Как жить с французом Мийе Дарья
— Так вы будете друг на друге.
— Да, но так за нами будет следовать ваш сотрудник. Не проще ли позволить мне самой везти коляску с дочерью без сопровождения?
Мужчина опять о чем-то на секунду задумался.
— Мы не можем пропустить вашу коляску. Мы можем выдать вас за инвалидов и посадить в нашу коляску с сопровождением.
«А и Б сидели на трубе. А упало, Б пропало, что осталось на трубе?» И у робота из ушей пошел па-а-а-ар…
— Хорошо! — Я злобно стукнула кулаком по стойке регистрации. — Давайте напряжем вашего сотрудника, пусть повозит нас, как принцесс!
К мужчине сразу вернулся приветливо-рекламный вид. Он взялся за рацию, чтобы вызвать подкрепление с коляской.
— Только учтите, вам нельзя будет вставать, — шепнул он мне, прикрыв рукой разговорное отверстие. — А то нам всем попадет.
— А если я захочу в туалет?
Надо сказать, мне на тот момент уже очень хотелось в туалет, и это было желание с отягчающими обстоятельствами: ко мне неожиданно пришли месячные.
— Наш сотрудник вам поможет! — успокоил предприимчивый работник аэропорта. — В туалетах есть специальные кабинки для инвалидов, там помещаются три человека, не считая коляски.
Мне совсем не нужны были свидетели при смене тампона. И я сдалась. Развернулась и, не сказав «мерси», пошла к паспортному контролю. Без коляски. Ему это аукнется, клялась я себе. Я напишу в администрацию такое письмо, такое письмо…
В туалете я безответственно сдала годовалого ребенка под опеку толстой негритянской уборщицы. Она оказалась гораздо душевнее бледнолицего белого воротничка за стойкой регистрации: пока я занималась археологическими раскопками в сумке на предмет средств женской гигиены, она играла с Кьярой в баллончики с жидкостью для мытья стекол и в рулоны туалетной бумаги…
В общем, у меня с аэропортами близкие отношения, почти родственные. Кажется, я даже могла бы в них жить. Сегодня многие пассажиры и работники берлинского аэропорта Тегель думали, что именно так я и собираюсь поступить: свадебное платье в чехле очень напоминало двухместную палатку в развернутом состоянии. Я везла его в Прованс, где на днях должна была состояться наша вторая свадьба.
Как аппетит приходит во время еды, любовь пришла ко мне уже во время супружеской жизни. Сначала я долго училась отделять Гийома от француза в нем. Когда наконец это получилось, я поняла, что все, что в нем есть хорошего, — это он сам, а все, что требует коррекции, — это в нем француз. Так, например, кто-то менее наблюдательный решил бы, что он ленив и несобран. Я же нашла этому ясное объяснение: для французов личная жизнь в безусловном приоритете перед работой. Пьер Ришар у них национальный герой. Кто-то подумал бы, что Гийом постоянно ест, а если не ест, то думает о еде. Но и это легко объяснялось менталитетом: есть для французов все равно что петь гимн — это проявление патриотических чувств. Потом я полюбила и то, что «требует коррекции». Я думала, что во всех несуразностях французов виновата среда и пара революций сделают эту страну идеальной для жизни. «Вы должны объявить забастовку!» — убеждала я Синди, когда та пожаловалась, что, чтобы перейти на более дорогой тариф сотовой связи, достаточно написать электронное письмо, а чтобы перейти на более дешевый, придется лично явиться в центральный офис мобильного оператора. «Теперь вы просто обязаны забастовать!» — поучала я Гийома, когда страховщики отказались бесплатно менять устаревшую газовую колонку. «Если французский народ стерпит и такое, это будет начало конца!» — восклицала я после рассказа Седрика о том, что новые роликовые коньки, купленные через Интернет, ему доставили с двухнедельным опозданием.
