Дело о черной вдове. Записки следователя (сборник) Ковалевский Александр
– Ты это, Василевская, гонор-то свой поубавь. На тебя жалоба пришла? Пришла. Я должен реагировать на полученный сигнал? Должен.
– Отреагировали? Я могу идти работать?
– Иди уже, – отмахнулся от нее Синицын. После того как он сгоряча обозвал ее шлюхой, о том, чтобы предложить ей вместе сегодня поужинать, теперь не могло быть и речи.
Покинув роскошно обставленный кабинет Синицына, Зоя, пытаясь успокоиться, утешила свое уязвленное самолюбие тем, что поставила хама-начальника на место, и вообще, последнее слово осталось за ней. А вот с гнусным пасквилянтом надо будет разобраться. Вряд ли Николай Пинтюк надеялся на то, что после его жалобы ее отстранят от расследования. Скорее всего, он рассчитывал, что после всей вылитой на нее грязи она больше сама не захочет с ним связываться. Как говорится, «не тронь дерьмо, вонять не будет», но придется, и относиться к этому надо как к издержкам профессии. Как-то же привыкла она не обращать внимания на омерзительные запахи при осмотре разложившихся трупов, хотя поначалу от одного их вида чуть не падала в обморок.
Вернувшись в родные стены городской прокуратуры, Зоя с тоской подумала, что результатом ее деятельности по расследованию убийства владельца кафе может оказаться работа на корзину. Ну, допросит она официантку, за которой якобы ухаживал Пинтюк, и что с того? Даже если эта Галя и даст показания, что он расспрашивал у нее про владельца кафе, ей все равно нечего будет ему предъявить.
Если еще вчера Зоя была уверена, что Николай Пинтюк как-то причастен к этому убийству, и собиралась перевести его из свидетелей в подозреваемые с последующим арестом, то сегодня она уже не была столь категорична. Да, только конченый негодяй мог накатать на нее такую гнусную кляузу, но за это не арестовывают, наоборот, теперь любые ее действия против него могут быть расценены как личная месть. На это, видимо, и был расчет.
История со смартфоном Желябкина, которым с ним якобы расплатился возможный убийца, выглядела вполне правдоподобно, и даже если младший Пинтюк дал следствию заведомо ложные показания, уличить его в этом практически невозможно. Теперь она вполне допускала мысль, что он мог просто придумать всю эту историю с телефоном, чтобы вытащить своего старшего брата-опера из тюрьмы, и надо признать, что обставился он с этим телефоном изящно. Подвез случайного пассажира, особых примет не запомнил, кто такой, не знаю, ищите, господа сыщики, флаг вам в руки…
В общем, запуталась она в этом деле окончательно, и от этого ей стало еще тоскливей. Попав в затруднительное положение, она привыкла обращаться за помощью к Сокольскому, часто выручавшему ее, когда у нее возникали проблемы с расследованием какого-нибудь «глухаря». Сейчас же ей звонить Сергею не хотелось, ведь в этом деле так или иначе оказался замешанным его опер, а Зоя по себе знала, как это неприятно, когда под подозрение в совершении преступления попадает кто-то из твоих коллег. Но она недооценила Сокольского. Тот и без ее просьб сам был заинтересован разобраться во всей этой странной истории, бросавшей тень не только на его подчиненного, но и на весь городской уголовный розыск. Так что раскрыть это убийство стало делом чести для всех оперов, включая и оконфузившегося лейтенанта Игоря Пинтюка.
Занимаясь поиском неизвестного пассажира своего младшего брата, Игорь припомнил, как Николай где-то с месяц назад обратился к нему с просьбой проверить по милицейской базе некоего Олега Коновалова, мол, тот хотел купить у него машину, но Коле он как-то не внушал особого доверия.
Лейтенант Пинтюк проверил этого Коновалова на судимость и выяснил, что этот тип – уголовный рецидивист, 1976 года рождения, ранее судимый за грабежи и разбойные нападения, был освобожден из мест лишения свободы всего два месяца назад, и порекомендовал брату не связываться с таким покупателем. Тот, видимо, послушался его совета, поскольку свою машину «Ладу-десятку» Николай так и не продал и по сей день на ней таксовал в свободное от учебы время, ведь на одну стипендию не проживешь. Поскольку при раскрытии убийства в первую очередь отрабатываются все ранее судимые за подобные преступления, опера, естественно, наведались и к Олегу Коновалову, но по месту прописки его не застали. Соседи Коновалова сказали, что не видели его уже три недели, и куда он переехал, не знали.
Получалось, что матерый рецидивист сменил место жительство за две недели до убийства владельца кафе, но подполковник Сокольский припомнил случаи, когда предусмотрительные преступники до совершения преступления заранее переходили на нелегальное положение. Дважды судимого за грабеж и разбой Олега Коновалова пришлось объявить в розыск, и через две недели пришел ответ из соседней области, что разыскиваемый находится у них под следствием за совершение разбойного нападения. Сокольский срочно связался с коллегами из соседней области и выяснил, что Коновалов под стражей всего несколько дней. Это означало, что он мог убить Желябкина, после чего выехал в другую область. Естественно, возникал вопрос: не его ли вывез из города Николай Пинтюк, и Сокольский, несмотря на уже позднее время суток, решил навестить его по месту жительства.
Николай был дома, но дверь долго не хотел открывать, пока Сокольский не пригрозил ему, что сейчас вызовет группу захвата. Зная по сериалам про ментов, как действует в таких случаях ОМОН, Николай испытывать терпение начальника городского угрозыска не стал и, ворча, что он вообще-то собирался уже ложиться спать, впустил его в квартиру. Извинившись за столь поздний визит, Сокольский предложил ему проехать с ним в Управление.
– Зачем это? Вы что, задерживаете меня? Тогда потрудитесь объяснить, на каком основании? И не забудьте зачитать мне мои права, – начал ерепениться Николай.
– Вообще-то задерживать я тебя не собирался, ты же у нас пока проходишь по делу как свидетель, но раз ты так настаиваешь, зачитаю тебе твои права: ты не имеешь права хранить молчание и обязан отвечать на все мои вопросы, а будешь выпендриваться, я с тобой по-другому поговорю. Тебе твои права понятны?
Николай, убедившись, что качать права перед начальником угро себе дороже, молча кивнул.
– Тогда живо оделся и на выход, умник! – рявкнул Сокольский. – И паспорт свой взять не забудь, – предупредил он.
Всю дорогу до Управления они ехали молча, и Николай терялся в догадках о причине своего задержания. Оказалось, что Сокольский просто хотел предъявить ему для опознания фотографию Коновалова.
– Посмотри внимательно, не узнаешь в нем своего пассажира, который расплатился с тобой телефоном убитого владельца кафе? – спросил его Сокольский.
– Нет, не он. А этого человека я вижу впервые. А что касается телефона, я же не мог знать, что он краденый. Отказавшись заплатить мне за проезд наличными, пассажир при мне вынул из своего мобильного телефона «симку» и отдал мне его в качестве оплаты.
– И ты так просто взял у него этот телефон, даже не поинтересовавшись, сколько он стоит?
– Да и так было видно, что мобильник из дорогих, намного дороже, чем он должен был мне за поездку. Короче, не в моих интересах было расспрашивать о его цене, а то бы он еще сдачу у меня потребовал, – признался Николай.
– Хорошо, так и запишем в протокол: предъявленного тебе на фотографии человека ты не знаешь и никогда ранее с ним не встречался.
– Я же сказал, в первый раз эту рожу вижу.
– А вот твой старший брат говорит, что где-то с месяц назад ты наводил о нем справки. Мол, этот Коновалов хотел купить у тебя машину, но он показался тебе подозрительным, и Игорь сделал запрос по нему на судимость. Я лично этот запрос подписал, так что кому ты тут сказки рассказываешь? Мне что, устроить тебе с Игорем очную ставку?
– Не нужно никакой очной ставки. Да, я просил Игоря проверить этого Коновалова. Он сразу мне не понравился, слишком уж на уголовника был похож, а когда узнал, что он действительно бывший уголовник, да еще грабитель, больше никаких дел с ним не имел и никуда с ним не ездил. Ведь с таким прожженным уркой страшно в одну машину садиться. Так что не его я тогда подвозил, потому и сказал, что это – не он. Вы ведь меня о том пассажире, который со мной расплатился телефоном, спрашивали?
– Знаешь, Коля, что я тебе на это скажу? Маленькая ложь рождает большие подозрения. Так что для тебя же лучше будет, если ты прямо сейчас напишешь мне чистосердечное признание – это тебе зачтется как помощь следствию, – предложил ему Сокольский.
– Я следователю уже все рассказал, а вы вообще не имеете юридического права проводить допрос, тем более в ночное время суток, – с вызовом ответил тот.
– Да ты у нас грамотей, как я погляжу, – с сарказмом заметил Сокольский. – Действительно, проводить допросы – это прерогатива следователя, а сотрудники уголовного розыска уполномочены опрашивать подозреваемых и свидетелей и принимать от них письменные объяснения. Протокол объяснения, в котором ты расписался о том, что предупрежден о даче заведомо ложных показаний, как таковой юридической силы не имеет, но следователь принимает его к сведению. И можешь не сомневаться, старший следователь по особо важным делам Василевская учтет, что ты намеренно солгал при опознании Коновалова по предъявленной тебе фотографии. Такие вот процессуальные тонкости, о которых ты должен был бы знать, студент…
– Я Василевской говорил и вам повторю: мою машину остановил голосовавший на дороге какой-то мужик и попросил отвезти его в другой город, но вместо денег расплатился со мной тем проклятым телефоном. Кто он такой, я знать не знаю. Все, больше добавить мне по этому вопросу нечего, так и запишите в этот свой протокол.
– Ну что ж, Коля, – пожал плечами Сокольский, – как говорится, каждый сам кузнец своего счастья. Или несчастья… – добавил он. – И если этим пассажиром окажется знакомый тебе Коновалов, от которого ты получил телефон убитого бизнесмена как плату за проезд или за что-то другое, – это мы скоро от него самого узнаем, тогда пеняй на себя. А в том, что твой знакомый покрывать тебя не станет, я почему-то уверен.
– Никакой он мне не знакомый. Так, пару раз виделись и все.
– Так вот, – продолжил Сокольский. – В отличие от тебя, юриста недоученного, рецидивист Коновалов уже ученый и знает, что спасти от «вышки» его может только чистосердечное признание и активная помощь следствию в изобличении других соучастников преступлений. Ты же, как его подельник, а может, и организатор преступления, получишь по максимуму. Признайся, подставить охранника Ивасюка в убийстве его хозяина твоя идея? Не думаю, чтобы гопник Коновалов сам бы додумался сделать звонок с телефона убитого владельца кафе в поселке, где проживал его охранник. Да и откуда он мог знать, где тот живет, Коновалов же не был, как ты, завсегдатаем кафе, где работал бывший сапожник Ивасюк. Короче, Николай, хватит тут оскорбленную невинность из себя строить, давай колись, а суд учтет это как явку с повинной, и приговор тебе тогда помягче будет.
– Ко всему, что вы тут сейчас на меня наговорили, я не имею совершенно никакого отношения, – ответил ему Пинтюк.
– Так уж и никакого, – укоризненно покачал головой Сокольский. – По моей информации, где-то за три недели до разбойного нападения на Желябкина ты стал постоянным клиентом в его кафе и даже завел роман с местной официанткой по имени Галя.
– Ну понравилась мне девушка и что с того? Я не женат, гуляю с кем хочу и когда хочу.
– Если тебе так понравилась эта официантка, почему же сразу после убийства Желябкина она тебе вдруг резко разонравилась?
– С чего это вы взяли? Ничего она мне не разонравилась.
– Да? А вот твоя Галя, с которой мне удалось сегодня пообщаться, утверждает обратное: в тот день, когда ей стало известно об убийстве хозяина, она тебе первому позвонила поделиться трагической новостью, но ты, вместо того чтобы выразить свои соболезнования, вдруг стал орать на нее, чтобы она больше тебе никогда не звонила. Как прикажешь это понимать? После того как дело сделано, она не нужна тебе стала?
– А понимайте как хотите. Сегодня у меня одна, завтра другая. Мои отношения с женщинами – это мое личное дело.
– Это было твоим личным делом, пока оно не превратилось в уголовное. И в рамках этого уголовного дела твоя, уже бывшая, как я понял, подружка дала показания, что она рассказывала тебе и о владельце кафе, который частенько остается ночевать на работе, и о набитом деньгами сейфе в подсобке. И о том, что охранник Андрей Ивасюк раньше работал сапожником, она тоже, кстати, по ее собственному признанию, тебе проболталась.
– Я тоже подтверждаю, что Галка любила при мне своим коллегам косточки перемыть, в чем тут состав преступления?
– В патронах, которые убийца зарядил сапожными гвоздями, а о том, что охранник Желябкина раньше работал сапожником, ты узнал, как мы уже выяснили, от официантки Гали. Ну что, Коля, будешь продолжать от всего отпираться или все же облегчишь свою участь чистосердечным признанием?
– Не в чем мне признаваться, в сотый раз вам говорю! И вообще, свое задержание я расцениваю как давление на меня как на свидетеля.
– А ты на меня в прокуратуру нажалуйся, как на Василевскую ты свою поганую кляузу недавно накатал, будто бы она тебя, сопляка, соблазнить пыталась.
– И напишу! – истерично выкрикнул Николай. – Все прокурору напишу: как вы незаконно вломились ко мне в квартиру, как глумились над моими конституционными правами и угрожали мне физической расправой, как оказывали на меня психологическое воздействие, запугивали меня и оскорбляли с целью унизить мое человеческое достоинство! Я, к вашему сведению, раньше в областной прокуратуре работал, так что все это вам так просто с рук не сойдет! – мстительно пообещал он.
– Водилой ты в прокуратуре работал, но в общей камере, в которую ты из этого кабинета сейчас отправишься, я бы тебе не советовал козырять этим замечательным фактом твоей биографии.
– В какой еще камере?! – опешил Николай.
– В тюремной, разумеется. Твоего дружка Коновалова к нам этапируют через два-три дня, а пока его доставят, посидишь у нас в КПЗ, чтобы служебную машину за тобой лишний раз не гонять, – с усмешкой произнес Сокольский.
Услышав такое объяснение причины его задержания, Пинтюк аж задохнулся от возмущения, но жаловаться на начальника угро ему сейчас было некому.
Как Сокольский и рассчитывал, дважды судимый за грабеж и разбой Олег Коновалов признался в убийстве владельца кафе почти сразу. Перед тем как конвой завел Коновалова в кабинет старшего следователя Василевской, Сокольский устроил ему в коридоре городской прокуратуры небольшой спектакль – провел перед ним закованного в наручники Николая Пинтюка.
– Сдал, сука… – встретившись с ним нос к носу, прошипел ему в лицо Коновалов.
Сокольскому такой мимолетной очной ставки было достаточно, чтобы убедиться в том, что Коновалов и Пинтюк подельники, как он и предполагал. После этой импровизации расколоть рецидивиста Коновалова не представило особого труда. Достаточно было ему сказать, что Пинтюк уже дал явку с повинной и в своих показаниях валит все на него, как Коновалов тут же принялся топить Пинтюка. Василевской осталось только процессуально закрепить его показания, провести «выводку», на которой Коновалов под видеозапись на месте преступления показал, как совершил убийство и ограбление Желябкина.
Из показаний Коновалова выходило, что Николай Пинтюк являлся его соучастником, при этом он не отрицал, что был инициатором ограбления. Неоднократно судимый, он понимал, что сразу может оказаться под подозрением. Поэтому ему понадобился кто-то с положительной репутацией, остро нуждавшийся в деньгах. Николая Пинтюка он нашел по его газетному объявлению о продаже автомобиля «Лада» десятой модели. Чтобы познакомиться с ним, Коновалов сказал ему, что якобы хочет купить у него машину, но Николай оказался чересчур недоверчивым и навел о нем справки. Узнав от своего старшего брата, работавшего в уголовном розыске, что Коновалов ранее судим за грабеж и разбой, Николай не захотел с ним больше иметь никаких дел, но матерый рецидивист нашел к нему особый подход. Не сразу, но ему как-то удалось убедить будущего юриста, что, если объединить его богатый криминальный опыт и юридическую подготовку Николая, они смогут совершить идеальное ограбление, которое невозможно будет раскрыть. Выбрав себе жертву пожирнее, они приступили к тщательной подготовке этого идеального, как они считали, преступления. Чтобы получить информацию о хозяине кафе и его охране из первых рук, Николай Пинтюк завязал знакомство с официанткой, и та по простоте душевной выболтала ему все, что тому было нужно узнать. Идея подставить Андрея Ивасюка пришла в голову Николаю, когда он узнал от официантки, что этот охранник раньше был простым сапожником. Поскольку сразу планировалось применение огнестрельного оружия, Коновалов купил на рынке сапожные гвозди и зарядил ими имевшийся у него обрез охотничьего ружья.
Посчитав, что этого маловато, чтобы подставить Ивасюка, Николай, после того как Коновалов в упор расстрелял спавшего в подсобке хозяина кафе, не поленился на своей машине съездить в поселок, где проживал Ивасюк, и со смартфона Желябкина послал смс-запрос о состоянии его счета, после чего сразу уничтожил эту «симку». Драгоценный же смартфон, стоивший в три раза больше его автомобиля, Николай оставил себе, а поскольку он понимал, что продать такую приметную вещь так просто нельзя, а хранить у себя опасно, то не придумал ничего лучшего, как подарить его старшему брату Игорю. Чтобы тот ничего не заподозрил, он сказал ему, что это якобы китайская подделка. Зачем он так поступил, Николай на допросе так и не смог пояснить и, пока велось следствие, вообще все отрицал. Сам он не убивал, а во время разбоя лишь стоял на «шухере», поэтому надеялся получить условный срок, однако суд приговорил его к одиннадцати годам лишения свободы в исправительной колонии строгого режима. Когда он выслушал свой приговор, с ним прямо в зале суда случилась истерика. Он кричал судье: «Дурачок! Ты хоть понимаешь, сколько мне сидеть?! Я – юрист, я хочу стать следователем прокуратуры! У меня есть такая мечта! А ты мне всю жизнь ломаешь!»
Организатор и исполнитель убийства Олег Коновалов, как особо опасный рецидивист, был приговорен к девятнадцати годам лишения свободы. В своем последнем слове он сказал, что относится к решению суда с пониманием, и часто повторял: мол, не мы такие, жизнь такая, но какого-либо раскаяния не испытывал.
Скотч для ограбления банка
В субботу первого апреля старшему следователю городской прокуратуры Зое Василевской было не до традиционных в этот день шуток и розыгрышей. Вчера сотрудникам прокуратуры представили нового начальника взамен недавно ушедшего на пенсию Михайловского, а новая метла, как известно, по-новому метет. Новый прокурор Щепкин Василий Петрович, собрав в пятницу в конце рабочего дня всех следователей на совещание, сразу заявил, что научит их всех, как надо работать, а тот, кто уходит с работы раньше десяти вечера, не имеет права называть себя следователем. Что касается законных выходных, то, по его прокурорскому мнению, настоящему следователю неприлично об этом даже заикаться, правда, милостиво разрешил приходить на работу в субботу и воскресенье не ровно к девяти, а на час позже.
Хотя Зоя и сама привыкла не считаться с личным временем, как, впрочем, и любой работник правоохранительных органов с ненормированным рабочим днем, и при служебной необходимости задерживалась на работе сколько нужно, но прокурорский наказ работать до десяти вечера, да еще и без выходных, она сочла форменным самодурством. Начальников-самодуров она по жизни терпеть не могла, а десять лет безупречной работы в прокуратуре давали ей внутреннюю свободу послать такого самодура куда подальше. Потому в эту пятницу она демонстративно покинула стены прокуратуры ровно в восемнадцать ноль-ноль, то есть сразу после окончания трудового дня, и еще своего коллегу-приятеля «важняка» Пашку Федорова подбила в пику новому начальнику уйти с работы вовремя. Паша ее дерзость не одобрил, но и прослыть в ее глазах трусом не хотел, поэтому ему пришлось поддержать ее «бунт на корабле».
На этом протестное настроение у Зои не иссякло, и в субботу первого апреля она приплелась на работу аж в двадцать минут одиннадцатого. Сам Щепкин приехал в прокуратуру на служебной «Волге» с личным водителем ровно в десять ноль-ноль и потом еще минут десять встречал неодобрительным взглядом всех, кто появился на работе позже его. Василевскую же он так и не дождался, так что Зоя проскочила в свой кабинет мимо его бдительного ока, но под раздачу все равно попала.
Щеголяя ладно сидевшей на нем прокурорской формой, Щепкин с важным видом обходил с инспекцией кабинеты, проверяя, все ли следователи по его вчерашнему распоряжению вышли в субботу на работу. Зашел он и в кабинет Василевской, как назло, в тот момент, когда она решила освежить лак на ногтях.
– Так вот вы чем в рабочее время занимаетесь! – с места в карьер напустился на нее Щепкин.
Застигнутая врасплох Зоя возьми да и брякни первое, что ей пришло в голову: «А у вас вся спина белая».
– Думаете, как первое апреля, так вам все позволено? – не унимался прокурор. – Вот вчера вы во сколько ушли с работы?
– Как рабочий день закончился, так и ушла, – с вызовом ответила она.
– Это плохо. Вы, очевидно, забыли, что у нас ненормированный рабочий день. Так я вам напомню! – назидательно произнес он и начал ей разъяснять порочность ее ухода с работы раньше десяти вечера.
Зоя, дабы больше не нарываться на неприятности, молча выслушивала его, пока прокурор, закончив наконец ее распекать, не убрался восвояси.
Работать в эту первоапрельскую субботу ей почему-то решительно не хотелось, как, впрочем, и большинству ее коллег, которые занимались сегодня чем угодно, только не своими прямыми служебными обязанностями. Причиной для всеобщего нерабочего настроения стал первоапрельский розыгрыш Щепкина, который теперь бурно обсуждался с комментариями на всех этажах городской прокуратуры.
Дело в том, что новый прокурор, очевидно, достал своими нотациями не только Зою, и какой-то доброжелатель повесил на доске объявлений приказ об увольнении старшего советника юстиции Щепкина Василия Петровича с занимаемой должности в связи с переводом его в Генеральную прокуратуру на вышестоящую должность. Сам Щепкин наткнулся на этот приказ, когда решил проверить пропускной режим во вверенном ему учреждении. Доска для объявлений и приказов висела на первом этаже, как и положено, на самом видном месте, и пройти мимо нее он просто не мог.
Зоя очень сожалела, что пропустила весь этот цирк с розыгрышем. О том, как отреагировал на него прокурор, она узнала во всех пикантных подробностях от заглянувшего к ней на чашку чая старшего следователя Паши Федорова, которому посчастливилось увидеть все своими глазами.
– Представляешь, – давясь от смеха, рассказывал ей Паша, – этот дурак так обрадовался повышению, что тут же кинулся звонить в Генпрокуратуру уточнить, на какую именно должность его назначили. Не знаю, что ему там ответили в Генеральной, но через пять минут он вылетел из своего кабинета, красный как рак, и собственноручно содрал с доски объявлений шуточный приказ, а потом еще долго разорялся, что найдет и покарает неизвестных шутников.
– Круто! – восхитилась она.
– Круто-то круто. Только этот Щепкин и так не подарок, а теперь точно на всех нас взъестся.
– Да ерунда все это, – небрежно отмахнулась Зоя. – Мало мы с тобой на своем веку перевидали разных начальников?
– И то верно, – согласился он. – Но этот придурок, чувствую, нас окончательно доконает. Чего только стоит его распоряжение, чтобы мы работали без выходных. Как будто до него мы тут только и делали, что отдыхали, – ворчливо заметил он.
– Да плюнь ты на это распоряжение, и все, – посоветовала Зоя. – У меня есть анекдот в тему. Собрал начальник весь трудовой коллектив и говорит: «Так, с сегодняшнего дня мы начинаем работать по-новому. Суббота и воскресенье – выходные. Понедельник – отдых от выходных. Вторник – подготовка к работе. Среда – рабочий день. Четверг – отдых от рабочего дня. Пятница – подготовка к выходным»… Возмущенный возглас из зала: «И долго мы так по средам вкалывать будем?»
– Вот бы нашему новому прокурору этот анекдот рассказать. Его бы тогда точно кондрашка хватила, – мечтательно произнес Паша. – Ну, что там с чаем? Или, может, предложишь чего-нибудь покрепче? Ты как-то говорила, что у тебя армянский коньяк в сейфе до сих пор не оприходованный стоит?
– Паша, если прокурор нас поймает сегодня еще и за распитием спиртных напитков в рабочее время, тогда нам точно головы не сносить, – предостерегла она.
– Да ладно тебе, снаряд в одну воронку два раза не падает. Тем более сегодня суббота все-таки, так что время это как бы не совсем и рабочее. И потом, раз нам выходных теперь никто не дает, где же нам еще пить, как не на работе?
– Паша, мне для тебя коньяка, сам понимаешь, не жалко, но составить тебе компанию, увы, не смогу. Извини, мне кто-то звонит. – Она открыла сумочку, пытаясь найти в ней оживший мобильный телефон.
Звонил ей начальник городского угрозыска Сергей Сокольский.
– С первым апреля, Зоя! – поприветствовал он. – Только нам тут в розыске сейчас не до шуток – в Краснооктябрьском районе сегодня банк ограбили. Убита кассирша, а грабитель с деньгами скрылся в неизвестном направлении. Вашему новому прокурору я уже сообщил об этом ограблении, он сказал, чтобы я взял на осмотр места происшествия его лучшего следователя, то бишь тебя. Так что принимай это дело к своему производству, а я за тобой сейчас заеду.
– Это что – первоапрельская шутка? Ну насчет лучшего следователя, – усомнилась Зоя.
– Почему шутка? Я всегда говорил, что ты лучшая, и твоему новому шефу это сказал. Короче, я пообещал ему, что под твоим чутким руководством мы этот разбой обязательно раскроем.
– А он что?
– Предупредил, чтобы его не забыли включить в сводку.
– Ну смотри, Сережа, если ты сосватал мне очередной «глухарь», мой новый начальник меня просто уволит.
– Не уволит, – заверил он. – Все, карета подана, давай с вещами на выход!
– Уже иду, – сказала она.
Папка с бланками протоколов всегда была у Зои под рукой, так что собралась она на выезд за считаные минуты.
Когда Зоя с Сергеем прибыли на место происшествия, там уже работала следственно-оперативная группа райотдела. Милиционер вневедомственной охраны, первым из группы захвата ворвавшийся в банк, рассказал ей, что застал такую картину: связанный по рукам и ногам перепуганный охранник с заклеенным скотчем ртом и не подающая признаков жизни кассирша, которую злоумышленники так обмотали скотчем, что она, видимо, задохнулась в липком коконе. Во всяком случае, когда милиционеры ее размотали, оказывать первую помощь было уже поздно. Наступила ли смерть от побоев (на лице кассирши не было живого места) или асфиксии – покажет вскрытие. Судмедэксперт с дежурным следователем районной прокуратуры уже приступили к осмотру трупа.
Василевскую же сейчас больше интересовал уцелевший охранник, которого по горячим следам уже опросил дежурный опер, передавший ей протокол объяснения незадачливого секьюрити, у которого от пережитого до сих пор тряслись руки и нервно дергался правый глаз.
Со слов Тишкова Геннадия Васильевича, 1972 года рождения, охранника местного отделения банка, в момент нападения он находился возле окошка кассы, которое было закрыто, поскольку кассирша в это время занималась пересчетом денег. Больше никого в банке не было, потому что по субботам клиенты не обслуживались и на работу выходили только кассир с охранником. Двое ворвавшихся грабителей были в масках и вооружены пистолетами, поэтому Тишков, опасаясь за свою жизнь, не стал оказывать им сопротивления и молча дал связать себя скотчем. Налетчики заклеили ему скотчем и рот, чтобы он не смог предупредить кассиршу, которую они стали поджидать под дверью. Когда ничего не подозревавшая женщина вышла из небольшого помещения кассы, грабители напали на нее, жестоко избили за то, что та пыталась позвать кого-нибудь на помощь, и, связывая ее, потратили на нее весь оставшийся у них рулон скотча. После того как грабители покинули банк через черный ход, Тишкову удалось связанным доползти до стола, под которым была тревожная кнопка, и он носом как-то исхитрился ее нажать.
– Ну что, вполне правдоподобное объяснение, – сказала Зоя Сокольскому, ознакомившись с протоколом объяснения Тишкова.
Сокольский и сам понимал, что винить перепуганного насмерть охранника в том, что тот не стал геройствовать под дулом пистолета, нельзя.
– Зоя, тебе не кажется странным, что кассиршу грабители замордовали до смерти, а охранник отделался лишь легким испугом? При разбойном нападении охранников, как правило, убивают в первую очередь, а на этом здоровяке ни царапины, – отозвав ее в сторонку, заметил Сокольский.
– Ну, этому секьюрити сегодня просто больше повезло. А то, что бандиты на него меньше скотча потратили, чем на кассиршу, еще не повод его в чем-то подозревать, хотя я согласна с тобой, все это выглядит очень подозрительно.
– Вот и я о том же. Короче, задерживать его надо по-любому.
– Сергей, ты же не хуже меня знаешь, что на данный момент законных оснований для его задержания у нас нет, – сказала она.
Возразить на это Сокольскому было нечего. Какие бы дружеские отношения его ни связывали с Василевской, он не имел права требовать от нее хоть на шаг отступить от УПК – настольной книги для любого следователя. В Уголовно-процессуальном кодексе четко оговорен перечень оснований для задержания лица, подозреваемого в совершении преступления: когда это лицо застигнуто при совершении преступления или же непосредственно после его совершения; когда очевидцы, в том числе и потерпевшие, прямо укажут на данное лицо, что именно оно совершило преступление; когда на подозреваемом или его одежде, при нем или в его жилье будут выявлены явные следы преступления. Тишков же не был даже подозреваемым, он не пытался убежать с места преступления, его личность была установлена, и он имел постоянное место жительства, то есть не было ни малейшего повода задержать его хотя бы на три часа. И в то же время Сокольский был уверен, что отпускать его просто так нельзя.
Зоя разделяла его подозрения и потому не стала возражать против доставки Тишкова в райотдел, где его можно будет дактилоскопировать и пробить по милицейским базам.
К предложению старшего следователя городской прокуратуры по особо важным делам Василевской проехать с ней для дачи свидетельских показаний в ближайший райотдел милиции Тишков отнесся настороженно, но его согласия никто особо и не спрашивал.
– Я же дал уже показания вашему коллеге, что вы еще от меня хотите? – стал возмущаться он.
– В райотделе все узнаешь, – тоном, не предвещающим ничего хорошего, пообещал Сокольский, после чего надел на вздумавшего было упираться охранника наручники в положении руки за спиной и бесцеремонно затолкал его на заднее сиденье своей служебной машины.
– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – сказала Зоя, слегка опешившая от столь решительных действий Сокольского.
– Я пообещал твоему начальнику раскрыть этот разбой и сейчас именно этим и занимаюсь, – ответил он. – Садись, поехали!
Зое, ставшей невольной свидетельницей незаконного задержания потерпевшего охранника, оставалось надеяться только на то, что Сокольский не ошибся в своих подозрениях и Тишков действительно окажется соучастником преступления, тогда действия начальника угрозыска будут совершенно законными.
В райотделе Тишкову первым делом откатали пальцы, и выяснилось, что он уже имел проблемы с законом – был осужден сроком на пять лет за грабеж. Для допроса ранее судимого Тишкова Василевской с Сокольским выделили кабинет начальника уголовного розыска райотдела майора Ищенко. Сам Ищенко, чтобы им не мешать, собрал на вечернюю оперативку розыскников в кабинете своего зама.
– Ну и как тебя с такой «геройской» биографией взяли на работу в банк, да еще охранником? – поинтересовался у него Сокольский.
– А что тут такого? Моя судимость уже погашена, вот я и не сказал в отделе кадров, что был раньше судим. А вы хотели бы, чтобы я с этим клеймом всю жизнь теперь ходил?
– Лучше, чтобы вас, гопников, вообще не рожали. Но это так, лирическое отступление. Вернемся к нашим баранам. Как давно ты работаешь в этом банке?
– Да месяца три уже. И со стороны руководства никаких нареканий в мой адрес не было. На работу не опаздывал, службу нес исправно. А вот под пули лезть – на это я не подписывался. За мою-то зарплату! У меня ведь и оружия не было, только резиновая дубинка да газовый баллончик, много с таким арсеналом против двух вооруженных «пушками» бандитов не навоюешь.
– Тут вопрос в том, а был ли мальчик? Видеокамеры в вашем отделении банка почему-то не установлены, и о том, что на тебя напали двое грабителей в масках, да еще вооруженные пистолетами, мы знаем пока только с твоих слов. Только ты вот не та личность, чтобы тебе можно было верить на слово. Согласен? – задал риторический вопрос Сокольский.
Зоя в эту, можно сказать, задушевную беседу пока не вмешивалась. Официально она допрос еще не начинала и сейчас просто наблюдала, как на ее глазах Сергей профессионально «колет» охранника, оказавшегося на поверку весьма сомнительной личностью. А в том, что Сокольский выведет бывшего гопника на чистую воду, если тот действительно в чем-то замешан, она не сомневалась.
Но тут зазвонил телефон внутренней связи, Зоя сняла трубку, и оперативный дежурный райотдела «обрадовал»: только что в райотдел прибыл прокурор города Щепкин.
– Сейчас подойду, – ответила она дежурному.
– Что там еще случилось? – поинтересовался Сокольский.
– Щепкин в райотделе, легок на помине…
– Если он насчет сводки на раскрытие, скажи, что будет ему сводка.
– Уж постарайся, – попросила она.
– Легко! Да, Тишков?
– А что Тишков? – проводив Василевскую встревоженным взглядом, осторожно спросил он.
Ответа Сокольского Зоя уже не слышала. Сейчас ее ожидал малоприятный, как она полагала, разговор с прокурором, и нехорошие предчувствия ее, конечно же, не обманули.
– Младший советник юстиции Василевская, вы что это себе позволяете?! – напустился на нее Щепкин, как только она зашла в дежурную часть. – Потрудитесь объяснить, на каком основании вами задержан сотрудник банка Тишков Геннадий Васильевич? – потрясая перед ней «Книгой доставленных», грозно вопрошал он.
– Для установления личности и проверки его на причастность к ограблению банка, – стараясь держать себя в руках, ответила она.
– Вы что, Василевская, за дурака меня тут держите? Какое еще установление личности, если этот Тишков – сотрудник банка, пострадавший при исполнении служебных обязанностей? Что ее устанавливать? Или, может, вы просто решили повесить это преступление на первого встречного, чтобы побыстрее, как это за вами водиться, уйти с работы?
– Не все так просто с этим Тишковым, – сохраняя спокойствие, что удавалось ей с трудом, ответила Зоя.
– Это вы в объяснительной на мое имя потом все подробно изложите. А сейчас немедленно освободите потерпевшего, содержание которого в управлении внутренних дел более трех часов считаю незаконным, – потребовал прокурор. – Где он, кстати?
– С ним работают, – ответила она.
– Вы что, не поняли вопроса? Тогда повторю, если у вас проблемы со слухом, – где сейчас находится Тишков?
– Ну где-где? В подвале для пыток, конечно, где же еще, – усмехнулась она.
– Это, надеюсь, у вас первоапрельская шутка такая, «важняк» Василевская? Пока еще «важняк»… – многозначительно произнес прокурор.
Зоя, понимая, что терять ей все равно уже нечего, не удостоила его ответом. Сейчас главное – не мешать Сокольскому, он что-нибудь из Тишкова да вытрясет, и если ему удастся расколоть этого мутного охранника, пока она тут пикируется с прокурором, то победителей не судят.
– Ладно, я вижу, с вами говорить о чем-то бесполезно, – резюмировал прокурор. – Где начальник вашего райотдела? – обратился он к дежурному. – Надеюсь, рабочий день у него еще не закончился?
– Начальник на месте. Пригласить его в дежурку?
– Не нужно. Я сам его найду. На каком этаже его кабинет?
– На втором.
Прокурор, бросив на Василевскую уничижительный взгляд, направился к начальнику райотдела. Зоя решила подождать, как будут дальше развиваться события, в дежурной части. Не прошло и пяти минут, как в дежурку с небес на землю спустился раскрасневшийся начальник райотдела Пунцов. Он был при полном параде в полковничьей форме. Из-под криво надетой на голову фуражки у него стекали капли пота. Смахнув пот, он обратился к Василевской.
– Что же вы, Зоя Юрьевна, так подставили меня перед прокурором с этим охранником? – укоризненно покачал он головой.
– Да никого я не подставляла. Просто нашему прокурору вожжа под хвост попала, вот он и фонтанирует, – спокойно ответила она.
– Где задержанный?
– В кабинете вашего начальника розыска. С ним там сейчас Сокольский беседует, – предупредила она.
– Разберусь, – без особой уверенности произнес Пунцов и, тяжело вздохнув, поплелся на пятый этаж уголовного розыска.
Практически во всех райотделах, где Зоя была, угрозыск традиционно располагался на верхнем этаже, очевидно, чтобы там поменьше шлялись посторонние и не мешали розыскникам работать. И ей любопытно было посмотреть, как полковник Пунцов, во исполнение поручения прокурора, собирался помешать начальнику городского угрозыска подполковнику Сокольскому. Оказалось, что не одна она такая любопытная. В коридоре на этаже розыска собралось немало желающих узнать, чем все это закончится. Затаив дыхание, все прислушивались к разыгрывавшейся в кабинете начальника розыска сцене, благо дверь в кабинет была полуоткрыта.
– А я тебе говорю, отведи его в дежурку! – увещевал полковник Пунцов подполковника Сокольского.
– Я, по-моему, вам русским языком уже сказал: никого никуда не поведу, и вообще выйдите из кабинета и не мешайте работать, – спокойным голосом отвечал Сокольский.
– Что-о?! – взревел Пунцов. – Да как ты смеешь, подполковник, так разговаривать со старшим по званию!
– Не ори, полковник, ты мне не начальник, – отрезал Сокольский.
– Ты что, не понял, подполковник? Прокурор города приказал немедленно отпустить задержанного!
– За это не переживай. Прокурора я уведомлю о задержании Тишкова по подозрению в ограблении банка в установленные законом сроки. А тебя я по-человечески прошу: не мешай работать. Или мне начальнику Управления нужно звонить, чтобы он тебе более популярно все объяснил?
Полковнику Пунцову, лично убедившемуся, что начальник УУР ему не по зубам, ничего не оставалось, как ретироваться. Как только он покинул этаж розыска, Зоя заглянула к Сокольскому.
– Ну ты его и отшил! Он мне тоже, конечно, не начальник, но я бы так не смогла, – призналась она. – Сережа, только я тебя прошу, ты хоть с прокурором будь немного повежливее. С тебя-то как с гуся вода, а на мне он отыграется.
– Не беспокойся. С ним у тебя не будет никаких проблем. А за то, что мы с тобой задержали этого клоуна, – кивнул он на вжавшего голову в плечи охранника, – прокурор должен будет тебе премию выписать.
– А что, преступление уже раскрыто?
– А как же! Пока ты с прокурором сражалась, а я с этим гопником вел задушевные разговоры, мои опера прошлись по его связям. Далеко ходить не пришлось – у него, оказывается, еще младший братец имеется. Недавно только из армии вернулся. Когда опера приехали к нему домой, свет в его квартире горел, значит, дома кто-то есть. Позвонили в дверь, на звонок никто им не открыл. Опера ломиться в квартиру не стали, один остался у двери, а остальные заняли позицию под окнами – второй этаж все-таки, если клиент вздумает бежать, то только через окно. Так и случилось. Младший братец этого гопника сначала выбросил из окна спортивную сумку, набитую деньгами, а потом спрыгнул сам, но неудачно – сломал ногу, так что операм даже бегать за ним не пришлось. Деньги в сумке оказались в банковской упаковке того же банка, что эти придурки сегодня ограбили. Вот, в принципе, и вся криминальная история. А подробности тебе наш герой сейчас под протокол все расскажет. Так, Гена? – обратился он к поникшему охраннику.
– Явку с повинной примете? – спросил тот.
– Валяй, – махнул рукой Сокольский.
Пока Тишков-старший корпел над чистосердечным признанием, городские опера доставили в дежурную часть его младшего брата. Прокурор с начальником райотдела, решившие пропустить по сто грамм за «начальника угро Сокольского», которого Щепкин грозился если не посадить, то хотя бы снять с должности, чуть не подавились водкой, когда дежурный им сообщил, что задержан еще один Тишков, причем опера городского угрозыска доставили его со сломанной ногой.
– Да что ж они творят, эти розыскники?! – задохнулся от возмущения Щепкин.
– А что вы хотите от этих «орлов» Сокольского? Какой у них начальник, такие и подчиненные – беспредельщики, – бросил Пунцов еще один камень в огород Сокольского.
– Ничего, он у меня теперь за все ответит! Прокурора, понимаешь ли, он ни в грош не ставит! – не на шутку разошелся Щепкин, и оба, горя праведным гневом против дерзкого нарушителя законности Сокольского, рванули в дежурную часть, где их ждало небольшое разочарование: Тишков-младший к их прибытию уже заканчивал сочинять свое чистосердечное признание.
Прокурор, ознакомившись с его признанием в ограблении банка и убийстве кассирши, которые он совершил вместе со своим старшим братом Геннадием Тишковым, только развел руками. Обвинить Сокольского и Василевскую в том, что они незаконно задержали охранника банка, теперь, по понятным причинам, уже нельзя. Наоборот, для Щепкина стало приятным сюрпризом, что не успел он вступить в должность прокурора города, как под его чутким руководством городская прокуратура сумела раскрыть ограбление банка фактически по горячим следам. Щепкин лично проследил, чтобы в сводке отметили его руководящую роль в этом раскрытии, после чего начальник райотдела Пунцов пригласил его к себе в кабинет отметить столь удачно закончившийся день.
Для Василевской с Сокольским рабочий день, однако, еще не закончился. Зоя провела допрос обоих братьев сначала по отдельности, потом устроила между ними очную ставку, на которой были расставлены все точки над «i».
Тишков-старший, устроившийся охранником в банк, два месяца изучал банковские помещения, сигнализацию всех черных входов и выходов. Он рассчитал лучшее время для ограбления – в субботу, когда в отделении работала всего лишь одна кассирша, которую при ограблении он не собирался оставлять в живых, поскольку она могла его опознать даже в маске. Сам он провернуть такую операцию не мог, поэтому взял на дело своего младшего брата, недавно вернувшегося из армии и остро нуждавшегося в деньгах.
Ограбление прошло точно по разработанному плану, только вот со скотчем они немного не рассчитали. Вдвоем они закатывали в скотч кассиршу, на которую и израсходовали почти весь рулон, хотя по идее налетчики должны были бы связать охранника сильнее, чем женщину, не способную оказать им какое-либо сопротивление. На очной ставке оба сожалели, что не догадались взять с собой два рулона скотча, чтобы хватило и на Тишкова-старшего. Если бы Тишков-младший так же упаковал своего старшего брата, как кассиршу, оставив, естественно, ему щелку, чтобы тот мог дышать, то никто бы не заподозрил их в инсценировке.
Василевская же с Сокольским лишний раз убедились в том, что даже при идеально подготовленном преступлении предусмотреть абсолютно все преступники не могут и прокалываются обычно на мелочах. Для наших горе-героев такой мелочью стали какие-то метры скотча.
Закрепив их показания на допросах, Зоя с чистой совестью вынесла постановление об их аресте по обвинению в убийстве кассира и ограблении банка, а изъятую у Тишкова-младшего спортивную сумку с банковскими деньгами, как главный вещдок, приобщила к делу. И только когда братьев-разбойников увезли в СИЗО, Зоя с Сергеем позволили себе расслабиться и приняли приглашение начальника районного угрозыска майора Ищенко отметить раскрытие «ограбления века». Краснооктябрьский райотдел был для Сокольского с Василевской почти родным. Лет десять назад они вместе здесь работали, а Ищенко они помнили еще молодым опером. Их тоже многие розыскники знали еще по совместной работе в райотделе, так что на вечер воспоминаний подтянулись все свои.
Ищенко расставил на столе одноразовые стаканчики, Зоя, как единственная дама в их мужском коллективе, взяла на себя сервировку стола, соорудив из того, что принесли из своих запасов розыскники, вполне приличные бутерброды. Когда все наконец расселись, Ищенко выставил на стол традиционную бутылку водки, а специально для Зои районные опера где-то разжились бутылкой ее любимого мартини. Не успел он разлить по стаканчикам водку, а Зое – вино и открыть рот, чтобы произнести первый тост, как дверь в его кабинет резко распахнулась и на пороге возник прокурор города собственной персоной.
– Зоя Юрьевна, а вы что делаете в этой веселой, как я понял, компании? – окинув недоброжелательным взглядом всю честную компанию, строго спросил он.
Зоя от растерянности не нашлась что ответить, но чисто рефлекторно успела спрятать свой стаканчик с вином под стол. В том, что розыскники устроили в райотделе пьянку, ничего из ряда вон выходящего не было, и неожиданное появление прокурора оперов не очень-то смутило, но бутылки со стола они все же убрали. А вот ее присутствие на этом застолье как представителя органа, надзирающего за милицией, было, мягко говоря, не совсем уместным, во всяком случае с точки зрения застывшего на пороге прокурора, но у него все же хватило такта удержаться от замечания в присутствии оперативников.
– Я, собственно, чего зашел. Я в прокуратуру сейчас еду, могу вас подвезти, – предложил он.
– Спасибо, Василий Петрович, не нужно. На сегодня я все следственные действия закончила, так что мой рабочий день уже закончился. И прошел он, как вы знаете, весьма плодотворно, – сочла нужным напомнить она.
– Да, следователь вы действительно неплохой, – вынужден был признать он. – Вас можно на минутку?
– Да, конечно. Сейчас выйду, – сказала она, но не смогла встать, поскольку ее рука зависла под столом с полным стаканом вина.
Прокурор же терпеливо ждал, когда она выйдет из-за стола. Ситуация была дурацкой. Не могла же она сказать прокурору, чтобы тот ожидал ее за дверью. Затянувшаяся немая пауза становилась невыносимой, и тут положение спас, как он думал, хозяин кабинета.
– Идите, я подержу, – сказал он, перехватывая у нее под столом наполненный до краев стаканчик.
Проделать это вслепую у него не очень получилось, и часть вина пролилась ей на юбку. От неожиданности Зоя взвизгнула, и прокурору осталось только догадываться, что за странные манипуляции она проделывает под столом с сидящим рядом с ней оперативником.
– Ну, знаете, это уже выходит за все рамки приличия! – буркнул он и, хлопнув дверью, вышел.
Не в силах больше сдерживаться, оперативники разразились безудержным хохотом. Представив себе, как сейчас злится прокурор, который их громогласное веселье явно принял на свой счет, Зоя от души посмеялась над этим надутым индюком. Что и говорить, День дурака, отмечаемый во всем мире первого апреля, сегодня удался на славу. А что делать завтра, она подумает об этом завтра, как говаривала ее любимая книжная героиня Скарлетт О’Хара.
Кровавая подсказка
Понедельник, как известно, день тяжелый. «Рай – это любое место на Земле, где нет будильников, понедельников и начальников», – сладко потянувшись в постели, подумала старший следователь прокуратуры Зоя Василевская, разбуженная назойливым попискиванием электронного будильника, заведенного на семь утра. За окном весело чирикали воробьи, дождавшиеся наконец настоящей весны, наступившей в этом году в апреле, но вставать ей решительно не хотелось, и она с удовольствием поспала бы еще часик-полтора. Но опаздывать на работу нельзя. Ее начальство (в лице недавно назначенного прокурора города Щепкина Василия Петровича) не колышет, что она работала без выходных и в воскресенье задержалась в прокуратуре до полдвенадцатого ночи, чтобы закончить обвинительное заключение по ограблению банка, которое непременно нужно было сдать в понедельник. Щепкин же считал, что следователи должны дневать и ночевать на рабочем месте, поскольку у них ненормированный рабочий день.
Вспомнив с утра пораньше про доставшего уже всех Щепкина, Зоя проснулась окончательно. За час она успела принять душ, причесаться, накраситься и позавтракать. На работу она приехала даже на пятнадцать минут раньше, но никто этого, разумеется, не оценил. Включив компьютер, она стала перечитывать свое обвинительное заключение по делу об убийстве кассирши при ограблении банка, изобилующее страшными подробностями, как преступники лишали свою жертву жизни, сначала избив ее до полусмерти, а потом специально так замотали ее скотчем, чтобы она задохнулась в этом липком коконе.
На секунду представив себя на ее месте, Зоя внутренне содрогнулась, хотя обычно воспринимала текст «обвиниловки» с профессиональным хладнокровием, как перечень доказательств вины подследственного со ссылками на заключения экспертов. Если переживать каждое уголовное дело как собственное горе, так и до нервного срыва недалеко. Поэтому у сотрудников милиции, прокуратуры, судмедэкспертов при выезде на очередное кровавое происшествие вырабатывается защитная реакция на все те ужасы, с которыми им приходится сталкиваться чуть ли не каждый день. И самая сильная защитная реакция – это так называемый «черный юмор» в ситуациях, когда, казалось бы, не до смеха. И если они над чем-то смеются на месте происшествия, то смеются не над чужим горем, а в первую очередь над самими собой. Больше всего перлов Зоя наслышалась от судебного медика с подходящей для его профессии фамилией Печеночкин, типа: «при сильном надавливании на грудную клетку изо рта трупа нюхается запах водки». Или при осмотре трупа со следами гнилостного разложения он Зое с абсолютно серьезным видом как-то продиктовал: «Кожные покровы грязно-серые, с выраженной гнилостной венозной сетью, дыхание и сердцебиение отсутствуют».
Осмотр трупа обычно проходит так: судмедэксперт его осматривает, ощупывает, ворочает, замеряет ректальную температуру, а стоящий рядом с ним следователь прокуратуры заносит с его слов результаты осмотра в протокол, и следователь Василевская, особенно по молодости, тоже не раз давала повод посмеяться над собой. Так в протоколе она как-то написала: «После первичного осмотра на месте происшествия труп отправился в областной морг…», а однажды по невнимательности указала в сопроводиловке: «Направляется на вскрытие труп гражданина Пупкина, проживающего по адресу…», что Печеночкин потом припоминал ей при каждом удобном случае.
Распечатав обвинительное заключение, Зоя начала прошивать уголовное дело для передачи в суд. За этим кропотливым занятием (нужно все листы прошить прочной нитью, концы которой вывести на оборотную сторону последнего листа) ее и застал заглянувший к ней на чашку чая ее коллега «важняк» Пашка Федоров.
– Привет, Зоя! У тебя попить что-нибудь не найдется? – не обращая внимания на ее занятость, спросил он.
– Извини, Паш, мне сейчас некогда чаи с тобой гонять. Если сегодня дело в суд не передам, Щепкин меня просто убьет, – посетовала Зоя, продевая суровую нить в игольное ушко. – А ты чего такой взъерошенный? Что, опять шефу под горячую руку попал?
– Типа того, – уныло ответил он.
– Орал? – участливо поинтересовалась она.
– Анал!
– Ну, не расстраивайся так, с кем не бывает… А в следующий раз, ну, когда тебя к начальству на ковер вызовут, ты вазелин с собой бери.
– Да пошли они все к черту, эти долбаные начальники! – в сердцах бросил он. – Надоело все, скорей бы уже на пенсию…
– И что ты на пенсии делать-то будешь?
– А ничего. Куплю себе кресло-качалку и первые полгода буду просто в нем сидеть, – мечтательно произнес он.
– А потом? – лукаво поинтересовалась она.
– А потом… А потом начну раскачиваться! – немного подумав, сказал он.
В ответ Зоя прыснула от смеха, и Паша тоже от души посмеялся над собой. От прежнего уныния не осталось и следа, и перед тем как уйти, он поделился с Зоей очередным милицейским ляпом.
– Сейчас проверял отказной материал по одному бомжу, так участковый в своем рапорте написал: «Телесные повреждения такой-то сякой-то получил по месту жительства на помойке».
– Да уж, с этими отказными не соскучишься, – согласилась Зоя.
Когда она сама работала в милиции инспектором по делам несовершеннолетних, по райотделу ходила легенда о том, как старший участковый Павел Михайлович Агеев лихо списал материал о пропаже муфлона из зоопарка. Дело было в том, что на его «земле» находился один очень беспокойный объект под названием «Зоопарк». С этим зоопарком неприятности случались и раньше, но Агееву все как-то сходило с рук. Не считать же серьезным преступлением пропажу попугая, пусть даже и говорящего? Обиднее всего то, что прокололся он на каком-то дурацком муфлоне. Он и знать-то не знал, что это за живность такая, муфлон, подумал, что очередная птица заморская (орел, скорее всего), кто ж знал, что этот орел, зараза, окажется впоследствии вонючим бараном. Увели муфлона сами же сторожа зоопарка: были майские праздники, зарплату, как водится, вовремя не дали, вот и порадовали они себя шашлычками. Какая сволочь брякнула, что, мол, улетел этот муфлон, Агеев, как ни напрягался, вспомнить не смог, может, спьяну и сам придумал, но в отказном материале он уверенно напечатал: «В возбуждении уголовного дела по факту пропажи муфлона отказать из-за отсутствия состава и события преступления. Проведенным расследованием установлено, что зоотехник зоопарка Рябоконь В. С. вовремя не подрезал муфлону крылья, вследствие чего тот улетел вместе со стаей пролетающих в это время над зоопарком диких гусей (показания свидетелей прилагаются)». Все эти объяснения Агеев состряпал у себя в кабинете левой рукой и, довольный проведенным в кратчайшие сроки расследованием, подсунул материал на подпись начальнику райотдела. Тот подписал не читая, есть дела и поважнее, чем розыск какого-то муфлона, и все прошло бы нормально (и не такие отказные материалы липовали), но в конце месяца прокурора района угораздило затеять проверку, и дело о муфлоне ему попалось первым.
Скандал разразился грандиозный. Прокурору прям вожжа под хвост попала: он рвал и метал, топал ногами, а самого майора обзывал муфлоном, вменяя ему служебный подлог и соучастие в хищении баранины. Все обошлось, конечно, но в прокуратуре еще долго припоминали незадачливому участковому этот шедевр милицейского крючкотворства…
Читать бесплатно другие книги:
