Поющая в репейнике Машкова Анастасия

Нотариус вскакивает, сверкая гневными очами.

– Хорошо, о времени сообщите моему помощнику.

– Завтра в четырнадцать ноль-ноль по Москве, японский городовой. Че помощника приплетать?

Коротышка семенит к выходу, ссутулившись под грузом устрашающего портфеля.

– Я могу прочесть документ? – Рита протягивает руку.

– Сколько угодно, родная, – ощеривается бывший супруг. – Читай при мне и положим его в сейф. Чтоб не помялся, ёлы.

Он громоподобно хохочет и орет в селектор:

– Капучино Маргарите Иннокентьевне! И чтоб огненный и с коричкой. Видишь, я все помню, певунья.

– Не смей называть меня так! Я это ненавижу, – шипит Маргарита, пытаясь вчитаться в текст самого главного в ее жизни документа.

– Этого хоббита я пригласил, чтобы показать тебе, что мои намерения серьезны. По договору будешь получать хорошее бабло, ёлы. Ника не привыкла ни в чем знать отказа. Так что и тебе на шпильки перепадет.

– Помолчи. Не отвлекай, – огрызается Рита.

– Молчу-молчу, певунь… Ну ладно, не певунья, японский бог! Только скажи мне, зачем ты любовнице Супина кукарекнула про слив инфы из компьютера? Совсем мозг от нищеты растеряла? Она тут же главбуху трепанула, и он чуть все дело не испортил – все файлики, сука, подтер.

Маргарита изумленно смотрит на Кашина. Она так поражена, что даже ее совершенное лицо выглядит комично и глупо от такой неожиданной новости.

– Что значит, подтер? И какой еще, к черту, любовнице?

Михаил Николаевич прищуривается.

– Во, актрису ломать будет! Классно получается. Зря я тебе на сцену дорожку перекрыл. Ну ладно, хорошо то, что хорошо кончается, ёлы. Я своего добился, хоть ты мне подгадила малек.

Рита отводит глаза, судорожно соображая, что делать и говорить.

«Молчать, только молчать. Супин ведет какую-то свою мерзкую игру с этим упырем. И Маньку, судя по всему, в нее втянул. Ну ладно… Это потом. Это сейчас неважно. Важно, что все получается и завтра моя Ника, девочка моя ненаглядная…»

– Ну, ты че, читать устала? У меня каждый час – на десять тысяч баксов, – трясет перед ней ручищей Кашин.

– Да я сейчас. Я в порядке. Все нормально.

Секретарша вносит чашку кофе.

Когда Рита дочитывает договор и принимается за кофе, сосредоточенно глядя перед собой, Кашин вкрадчиво интересуется:

– А когда это ты успела с дальнобойщиком сойтись? На безрыбье – и жопа соловей, ёлы, да?

Маргарита вздрагивает и бледнеет.

– Я не понимаю, о чем ты.

– Смотри, певчая птаха, если бы ты наломала дров с Никой, я бы тебя вместе с тем водилой на «вольве» в сугробе оставил на сохранение. До весны.

– У тебя горячка, что ли, Миша?

От смертельного ужаса в Маргарите просыпаются неведомые силы. Она полностью овладевает собой и смотрит серьезно и непонимающе на этого бритоголового монстра.

«На понт берет, проверяет или… или и тут Супин предал?»

Кашин не отводит от ее лица хищного взгляда.

И, слава Богу, кажется, верит ей. Цыкает зубом, смотрит на часы и вскакивает, хватая договор. Заперев его в сейфе, говорит деловито:

– Все, Ритуся, я погнал! Не засиживайся в моем кабинете. Не терплю чужих в своем личном пространстве, ёлы… Завтра в два еще кофе попьешь. Напоследок.

Он рывком срывает пиджак со спинки кресла и вылетает из кабинета.

Рита закрывает лицо руками и валится на стол. Она чувствует себя канатоходцем, движущемся без страховки над огненной пропастью.

Кажется, бабульки объявляют Мане бойкот. Во всяком случае, на ее радостное приветствие они лишь сухо кивают.

