Боруэлла Евдокимова Наталья

5. Автопортрет

Борька потянулся за очередной конфетой. Петька, вовсю уплетавший вишнёвое варенье, укоризненно посмотрел на него. Борька выпятил нижнюю губу и уверенно потянулся к вазочке снова. Внезапно Петька не очень сильно, но многозначительно хлопнул Борьку по руке. Борька надулся и скрестил руки на груди.

— Пусть мальчик кушает на здоровье, — заступилась за Борьку бабушка. — Пусть сил набирается.

— Сил не надо, — заверил Петька. — Пусть лучше ума набирается. Это ему нужнее.

Борька погрозил кулаком, в котором уже была зажата конфета. Петька приторно улыбнулся.

Из соседней комнаты с кипой бумаг в руках вышел Виктор — тот самый человек, который дал мальчишкам Тетрадь. Он бережно положил бумаги на ковёр и с сомнением посмотрел на них.

— Всё это я нашёл на чердаке вместе с тетрадью. Но есть ли здесь автопортрет… — сказал он задумчиво и почесал затылок.

— А если самим нарисовать? — загорелся вдруг Петька.

Борька постучал кулаком, в котором всё так же была зажата конфета, по голове.

Петька развёл руками:

— Да я просто предложил, нет так нет… Хотя прислушиваться к мнению пожирателя конфет недостойно…

— Вот что, ребята, — оборвал его Виктор. — Давайте-ка приземляйтесь сюда, будем искать вместе.

— Витя, пусть мальчики чаёк попьют сначала, — возразила бабушка. — Не торопи их.

Петька моментально перебрался на пол. Борька нехотя последовал его примеру. Бабушка пыталась возразить, но Петька мотивировал свой отказ тем, что трёх чашек вполне достаточно.

— Кстати, как вам Тетрадь? — поинтересовался Виктор.

Мальчики заулыбались и… замолчали. Собственно, никто из них не был критиком. А говорить о том, что им очень понравилось, что, честное слово, очень, это так здорово — не хотелось. Говорить о том, что странный и тихий мальчик Ясик напоминает им бурную рыжую девчонку Боруэллу — не хотелось тоже. И о догадках, от которых становилось немного не по себе — что всё так и было на самом деле. И о мечтах о своих мирах и пространствах…

— Так как? — снова спросил Виктор.

— Ну мы же пришли за продолжением, — серьёзно ответил Борька.

Какое-то время все молча слушали, как тикают большие старые часы. Бабушка, которая немного прислушивалась к разговору, спохватилась и стала убирать со стола. Петька, скрестив по-турецки ноги и подперев кулаком подбородок, свободной рукой молча перекладывал бумаги.

— А вашего прадедушку действительно звали Артёмом? — невнятно пробубнил Петька. Собственно, он в этом и не сомневался, но надо же было прервать непонятную паузу…

Виктор покачал головой. Петька посмотрел на него, недоверчиво сморщив нос и прищурившись.

— Прадедушку, — немного поучительно сказал Виктор. — Звали Ярославом. Собственно, все называли его Ясиком.

И снова стало слышно, как тикают часы. Спокойно, размерено и, похоже, безразлично…

— Вот это да… — прошептал Борька, и, оглядываясь на бабушку, осторожно спросил:

— А он давно… умер?

— Он не умер, — сказал Виктор. Глаза мальчишек округлились. — Вернее, мы не знаем, что с ним случилось. Он прожил до восьмидесяти трёх лет, а потом пропал без вести.

— В войну… — понимающе кивнул Петька.

— Да нет, — возразил Виктор. — Много позже. Говорили, в последние дни к нему приходил какой-то мальчик…

— Вы нам сказки рассказываете! — недоверчиво воскликнул Петька.

— С такими вещами не шутят, — категорично сказал Виктор. — Давайте уже бумаги перебирать, что ли.

Автопортрета среди бумаг, фотографий и документов не оказалось. После того, как всё было просмотрено в третий раз, Виктор сказал с досадой:

— Похоже, ничего мы не найдём.

Борька его не слушал. Он продолжал заворожено прислушиваться, как тикают настенные часы. И сам не заметил, как звуки сначала изменились, а после сложились в слова. «Знаю, знаю, знаю… Могу рассказать» — шептали часы.

— Я думаю, нам не нужен автопортрет, — решительно сказал Борька. — Можно, мы будем приходить и работать в этой комнате?

— Уже не нужен? — оживился Петька. — Это ещё почему?

Борька задумался. В самом деле, не говорить же взрослым людям, что они придут слушать настенные часы! Они и так достаточно долго, запинаясь, пытались объяснить, зачем им нужен автопортрет… И неизвестно, чем бы это закончилось, если бы Петька не догадался загадочным голосом заявить, что «мы не хотели говорить, но вообще-то это тайна». Борька хмуро глянул на Петьку, тяжело вздохнул и сказал Виктору:

— Нужно изучить всё, что связано с вашим прадедушкой. Внимательно просмотреть все бумаги, кое-что переписать. На это нужно время, а брать с собой их не хочется. Мало ли что!

— Ты уверен, что это поможет в поисках Тетради? — спросил Виктор.

Борька кивнул.

— Если можно, мы придём завтра, после уроков. Часа в три где-то.

— Да, да, приходите, — сказал Виктор. — Меня в это время не будет, но мама будет дома, так что…

— Напою, накормлю, обогрею! — весело заявила бабушка. — Пусть приходят.

— Что-то я не понял… — озабоченно сказал Петька по дороге домой.

— Конфет есть надо было больше, — важно заявил Борька.

Вечером, перед самым сном, Борька, ни с того ни с сего, решил позвонить Эльке. Случайно. Ну — случайно подошёл к телефону, случайно набрал Анин номер. Элька была измученная (видимо, детьми) и сонная. Но Борьке обрадовалась, и даже ни разу не вспомнила о «перепревращении» (может, и не вспомнит больше никогда, с надеждой подумал Борька).

И, наверное, так же случайно, к телефону подошли Борькины мама и папа. По очереди говорили, смеялись вместе, и было Борьке почему-то так легко, как будто… как будто снова начались летние каникулы. И хотелось, чтобы так было всегда. И ещё хотелось летать — хотя бы во сне.

6. Тетради бывают разные

День был тихим. Повторять тренировки в школе пока что не хотелось. Применить необычные свойства пришлось только раз — когда Борьку вызвали к доске. Естественно, времена нынче пошли — не для выполнения домашних заданий! Петька быстро сообразил и стал подсказывать Борьке прямо на ухо. Борька повторял услышанное и благодарно подмигивал сразу двумя глазами.

Последнего урока не было — заболела учительница алгебры, а замену не нашли.

— Всё-таки надо было тренироваться осторожней, — сказал Борька по дороге. — Это она после вчерашнего отойти не может.

— Да ладно тебе! — сказал Петька. — Тоже мне, праведник нашёлся. Подумаешь, повеселились чуть-чуть.

— Вот тебе и чуть-чуть.

Петька ничего не ответил, только показал язык.

— Лучше веселиться осторожней, — предложил Борька. — Ты обещал с папой поговорить, как нам способности использовать. Поговорил?

— Поздно было. Сегодня вечером поговорю. Если бы я в такое время научный разговор завёл, папа знаешь как удивился бы?

— А что такого-то?

Петька неопределённо махнул рукой:

— Не понять тебе загадочной души взрослых!

«…Мама очень удивлялась тому, что на мне стал появляться загар. Больше всего её беспокоило то обстоятельство, что к зиме он стал усиливаться. И выгоревшие волосы… Наверное, она смогла бы сделать правильные выводы, если бы Ясик выглядел так же. Но загар к нему приставал плохо.

— Я не солнечный, я — лунный, — сказал он мне однажды.

Как мог, я успокаивал маму, но она видела причиной моего загара какую-то загадочную болезнь. Волновалась, пила валерьянку. И успокоилась, лишь сводив меня к врачу. Мне назначили обследование, и окончательный диагноз был следующим:

— Совершенно здоровый ребёнок. А на счёт загара вы, мамочка, не волнуйтесь. Может, мальчику просто есть где загорать?

И почти каждый день мы бродили по своим солнечным мирам, где людям нужно было говорить правильные вещи. Где нужно было помогать и подсказывать.

А ещё там было солнце и море. Если шёл дождь, то он был тёплым. Если нам встречались незнакомые люди, то они улыбались. Там все знали Ясика, и всегда называли его по имени. И, что самое удивительное, все люди в наших солнечных мирах знали меня…

Однажды к нам подошёл серьёзный пожилой мужчина.

— Давно не виделись, Ясик, — сказал он. — Здравствуй.

Ясик поздоровался, а мужчина внимательно посмотрел на меня… и улыбнулся.

— Нашёл, значит, — сказал он Ясику.

— Нашёл… — тихо сказал Ясик.

— Дед Фёдор, — представился он мне и протянул руку. — Очень рад встрече, Артём.

А вчера в одном из миров я встретил свою собаку. Нет, она была не совсем моей — шла рядом с женщиной. Но эта их удивительная внешняя схожесть… Собака, увидев меня, вовсю завиляла хвостом и радостно затявкала. Подбежав, она остановилась и показала пантомиму «собака — лучший друг человека». Моя школа!

Но иногда Ясик уходил сам.

