят, то и нам негоже отставать. Око за око… — Настя покраснела, доканчивая, — член за член».

— Понятно, грамотные попались. Газеты читают.

— Иоланта Николаевна, так вы думаете, это всё из-за вчерашней статьи?

— Естественно. Ладно, всё хорошо, что хорошо кончается. Только, Настя, чур, уговор: про наше приключение — никому! Ни полсловечка! Не стоит лишний раз панику наводить. И так все на взводе, с этими знаками дурацкими на стенах. Блин, узнать бы чьих рук дело! Самолично бы эти самые руки поотрывала!

Настя как-то странно отреагировала на последние ольгины слова и смущённо отвела взгляд в сторону. Но потом, не выдержав, спросила, заинтригованная:

— Иоланта Николаевна, а где вы научились так классно драться?

— В институте два года на секцию дзюдо ходила, — на автопилоте сочинила легенду Прилепина. — С тех пор, видимо, что-то в памяти осталось. По глупости своей мечтала стать сильной и независимой.

— А почему по глупости?

Ольга посмотрела на девушку с лёгкой грустью:

— Потому что на самом деле сила женщины — в слабости. Да и в независимости, Настя, если честно, тоже ничего интересного нет…

Ленинградская обл.,

дер. Даймище

учебная база Гидромета,

10 июля 2009 года,

пятница, 17:20

В среду вечером Мешок Ольге так и не отзвонился. («А ведь обещал!») Не объявился он и на следующий день: ни по телефону, ни по электронной почте. И это при том, что Ольга («как дура!») полночи перенабивала принесенные Гронским убойные материалы по должностным злоупотреблениям местных муниципальных князьков. С утра отправила Андрею тяжеленный файл и — как в пустоту. («Хоть бы спасибо сказал!») После обеда, не выдержав, взялась набирать его сама, но абонент в течение нескольких часов был устойчиво недоступен. Встревожившись, Ольга в конечном итоге дозвонилась до конторы. Дежуривший по отделу Крутов пояснил-успокоил, что Мешок весь день в отделе не объявлялся, ибо, по слухам, они вместе со Жмыхом участвуют в реализации некоей секретной разработки по линии уголовного розыска. («Но хотя бы просто позвонить и в двух словах объяснить — что, сложно было?!») В общем, под занавес дня вчерашнего настроение у Ольги совсем испортилось. И то сказать: одни занимаются интересной, опасной, а главное — полезной работой. Реальным делом. А другие в это самое время пасут бестолковых студентов, выпаривают осадок и рассчитывают относительную невязку теодолитного («будь он неладен!») хода. Одна лишь интрига-загадка с рисунками этими настенными и существовала. Да и та сегодня, похоже, разрешилась. Причём, самым банальнейшим образом.

Мешок объявился ближе к вечеру пятницы, когда бригада № 2 практически отмучилась с нивелирной съемкой. Мобильник пропел пронзительным голосом Саши Васильева — именно эту грустную песню Прилепина поставила на вызовы Андрея, — и Ольга быстренько отошла на безопасное от студенческого народа расстояние: «Будь на чеку, в такие дни подслушивают стены!»

— …Ну, Ольга! — возбуждённо ворвался в эфир голос Мешка. — У меня просто нет слов! Одни буквы и междометия!

— Между прочим, я вам вчера весь день звонила, — обиженно проворчала Прилепина. — И сегодня целое утро тоже!

— Извините меня. Я был занят. Очень крепко занят, честное слово.

— Не извиняю! Полтора дня, как Штирлиц, без связи. Уже не знала что и подумать… Да, а что вы там сказали про «буквы»?

— Я говорю: если вы и далее, такими же темпами и с такой же лёгкостью будете «гонять глухарей», то к ноябрьским с преступностью управимся точно!

— Вы хотите сказать, что по Чугайнову что-то вытанцовывается? Кстати, вы получили материалы от Гронского?

— Какие материалы?

— Здрасьте! Я вам ещё вчера утром отправила! Костя… Вернее, Константин Павлович принес мне убийственный компромат на Чугайнова и других муниципальных бонз.

— Гронский принёс? Однако! Как это мило с его стороны.

В голосе Андрея читалась явная насмешка.

— То есть, вы даже не соизволили посмотреть? — всерьез обиделась Ольга.

— Ольга Николаевна, милая! Да оставьте вы в покое этого вашего Сан Саныча Сиверского. Обещаю, разберемся мы и с ним, и с базой вашей студенческой. Раз уж она вам так полюбилась. Но — чуть позже.

— А почему позже?

— Да потому что здесь другое, как вы это называете, вытанцовывается. Да что там — практически стопроцентно в масть!

— Что в масть? Андрей Иванович, перестаньте говорить загадками!

— Ольга, давайте подробности отложим до личной встречи. Это не совсем телефонный разговор.

— А вы что, собираетесь приехать?

— Есть такое дело. Ежели ничего военно-морского не случится, надеюсь завтра, ближе к вечеру, быть у вас. Так что готовьте легенду.

— Какую легенду?

— Легенду о том, под каким соусом вы будете представлять меня своим студентам. Дескать: ах, какой неожиданный сюрприз! Приехал мой родной дядя, двоюродный брат, троюродный сват… Короче, нужное подчеркнуть.

— Хорошо, я подумаю, — улыбнулась Ольга и ехидно поинтересовалась. — А… э-э-э… бой-френдом можно? Представить?

— Всё в ваших руках! — хохотнул Мешок. — Да, и присматривайте там за Синюгиной. Особенно с учетом этих ваших таинственных настенных знаков.

— Со знаками, похоже, я уже почти разобралась.

— Даже так? Ну, тогда мне ничего не остается, как последовать примеру мистера Фикса и сожрать свой котелок. Ладно, приеду, и вы мне подробно все расскажете. Главное — продержитесь!

— Будет сделано! — уже почти весело отрапортовала Ольга.

— Ни разу не сомневаюсь. Ну всё, до встречи. Да, чуть не забыл! — тон Мешка сделался резко серьезен. — Если у вас на базе снова вдруг появится Гронский — сразу дайте мне знать и задержите его под любым предлогом! Вы слышите меня?

— А причём здесь Гронский?

— Ольга, вы пока не анализируйте, а просто исполняйте! Хорошо?…

После ужина Прилепина почувствовала непреодолимое желание покурить. Заядлой курильщицей она никогда не была, но вот «баловалась» регулярно. (Пристрастилась в «карманном», где бесцельно покуривающая дамочка — суть универсальная легенда прикрытия). Посему, стрельнув у физрука пару сигарет, Ольга отправилась на своё любимое место на берегу Оредежа. То был надежно спрятанный от посторонних глаз кусочек песчаного обрывистого склона, покрытого редкими, корявыми, но всё равно столь любимыми ею соснами, корни которых, причудливо извиваясь, спускались почти к самой воде. «Монплезир» — так сама для себя окрестила Ольга это тишайшее место. Место, где ей делалось хорошо и спокойно. Где так легко и думалось, и мечталось, и…курилось.

Сладострастно, словно пробуя на вкус молодое вино, Ольга раскурила непрезентабельную «Яву». Но не успела она сделать и парочки затяжек, как вдруг за спиной послышался хруст ломающихся под ногами сухих веток. Прилепина досадливо поморщилась: «Ну вот, рассекретили! Да что же это такое?! Да дайте же человеку раз в жизни спокойно!»

— Не помешаю? — вежливо окликнула Ксюша Синюгина.

Редкий, почти небывалый случай: девушка была одна, без кавалера.

— Нет. Присаживайся, — пригласила Прилепина.

Ксения опустилась в траву и опытным взглядом посмотрела на дымящуюся меж преподавательских пальцев сигарету.

— Иоланта Николаевна, ну что вы всякую дрянь в рот тащите-то?! Давайте я вас нормальной, человеческой сигаретой угощу!

— Спасибо. Я как-то к этим привыкла.

— Ну, как знаете. — Синюгина распечатала новенькую пачку «Гламура», делово затянулась.

Какое-то время они молчали, наблюдая за отблесками хрустально-чистой воды и беззаботно бегущими по ней весёлыми пузырьками. Глядя на которые, Ольге вспомнилась столь же беззаботная жизнь обаятельнейших речных зверьков из «Ветра в ивах» — любимой Денискиной книжки. Да, так оно и есть! Абсолютно прав был главный её герой — кротик: «Чем сосредоточенней возня вокруг, тем приятней, что ты не имеешь к ней никакого отношения».

— Иоланта Николаевна, скажите, вас сюда мой папа прислал?

Ольга вздрогнула от неожиданности: «Ай да Ксюша!» Но, секундно растерявшись, она тут же постаралась взять себя в руки и ответила ровным бесцветным голосом:

— Не совсем. Но ход мыслей у тебя правильный. Как догадалась?

— Дочь мента, — усмехнулась Синюгина.

— И всё-таки? Мне интересно знать на чём я прокололась?

Ксюша принялась загибать пальцы:

— Первое. Вы приехали на практику с опозданием на неделю. Ладно бы вам пришлось добираться издалека, но от Новгорода до Питера всего три часа езды. Второе. О Новгороде. Когда Лёшка стал расспрашивать вас про родной город, вы были заметно растеряны и очень быстро ушли от этой темы. Наконец, третье. Вы совершенно не умеете обращаться с теодолитом, но зато в совершенстве владеете приемами самозащиты.

— Не выдержала-таки Настя. Проболталась.

— Очень распространенное заблуждение, что женщина патологически не умеет хранить секреты. Но в данном случае информация ушла от Кирилла.

— А ты в курсе, что это именно он по ночам занимается наскальной живописью?

— Настала моя очередь спрашивать: а как вы догадались?

— Знаки рисуются точно такой же краской, которой недавно был обновлён пожарный щит. Вчера я случайно узнала, что эту работу выполняли два «штрафника» — Кирилл и Миша. Сегодня утром на манжете рубашки Кирилла я заметила след от краски. Раньше его там не было… Вот только я не очень понимаю, зачем он это делает.

— Чтобы до смерти напугать Райку, зачем же еще? — рассмеялась Ксения. — У них давний антагонизм. Оба борются за души одногруппников: одна — административно-командными, другой — анархо-радикальными методами.

— И кто побеждает?

— Пока ничья. Как и у нас с вами. А вы здесь просто за мной приглядываете или еще и маньяка пытаетесь вычислить?

— Всего понемножку.

— Расскажете, когда все закончится?

— Обязательно! — клятвенно заверила Ольга, искренне недоумевая, с чего вдруг весь преподавательский состав, не сговариваясь, считает Синюгину «трудной девочкой»?

А весёлые пузырьки всё также мчались вниз по течению, обгоняя и расталкивая друг дружку…

— …Сколько раз я тебе говорила, что красть у своих одноклассников, у своих друзей — это мерзко и гадко?! Десять? Двадцать?… Ну, что опять молчишь-сопишь?

Никак не тянущий на свои полновесные тринадцать, маленького роста, худенький и щуплый подросток буравил глазами испещрёнными царапинами пол. Паркет в общем интернатовском коридоре был старорежимный, дубовый, а потому пацаны, те что постарше, регулярно использовали его для проведения турниров по игре в «ножички».

— Ты хоть понимаешь, что пройдет чуть меньше года и тебя, за такие вещи, уже можно будет запросто посадить в тюрьму? В самую настоящую! С настоящими решётками! Понимаешь или нет?

«Как будто здесь у нас не тюрьма», — тоскливо подумал подросток, но вслух этого не произнёс. И не потому, что побоялся, а просто знал: ответь он так, нравоучительная прелюдия Веры Васильевны затянулась бы ещё минут на «-дцать». А сейчас ему больше всего хотелось, чтобы покончив со словесной теорией, они проследовали в кабинет завуча и занялись практической частью наказания.

Вера Васильевна, убедившись, что слов раскаяния от мальчиша-плохиша в очередной раз не добьётся, тяжело вздохнула и толкнула дверь своего кабинета:

— Ну что ж, ты сам понимаешь, что я не могу оставить твой проступок без наказания?

Подросток, не поднимая головы, молча кивнул и для пущей убедительности жалобно шмыгнул носом. Молоденькая завуч, попавшая на интернатовскую каторгу прямиком из института по распределению, не заметила как в его в хитрых глазёнках вспыхнули и заплясали радостные огоньки: «Вот оно! Сейчас начнётся!»

— Входи. Ты знаешь, что надо делать.

В педагогическом вузе Веру Васильевну, конечно же, не учили антигуманным методикам перевоспитания учеников посредством применения телесных наказаний. Но директриса интерната, пятидесяти шестилетняя Амалия Антоновна Глухих, сразу по прибытию нового завуча к месту службы доступно разъяснила, что на здешнем контингенте теории Сухомлинского, Ушинского и доктора Спока исторически не приживаются и не работают: «Эти мерзавцы признают только силу! А потому — пороть и ещё раз пороть! Нормальные дети впитывают этические нормы и правила поведения через голову, через мозг! А вот наши — исключительно через жопу! Посредством ремня! Так что не тушуйтесь, милочка. К вашему сведению, постановление об отмене телесных наказаний в школах министерство образования Великобритании приняло только в 1999 году. Причём сию сомнительно гуманную инициативу палата общин одобрила с перевесом всего лишь в три голоса! «Пожалеешь палку — испортишь ребенка!» Не доводилось слышать? Сказано, между прочим, в Библии!»

Между тем подросток уже спустил казённые брюки с казёнными же трусами и привычно взгромоздился на кушетку, явив взору завуча свой тощий костлявый задик. Вера Васильевна снова вздохнула, закрыла дверь и сняла с вешалки ремень, предназначавшийся специально для экзекуций.

— Может быть, на этот раз ты всё-таки возьмёшься за ум и публично извинишься перед своими товарищами? — предложила она последний спасительный шанс.

Со стороны кушетки не раздалось ни единого звука.

— Ну, тогда извини. Я со своей стороны сделала всё что могла.

Щёлкнул с неприятным свистом ремень и последовавший за ним удар лёг аккурат поперёк мальчишеских ягодиц. Нестерпимая боль волной накрыла подростка, но вместо ожидаемого крика, он лишь сильнее стиснул зубы. Успев перед этим прошептать блаженно: «Я люблю вас, Вера Васильевна!..»

Затем последовал второй удар, третий…

Ленинградская обл.,

лес в районе дер. Ляды,

11 июля 2009 года,