– Ну, какие новости от Люсечки? – как ни в чем не бывало спрашивает Маня, включая компьютер.

– Да какие уж у Люсечки новости? Это у вас с Павлом Ивановичем новости. Может, поделишься с нами? – ехидно спрашивает Блинова.

– О работе мы не разговариваем, – насупливается Маня.

– Ну конечно, когда вам о работе говорить? – хмыкает Наталья Петровна. – Так романтично и благородно связать свою судьбу с будущим зэком. На прописку с жилплощадью рассчитываешь?

– По себе, видимо, судите? – Маня краснеет и смотрит на противную тетку с презрением.

– Ну вот вы опять, девочки. Как так можно? – начинает квохтать Утка. – Манечка, ты в самом деле расскажи нам, что там с нашей фирмой. Люсечка под большим секретом сообщила, что грядут серьезные перемены. Начальство сменится не сегодня-завтра. Продает нас Бойченко на корню.

– Ага, вот выдала секрет Полишинеля, Ленушка! Это и так понятно.

– Ну, раз вы все знаете, то о чем разговор? – пожимает плечами Маня и с участием спрашивает Утинскую:

– Как ваш Бобочка, помирились?

– Не рассказывай ей ничего, Стефанна! Она с Полканом только посмеется над тобой вечером, в душевной обстановке.

– Да над чем там смеяться? – сникает Утка. – Борис дома не ночевал. Говорит, будет переосмысливать жизнь на даче в покое.

Елена Стефановна начинает всхлипывать.

– И химозу туда возить. Вот дурочка ты, Стефанна! Поезжай за ним немедленно и скажи, что прощаешь, – горячится Блинова.

– Я не знаю… не знаю, что и делать! И маляры эти денег требуют. Какую-то сумасшедшую сумму. А пол?! Всю комнату уже ободрали. Я не справляюсь с ситуацией, я просто в совершенном отчаянии!

– Елена Стефановна, милая, вы, правда, поезжайте к мужу. Ну, всякое бывает. Простите и забудьте. Это все того не стоит.

– А ты, Манечка, вот ты смогла бы простить? Предательство, подлость, слабость?

– Конечно! – Маня с готовностью кивает. – Нет такой вещи, которую бы я не смогла простить человеку, которого люблю. И который любит меня.

– Гордости у тебя нет! – заявляет Наталья Петровна.

– Нет, Ната. Не говори так. Сильный человек всегда милосерден и снисходителен. Я в этом не сомневаюсь. И вселенная таким благоволит. Это непререкаемый закон.

Утка торжественно поднимает палец. Она решает, что этим же вечером поедет за мужем и привезет его домой.

В обед, прогуливаясь до торгового центра, – благо, небо начинает проясняться и из-за редеющих клочковатых туч проглядывает робкое солнце, Маня набирает телефон Риты. Та долго не отвечает. Наконец в трубке раздается ее тихое «Але?».

– Ритусь, ну как ты? Что не звонишь? Есть новости от Кашина? – начинает радостно тараторить Маня.

– Ой, Манюнь, я сплю, – бормочет Рита. – Впервые за последние дни расслабилась и смогла уснуть.

– Ну, значит, хорошие новости?! – кричит Маня.

– Боюсь сглазить, но вроде бы надежда есть.

– Кашин отдает Нику?!

– Ничего конкретного. Завтра, Мань. Все завтра… Ну, а что ты? Как… Тосик?

Повисает пауза. Маня семенит по скользкой тропинке, напряженно глядя под ноги.

– Марусь, у тебя все в порядке?

– Да, Ритуся. Завтра генеральный подписывает продажу нашей компании.

– Я догадываюсь. А что тебя это так напрягает?

– Беспокоюсь за Супина.

– Да брось! Все у него будет хорошо. Он еще тот жучок, как я и предполагала. Или отныне критику в его адрес ты не принимаешь? Ну, колись, Голубцова, было?!

– Что? – включает «дурочку» Маня.

