Дети Нового леса Марриет Фредерик

Глава X

Убедившись, что девочки крепко спят, Эдвард сказал Хамфри:

– Чем скорее мы похороним нашего бедного старика, тем лучше. Пока его тело в доме, Элис и Эдит не успокоятся.

– Да, это так, – отвечал ему младший брат. – Но какое нам выбрать место?

– Якоб однажды сказал мне, что хотел бы покоиться в этом лесу под одним из больших дубов, – с грустью проговорил Эдвард. – У нас за домом растет как раз очень красивый. Полагаю, ему бы понравилось.

– Тогда я прямо сегодня ночью и вырою там могилу, – вызвался Хамфри.

– Жаль только, что я сегодня тебе не помощник, – посетовал старший брат.

– Я прекрасно справлюсь один, а ты лучше выспись. Дай только я тебе поменяю повязку.

Едва он это закончил, Эдвард прямо в одежде улегся в кровать и моментально уснул, а Хамфри, вооружившись киркой и лопатой, отправился к старому дубу. К рассвету могила была готова. Он разбудил Эдварда.

– Теперь тебе все же придется помочь мне. Один я с телом не справлюсь.

– Ну, конечно же, – отозвался брат. – Да мне уже и получше. Подгони-ка повозку к самому дому, а там и сообразим, как ловчее все сделать.

Пока Хамфри запрягал Билли, Эдвард успел приготовить белую простыню. Завернув в нее тело старого егеря, они бережно опустили его на дно повозки.

– Ну, Эдвард, зовем сестер? – спросил Хамфри.

– Нет, лучше сперва опустим его в могилу, – принял другое решение старший брат.

Они отвезли Якоба к красивому старому дубу, где он должен был обрести свое последнее земное пристанище, опустили его в могилу, вернулись домой и поставили Билли в конюшню.

– Как ты думаешь, над умершим надо читать какие-то специальные молитвы? – озадачился Хамфри.

– По-моему, да, – сказал Эдвард. – Но в Библии их нет. Поэтому просто прочтем какой-нибудь подходящий отрывок из Библии.

– Те два псалма, которые Якоб больше всего любил. В одном из них как раз говорится о сроке, который отпущен нам на земле, – предложил Хамфри.

– Годится, – поддержал его Эдвард. – Якоб вспомнил о нем перед смертью. Ну что, наши сестры встали?

– Даже не сомневаюсь в этом, – откликнулся Хамфри.

И действительно, когда он постучал в дверь их комнаты, они вышли уже одетыми. Эдвард зажал под мышкой одной руки Биб-лию, а другую протянул Элис. Хамфри взял за руку Эдит, и их маленькая семья отправилась завершать печальную процедуру.

Расположившись вокруг могилы, все вслед за читавшим вслух Библию Эдвардом повторяли слова любимых псалмов старика. Когда он захлопнул книгу, девочки посмотрели в последний раз на укутанное белым тело и, горько плача, пошли домой. Мальчики забросали могилу землей.

– Ну, слава богу, все позади, – смахнул Хамфри с глаз слезы. – Прощай, дорогой наш Якоб. Я скоро сделаю на твоей могиле такую ограду, какая тебе бы понравилась.

– Ладно, Хамфри, пошли домой. – Эдварду уже было невмоготу.

Когда все собрались в большой комнате, он, заняв за столом место Якоба, тихо начал:

– Мы потеряли самого близкого друга. Наш долг перед ним неоплатен. Он уберег нас от верной гибели в отчем доме и безраздельно посвятил нам последние годы жизни. Нам было спокойно и хорошо здесь под присмотром его и защитой, и мы перестали себя ощущать сиротами. А теперь он покинул нас, потому что его призвал к себе Бог, и, как нам ни тяжело без него остаться, мы смиренно должны принять волю Небес. Да, мы снова осиротели и можем теперь уповать лишь на помощь Всевышнего и друг на друга. Я готов исполнять свой долг, пока жив, и уверен, что все вы тоже готовы. Но я самый старший из нас и беру на себя всю ответственность. Мы будем работать дружно и весело, и это еще сильнее скрепит нашу связь. И будем просить у Господа, чтобы он ниспослал благодать на все наши дела. А теперь, дорогие, давайте обнимемся и вознесем молитву Тому, который Отец всем сиротам, вдовам и страждущим.

Эдвард, Хамфри и девочки, прочитав молитву, встали из-за стола, и каждый поторопился заняться привычной ему работой. Она заставляла сосредоточиться и отвлекала от горя, однако еще много дней их лица не озарялись улыбками. Но весна, задержавшаяся в этот год, вдруг резко вступила в силу, растопив всего за какой-то день остатки снега; рука у Эдварда зажила, и он смог трудиться с братом на ферме; и лес уже радовал красками первых цветов. Все это поднимало нашей компании настроение.