Спустя еще несколько месяцев я оставила мысли о революции и стала подумывать подкорректировать себя. Тогда эта страна, возможно, полюбит меня. В моей голове много мусора и крайне мало полезных установок — за что меня такую любить? Я не экономлю электричество и топлю радиаторы зимой. Я бездумно расходую воду под душем. Я халатно отношусь к выбору овощей-фруктов. А то, что я покупаю чай «Твайнингс» без значка commerce quitable, просто потому, что он вкусный, — вообще преступление. Я не хотела быть исчадьем ада. Поэтому однажды я собрала волю в кулак и пошла на семинар по утилизации отходов в Центр начального образования в вопросах окружающей среды «Кло-де-Блан-Манто».
К началу семинара я опоздала на десять минут. В классе, больше похожем на сарай (все учебные пособия, мебель и предметы декора сделаны из вторсырья), сотрудница центра напоминала базовые правила выбрасывания мусора: «Пластиковые бутылки выкидываем в контейнер с желтой крышкой. Важно — без крышечек. Почему без крышечек, если они тоже пластиковые? Это одна из парижских тайн».
В Париже проблема мусора решается с помощью разноцветных контейнеров: баки с зелеными крышками — для отходов, не годных к переработке; с желтыми — для пластика, картона и бумаги; с белыми — для стекла. Правила сортировки отходов печатают на упаковках продуктов, теме вторсырья посвящены занятия в детских садах и юношеских студиях. И даже самым убежденным загрязнителям окружающей среды не скрыться от вездесущей социальной рекламы. Осенью 010 года на автобусных остановках появились плакаты с черной гориллой, угрожающе смотрящей на прохожих. Надпись под «портретом» гласит: «Природе не нужна твоя старая электробритва».
«Ученицы» — дамы от тридцати до пятидесяти лет — наперебой поправляли сотрудницу центра и уточняли сказанное: у кого-то в доме принято споласкивать банки из уважения к сортировщикам на перерабатывающем заводе, а кто-то не уверен, выбрасывать ли алюминиевую обертку вместе со стаканчиком от йогурта или отдельно. Я подавленно молчала. Никто не предупредил, что это курс для продвинутых.
Простым экожестам, которые, как гласит плакат на входе, «помогают эгогражданину превратиться в экогражданина», посвящена психоделическая выставка на первом этаже центра. Здесь есть заставляющая задуматься скульптура из грязных тарелок, подобно лаве вытекающих из раковины. Перевернутая вверх ногами гостиная с телевизором, передающим помехи. Спальня с попеременно мигающими лампочками. Панно из рулонов туалетной бумаги разной толщины, эффект от созерцания которого усиливается звуковым фоном — шумом унитазного слива. Рядом с каждым экспонатом висит плакат с занимательной статистикой и перечнем нехитрых махинаций, позволяющих в разы сократить потребление воды, энергии и специальных товаров. Например, чистить ковры предлагается сухой глиной из Сомьера, а зеркала — белым уксусом.
Но чтобы прочувствовать, как мало я понимаю французов, надо было дойти до белого ведерка. Женщины обступили его плотным кольцом, заглядывали внутрь и испускали такие восторженные охи, будто оно было наполнено декоративными кроликами. Я встала на цыпочки, вытянула шею — это было все равно что пытаться увидеть битлов в кольце фанаток.
— О, они просто великолепны!
— Какие красавцы!
— Вот бы и мне таких достать!
— Оставьте заявку нашему секретарю, у нее есть лист ожидания, — с готовностью откликнулась сотрудница центра. — Я или кто-нибудь из моих коллег непременно поделимся с вами!
Кольцо фанаток плавно перетекло в сторону сотрудницы: посетительницы выставки шумно интересовались сроками поставок и количеством экземпляров. Я смогла наконец подобраться вплотную к заветному ведерку и заглянуть внутрь.
На дне копошились упитанные, склизские красные выползки. Я с визгом отскочила от «экспоната».
— Это всего лишь компостные черви, дорогая, они не бросаются на людей, — успокоила меня стоявшая рядом женщина. — Они питаются очистками от картофеля и моркови, огрызками яблок, а какают первоклассной грунтовой землей.
Я кивнула, все еще прижимая ладонь ко рту. То, что они какают первоклассной грунтовой землей, это, несомненно, должно к ним располагать. Но… не располагает. Ценительницы эко-искусства смотрели на меня со смесью жалости и возмущения, как будто я только что назвала полотно Матисса детской мазней.
Компост — это писк парижской моды. Личинками породистых навозных червей можно давать взятки. Для них в универмагах продаются герметичные контейнеры «для вермокомпостирования» с вентиляционными дырочками, а в самых прогрессивных кондоминиумах, вроде нашего, им огораживают угол во внутреннем дворике. Любовь парижан к компосту вспыхнула вместе с тенденцией предпочитать биопродукты и, как следствие, разбивать микроогороды на балконах и крышах. «Цветы настурции прекрасно сочетаются с козьим сыром! — воскликнула одна из посетительниц, указывая на грядку; группа прогуливалась по огородику при Центре экологического образования. — Только вот латук мне никак не дается», — вполголоса пожаловалась она рядом стоящей женщине.
А вы говорите, эмиграция-адаптация-ностальгия[44]… Я-то думала, мой главный грех в том, что я покупаю зимой испанские помидоры. Но похоже, чтобы спать с чистой совестью, мне нужно отапливать квартиру дровами, сейчас же прекратить покупать все пластмассовое и завести червяков в качестве домашних животных.
Придя домой после семинара, я решительно направилась на кухню. Там было то, что я и ожидала увидеть.
— Сердце мое, подойди, пожалуйста, сюда, — елейным голоском позвала я.
Гийом кряхтя оторвался от дивана и сыра.
— Я хотела объяснить тебе некоторые правила сортировки мусора, потому что заметила, что ты не вполне в них разбираешься. Вот, например, этот стаканчик из-под йогурта — это тонкий пластик, так называемый пластик второго типа, и он уже не годится в переработку. Поэтому его мы выбрасываем в пакет номер один. В отличие от бутылочки от «Актимель» — на упаковке написано, что они могут быть использованы как вторсырье, но — маленькая деталь — алюминиевую крышечку надо выбрасывать отдельно, а ты об этом все время забываешь.
Гийом ошарашенно поднял глаза от мусорных ведер:
— Ты издеваешься?
— Я — адаптируюсь.
И вот теперь я собственноручно доставила свадебное платье во Францию, чтобы подтвердить свое намерение иметь с этой страной долгие и серьезные отношения. Церемония с каждым днем обрастала все новыми «непременными деталями» и «французскими традициями». «Нет, без миндальных драже в подарок каждому гостю никак нельзя обойтись. Но у меня на них аллергия, поэтому пробовать будешь сама». «Столам надо дать имена. Не знаю, что-нибудь символическое и романтичное. Желательно, чтобы это имело отношение к нам. Может, названия сыров?»
«Где подушечка для колец? Как в Москве осталась? Почему в Москве осталась?! Без подушечки все пропало, вся церемония насмарку!»
«А после свадьбы надо будет разослать мини-открытки с благодарностями за присутствие. Все так делают».
Непонятно, как во Франции хватает деревьев на весь этот обмен любезностями! По миру уже разлетелись восемь десятков приглашений на торжество, и шесть десятков открыток с обещаниями быть бумерангом вернулись в наш почтовый ящик. Русские приглашенные немало удивились, найдя в ворохе бесплатных газет и квитанций ЖКХ именные кремовые конверты. Они отзвонились и сказали, что приедут. Некоторые, правда, передумали в последний момент, чем доставили немало хлопот со списками рассадки. Гийом злорадно ухмылялся и похлопывал по пухлой пачке открыток, которые прислали его друзья: «Попробовал бы кто-нибудь из моих вот так вот в последний момент отказаться — я ему эту открыточку под нос: мол, ты писал? Раз писал, изволь присутствовать!»
У французов выработана привычка обмениваться документальными подтверждениями любой серьезной устной договоренности. А официальные документы здесь принято хранить по десять лет — на случай запоздалых претензий. Чем больше у человека социальных обязательств, тем больше к нему липнет макулатуры. Из социальных обязательств Гийома можно было бы возродить небольшую рощицу в Оверни. Талмуды с подшитыми в календарном порядке квинтанциями на оплату коммунальным услуг, нежная переписка с сотовым оператором, депеши из банка, поздравления ко дню рождения от программы часто летающих пассажиров, а также горы смятых чеков четырехлетней давности занимали четверть жилого пространства нашей квартиры.
«Вот увидишь, они не заставят себя ждать», — сказал однажды Гийом и протянул мне большую картонную папку с зажимами для бумаг. Действительно, через месяц жизни во Франции папка начала наполняться смыслом. А к концу первого года пришлось покупать вторую. Правда, чтобы разместить ее с комфортом, пришлось бы избавиться либо от коробки с детскими зимними вещами, либо от Гийошиных ботинок для горных восхождений. В новой квартире, слава богу, решение этой дилеммы можно было отсрочить на несколько лет. Но, конечно, такими темпами на десять лет, прописанных в законе о сроке давности предъявления претензий, даже новых шестидесяти квадратных метров не хватит.
Мы повзрослели как-то слишком неожиданно. Я поняла это в тот день, когда, стоя у витрины очередного агентства по недвижимости, Гийом вместо обычного «Они совсем сошли с ума!» задумчиво произнес:
— Смотри, эта квартира нам по карману. Мы на двоих могли бы взять кредит как раз на эту сумму на двадцать пять лет. Но там всего две комнаты. Сейчас пока можно было бы разместиться, но когда появится второй ребенок, придется расширяться до трех.
Чик-чик-чик — заскрежетали шестеренки у меня в голове. Квартира? Кредит? На двадцать пять лет?! Второй ребенок??!! Это он со мной сейчас разговаривал? Похоже, со мной, и, самое удивительное, я все еще стою рядом с ним напротив витрины агентства по недвижимости. Еще год назад эти слова, укомплектованные в одной фразе, вызвали бы у меня желание бежать наутек. Но сейчас грудная клетка наполнялась ощущением гордости: мы можем взять такую сумму на двоих. Вместе мы — сила!
Свекровь любит повторять: «Вот когда я выйду на пенсию…» Далее в зависимости от дня недели: «…начну изучать русский, перееду поближе к вам, чтобы помогать с внучкой, буду вязать, плести макраме, займусь садом, буду чаще бывать в России, начну играть в бридж с соседками…»
Мы со страхом ждали того дня, когда ее неуемная энергия вырвется наконец за пределы офисной тюрьмы. Мы даже подумывали отключить телефон, когда в августе она объявила, что выторговала себе свободу на месяц раньше положенного, чтобы посвятить все время приготовлениям к свадьбе.
Завтра нам предстоит оценить ее старания в полной мере, но и сегодня масштаб замысла поражает. Все приехавшие в Прованс друзья и родственники заняты расстановкой шатров во дворе — там будут подавать аперитив в день свадьбы и барбекю на следующий день. Все приехавшие в Прованс подруги и родственницы усажены перевязывать белыми ленточками букетики лаванды — ими будет украшен зал винодельни, где состоится торжественный ужин. Я отпариваю многострадальное платье. Свидетельница подписывает золотой ручкой имена гостей на кремовых картонках с золотым тиснением. Мама увлеченно выводит беличьей кисточкой названия столов в списке рассадки: «Реблюшон», «Камамбер», «Рокфор», «Петипонлэвек». Сестра с бойфрендом надувают воздушные шарики — триста штук, не считая лопнувших от перенапряжения (у бойфренда уже синеет носогубный треугольник). Гийом на лугу берет первые в жизни уроки верховой езды — сквозь открытые окна доносятся лошадиный храп и совсем неуместные в канун свадьбы выражения. Группа друзей жениха с альпенштоками ушла на осмотр руин средневекового аббатства, где планируется церемония. Про все это нужно снимать кино — этим как раз занимается профессиональный оператор из числа приглашенных.
Когда разговоры о второй свадьбе только начинались, Гийом, как само собой разумеющееся, предложил венчаться в церкви.
— Тебе даже не придется принимать католичество! — поспешил он меня успокоить, видя, как растерянно болтается моя нижняя челюсть. — У нас на Лазурном Берегу очень толерантные священнослужители.
— Но мне придется поклясться перед единым христианским Богом в том, что мы будем вместе всю жизнь? — на всякий случай уточнила я.
— Дорогая, это формальность, — отмахнулся Гийом, зная мое недоверие к институту брака.
— Это слишком ответственная формальность, — возразила я. — Я буду чувствовать себя обязанной.
Гийом на мгновение лишился дара речи.
— Так в том ведь и смысл!
Я обвинила его в поверхностности веры. Он обвинил меня в смещении жизненных приоритетов. Мы едва не разошлись. И дискурс про венчание был временно отложен до моего шестидесятилетия, когда шанс уйти к любовнику или любовнице станет весьма призрачным. Хотя, судя по свекру и свекрови, с физической привлекательностью и жизненной силой в этом возрасте у французов все нормально.
Но вторую свадьбу все равно надо было играть, иначе французская сторона страшно обиделась бы. Театрализованную церемонию было доверено провести Полю, другу детства Гийома, который склонен к актерству: на всех фотографиях он запечатлен в образе то кукурузы, то проститутки, то участника группы «Кисс».
Поль изо всех сил старался выглядеть серьезно. И чем больше он старался, тем громче гоготали гости за нашими спинами. Поль из тех людей, на ком деловой костюм смотрится как бальное платье на шимпанзе. Он может побриться, побрызгаться одеколоном, зачесать длинные волосы в хвост и спрятать татуировки под воротником-стоечкой, но от этого выглядит еще менее цивилизовано. Он словно Тарзан, попавший в центр Нью-Йорка, да так прямо сразу на совет директоров какой-нибудь компании на Уолл-стрит. А в день свадьбы он превзошел сам себя. Он стоял посреди поля под палящим прованским солнцем, на фоне руин аббатства, в костюме при белой бабочке и в шлепанцах! Поль — при белой бабочке, вы понимаете!
— У вас все не как у людей, — заговорил он с очень серьезным, почти пасторским лицом. — Начать с того, что вы познакомились во время отпуска в Бельгии. Я повторю для тех, кто сомневается, правильно ли расслышал. Отпуск. В Бельгии. Это двое уже пять лет стараются всех нас убедить, что ехали туда не друг за другом, а за тем, чтобы рассматривать гобелены пятнадцатого века. Но мы не буратины, нас не проведешь.
Приглашенные хором поддержали, что, мол, они не буратины. Для французов отпуск в Бельгии звучит как для москвичей отпуск на Украине. Теоретически возможно: на выходные, на свадьбу друзей или в деревню к бабушке. Но вот прям чтоб в отпуск — это как-то противоестественно.
— Потом вы завели ребенка, — продолжил Поль. — Ребенок, выйди сюда.
Кьяру вытолкнули из толпы, и она намертво прилипла к моей юбке. За год в ее отношении к свадьбам мало что поменялось.
— Обычно, как вы знаете, бывает наоборот. Сначала свадьба, потом секс. Но вам ведь не терпелось!
Мы с Гийомом переглянулись, вспомнив, насколько нам не терпелось: мы даже не дошли до дома — все случилось на развалинах вот этого самого аббатства, что за спиной Поля.
— Потом вы все-таки поженились. Но где? В России! В пятницу! Некому было даже лягушку подложить на брачное ложе. Сегодня мы это исправим, и у вас начнется новая жизнь, где все будет как надо, своим чередом, стабильно.
Глядя на Поля, меньше всего думаешь о стабильности. Поэтому, когда он торжественно произнес: «Готов ли ты, Гийом, подтвердить, что собираешься прожить с Дарьей следующий год — до новой свадьбы — в любви и согласии, в болезни и здравии, в богатстве и бедности?» — Гийом ответил всхлипываниями и энергичным качанием головы. Он рыдал от смеха и не мог выдавить из себя ни слова. Его веселость была так заразительна, что, когда ряженый пастор обратился с тем же вопросом ко мне, я тоже только и могла, что затрясти прической в знак согласия: смех согнул меня пополам.
— Повторно объявляю вас мужем и женой и желаю продолжать смеяться в ответ на самые серьезные жизненные вопросы, — подытожил Поль.
Мы принялись увлеченно целоваться. Я представляла, как волшебно это будет смотреться на фото- и видеохрониках: принцессино платье цвета шампанского, зеленый луг, желтоватые развалины на заднем плане, погожий сентябрьский день…
— Дусь…
…наши красивые профили, сливающиеся в точке губ; Кьяра, порхающая вокруг нас, как херувимчик…
— Дусь!
…и все, конечно, думают: «Какая восхитительная пара, дай бог им счастья и побольше детишек!»…
— Ду-у-усь!
Я оторвалась от губ Гийома и обернулась. За спиной стояла Инна и протягивала мне телефон. По традиции я отдала ей его с раннего утра, сказав: «Только если что-то ОЧЕНЬ СРОЧНОЕ».
— Дуся-я-я! — изо всех сил шипела она. — Прости, что отвлекаю, но, похоже, это что-то ОЧЕНЬ СРОЧНОЕ! Он в третий раз звонит. Уже неудобно трубку бросать!
— Алё! — напряженно сказала я в телефон.
— Сдясвуйте! — ответил смутно знакомый голос с чудовищным акцентом. — Позлаляю!
— Спасибо, — растерялась я. — А кто это?
— Э-э-э… как есть мою пиццу, так Мигель-Мигелито, а как без пиццы, так не узнает! — затараторил голос уже на искаженном французском.
— Мигель! Привет! — воскликнула я. — Прости, я просто не ожидала тебя услышать!
— Я тоже, признаться, хотел завтра позвонить с поздравлениями… Но тут, понимаешь, такое дело, не терпящее отлагательств. У меня сидит клиент, он пьет уже четвертый кофе в ожидании, что я до тебя дозвонюсь. Он хочет твою картину! Купить!! За сто евро!!! Ту, где я гребу от Кубы!!!!
Я потеряла дар речи. Кто-то хочет купить альбомный лист, раскрашенный цветными карандашами, за сто евро! Обалдеть!
— Ну а ты что? Продай! За двести!
— Я сказал, что продам, только если ты нарисуешь мне вторую такую же.
— Нарисую-нарисую, продавай! — воскликнула я.
— Точно нарисуешь? Ну смотри, двести евро тебя ждут.
И он повесил трубку, прежде чем я успела что-то возразить.
Когда после первой, московской, свадьбы мы обходили зал ресторана, чтобы найти все потерянные в плясках и драках вещи, то обнаружили мешок всякой всячины, которую предполагалось раздать гостям за победы в конкурсах. Всякую всячину мы с мамой скупали целую неделю перед торжеством, а конкурсы предварительно обсудили с тамадой — тем импозантным мужчиной, который весь вечер от безделья грустно потягивал виски в углу у шоколадного фонтана. Он был очень профессиональный тамада, с рекомендациями, но даже ему оказалось не под силу вырвать у моих друзей право слова. На французской свадьбе никто не порывался утомлять народ речами. Все ели, пили, смеялись и обсуждали свои новости. Немногочисленные русские гости растерянно озирались по сторонам и тихо тостовали между собой. Я терпела вплоть до баранины. После баранины, я знала, начнется праздношатание. Поэтому, когда баранина появилась, поигрывая бликами на ребрышках, я решительно отставила блюдо. Мне не терпелось рассказать всем, какой Гийом чудесный и как мне с ним повезло.
Головы присутствующих обернулись на стук вилки по бокалу.
— Вы не уделите мне минуточку внимания? Это я, новобрачная, мы не со всеми из вас знакомы… Но все равно спасибо, что пришли! Для некоторых, я знаю, это было непросто.
Я обвела благодарным взглядом моих друзей, для которых это путешествие в безвестный городок на юге Франции стало чередой испытаний, преодолевать которые приходилось с разговорником и кредитной карточкой. Инна и Никита. Настя и Миша. Оля и Женек. Оля и Мила. Лиля и Боря. Алла и Лоренцо. Лена. Алеся. Барбара. Моя маленькая, но непобедимая армия.