– О, господи, конспираторша! Спала с Полканом?

Маня вздыхает.

– Я к нему переехала, Рит.

– Пе-ре-е-ха-ла?!

Кашина не верит собственным ушам.

– Да. Мы любим друг друга, – с вызовом произносит Маня и отшатывается от пожилого дядьки с тележкой, который с интересом прислушивается к ее разговору.

Ритуся откашливается, окончательно прогоняя сон:

– Мань, ты знаешь, как я к тебе отношусь, поэтому в искренности моих слов можешь не сомневаться. Я не верю в скоропалительные чувства Супина. Не верю!! Тут что-то другое. Он ведет свою игру. И не знаю, насколько она полезна для тебя. Не доверяйся ему, Голубцова, мой тебе совет.

Маня не спешит с ответом. Она медленно подходит к громаде торгового центра, натыкается на какую-то заполошную девицу с ворохом сумок и останавливается сбоку от дверей, где курят два сумрачных мужика и отрешенная дама.

– Знаешь, Ритка, все это теперь совершенно неважно. Игра, сказка, ложь, правда… Главное, что я люблю. МНЕ он нужен. А там уж – как Бог даст.

– О Господи! – страдальчески тянет Рита. – Трудно иметь дело со святой и упрямой подругой. Мань, но я тебя предупредила. Мне это все не нравится.

– Ритусь, ты, конечно, не обижайся, но, может быть, ты мне немножко… завидуешь?

Кашина хохочет.

– Завидую, что ты спишь с Полканом?! Ну это уж просто без комментариев, подруга.

– Завидуешь, что я не одна.

– Да по мне лучше одной, чем с холодным, хитрым и ненадежным мужиком! Который связался с тобой только потому, что ляпнул Кашину о вашей связи – несуществующей на тот момент связи, заметь. Ну, видимо, для того, чтобы от меня дистанцироваться. Что, мол, не сообщница я ему, и не стучу, и детей на фурах с его помощью не ворую. Что-то вроде этого.

– Т-ты это серьезно? – севшим голосом произносит Маня.

– Абсолютно!

– Ну, спасибо, Рита. Ты настоящая подруга…

Маня как во сне движется, смотрит, отвечает на чей-то торопливый вопрос о том, как пройти на проспект. Телефон вдруг оживает, звонит надсадно, требовательно.

«Если это Павел, то все слова Ритки – вранье! Женская зависть…» – загадывает Маня и смотрит на экран. Сердце будто обрывается, ухает в бездну. Это не Павел, это – Трофим.

– Маш, мое почтение и пардон за беспокойство, – заводит философ.

– Ну что, Трофим? Мне некогда! Ты вынюхиваешь, что у меня с Супиным? Аля настропалила? Так вот знай – да, я с ним сплю, живу и… люблю. Ясно?! К вам не вернусь!

Маня выливает на неповинного Седова все свое смятение.

– Ясно, – глухо отвечает тот. – Я просто в квартиру тетки попасть не могу. Стою под дверью.

– Ты потерял ключ? Очень вовремя. Жди, когда Аля из магазина придет.

– Да нет, она дома. Заперлась на нижний замок, а у меня от него сроду ключа не было.

– Ничего не понимаю, – пугается Голубцова.

– Да вот и я не понимаю, – вздыхает Трофим.

– Утром с ней говорить было невозможно – еле языком ворочала. Я спросил, не нужно ли помочь, она в слезы. Ничего мне от вас не нужно – живите как хотите. А я, говорит, помирать собралась. Голова раскалывается, не соображает. Руки-ноги не слушаются. И что-то про сердце. О-ох, – Трофим переводит дух. – Машина моя на техобслуживании – как заложник я на этом комбинате! Ну, дела доделал – помчался к ней. И… все. Стою тут, как тополь на Плющихе.

«Дались им эти тополя!» – думает Маня, а сама уже мчится в сторону метро.

– Тосик, будь там, я сейчас же приеду!

Открыв дверь в теткину квартиру, Маня бросается в спальню:

– Аля! Алечка!

Трофим входит за ней и понимает, что они опоздали…

Он видит тетку в гостиной на кресле. Она сидит, неловко завалившись на правый бок. Лицо ее бело, глаза прикрыты и рука безжизненно свешивается.

– Аля! – кричит Маня, выбегая из спальни. Она видит Трофима, замершего на пороге большой комнаты.

– Алечка, нет! – вскрикивает Маня, кидаясь к тетке.

Та чуть приоткрывает глаза и, кажется, хочет что-то сказать. Но посиневшие губы, кривящиеся на сторону, не слушаются ее.

– Звони в «скорую»! – кричит Маня Трофиму, и тот бежит на кухню, где стоит допотопный телефон.

– Что, милая? Что?!

Маня пытается посадить тетку удобнее, распахивает на ее груди халат, целует щеки, лоб, трет ледяные, будто окаменевшие руки.

Она слышит, как Трофим бестолково объясняется с дежурным со «скорой».

– Скажи – сердечный приступ! Может быть, инсульт. И адрес, говори скорее адрес! – сквозь рыдания кричит Маня и снова принимается целовать и тереть Алины руки.

Тетка пытается что-то сказать, еще больше кривя рот.

– Д-ды-ы, – издает она протяжный звук.

Правая рука Али подрагивает – она хочет ее поднять.

– Что, что, родная?

Маня поддерживает ее руку, пытаясь понять, куда показывает тетка.

Аля едва шевелит указательным пальцем и переводит угасающий, пустой взгляд на полку с книгами.

– Хорошо, Алечка, я дам тебе потом твой любимый детектив. Врач уедет – и почитаю, всю ночь тебе читать буду. И чайку мы с тобой попьем, и поболтаем обо всем на свете. И Тосик будет нас смешить своими глупостями. А завтра я огромную курицу запеку, да. И… никуда, никогда, родная моя, я не уйду. Я не брошу тебя, слышишь?! Не брошу, мамочка моя… Мама…

Маня роняет голову в Алины колени. Плечи ее вздрагивают.

– Дд-ды, – с усилием тянет Аля.

И вдруг она обвисает на кресле, голова бессильно откидывается. Маня вскидывает голову и видит, что левая сторона Алиной шеи, щека и висок становятся бордово-лиловыми.

– Тосик, когда будет «скорая»? – в отчаянии кричит Маня.

– Сказали, машина едет. Но… пробки. Москва стоит.

Трофим подходит к креслу и тоже опускается на колени.

– Алюша, ты уж, пожалуйста, ты уж… не торопись… – голос его хрипит и срывается. Маня видит, как его дрожащая рука касается Алиной ладони. Маня накрывает их руки своей маленькой ладошкой, сжимает с силой, до боли.

В комнате становится тихо и пусто. Будто из свежего теплого воздуха, наполняющего дом, выкачали кислород. И жизнь в доме закончилась…

Маня вздрагивает от звонка в дверь.

– «Скорая»! – вскакивает она.

Трофим хочет сказать, что помощь опоздала, что все тщетно…

Но Маня уже вводит двух мужчин в синих робах. Один – маленький, молодой, несет большой оранжевый чемодан.

Тот, что повыше и постарше, – сухощавый, с колючим взглядом, подходит к Але, касается ее шеи, приоткрывает веко.

– Понятно. Смерть, скорее всего, от обширного инсульта.

– Как… смерть? Почему смерть? – негодующим шепотом произносит Маня, наступая на глупого, подлого, никчемного врача.

Тот поворачивается и тихо говорит про какой-то кубик фельдшеру, который раскрывает оранжевый сундук на журнальном столике. На нем все еще лежит газета со статьей об успешных женщинах.

– Присаживайтесь, – врач едва ли не толкает Маню на пустое кресло.

– Да не хочу я! Вы… Алю спасайте!

Врач протягивает руку к фельдшеру, и тот подает ему наполненный шприц и смоченную спиртом вату.

– Да оставьте вы мою руку! Да зачем мне! – не дается Маня.

К ней сзади подходит Трофим, с силой берет за плечи:

– Манюш, возьми себя в руки. Не нужно истерик при… ней.

Маня с ужасом смотрит на Трофима. Он строго качает головой. Его огромные, распахнутые глаза сосредоточенны и полны сочувствия.

«Все, все… Это так. Это не может быть иначе», – будто кто-то заводит пластинку в Маниной голове.

Она чувствует холодок около сгиба, у локтя, потом – легкий укол.

– Куда можно пройти, чтобы заполнить бумаги? Мне нужна точная картина происшедшего. Вы можете отвечать? – спрашивает врач у Трофима. – И милицию вызовите. Положено.

Трофим кивает и ведет врачей на кухню.

Маня, прижимая вату к руке, встает, подходит к Але.

Она сидит с закрытыми глазами. Спокойная, тихая, расслабленная, будто спящая. Только неестественное лиловое пятно на шее и лице заставляет верить в то, что сон этот страшен, непреодолим…

Маня вдруг кидается к книжной полке.

«Молитвы положено читать по усопшим. Но я ничего не знаю, не понимаю в этом. И молитвенник, был ли он у Али? Не видела никогда… Но она хотела слова! Она тянулась к книжкам. Что она хотела услышать? Быть может, ответ на какой-то мучительный, главный вопрос. Или послание для меня, бессердечной твари!»

Маня хватается то за один, то за другой корешок. Вынимает пару томов. За ними, в глубине, видит прозрачный файл с каким-то документом.

Маня вынимает бумагу… и понимает, что это дарственная на Алину квартиру. Вернее… Манину квартиру. Потому что Альбина Спиридоновна Седова подарила ее Марии Дмитриевне Голубцовой полгода назад. Маня еще раз читает документ и убирает файл обратно за книжки, как было.

«Ни за что. Нет. Позже я уничтожу эту бумагу. Никто об этом не узнает, и Трофим вступит в права как единственный наследник».

Мане кажется, что такого нечеловеческого напряжения она выдержать больше не сможет. После часового сидения врачей, которые терзают вопросами Трофима с пристрастием следователей, является милиционер. И снова – расспросы, протоколы. К тому же молодой страж порядка слегка подшофе. Маня вскрикивает, когда он, подойдя к креслу и посмотрев на Алю, изрекает:

– Ну да. Определенно пожилая женщина.

И кладет свою фуражку ей на колени, покачнувшись.

– Я сейчас же подниму все ваше начальство! Это… беспредел, мерзость! – взрывается Маня, тряся кулачками.

Трофим уводит ее из комнаты и просит заварить ему чай и пожарить яичницу.

– Делом меня занять хочешь? Думаешь, такой терапевтический прием? Не поможет, Тосик. Ничто не поможет. Я – убийца! Я никогда себе…

Она вдруг бросается на шею Трофима, давясь слезами.

– Ты слова-то что такие… гнилые говоришь? Аля бы тебя за них… не знаю даже, что и сделала.

Трофим неловко обхватывает Маню, поглаживает ее по плечам, но не прижимает. Стесняется. Или… презирает?

Голубцова отшатывается от него.

– Да, Трофим, я все сейчас сделаю, конечно. Иди к этому оборотню в погонах. А то он один там с ней, и это неправильно.

Трофим уходит, и тут начинается самое ужасное. Лихие агенты ритуальных услуг приступают к осаде квартиры покойной: звонки по телефону, в дверь, деловитые выкрики, уверения в том, что «это самый бюджетный вариант»… Маня, зажав трясущимися руками уши, вбегает в комнату, где все еще торчит пьяный мент, пытаясь что-то с трудом карябать на листе.

– Трофим, я не могу, не знаю, что отвечать?! Что мне делать?

Седов, выпроводив милиционера и отстранив Маню от телефона, все берет в свои руки.

Маня закрывается в комнате с теткой. Предметы тонут в сумерках. Голубцова поворачивает голову, смотрит на белеющую на подлокотнике кресла руку Али. С улицы доносится взрыв хлопушки и восторженный мальчишеский смех, крики, возня.

– Я, дай теперь я. Ты всегда так! Дай мне, говорю!

Раздается рев, топот, крики удаляются. Все стихает. Лишь кто-то негромко заводит мотор машины. Мягкое, ненавязчивое, вполне обыденное и потому хорошее урчание. Сродни кошачьему…

«Скоро приедет особая машина, и Алю увезут. Это так. Это не может быть иначе», – звучит сухой речитатив в Маниной голове.

– Алечка, родненькая, – шепчет Маня, вставая перед креслом тетки на колени. – Зачем ты так? Я ведь люблю тебя. Я всех вас люблю…

Дверь в комнату вдруг приоткрывается и показывается голова Тосика.

– Мань, тут тебя к телефону. Нет, не агенты… Это, кажется, Супин.

Маня медленно встает.

«Какой Супин? Зачем? Это ни к чему. Ошибка…» – думает она в смятении.

– Ну что, сказать, чтобы позже перезвонил на мобильный?

– Н-нет, я поговорю.

Маня оглядывается на Алю, «спящую» в кресле, и бредет в кухню.

– Да? – механическим голосом произносит она.

– Маша, ты где там пропала? Мобильный не берешь. С работы сбежала. Я у Кашиной Алин номер узнал. Что, надралась свински тетушка? – хмыкает Полкан.

– Нет, Павел Иванович. Она умерла.

– Ч-что? – недоверчиво цыкает Супин.

– Она умерла. Ждем с Трофимом… «труповозку», – жестко произносит Голубцова.

– Маня, ты в порядке? Я… должен приехать?

– Ты ничего мне не должен. Ничего.

– Но… судя по-твоему тону, я все же виноват. Хотя бы косвенно.

– Нет, Паш. Виновата я. В собственной глупости.

Павел долго молчит, потом вздыхает и говорит устало:

– Тебя не ждать сегодня? Или, может быть, все же заехать? Как ты там одна? Зачем?

– Я не одна. Трофим останется. Мне, кстати, его покормить надо, так что, Паш, извини, я просто падаю от напряжения.

– Да, Маша, я понимаю. Ты отдохни, постарайся поспать, я завтра позвоню.

Кажется, он вешает трубку с облегчением.

Глава девятая

Ясное тихое утро предвещает погожий день. Солнце бьет в больничные окна, играет самоцветами снеговой накидки на крыше. У кардиологического корпуса на припорошенной рябине семья синичек устроила громкое пиршество – желтопузые пичуги голосят по-весеннему радостно.

Супин смотрит за стекло из палаты «люкс», следит за птичьей суетой и едва заметно вздыхает. До весны ой как далеко. И теплые больничные стены, кажется, ничуть не греют. Северный, зубодробительный холод царит в этой бело-стерильной комнате. Полкан вздрагивает и отводит глаза от яркой, живой картины за окном. Он обменивается тяжелыми недоверчивыми взглядами с четырьмя мужчинами, находящимися в палате.

Владимир Федорович Бойченко, сидящий на кровати в высоких подушках, не скрывает ненависть и ярость, которую он готов излить на пришлых захватчиков. Злоба Бойченко ничуть не сбивает делового настроя Сурена. Он внимательно следит за тем, как перо Владимира Федоровича скользит по документам.

«Все, последняя страница. Мы сделали это…» – с облегчением думает помощник Кашина и красноречиво переглядывается с юристом.

Это пожилой господин с бородкой клинышком, в костюме-тройке и круглых очочках: ни дать ни взять – земский врач из 19-го века. Он смотрит на Сурена кротко и невозмутимо. «Небритый» знает, что об этом милом господине по имени Марат Валентинович ходят легенды. Достаточно того, что, когда Кашина в 97-м заключили под стражу, верный адвокат не только отмазал его, но, поговаривают, и общак группировки держал. Впрочем, все это может оказаться и романтической сказкой.

Страницы: «« « 4567891011 » »»