Пока Хамфри сооружал ограду, Элис, Эдит и Эдвард выкопали в лесу недавно проклюнувшиеся фиалки и пересадили их на могилу Якоба. Первая же суббота после его похорон выдалась такой ясной и теплой, что Эдвард всем предложил прочитать псалмы, которые выбирал в этот день покойный, не дома, а там, где он похоронен. И так они стали делать отныне всегда, если располагала погода. А после того как Хамфри сделал ограду и прибил к стволу дуба изящно вырезанную табличку с надписью «Якоб Армитидж», они начали приходить сюда еще чаще, задерживаясь за долгими разговорами, и порою за шумом густой листвы почтенного дерева им даже слышался голос старого егеря.

Эдвард ждал с нетерпением Освальда Патриджа, но тот почему-то медлил с визитом, не появившись у них ни в назначенный срок, ни еще в течение целого месяца. Наконец мальчик решил посоветоваться с младшим братом, не стоит ли самому отправиться в Лимингтон. Элис давно уже жаловалась, что ей не хватает муки и других продуктов, которые было необходимо купить.

– Деньги нам Якоб оставил. – Эдвард отправился в его комнату и, найдя на дне сундука тяжелый кожаный мешочек, принес его в большую комнату.

Там оказалось шестьдесят с лишним золотых и еще множество серебряных монет.

– По-моему, это очень большая сумма, – сказал Хамфри. – Правда, я цен ни на что не знаю, но, должно быть, ее нам хватит надолго.

– Якоб сказал то же самое, – кивнул Эдвард. – А по поводу цен мы с тобой в одинаковом положении. Якоб ведь все это брал на себя. А теперь я даже не знаю, сколько за оленину могу запросить. Поэтому и надеюсь дождаться Освальда, прежде чем в Лимингтон ехать. Ладно, еще немного времени у нас есть. – И он вернул мешочек с деньгами на место.

Освальд у них появился спустя шесть недель после смерти Якоба.

– Ну, как там старик? – первым делом поинтересовался он.

– Мы похоронили его через несколько дней после того, как вы с ним разговаривали, – отвечал ему Эдвард.

– Того-то я и боялся, – вздохнул лесник. – Ну да мир его праху. Редкостный был человек. Рука-то твоя заживает?

– Да уже почти полный порядок, – перестал беспокоиться по этому поводу Эдвард. – Садитесь, Освальд, что вы стоите. Мне очень многое надо у вас спросить. Но сначала ответьте, почему вас так долго не было?

– На это ответ у меня простой. Мне помешало злодейское убийство, – мрачно откликнулся тот.

– Убийство? – не понял Эдвард.

– Умышленное и подлое, сэр, – прежним тоном изрек Освальд Патридж. – Негодяи Круглоголовые обезглавили короля. Законного нашего правителя.

– Как только они посмели? – выкрикнул в ярости Эдвард.

– Да вот ведь посмели, – скорбно развел руками лесник. – Мы тут, в глуши, мало знаем, что в мире творится. Непосредственно после того, как ты после пожара уехал, до меня дошел слух, что он в Лондоне и ожидает суда.

– Суда? – вне себя от негодования повторил Эдвард. – Да какое они имеют право? По законам нашей страны человека могут судить только равные положением и сословием. Кто среди них, интересно, равен ему?

– Видать, по их подлому мнению, его величество стал никем, – отозвался Освальд. – Как тут ни крути, мистер Эдвард, а это случилось. Хранитель спешно засобирался в Лондон. Вроде бы он был против смертоубийства и старался, как мог, помешать, но его не послушали. А уезжая, он мне наказал никуда из дому не отлучаться более чем на час, потому как дочка его там одна осталась. Вот я и не мог к вам никак приехать. Зато, пока он отсутствовал, Пейшонс получала от него письма и мне из них кое-что рассказывала. А именно все то самое, что я вам сейчас изложил.

– Освальд, а вы обедали? – спросил его Эдвард.

– Нет, – покачал головой лесник.

– Элис, пожалуйста, приготовь для него что-нибудь, – позвал сестру мальчик. – А я, Освальд, пока вы едите, вас ненадолго покину. Ваши вести настолько меня потрясли, что мне нужно хотя бы чуть-чуть побыть одному.

Выйдя из дома, он направился в чащу леса и там наконец дал волю переполнявшим его эмоциям.

– Убит! – выкрикивал он в пустоту. – Другим словом это не назовешь. И никто не отважился на его защиту. Никто не смог помешать злодеянию. О, духи моих славных предков! Неужели вы не оставили после себя благородных сердец и отважных душ? Или достойные все как один полегли в бою и Англию населяет теперь одно воронье? Но я верю: время придет. И хоть сегодня меня лишили надежды участвовать в битве под знаменем короля, никто не отнимет у меня права бороться с пролившими его кровь.

Больше часу пришлось бродить ему по лесу, пока у него перестало стучать в висках и он, возвратившись домой, смог продолжить беседу с Освальдом. Выслушав все, что было тому известно, Эдвард полюбопытствовал, возвратился ли наконец домой хранитель леса.

– Ну да, – подтвердил его собеседник. – Иначе б меня тут по-прежнему не было. Он приехал вчера и такой весь сумрачный. Говорит, через несколько дней снова в Лондон должен отбыть. Ну, я и выбрал момент отпроситься к твоему дедушке. Он мне дозволил, но ненадолго по той самой причине, что скоро отъедет. Ну а со слов мисс Пейшонс и из того, как отец ее теперь выглядит, сразу видать: он в большом потрясении. Сдается мне, многие даже из тех, кто не слишком доволен был королем, не желали такого исхода. А хранитель просил тебе передать, что должен выразить благодарность за спасение своего единственного ребенка.

– Тогда будем считать, что я ее принял из ваших уст, – сказал Эдвард. – Это совсем не хуже, чем если бы он мне ее лично выразил.

– Может, оно и так, – кинул на него лукавый взгляд Освальд. – Только у меня тут еще есть одно приказание, так сказать, с совершенно другой стороны. От юной хорошенькой мисс. Она говорит, что не будет счастлива до тех пор, пока не поблагодарит тебя за смелость и доброту, и у тебя, мол, нет никакого права ей в этом препятствовать. И хочу вам сказать, мистер Эдвард, она это все сказала так искренне! И взяла с меня обещание, что я уговорю вас приехать. Ну как ей откажешь? Такое ведь милое юное существо. Тем более что родитель ее будет в Лондоне. Стало быть, вам никакого риска, что снова пристанет к вам с предложением, коего вам нет желания принять.

– Ну, если отца не будет, готов с ней встретиться. Она отнеслась ко мне так по-доброму. Пожалуй, и впрямь заеду, – принял решение Эдвард. – А сейчас давайте поговорим о более важных вещах.

И он начал расспрашивать Освальда о ценах на разный товар и наиболее эффективных способах реализации оленины. Тот давал ему подробнейшие ответы, которые Эдвард тщательно записал.

Гость провел у них два дня и утром, заручившись обещанием Эдварда навестить его, как только сможет, стал собираться в дорогу.

– Если хранитель вернется раньше, чем мы его ожидаем, я тебе сообщу. Но сдается мне, он там засядет по меньшей мере на месяц.

Мальчик пообещал приехать через неделю, и Освальд, очень довольный, что не придется разочаровывать юную мисс, ушел. Проводив его, Эдвард сообщил брату:

– Завтра я собираюсь в Лимингтон.

– Здорово, – отозвался тот. – Но отчего бы нам не поехать вдвоем?

– Только не в этот раз, – возразил ему Эдвард. – Мне столько всего там придется выяснить, и одному это будет проще. Да и сестер оставлять здесь одних не дело. Не то чтобы я считал, будто им здесь опасно, но если с ними произойдет какая-нибудь беда, никогда себе не прощу. А в остальном ты прав. Нам обязательно нужно потом съездить вместе. Ты должен быть в курсе не меньше, чем я, что, где и почем в этом городе покупают и продают. Мало ли как в дальнейшем жизнь обернется. Договорюсь потом с Освальдом, чтобы пожил у нас несколько дней. Вот мы с тобой спокойно туда и наведаемся.

– Замечательный план, – согласился Хамфри.

Не успел он это произнести, на пороге снова возник Освальд Патридж.

– Мистер Эдвард, я уже чуть не ушел, когда до меня случайно ваши слова про Лимингтон долетели. Что вы туда собираетесь. А мне-то, в сущности, все равно, сегодня я возвращусь домой или завтра. Так, может, нам лучше вместе прямо сейчас туда и направиться? По первому разу со мной вам будет удобнее, чем одному во всем разбираться.

– Спасибо огромное, Освальд. Вы очень меня выручаете, – обрадовался Эдвард. – Хамфри, пожалуйста, запряги повозку, а я пока поговорю с Элис. – Младший брат убежал на конюшню, а он опять обратился к Освальду:

– Еще раз прошу: перестаньте ко мне обращаться «сэр» и называть мистером Эдвардом. Иначе привыкнете и скажете это случайно там, где совсем не надо. Раньше-то я для вас был просто Эдвардом, вот пускай буду и дальше.

– Ну, если вы так хотите, оно и правильно. А то ведь застрянет на языке, и оговорюсь, где не надо. И пойдут у людей всякие подозрения, – внял его доводам лесник.

Билли с повозкой уже дожидался возле крыльца. Элис продиктовала Эдварду список того, что ей было необходимо в хозяйстве, и он в компании Освальда поспешил в Лимингтон.

Глава XI

– Ты самостоятельно-то нашел бы дорогу в Лимингтон? – полюбопытствовал Освальд, когда они были уже в пути.

– Полагаю, что да, – откликнулся Эдвард. – Но только сперва бы, конечно, будь я один, заехал в Арнвуд. Но, конечно, теперь мы скорее доберемся.

– Вот не подумал бы, что тебе хочется видеть Арнвуд в разрухе, – удивился лесник.

– Не было еще дня, когда я не вспоминал о нем, – признался мальчик. – И я хотел бы увидеть его, пусть даже сожженным. И еще я желал бы знать, кто завладел моей собственностью. Говорят, ведь она конфискована.

– А я вроде слышал, что это еще не произошло, – сказал Освальд. – Ну, доберемся до Лимингтона и там поточнее узнаем. Я уж год как в нем не был. Полагаю, тебя-то вообще там никто не признает.

– Мне тоже так кажется. А в общем-то наплевать, – отмахнулся Эдвард. – Меня там и раньше никто особо не знал.

– Ну, я-то тебя настоящим людям представлю. Из тех, что держат языки за зубами, и досужими домыслами не занимаются, и лишних вопросов не задают, – заверил лесник. – О-о, видишь, шпиль показался, – указал он вперед. – Значит, нам всего четверть мили осталось ехать.

В Лимингтоне Освальд показал Эдварду, как проехать к маленькой гостинице, где издавна останавливались работники Нового леса, потому что хозяин ее помогал им сбывать привезенную дичь.

Въехав во двор, наши путники препоручили конька и повозку заботам выскочившего им навстречу слуги, а сами прошли в харчевню, где и нашелся хозяин, обедавший вместе с несколькими постояльцами.

– Здравствуйте, мастер Эндрю, как поживаете? – поприветствовал его Освальд.

Корпулентный хозяин при виде его вздрогнул и, оттопырив и без того внушительного объема живот, выкрикнул:

– Лопни мои глаза, если это не Освальд Патридж! Где же ты пропадал столько времени?

– В лесу, мастер Эндрю. Там нынче много всего меняется, – многозначительно проговорил тот.

– Слышал, ты сделался лесником от Парламента, – с кривой усмешкой продолжил хозяин. – А это с тобой-то кто? – перевел он взгляд на Эдварда.

– Внук приятеля давнишнего вашего Якоба Армитиджа, – пояснил лесник. – А сам он умер, бедняга.

– Якоб умер! – всплеснул руками хозяин гостиницы. – Вот это беда. Какой человек-то был. Настоящей мужской закваски. Кремень. Ну да у всех нас один конец. Каждого это ждет – и лесника, и лендлорда, и короля.

– Вот я и привез для знакомства с вами Эдварда Армитиджа. Теперь по поводу дичи к нему обращайтесь.

– О, дичь теперь редкость, давненько у меня ее не было, – явно заинтересовался предложением мастер Эндрю. – Последний раз мне Якоб и привозил. Стало быть, Эдвард, как понимаю, ты не из этих парламентских лесников?

– Бить дичь для Круглоголовых я не охотник, – внес полную ясность мальчик.

– Вот это по-нашему, юноша. Верно все говоришь, – одобрительно произнес хозяин гостиницы. – Ну да честь у тебя фамильная. Все Армитиджи таковы. Настоящие люди чести. В скольких уж поколениях верность Беверли стойко несут. Вот только из Беверли никого уже не осталось. И корни выкорчевали, и ствол срубили. Жуткая это история. Ну да не будем здесь продолжать, – сказал он, несмотря на то что его сотрапезники давно уже удалились. – Как говорится, у стен ведь тоже бывают уши.

И он увел их к себе в каморку, где между ним и Эдвардом вскоре был заключен договор. Эдвард на протяжении всего охотничьего сезона поставляет ему оленину. Но возить ее в город теперь опасно, и он должен оповещать мастера Эндрю каждый раз, как у него появится очередная добыча. Едва это произойдет, к Эдварду будет отправлен доверенный человек, который под покровом ночи обменяет в условленном месте товар на деньги. Сделку скрепили рукопожатием, и Освальд повел мальчика по городским лавкам, чтобы приобрести необходимый товар. Легкую кладь они брали с собой и шли дальше, а все тяжелое, расплатившись, оставляли на месте, чтобы потом, по пути домой, погрузить на повозку. Среди прочего Эдварду требовались свинец для отливки пуль и порох. Освальд повел его к оружейнику. Там, изучая ассортимент, мальчик увидел вдруг на стене, где было развешано самое разнообразное оружие, саблю, которая показалась ему знакомой.

– Что это? – задал Эдвард вопрос продавцу, отмерявшему для него заказанное количество пороха.

Тот, оторвавшись от своего занятия, глянул на стену с оружием.

– Да это, собственно, не совсем мое. И продать вроде бы не могу, и хозяину возвратить нет возможности. Мне принес ее отполировать и почистить один из людей полковника Беверли, а после ее не забрал. Полковник с войны не вернулся. Дети его вместе с домом сгорели. Кому возвращать-то теперь? А сабля, видать, полковнику принадлежала. Там на эфесе выгравированы его инициалы. Долго я с ней возился. Привел в идеальное состояние. Счет за работу им выписал. Ну да что говорить, – махнул он рукой. – Пропали мои усилия. Вот голову и ломаю: то ли продать ее, то ли пускай еще повисит.

Он умолк. Юный Беверли тоже какое-то время не мог говорить, справляясь с нахлынувшими на него чувствами. Наконец он взял себя в руки и произнес:

– Давайте начистоту. Я и моя семья издавна связаны с Беверли, и мне было бы очень горько отдать реликвию их семьи в совершенно чужие руки. Поэтому предлагаю прямо сейчас оплатить вам просроченный счет, а вы после этого отдадите мне саблю. Со своей стороны обещаю, что тотчас ее возвращу, если появится кто-то из Беверли и предъявит свои права.

– Золотые слова! – воскликнул Освальд. – И как сказал-то. Словно по писаному.

– Мне они тоже как-то, вы знаете, по душе. – Оружейник еще до конца не верил своему счастью. – Только вы мне уж оставьте, пожалуйста, свое имя и где вас найти, – хотелось ему на всякий случай подстраховаться.

Юный Беверли охотно откликнулся на его пожелание, а Освальд Патридж, на правах старшего друга, удостоверил подлинность его слов. После этого счет был оплачен и подписан, а счастливый обладатель сабли поторопился на улицу.

– Теперь уж я не расстанусь с ней, пока жив! – крепко прижал он к груди драгоценную находку.

– И я уверен, не посрамишь ее, – с пафосом произнес Освальд Патридж. – Только не говори так громко. Город кишит парламентскими и их шпионами. Тебе еще что-нибудь в магазинах требуется?

– Да-а… – замялся Эдвард. – Вроде бы ничего. Может, правда, мне Элис что-то еще говорила, но я, признаться, как саблю увидел, обо всем остальном позабыл. Думаю, мы вполне можем уже грузить на Билли покупки.

В гостинице Эдвард направился к мастеру Эндрю, чтобы обсудить с ним еще кое-какие детали поставок, а Освальд, пристроив саблю на дно повозки, начал запрягать Билли. Рядом остановился совершенно ему незнакомый мужчина. Какое-то время он молча глядел в повозку, затем воскликнул:

– Ба! Да это же сабля прежнего моего господина, полковника Беверли! Я мигом ее признал. Самолично отнес ее по его приказу к Филипсу, оружейнику.

– Да неужели? – насторожился лесник. – Как же, позволь узнать, твое имя?

– Бенджамин Уайт, – с важным видом представился незнакомец. – Служил в Арнвуде конюхом, покуда там не сгорело. А теперь вот уж здесь.

– И чем же теперь занимаешься? – полюбопытствовал Освальд.

– В пабе работаю на Фиш-стрит. За стойкой, – кисло проговорил Бенджамин.

– Ну, коли ты бывший конюх, постой-ка и подержи коня, а я в гостиницу за поклажей сбегаю, – протянул ему повод Освальд.

– Постоять-то я постою, – дурашливо ухмыльнулся тот. – Только ты вот сперва мне скажи, отколь у тебя эта сабля?

– Вернусь, тогда и узнаешь, – поторопился уйти в гостиницу лесник.

Там он направился прямиком к Эдварду и рассказал о встрече с бывшим слугой, добавив, что не советует ему выходить, пока этот Бенджамин не уберется восвояси.

– Совершенно правильно, Освальд, – кивнул ему юный Беверли. – Только прежде чем от него избавитесь, узнайте, пожалуйста, может, он знает, где похоронена моя тетя и куда разошлись остальные слуги? Вдруг они тоже в Лимингтоне?

– Я постараюсь, – пообещал лесник, и Эдвард вернулся в каморку хозяина.

Освальд, подхватив часть покупок, пошел во двор, где рассказал Бенджамину, что саблю у оружейника выкупил внук покойного старика Армитиджа.

Бывший конюх выпучил на него глаза.

– А я и не знал, что у него внуки есть, и про то, что он помер, впервые слышу.

– Ты мне лучше скажи, куда делись все эти служанки из Арнвуда? – перешел к тому, что хотел сам выяснить, Освальд.

– Это уж кто из них как. Агата вышла за одного солдата и с ним уехала в Лондон.

Бенджамин было умолк и снова весьма-таки тупо воззрился на саблю, но Освальд немедленно подстегнул его новым вопросом:

– А остальные?

– Кухарка к своим друзьям убыла куда-то за десять миль от Лимингтона, и больше о ней с той поры ни слуху ни духу. Ну и была там Марта еще такая, – на глуповатой физиономии Бенджамина отразились смущение, злость и обида. – Эта вообще вертихвостка. Как в городе оказалась, тоже вояку себе нашла, вышла замуж и укатила вместе с Агатой в Лондон. Знай я заранее, сколь она записная кокетка, нипочем бы тогда не вывез ее с собой. Пусть лучше в доме с детьми бы горела.

– А пожилую леди, выходит, убили? – торопливо осведомился лесник, опасаясь, что Бенджамин долго еще способен распространяться о своей личной драме.

– Да скорее сама убилась, – хмыкнул бывший слуга.

– Где она хоть похоронена?

– Возле церкви Сент-Джеймс, непосредственно во дворе. Денег при ней ни пенса не оказалось. Потому ее погребли на деньги общины и мэра.

– А ты, значит, теперь стал барменом. Хороший хоть паб? – поинтересовался Освальд.

– Гнилое местечко, – поморщился бывший конюх. – Слиняю оттуда при первой оказии.

– А мне так подумалось, что тебе там не слишком работой-то докучают, – усмехнулся лесник. – Вон сколько времени среди дня без дела стоишь.

– Это я просто сейчас веселый такой, а как появлюсь, так вмажут. Да хозяину этому по-любому не угодишь. Хоть торчи день-деньской за стойкой – все одно недоволен. Но сейчас-то мне вроде уже и пора. Так что бывай, лесник. А увидишь внука Якоба, передай: Бенджамин шлет привет и в память о дедушке с ним не прочь повидаться, а если выйдет, и хорошо угостить.

– Вот завтра увижу и передам. Бывай и ты, Бенджамин, – был теперь очень рад поскорее от него отделаться Освальд и даже залез в повозку, делая вид, словно тоже собрался ехать.

Бывший слуга запрыгнул в седло на ту самую лошадь, которую позаимствовал в Арнвуде, и, явно стремясь наверстать проведенное за беседой время, вихрем скрылся за поворотом, а Освальд спрыгнул на землю и позвал Эдварда. Забрав по пути из лавок все, что их там дожидалось, они поспешили к Новому лесу. В пути лесник рассказал обо всем, что ему удалось узнать, и мальчик дал себе обещание при первом же подходящем случае наведаться к месту последнего упокоения пожилой леди. Возвратились они домой под самую ночь и сразу же легли спать, потому что, во-первых, изрядно устали, а во-вторых, Освальд решил подняться загодя до зари, чтобы пораньше поспеть к себе.

Пробудившись еще в совершеннейшей тьме, он был намерен тихонько уйти, никого не тревожа, но Хамфри, единственный из домочадцев, проснулся одновременно с ним, накормил его завтраком, а после пошел чуть-чуть проводить. Когда они распрощались, он было уже повернул обратно, когда ему вспомнилось, что он уже несколько дней не наведывался к своей ловушке для скота, и так как она находилась близко от того места, где он расстался с Освальдом, решил прямо сейчас и проверить ее.

Полянка открылась ему в предрассветных сумерках, но даже сквозь них он заметил, что настил из веток над ямой разрушен. Вывод следовал только один: в ловушку кто-то попался. Тьма мало-помалу рассеивалась, но Хамфри нужно было дождаться настоящего света, чтобы увидеть хоть что-нибудь на дне ямы, – оттуда пока лишь он слышал хриплые вздохи вперемежку с глухими стонами. Это не очень-то походило на корову или быка, и мальчик встревожился. Когда же чуть погодя он смог наконец разглядеть на дне человеческую фигуру, его объял настоящий ужас.

– Есть там кто живой? – в отчаянии прокричал он вниз.

Ответом ему был тяжкий стон. Тот, кто свалился в его ловушку, мог за такое время погибнуть от жажды и голода. К счастью, он вроде бы еще жив, но надолго ли его еще хватит? Все это пронеслось в голове у мальчика за одно лишь мгновение, и он кинулся в заросли, где у него была спрятана лестница. Осторожно спустившись по ней на дно ямы, Хамфри увидел не по сезону легко одетого мальчика, неподвижно лежавшего лицом вниз. Хамфри, перевернув его, попытался нащупывать пульс. Вздох облегчения вырвался у него. Пульс еще бился. Мальчик издал тяжкий стон и открыл глаза. Хамфри задумался, в силах ли будет поднять его на своих плечах вверх по лестнице. Мальчик, однако, был так истощен, что он вполне с этим справился и, оставив его на краю ловушки, побежал к находившемуся неподалеку ручью, откуда принес в шляпе воду. Мальчик принялся жадно пить, после чего ему явно сделалось лучше. Хамфри сбегал еще за водой, которой обмыл ему лицо и виски. Мальчик обрел дар речи и попытался произнести что-то шепотом, однако язык его Хамфри был непонятен, и он перешел на жесты, коими дал понять бедолаге, что сейчас уйдет, но очень скоро вернется. Тот, похоже, вполне его понял, а Хамфри бросился со всех ног домой, где, немедленно вызвав во двор Эдварда, поведал ему о происшествии, одновременно успев запрячь Билли в повозку. Старший брат его выслушал и, исчезнув на миг за дверью дома, появился оттуда с кувшином молока и лепешками, после чего они тут же поехали в лес.

Мальчик лежал ровно там же, где Хамфри его оставил. Они помогли ему сесть и, размачивая лепешки в молоке, покормили. Чуть погодя он настолько пришел в себя, что уже оказался в силах сидеть без их помощи. Они оттащили его в повозку и пустились в обратный путь.

– Как ты думаешь, Эдвард, кто он и откуда? – приглядывался к незнакомцу Хамфри.

– Полагаю, какой-нибудь нищий попрошайка, который куда-то шел через лес, – откликнулся старший брат.

– А по-моему, это один из зингаро, ну их еще называют цыганами, – высказал свою версию Хамфри. – Посмотри, до чего у него кожа смуглая. И глаза совсем черные. А зубы, наоборот, очень белые. Я видел однажды точно таких же недалеко от Арнвуда, когда мы с Якобом вместе гуляли. Он мне тогда объяснил, что никто не знает, откуда они пришли и почему расселились по всему графству. И еще, по его словам, они в основном воруют, предсказывают судьбу и показывают фокусы.

– Может, и так, – кивнул Эдвард. – По-моему, он не говорит по-английски.

– Ох, Эдвард, я так благодарен Небу, что меня дернуло вдруг сегодня сходить к ловушке! – воскликнул Хамфри. – Представь, вот был бы ужас, если бы я обнаружил его уже мертвым. После этого мне бы уже никогда не глядеть на коров с удовольствием, потому что они навсегда для меня связались бы с его гибелью.

– Да, Хамфри, Бог тебя уберег сегодня от самого страшного, – согласился с ним старший брат. – Но что нам теперь с ним-то делать? – перевел он взгляд на цыганенка.

– Ну, если он, например, решит с нами остаться, то я совершенно не против. Он мне станет большой подмогой в коровнике, – заявил Хамфри.

– До чего же ты, брат, последователен, – хохот одолел Эдварда. – По-твоему, раз он попался в твою ловушку, то должен отправиться ровно туда же, куда все пойманные тобой коровы!

– Знаешь, давай не опережать события, – в свою очередь засмеялся Хамфри. – Вот приведем его окончательно в норму, а там будет видно. Возможно, ему совсем не захочется оставаться с нами.

Дома они перенесли его из повозки в комнату Якоба и, так как стоять он еще не мог, уложили в постель. На обеих девочек новый охотничий трофей брата произвел весьма сильное впечатление, узнав же, как он достался ему, они моментально прониклись сочувствием к незнакомцу и первым же делом сварили ему жидкую кашу. Потом Элис придерживала его в сидячем положении, а Эдит кормила с ложечки. Съев все до последней капли, он тут же откинулся на подушки и крепко уснул, проведя в таком состоянии всю оставшуюся часть дня и последовавшую за ним ночь. Зато наутро почувствовал себя настолько лучше, что уже смог добраться самостоятельно до общей комнаты.

– Ну и как же тебя зовут? – спросил Хамфри.

– Пабло, – последовал четкий ответ.

– А ты говоришь по-английски? – задал новый вопрос Хамфри.

– Немного есть, – отозвался с каким-то странным акцентом его «охотничий трофей».

– Как же тебя угораздило провалиться в яму? – не очень-то понимал Хамфри.

– Не видеть дырка, – развел руками он.

– Ты цыган?

– Гитано, гитано, это есть слово одно и то же с цыгано, – радостно покивал Пабло.

Хамфри задал ему еще много вопросов, из ответов на которые выяснилось, что Пабло вместе со своим табором мигрировал в сторону побережья. Дорога их шла через Новый лес, где они и разбили свои палатки. Пабло отправился ставить ловушки на кроликов и в темноте угодил в коровью ловушку Хамфри. Три дня и три ночи он пытался оттуда выбраться, а потом потерял сознание. Отца своего Пабло никогда не знал, мать же была из этого самого табора, который, по его разумению, уже успел сняться с места и следует дальше. Какой они для себя наметили окончательный пункт назначения, он не имел никакого понятия, берег же моря слишком велик, чтобы было реально их там отыскать. Впрочем, ему и не очень хотелось вновь с ними встретиться, ибо с ним обращались там дурно. Предложение братьев остаться у них и работать на ферму он встретил весьма благосклонно, добавив, что, если они отнесутся к нему по-доброму и не заставят трудиться до полной потери сил и здоровья, он согласен для них готовить, ловить птиц и кроликов и делать еще много всего полезного.

– Только предупреждаю: вруны или воры в доме нам не нужны, – строго глянул на него Эдвард. – Ты согласен жить с нами честно?

Пабло задумался, а потом энергично кивнул.

– Тогда мы берем тебя на испытательный срок, – продолжил Эдвард. – Выдержишь, станем друзьями, и тебе будет жить у нас хорошо и уютно. А если будешь вести себя плохо, придется нам тебя выгнать. Ты все понял?

– Буду хорош, как могу, – с очень серьезным видом пообещал Пабло, на чем беседа и завершилась.

На вид он тянул приблизительно лет на пятнадцать. Невысокого роста, смуглый, с очень правильными чертами лица, огромными черными глазами и белозубой улыбкой, он подкупал своей непосредственностью, и больше всех остальных обитателей домика Якоба был к нему расположен Хамфри, едва случайно его не отправивший на тот свет.

– Я действительно думаю, что этот Пабло нам станет очень полезен, – убеждал он старшего брата. – Надеюсь, он нам не врет и действительно станет вести себя честно. Ну да на деле все быстро выяснится. Поглядим, на что он способен. Только сперва нам, конечно, надо здоровье его привести в порядок.

– Естественно, мы должны постараться для него сделать как можно больше, – был совершенно согласен с ним Эдвард. – Он ведь по нашей милости потерял своих соплеменников. Хороши бы мы были, если бы выгнали человека, которому даже податься некуда. Вот только, в отличие от тебя, я совсем не уверен, что он действительно сможет себя хорошо вести и тем более быть нам полезен в работе. Все, что я слышал об этих цыганских таборах, как-то не очень располагает. Если его приучили с детства таскать все, что плохо лежит, боюсь, его уже не заставишь жить по-другому. Хотя мы, конечно, с тобой постараемся и пока будем верить в лучшее.

– Может быть, ты и прав, но мне кажется, в нем что-то есть настоящее, – возразил ему Хамфри. – Да и в таборе ему вроде не очень нравилось. А потом, если он хорошо научился у них неправильно жить, значит, может теперь у нас хорошо научиться жить правильно.

– И все же на первых порах не слишком ему доверяй. Сперва приглядись как следует, – посоветовал Эдвард.

– Ну, это естественно, – согласился Хамфри. – Ты когда лесника навестить-то собрался? – сменил он тему.

– Никогда бы не стал наносить визиты Круглоголовым, но эта девушка… Понимаешь, она совершенно другая. Такая приятная и к тому же очень симпатичная. А ведь я именно ей, а совсем не ее отцу обещал. Так что через денек-другой, пожалуй, отправлюсь, – смущенно проговорил брат.

– Почему ты сейчас так настроился против ее отца? – не видел особой причины Хамфри.

– Потому что он из парламентских, а они короля убили! Иначе чем подлым убийством это не назовешь. Не могу я такое из головы выкинуть! – вспылил Эдвард. – Тем более что два дня назад мне был дан знак Небес, который зовет меня к самым решительным действиям.

– Какой еще знак? – не понимал младший брат.

– Мне столь неожиданно и чудесно досталась сабля нашего дорогого отца, что поневоле сочтешь это знаком Небес, – продолжил с волнением старший. – Этот великий воин твердой рукой направлял ее на защиту всего, что нам близко и дорого. Теперь она вложена в мои руки, и, значит, настанет день, когда я, его сын, продолжу его борьбу и с Божьей помощью доведу ее до конца. Пойдем, я тебе покажу.

Отведя Хамфри в их комнату, он бережно извлек из-под матраса свою драгоценную находку и приложился губами к ножнам.

– Это орудие мести. За смерть отца и убийство нашего короля. И я обнажу ее в честном бою.

– Полагаю, что так все и будет, – смотрел в глаза побледневшему брату Хамфри. – А теперь расскажи, каким образом ты ее получил.

Эдвард поведал ему о поездке в Лимингтон и визите к оружейнику, попутно не упустив истории с неожиданным появлением Бенджамина, а также договоренности о поставке дичи в гостиницу.

Сезон охоты на оленей, однако, пока что не наступил, мясо же в доме заканчивалось, и после обеда братья, взяв ружья и верного Смокера, отправились в лес на поиски одичавшего стада.

– Хамфри, ты хоть вообще представляешь себе, где они сейчас могут пастись? – терялся в догадках, в какую сторону лучше направиться, Эдвард.

– Во всяком случае, мне известно, где они были позавчера и вчера, – отвечал ему брат. – И полагаю, для них с той поры мало что изменилось. Травы-то еще достаточно мало, и выросла она пока лишь на южных склонах. Вот туда мы с тобой и направимся. Это достаточно близко, не больше четырех миль отсюда.

– А охотиться нам на них придется, как на оленей, – уже на ходу разрабатывал тактику Эдвард. – Сомнительно, что они нас подпустят в открытую на расстояние выстрела.

– Подпустить-то, положим, подпустят, но тут же и атакуют, – хорошо изучил их повадки Хамфри. – А если мы к ним, как к оленям, тихо начнем подкрадываться, то в лучшем случае уложим только одно животное, потому что звук выстрела остальных спугнет. В первом случае больше риска, а во втором никакого, зато куча мороки. Так что сам выбирай.

– Тогда мое предложение – взять быка за рога, – усмехнулся Эдвард. – На открытом пространстве, конечно, мы рисковать не станем. Но если, на нашу удачу, там есть деревья, залезем на них, и даже самый свирепый бык нам будет не страшен.

– В общем-то, очень смешно, если мы с двумя превосходными ружьями и обученным Смокером спасуем перед какой-то говядиной, – сказал Хамфри. – Но, прежде чем мы с тобой перейдем к решительным действиям, надо как следует изучить обстановку. Говядина все-таки здорово здесь одичала.

– И быки, я заметил, этой весной даже злее обычного, – подхватил старший брат.

– Да они, по-моему, здесь всегда достаточно злые. И, кстати, мы уже близко от них, – предупредил Хамфри. – Вот оно, наше стадо.

– И впрямь, – вгляделся в просвет между деревьями Эдвард. – Естественно, до оленей им далеко, но и с ними нельзя расслабляться. Подходим по-тихому, перебегая от дерева к дереву. Смокер, к ноге. Идешь рядом, – скомандовал он псу, который выказал было поползновение атаковать говядину.

Братья зарядили ружья и, скользя от дерева к дереву, двинулись в направлении цели. Когда их уже отделяло от пастбища не более двухсот ярдов, они, укрывшись за стволом толстенного дуба, начали изучать обстановку. Стадо насчитывало не меньше семидесяти голов разного пола и возраста. Трава даже здесь в эту пору росла негусто, и животные в поисках корма разбрелись по полю во всех направлениях. Коровы и молодняк паслись ближе к центру, матерые же быки заняли позиции по периметру, словно взяв на себя роль стражи на случай атаки.