Любовь среди рыб Фройнд Рене
Мара — это трюк?
Фреду хотелось скомкать этот планшет как лист бумаги и вышвырнуть вон.
Теперь Мара могла быть ему поистине безразличной.
Он мог бы, например, позвонить Шарлотте. Но не хотел.
Или пойти с Бенно напиться. Но тоже не хотел.
Или выругать Сюзанну. Но тоже уже не хотел.
Чего же вы хотите?
Мара! Мара! Мара!
Он мог сесть в машину, опять поехать на Эльбзее и ждать там.
Но этого он тоже не хотел. На Эльбзее шли дожди. И Мары там не было.
Когда Лизи добралась до Эльбзее, шел дождь. Приступ отваги на перекрестке с нюрнбергским автобаном придал ей хорошей скорости. Но уровень счастья стал падать буквально с каждым шагом, когда она выбралась из машины на нижнем конце лесной дороги, чтобы поковылять наверх, к Эльбзее. Ехать под дождем ей не хотелось. На какой-то жалкий километр щебеночной дороги ей понадобилось времени не меньше, чем девяностолетней дряхлой старушке, и чувствовала она себя соответственно. С поворота дороги над озером была видна хижина, и Лизи внимательно присмотрелась. Казалось, там все заперто. Ни дымка из камина, ни шевеления. Сердце Лизи забилось. А вдруг Фред все-таки там? Сидит внутри и пишет? Всю дорогу она запрещала себе думать о том, что ему скажет — из страха, что при более подробном размышлении все-таки передумает и повернет назад. Но тут мужество отказало ей, и она повернула назад.
Чтобы вскоре снова развернуться обратно.
Теперь, после того как она проехала почти восемьсот километров, уж последние-то сто метров она пройдет — не рассуждая!
Белого «бенца» на месте не было. Ставни были закрыты. Дверь оказалась запертой. А как было бы хорошо сейчас с Фредом в хижине при потрескивающих в печи поленьях… Но он, вероятно, уже и думать про нее забыл.
Лизи потащилась на мостки, склонность к драматизму заставила ее подволакивать левую ногу чуть больше, чем это было необходимо. Для этого ей не нужна была никакая публика.
Она посмотрела на озеро, в котором отражалось серое небо — среди узора иглоукалываний каплями дождя. Она чувствовала такие же покалывания в своем сердце. И в спине.
Вскоре стемнеет. Надо позаботиться о ночлеге. Или все-таки поехать к брату?
— Мара! — раздался у нее за спиной мужской голос.
Лизи вздрогнула, с искаженным от боли лицом схватилась за поясницу и медленно повернулась.
Я сойду с ума, сказал себе Фред, если не сделаю сейчас хоть что-нибудь.
Но вот чего я не сделаю точно: не позвоню Сюзанне. Сюзанна — в этом он был сейчас уверен — все и инсценировала. Ее заговор выглядел так: в тот вечер, здесь, у него в квартире, она тайно подсыпала ему яд, который вызвал нарушение сердечного ритма. После чего упекла его в больницу и подкупила докторшу, чтобы та предписала ему покой в горной хижине. Потом сняла горную хижину и подкупила этого Августа, который, видимо, был каким-нибудь лесорубом, которого она знала раньше, чтобы тот мог спасти ему жизнь. Этого Августа она снабдила дешевыми житейскими премудростями из какого-нибудь альпийского крестьянского календаря, чтобы мозгам Фреда хоть было что переваривать. А в завершение всего подослала ему словацкую сиделку своего отца! Это же все лежало на поверхности! Разве не говорил ее отец, что сиделка выглядит как стриптизерша и готовит так же? Эта шутка выдала Сюзанну с головой. Ей следовало бы помалкивать об этом. В Маре точно есть что-то от танцовщицы, нечто такое легкое, парящее. И она не умеет готовить! Она сама сказала! Сиделка притворилась исследовательницей каракатиц, чтобы слегка запутать следы. И он попался на эту удочку! Все это было так подло, просто неслыханно! И вместе с тем так продуманно!
С Сюзанной Фред больше не хотел иметь дела. Но сейчас ему необходимо было как-то отвести душу. Куда-то побежать и что-нибудь сделать. Прочь отсюда, на волю!
С усилием повернувшись, Лизи увидела Августа.
Она похромала ему навстречу. Он подошел, чтобы поддержать ее.
— Что с тобой?
— Прострел, — сказала Лизи. Айша лизнула ей руку, и это подействовало успокаивающе.
— Где Фред? — спросила Лизи.
— Уехал, — ответил Август. — Назад, в Берлин.
— О, — сказала Лизи.
В эту секунду зазвонил мобильник Августа.
— Это Август, — ответил он и тут же удивился: — Фред! — И потом еще: — Да, она здесь! — Потом немного послушал с нарастающим изумлением и, наконец, включил функцию громкоговорителя, чтобы Лизи тоже могла слышать:
— …и я раскусил не только ЕЕ, я раскусил вас ВСЕХ! Но самое большое разочарование — это ТЫ, Август… Неужели ты за деньги готов на все? Или что она там тебе предложила… Или ты делаешь такие вещи бесплатно? А может, вы с Марой заодно и вы все это сделали ради забавы? Но для меня это не было забавой! Это действительно распоследнее дело! Вам должно быть стыдно! Тебе должно быть стыдно!
— Фред? — Август переспросил тихо, почти упав духом. Но Фред уже дал отбой.
— Перезвони ему! — взмолилась Лизи. — Ему плохо.
Август набрал номер, но Фред не ответил.
Он снова набрал номер.
И снова отвечал автоответчик.
— Что же нам делать? — в отчаянии спросила Лизи. — Он совсем свихнулся!
— Сейчас я намажу тебе спину. У меня есть мазь, творит чудеса. Из черного корня, знаешь?
— Август, что-то надо делать! — вскричала Лизи, уже слегка паникуя. Потом вдруг замерла и спросила: — Август, ты тоже подкуплен?
— Что?
— Ничего.
— Что значит тоже? И почему ты говоришь без акцента?
— Ты должен мне помочь, Август. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Мы должны поехать в Берлин. Сейчас же. Одной мне не справиться. Умоляю тебя, поедем со мной в Берлин!
— Мне-то что, — сказал Август, — поедем так поедем. Только нужно позвонить Анни, отменить встречу. И на работу.
«Хафтлингер» Августа стоял на парковке на другой стороне озера. Он сказал Лизи, что ему надо добраться до машины — взять мазь, он всегда возит ее с собой, она помогает при змеиных укусах, вывихах и растяжениях, ссадинах — одно слово, черный корень. Лизи выглядела беспомощной. Мысли ее витали где-то далеко.
— Черный корень, можно еще сказать окопник, — добавил Август.
Он помог ей спуститься по дороге к ее машине.
— Ну чисто экскурсия дома престарелых, — сказал Август.
Когда они дошли до машины, уже стемнело. Они поехали на парковку в конце дороги.
— Пожалуйста, расслабься, — сказал Август, когда они добрались до его вездехода. — Спину давай, намазать.
К счастью, его руки, как отметила Лизи, были не так грубы, как его манеры.
Август сунул в рюкзак несколько вещей, потом искал по всей машине поводок для собаки, но так и не нашел и спросил:
— Поведу я?
— Поедем на твоей машине?
— На моей машине нам понадобится три дня. И твоя поясница мою машину не выдержит.
— Но как же ты вернешься, если мы поедем на моей?
— Да уж как-нибудь вернусь.
Лизи протянула Августу ключ. Он не возражал, чтобы она легла на заднем сиденье. Айша восседала на пассажирском месте рядом с водителем и, казалось, была горда, что в кои-то веки едет на настоящей машине.
— Я еду по дороге Пассау — Регенсбург?
Лизи не ответила, она была погружена в свои мысли.
— Эй! Мара!
«Мара» пронзила ее насквозь.
— Я подкуплена, — призналась она.
— Не понимаю, о чем ты, — сказал Август.
— А ты настоящий, реальный? — спросила она.
Помолчав, он ответил:
— Реальней почти не бывает.
И оба невольно рассмеялись — взвинченно и истерично.
А потом Лизи с грехом пополам удалось выложить свою историю.
— Ну и дела у вас, — сказал Август. — Расскажи кому — не поверит. Бедный Фред. Но он и сам такой же путаный.
Лизи вздохнула. Признание принесло ей не только облегчение, но и усталость.
— Ничего, если я немного посплю?
— Спи на здоровье.
Когда бензин был уже на исходе, Лизи все еще спала. Август свернул на оборудованную стоянку. Когда он заглушил двигатель, Лизи проснулась.
— Где мы?
— Хоф.
— Который час?
— Два.
— Почему мы едем через Хоф?
— Так короче, мне навигатор на моем мобильнике подсказал.
— Спасибо.
— Как ты?
— Не знаю.
Когда она выбралась из машины, стало ясно: не особенно хорошо. Все ее конечности были будто парализованы. Кровообращение застопорилось. Ей пришлось ухватиться за крышу машины, потому что в глазах потемнело. Август заправлялся. Они выпили эспрессо и купили две баночки энергетического напитка.
— Мне от него всегда плохо, — сказал Август, — только это и не дает заснуть.
Они прогулялись с Айшей и дали собаке напиться.
— Дальше поведу я, — сказала Лизи.
— Годится, — зевнул Август. Едва усевшись на пассажирское сиденье, он заснул. Но проспал недолго. Через полчаса потянулся: — Уже в порядке. Давай поведу?
— Что мне ему сказать? — спросила Лизи, пропустив его предложение мимо ушей.
— Без разницы. Расскажи ему все, что рассказала мне, да и дело с концом.
— Все-то у тебя просто, Август.
— Не понимаю, зачем люди так любят все усложнять.
— Да я на глаза ему не смею показаться.
— Но ведь я с тобой, я тебе подсоблю, а там все пойдет путем.
— Ой, не надо!
— А ты думаешь, я поехал в Берлин, просто чтоб прокатиться?
— А зачем ты поехал?
— Мне давно хотелось в Берлин. А то я всегда доезжаю только до Линца.
Лизи не до конца ему поверила.
— Тебе обидно, что Фред думает, будто тебя тоже подкупили, — предположила она.
— Да ты что. Меня не так легко обидеть, — обиженно сказал Август.
Лизи усмехнулась.
Небо над Берлином сменило антрацитовый цвет на голубино-сизый, когда они свернули с автобана А100.
— А я совсем иначе представлял себе Берлин, — сказал Август.
— Все представляют себе Берлин иначе. Самое крутое в Берлине то, что никакого Берлина вообще нет, — сказала Лизи. — Есть самое меньшее тысяча разных Берлинов. Только небо одинаково над всеми ними. Но это известно нам от Вима Вендерса.[5]
— Кто это, исследователь неба?
— Вим Вендерс?
Лизи не была уверена, что Август ее не дурачит. У него вообще никогда не знаешь, шутит он или говорит всерьез. Поэтому она ничего не ответила.
— Скоро уже приедем, — только и сказала она.
Под мостом автобана они увидели троих скинхедов, которые окружили одного подростка и прижали его к широкому бетонному столбу. Когда они проезжали мимо, подросток как раз получил затрещину.
— Остановись, — сказал Август.
— Что случилось?
— Тут бьют одного.
— Такие потасовки сплошь и рядом.
— Сейчас же развернись и езжай туда.
— Если хочешь, вызовем полицию.
— Развернись.
— Август, это Берлин. Ты не можешь вмешаться во все, что тут происходит.
Когда Август сделал попытку выпрыгнуть из машины на ходу, Лизи все-таки развернулась. Скины уже обрабатывали свою жертву: длинный, спортивный боец крепко удерживал юношу, низенький жирный с татуировкой на загривке бил его руками, юный бледнолицый пинал своими армейскими ботинками по ногам и в пах. Но били они пока не в полную силу, а лишь забавляясь страхом юноши мечтательного вида, как кошка забавляется последней паникой мышонка. Из носа кудрявого юноши текла кровь. Казалось, больше всего он беспокоился за свою красивую, светлую куртку — подарок матери или, может, подруги?
Когда длинный увидел, что красная машина останавливается возле них, он подтолкнул жирного, чтобы тот обратил на это внимание. Бледнолицый с провокативным презрением смотрел в сторону Лизи и Августа. Все трое бритых участили удары.
Август вышел из машины.
— Эй! — крикнул он.
Скины посмотрели на него. Когда исполин с могучими плечами и бицепсами, в горных ботинках и коротких штанах из оленьей кожи без малейшего колебания зашагал к ним, их охватила тревога.
— Братва, видали фрика? — крикнул жирный.
Август не ожидал, что они могут так быстро бегать.
Не ожидал он и того, что жертва трех скинов тоже даст деру при его приближении.
— Постой! — крикнул Август. — У тебя все в порядке?
Но кудрявого уже и след простыл.
— Городские, — констатировал Август, снова залезая в машину. Он погладил Айшу, как будто хотел убедиться, что они вдвоем еще связаны с природой.
Лизи остановилась у турецкой пекарни, открытой круглые сутки, и купила хлеб, аромат которого тут же растекся по салону.
Они немного прошлись с Айшей, прежде чем позавтракать на балконе квартиры Лизи. В одном углу все еще стояла пустая бутылка лимончелло. Правда, полную пепельницу она убрала. Ее затошнило при одной мысли о сигаретах. К счастью, курила она только раз в год.
— И вот из-за этого свежего хлеба ты и живешь в Берлине? — с некоторым недоверием спросил Август, выглянув на улицу и на кладбище.
— Да, в том числе и из-за этого, — сказала Лизи.
Еда сморила обоих. Город все равно начнет просыпаться лишь через несколько часов.
— Можно мне прилечь на софу? — спросил Август.
— Да ложись на кровать.
— С тобой или без тобой?
— Без тебя это называется.
— Я слишком хочу спать для грамматики, — сказал Август. — Но в остальном я годен на все. Только нужно мне сказать.
Лизи опять не знала, как ей быть с его словами. Насколько она могла понять, Август из чистой вежливости предлагал ей секс. Просто потому, что мужчине так положено. Во всяком случае, мужчине с той стороны Альп. На всякий случай она решила, что попозже попросит его еще раз втереть ей в спину мазь из черного корня.
— Спокойной ночи, — сказала она.
— Ночь спокойна, — пробормотал тот с закрытыми глазами. Его огромная ладонь покоилась на голове Аиши.
— Спасибо, Август, — добавила Лизи. Но не была уверена, что он ее слышал.
27 июля
Лишь после короткого утреннего сна у них возникло ощущение, что они вступили в новый день. Лизи разбудил шум воды в душе. Обычно ее душ не издавал никакого шума, разве что душ принимала она сама. Наверное, поэтому шум просочился в ее сознание и разбудил ее.
Лизи приготовила кофе. Август вышел из ванной, обернув бедра полотецем. Лизи уставилась на него и не могла отвести взгляд. Я просвещенная, эмансипированная, городская, свободная женщина, сказала она себе, почему же я на него таращусь?! Она отродясь не видела такого сильного мужчину. Более мускулистых — может быть, таких Фрицев из фитнес-студий, которые на самом деле влюблены лишь в самих себя и в сексе заняты в первую очередь тем, что любуются своей красотой. Но у Августа были мышцы, развившиеся от работы. Лизи так и подмывало подойти и потрогать. Соотношение мускулов и жил кажется великолепным, подумала она, но вместе с тем чувствуешь себе мясником, разрабатывающим рецепт колбасы.
— Ну что? — спросил Август.
— Я как раз спрашиваю себя, какой должна быть встреча с Фредом.
— Жаль, что в Берлине нет по-настоящему холодной воды, — ответил Август, пропустив ее слова мимо ушей.
Лизи тоже смыла с тела длинную ночь, насколько это было возможно. Потом попросила Августа втереть ей немного мази черного корня.
— Я все еще чувствую боль, — сказала она, — но уже никакого сравнения со вчерашней!
— Неудивительно, — сказал Август, — у меня целебные руки.
— Что, серьезно? Ты можешь исцелять?
— А то! — Август засмеялся. — Ну почему ты веришь во все, что тебе впаривают?
Потом они пили кофе. Лизи включила компьютер. От дочери пришел коротенький мейл, но Лизи и тому была рада, ведь она знала, что написать мейл для твиттерящего фейсбучного поколения — равносильно тому, что отправить рукописное письмо с маркой и почтовым штемпелем. Лизи считалась с тем, что молодежь теперь другая. Она ничего не имела против техники. Просто сама она не интересовалась ею.
— Откуда у тебя такой компьютер, — спросил Август, — из технического музея?
— Это мне брат подарил. Его детям он уже больше не нужен.
Они поискали в Интернете Фреда Фирнайса, Альфреда Фирнайса, стихи Фирнайса и так далее. Лизи вздыхала, как школьница, когда всплывали картинки с Фредом. Август вздыхал, что компьютер такой тормозной:
— Если я пойду по Берлину пешком наугад, я найду его быстрее.
— Может, нам ничего другого и не останется. В телефонной книге адреса нет. Попробуй еще раз позвонить ему, пожалуйста!
Август набрал номер, который сохранил у себя в мобильнике.
— Автоответчик. Пойдем к этой Сюзанне, — сказал Август. — Она знает, где он живет.
— Она мной манипулировала. Нами манипулировала. Фредом и мной!
— Ты сама позволила ей собой манипулировать.
— Да!
— И за это ты на нее особенно в обиде. Но это твои проблемы.
— О’кей. — Это был семинар позитивного самопознания, самокритично подумала Лизи. Это не означало: о’кей, все в лучшем виде, а как раз напротив: какая беспросветная задница, но о’кей, разглядим-ка ее вблизи.
— Хорошо, — добавила она на сей раз с отчетливой дерзостью, — тогда поехали в издательство. Понятия не имею, там ли она, вроде бы ее издательство прогорело.
— А мы не можем пойти пешком?
— Август, мы в большом городе. Отсюда до центра бежать два часа.
— Я не хочу бежать, я хочу идти.
— Тогда предлагаю тебе вот что: поедем до Александерплатц на метро, а потом дойдем пешком до улицы Тухольского.
— У меня нет ни поводка, ни намордника.
— Ты и без намордника не так уж страшен.
Какой-то пожилой господин в метро хотя и сделал попытку выговорить Августу за свободно идущую собаку, но Август только глянул на него со всей строгостью, и речь господина, начатая как обвинение, превратилась в смущенное заикание. За исключением этого эпизода, Айша встречала только друзей и с удовольствием давала погладить себя школьникам, которые использовали каникулы, чтобы поехать в парк или куда-нибудь искупаться.
Айша не отходила от левой ноги Августа, она даже искала телесного контакта с ним, когда они, сделав маленький крюк мимо театра Фольксбюне, шли ради Августа по Аугустштрассе, направляясь к относительно тихой улице, на которой располагался офис издательства.
— А что самое особенное в Берлине? — спросил Август с некоторой растерянностью.
— Наверно, то, что нет ничего особенного, — ответила Лизи. Сердце ее колотилось, когда она нажимала на кнопку звонка рядом с табличкой издательства.
Прозвенело открывающее устройство, и они поднялись наверх. Наверху в дверях стояла Сюзанна и устало улыбалась.
— Лизи.
— Сюзанна.
Они обнялись. Не так, будто ничего не произошло. А так, что приветствие и примирение шли рука об руку.
— Это Август. А это Айша.
— А! Чудесная собака! — воскликнула Сюзанна. — И знаменитый Август! Ведь Фред в вас форменным образом влюбился.
— Он что, голубой? — спросил Август.
— Ничуть. Это я имела в виду скорее метафизически.
— Мета или физически, а теперь скажи Лизи, что ты меня не подкупала.
— Но я же вас первый раз вижу!
— И дай нам адрес и домашний телефон Фреда. Потому что я должен свести их вместе. — Он кивнул головой в сторону Лизи.
— Хорошая мысль, — холодно ответила Сюзанна. — Но пока нельзя. Фред должен писать. Сегодня в четыре он должен принести мне свою книгу.
— Мне на это более-менее плевать, — сказал Август. — Мне нужен номер телефона, и сейчас.
— А мне на это, — сказала Сюзанна, — плевать стократ.
Тут Лизи невольно рассмеялась, а Август, который не привык к тому, что последнее слово оставалось за кем-то другим, добавил:
— Если б ты знала, насколько мне плевать на это!
— Тогда почему ты в Берлине? — спросила Сюзанна.
— Фред спас мне жизнь. Я подумал, хорошо, тогда я спасу его любовь. Но если ты хочешь знать мое мнение, он чокнутый. Лизи с ним намучается.
— Я тоже это говорила. — Сюзанна почувствовала поддержку. Вообще этот Август ей нравился. В кои-то веки перед тобой человек, с которым знаешь, на что рассчитывать. Боже, как она намучилась со всеми этими «катастрофическими Майерами»!
— Хорошо, — сказал Август. — Тогда подождем до четырех.
— Если Фред придет, — сказала Сюзанна. — С ним ведь никогда не знаешь.