— Тебе туда пока нельзя, — говорил он. — Для тебя это ещё слишком далеко…

Я не обижался».

Бумаги, которые якобы должны были изучать мальчишки, лежали на столе нетронутыми. Петька слушал часы и записывал продолжение Тетради, а Борька делал домашнюю работу. Они договорились, что через какое-то время поменяются — Борька будет записывать продолжение Тетради, а Петька будет списывать то, что нарешал Борька. Так будет справедливо, подумали они.

Часы оказались на редкость дотошными. Они медленно диктовали текст и, если Петька допускал ошибку, сварливо ворчали. А один раз так разволновались («Как можно в таком простом слове допустить ошибку! Кому я доверяю такой бесценный текст…»), что совсем не вовремя пробили куранты. Бабушка, которая смотрела телевизор в соседней комнате, испугалась и пришла посмотреть, что случилось. Поднялась на цыпочках, критически осмотрела часы и, не найдя ничего подозрительного, спросила:

— Часы били?

— Неа! — невозмутимо сказал Петька.

Борька гневно посмотрел на него и сказал:

— Били. Бабушка, это я. Нечаянно. Я больше не буду.

Бабушку такой ответ вполне устроил. Она улыбнулась:

— Ничего страшного, Боренька. А то я подумала, что сломались.

«Вы нас до инфаркта доведёте», — буркнули часы. Петьке они представлялись старым седым учителем — добрым, но, как говорится, справедливым…

«…Ясик исчез, не предупредив. Первые три дня я не волновался — мало ли какие могут возникнуть обстоятельства. Следующие три дня я напряжённо ждал. А потом понял — всё закончилось. Тогда, несколько месяцев назад, он вернулся, и подарил мне солнечные миры. Научил меня предсказывать, управлять обстоятельствами. Но рано или поздно за всё надо расплачиваться. Теперь Ясик ушёл навсегда. Слишком далеко. Мне не добраться…

Я продолжал выполнять свои «обязанности по дому» — подсказывал жильцам, что следует сделать. И все спрашивали:

— Где Ясик?

— А что Ясеньки не видно, вы всегда вместе ходили?

— А где же твой друг? Потерял где?

Я только пожимал плечами.

Пытался попасть в наши миры — ничего не получилось. Оказалось, что для одного меня и они были далеки. А, может, мне туда было не попасть из-за тревожного настроения. Из-за печали…

Вечером к нам пришла незнакомая женщина. Дверь открыл я.

— Здравствуй, Артём. Ясик сильно заболел… Он просит тебя прийти.

Мне стало жарко и страшно. Вот, значит, как…

— А вы…

— Я его мама.

Мы поднялись на седьмой этаж, мама Ясика стала открывать дверь.

— Это в нашем доме?! — я не смог сдержать удивления.

— Почти, — уклончиво ответила женщина.

Большая светлая квартира. На стенах — фотографии, показывающие эволюцию Ясика с рождения до нынешних дней. И рисунки. В том числе и мои… Как говорится, всё как у людей.

Я нерешительно стоял на пороге.

— Он в той комнате, — показала его мама. — Иди.

У меня подкашивались ноги…

Ясик сидел на кровати и уплетал малиновое варенье. Для больного он выглядел, пожалуй, слишком бодро.

— Привет, — сказал он мне слегка сиплым голосом. — Я уже почти что довыздоравливал. Хочешь варенья?

Я улыбнулся:

— Привет, Ясик. О тебе весь дом спрашивал…

— Знаю, — вздохнул Ясик и отложил варенье на столик рядом с кроватью. И многозначительно добавил. — И про тебя знаю.

Я почесал затылок. Да уж, чего я за эту неделю с лишним только не надумал…

— Знаешь, в чём твоя ошибка? — спросил он, и тут же ответил сам. — Ты думаешь, что за хорошее обязательно нужно расплачиваться. Хорошее — оно бескорыстное, понимаешь?

Я сел на краешек кровати.

— Теперь понимаю…

Ясик залез под одеяло.

— Я болею, — капризным тоном произнёс он. — Почитай мне кни-и-ижечку… Вон там лежит, на столике.

Я взял книжку в руки — знакомая, у меня такая тоже была… Подарили на день рождения, ещё в садике. Но где она теперь — осталась там, в общей связке, вместе со всей моей книжной жизнью… Я перелистнул страницу. На чистом листе, наискосок, было написано:

«Артёму в честь пятилетия от первой группы детского сада «Звёздочка». Будь сильным и смелым!»

Я оторопел. Справившись с нахлынувшими эмоциями, посмотрел на Ясика. Тот сиял, довольный и счастливый.

— Ясик… — только и смог сказать я.

В это время в комнату вошла мама, Ясик ойкнул и нырнул под одеяло с головой.

— Уговорил меня поехать забрать твои книги, — покачала головой она. — Еле выбрали время…

— Но ведь выбрали же, — прогудел из-под одеяла Ясик.

— А где они были? — спросил я.

— Их забрала ваша соседка. Она хотела написать вам об этом, но вы не оставили адреса… — сказала мама Ясика.

— И она отдала книги вам? — удивился я.

Ясик на секунду высунулся из-под одеяла:

— Обычно я очень убедителен.

— А почему ты заболел?

— Этот путешественник попросту объелся мороженого, — ответила за него мама. — Погода была промозглая, и вот результат, прямо под одеялом. Ангина. Причём двухсторонняя!

Меня осенило догадкой.

— Яська! А ты разве не мог знать, что, если съешь это мороженое, то… того… заболеешь?

— Как я мог знать! — немного сердито сказал Ясик. — Это мороженое было не из нашего города!

Мама Ясика безнадёжно махнула рукой и вышла из комнаты. Ясик выбрался из укрытия и шепнул:

— Пойдём завтра… дальше? Я думаю, уже пора.

— Кто там говорит о походах? — крикнула из соседней комнаты мама. — Между прочим, я всё слышу! Как минимум неделю ещё из дома не выходить!

— Я умру от скуки за это время! — крикнул Ясик.

— Ты вылечишься! — парировала мама.

Ясик нахмурился и виновато посмотрел на меня — мол, что тут поделаешь, если не разрешают…

— Ничего, — сказал я ему. — Бескорыстное хорошее будет нас ждать. А пока… пока я буду читать тебе книги. Хочешь?»

Борька шёл домой один, шурша сухими листьями, рассматривая людей у подъездов. Какие-то люди улыбались, и он улыбался в ответ. Борька думал о Тетради. Он был рад, что там всё закончилось хорошо. И ещё он был рад тому, что где-то именно сейчас бродят два мальчишки. Веселятся, как Борька с Петькой, например. И звать этих мальчишек — Ясик и Артём. И было от этого понимания весело, и хотелось, чтобы радовались все.

Ещё Борька придумал, что такое — Тетрадь. Он решил, что это не повесть и не рассказ, не художественный вымысел. Тетрадь — это желание. Самое большое, самое хорошее. Самое заветное и невероятное… И, если очень хочешь, чтобы оно сбылось, нужно о нём написать. Так, как это сделал Ясик… И не обязательно в точности описывать, как всё должно происходить, подумал Борька. Ведь в Тетради было про детство, а всё произошло, когда Ясик был далеко не молод. Главное, когда пишешь — верить, что это не выдумка, это по-настоящему…

Борька чувствовал, что думает правильно. Более того, ему казалось, что он сделал настоящее открытие. Открытия делают для того, чтобы людям было легче жить, подумал Борька. А с этим — действительно жить легче. Главное — не забыть. Когда взрослеют, там часто другие открытия важными становятся…

Интересно, подумал внезапно Борька, а у Эльки была Тетрадь? Ведь она же и правда — поэт! Может, ей самой хотелось, чтобы было это превращение, чтобы появились друзья… Борька вспомнил сочинение про море и вздохнул.

Вдруг к Борьке подбежала незнакомая девочка — чуть старше Вадика, и протянула листочек и ручку.

— Борь, дай автограф, пожалуйста, — попросила она.

— Откуда ты меня знаешь? — удивился Борька.

— Какая разница! — обижено заявила незнакомая девочка. — Ну не жадничай, дай автограф.

— Я вроде не знаменитость…

— Будешь! — уверенно сказала девочка.

Борька пожал плечами и расписался. Девочка довольно посмотрела на лист бумаги и серьёзно поинтересовалась:

— А тебе автограф дать?

Борька уже ничего не понимал.

— Ну, давай… — недоумённо сказал он.

Девочка кивнула, оторвала от листа неровный клочок и расписалась. Подумала, поджав губы, и на обратной стороне нарисовала человечка. Смешной он получился, забавный. На каждой руке всего по три пальца, на голове странная шапка, и язык показывает.

— Корявый немного, но сойдёт, — сказала девочка и объяснила. — Обычно тут самостоятельно дорисовывают ещё одного человечка и всегда носят с собой.

— Зачем?

— Ну… для удачи, — сказала девочка. — И чтобы дружба была. И вообще… Да! Теперь ты мне нарисуй человечка!

Борька вздохнул и, как умел, изобразил некое подобие человека. Девочка расцвела.

— Спасибо! Ой, мне пора. Очень пора! Меня на секундочку отпустили, а я уже час гуляю. Если я задерживаюсь, брат очень сердится. Пока!

— Пока… — пробурчал Борька.