Парфюмер Будды Роуз М.

Глава 14

Предпочитая полную тишину, Жас просидела за работой всю ночь. Такое часто случалось, когда она редактировала эпизоды своего телешоу. Перед просмотром последних кадров ей надо было отдохнуть, поэтому она облокотилась на подоконник и вдохнула прохладный воздух. В просветы между домами виднелась река Гудзон, и несколько минут Жас следила за буксирным судном, пока оно не скрылось за пакгаузом.

«Минотавр» должен был стать ее лучшим эпизодом. Охота за драгоценными тайнами мифических историй была трудна и даже опасна, и выводы получились противоречивые. Когда осенью шоу вышло в эфир, доказательства, добытые Жас и ее командой, о сути того, на основании чего возник миф, сами по себе вызвали серьезные споры среди ученых, мифологов и археологов.

Согласно древней легенде, критский царь Минос построил огромный лабиринт, чтобы спрятать в нем плод неверности своей жены, которая изменила ему с прекрасным быком, вышедшим из моря. Ребенком был Минотавр, с телом человека и головой и хвостом быка, ненасытное существо, питающееся человеческой плотью.

Минотавр вызвал столько страха и разрушений, что на Крит доставили архитектора Дедала, чтобы он выстроил лабиринт для содержания чудовища. Минотавр заблудился в лабиринте и остался там навсегда. Каждые девять лет ему на съедение приносились в жертву семь девушек и семь юношей из Афин. Постоянные жертвы стали невыносимы, всеми завладел неистребимый страх смерти.

Наконец Тесей, сын царя Эгея, отважился убить чудовище и прекратить жертвоприношения. Когда Тесей прибыл на остров, дочь Миноса, Ариадна, влюбилась в него. Из страха потерять Тесея она дала ему меч и моток красных нитей, чтобы он мог убить быка и выбраться из лабиринта, а потом жениться на ней. Лицом к лицу Тесей одолел чудовище. Убив Минотавра, пролив его кровь, Тесей вернулся к Ариадне и забрал ее в Афины.

Существовала ли реальная история, из которой родился этот миф? Существовал ли монстр или сумасшедший, заключенный в лабиринте?

Археологи верили, что руины Кносского дворца в современном Гераклионе в Греции напоминают мифический лабиринт. И несмотря на то, что никаких подтверждений этой теории найдено не было, городу было очень выгодно привлекать туристов, которые охотно посещали и дворец, и его окрестности.

Но Жас узнала о каменоломне в деревне Гортина в двадцати милях от города, где группа археологов раскопала две с половиной мили шахт, тоннелей и пещер. Возможно ли, что это был лабиринт царя Миноса? Чтобы выяснить это, она отправилась со своей съемочной группой в Грецию.

Работая с археологами Гортины, они обследовали запутанные ходы, которые извивались и переходили один в другой. Во время съемок в одном из тупиков камера оператора высветила слабый контур арочного прохода на внешне сплошной стене.

При включенной камере археологи раскопали замурованный вход в тайную пещеру. Главный оператор Жас снял вскрытие камеры, впервые за тысячи лет осветив драгоценные росписи пещеры.

Стена была покрыта краснофигурной росписью на черном фоне. Все рисунки украшали сияющие позолоченные погребальные венки. Эти потрясающе хорошо сохранившиеся картины групп мужчин и женщин покрывали все поверхности. Некоторые из рисунков казались сделанными по плану, другие были искажены так, словно художник выполнил их в сильной спешке.

Жас сосчитала. В каждой группе было по четырнадцать человек. Семь мужчин и семь женщин.

Посередине пещеры возвышалось нечто похожее на алтарь, шести футов в длину и высотой в три фута. Обильно декорированный и резной… неужели на археологов смотрели пустые глазницы черепов? Оператор направил свет на церемониальный стол. И Жас увидела страшную и величественную картину.

Алтарь был сделан не из камня, а из человеческих костей. Сотни бедренных, большеберцовых, малоберцовых, локтевых, лучевых и тазовых костей были плотно сложены в форме прямоугольника.

Жас ни секунды не сомневалась, что перед ней логово Минотавра и что проверка докажет, что кости относятся приблизительно к 1300 году до нашей эры, к тому же периоду, что и мифический бык.

Получив лабораторные данные, она единственная не удивилась, что человеческие останки и росписи относились приблизительно к 1300 году до нашей эры.

Теперь, просматривая записи и вспоминая о тогдашних переживаниях, Жас поежилась. Предчувствия ее не обманули.

Настало время вернуться к работе.

Жас прошла по своему просторному белому офису, села за стол и включила монитор. Первые кадры показывали вход в пещеры. Она убавила звук. Было очень мудро редактировать без звука, сосредоточившись только на картинке.

Через десять минут просмотра эпизода зазвонил телефон. Так рано ей мог звонить только брат. Если Робби приходил в восторг от чего-то, то просто забывал о времени суток.

– Вне доступа, – раздался механический голос. Автоответчик никогда не принимал межконтинентальные звонки. Это должен был быть Робби. Поэтому она ответила.

Несмотря ни на что, она всегда была рада поговорить с ним, даже если предстоял еще один спор. Но скоро все закончится. Продажа двух марок духов была делом решенным. Робби надо только подписать бумаги. Тогда Дом Л’Этуаль сможет расплатиться с долгом, и они снова станут дружными братом и сестрой.

– Робби, привет.

–Это мадемуазель Л’Этуаль? – спросил мужской голос. Определенно, это был не Робби.

– Да, кто звонит?

Глубокий и статичный голос повторил:

– Алло?

– Да, я слушаю, кто звонит?

– Это инспектор Марше. Я звоню из Парижа. Прошу прощения за беспокойство. Знаю, что у вас теперь очень рано.

– Инспектор, в чем дело?

– Когда вы в последний раз говорили со своим братом? – настойчивость в его голосе сняла всю усталость.

– С моим братом? – У нее екнуло сердце. Когда Жас услышала, что звонят из полиции, ей подумалось, что это связано с отцом. – Робби?

– Да, мадемуазель.

– Он был здесь около двух недель тому назад, и…

– С тех пор вы с ним разговаривали? По телефону?

– С ним что-то случилось?

– Вы с ним разговаривали с тех пор?

– Да, конечно.

– Когда в последний раз?

– Вчера. Утром он прислал мне письмо по электронной почте. Разве Люсиль не знает, где он? Это женщина, которая…

– Да. Я знаю, кто она. Значит, вы не слышали о нем с тех пор?

– Нет. А в чем дело? Разве он не в офисе? Иногда он уединяется для медитаций. Возможно, он…

Инспектор снова ее перебил:

– Нет. Он не уединился. И его нет дома. Сегодня утром у него были назначены несколько встреч, которые он не отменил.

Жас потянулась за сумочкой. Если с Робби что-то случилось, она должна быть дома. Надо собраться, сесть на самолет и лететь в Париж.

– Инспектор, что происходит?

– У нас есть основания думать, что ваш брат пропал, мадемуазель.

Глава 15

Завтрак в ресторане «У Вольтера» стал частью утреннего ритуала Гриффина. В ресторане богатым клиентам предоставлялся завтрак и обед, но в меню petit dеjeuner[17] предлагались только самые простые блюда, а завсегдатаями в это время были только местные жители.

Возможно, в то утро Гриффин воспринимал все так остро из-за недавнего телефонного звонка. Какими нежными были круассаны, каким по-домашнему ароматным было варенье, словно приготовленное из свежей клубники. А когда он наслаждался почти безупречным cafe au crme[18], то старался не вспоминать случившегося. Однако перед глазами у него все еще стояло авто, выскочившее из-за фонарного столба и исчезнувшее из вида, звучал свист покрышек на мокром асфальте. Он не мог забыть дождь. Почти ничего не видя, он успел отскочить за стоп-сигнал, споткнулся и упал на мостовую, оцарапав ладони и порвав брюки.

Гриффин расплатился, вышел на улицу и вдохнул утренний воздух. В своем пробуждении Париж так же очарователен и элегантен, как и во всем остальном, подумал он. Именно это ему хотелось забрать домой.

Ну вот, опять про дом. Он понимал, что это всего лишь передышка, что в Нью-Йорке его ожидают неудачи и печаль, с которыми предстоит сражаться. Возможные последствия развода для Терезы и Элси заставляли его сердце болеть. Но зачем откладывать? В итоге он всех разочарует. Так было всегда. Почему теперь все должно быть по-другому?

Прогуливаясь по набережной Сены и разглядывая туристический катер, проплывавший мимо, Гриффин пытался убедить себя, что все будет хорошо. К тому времени, когда он добрался до угла Рю де Сен-Пер, Гриффин почти поверил в это. Но вдруг он заметил полицейскую машину.

– Что происходит?

– La rue ici est ferme[19], – сказал полицейский, когда Гриффин подошел к заграждению.

– Mais j’ai un rendezvous avec Monsieur L’Etoile[20], – ответил Гриффин на неплохом французском, выученном еще в институте.

– С месье Л’Этуалем? – спросил полицейский, переходя на английский. – Сегодня утром?

– Да, сегодня утром. Сейчас.

– Вы подождете немного? Я кого-нибудь найду.

Полицейский вернулся, сказал, что инспектор хочет с ним поговорить, и провел Гриффина в магазин. Люсиль была уже там, сидела с заплаканными красными глазами за одним из антикварных столов, а в руке так сильно сжимала промокший носовой платочек, что побелели костяшки пальцев.

– Что случилось? – спросил Гриффин. – Что произошло?

– Когда я пришла, магазин был не заперт, – она окинула взглядом комнату. – Но все было на своих местах.

Словно воспроизводя в памяти случившееся, она повернулась и внимательно оглядела стеклянные полки, уставленные флаконами с духами.

– Я подумала, что месье Л’Этуаль оставил дверь открытой для меня, а потом ушел в мастерскую. Такое бывало и раньше. Поэтому я сделала все, что делала обычно. Я никогда не захожу в мастерскую, никогда. Месье Л’Этуаль всегда выходит, чтобы сказать «доброе утро» в половине десятого, когда я нам обоим заказываю кофе. Он никогда не входит в парадную дверь, – она указала на вход с улицы. – Только через дом из мастерской.

Пока она говорила, полицейские входили и выходили, молчаливые и серьезные. Некоторые тихо переговаривались, другие разговаривали по телефону, третьи фотографировали, снимали отпечатки пальцев, искали на ковре волокна и другие следы.

– Когда месье Л’Этуаль не пришел, я сначала подождала. Не люблю его беспокоить, даже если он говорит, что это ему не мешает. Он такой предупредительный…

Закрыв глаза, она замолчала.

– Был звонок, которого он ждал. Поэтому я позвонила ему по внутренней связи. Когда он не вышел, я постучала в дверь. В мастерскую я не заходила, даже если он не отвечал, но накануне месье Л’Этуаль сказал, как важен для него этот звонок. Тогда я постучала еще раз… Не знаю, возможно, не надо было мне туда заходить… надо было предоставить все полиции… я никогда не забуду. Это будет стоять у меня перед глазами вечно.

– Пожалуйста, Люсиль, расскажите, что случилось с Робби.

Люсиль покачала головой.

– Не знаю. Его там не было. И дома его тоже нет. У него нет мобильника. Он лежит на его столе.

– Но я уверен, все это… – Гриффин жестом указал на суету полицейских. – Все это не может быть лишь из-за того, что его просто здесь нет?

– Там на полу… лежал человек, – она говорила задыхаясь, словно могла произносить только по нескольку слов за один раз.

– Я не знала, что делать. Казалось, что ему просто плохо. Я к нему прикоснулась… – Люсиль снова замолчала. Гриффин увидел, как она содрогнулась. – Он был холодный. Мужчина был… он был… не надо было даже проверять… Я знала… он был мертвый.

Теперь она разрыдалась. Гриффин пододвинул стул так, чтобы обнять ее. Он едва знал эту женщину, такую испуганную и одинокую, рассказывающую о кошмаре, от которого она не сможет оправиться всю жизнь.

– И тогда вы вызвали полицию?

– Да, они приехали почти сразу. Но месье Л’Этуаля нигде нет.

– Люсиль, он должен быть где-то. Могло случиться, что парадная дверь была не открыта, а взломана? Может быть, это ограбление? Что-нибудь украдено?

Не успела она ответить, как их прервал мужчина.

– Вы месье Норт? – Мужчина был невысокий, футов пяти ростом, и худощавый. Синий костюм сидел на нем очень хорошо, а белая сорочка выглядела свежей. Черные волосы были зачесаны назад, на носу красовались модные очки в тонкой металлической оправе. Вместо правой брови у него был белый шрам, словно трещина на безупречной фарфоровой поверхности.

– Я инспектор Пьер Марше. Хотел бы задать вам несколько вопросов. – Во время разговора зона вокруг его правого глаза оставалась совершенно неподвижна. Английский у инспектора был практически безупречен.

– Конечно.

– Мадемуазель Люсиль, если не возражаете, то оставьте нас наедине.

– Par de probleme[21], – сказала она, вставая, и на ее место сел инспектор. Вынув из кармана миниатюрный диктофон, он положил его на стол.

– Позволите, если я запишу наш разговор? Считаю, это лучше, чем записывать от руки.

Гриффин кивнул.

– Можете сказать мне, зачем вы в Париже?

После того, как он объяснил причину поездки, Марше спросил, где он остановился.

–  гостинице «Монталембер» в нескольких кварталах отсюда.

– Очень хорошая гостиница. Расскажите, что вы делали вчера?

– Работал здесь весь день с керамикой и ушел около семи, вернулся к себе в гостиницу.

– Значит, вы ушли, когда отключился свет… во время грозы?

Гриффин отметил недоверчивый тон.

– Гостиница совсем недалеко, – повторил он. Рассказывая, он вспомнил про машину, стремительно выехавшую из-за угла.

– Что это значит, месье Норт?

Гриффин рассказал.

– Машина вас не сбила?

– Пролетела мимо.

– Помните о ней еще что-нибудь?

– Это был темный седан.

– А еще что-то, кроме того, что это был темный седан?

Гриффин покачал головой.

– Нет, дождь был слишком сильный, а машина ехала очень быстро.

– Пока вы жили в Париже, рискованные ситуации, подобные этой, случались?

– Рискованные ситуации? Звонки?

– Что-нибудь, если желаете их так называть.

– Нет. Ничего такого. Мое пребывание здесь было обычным, до настоящего момента.

Марше с минуту задумчиво смотрел на него, словно пытаясь переварить услышанное.

– Прошлой ночью, когда вы здесь были, месье Л’Этуаль не ушел вместе с вами? Было темно, не так ли? Электричества не было.

– Нет, не было, но он зажег свечи.

– Когда вы ушли, он вернулся в дом?

– Не знаю. Когда я ушел, он оставался в мастерской. Робби сказал, что у него встреча с журналистом.

– Журналист пришел до вашего ухода?

– Нет.

– Когда вы ушли, с месье Л’Этуалем никого не было?

– Никого.

– На его столе мы нашли ювелирный футляр, – сказал Марше. – Вы что-нибудь об этом знаете?

– Да. В нем он хранит керамические осколки, над которыми мы работали.

– Когда вы их видели в последний раз, они были в футляре?

– Да, конечно. Они древние, хрупкие. Я пытаюсь сложить их вместе, чтобы можно было прочитать легенду, написанную на разбитом сосуде… но из футляра я их не вынимал.

Инспектор ни на мгновение не сводил глаз с Гриффина. В его голосе чувствовалось напряжение и любопытство. Но Гриффин знал, что его допрашивают, и что-то должно было случиться. Он только не знал, что.

– Стало быть, вас удивит, что футляр пуст?

Гриффин был потрясен.

– Пуст?

– Вы уверены, что месье Л’Этуаль не вынул осколки из футляра и в конце дня не положил их куда-то еще?

– Да, он хранил их в этом футляре все время, пока я работал с ними. На ночь он запирал футляр в стенном сейфе. Я не знаю, что он делал прошлой ночью. Я ушел раньше.

– Значит, когда вы ушли, месье Л’Этуаль был один. Когда мы приехали, спустя приблизительно четырнадцать часов, то нашли мертвого человека на полу, пустой футляр на столе, а вашего друга нигде не было. Не будете возражать, если мы осмотрим ваш номер в гостинице?

– Вы что же, думаете, что я имею к этому какое-то отношение? Пришел бы я сюда по собственной воле, если бы имел?

– Вряд ли, если только… – Марше помолчал, обдумывая. Его левый глаз мигнул, а правый остался неподвижным. – Если только вы не пришли именно по этой причине. Чтобы уберечь себя от подозрений.

Глава 16

Чиновник сурового вида вынул джинсы из чемодана Се, развернул их и методично проверил все карманы.

Се, стоявший вместе с Кали по другую сторону пластмассового барьера, отвел взгляд. Несмотря на то что он знал про выборочные проверки в Китае и про то, что в его багаже не было ничего контрабандного, он все же нервничал. Почему выбрали именно его? Неужели Чань догадался, что у Се были иные мотивы в отношении поездки, и принял меры предосторожности?

– После этого кордона нам придется разделиться, – сказала Кали и указала на следующую таможенную зону.

Се подумал, что ее рука похожа на цветок на ветру.

– Мы попрощаемся, и ты отправишься в путь.

Ее болтовня удачно отвлекла Се от пограничника, заставлявшего его нервничать все больше с каждым предметом, вынутым из сумки.

– Ты прежде бывал в таких дальних поездках? – спросила Кали.

– Нет. Никогда не выезжал из Китая. – Он удивился, как иногда легко солгать даже человеку, к которому так неравнодушен. – В прошлом году я ездил в Хэфэй на вручение профессору Ву премии Лантинга. – Это была премия за достижения в каллиграфии. Самая престижная награда в Китае.

Таможенник достал из сумки серый свитер и встряхнул его. Се старался не смотреть.

– Я имела в виду не поездку в два с половиной часа, – сказала Кали. – Теперь ты выезжаешь из Китая. Полетишь на самолете. Увидишь заграницу. Будешь есть незнакомую еду. – При мысли о поездке у нее засветились глаза.

– Тебя тоже должны были послать, – сказал Се. – Твои работы ничуть не хуже, чем у тех, кого выбрали. Даже лучше.

– Но я слишком откровенная, почти инакомыслящая, – засмеялась она. – Мне все равно, что мои работы не выбрали. Я расстроилась, что ты уезжаешь, а я нет. Хочу увидеть искусство, которое увидишь ты. – Несмотря на расстояние, она заговорила тише, почти шептала. – И хочу поговорить с людьми, которых ты встретишь. Расскажи им, что происходит здесь, что происходит на самом деле.

– Обязательно, – сказал он.

Таможенник развернул пару черных носков и проверил, что внутри.