Я также задержала взгляд на Людмиле с большущим пузом. Они с Рафаэлем помирились, да так, что боялись разродиться по пути в Прованс. Она подмигнула мне и сделала поторапливающий жест рукой: судя по гримасе, ей не терпелось отлучиться в туалет.
— Знаете, на русских свадьбах много говорят. Говорят даже больше, чем едят. Но не бойтесь, вам не придется что-то придумывать, я сама все скажу. Я очень рада, что мне представился шанс еще раз ответить «Да!» моему мужу. Потому что в первый раз у меня, честно говоря, не было времени как следует подумать.
В зале раздались смешки. А я была серьезна как никогда.
— Зато теперь я точно знаю, что выхожу замуж за лучшего мужчину на свете. За прошедший год мы столько всего вместе сделали впервые и еще больше не сделали, но напланировали! Есть объективные причины быть вместе еще как минимум год. Сегодня это действительно «Да!», полноценное «Да!», «Да!», сказанное со всей ответственностью.
Я посмотрела на Гийома, его глаза светились благодарностью и любовью.
— Мне бы хотелось говорить тебе «Да!» каждый год, — сказала я нежно.
— При таком скоплении народу это слишком дорого обходится, — смущенно ответил он и улыбнулся. — Но я обещаю каждый год этого числа спрашивать, хочешь ли ты быть моей женой.
Такая форма брачной клятвы меня вполне устраивает. Главное — ничего не планировать на всю жизнь. И любую перемену воспринимать как перемену к лучшему. Это то, чему меня научили отношения с Гийомом. Это то, чему я пытаюсь научить самого Гийома.
Послесловие
Чтобы состоять в гармоничных отношениях с французом, надо научиться виртуозно делать две вещи — пить аперитив и вести бюджет за месяц. Я не даю себе поблажек. Каждого тридцатого числа сажусь с ворохом чеков напротив компьютера (очень современного компьютера, которому, правда, пришлось вручную приклеить обозначения русских букв на клавиатуру) и методично заполняю ячейки экселевской таблицы циферками. Вероятно, у меня случается много огрехов в статистике, ведь чеки часто написаны иероглифами, которых я не понимаю. И курс сингапурского доллара приходится пересчитывать в евро и в рубли.
Друзья спрашивают: как там, в Сингапуре? Есть ли жизнь? Я им отвечаю — не знаю. Это вероятно, но лично мной не проверено. Моя жизнь осталась аккуратно размазана между Москвой и Парижем: утром читаю завтрашние материалы в печать, в обед рисую к ним иллюстрации, вечером подправляю картинки на компьютере, перед сном рассылаю по редакциям. С разницей во времени они как раз успевают встать на полосы к моменту отправки в типографию. У меня день почти прошел, а в Европе этот же самый день только начинается, и это ощущение победы над временем сводит с ума. Я часто путаюсь в числах, но преимущественно живу завтрашним днем. Забрасываю лассо. Разделяю свет и тень. Размахиваю волшебной палочкой. Существую в иллюзорном мире с кондиционером, посудомоечной машиной и домработницей. Возможно, там, за окном, люди ходят на головах. Возможно, там вместо машин летают космические шаттлы. Гийом рассказывает, что в некоторых кварталах с удовольствием едят жареных червяков, а в других уже полностью перешли на питательные пилюли. Говорит, он начал привыкать. Предлагает даже справить свадьбу по сингапурскому обычаю — с рисом и карри. Все равно здесь жить ближайший год — на столько рассчитана его «длительная командировка».
Каждый день в пять вечера делаю себе аперитив. Правда, кир пришлось заменить на воду с сиропом из тростникового сахара, потому что вино здесь либо новозеландское, либо баснословно дорогое, а о существовании черносмородинного ликера никто не знает. Да что там, существование самой черной смородины под сомнением. Есть и еще одна причина исчезновения кира из рациона: через семь месяцев у нас в семье ожидается прибавление. Возможно, у нового члена семьи будет целых три паспорта, если только гражданство дается по факту рождения на земле Сингапура. Хотя плюсы и минусы этого мне еще предстоит изучить на соответствующих юридических форумах.
Читать бесплатно другие книги:
